Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– И вы говорите мне, что Соединенные Штаты предоставили убежище подобному человеку? – спросил президент.

– Это… было выгодно.

– Это грубое нарушение закона.

– Мистер президент,– как можно мягче заметил Вандер Пул,– это политика.

Тут заговорил Ренвик:

– Для нас очевидно, что Рамирес и другие главари контрас наняли Петерсена, чтобы убить Мартинеса.

В комнате повисла такая тишина, что был слышен каждый вдох.

– Чушь,– заговорил Бендер.– Идиотская выдумка.

– Вовсе нет,– парировал Раух.– Он проиграл войну. Мы уже поняли это. Почему и они не могли понять этого?

– Черт возьми! – воскликнул Бендер.– Да, Мартинес являлся ангелом-хранителем контрас! А вы мне говорите, что его собственные люди хотели его смерти?

– Мы хотели,– тихо промолвил Раух.

– Прошу прощения, джентльмены,– сказал президент.– Видимо, сейчас будет уместным просить мистера Вандера Пула и мистера Ренвика извинить нас. Время уже позднее. Если им больше нечего сообщить нам.

Вандер Пул и Ренвик быстро собрали свои бумаги и встали.

– Благодарю вас, джентльмены,– сказал президент.

Они кивнули и вышли.

Когда они удалились, президент повернулся к тем двоим, кто остался за столом.

– А теперь я хочу, чтобы кое-что поняли вы,– сказал он, и в его голосе звучала спокойная сдержанность.– То, что было сказано в этой комнате, останется здесь. Но если мне хотя бы намекнут, что кто-либо из вас станет действовать исходя из того, что было сегодня сказано, без моего согласия или разрешения, притом выраженного недвусмысленно, вам придется худо. Вы меня поняли?

– Да,– сказал Бендер.

– Да, сэр,– сказал Раух.

Президент сел так, чтобы видеть обоих одновременно.

– Адмирал Раух,– заметил он,– мне очень интересно, что, вы полагаете, случилось с Октавио Мартинесом? Я хочу получить прямой ответ. Внести полную ясность.

– Хорошо.– Раух закрыл папку, выпрямился и положил локти на стол.– Мартинес проиграл войну. Мы поняли это. Все лидеры движения контрас поняли. Мы хотели убрать Мартинеса. Они тоже. Они понимали, так же как и мы: единственный способ убрать его – убить.

– Если рассуждать здраво,– сказал Бендер,– то, желая убрать его, они могли перерезать ему глотку в джунглях. Сделать вид, что он погиб в сражении.

– Конечно, могли,– парировал Раух.– Но они надеялись извлечь из этого двойную выгоду. И наняли бывшего агента ЦРУ совершить это убийство. Не для того чтобы обдурить своих пеонов или прессу. А для того чтобы обдурить нас – нас троих. Заставить думать, что это Ортега. Они знали: если мы поверим, то будем продолжать войну. Они нас обдурили. Мы ее продолжаем.

Президент сидел оглушенный.

– Вы не можете доказать это,– сказал Бендер.– У вас нет неопровержимых фактов для доказательства.

– Это так? – спросил президент.– Есть у вас неопровержимые факты? Или это снова высосано из пальца Компанией?

– Иногда приходится делать выводы без неопровержимых фактов,– сказал Раух.

– Отвечайте на вопрос.

Раух вздохнул и покачал головой:

– Хорошо. Явных улик у нас нет.

– Я остаюсь при своем мнении,– сказал Бендер.

– Но есть косвенные улики,– сказал Раух,– сильные косвенные улики. Благодаря им можно связать Петерсена с Рамиресом.

– Абсурд,– фыркнул Бендер.– Петерсен был боевиком Ортеги. Ты сам это утверждал.

– И я был неправ.

– Господи, что еще есть новенького?

– Мистер президент…

– Хватит, Лу,– предупредил Бейкер.

Бендер отодвинулся от стола и скрестил руки.

– Послушайте,– сказал Раух.– Мы знали, что Петерсен остался без работы, но не перестал быть воякой. Мы были убеждены, что он перешел к марксистам. А он пошел работать на Хулио Рамиреса.

– Докажите,– подался вперед Бендер.

– Они убили Карлоса Фонсеку.

– Что?!

– В 1976-м Фонсека был в Гондурасе, где никарагуанская армия не могла до него добраться. Петерсен заманил его в бар. Он выстрелил ему прямо в лицо.– И Раух передвинул папку президенту.– Вы найдете это здесь.

Бендер поднялся и стоял за спиной президента, пока тот просматривал содержимое папки. Там было два аффидевита [127]127
  Письменное показание, подтвержденное присягой.


[Закрыть]на испанском с приложением английского перевода. И фотография трупа мужчины, раздетого донага. Он лежал на голом дощатом полу. Была и фотокопия чека на 50.000 долларов, выписанного на Первый Национальный банк Тампы, на обороте стояла подпись: «Р. Петер».

– Нс верю,– сказал Бендер.– Фонсека был убит в сражении в горах Никарагуа. Так написано во всех книгах по истории.

– Лу, этот человек был Джорджем Вашингтоном для сандинистского движения. Чего ты от них ждал, чтоб они о нем написали? Они распространяли эту историю, дабы сделать его еще большим героем,– заметил Раух.– Он умер в публичном доме. В грязной маленькой рыбацкой деревне – Кабо-Грасиас-а-Диас. Такое время.

– От руки Рольфа Петерсена? – сказал президент.

– Точно.

Президент закрыл папку, встал и прошелся по комнате. Затем остановился и оглянулся на Бендера.

– Если правда, что Рамирес нанял Петерсена… как нам быть?

– Никак,– сказал Бендер.– Ни черта. Мы знаем. Мы используем наше знание, когда будем иметь дело с Рамиресом и прочими оставшимися вонючими крысами. Но сейчас, если мы допустим, чтобы это стало известно, мы расколем движение контрас. И тогда можете сказать "прощай" демократии в Никарагуа на весь остаток этого века.

– Извините меня, джентльмены,– вклинился Раух,– но, может быть, единственная возможность замять дело со СПИДом – это придать огласке историю Петерсен – Рамирес?

Президент промолчал. Раух посмотрел на Бендера.

– Да, Билл, боюсь, что да,– тихо сказал Бендер.

– Но разве мы не хотим…– и тут Раух оборвал себя сам. Он смотрел то на одного, то на другого. До него вдруг дошло, что он попался в ловушку Бендера.– Стоп, подождите секунду. Только секунду, черт подери! Если вы думаете, что я приму этот удар на себя одного, вы просто спятили!

– Адмирал Раух! – резко сказал президент.– Вы забываетесь.

– Нет, черт возьми!– Раух вскочил, обошел стол и встал рядом с президентом. Потом прицелился пальцем в Бендера.

– Вот этот сукин сын договорился насчет обследования в госпитале "Уолтер Рид". И одобрил использование вируса.

– Думаю, ты ошибаешься,– произнес Бендер.– Мы рекомендовали проходить обследование всем высокопоставленным представителям, приезжающим из развивающихся стран. А использовать сам вирус мы разрешили только для лабораторного изучения – не для политического убийства.

– Да ты знал, черт возьми, что его собирались опробовать на Мартинесе.

– Ничего подобного я не знал,– заявил Бендер.

Раух стоял лицом к лицу с обоими, сжав кулаки, побагровев от гнева.

– Черт бы вас подрал,– сказал.– Черт бы подрал вас обоих!

Развернулся и вышел, стукнув дверью.

Лу Бендер сцепил руки у себя на затылке и откинулся в кресле.

– Шах и мат,– сказал он.

22.20.

Когда Салли вышла из душа, она вытерлась, причесалась, опрыскала себя "Шалимаром", завернулась в широкий желтый махровый халат, надела пушистые тапочки и пошла в спальню. Росс лежал на спине под белым пуховым покрывалом, закинув руки за голову. А прекрасные черные волосы у него на груди выглядели очень мужественно. Мужчины не было в постели Салли так давно, что ей пришлось даже остановиться, чтоб вспомнить, когда в последний раз там был Терри. Но Терри выглядел совсем по-другому – рыжеватый, он был стройнее и выше. У Росса густые черные волосы пучками росли в подмышечных впадинах, и она погружалась в их крепкий мужской аромат, когда он обнимал ее. Мышцы его перекатывались под кожей, руки ниже локтя становились шире и выглядели сильными, прямо-таки могучими. Но кисти у него были узкими, ладони мягкими, а пальцы нежными и ласковыми. Она поражалась деликатности, с которой он касался ее. Словно это она сама к себе прикасалась – успокаивающе, чувственно. Это было восхитительно, и, когда она думала о его прикосновении, горячая волна прокатывалась по ней.

– Что ты сейчас делаешь? – спросила она.

Он продолжал смотреть в потолок.

– Думаю.

– О чем? – Салли подошла и присела на краешек постели. В ней снова проснулось желание.

– Можно раскрыть все дело, если узнать, почему та гильза – черная.

– О… в самом деле? – Ей стало больно оттого, что он думает не о ней.

– Только что я…– Тут он взглянул на нее и понял, что натворил. Он потянулся к ней, и она взяла его за руку.– Прости,– сказал он.– Как ты… ты себя хорошо чувствуешь?

– Я чувствую…– нет, она не смогла сказать ничего другого.– Я себя чувствую прекрасно. Думала, что должна чувствовать себя виноватой. Должна мучиться…

– Из-за Фэллона?

Она кивнула.

– Должна терзаться от чувства вины. Но нет. Извини. Совсем нет.

– И я тоже. Хотя только что нарушил правило номер один. У нас есть шанс?

– Я не знаю.– Она улыбнулась и с тоской глянула на него.

– Ты думаешь, ничего не выйдет?

Холодок пробежал по ее спине.

– Я не знаю,– тихо сказала она.

– Он держит тебя железной хваткой?

Она встала и ушла в дальний угол спальни. Потом ответила:

– Да.

– Да что ж это такое? – спросил он.– Как он смог овладеть тобой до такой степени? Не понимаю. Ведь ты…

– Я люблю его,– сказала она.

На минуту они застыли, глядя друг на друга через всю комнату.

– Ты его боишься, да? – спросил Росс. Так как она не ответила, он повторил: – Ведь так, да? Ты его боишься.

Она снова посмотрела на него.

– Но почему? Почему ты так запугана? Или ты боишься, что он может что-то сделать, если узнает о… нас?

– Он на все способен,– сказала она.

– Да что он может сделать?

Она опустила голову.

– Он опасен? – настаивал Росс.– Фэллон опасен?

Она уставилась на него.

– Послушай, Салли,– сказал он и сел на постели.– Поди сюда. – Он похлопал по краешку постели рядом с собой. А когда она села, обнял ее за плечи.– Никто тебя не тронет, пока я рядом,– сказал он.– Ни Терри Фэллон, никто другой,– он сильнее прижал ее к себе.– Я знаю, он впутал тебя во что-то. Да?

Она с трудом проглотила это, но не отрицала.

– И еще я знаю, ты должна уйти от него.

– Я не могу.

– Надо.

– Я не могу.

– А как же мы?

Но она ничего не ответила.

– У тебя было много мужчин? – спросил он.

Последняя фраза заставила ее нахмуриться.

– Мы что, собираемся беседовать на эту тему? И именно сейчас?

– Нет. Только…

– Мужчин у меня хватало,– сказала она.– Но всякий раз они для меня значили нечто. Я не занималась любовью, как некоторые,– ради спорта или ради коллекции. Каждый из них был мне по-своему дорог.

– А я… я тебе дорог?

– Я так хочу, чтобы мы были вместе,– сказала она. И сказала от всего сердца.

Улыбаясь, он уселся рядом.

– Сколько дней я смотрел на тебя по видео,– сказал он.– Наблюдал за тобой и гадал: гладить тебя – как это? Глядел на тебя и видел, какая ты красивая.

Она смущенно засмеялась.

– Да вовсе я не красива,– сказала она.– Просто сплошное недоразумение. – И она стыдливо закрыла лицо руками.

– Ты красивая. Даже когда прячешься под этой своей шля…– Его голос прервался, он уставился на нее, открыв рот. Внезапно он вспомнил, где уже раньше видел этот жест. Как она закрывает лицо руками.

Нечто странное блеснуло в его глазах. Она даже испугалась.

– В чем дело, Дэйви? Что случилось?

– Ничего,– сказал он.– Слушай, мне надо идти.– Он отшвырнул покрывало.

– Погоди,– попросила она и схватила его за руки.– Что же все-таки случилось?

– Ничего плохого. Просто мне надо идти.

Она взглянула на часы на тумбочке. Они показывали 22.35.

– Еще не поздно.

– Нет, уже пора…– Он зарылся в постельном белье, отыскивая свои трусы.

Она растянулась на подушках и приподняла одно колено так, что ее халат распахнулся.– Возьми меня снова.

Он нашел свои трусы и поторопился надеть их.

– Мне надо идти. В самом деле.

– Можешь уйти и позже.

– Нет. Мне действительно надо уходить. Сейчас.– Он сел на край постели и принялся натягивать носки.

– Погоди,– повторила она. Она открыла ящик тумбочки и вынула оттуда кучу блестящих разноцветных лент. Молодые девушки любят носить такие в волосах.

Он посмотрел на ленты, потом перевел взгляд на нее.

– Зачем это?

– А ты не знаешь? – Она дотянулась до него и вложила их ему в руку. Он озадаченно смотрел на них.

– Вот так.– Она совсем раскрыла халат, выскользнула из него и кинула на пол. Потом схватила одну из лент, затянула в узел вокруг лодыжки и привязала ее к одной из латунных опор в ногах кровати.

– Что ты делаешь? – воскликнул он.

Она взяла другую ленту и привязала вторую лодыжку – к другой опоре. Теперь она сидела, раздвинув ноги. Он стоял, онемевший. Она выбрала еще две ленты и затянула их в узел вокруг кистей. А когда она улеглась на спину, он понял: она хочет, чтобы он привязал ее кисти к латунным опорам в изголовье.

– Салли, но это…

– Сделай,– сказала она.– Пожалуйста.– И такое вожделение было в ее глазах, какого он никогда раньше не встречал в женщине.

Он привязал ее запястья, и она сказала:

– Там еще кое-что, в ящике.

Когда он открыл и увидел его содержимое, то был испуган, даже потрясен.

Она выгнулась и так натянула все четыре ленты, что застонали кроватные столбики. И тут он увидел, до чего беззащитна ее поза.

22.40.

Дэн Истмен смотрел на револьвер 38-го калибра. Тяжко убивать себя. Даже если смерть кажется единственным честным выходом из положения для всех заинтересованных лиц. Но даже если смерть кажется единственно удовлетворительным концом, разуму тяжко отдать последний приказ.

А впрочем, в общем-то, это вопрос техники. В ухо? В рот? В висок? И еще боль. Будет ли больно? И как долго? И что за грязь останется на полу и стенах? Затем идут практические дела: предсмертное письмо, завещание, страховой полис.

Разум нашел верный путь, чтобы выразить свою волю к жизни.

Дэн Истмен просидел так очень долго – ему казалось, часы,– глядя на револьвер, лежащий на его письменном столе, пытаясь приставить его к голове и нажать курок.

И еще одно мешало последнему толчку к действию: мигающие лампочки на его телефоне. Все восемь лампочек мигали, и все быстрее, когда президент на пресс-конференции заканчивал свое приготовленное заранее выступление. Они не переставали мигать.

Он знал, что за каждой из этих лампочек стоит журналист или политик – проницательные мужчины или женщины, и у всех безжалостные вопросы. Собирается ли он подать в отставку? Как он мог сделать столь необоснованное заявление? Президент уже потребовал от него уйти? И он знал: этим вопросам не будет конца. Их будут задавать, пока он участвует в политике, пока участвует в общественной жизни страны. А затем они примут иную форму.

Даже если он подаст в отставку, все равно позор и презрение последуют за ним. Навсегда. Его друзья и друзья его жены станут бесконечно шептаться за его спиной. В клубе. После церковной службы. Его дети, что жили своей жизнью привилегированных отпрысков государственного и национального лидера, станут объектом любопытства или, что много хуже, жалости. Как хроническая болезнь, как дурной запах, бесчестье станет преследовать его и семью повсюду. Окутает их как туманом, которому невозможно противостоять, нельзя рассеять: вечное, неискоренимое клеймо.

В общем, Дэн Истмен глубоко ушел в размышления о жизни и смерти. Но не успел прийти ни к какому выводу, когда его секретарша, Дэйл, громко застучала в дверь кабинета. Это его отрезвило. За все девять лет, что она на него работала, он ни разу не видел ее потерявшей самообладание. Он тотчас понял, что зачем-то ей понадобился – случилось нечто немаловажное.

Он откинулся назад в кресле и глубоко выдохнул, послав струю воздуха в потолок. Затем выдвинул нижний ящик письменного стола и запер в нем револьвер. Встал, оправил рубашку, подошел к двери и открыл ее.

Когда Дэйл увидела его, она побледнела. Может быть, потому, что он выглядел как мертвец. А может быть, это было реакцией на изумление в лице Дэна Истмена, когда позади нее он увидел директора ЦРУ.

23.35.

У Лу Бендера было шесть белых рубашек, четыре черных галстука, и носил он часы "Таймекс". Его старая экономка, Шарлотт, сама покупала все, что надо для квартиры. У него не было машины, и он надеялся, что она ему никогда не понадобится. Он вполне довольствовался баночкой тунца на ланч, если доводилось проводить уик-энд дома. Но было кое-что, доставлявшее Лу Бендеру истинное наслаждение, и сегодня вечером он доставил себе это удовольствие.

Много лет назад, когда некий важный деятель пытался сблизиться с сенатором Бэйкером, он послал ему, Бендеру, камеру для увлажнения воздуха – большой квадратный ящик, сделанный из красиво подобранных пород красного дерева, отполированных до зеркального блеска. Сейчас ящик занимал почетное место в гостиной Лу Бендера – на антикварном столике, в тихом углу, подальше от ветра и прямых солнечных лучей. Теперь Лу Бендер держал в нем сигары, а для особых случаев, вроде сегодняшнего, несколько "Партагас луситаниас" – лучших, по его мнению, гаванских сигар.

Другим удовольствием, которое Лу Бендер ценил выше прочих, было бренди – "Хеннесси экстра". Он держал его в хрустальном "баккара", оправленном в серебро. Это был подарок от матери к его пятидесятилетию.

Сегодня вечером Лу Бендер сидел в своем рабочем кабинете, смаковал триумфальную пресс-конференцию президента Бейкера, смотрел телевизор с огромной "партагас" в зубах и первоклассным "Хеннесси" под рукой. Он был чрезвычайно доволен тем, как местная телекомпания подала конференцию в своих одиннадцатичасовых вечерних новостях. И конечно, он ждал ночную передачу – "Найтлайн". Пока шла реклама, он вышел в гостиную, плеснул себе еще бренди, прихватил ранний выпуск датированной завтрашним числом "Пост" и отправился обратно в кабинет.

Когда он вернулся к телевизору с новой порцией бренди, "Найтлайн" уже началась. Первое, что увидел Бендер,– как поставили на место вице-президента Дэна Истмена. Он услышал голос Теда Коппела:

"… что вы называете источниками, заслуживающими доверия?"

"Хорошо информированные круги, которые в данный момент не могут быть названы",– отвечал Истмен.

На минуту Лу Бендер подумал, что ему следует посмотреть и повторение этой передачи. А может, просто "Хеннесси" заставило его стать о себе лучшего мнения.

"Но если вы знали это, мистер вице-президент,– заметил Коппел,– почему вы не подняли этот вопрос на пресс-конференции в воскресенье?"

У Истмена даже челюсть отвисла.

"Потому что я чувствовал, что это может нанести непоправимый урон международной политике Соединенных Штатов".

"Вы имеете в виду нашу политику поддержки контрас?"

"Не только контрас, Тед. Но какая народная революция сможет нам верить… если станет известно, что полковника Мартинеса заразили СПИДом?"

В этот момент зазвонил красный телефон.

23.55.

Росса раздирали противоречивые чувства, когда Салли подарила ему в дверях прощальный поцелуй. Поцелуй был нежный и изысканный. Он смотрел на нее – мягкий шифоновый пеньюар, голубые глаза, стянутые назад, как у скромной девочки, волосы. Смотрел и думал о тайне женского тела, где так причудливо уживаются высокие чувства и темные непривычные страсти.

Потом он вышел в душную ночь и отправился к тому месту, где припарковал машину. Было уже поздно, но он собирался вернуться на работу. Одна мысль не оставляла его. Надо было ее проверить.

Он пересек улицу прямо напротив своего автомобиля и, роясь в карманах в поисках ключей, переложил кейс из одной руки в другую. Наконец он нашел их. Зажав кейс между коленями, он нагнулся к замку машины, отыскивая на кольце нужный ключ. И тут услышал на мостовой шаги. Он обернулся и увидел троих латиноамериканцев, лет по двадцать каждый. Они шли прямо к нему. Выглядели они как уличная банда в поисках приключений.

– Легче, парни,– сказал Росс.– Я офицер федеральной полиции.– И расстегнул куртку.

Один из них резко швырнул его о борт машины. Ударившись головой о дверную раму, Росс почти потерял сознание. Кейс упал на мостовую, второй парень схватил его, а когда Росс попытался вырваться, третий ударил его в спину, под левую лопатку, и свалил наземь.

Потом он услышал топот бегущих ног, стук хлопнувших дверей и визг шин. Он посмотрел вверх – на него с ревом неслись пучки света из высоко стоящих фар. Он быстро перекатился, загнав себя под край собственной машины как раз в тот момент, когда ревущие колеса промчались рядом. Он тут же выкатился с револьвером в вытянутой руке и выпустил шесть пуль по быстро удалявшейся машине. Заднее стекло разлетелось вдребезги. Старый "форд" бросало на машины то влево, то вправо. Наконец на углу он встал.

Росс извлек стреляные гильзы из револьвера и добрался до патронташа на поясе. Пока он перезаряжал револьвер, одним глазом он глянул на номерной знак их машины. От удара у него кружилась голова и спина болела сильно. Он не мог как следует сосредоточиться, но все-таки разобрал, что машина из штата Виргиния, номер БРБ-627. Он поднял револьвер, чтобы выстрелить еще раз, но машина, накренясь, завернула за угол и скрылась.

Тяжело дыша, Росс откинулся назад, привалившись щекой к сырому булыжнику. Голова опустела и кружилась – казалось, он вот-вот потеряет сознание. Он вспомнил номер: БРБ-627. Он выжег его в своей памяти так, чтоб номер остался, даже если он на самом деле потеряет сознание. БРБ-627. Когда увидит Манкузо, не забудет ему сказать. Джо будет знать, что надо делать.

Стрельба, взорвавшая тихий ночной Джорджтаун, послала звуковой сигнал ночному патрулю. Не прошло и пяти минут, как черно-белый автомобиль свернул с Висконсин-авеню на П-стрит. Его прожектор прочесывал местность. Когда два копа в форме увидели лежащего на краю дороги Росса, они остановили автомобиль так, чтоб он перекрыл улицу, и направили на него луч прожектора. Заметив у него в руке револьвер, они задали ему вопрос. Но он ничего не ответил, и тогда один из копов под прикрытием другого пробежал вдоль рядов припаркованных машин. Когда же подошел к Россу совсем близко, он вышиб револьвер из его руки.

Затем они перевернули его и увидели под левой лопаткой столь тонкий инструмент, что он оставил едва заметную ранку. Там была только капелька крови, но место, куда ударили, указывало на прокол сердца и обширное внутреннее кровоизлияние. Росс перестал дышать, и они не смогли нащупать пульс. Но он был теплый, и его мозг еще жил.

К тому времени, как подъехала "скорая", он был уже мертв.