Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Инстинктивно она схватила полотенце, чтобы прикрыться.

– А ты откуда знаешь?

– По голосу.

Крис рассмеялся, она тоже.

– Ладно, Крис,– в конце концов произнесла Салли.– Чтобы прессе ни слова, понял? Ни заявлений, ни опровержений – ничего! Им сейчас, позарез нужно хоть что-нибудь новенькое насчет Терри. И чем дольше мы их будем мурыжить, тем выше он будет котироваться.

– Но сколько можно держать их на голодном пайке?

– Пока Терри не поднимется на съездовскую трибуну и не примет выдвижение на пост вице-президента Соединенных Штатов.

18.40.

Бендер и О'Доннелл прибыли в тот момент, когда Терри, сидя один в своем кабинете, доканчивал обед. Они даже не позвонили предварительно. Терри скомкал салфетку, бросив ее на тарелку, и медленно поднялся, приветствуя высоких гостей.

– Мы не помешали? – вежливо осведомился О'Доннелл.

– Нисколько. Присаживайтесь, джентльмены.

Они сели.

– Мы будем кратки,– начал спикер, взглянув на согласно кивнувшего Бендера.– Вы видели результаты сегодняшних опросов?

– Да,– ответил Терри спокойно,– видел.

– И понимаете, что они означают?

– Подобные исследования можно толковать как угодно,– парировал Терри.– Лично у меня есть несколько версий.

– Разве они не свидетельствуют, что в паре с нужным кандидатом вы – находка для партии? – вступил в разговор Бендер.– Вы согласны?

– Согласен.

– В таком случае остается узнать,– спросил О'Доннелл,– согласны ли вы послужить своей стране?

Терри осторожно присел на софу.

– В каком качестве?

– Вы не ответили на вопрос.

– Я отвечу, когда получу ответ на свой!

– Терри,– О'Доннелл подался вперед, уперев локти в колени,– сегодня я хочу говорить с вами о единстве. Единстве нашей партии. Едва ли кому-то из нас понравится, если на съезде это единство окажется под угрозой, не правда ли?

Терри кивнул.

– Мистер спикер, хочу, чтобы вы меня поняли. Партия, возможно, для вас самое главное. Но не для меня.

– А что же тогда? – удивился Бендер.

– Моя страна. Моя Конституция. Моя совесть…

– Послушайте, Фэллон,– перебил Бендер,– если вы намерены произнести речь, арендуйте зал побольше. Вы бы здесь сейчас не сидели, если бы не партия…

– Извините, мистер Бендер, но своего места в палате представителей я, представьте, добился сам. Хьюстонские боссы советовали мне не лезть и вернуться к преподаванию истории. Губернатор Тэйлор – а не вы и не партия – дал мне место в сенате.

Бендер поднялся.

– Это, черт подери, не лезет ни в какие…

– Не продолжайте, Лу,– вмешался О'Доннелл.– Я и сам тут разберусь.

Бендер отошел в дальний угол и встал спиной к ним, облокотясь на пианино.

– Ну хорошо, Терри,– продолжал О'Доннелл,– чего же вы хотите?

– Я хочу говорить с президентом.

– Хорошо, я организую звонок. Из Белого дома.

– Нет. Я хочу говорить с ним с глазу на глаз. Завтра. Он и я. Не менее получаса.

– Что ж… Мы определим время. До завтра.

О'Доннелл поднялся.

– Тогда вы и получите ответ на ваш вопрос.

О'Доннелл пожал ему руку. Бендер вышел не простившись.

19.05.

– Как, вы сказали, называется этот ресторан? – спросил Росс, когда такси отъехало от подъезда их отеля.

– "Шоверон".

Салли откинулась на спинку сиденья. На ней было желтое шелковое платье, украшенное жемчугом. Ровный первый загар покрывал ее кожу, золотистые волосы приобрели особый блеск.

– Вы выглядите просто великолепно,– не удержался Росс.

Салли улыбнулась:

– Кто произнес эти слова? Мужчина или федеральный агент?

Росс выразительно постучал по своим часам:

– Сейчас уже семь с чем-то. Федеральные агенты кончают в пять.

Оба засмеялись. Салли приоткрыла окно на своей стороне, впустив пахнувший океаном ветерок.

– До чего хорошо!…

– Благотворное воздействие коктейля.

– Нет, нет,– возразила она.– Сейчас я открою вам всю правду. Я ведь не хотела ехать. В столице сейчас столько всего происходит! Я даже просила Терри, чтобы он отменил поездку.

– Я рад, что он этого не сделал.

– Я тоже…

Они доехали до того места, где кончалась цепочка отелей, такси перебросило их по мосту в бухту Бэл, потом на запад, прямо к стоянке "Шоверона".

– Bon soir [95]95
  Добрый вечер ( франц.).


[Закрыть], – приветствовал их метрдотель.

– Добрый вечер! – Росс отвечал по-английски.– Я заказывал столик. На свое имя.

Метр провел пальцем по своему списку, потом поглядел на Росса поверх очков.

– Когда вы делали ваш заказ, месье?

– Не помню. Может, часа два назад.

– Но, месье, все столики заказаны еще со вчерашнего дня.

– Послушайте…– Росс начал горячиться.

– Пожалуйста,– вступила в разговор Салли на отменном французском,– передайте привет месье Андрэ Шоверону от Салли Крэйн. От мадмуазель Салли Крэйн. Я помощник по печати сенатора Фэллона.

Метр взял трубку внутреннего телефона.

– О чем там шла речь? – спросил Росс.– Этот сукин сын просто выклянчивает себе чаевые.

Салли похлопала его по руке. Через минуту из глубин ресторана явился Андрэ Шоверон, на ходу одергивая пиджак.

– О, мисс Крэйн! Для нас это большая честь,– и бросился пожимать протянутую для приветствия руку.– Как поживает сенатор Фэллон?

– Превосходно. Знакомьтесь, это мистер Росс, друг сенатора.

– О, мистер Росс! – Хозяин тепло пожал его руку.– Счастливы видеть вас у себя, проходите, столик номер двадцать пять.– Он наклонился к Россу: – У самого берега океана. Такой дивный вечер…

Вечер и на самом деле был дивным и полным романтики. Небольшая веранда, где стояли освещаемые свечами столики, будто вплывала в залив. С того места, где они сидели, были видны верхушки мачт, озаренные лучами догоравшего солнца. У причала несколько мужчин и подростков удили крабов "на веревочку". Смешные существа, эти крабы, подумал Росс. Сожмут клешню – и ни за что не выпускают добычу. Так их и вытаскивают за веревочку – на верную смерть.

Когда официант зажег свечу на их столике и ушел за аперитивом, Росс с восхищением произнес:

– Да, вы знаете, как с ними разговаривать!

– Что вы хотите, как-никак десять лет в Вашингтоне. Должна же девушка хоть немного обучиться правилам игры.

Официант поставил перед ними рюмки. Салли подумала: а он молодец, этот Росс. Ничуть не обиделся, что она влезла со своими связями, добыла столик. Немногие снесли бы это вот так просто.

– Ну а заплатить за ужин вы мне позволите? – неожиданно спросила она.

– Нет, не могу себе этого позволить.

– А если бы это было свидание? Которое я вам сама назначила?

– Не знаю.– Росс оглядел роскошную веранду.– Мне бы, черт подери, этого совсем не хотелось.

Она продолжала допытываться:

– Ну, скажем, я заезжаю за вами на своей машине.

– А когда?

– Предварительно звоню и говорю: "Дэйв, сегодня вечером я везу тебя к Шоверону. Надень что-нибудь сексапильное. В семь часов!" Как бы вам это понравилось?

– Проблема! – отозвался Росс.

– Да почему же?

– Потому что ничего сексапильного у меня нет. В моем гардеробе то есть,– пошутил он.

Но она попросила ответить всерьез.

– Салли, вы можете заехать за мной в любое время и отвезти меня в любой ресторан. И я надену свой самый сексапильный блейзер, вот так!

Росс сбросил пиджак с плеч и обернул вокруг груди, словно декольтированное платье. Оба расхохотались. Тем временем официант положил перед ними меню. Но Салли все не унималась.

– Значит, вы не против, если б я сама выбрала ресторан, заказала столик, пригласила вас, заехала за вами, а потом заплатила по счету?

Взглянув на нее, Росс понял, что это совсем не игра.

– Нет, не против,– подтвердил он.

Его ответ, казалось, удовлетворил ее.

– Ну а почему?

– Вы, похоже, хотите докопаться до самого дна? – рассмеялся он.

– Это уж точно.

– О'кэй.– Он откинулся на спинку стула.– Выкладываю все как на духу. У вас работа получше моей. Раз. Денег вам платят больше моего. Два. Потом вы умнее меня и даже вроде… выше ростом.

– Нет, не может быть! – запротестовала Салли.

– У меня утолщенные каблуки!

– Правда? – Салли перегнулась, чтобы посмотреть на его ботинки.

– Да нет, я пошутил.

– То-то же,– она погрозила ему пальцем.– А теперь по-честному. Вы говорите, что мое предложение вас бы не… испугало?

– Нет. Удивить, может, и удивило бы, но не испугало. Будь вы просто красивой девицей, а я партнером, из тех, кто ищет развлечений… тогда бы я все это принял как должное. И не возражал даже, чтобы вы спали на кровати рядом с телефоном.

– О'кэй.– Салли, довольная, рассмеялась. Давно ей не говорили таких комплиментов.

Росс открыл меню:

– Что тут написано?

Салли помогла ему справиться с трудностями французского, но, когда появился старший официант, Росс все равно обратился к нему по-английски:

– Мне жареную рыбу и "хот-дог".

– Что? – по-французски переспросил официант.– Простите, месье…

Когда наконец, приняв заказ, официант удалился, Салли едва могла удержаться от смеха.

– Помяните мое слово, они нас отсюда вышвырнут!

– Это уж ваша печаль. Меня проблемы этикета не волнуют.

– Да-да. Вы правы. Это же я вас сюда затащила.

Тем временем официант принес меню с перечнем напитков и передал его Россу.

– Вино выбирает дама. Между прочим, и платит за него тоже она.

Официант оторопело поглядел на Росса. Но Салли тут же захлопнула красную папку с вложенным в нее меню и быстро произнесла:

– Нам Луи Родсрер Кристалл [96]96
  Дорогое импортное вино большой выдержки.


[Закрыть]. Шестьдесят шестого года.

– Послушайте,– заметил Росс, как только официант отошел,– это же бешеные деньги.

– Но мы же раньше уговорились: вы платите за ужин, я за выпивку. Так?

Когда шампанское было налито в охлажденные хрустальные бокалы, Салли некоторое время следила за кружевными завихрениями поднимавшихся пузырьков газа, потом, вдохнув нежный аромат, пригубила свой бокал.

– За что пьем? – обернулась она к Россу.

– Лхайм! [97]97
  Жизнь ( древнеевр.).


[Закрыть]– отозвался тот и тут же перевел: – За жизнь!

– Жизнь,– повторила она, и по тому, как она произнесла это слово, Росс понял, что она вкладывает в него глубокий смысл.– Господи, какая прелесть! – И Салли опустила бокал.

Но вот – совершенно неожиданно – Росс сделался рассеянным и отчужденным. Может быть, мелькнула у нее мысль, она зашла слишком далеко? Думает ли он в эту минуту о ней? А если да, то что именно? Она поняла одно: ей очень важно, как относится к ней этот человек.

Росс, однако, думал вовсе не о ней. Его взгляд был прикован к мужчине, удившему крабов у самого края причала. Он не различал его лица и, скорей всего, не смог бы опознать его. Но почему-то был уверен: он знает, кто это.

19.30.

Чарли О'Доннелла и Лу Бендера лимузин увозил обратно в столицу. Каждый, отвернувшись, смотрел в окно, за которым простиралась умытая дождем ночь. На душе у того и другого было невесело.

Бендер, закурив сигару, первым нарушил молчание:

– Ну, что скажете?

– Фэллон всегда казался мне приличным молодым человеком. Но я не представлял, что он настолько хитер.

– И насколько, по-вашему?

– Настолько, чтобы сообразить: вы у него на коротком поводке.

– Не только я, но и все мы.

О'Доннелл беспокойно заерзал. Опустил приставное сиденье, положил на него свои большие коричневые ботинки.

– Если Сэм не начнет действовать немедленно… Ведь опросы скоро станут еще неутешительней, тогда положение сделается, как бы это сказать, непредсказуемым.

– Непредсказуемым?

– Ну, уже поговаривают о создании движения "Фэллон в президенты".

– Да, я слышал об этом сегодня за ланчем. Так, разговоры.

– Пока.

– Немыслимо! – фыркнул Бендер.– У него же нет поддержки в штатах. Он ни разу нигде не выступал, кроме Техаса и Вашингтона.

– Да, тут вы правы. Дальние штаты его действительно не знают,– задумался О'Доннелл.– Зато у него известность на общенациональном уровне. И немалая. Что вы на это скажете?

– О чем тут говорить? Это всего лишь телевидение. Просто…

Бендер поглядел на своего пожилого собеседника. Лимузин мчался теперь через пригород Вашингтона, и уличные фонари отбрасывали световые узоры на крупное стареющее лицо. Да, встреча с Терри произвела на Чарли О'Доннелла большое впечатление.

– То, с чем мы сейчас сталкиваемся,– начал О'Доннелл, кивая в такт собственным мыслям,– означает не что иное, как возрождение чистой, в ее фундаментальном смысле, демократии. Той самой, которая перестала существовать у нас со времен Войны за независимость и массовых народных митингов на площадях. Сегодня же ТВ позволяет каждому гражданину следить за событиями в тот момент, когда они происходят. И реагировать все могут на них в одно и то же время. В результате спонтанные проявления чувств и волна массовой поддержки, которая в состоянии вознести никому не известного человека на гребень государственной власти.

– Это несерьезно,– возразил Бендер.

– Напротив, совершенно серьезно.

– То, что вы имеете в виду, это волна национальной истерии.

– Называйте как хотите. Но это сила, с которой мы обязаны считаться.

– Ну что вы, мистер спикер.– В голоее Бендера звучал хотя и добродушный, но все-таки сарказм.– Это все сентиментальные выдумки. Неужели вы на самом деле верите в демократию? Во все эти правительства "из народа и для народа"?

О'Доннелл нажал кнопку внутренней связи с шофером, сидевшим за стеклянной перегородкой.

– Харви, отвезите нас в "Космос".

– Мне, пожалуй, лучше заехать в Белый дом,– заметил Бендер.

– Нет, вы должны поехать со мной, Лу. Я просил нескольких ребят прийти поговорить.

– Думаю, пока еще рано обсуждать все это публично.

– Но публичное обсуждение уже идет! – О'Доннелл Дружески похлопал его по руке.– Вы занимаетесь только одним кандидатом, а партия сотнями. Конгрессмены, губернаторы, мэры, члены муниципальных советов. В больших городах и в малых, отсюда и до Гонолулу. И партии нужен тот список, который может победить. Но это не все. Мы должны контролировать положение. Мы просто не можем позволить себе такой роскоши, чтобы кто-то с помощью ТВ апеллировал к публике через нашу голову. Если такое начнется, то и республиканцы, и демократы вскорости будут забыты как партии.

– А единство партии?

– Единство… всего лишь вежливое слово, которое означает все тот же контроль.

Бендер рассмеялся.

– Что ж, так-то оно лучше. По крайней мере на сегодняшний день. А я уж решил, что вся эта галиматья насчет волны народной популярности и прочего…

– О, я в это верю, Лу,– перебил О'Доннелл.– Нам надо овладеть ею. Иначе она нас потопит. Я же просто хочу предупредить вас, что выше по течению может быть развилка. Там, где река разделяется на два рукава…

В клубе "Космос" собралось гораздо больше, чем "несколько ребят". Там были Лонгворт из Алабамы, Де-Франс из Луизианы, Шворц из Аризоны – сенаторы. Кроме того, три конгрессмена – Уикерт, Джонсон и Браун. Кажется, невозможно было втиснуть в небольшую – двадцать на двадцать футов – комнату столько важных партийных "шишек": председателей сенатских комитетов, ведавших финансами, ассигнованиями и законами, и членов палаты представителей, занимавшихся внешней политикой, вооруженными силами и экономикой. Конгресс был распущен на каникулы, но эти все, казалось, готовы были трудиться не покладая рук. Они сидели сейчас плотным кольцом, составив рядом свои черные кресла. Вошедших никто и не думал приветствовать.

– А, Чарли! Истмен – это твоя забота, ты это помнишь? – начал Лонгворт, мужчина за шестьдесят с лицом младенца, говоривший с тягучим южным акцентом.

– Да, ситуация нелепая,– согласился О'Доннелл.

– Хороший, я бы сказал, укол в задницу нам всем,– заметил Билл Уикерт, конгрессмен, семь раз избиравшийся от Буффало, штат Нью-Йорк,– рекорд, который пока не повторил никто.

– А как ваш хозяин насчет всего этого? – Лонгворт обернулся к Бендеру.

– Изучает ситуацию.

Наступила пауза.

– Какого черта тут изучать! – вскипел Уикерт.– Он же не выиграет с Истменом. Мы ему еще прошлой осенью говорили, говорили…

– Заткнись! – вынужден был прикрикнуть Лонгворт.

Уикерт, скрестив руки и положив ногу на ногу, погрузился в свое кресло.

– Давайте не будем терять из виду цель,– вступил в разговор Шворц, самый богатый и, возможно, самый умный человек в сенате.– Мы хотим приехать в Сент-Луис с уже готовым кандидатом. Чтобы избежать дискуссий. Для этого мы хотим, чтобы наша партия оставалась единой. Мы все этого хотим – значит, надо идти на жертвы!

– Вот именно! – буркнул Уикерт.

– Скажите, Лу,– продолжал Шворц,– собирается Сэм Бейкер согласиться на кандидатуру Фэллона в качестве вице-президента?

– На данный момент?

– Да.

– Нет.

Снова наступило молчание. Потом заговорил Де-Франс:

– Может быть, поискать какой-либо более дипломатичный способ решить эту проблему?

– Например? – откликнулся Уикерт.

– Уговорить Дэна Истмена принять какое-нибудь новое назначение?

– Джентльмены,– обратился к собравшимся Бендер,– мы уже вели такой разговор с президентом и вице-президентом. На ранчо в Нью-Мексико.

– А о каком новом назначении идет речь? – спросил Джонсон (он когда-то учился на священника и теперь выступал за мир и благоволение).

– Что-нибудь подобрать всегда можно,– откликнулся Де-Франс.– Скажем, пост федерального судьи или посла где-нибудь… подальше.

– Ну что ж, Дэн Истмен мог бы стать самым скверным федеральным судьей за всю историю Америки. А посол… я бы не послал его даже в Детройт.

– По мне – турнуть этого сукина сына под зад коленкой и покончить со всем этим,– мрачно изрек Уикерт.– А если Бейкер не согласен, пусть выматываются оба.

На это Де-Франс язвительно заметил:

– Знаешь, Билл, бывают моменты, когда мне кажется, что ты и дырка в заднице – одно и то же. Иногда я в этом даже уверен.

– Иди ты сам в задницу,– обозлился Уикерт.

– Ну вот, начинается! Именно то, о чем я говорил! – кивнул Де-Франс.

– А вот я задаюсь вопросом,– вступил в разговор Арчи Браун,– что будет, если Фэллон сам решит выдвинуть себя в президенты?

В комнате опять наступила гробовая тишина.

– Если это произойдет,– нарушил молчание Лонгворт, предварительно прочистив горло,– то, скажу я вам, ребята, мы окажемся не просто в дерьме, а в дерьмовой яме, да по уши, да с головой!

Когда стали расходиться, О'Доннелл кивнул Бендеру: останьтесь. Он заказал «Наполеон», поболтал коньячную суживающуюся кверху рюмку. Бендер уселся напротив.

– Теперь вы увидели, какое у людей настроение? – спросил О'Доннелл.

– О, да!

Оба немного помолчали.

– Ну и сукин же сын этот Фэллон,– наконец разразился Бендер.– Я только сейчас начинаю понимать, какой он прохвост.

– Вы еще и половины не знаете,– усмехнулся О'Доннелл.

– А может, и знаю,– заметил на это Бендер.

Они снова замолчали: никто не хотел первым выкладывать на стол свои карты. Впрочем, Бендеру было уже ясно, что его зазвали на встречу с партийными боссами не просто так, а с определенной целью – сделать свидетелем окончательного решения партийного руководства, а именно: заставить Сэма Бейкера согласиться на кандидатуру Фэллона в качестве вице-президента. И чтобы Бендер при случае подтвердил: Чарли О'Доннелл не мог остановить движение фургона, даже если бы лег поперек пути. Наконец Бендер промолвил:

– Вы ведь знаете, что именно Фэллон навел ФБР на след Везерби? – (Это прозвучало не то как простой вопрос, не то как официальное заявление.)

О'Доннелл принялся внимательно рассматривать свои ногти, тянул время, продумывая свой ответ.

– А как вы узнали об этом, Лу? – наконец спросил он ровным голосом.

– Я хотел бы услышать, как это стало известно вам?

– Ничего таинственного. Просто партия провела определенную проверку, прежде чем предложить Фэллону высокий пост. Мы всегда так поступаем. А кто не проходит такой проверки – что ж, им приходится разделить участь Тома Иглтона или Джеральдины Фераро [98]98
  Кандидаты и вице-президенты США, не прошедшие на выборах.


[Закрыть].

– Я почти что верю вашей версии, Чарли…

Бендер стряхнул пепел сигареты, в то время как его визави нажал кнопку на столике. Явился официант во фраке, и О'Доннелл заказал еще бренди. Да, выдающаяся личность сидела сейчас напротив Лу в большом кожаном кресле со множеством медных заклепок. Спикер палаты представителей Соединенных Штатов, один из великих мира сего, воплощение власти, влияния и хитрости. Бендер смотрел на О'Доннелла такими глазами, словно впервые увидел его в истинном свете.

– О, Чарли! Поистине вы лучший из нас. И вы привели меня сюда, чтобы я мог передать Сэму: "Смотри, никто уже ничего не может, даже наш великий спикер. Словом, ты обязан вручить Фэллону вице-президент-ство".

– Вы все видели,– сухо заметил О'Доннелл.– Выводы делайте сами.

– Ну а если… если всплывет та история с Фэллоном – его участие в операции ABSCAM? – как бы невзначай бросил Бендер.

– Что вы имеете в виду, – спросил О'Доннелл, потягивая бренди, – говоря, что она всплывет?

– Ну, станет достоянием прессы. Тогда красавчик Фэллон предстанет публике в образе подлого доносчика.

О'Доннелл поставил рюмку и взглянул на Бендера в упор:

– Вы не дурак, Лу, и провели в Вашингтоне вроде бы не так уж мало лет. Неужели мне все-таки придется что-то вам объяснять?

– В самом деле,– откликнулся Бендер, и чувствовалось, что он не собирается уклоняться от спора.

– Терри Фэллон – это феномен, понимаете ли вы это, Лу. Как Эйзенхауэр после войны или Кеннеди в 60-м. У него есть все, о чем только может мечтать кандидат. Он обаятелен. Он популярен. За него будет голосовать любой. Он станет вице-президентом при Бейкере на четыре года и президентом после Бейкера – на восемь. А это значит, что партия будет представлена в Белом доме целых шестнадцать лет подряд! Вы в состоянии осознать, какую редчайшую, поистине бесценную возможность даст партии этот человек?

Бендер понимал. Отрицать очевидное было бессмысленно.

– Лу, примите мой дружеский совет. Не вздумайте первым бросить камень…

22.30.

Наблюдая за Россом на протяжении всего ужина и после, за кофе и коньяком, Салли убеждалась, что он становится все отрешенней, уходит в себя. Правда, шутил по-прежнему, откликаясь на каждое движение ее мысли, но отдалялся от нес все больше. Может, она уже наскучила ему? А может, просто осоловел от выпитого?…

Официант принес два отдельных счета: Россу за ужин и Салли – за шампанское.

– Первый раз я так, – заметил Росс, и в его голосе не было ни малейшего раздражения.

– Я тоже, – призналась Салли.

Метрдотель вызвал для них такси. Когда они, повернув на юг, мчались по автостраде, Салли предложила:

– Как насчет последнего глотка перед сном? Я угощаю?

– Нет, спасибо,– ответил он. – Я лучше подремлю. Завтра, похоже, предстоит нелегкий день.

Потом они договорились насчет раннего завтрака и утреннего купанья – но все равно, когда он провожал ее до двери номера, Салли уже чувствовала: Росс для нее потерян.

22.35.

Секретная служба еще несла вахту в Западном крыле Белого дома, когда Лу Бендер, по пути домой, проезжал мимо.

Попросив шофера подождать, он поднялся наверх.

Президент сидел за столом, что-то читал. На нем были коричневые свободного покроя брюки, старый вязаный свитер и рубашка с открытым воротом.

– Снова плохие новости,– приветствовал его Бендер. – О'Доннелл собирал весь "мозговой трест". – Бендер сел на диван, задрал ноги на подлокотник.

– Кто там был?

– Лонгворт, Шворц, Де-Франс, вся команда. И Уикерт тоже. Я, признаться, уже забыл, какой это негодяй!

– Ну и что?

– Они все едины, Сэм. Все как один! А О'Доннелл, он тоже, как всегда: куда ветер дуст.

– Понятно. – Сэм Бейкер снял очки, положил их на стол. – И какие же у них есть варианты?

– Собственно, нам не приходится выбирать.

– То есть отдать Терри Фэллону пост номер два?

– Да. Или…

– Или что?

– Там говорилось много всякого. – Бендер встал. – В общем, Фэллон хочет встретиться. С тобой. Завтра. Определи время.

– Хорошо.

Бейкер снова надел очки для чтения. Бендер направился к дверям.

– Желаю крепкого сна. Он тебе пригодится.

– Лу?

Обернувшись, Бейкер увидел, что президент держит в руках какой-то листок.

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

Бендер подошел к президентскому столу, взял бумагу: принесенное на подпись, типовое на бланке Белого дома выражение соболезнования. Отпечатанный текст гласил:

"Уважаемые м-р и миссис Томополус!

Позвольте выразить вам мои самые искренние соболезнования в связи с постигшей вас утратой. Как отец я понимаю, что никакие слова не в состоянии восполнить ту потерю, которую принесла вам эта ужасная трагедия. Но, надеюсь, вы найдете хотя бы некоторое утешение в сознании того, что ваш сын Стивен служил своей стране, как и министерству финансов, где он работал, верой и правдой.

Искренне ваш…"

Пожав плечами, Лу вернул бумагу:

– Понятия не имею.

– Но что все-таки произошло?

– Не имею ни малейшего представления.

– Выясни, пожалуйста.

– Когда будет время.

– Нет, срочно. И спокойной ночи.

Бендер, однако, не двинулся с места.

– В чем дело, Сэм? Эта история с Истменом так тебя беспокоит?

– Меня много что беспокоит, Лу. Спокойной ночи.

Бендер сунул руки в карманы, слегка подтянул брючины, чтобы убедиться, что ботинки начищены хорошо. После этого он тоже пожелал президенту спокойной ночи и вышел.

Бендер в последнее время все больше озадачивал Сэма Бейкера: а не слишком ли далеко он заходит?…

23.05.

Проводив Салли до ее дверей, Росс отправился к себе, разделся, вытащил из чемодана бутылку "Бифитера" [99]99
  Популярная марка джина.


[Закрыть]и немного плеснул в стакан. Он уже собирался выйти на террасу, когда раздался звонок. Это был Манкузо.

– Как дела? – спросил Росс.

– Пока никак. Прием только с десяти утра, притом по воскресеньям вообще закрыто. Но попытаюсь завтра пробиться. А если не получится, что ж, буду здесь до понедельника в носу ковырять.

– По-моему, зря время теряешь.

– Это уж точно.

– Я про Фэллона – он парень что надо.

– Н-да. Святой среди нас, грешных.

– А насчет СПИДа ты как? Больше не интересуешься?

– Нет! – рявкнул Манкузо и сразу перешел к другому вопросу. – Как там у вас с Рамиресом?

– Ждем. Нам должны позвонить и назначить встречу.

– А как там наша цыпочка?

– В полном порядке.

Кажется, его слова задели Росса. Но Манкузо гнул свое.

– Смотри, это ведь как раз тот самый случай: подсудимый виновен, если суд не докажет обратного.

– Кончай прохаживаться на ее счет, Джо!

– А… вот, значит, как?

– Спокойной ночи, Джо.

Росс положил трубку. Выключил свет, отодвинул нейлоновую занавеску и вышел на темную террасу, прихватив с собой стакан. Глядя на призрачно-белые, омывавшие берег волны, задумался. У него больше не оставалось сомнений: за ним установлена слежка. Человек, удивший крабов у причала, был тот же самый тип, что околачивался возле стойки бара днем, когда они с Салли вышли из "Травяной хижины". И другой, который торчал в фойе их гостиницы и читал один и тот же номер газеты. А еще фары машины, которая неотступно следовала за ними, пока их такси кружило по городу.

Да, Манкузо прав: все это дело нечисто. Первое убийство, за ним еще два. И кровавая баня в доме Беквита. А главное, такое чувство, будто делом занимается еще кто-то, кроме них. И этот кто-то всегда на полшага впереди них, в засаде. Где-то там, в темноте… Впрочем, здесь, в Майами, все чуть иначе: за ними следили, почти не таясь. Но кто?

Перила были холодные, от бетонного пола террасы несло сыростью. Он уже собрался уходить, когда его внимание привлекло какое-то шевеление в номере по соседству. Прозрачный тюль позволял видеть все за стеклянными дверями, выходящими на террасу. Возле кровати горели две настольные лампы. Полоска света пробивалась из-под двери ванной. Вскоре оттуда вышла Салли, стала раздеваться.

Росс отступил в глубь террасы, куда не попадал мягкий свет луны. Он следил, как Салли расстегивает платье, сбрасывает его с плеч и оно скользит по бедрам, падая у ее ног. Вот она вышагивает из него, поднимает и, аккуратно сложив, вешает на спинку стула. Росс понимал, что ему сейчас следует уйти, но на это просто не было сил.

Тут Салли повернулась к двери, как раз в ту сторону, где, прячась в тени, стоял Росс. Медленно расстегнула лифчик, бросила его на стул. Груди у нее круглые и высокие, талия на редкость тонкая. Соски темные, острые, мягкие груди колыхались в такт движению тела. От возбуждения Росс едва дышал. А она между тем стянула с себя трусики и, выпрямившись, осталась только в туфлях на высоких каблуках. Теперь она была видна ему вся, с головы до пят: дразняще-чувственные бедра, золотистые курчавые волосы в форме аккуратной буквы "Y". Словом, одна из тех соблазнительных красавиц, которых ему доводилось видеть разве что на страницах журналов: податливая ухоженная плоть, мягкие округлости тела. Росс сглотнул слюну.

Когда Салли повернулась и ушла в ванную, настольная лампа осветила напоследок еще изгиб ее спины и ягодиц…

Отхлебнув большой глоток джина, Росс вернулся к себе, присел на кровать. Спать ему больше не хотелось; он встал и включил программу Дэвида Леттермена. Росс никогда не находил его вечерние шоу особенно смешными, и сегодняшнее не было исключением. Он тут же выключил телевизор. Оглядев свою комнату, решил, что она чертовски мала, чтобы торчать в ней день и ночь – а ведь именно это и пришлось бы делать, если за ним действительно следят. Надо это проверить, решил Росс. Одевшись и сунув в карман револьвер, он взял ключ от номера и вышел.

Манкузо долго еще сидел у телефона, раздумывая: не перезвонить ли Россу? Не понравилось ему, как парень с ним разговаривал. Конечно, Салли Крэйн недурна собой, сиськи и задница в полном порядке. Чувствуется, что эта дамочка немало повидала на своем веку. Но уж слишком она непроста для такого парня, как Дэйв.

Спустившись на первый этаж, Манкузо заглянул в бар, о котором говорил таксист. Так и есть: проституток тут хоть отбавляй. Манкузо подсел к одной такой. Маленькая, рыжеволосая. Лет сорока.

– Что будем пить?

– "Бурбон". Двойная порция.

– Это по мне.

Бармен поставил перед ним выпивку.

– Ты что, здешний? – спросила она.

– Нет, из Вашингтона.

– В правительстве служишь?

– Угу. Езжу, отлавливаю победительниц конкурсов красоты для нашего президента.

– Очень ты умный, как я погляжу.

– Хочешь, я и тебя проверю?

– Попробуй.

– А сколько возьмешь?

– Сотенную.

– Брось. Я не такой голодный, а ты не такая уж красотка.

– Получше тех, что у тебя дома.

– Ну, это как поглядеть.

Они оба засмеялись. Манкузо сказал бармену, чтобы тот прислал официанта с выпивкой в номер. Пока ехали в лифте, смеялись без передышки.

Манкузо снял пиджак, и она увидела у него на боку револьвер.

– Ты что, "фараон"?

– Ну, не сейчас, рабочий день окончен.

– Под "фараонов" не ложусь!

И стала одеваться. Тогда он выложил на кровать пятидесятидолларовую бумажку.

– Так пойдет?

Она поглядела на деньги, потом с опаской снова на него:

– А не трахнешь?

– Обязательно. И как следует!

– Это мы еще посмотрим. – И снова стала раздеваться.

В темноте она тихо застонала, когда он вошел в нее. А когда кончил, тут же включила свет. Вместе они выпили еще "бурбона".

– Хочешь по новой?

– Пятьдесят – мой предел,– ответил Манкузо. – Сегодня я не при деньгах.

– О'кэй,– ответила она. – Теперь так, по любви.

Она сделала, как сказала. И это была единственная любовь, которую он понимал.