Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Президент поднялся.

– Я думаю, мы понимаем друг друга,– сказал он.– До свидания, Дэн. Жду прошения об отставке.– Он открыл дверь в Овальный кабинет и вышел.

10.50.

– Убирайтесь! – простонал Манкузо. Он зарылся с головой в подушку, чтобы избавиться от света и не слышать стука в дверь.– Убирайтесь! Меня нет дома.

Но стук становился все громче, и наконец он расслышал голос миссис Вайнстейн.

– Мистер Манкузо, звонят со службы! – кричала она.

– Скажите, я болен. Умер и отправился на небеса.

Стук прекратился.

– Это с вашей службы. Говорят, дело срочное.

– … твою мать! – Манкузо спустил ноги на пол, накинул на себя старый бело-голубой банный халат и зашлепал к двери.

Когда он распахнул ее, миссис Вайнстейн в испуге уставилась на него:

– Ох, вы словно и впрямь с того света…

– С добрым утром, миссис Вайнстейн.

Он спустился в прихожую, где стоял телефон. Полночи он проспал в парке на скамейке, пока совершавший обход коп не поднял его и не отправил домой. Теперь спину ломило ужасно.

– Да, слушаю.

– Джо… О, господи, его убили.

Звонила их секретарша, Джин. Она была в истерике.

– Кого убили? О ком, черт подери, ты толкуешь?

– Дэйва. Дэйва Росса убили.

Он записал адрес, по которому должна была состояться панихида, и повесил трубку.

Свою машину Манкузо оставил в центре. Он мог бы вызвать такси. Но не стал. Пошел пешком. Хотя небо хмурилось, он все равно пошел пешком.

Он шел через весь город, пока не добрался до низкого современного, с округлыми стенами, здания из бетона – в нем проводились панихиды. Какое-то время он стоял на другой стороне улицы и смотрел, как туда входят люди. Поодиночке. Парами. Некоторые женщины плакали. Докурив вторую сигарету, он понял, что дольше медлить уже нельзя. Осенив себя крестным знамением, он вошел в здание. В вестибюле возле ряда низких скамеек стоял бледный средних лет мужчина в черном костюме, словно метрдотель ресторана.

– Чем могу помочь вам, сэр?

Манкузо огляделся.

– Не знаю. Я… – Он развернул записку с адресом.

– К кому вы прибыли? – вкрадчиво спросил мужчина.

– Как к кому?

– На чьи похороны?

Манкузо снова не понял.

– Я думал… – Он заглянул в записку.

– Как имя вашего усопшего? – спросил мужчина. – Как зовут покойника?

– Это мой напарник. Росс.

Распорядитель сверился со своим блокнотом.

– Дэйвид Майкл Росс. Так. Пройдите к нему в еврейскую залу. – Жестом он указал на дверь с правой стороны.

Манкузо уже повернулся, чтобы идти, когда распорядитель, пробормотав что-то, протянул ему черный сложенный платок.

– У меня есть. – Манкузо прикоснулся к платку в нагрудном кармане.

– Нет, нет, – сказал мужчина. – Это ермолка.

– Что-что?

– Ермолка, шапочка.

– Там полагается покрывать голову? – И Манкузо указал рукой в сторону зала направо.

– Непременно,– сказал мужчина.– В помещении мы всегда с покрытой головой.– Он повернулся, и Манкузо увидел у него на макушке такую же шапочку.

– И мне тоже надо?

– Да, пожалуйста.

Манкузо пожал плечами, но надел ермолку и вошел в зал.

Перед простым кленовым гробом стояли в три ряда скамейки. На некоторых сидели мужчины и женщины в черном. Кое-кто склонился вперед, словно в молитве. Тихо звучала органная музыка, записанная на пленку. Временами слышались вздохи, кто-то шмыгал носом.

К нему подошел небольшого роста круглый человечек в темно-синем костюме и белой ермолке.

– Здравствуйте,– он пожал Манкузо руку, энергично встряхнув ее.

Манкузо удивило, что он казался, можно сказать, веселым.

– Я дядя Дэвида. Доктор Аронович. Называйте меня просто Ленни. А вы?…

– Джо Манкузо. Я с ним работал.

Человечек отступил на шаг, оглядел Манкузо с ног до головы, и лицо его просияло.

– Так, стало быть, вы и есть Джо?

– Да.

– Шалом, Джо. Я счастлив познакомиться с вами.

– Взаимно.

– Постойте. Постойте здесь минутку,– попросил Ленни.

Он оглянулся на группу женщин, стоявших позади скамеек, и позвал:

– Тесси! Тесси!

Седая, с круглым лицом дама обернулась, и он поманил ее к себе.

– Тесс, познакомься, это Джо Манкузо,– сказал Ленни, но на женщину его слова, видимо, не произвели впечатления.– Напарник Дэйви из ФБР. Понимаешь, Тесс, это агент Манкузо из ФБР.

Тут ее лицо осветилось.

– Значит, вы – Джо? Ой-ёй-ёй! Как он любил вас! – Она крепко обняла Манкузо, пригнула его голову и поцеловала. Потом повернулась к остальным женщинам.

– Мэдж! Сейл! Идите сюда! – она помахала им. – Знакомьтесь, это агент Манкузо из ФБР. Напарник Дэйви. И учитель. Это он всему научил нашего Дэйви.

Обе женщины принялись трясти ему руку, прицокивая, приговаривая, суетясь вокруг него. Но вернулся Ленни и сказал им:

– Ну будет, будет. Отпустите человека на волю. – Он проводил женщин. – Пойдемте, Джо. Если хотите, можете поздороваться с его родителями.

Он провел Манкузо в боковой неф. Там он попросил его подождать. Прошел вперед, присел на корточки рядом с мужчиной и женщиной в первом ряду и что-то зашептал им. Они подняли головы и тут же поднялись сами. Манкузо удивило, до чего они молоды, моложе его. Атлетического сложения мужчина оказался высокого роста. Его жена выглядела совсем молодой. Не видно было, чтобы они плакали. У каждого на груди слева были приколоты полоски черной ленты.

– Говард Росс, – представился мужчина и подал руку. – А это моя жена, Сильвия.

– Джо Манкузо. – Манкузо пожал руку мужчине, потом женщине.

– Мы знаем, вы были очень добры к нашему мальчику,– сказал отец.– Многому его научили.

Манкузо переминался с ноги на ногу.

– Ну что вы…

– Он часто рассказывал о вас,– промолвила мать.– Он считал вас великим сыщиком. И шутником. Таким веселым.– Она улыбнулась нежной и печальной улыбкой, какую рождает только сильное горе. И Манкузо испугался, что она сейчас заплачет. Но усилием воли она сдержалась и продолжала улыбаться.

– Мы очень благодарны вам за все, что вы сделали для Дэвида,– сказал отец.– Если и мы чем-либо можем быть для вас полезны, мистер Манкузо, надеюсь, вы позвоните нам?

– Да, конечно,– подтвердила мать.– Приходите к нам как-нибудь. Расскажите, как вы работали вместе с Дэви.

Манкузо не знал, что ответить. Он почесал в затылке, и черная ермолка упала с его головы на пол. Он и отец Дэвида наклонились за ней одновременно и чуть не столкнулись.

– Простите.

– Простите.

Они выпрямились, и Манкузо снова надел ермолку.

– Да-а,– произнес отец, и Манкузо увидел, как он прикусил нижнюю губу. Но потом протянул для мужского пожатия руку, и Манкузо почувствовал уверенную силу этой руки.– Да благословит вас господь, мистер Манкузо.

Мать обняла его, сотрясаясь от немых рыданий. Но тут же овладела собой и даже заставила себя чуть заметно улыбнуться.

Манкузо откланялся, чтобы уйти. Тут Ленни подхватил его под локоть. На ходу он заметил:

– Они такие сильные, просто удивительно, правда?

– Да,– согласился Манкузо.– А что у них приколото на груди? Какие-то черные полоски.

– Они сами нарезали их,– сказал Ленни.– И прикололи. Это символ: раньше ближайшие родственники рвали на себе одежду от горя.

– А гроб? – спросил Манкузо.– Разве его принято закрывать?

Ленни развел руками:

– Обычно да. Но еще зависит от обстоятельств.

– Его не изуродовали?

Ленни приблизился вплотную:

– Ударили ножом. В спину. Один раз. Говорят, грабители.– Он прищелкнул языком: – Что за мир!

– Да,– согласился Манкузо.

Ленни похлопал его по плечу и, задержавшись, спросил:

– Вы, может быть, хотите побыть рядом с Дэйви?

Он проводил Манкузо к гробу, пожал ему руку и оставил в одиночестве.

Манкузо подумал: "Какие странные похороны. Никто не плачет. Не рыдает, как обычно рыдают итальянские женщины. И еды никакой. Нечего выпить. Люди просто входят и выходят. Пробормочут несколько слов, пожмут одному-другому руку и выйдут. Ну и обращение с бедным покойником!"

И все-таки, когда он стоял и смотрел на заколоченный гроб, в котором лежал Дэвид Росс, на его полированную, плотно пригнанную крышку – даже щелки не было видно,– его глаза заплакали сами. Он не мог бы в точности сказать, что это были слезы по Россу, но все равно он вовсе не хотел разрыдаться на глазах у этих незнакомых людей, не уронивших ни слезинки. Он вынул из кармана носовой платок и промокнул им глаза, чуть наклонившись при этом вперед, чтобы никто не заметил, как он сморкается. Он почему-то чувствовал себя последним идиотом перед этими людьми. Постарался набрать в легкие побольше воздуха и выдохнул его. Нет, он не позволит себе распускаться. Он попытался засунуть в нагрудный карман носовой платок, но так, чтобы непременно торчали три уголка.

Однако платок насквозь промок, скомкался и не хотел лезть в карман. Манкузо оглядел себя: без трех аккуратно торчащих белых уголков карман казался уныло-голым. А мистер Гувер ценил только тех сотрудников, у кого из нагрудного кармана всегда торчал аккуратно сложенный платок. Что ж, в течение тридцати лет Манкузо это удавалось.

Он ухватился за край кармана и изо всех сил рванул его. Ткань затрещала и повисла, обнажив белую подкладку. Он обернулся на людей, притихших на церковных скамейках. Они с участием смотрели на него, на дыру в костюме, на оторванный лоскут твида, свисавший почти до колена. Тыльной стороной ладони он вытер нос и направился через вестибюль к входной двери. Ему было все равно, что они о нем думают.

В дверях он столкнулся с женщиной в трауре.

Высокая, в черном костюме, отделанном люрексом, который блестел и отсвечивал, в черных лодочках, перчатках и маленькой черной шляпке с вуалью, скрывавшей ее лицо, но не бледное золото ее волос. Сквозь плотную вуаль Манкузо все же разглядел ее горящие глаза. Она подняла руку в черной перчатке, и это заставило его остановиться.

– Я пришла, как только узнала…

Манкузо глядел на нее, как на ангела тьмы. Потом стянул с головы ермолку, бережно сложил ее и спрятал в карман.

– Для меня он был никто,– бросил он и, обойдя ее, вышел на улицу.

Когда Манкузо распахнул дверь в бар "У Герти", уже настал полдень, и к ланчу начали собираться любители дневной выпивки. На этот раз его приветствовали невесело. Одни просто сказали:

– Привет, Джо.

– Чертовски жаль,– сказали другие, а третьи добавили:– Хорошим парнем был.

Но никто не вскочил, чтобы уступить ему место, и ни слова не сказали по поводу вырванного лоскута.

Он прошел в глубину зала и сел. Герти тут же подошла к нему.

– Мы уже слышали,– сказала она.– Боже правый!

– Лучше не говори со мной,– попросил Манкузо.

Она достала из бара бутылку "Джек Дэниел", принесла стакан со льдом и налила ему полный бокал. Бутылку с оставшимся виски поставила перед ним.

– Возьмешь домой,– сказала она.– Да хранит тебя бог.

ПОЛДЕНЬ.

Салли открыла дверь Томми Картеру, еще не успев снять траур и шляпку с вуалью.

– Я припарковался за углом,– сказал он.– Привет, куда это ты так вырядилась?

– Пришлось побывать утром на похоронах. Я только что вернулась.

Картер сбросил пиджак.

– Чьих?

– Одного агента ФБР, он принимал участие в нашем деле. Разбойное нападение. Его закололи.

– О, господи! – Картер привлек ее за талию.– Один поцелуй?

– Мимолетный.– Она приподняла вуалетку.

Он наклонился, чтобы прикоснуться к ее губам.

– Сядь,– сказала она.– Выпей.

Сама она села на кушетку напротив него.

– Сперва оговорим условия.

– Что?

– Оговорим условия нашего соглашения.

– Черт побери! – Он скинул мокасины и ослабил узел галстука.

– Я хочу, чтобы ты уничтожил то досье, что ты составил.

– Фью, никаких проблем.– Он потянулся за пиджаком, выудил из внутреннего кармана сложенные желтые страницы и протянул ей: – Разорви их сама.

– Я имею в виду оригинал.

– Детка, я настукал эти материалы на моей старой машинке. У тебя в руках оригинал.

Она внимательно проглядела страницы и убедилась, что они действительно напечатаны на машинке.

– А где копии?

– Зачем мне копии? Если черновик всегда здесь,– он постучал себя по лбу и улыбнулся.

Она положила бумаги на кофейный столик.

– Я не хочу, чтоб кто-нибудь знал, что ты приходишь сюда, или ко мне в номер в Сент-Луисе, или еще куда.

– Послушай, Салли,– сказал он,– ты когда-нибудь встречала корреспондентку "Жорнал до Бразил" в Вашингтоне?

– Нет.

– Ну так вот, если б ты ее увидела, то поняла, почему я тоже хочу держать в тайне, в строжайшей тайне, наше соглашение.

– А твоя секретарша?

– Она знает лишь, что я вышел на ланч. Другого ей никогда не узнать.– Он глотнул свое виски.– Ты хочешь все держать в тайне? Прекрасно, я тоже. Вот и договорились. А теперь… Ты обещала мне сюрприз.

– Ах да, совершенно верно,– сказала она, откинулась на кушетке и запрокинула ногу в черной лодочке на спинку. При этом юбка ее задралась и стал виден край чулка и черная подвязка пояса.– Я вспомнила былые времена. Чем мы с тобой иногда занимались.

Нарочитым движением она еще выше подняла юбку, чтоб ему стало видно, где она сбрила волосы.

– О,– выдохнул Томми.

Она провела пальцем между ног.

– Иди сюда, Томми,– позвала она.– Докажи, что ты и в самом деле меня хочешь.

Он поставил на столик виски и опустился на колени перед кушеткой. Он припал к ней губами, а она гладила его затылок и чувствовала, как все дрожит в нем от предвкушения.

– Ты весь горишь. Разогрей и меня.– Но потом передумала, мягко отвела его голову и вскочила.– Подожди, я и правда приготовила тебе сюрприз.

Он так и остался на коленях перед кушеткой. Она расстегнула на юбке молнию, юбка упала, она перешагнула через нее. Скинула блузку. И осталась перед ним в черной вуалетке и черных чулках на поясе. Он вытер рукой мокрый рот и, тяжело дыша, глядел на нее покрасневшими глазами.

– Пойдем,– позвала она и взяла его за руку, помогая подняться. Но повела не в спальню. Вместо этого она отворила дверь, ведущую в подвал.

– А там что?

– Я подумала, нам не помешает маленькое приключение.– Она держала дверь приоткрытой.

Внизу горела свеча, освещая последние ступеньки лестницы. Рядом на бетонном полу был расстелен плед, на нем лежали кожаные ремни.

– Господи! – чуть слышно произнес он.

– Не бойся. Тебе понравится, когда войдешь во вкус.

Салли пошла вниз впереди него, а он не спускал глаз с волнующей игры ее ягодиц. Она оглянулась, и он залюбовался ее вожделенными формами в черном обрамлении. Она уронила руку вдоль живота, между ног.

– Иди,– позвала она.– Иди, Томми.

Но он словно замер на месте, не в силах оторвать взгляд от желто-красных бликов свечи, игравших на ее коже.

– Ну иди же!

Наконец он, ступень за ступенью, сошел вниз. В подвале было промозгло, темно и тихо. Когда глаза привыкли к мраку, он понял, что находится в своего рода игровой комнате. Правда, для игр более темных, чем даже он мог себе представить.

– Что это за комната? – спросил он.– Салли!

Тут свеча вдруг погасла.

– Салли!

Что-то вспыхнуло на верхней площадке лестницы возле открытой двери, впускавшей косой луч дневного света.

– Салли! Что за…

12.20.

Спикер Чарли О'Доннелл устроился в углу дивана, что стоял в Овальном кабинете. Он был без пиджака, рукава рубашки засучены, знаменитый черный блокнот, открытый, лежал на коленях. Пэт Флаэрти, в обязанности которого входил подсчет голосов, рассортировал длинные ленты, выданные компьютером, и нажал на кнопки своего микрокалькулятора. Когда Флаэрти подбил итог и вынул ленту, О'Доннелл сказал:

– Семьсот семьдесят восемь.

Сам Флаэрти остался безучастным.

– Да? – удивился президент, он сидел за своим столом и наблюдал за обоими.

– Точно,– сказал Флаэрти.– Просто поразительно.

– Люди мыслят практически,– заметил О'Доннелл и закрыл свой черный блокнот.

– Что показывают эти данные? – спросил президент.

– В первом круге тебе не выиграть, Сэм,– ответил О'Доннелл.– А вы согласны, сэр?

Флаэрти пожал плечами.

– Мистер спикер, мой компьютер не умеет выдавать подобную информацию. Не то я бы сам остался без работы.

– Хорошо, Пэт,– сказал президент.– Большое спасибо.

Флаэрти собрал свои бумаги и вышел. О'Доннелл откинулся на диванные подушки.

– Печальные настанут дни для партии, попади она в руки такого негодяя, как Уикерт,– произнес он.– У тебя был разговор с Истменом?

– Да.

– Ну и? Что же дальше?

– Что дальше, остается тайной между Дэном Истменом и его совестью.– Президент обошел свой стол и встал напротив О'Доннелла.– А Уикерт бросил тебе вызов, не так ли? Мол, не быть тебе больше спикером.

– Вызов я принял еще раньше. Уже многие ретировались с расквашенным носом.– О'Доннелл сел прямо.– Но серьезные.неприятности грозят именно тебе, Сэм.

– Мне?

– Если ты не возьмешь Фэллона… Понимаешь, они просили, чтобы я уговорил тебя не искать самому кандидата в вице-президенты…

– Понимаю,– президент кивнул.– Значит, ты меня просишь об этом?

– Я только передаю просьбу.

– Передаешь и сам просишь?

– Только передаю,– повторил О'Доннелл.

– А что бы ты посоветовал?

– Если ты не возражаешь, Сэм, я бы предпочел, чтобы этим занялся Лу Бендер.

– Его нет в городе. Уехал по делам.

– Не самый удачный день он выбрал, чтобы уехать из города.

– Полагаю, это было необходимо.

– Понимаю.– О'Доннелл с усилием поднял с дивана свое грузное тело.– У меня есть совет, только боюсь, он тебе не понравится.

– Фэллон?

– Да, Фэллон. А теперь, Сэм, послушай меня. Дело вот в чем: они хотят предложить ему выступить с главной речью на съезде.

– Без моей санкции?

– Ах, Сэм, ну как ты не понимаешь? На черта им теперь твоя санкция? Они считают, что один ты на выборах не победишь, значит, можно тебя унизить.

– Так к черту их всех,– сказал президент.

– Сэм, и все-таки они дают тебе шанс. Воспользуйся им.

– Какой шанс?

– Выкинь Истмена и сделай завтра вице-президентом Фэллона. Он не сможет отказаться. Ведь ты ему предложишь работу, а не выдвижение на должность. А потом на съезде вы оба будете в одном списке кандидатов, и всех это устроит.

– Всех, кроме меня.

– Сэм… Сэм.

– А теперь, Чарли, ты меня послушай. Я не собираюсь отдавать страну Терри Фэллону.

– Ах, Сэм, будь благоразумен. Если ты сам не возьмешь его в вице-президенты, они легко смогут тебя обойти и выдвинуть кандидатом на пост президента именно его. Подумай об этом, дружище.– О'Доннелл пересек комнату и остановился перед Бейкером.– Со своим докладом он выступит по американскому телевидению. Произнесет зажигательную, многообещающую речь, и делегаты придут в восторг. Да он спокойно перешагнет через тебя или раздавит, как букашку. Словом, либо ты сделаешь Терри Фэллона вице-президентом, либо, я предсказываю это, партия выдвинет его кандидатом на пост президента. А в этом случае разве что сам господь бог не впустит его в Белый дом.

Какой-то миг президент стоял не двигаясь. Потом поднял руку ко лбу и потер костяшками пальцев висок.

– Сэм, ты должен проявить благоразумие,– сказал О'Доннелл.

– Не могу я так поступить, Чарли, не могу. И не стану.

– Они собираются затребовать заключение о вскрытии,– сказал О'Доннелл.

Президент вскинул на него взгляд:

– Что?

– Заключение о вскрытии трупа Мартинеса. Они хотят настоять, чтобы им показали его. И если выяснится, что Мартинесу вводили вирус СПИДа, могут потребовать расследования и… и судебного разбирательства.

Президент опустился на диван.

– Стало быть, они решили бить этим козырем. Если я принимаю Фэллона, все в порядке. Если же нет, начнется охота на ведьм.

О'Доннелл засунул руки в карманы.

– Да,– сказал он.

Президент сел на диван и молча уставился в стену.

– Поменяешь решение? – спросил О'Доннелл.

– Нет.

– Сэм, продумай все еще раз. Ну хотя бы пообещай мне, что подумаешь.

– Чарли,– сказал президент,– ни о чем другом я и не думаю.

О'Доннелл вздохнул. Спустил рукава рубашки, взял свой пиджак и натянул его.

– Мне очень жаль,– сказал он.

– Мне тоже.

О'Доннелл вышел.

13.00.

Столовая в доме из бурого камня на 82-й стрит в Восточном Манхаттане являла собой некую эклектическую драгоценность. На стенах маслом был воспроизведен сад виллы Медичи. Круглый стол зеленого мрамора был сервирован на пять персон прекрасной посудой из бронзы и позолоченного серебра, а также изделиями из тонкого венецианского стекла. Еще на нем стояло блюдо из датского фарфора, расписанное цветами. Льняную скатерть украшали бельгийские кружева. На стенах висели четыре полотна известных старых мастеров. Прежде чем сесть, Лу Бендер все это мысленно оценил, определил время создания и внес в свой воображаемый каталог.

Поразительно, подумал Бендер, усаживаясь, отчего это коллекционированием самых дорогих и изысканных вещей занимаются самые продажные из людей? Однако собравшиеся за этим столом четыре персоны, представшие перед ним, оказались даже интересней этих картин. Лукас Макдугал, пятидесяти лет, глава корпорации, сам пробил себе дорогу в империю радио, телевидения и журналов. Оливер Грейзмен, маленький, смуглый, лет сорока, бизнесмен-электронщик, сумел выиграть раунд в соперничестве с японской технологией. Шестидесятипятилетний Роджер Уэйнрайт, новоявленный плутократ, начинал с продажи вразнос мелких радиотоваров, а взлетел в кресло председателя третьей по величине телекомпании. И наконец, Хэлси Брутон, всего тридцати семи лет, унаследовал одну из самых престижных газет, обладатель самого большого, среди присутствующих, состояния, появившегося благодаря некой услуге, оказанной его прапрадедушкой президенту Гроверу Кливленду в 1894 году.

– Как чувствует себя президент? – спросил Макдугал.

– Прекрасно. Он просил меня приветствовать вас от его имени. И выразить благодарность, что у вас нашлось сегодня время для встречи со мной.– Бендер осветил комнату своей самой лучезарной улыбкой. Кроме Овального кабинета, в Соединенных Штатах не было, пожалуй, сейчас комнаты, где сошлись бы одновременно столь могучие силы. В четырех ее креслах сидели люди, державшие под контролем три телекомпании и самую влиятельную во всем мире газету. Все зависело от решений, принятых за этим круглым столом, и от того, как разжуют и выплюнут полученную отсюда информацию их корреспонденты. Чтобы вслед за ними ее подхватило большинство телестудий и все крупные газеты и журналы в Соединенных Штатах и в Западной Европе. Такую карту бить нелегко.

Бендер знал прекрасно, что есть секрет, как надо вести себя с подобными людьми. Существовали для этого строгие правила, которых надо было придерживаться. Чем меньше слов один из них произносил, тем внимательнее его слушали остальные. Умолчание и намек были убедительнее избыточной детализации. Не дай бог спросить о чем-нибудь впрямую, нет, только исподволь. В разговоре с людьми этого сорта вообще "меньше" значило "больше".

– Господа, события разворачиваются быстро,– начал Бендер.– И президент просил узнать на этот счет ваше личное мнение. Надеюсь, мне не надо просить вас о строгой конфиденциальности.

Он сделал паузу и, обведя взглядом сидящих за столом, убедился, что его поняли.

– Не сомневаюсь, от вашего внимания не ускользнуло странное поведение вице-президента. Его ничем не оправданная гневная речь на приеме у посла Габона в присутствии фотокорреспондентов. Его бездоказательное обвинение, что якобы президент в сговоре с ФБР мешали отправлению правосудия во время расследования дела об убийстве полковника Мартинеса. И вот последний эпизод, прошлой ночью – ничем не подкрепленное и абсолютно лживое обвинение в том, что полковник Мартинес был заражен…– Бендер замолчал и покачал головой, чтобы подчеркнуть всю нелепость такого заявления.– Заражен СПИДом неизвестными, представителями армии. Надеюсь, вы согласитесь, что из вышеперечисленных фактов можно сделать один-единственный вывод касательно душевного состояния вице-президента.

Сидевшие за столом закивали.

– Может, Истмен свихнулся? – предположил Брутон.

– Тут я не берусь судить, я не профессионал,– Бендер осторожничал.

– Ну а все-таки? – спросил Грейзмен.

– Мне кажется, с очевидностью ясно, что вице-президент Истмен пребывает в замешательстве, а возможно, и в тревоге,– сказал Бендер. И тут же поспешил добавить:– Конечно, было бы несправедливо судить не знатоку в области медицины, что с ним или что его гложет. Уверен, вы согласитесь со мной: исчерпывающий вывод может сделать только опытный врач.

– Вы что же, хотите сказать, вице-президент нуждается в помощи психиатра? – спросил Макдугал.

– Я лично утверждать не могу, нуждается ли вице-президент в лечении сейчас или в будущем. Однако, думается, факты говорят сами за себя.

– Ладно, все ясно,– сказал Макдугал.– Ну, а что будем делать?

– В данный момент, господа, главное – осторожность,– сказал Бендер.– Из чистого человеколюбия президент предпочел бы, чтобы вице-президент добровольно подал прошение об отставке.

– И он высказал ему эту просьбу?

– Нет. Мы боимся, как бы не обострились симптомы.

– Если мне будет позволено высказаться,– заметил Грейзмен,– вы неправильно мыслите. Больному человеку надо лечиться. Стране нужен вице-президент, а не болтающий черт-те что идиот.

Взял слово Макдугал.

– Кажется, я знаю, как надо вести игру.– Взгляды всех присутствующих устремились на него.– Все очень просто. На съезде кандидатуру Истмена на пост вице-президента больше не выставят. И поскольку будет выдвинута другая кандидатура, Истмен окажется за бортом. Уверен, он сумеет правильно оценить ситуацию и сам пойдет на мировую.

Перед Лу Бендером поставили кресс-салат, и он, откинувшись на спинку кресла, улыбнулся. В век конгломератов, включающих и "масс медиа", насколько легче стало договариваться с людьми, которые держат под контролем американскую прессу.

Наконец подали кофе. К этому моменту тема Дэна Истмена была давно исчерпана, и Брутон рассказывал всем, как ему удалось попасть в двенадцатую лунку, когда в воскресенье играл в гольф.

Лу Бендер посмотрел на часы.

– Простите, господа,– сказал он,– но у меня самолет. Президент надеется, вы найдете способ сообщить ему свое решение по ходу развития событий. Он также просил меня выразить вам глубокую признательность за оказанное внимание.

– А мы в свою очередь благодарим вас, Лу, за то, что прилетели сюда и ввели нас в курс дела,– сказал Макдугал; остальные за столом присоединились к нему, закивав головами.

Когда они прощались в холле, пожимая друг другу руки, Грейзмен наклонился к Бендеру и сказал:

– Отпустите вашу машину, Лу. Я сам подброшу вас в аэропорт.

Как только они расположились на заднем сиденье, Грейзмен нажал на какую-то кнопку, и из боковой дверцы машины выдвинулся поднос с сигарами.

– Советую попробовать.

– Спасибо,– сказал Бендер и раскурил одну.

Машина мчалась по мосту 59-стрит. Грейзмен расстегнул пуговицу на жилете.

– Унылая компания старых задниц, согласны?

– Однако заставляют наш шарик вертеться,– заметил Бендер.– Чудесная сигара. Спасибо, Олли.

– Знаете, Лу,– сказал Грейзмен,– я всегда восхищался, как лихо вы схватываете суть дела.

– Ну спасибо,– еще раз поблагодарил Бендер и поудобнее устроился на сиденье.

Машина свернула на 21-стрит в районе Лонг-Айленд и устремилась к Гранд-Сентрал парквею.

– Вы видите картину в целом,– продолжал Грейзмен.– И во всеоружии бросаетесь в бой. Такой дар редко встречается, тем он ценнее.

Было ясно, что он куда-то клонит, и Бендер сделался весь внимание.

– Могли бы мы с вами поговорить, но так, чтобы разговор остался только между нами?

– Конечно.

– Я имею в виду, что исключить придется и президента, и вашу семью, и вообще кого бы то ни было.

Машина выехала на Гранд-Сентрал парквей.

– Олли, смею надеяться, вы знаете, что мне можно доверять – я не болтун.

Грейзмен наклонил голову.

– Моя компания, Лу, сейчас на перепутье. Но скоро она займет положение, о каком наши акционеры и конкуренты не могут пока даже мечтать. Если мы правильно поведем игру, к 1995 году мы станем главной силой в американском теле– и радиовещании. От Макдугала и Уэйнрайта останутся одни воспоминания.

– Вы имеете в виду вечерние новости?

– Нет, Лу. Я имею в виду нечто большее, ибо намерен охватить одной системой все станции с их филиалами и вести прямую передачу из студий, со сцены, с эстрады непосредственно на дом. У нас уже разработана технология, которая позволит построить спутники связи для прямой трансляции на дом. А также технология записи и воспроизводства прямо от телевизора, который мы пустим в продажу. Когда финансовые ограничения ослабнут, мы сможем приобрести Эм-Си-Эй или другую голливудскую компанию и добрую половину своих шоу готовить сами. Мы создадим первую на нашей планете корпорацию, выпускающую и новости, и развлекательные передачи. Сейчас мы приглядываемся к Ди-Би-Эс в Европе и в Южной Америке. Через несколько лет мы будем единой могучей компанией, и нам бы очень пригодился такой человек, как вы, прошедший Вашингтон.

Бендер попыхивал сигарой.

– Олли, вы мне льстите. Однако я отнюдь не лоббист, я стратег.

– У нас миллионы лоббистов,– заметил Грейзмен.– А я говорю о вашингтонской корпорации с филиалами, у которых будут свои президенты. Для начала выпустим сто тысяч акций. Оклад соответствующий. Штат сотрудников, секретарши, один из наших самолетов всегда к вашим услугам. Контракт на пять лет. Такие условия.

Бендер даже присвистнул чуть слышно.

– Олли, вы меня искушаете. А мне еще надо организовать съезд и провести избирательную кампанию.

– Кто же вам мешает? Выполняйте свою работу – действуйте открыто на стороне президента. Собственно говоря, именно так я бы и посоветовал вам поступать. Вы поможете ему, и это поможет нам.

Бендер задумался. В любом случае от подобного предложения так просто не отмахнешься.

– Мне надо все серьезно продумать.

– Послушайте, Лу,– сказал Грейзмен.– Давайте уточним все обстоятельства. Сэм Бейкер в этом ноябре на выборах не пройдет. Вы это знаете. Я тоже. И наши люди тоже знают. Черт возьми, его кандидатуру могут вообще не выдвинуть на следующей неделе.

Бендер скрестил руки.

– Полегче, Олли. Не забывайте, я сотрудничаю с Сэмом уже очень давно.

– Вашу лояльность я уважаю,– сказал Грейзмен.– Но тут вопрос не в лояльности. Важна практическая сторона дела. Если вы ухватитесь за мое предложение сейчас, вам удастся ретироваться, пока вы еще на высоте положения. Пропустите неделю, Бейкера не выдвинут, и вы окажетесь не у дел. Всего лишь одним из бывших чиновников Вашингтона.

Бендер стиснул зубами кончик сигары.

– Мне очень жаль, Лу, но лучше смотреть правде в глаза.

Лимузин остановился. Бендер хмуро кивнул.

– Позвоните мне завтра,– сказал Грейзмен.

Водитель вышел из машины и открыл дверцу для Бендера. Но тот продолжал сидеть, отвернувшись к боковому окну, за которым с юга наползали тяжелые грозовые тучи. Стало быть, когда он приземлится, в Вашингтоне будет лить дождь. На всю ночь зарядит. Что ж, Грейзмен сказал правду. Только от этого не легче.

– Когда завтра? – спросил Бендер.

13.15.

Когда старший агент Барни Скотт еще в 1981 году выдавал свою последнюю дочь замуж, он стоял перед алтарем и думал не о том, что расстается с дочерью, а как бы поскорей продать свой старый дом. Через пару дней громадная несуразная махина в викторианском стиле была продана, и Скотты купили городской дом неподалеку от Вашингтон-Серкл. А значит, больше ему не надо будет ездить на работу в пригородном поезде.