Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

10.30.

Раух ожидал этого звонка.

– Почему ты не позвонил раньше?

– У нас была встреча с Бруксом,– ответил Бендер.– И тут возникла одна проблема.

– Рассказывай, что там у вас стряслось.

Раух выдвинул ящик стола и, откинувшись на спинку кресла, задрал ноги. Он прямо-таки обожал, когда Бендер начинал паниковать.

– Петерсена надо брать. Прямо сейчас!

– Что, до ланча?

Бендер помолчал, потом выпалил со злостью:

– Ты, верно, думаешь, я тут шутки с тобой шучу, мать твою за ногу?!

– Лу, успокойся. Мы держим ситуацию под контролем.

– Мне нужен Петерсен! Сию же минуту! Ясно? И чтоб не оставалось сомнений, что убийца именно он.

– По-твоему, это избавит нас от расследования конгресса?

– Уверен!

– А как насчет этого парня из секретной службы?

– Он действовал по своей инициативе.

– Но на кого он работал?

– Кто знает? Он был там в баре отеля с какой-то пташкой. А через полчаса его не стало.

– Кто же убийца – сутенер?

– Или ревнивый муж.

– Выходит, Истмена ввели в заблуждение…

– Или он что-то замыслил.– Бендер переменил тон.– Послушай, Билл. Эта история уже почти выходит из-под нашего контроля. Если мы не поймаем Петерсена сию же минуту, все может полететь в тартарары.

– Понимаю, Лу.

– Сделай все возможное!

– Обещаю, Лу!

– Держи меня в курсе.

Раух положил трубку. Да, Бендер, похоже, и вправду летел вверх тормашками. Еще бы, ведь до съезда оставалось всего четыре дня. И он знал, что, начни конгресс свое расследование, Бейкер, скорей всего, не будет избран. Рауха это, впрочем, не слишком волновало.

Точно так же Рауху не было дела и до вялого расследования дела Мартинеса по каналам ФБР. И если конгресс решит вздернуть Бейкера, а заодно и Бендера, Раух не собирался лезть вместе с ними в петлю. Скрывать истину надо им, а не ему. Потому что они-то в случае чего выкрутятся, а вот он…

Значит, нечего ему помогать им сейчас заметать следы. Его нынешнее положение – лучше некуда. Допустим, эти двое кретинов из ФБР каким-то чудом сумеют заграбастать Петерсена. Что же, расследование ФБР в таком случае закончится. Конгресс успокоится – и все будет тихо-мирно. Но если Петерсен выпустит кишки из этих болванов, тайна подделанного медицинского заключения будет похоронена вместе с ними. В любом случае Белый дом и ФБР смогли бы утверждать, что, получив точные данные о местопребывании Петерсена, они попытались провести небольшую хирургическую операцию, чтобы взять его живым.

Единственное, что его не устраивало, это то, что теперь он никогда не сможет узнать, кто же все-таки нанял Петерсена. Такая жалость! Эту информацию можно было бы при трудной ситуации отлично продать. Звонок Бендера, однако, открывал перед Раухом новые возможности.

Он дотянулся до кнопки вызова и нажал ее трижды. Дверь тут же отворилась, пропуская секретаршу со стенографическим блокнотом.

– Да, сэр?

– Диктовка для папки "личное", Сара. Совершенно секретно. Копирка не требуется.

Секретарша села и открыла блокнот.

– Звонок сотрудника Белого дома Л.Б. с просьбой о помощи в розыске предполагаемого убийцы Октавио Mapтинеса. Мой ответ – ссылка на параграф 303, запрещающий проведение ЦРУ каких-либо операций внутри страны – см. инструкцию №2161. Просьба отклонена. Записали?

– Да, сэр.

– После того как напечатаете, проштемпелюйте и поставьте число и час. И пожалуйста, принесите мне на подпись.

10.50

Генри О'Брайен удивился, когда его вызвали в Белый дом в воскресенье. Секретарша провела его в личную приемную рядом с Овальным кабинетом. О'Брайен немного постоял у окна, глядя на садовые деревья, окаймляющие южный газон. Через несколько лет он уйдет на пенсию и каждое лето тогда будет проводить у себя в саду в Свомпскотте, рядом со старым домом, продуваемым насквозь соленым ветром океана. Там он постарается забыть про Вашингтон и, главное, про все эти бесчисленные секреты, которые ему приходится хранить по роду службы.

Именно эта часть его работы была для О'Брайена самым большим испытанием. После шести лет на посту директора ФБР он оброс разного рода тайнами, как обрастает ракушками днище корабля. Среди них были такие, какими нельзя поделиться даже с женой; такие, в которых нельзя признаться на исповеди своему духовнику. Словом, он знал то, что не дай бог знать никому на свете!

Войдя, президент извинился, что заставил его ждать. О'Брайен обернулся и вздрогнул, настолько поразила его внешность президента. Лицо бледное, глаза ввалились, вид усталый, изможденный.

– Вы хотели меня видеть, сэр?

– Да, Генри. Пожалуйста, присаживайся.

И тот и другой сели на маленький диван у окна.

– Боюсь, что нас ждет расследование в конгрессе.

– Да, понимаю.

– Если оно состоится, то начнется, вероятно, где-то в сентябре и продлится до зимы.

О'Брайен кивнул.

– Уверен, что ты, Генри, выдержишь это испытание с честью.

– Спасибо, сэр.

Президент сложил руки на груди:

– Я хотел бы кое-что у тебя узнать насчет этого Терри Фэллона.

– О, я как раз просматривал на него наше досье.

– В самом деле?

– Да, сэр.

– А по чьей просьбе?

– Мистера Бендера.

– Генри, насколько мне известно, именно Фэллон первым выдвинул обвинение во взяточничестве против сенатора Везсрби?

– Да, это был он.

– Он что, сам пришел к тебе?

– Да.

– И ты распорядился заняться Везерби в рамках операции ABSCAM?

– Сперва я попросил моего заместителя по делам конгресса проверить факты. Когда это было сделано и он рекомендовал ABSCAM, а другие замы с этим согласились, я дал добро.

– С кем твой заместитель занимался проверкой фактов?

– С лидером большинства в сенате. И спикером палаты.

– С Чарли О'Доннеллом?

– Да. В порядке любезности.

– А я-то думал, что эти "любезности" кончились вместе с директором Гувером,– пробормотал президент с явным неодобрением.

О'Брайен потупил глаза.

Президент подался вперед.

– Генри, мне хотелось бы кое-что выяснить насчет твоей встречи с Фэллоном. Он что, как тебе показалось, нервничал? Или, наоборот, проявлял сдержанность?

– Нет. Насколько я припоминаю, нет,– ответил О'Брайен, подумав.

– Он не казался смущенным?

– Нет.

– Не было ли заметно, что робеет? Ведь как-никак он заявлял на своего же коллегу.

– Нет,– покачал головой О'Брайен.

– Тогда как бы ты охарактеризовал его тогдашнее поведение?

– Я бы сказал, он был весьма… хладнокровен.

– Уверен в себе?

– Да. Именно так.

– А к чему, собственно, сводились его обвинения?

О'Брайен развел руками.

– Он сообщил мне, что Везерби взял взятку, с тем чтобы употребить свое влияние и добиться от Агентства по охране окружающей среды разрешения на получение права вести нефтедобычу на одном из спорных участков.

– А доказательства он тебе представил?

– Все, какие только можно. Кто платил деньги. Сколько. Когда. Где.

Президент, откинувшись на спинку дивана, некоторое время сидел молча.

– Ты проверял обвинения? – наконец спросил он.

– Нет. Факт получения взятки почти невозможно доказать, если не поймать человека с поличным. И вот тогда мы прибегли к помощи операции ABSCAM.

– Понятно. И что из всего этого ты рассказал Бендеру?

– Все.

Президент поднялся.

– О'кэй, Генри. Большое спасибо. Договорим завтра.

Когда О'Брайен был уже в дверях, президент заметил:

– Да, кстати, а кто, по утверждению Фэллона, давал Везерби взятку?

– Дуайт Кимберли. Его тесть.

На мгновение президент потерял, казалось, дар речи.

– И об этом ты тоже рассказал мистеру Бендеру?

– Да, сэр.

Как только О'Брайен вышел, президент по внутренней связи вызвал секретаршу.

– Пожалуйста, Кэтрин, скажите Бендеру, что я хочу его видеть.

– Сожалею, сэр, но он ушел.

– Ушел? Куда?

Секретарша молчала. Было слышно, как она шелестит бумагами.

– Я очень сожалею, но в книге записей ничего нет.

– Пожалуйста, поставьте его на сигнал вызова.

– Хорошо, сэр.

Значит, Лу Бендер велел ФБР проверить досье на Терри Фэллона. Бейкер закрыл глаза и взъерошил свои заметно редеющие волосы. Положение становилось безвыходным. Бомба замедленного действия вот-вот должна взорваться, если… Если сейчас же, не медля ни секунды, не отсоединить провода.

Лу Бендер пока что не отвечал на вызовы – его детектор на них не реагировал. К тому времени, когда Центр коммуникаций Белого дома послал сигнал, вертолет, на котором летел Бендер, находился от столицы на расстоянии восьмидесяти миль – над Йорком, штат Пенсильвания. Это значило, что помощник президента был вне пределов досягаемости.

11.00.

Приходская церковь Св.Матфея в Чеви-Чейз обладала по меньшей мере двумя достоинствами в глазах Чарли О'Доннелла. Во-первых, она находилась всего в двух минутах ходьбы от его дома. Во-вторых, в гардеробной рядом с приделом можно было вести приватные разговоры и в то же время слушать мессу. Тем самым он мог воздавать кесарю – кесарево, а Богу – Богово.

Войдя в храм, О'Доннелл перекрестился, уселся на старую скамью рядом с Биллом Уикертом и, сложив руки, торопливо произнес слова молитвы. Уикерта он не терпел, но обойти его было нельзя: в качестве председателя комитета палаты представителей по делам вооруженных сил он являлся промежуточным звеном между конгрессом и Пентагоном с его особым замкнутым миром.

Покончив с молитвой, Чарли поднял голову и перешел прямо к делу.

– Что у нас с войной в Никарагуа?

– Что тебя интересует?

– Мартинес выигрывал ее или нет?

– Кому, черт подери, есть до этого дело? Лучше скажи, что ты намерен делать в связи с Истменом?

– Намерен или хочу сделать?

– Он же загнал нас в ручей, полный дерьма, а у нашего каноэ нет даже весла!

– Потише, Билл! Это все-таки церковь,– свистящим шепотом напомнил О'Доннелл.

Уикерт скрестил на груди руки, положил ногу на ногу и привалился к жесткой спинке скамьи.

– Может, ответишь на мой вопрос, Билл? Выигрывал Мартинес войну или нет?

– Проигрывал. Ортега колошматил его как хотел. Начальники штабов списали его со счетов. ЦРУ стремилось его сместить.

– И насколько серьезно оно этого хотело?

– Весьма серьезно.

– Мартинес, он-то сам был готов уйти?

– А Дьем [103]103
  Непопулярный военный диктатор Южного Вьетнама, от которого США решили в конце концов избавиться.


[Закрыть], по-твоему, был? – Уикерт, по своему обыкновению, предпочитал отвечать обиняками, отсылая своего собеседника к заговору с участием Кеннеди и ЦРУ, в результате которого был убит Нго Динь Дьем и пало южновьетнамское правительство.

– И ты думаешь, что Раух мог бы…

– Меня дрожь пробирает при мысли, на что способен адмирал Раух. Но если хочешь знать мое мнение насчет убийства Мартинеса среди бела дня на ступенях Капитолия, то я не считаю, что это дело его рук.

– Почему ты так в этом уверен?

– Чарли, уж в чем-чем, а в тонкости ему не откажешь. И еще я тебе скажу: действуй осторожно. Это мой дружеский совет.

О'Доннелл недовольно взглянул на Уикерта.

– Что, что, Билл? – свистящим шепотом переспросил он.

– А то, что вся партия может оказаться замешанной в дерьме. До съезда всего четыре дня, а у нас нет еще готового списка. Некоторые из наших уже начинают подумывать, а не потерял ли ты его случайно?

О'Доннелла передернуло от подобной наглости.

– Неужели ты это всерьез? – Задавая этот вопрос, он, впрочем, знал, что Уикерт говорит не столько от себя, сколько от лица всех недовольных. А это было уже серьезным сигналом.

– Он еще спрашивает! На прошлой неделе все было в норме. Никому в голову не могло прийти, что выборы не будут для нас увеселительной прогулкой. И что нам не обеспечены еще четыре года в Белом доме. А что, черт подери, мы имеем сегодня? Сидели бы в полной заднице, если б не этот красавчик из Техаса! А что нас ждет? Целый месяц публичной стирки грязного белья по телевидению, когда за дело примется Совместный комитет!

– Знаешь, Билл, держу пари, что мама в детстве тебя не любила.

Уикерт подался вперед.

– Некоторые из наших, Чарли, не хотят, чтобы ты назначал членов комитета от палаты. Так что тебе лучше с этим смириться.

– Ты настоящий мерзавец!

Уикерт встал, разглаживая складки на брюках.

– Мое дело было предупредить тебя, Чарли. И если ты нас не послушаешься, пеняй на себя. На твоем месте я бы предпочел первое.

Он прошел в боковой придел, опустился на колени и, быстро перекрестившись, вышел из церкви.

11.10.

Странно, что бы он ни говорил, не вызывало у нее ни малейшего интереса. Непрестанно теребя край своего капюшона, настоятельница нетерпеливо дожидалась, пока Манкузо кончит, после чего произнесла:

– Никакие обстоятельства не оправдывают вашего вторжения.

Одутловатая, небольшого роста, полная и приземистая, с пухленькими ручками и круглым бледным лицом, стянутым накрахмаленным капюшоном, настоятельница поднялась – и Манкузо увидел, что в ней едва пять футов роста.

– А теперь прошу извинить меня. Вы, надеюсь, не забыли, что сегодня воскресенье?

Манкузо понимал: она хочет вывести его из себя. Он встал, взял шляпу и пошел вслед за монахиней.

– Послушайте, сестра…

– Мать,– поправила настоятельница.

Для своего, казалось бы, неповоротливого, грузного тела двигалась она на редкость проворно, так что Манкузо приходилось почти бежать за ней по длинному коридору, отделявшему административный корпус от самого монастыря.

– Послушайте. Речь идет о преступлении, за которое положена смертная казнь. Был убит человек. Ранен сенатор.

– По вашим словам!

Манкузо от неожиданности остановился. Настоятельница тоже.

– Что значит "по моим словам"?

Она так и пробуравила его своими глазками: почему-то это всегда делают монахини, когда хотят прочесть чьи-нибудь мысли.

– А почем я знаю, что вы здесь действительно ради этого?

– Я…– Манкузо растерянно пожал плечами, переминаясь с ноги на ногу: "Ну и дерьмо эти монашки, никак к ним не подступишься".– Погодите…

Настоятельница рывком распахнула дверь и первой вышла во двор.

– Погодите же,– умоляюще произнес Манкузо, поспешая следом.– Вы ведь можете сидеть рядом, когда я буду с ней говорить, верно? Можете стенографировать, если хотите.

Она продолжала двигаться к воротам и отвечала, не оборачиваясь:

– К вашему сведению, мистер Манкузо, госпожа Харриет Фэллон была помещена в нашу больницу двенадцать лет назад. И все эти двенадцать лет она, по своему выбору, предпочитала жить среди тех, кто принял на себя обет молчания. Как и мы, она отвернула свое лицо от суетного мира. Не читала газет, не смотрела телевизор, не слушала радио. Все свои помыслы она обратила на то, чтобы спасти свой разум и свою душу.

– Н-да,– пробормотал Манкузо, запыхавшись, вынужденный бежать за настоятельницей, чтобы не отстать.– Но ведь это же насчет ее мужа.

Монахиня остановилась так неожиданно, что он почти наткнулся на нее.

– Мистер Манкузо, в тот день, когда я сказала ей, что ее мужа назначили сенатором, она помолилась, прося Бога, чтобы он дал ему мудрости и храбрости. А когда я сообщила, что его ранили, она стала молиться о его скорейшем выздоровлении. Кроме этих двух случаев, она больше ни разу не упоминала его имени.

– А как же те разы, когда он навещает се?

– Навещает? Сенатор Фэллон никогда здесь не был!

– Не был?! – заморгал глазами Манкузо.

– Никогда.

Настоятельница отвернулась и засеменила к воротам. Манкузо еще мгновение постоял, пытаясь осмыслить услышанное, а затем неуклюже бросился догонять ее.

– Госпожа Фэллон никого не принимает. Такова ее воля,– на ходу пояснила настоятельница.– Муж для нее – это часть мира, который она навсегда покинула. Не думаю, что она узнает его на фотографии. Уверена, вы понимаете, что я имею в виду.

– Н-да,– промычал Манкузо, понимавший гораздо больше, чем думала монахиня.

Остановившись на секунду в середине старого, посыпанного гравием двора, он оглянулся на монастырь: низкое каменное строение с деревянной отделкой, крытое шифером, неприступное и таинственное, какими казались ему все монастыри, полное шепотов и тайн. За любым из этих забранных ставнями окон могла находиться Харриет Фэллон – маленькая женщина с белым как мел лицом, бритой головой, скрытой под чепцом. Каждый вечер стоит она на мозолистых коленях на голом дощатом полу. И каждую ночь засыпает в одиночестве на своей узкой кровати с распятием в изголовье.

– Итак, мистер Манкузо? – обратилась к нему настоятельница, в то время как одна из монахинь уже приоткрыла ворота.

Манкузо по-прежнему мешкал.

– Постойте, я еще не ухожу.

Но настоятельница, казалось, не реагировала.

– Могу я задать вам на прощанье один вопрос, мистер Манкузо?

– Н-да,– согласился он.

– Зачем вы пришли?

– Я же вроде говорил,– он изо всех сил теребил поля шляпы.– Мы разыскиваем убийцу…

– Пожалуйста, не лгите мне!

Манкузо замолк, и какое-то время оба глядели друг на друга. Он – держа в руках шляпу, она – сложив руки и спрятав их в просторных черных рукавах монашеского одеяния.

– Я не могу вам этого открыть,– наконец произнес Манкузо.– Но мне во что бы то ни стало надо с ней поговорить. Поймите, это очень важно!

– Об этом вы уже говорили.

– Я могу принести вам судебную повестку. Из федерального суда.

– Ваши повестки здесь все равно недействительны, мистер Манкузо. Если только вы не докажете, что госпожа Фэллон должна выступать в качестве свидетельницы по делу о совершенном преступлении. Государство и церковь… надеюсь, вы помните?

Она кивнула пожилой монахине, и та распахнула ворота, приглашая его покинуть монастырь. В ее глазах горело презрение, и Манкузо почувствовал, что заслуживает его.

– Прощайте, мистер Манкузо,– сказала настоятельница.– И да благослови вас Господь.

Манкузо вышел, но тут же обернулся.

– Вы знали, что я приду, а? Кто-то вас предупредил.

Настоятельница взглянула на него сквозь щель в неплотно прикрытых воротах. В ее глазах ему почудилось что-то, чего раньше он там не замечал. Она явно обдумывала свой ответ.

– Да. Человек, который приходил к нам в среду.

И ворота наглухо захлопнулись.

Манкузо, велев таксисту подождать еще немного, обошел вокруг длинной гранитной стены монастыря – до того места, где она выгибалась в сторону озера Эри. Здесь, на западной окраине, находилось открытое поле. Оно тянулось до самой воды. Джо тяжело опустился на замшелый валун, каких немало было разбросано вокруг, и закурил.

Значит, все одна только ложь, сплошное дерьмо! Преданный, любящий муж, который якобы остался верен брачным обязательствам перед своей женой-шизофреничкой. Безобразная, циничная, отъявленная ложь! Женитьба их была фарсом с самого начала. Терри Фэллон просто лжец! И если уж он лжет в таком, кто скажет, где кончается его вранье и начинается правда? Пятеро уже убито. Истмен заявляет перед лицом всей Америки, что секретная служба ведет собственное параллельное расследование убийства Мартинеса. Но Манкузо прекрасно знал: никакого права проводить свое расследование у секретной службы нет, это уж ищите придурков в другом месте, едрена вошь!

Манкузо вынул из кармашка пиджака четыре маленькие бляхи, которые Росс обнаружил в номере гостиницы "Четыре времени года", где проживал убитый. Он разложил бляшки на ладони и слегка пошевелил их указательным пальцем. Круг. Квадрат. Буква "S". И американский флаг.

Старая игра продолжалась по-новому.

Впервые все наконец-то прояснялось.

13.40.

Когда Лу Бендер возвратился в Белый дом, он сразу прошел в Овальный кабинет, рассчитывая застать там президента. Но секретарша, увидев его, подняла руки:

– Его нет.

– Где же он?

– Он просил его не тревожить.

Некоторое время Бендер стоял молча, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Позвоните ему,– попросил он наконец.

– Но, мистер Бендер…

– Это весьма важно…

Секретарша вздохнула.

– Он в ЦПВО [104]104
  Центр противовоздушной обороны.


[Закрыть].

– Скажите, что я сейчас к нему спускаюсь.

С явной неохотой секретарша нажала на кнопку селектора, а Бендер вызвал лифт, чтобы спуститься.

Президент, по обыкновению, сидел в среднем кресле в наблюдательной комнате, глядя на электронное табло. Он даже не оглянулся, когда Бендер вышел из лифта.

– Где ты пропадал?

– Наносил визиты.

– Звонил О'Доннелл. Он собирается заглянуть ко мне днем вместе с Гаррисоном.

Бендер покачал головой.

– Чертов Истмен! Надо бы ему яйца оторвать и заткнуть в глотку!

Президент оставил эти слова без внимания.

– Ты просил О'Брайена просмотреть досье на Фэллона?

– Да, я подумал, что нам не мешает узнать, исправно ли он платит налоги.

– Я тебе не верю, Лу.

– Да? – Бендер вынул изо рта сигару.

– Да. Уверен, досье понадобилось тебе потому, что ты хотел найти компрометирующие его данные. Чтобы с помощью шантажа перекрыть ему путь к президентству.

Бендер посмотрел на кончик своей сигары, затем подул на него, увидев, что огонек почти потух.

– Шантаж – слишком сильно сказано.

– А как ты это назовешь?

– Быть в боевой готовности.

Президент покачал головой.

– Пойми, он нужен нам для списка. Но только в качестве вице-президента! Вот я и хочу обезопасить нас на случай, если он вздумает жадничать.

– Садись, Лу,– сказал президент. И когда тот сел, продолжал: – Я прошу тебя прекратить это.

– Что именно?

– То, что ты затеваешь против Фэллона.

– И что же, прикажешь уступить ему и дать возможность быть выдвинутым в президенты?!

– Мы ничего не даем Терри Фэллону. Но у нас и без того неприятности. А все, что ты делаешь, может их только усугубить.

– Какие, собственно, неприятности?

– Предстоящее расследование.

– Сэм, мы имеем сведения об убийце. След к нему. И думаю, нам удастся его поймать в течение ближайших суток.

Впервые во время разговора президент обернулся к своему собеседнику.

– Это правда?

– Стопроцентная.

Бейкер откинулся на спинку кресла.

– Значит, ты уверен?

– Целиком и полностью. Если мы схватим убийцу, то Истмен окажется круглым идиотом. А расследование конгресса завянет на корню.

– Что там с этим сотрудником секретной службы?

– Это так, для отвода глаз. Истменовские игры.

– Какого сорта?

– Не знаю. Но обязательно выясню.

Сэм Бейкер внимательно посмотрел на маленького седого человека, сидевшего рядом с ним. Уже давным-давно он привык во всем полагаться на его суждения, так что сейчас ему требовалось немало усилий, чтобы усомниться в них. Тем не менее он нашел в себе силы повторить еще раз:

– Перестань возиться с Фэллоном.

– Сейчас не могу. Я близок к очень важным выводам.

– Выводам? Каким?

– Не знаю. Но чувствую, что это будет кое-что. Хотя пока не могу сказать ничего более определенного.

– Не подставляй нас без нужды, слышишь?

– Мне нужно президентское помилование для Везерби.

Бейкер непонимающим взглядом уставился на Бендера.

– Я с ним виделся, Сэм. У него есть информация, которая наверняка нам поможет. Но мы должны уплатить его цену.

– Нет.

– Тогда сократи остающийся срок. Срежь год. Какая, в сущности, разница?

– Нет.

– Черт возьми! Нам надо надеть на Фэллона ошейник. А то этот сукин сын может устроить на съезде такое…

– Лу, ты знал, что ЦРУ хочет заразить Мартинеса?

– Кто это тебе сказал? – холодно спросил Бендер, сверля президента взглядом своих горящих глаз.

– Отвечай на мой вопрос.

– Конечно, я отвечу.– Лу наклонился совсем близко к Сэму Бейкеру и перешел на шепот:– А какая, скажи, разница… если тебя не выдвинут в президенты?

Бейкер склонил голову и, закрыв глаза, начал потирать переносицу.

– Лу, ради бога, умоляю…

– Все сейчас висит на тоненькой ниточке, Сэм,– произнес Бендер задумчиво и, не повышая голоса, спросил: – Неужели ты хочешь войти в историю как человек, потерявший для Запада всю Латинскую Америку?

– Нет,– ответил президент у него за спиной.– Но я не хочу также, чтобы меня помнили как человека, поправшего Конституцию.

Бендер обернулся и в упор посмотрел на президента.

– Прекрати, Лу. Сейчас же. Оставь Фэллона в покое.

Бендер сунул руки в карманы брюк и начал внимательно разглядывать свои начищенные до блеска ботинки.

– Дело хозяйское,– буркнул он.

13.35.

Все утро Росс думал о Салли Крэйн. Растянувшись в шезлонге у себя на террасе в своих синих плавках, он неотрывно следил за занавеской, прикрывавшей стеклянную раздвижную дверь из ее комнаты, и ждал, пока Салли наконец соизволит появиться. Но за все утро занавеска так ни разу и не шевельнулась, оставалась плотно задернутой.

Да, по его вине она влипла в историю. Это уж как пить дать. Она соучастница преступления. Дойди дело до суда, Салли получит, правда, всего лет пять условно, согласившись выступить в качестве свидетеля обвинения. Но все равно ее политическая карьера закончится. Да и вернуться к серьезной журналистике тоже станет невозможно.

Учитывая, что они с Манкузо официально занимаются расследованием дела Мартинеса, едва ли им грозит тюрьма. Манкузо, правда, скорей всего, лишится своей пенсии, а ему, Россу, придется искать себе другую работу. Интересно, думал он, лежа на террасе, разрешат ему частную юридическую практику или нет? Только теперь ему пришло в голову: если запретят, то ему, в сущности, придется начинать с нуля.

Впрочем, до такой возможности еще очень далеко. И вряд ли имеет смысл предаваться сейчас мрачным мыслям. Ясно одно: всем им надлежит хранить полное молчание. Салли, Манкузо и ему. Если один из них расколется и отдаст остальных на заклание, то он, может, и сумеет избежать уголовного наказания. Но не скандальной известности.

В общем-то у него самого были наилучшие шансы на выживание. Ему всего двадцать семь, это его первое оперативное задание, так что отсутствие опыта может служить смягчающим вину обстоятельством. К тому же обыск в номере предложил ведь не он. Скорей всего, он отделается служебным выговором и отстранением от работы на три месяца без сохранения содержания, если сам явится с повинной. Возможно, это следует сделать не ему, а Манкузо. И не потому, что у того в Бюро так уж много друзей, которые постараются замять дело. Просто, если первым во всем признается Росс, он-то знает, какими глазами станут смотреть на него остальные сотрудники. Он будет парией, отверженным. С ним в паре не согласится больше работать никто. Никто не захочет даже разговаривать с ним. Да, он сохранит свою должность, но с мыслью о карьере придется распроститься навсегда. Представить все это было проще простого. Так что им всем оставалось одно: держаться вместе – и молчать. Никому из них это не дается легко. Хуже всего было, что Росс страстно желал Салли. И в то же время он прекрасно понимал, что, скорей всего, шансов у него теперь никаких.

К тому времени, когда Салли сама постучала в дверь его номера, Росс, похоже, задремал. Решив, что это горничная, он приподнялся на локте и крикнул:

– А вы не заглянете через полчасика?

– Дэйв?

– Салли?

Он рывком вскочил с шезлонга, подбежал к двери и распахнул ее.

– Извините,– пробормотал он в смущении.

Волосы у нее уложены в пучок, грудь стянута золотистым лифчиком купальника, который выразительно обрисовывал ее формы. Шорты цвета хаки довершали ее пляжный костюм. Она выглядела юной, словно девочка, и вся так и сияла.

– Господи, вы только поглядите на него!

Росс, однако, во все глаза глядел не на себя, а на Салли и ничего не мог понять.

– На меня? А в чем дело?

– Да вы красный как рак! – Салли притронулась к его руке.– Что это вы делали?

– Валялся на солнце.

Он взглянул на свою руку: белые вмятинки от ее пальцев снова обретали темно-розовый цвет загара.

– Наверняка будет болеть ночью. Хорошо бы смазать кремом.

– А как ваше самочувствие? Сегодня получше?

– Да, гораздо.

– Нс бойтесь, все образуется.

– Хочется верить. Но, может, не будем об этом? – попросила она, и в ее глазах отразилась боль.– Пошли лучше прогуляемся. Я совсем очумела.

Росс взял рубашку, надел спортивные туфли и захлопнул дверь, не забыв захватить с собой ключ от номера. Когда они спустились на лифте, он снова приметил в углу фойе мужчину средних лет, на сей раз читавшего, правда, не газету, а книжку карманного формата. Он как бы между прочим проводил их ничего не выражавшим взглядом. Росс с отвращением мотнул головой. Было ясно, что отделение ФБР в Майами ничего не знало о своем провале. Что же удивительного, что в здешних краях кокаин и другие наркотики проникали в страну, как через дырявое сито. Еще бы, если охрану границ несут такие ротозеи!

Они шагнули из дверей отеля прямо в жгучее солнце полдня, пересекли Коллинз-авеню и двинулись вдоль набережной, где на воде залива покачивались на привязи прогулочные катера. Краем глаза Росс заметил, как на стоянке их отеля припарковался серый "форд" с двумя пассажирами.

– Боже, какой день! – воскликнула Салли и, запрокинув голову, набрала в легкие как можно больше воздуха.– До чего же мне надоело торчать у себя в номере.

Она, казалось, испытывает огромное облегчение. И тем неуютнее было у Росса на душе: ведь он с ней не откровенен.

– Послушайте, Салли,– неожиданно сказал он.

– Да?

– Не оборачивайтесь, идите дальше.

– Что случилось?

– Черт подери, мне надоело это от вас скрывать. Я должен вам признаться.

– Но в чем?!

– Спокойно. За нами следят. Нет-нет, не оборачивайтесь.

– Следят? Но кто?

– Слежка началась с того момента, как мы сошли с самолета. Один тип постоянно торчит в фойе. Вчера вечером несколько человек опекали нас в ресторане. Когда мы возвращались в гостиницу, за нами все время ехала машина.

– Но кто это?! – Салли была в ужасе.

– ФБР.

– Что?! Зачем им это надо?

– Дело затрагивает национальную безопасность. Иногда они это практикуют. Слишком высоки ставки.

– Значит, следят за ВАМИ?

– Нет, за НАМИ!

– Господи,– еле слышно выдохнула она, продолжая идти вперед.– А зачем вы все это мне рассказываете?

– Черт возьми, я чувствую себя последней дрянью, что впутал вас в ту историю в "Четырех временах года". Так идиотски все получилось.

– Но не из-за вас же.– Салли спустилась по ступенькам к белому деревянному настилу, прикрепленному к пустым бочкам из-под мазута. Волна, поднятая проплывавшей невдалеке моторкой, ударилась о днище, и все сооружение закачалось.

– Послушайте, Салли. Я все время думаю… В хорошеньком положении мы очутились.

– Я ни о чем другом и думать не могу.

– Так вот, этот тип из "Четырех времен года" не мог быть на службе. Секретная служба не имеет права влезать в такие дела.

– Не понимаю.

– Он или действовал на свой страх и риск, или нашел частного заказчика.

– И кого же?

– Понятия не имею. Но дело в том…– Он взял Салли за локоть.– Как только мы найдем убийцу Мартинеса, вся эта история заглохнет сама собой.

Она обернулась.

– Вы прелесть! Я понимала, что вы за меня переживаете. Но откуда такая уверенность, что вы сможете найти убийцу?

– Никогда заранее не знаешь, что получится, а что нет. Может ведь и повезти.

Росс пожал плечами и прошел дальше.

Салли вздохнула, покачала головой:

– Просто не представляю, как это вам удастся.

– Послушайте, не надо отчаиваться. В конце концов, у нас есть профессиональные секреты.

– Это какие еще?

– Ну, знаете, свои способы розыска. Или; скажем, информация от наших осведомителей. Еще кое-что.

– Простите, агент, но все это,– Салли явно поддразнивала его,– по-моему, обычная мужская бравада.

– Ничего подобного!