Текст книги "Кумир"

Автор книги: Стив Сомер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– Вели им освободить проход к двери. Для женщины по имени Сьюзан Лэйн.

– Да тебя там все прекрасно знают.

– А я изменила внешность,– сказала она.– У меня теперь короткая стрижка.

– О, женщины,– заметил Чэндлер.– О'кэй. Все что тебе угодно.– И он нацарапал имя.– Послушай,– продолжал он,– я тебе должен кое-что сказать. Когда никто не мог добраться до тебя прошлой ночью…

– Ну и что?

– Полиция получила ордер на обыск твоего дома. Существует телеграфный отчет, что…

– Поговорим в эфире после Фэллона,– сказала она. И повесила трубку.

8.05.

Ступив на подиум трибуны в студии 1 Ви-Эр-Си, Крис Ван Аллен попал прямо в осиное гнездо. В студии располагалось тридцать рядов складных металлических кресел – общим числом четыреста. И все они были заняты. Телекоманды расположились в конце комнаты и выстроились по обеим стенам. Казалось, каждый журналист в Вашингтоне пробивал себе дорогу в эту студию. От черного козырька над кабиной диктора у задней стены до самого подножия трибуны толклись журналисты, громко, оживленно беседуя.

Крис наклонился к микрофонам.

– Пожалуйста, уделите мне немного внимания,– сказал он усиленным, но надтреснутым – сцены испугался – голосом. Оглянулись только несколько журналистов. Кое-кто захихикал.– Пожалуйста! – воззвал он.– Леди и джентльмены! Садитесь, пожалуйста!

Мощные микрофоны, казалось, усилили не только его голос, но все его слабости.

Журналисты нехотя принялись разыскивать свои места.

– Пожалуйста,– еще раз воззвал Крис,– пожалуйста, леди и джентльмены. Рассаживайтесь. Благодарю вас.

Они шуршали, устраивались – неспокойно и взволнованно.

Крис развернул пачку бумаг на трибуне перед собой.

– Сенатор Фэллон сделает короткое заявление,– сказал он.– Сенатор считает, что откровения в сегодняшних газетах являются личным делом мисс Крэйн и относятся только к ней.

– Вы хотите сказать – интимным? – крикнул кто-то.

– Салли Крэйн уже пристрелили? – крикнул еще кто-то.

Внезапно показалось, будто рухнула крыша. Журналисты из первого ряда вскакивали, выкрикивая злые вопросы. А вслед за ними повскакивали с мест и другие. Через мгновение на ногах оказались уже все. Кто не орал, тот смеялся.

– Все-все-все! Пожалуйста! – надрывался Крис в микрофон.– Если вы не усядетесь, сенатор отбудет в аэропорт, и эта пресс-конференция произойдет в Сент-Луисе. Пожалуйста!

Сердито ворча, они постепенно расселись снова.

Крис откашлялся:

– Опубликованные фотографии ясно доказывают, что мисс Крэйн работала в офисе сенатора уже после…

– Ага! – гаркнул кто-то.– Это ее младенческие фотографии.– И вся студия взорвалась от хохота.

Крис продолжал, перекрывая грохот:

– … и эти фотографии не связаны ни с сенатором, ни с этой избирательной кампанией!

Сзади выскочил какой-то репортер:

– А он знал, что она замешана в деле Везерби?

Дюжина голосов подхватила вопрос, и вся комната снова была на ногах.

Стив Чэндлер сидел перед монитором с дистанционным управлением в студии Рокфеллер-центра. Было 8.08. утра, и у жирного маленького паяца на сцене оставалось всего три минуты, чтобы успокоить зал и вывести на трибуну Фэллона. Если он этого не успеет к началу программы «Тудей», вся Америка будет лицезреть, как свора журналистов разорвет Криса Ван Аллена на куски. Чэндлер наклонился и слегка подтолкнул локтем технического директора.

– Почему это такие моменты никогда не попадают в эфир?

Манкузо явился в кассу на третьем этаже дома Гувера и слегка постучал по пуленепробиваемому стеклу. Миртл, старая, седая леди – она была инспектором по выходному пособию,– махнула ему рукой и впустила. Она была симпатичной дамой небольшого росточка с ямочками на щеках и улыбкой, готовой для каждого. Носила старомодный несуразный кулон с часами, приколотый над сердцем.

– Входите, Джо,– сказала она и кивнула на кресло, стоящее у ее стола.

– Как поживаете, Миртл? – спросил Манкузо, сел и положил свою шляпу на стол рядом с собой.

– Итак, вы окончательно вышли из игры?

– Ага.

– Я буду скучать без вас, малыш,– сказала она.

– Ага,– пожал плечами Манкузо.

– Ладно, посмотрим, что тут имеется для вас.– Она надела очки и раскрыла папку.– Прежде, чем подписать это, лучше прочитайте.

Обычный мелкий шрифт, черт бы его подрал. Большого труда стоило Манкузо его разобрать.

– О чем там?

– Что вы лишитесь всяких привилегий и пенсии, если не будете держать язык за зубами.

Манкузо рассмеялся. Зазвонил телефон.

Миртл взяла трубку. Затем она сказала:

– Это вас,– и передала ее Манкузо.

– Слушаю.

– Джо? Это говорит секретарша Джин.

– А в чем дело?

– Вы нас покидаете?

– Ага, увольняюсь.

– Ну…– она говорила сдавленно, словно комок застрял в ее горле.

– Эй, чего вам еще надо? Я получил все эти бумаги и собираюсь подписывать.

– Вы не могли бы…– она говорила совсем тихо,– не могли бы зайти попрощаться?

Он посмотрел на Миртл, потом отвернулся к окну.

– Да, конечно,– сказал он.– Когда получу все, что мне причитается.

– Вас здесь спрашивают по телефону.

– Кто?

– Не знаю. Говорят, это важно. А кто – не говорят.

Манкузо задумался.

– Ладно. Давайте его сюда.

В его ухе раздалось потрескивание, затем голос сказал:

– Джо, это вы?

Манкузо привстал. Тут он увидел, как смотрит на него Миртл, и сел обратно.

– Да, это я.

– Вы были у Истмена прошлой ночью, не так ли?

– Что, если так?

– И вы сказали Бендеру, что вы знали… знали о заражении. Вы перепугали его до смерти.

– И?…

– Вы знаете, что вас пытались убить?

– Ага, знаю.

– Больше не будут. Я прослежу за этим.

– У них не слишком хорошо получилось, между прочим.

– Джо, я хочу спросить вас – зачем?

– Что – зачем?

– Вы вполне могли и не докапываться до истины. Почему вы так не поступили?

– Сам не знаю,– пожал плечами Манкузо.

– В это я не верю.

– Наверное, я думал, что этой стране должен быть дан еще один шанс.

На другом конце провода повисла тишина.

– Вы у телефона? – спросил Манкузо.

– Мы в неоплатном долгу перед вами,– сказал голос. Трубку повесили.

Манкузо положил свою на рычаг. И продолжал сидеть с отсутствующим видом.

– О чем это вы говорили? – спросила Миртл.

– Ни о чем,– ответил он и закурил сигарету.– Звонил один парень, я его поддержал однажды.

Человек у бокового входа в студию жестом показал: пора начинать. И Крис Ван Аллен снова ступил на подиум.

– Включите камеры,– сказал он.

Брайант Гамбел посмотрел прямо в объектив и произнес:

–… к Эн-Би-Си присоединяется Ви-Эр-Си в Вашингтоне, где сейчас в живой эфир пойдет пресс-конференция сенатора Терри Фэллона, в которой будут обсуждаться события, потрясшие наш политический истеблишмент.

В программе "Тудей" возник Крис Ван Аллен на подиуме. Он объявил:

– Леди и джентльмены, сенатор от штата Техас, достопочтенный Терренс Фэллон.

Словно по волшебству все журналисты в студии разом замолчали.

– А что случилось с его белокурой красоткой? – спросил технический директор Чэндлера.

– Думаю, он нам сейчас расскажет,– сказал Чэндлер и сел в кресло, вооружившись целым термосом кофе.

Терри пересек студию, ступил на трибуну и занял свое место на подиуме.

– Мое заявление будет кратким,– сказал он.– Сегодня утром с грустным и тревожным сообщением мне позвонила женщина. Женщина, которая являлась важной составной частью моего штата на протяжении долгих лет, проведенных мною в сенате.

В его глазах стыла боль, и по всей Америке миллионы людей, смотревших передачу, могли убедиться, что боль была настоящей.

Миртл выкладывала перед Манкузо различные бумаги, одну за другой, терпеливо объясняя, что в каждой, и показывая ему, где надо расписаться.

– Теперь вот эта,– сказала она и открыла голубую папку.– Это перевод страхования вашего здоровья на пенсионное обеспечение. А это ваша главная медицинская страховка.

– Зачем она?

– На случай, если вы в самом деле заболеете.

– А какая разница?

– Вы оплачивали ее на протяжении всех этих лет. Теперь вы сможете пользоваться ею без дальнейшей выплаты.

– Все эти годы я платил и не нуждался в лечении. Теперь оно мне может понадобиться, но платить я больше не буду?

– Таково правило, Джо,– улыбнулась Миртл.– Никто и не говорит, что оно имеет смысл.

– Уж вы мне не рассказывайте,– заметил он и расписался на обеих бумагах.

– А вот еще одна…– И она положила перед ним новую бумагу.– Отменяются ваши ежемесячные взносы.

– То есть как?

– Ведь теперь вы будете жить на пенсию, так что…

– Сколько?

– 12,5 доллара дважды в месяц.

– Оставим их,– сказал он.– Может, дядюшке Сэму деньги нужны.

И они улыбнулись друг другу.

Открылась задняя дверь офиса, и внутрь заглянул один из бухгалтеров.

– Миртл, уже показывают. Фэллона по телевидению.

– Ступайте, Дот. Я приду попозже.

– Вам хочется посмотреть? – спросил Манкузо.

– А вам? Там ведь будет об этой бедняжке.

– Ну нет,– сказал Манкузо.– Я с этим покончил.

Редко приходилось Терри Фэллону стоять перед угрюмыми, недоброжелательными журналистами.

– Не хочу, чтобы у кого-нибудь оставались сомнения: факты, обнародованные в сегодняшних газетах, я нахожу дурными и непристойными,– сказал он, глядя им прямо в глаза.– Поведение Салли Крэйн как молодой женщины, то есть ее недавняя личная жизнь, поднимает вопросы, на которые нелегко ответить. Существует стиль поведения, лично который мне не импонирует. Мало того, всякий приличный человек может испытывать здесь только отвращение. И все-таки,– сказал он, и голос его стал глуше,– я встревожен, леди и джентльмены, тем, что с такой небрежностью говорят о личной трагедии, не разобравшись в ее сути.

Он сделал небольшую паузу и внимательно вгляделся в лица перед ним. Ощерившиеся лица. Вызов и бесстрашие читались в его взгляде. У Фэллона был вид человека, который знает правду и скажет ее, даже если падут небеса. Затем он открыл текст речи, которую для него написала Салли, и начал:

– Сегодня рухнула карьера молодой женщины. И все потому, что однажды, в далеком прошлом, она оказалась в руках беспринципных мужчин и они использовали ее самым жестоким образом, какой только можно вообразить. То, что случилось с Салли Крэйн,– ее вина, и она должна ответить за нее. Но не только ее. И я не позволю превратить ее в козла отпущения за вину, которую должны разделить и другие лица. Салли пала не одна. У нее были сообщники.

Журналисты заерзали в своих креслах.

– А вот это,– сказала Миртл,– это приятно.– Она положила перед Манкузо правительственный чек к оплате. Он даже присвистнул.

– Это все мне?

– Да, сэр. Это единовременно выплачиваемая сумма за неиспользованные выходные дни и дни по болезни. Без вычетов налога. Видите? – Она показала ему чек.

– Да-а.

– Без федерального. Без окружного. Чистый доход. Теперь соберите все вместе и положите в бумажник.

Он сделал, как ему было сказано.

– Даже если бы я получал каждую неделю одну из этих сумм, я почувствовал бы себя богачом.

Она открыла следующую пачку бумаг.

– Вы подумали о том, что собираетесь делать дальше?

– Когда?

– Ну, когда вы выйдете в отставку.

– Не знаю,– сказал Манкузо.– Может, отправлюсь в Голливуд сниматься в кино.

Миртл улыбнулась.

– Да вы не сомневайтесь,– заметил Манкузо.– Я чертовски хороший актер.

Стив Чэндлер в своей студии 3Б, посмотрев прямую трансляцию, переключился на монитор, где шла передача из галереи для прессы в сенате. Рабочие сцены сгрудились вокруг единственного кресла. Проверяли, чтобы Брайант Гамбел мог дать интервью с Салли Крэйн в живой эфир. Это был как раз тот исключительный случай, о котором мечтают репортеры. За который они готовы дорого заплатить. Как только Фэллон закончит от нее отмываться, Салли Крэйн примется выкладывать все грязное белье на стол. Это не только поднимет класс программы «Тудей», но весь ее штат по крайней мере месяц сможет обедать за счет этого шоу.

Чэндлер соединился по телефону с ведущим.

– Она уже в гриме?

– Она еще не показывалась,– ответил тот.

– Позвоните в охрану. Убедитесь, что они пропустят ее сразу наверх. Фэллон не собирается выступать там вечно.

– У Салли Крэйн было все, о чем могла мечтать любая девушка: ум, личностные качества, любящая семья, прекрасное образование,– продолжал Терри.– Она росла с верой в Американскую Мечту, в нашу Конституцию, в искренность нашего правительства. Но ее ожидало горькое разочарование.

Он оторвал взгляд от страниц, разложенных перед ним на подиуме.

– Многие из вас знали Салли. Многие из вас восхищались ею.– Его глаза сверлили лица журналистов, переходя от одного к другому.– Как и она, вы свидетели, как обманом и клятвопреступлением позорила себя одна администрация за другой. Начиная с Уотергейта и кончая Ирангейтом.

– Вот дерьмо собачье, он рвет мне сердце,– сказал Стив Чэндлер.

Сэм Бейкер смотрел выступление Фэллона по телевидению, когда к нему прибыл О'Доннелл.

– Извините, что помешал вам,– сказал О'Доннелл.

– Ничего,– отвечал президент. Он нажал кнопку дистанционного управления, и экран погас.– Фэллон пытается найти выход из положения, связанного с той женщиной.

– Отвратительно.

– Печально.

– Я выехал сразу же,– сказал О'Доннелл, пытаясь поддержать разговор.

– Да, я ценю это, Чарли. Я хотел, чтобы вы лично услышали мое решение.

О'Доннелл сцепил руки на коленях.

– Я решил добиваться включения меня в список кандидатов на пост президента,– сказал Бейкер.– И для этого пойти на все.

– С… кем? – с трудом выговорил О'Доннелл.

– Не с Фэллоном.

– Тогда Фэллон может добиваться включения его в список кандидатов на пост именно президента, а не вице-президента. И притом сам.

– Потому я и выдвигаю себя, Чарли. Я должен остановить его.

О'Доннелл покачал головой:

– Не думаю, чтоб съезд избрал вас, Сэм. По крайней мере в паре с Истменом.

– Чарли, у меня в кармане заявление Истмена об отставке.

– Что?!

– Оно не датировано. Я официально дам ему ход, когда выберу подходящий момент. Таково наше соглашение.

– Пресвятая дева Мария,– тихо сказал О'Доннелл.

– Как только я выберу подходящего напарника, Истмен уйдет, и можно будет вести избирательную кампанию надлежащим образом.

– Умно, Сэм, но не сработает,– улыбнулся О'Доннелл.– Я не уверен в победе, кого бы вы ни взяли в пару.

– Тогда мы должны найти подходящего и преданного сторонника, который не побоится проиграть.

– Не знаю никого, кто бы согласился,– пожал плечами и развел руками О'Доннелл.

Президент сидел молча. Внезапно О'Доннелл понял, куда клонит Бейкер.

– Это будет тяжелая борьба, Чарли,– сказал президент.– И придется проглотить не одну горькую пилюлю, прежде чем мы дойдем до финиша. Не могу пообещать вам ничего, кроме тайной ненависти на съезде и разочарования после него. Но мы совершим мужественный поступок. И я готов пойти на это.

О'Доннелл опустил голову и, казалось, что-то пробормотал. Но на самом деле он усмехнулся про себя.

– Вице-президент О'Доннелл!– наконец сказал он.– И это я.

Он откинулся назад и оттянул большими пальцами подтяжки.

– Что ж,– продолжал он,– я достаточно поработал в конгрессе. Дворняжки кусали меня за пятки. Теперь пришло мое время ответить этим псам тем же. Пошлю-ка я их всех к черту, Сэм. Раз я вам подхожу, я – ваш.– Он протянул через стол свою большую руку, и президент пожал ее.– Кто говорит, что мы слишком стары для борьбы?

– Благослови вас бог, Чарли,– сказал президент и накрыл его руку своей.– Но существует еще одна закавыка. И надо знать всю правду, прежде чем приниматься за работу.

– Мартинес,– мрачно кивнул О'Доннелл.

– Да,– сказал президент и нажал кнопку внутренней связи.– Кэтрин,– сказал он,– просите Директора присоединиться к нам.

Открылась дверь, и вошел О'Брайен.

– Мистер президент, мистер спикер.

– Пожалуйста садитесь, Генри,– сказал президент.

О'Брайен выбрал кресло в конце стола. Он явно испытывал дискомфорт. Очевидно, никто не подготовил его к подобной встрече.

– Генри, я хочу, чтобы вы рассказали спикеру, что обнаружилось при вскрытии трупа Мартинеса. Особенно что показал анализ крови.

На мгновение О'Брайен онемел. Затем он обшарил все свои карманы, но его маленькой записной книжки там не было.

– Анализ… крови?

– Да.– И президент подался вперед в своем кресле.– Генри, вы помните, когда мы вместе толковали в ЦПО [130]130
  Центр противовоздушной обороны.


[Закрыть]? Когда вы сказали мне, что я могу на вас рассчитывать?

– Да.

– Сейчас я как раз рассчитываю на вас.– И президент сел, выжидая.

Взгляд О'Брайена метался между двумя сильными мира сего. Он вспомнил слова Манкузо. Тот был прав: он не должен был позволять им проделать это.

О'Брайен вздохнул. И заговорил:

– У полковника Мартинеса был СПИД.

В последовавшей затем тишине О'Доннелл прошептал:

– Боже ты мой. Значит… все это правда.

– Спасибо, Генри,– улыбнулся президент.– Спасибо за то, что вы сказали нам правду.– Затем он повернулся к О'Доннеллу. Ни разу за все эти годы в правительстве он не видел великого спикера палаты представителей столь потрясенным.– Да,– сказал Сэм Бейкер.– Это правда. Исполнительная власть Соединенных Штатов, заключив преступный сговор, заразила Октавио Мартинеса.– Он поднялся, подошел к своему письменному столу, выбрал две копии отпечатанного на машинке документа и протянул по одной каждому.– Это отчет адмирала Рауха о попытке убийства посредством заражения полковника Мартинеса. Здесь все есть. Кто приказал использовать вирус СПИДа, как его достали, имя доктора, который снабдил им,– все. Генри, я хочу, чтобы вы послали это в пятницу в ведомство по наблюдению за деятельностью разведки. Вместе с полным вашим отчетом.

О'Брайен моргал по крайней мере минуту.

– Да, сэр…

О'Доннелл уже пробежал глазами несколько первых страниц.

– Ради всего святого, это же…– он рывком перевернул еще одну страницу.– Раух, Бендер…

– Адмирал Раух вернется на воинскую службу в военно-морских силах сроком на один год, прежде чем получит отставку,– сказал президент.

– А Бендер?

– Мистер Бендер…– тут президент остановился.

– Что случилось, Сэм?

– Ничего.– Сэм Бейкер грустно улыбнулся.– Я только сейчас понял, как мне будет недоставать его.

– Каждый из нас,– продолжал говорить Терри Фэллон,– каждый, кто жил в Америке последние сорок лет, повинен в трагедии Салли Крэйн. Это не был изолированный преступный акт. Это еще одно жестокое доказательство эрозии наших ценностей. Задумайтесь о последнем сорокалетии. Задумайтесь над тем, что мы все наблюдали.

Мы видели, как наше правительство лжет нашей нации и нашим союзникам, ведет тайно грязные войны, одновременно проповедуя доктрину мира. Мы видели, как наши агенты просачивались и разрушали народные освободительные движения здесь и за границей, торговали с террористами, создали широкий рынок торговли оружием уничтожения. Наше правительство столько раз делало черное белым, а белое черным за прошедшие четыре десятилетия. Кто может сейчас отличить добро от зла?

Аморальность, которая поражает высшие учреждения нашей страны,– болезнь заразная и опасная. Она поражает не только нашу внешнюю политику – она поражает и заставляет болеть самое сердце американского народа. Мы были настолько самонадеянны? Или мы были настолько слепы? Неужели мы думали, что нам удастся распространить инфекцию по всему остальному миру, а самим остаться невосприимчивыми к ней? – Он смотрел прямо в телекамеры, прямо в глаза миллионам людей по всей стране.– Что сталось с нашими идеалами, Америка? С нашими непререкаемыми истинами? С нашей мечтой? – Он сделал паузу, и обвинение повисло в тишине. Тогда он понизил голос и продолжал:– На унизительные фотографии, сегодня опубликованные, смотреть стыдно. Но я призываю вас пристально посмотреть на них другими глазами и увидеть там нечто совсем иное. Вглядитесь внимательно в лицо женщины на этих фотографиях, и вспомните, что она была девочкой, крещенной во Христе, героической медсестрой, что лечила больных и раненых в темных, смрадных джунглях Центральной Америки. Она вернулась домой молодой девушкой с четким представлением, какую роль должна играть наша страна в этом полушарии. Эта женщина сделала свой вклад. И мечтала о лучшем мире. И верила, что он может быть достигнут.– Он встряхнул головой.– И еще… когда вы смотрите на лицо девушки на этих страшных фотографиях, вы видите лишь смущение и отчаяние. Потому что в душе у нее под видимостью успехов и достижений жила мука. Как и у всей страны. Она, эта девушка, как и мы, как вся нация, потеряла связь с нашими идеалами. Вглядитесь в эти страшные фотографии, и вы поймете это – предупреждение.

Позади темного козырька кабины диктора в конце студии, в холодном полумраке стен, обитых звукопоглощающим материалом, застыла фигура. Это мог быть молодой парень с коротко стриженными белокурыми волосами, в поношенной, чересчур широкой армейской форме. Но то была Салли Крэйн.

Ее рука методично скользила по ремню карабина и устанавливала оптический прицел на отметке пятьдесят метров. Затем полуоткрыла казенную часть ружья. Между стальными челюстями карабина желтым золотом сверкали и переливались патроны.

Миртл разделила документы на две части – одна для Манкузо, другая в скоросшиватель. Затем перелистала календарь на своем столе, подсчитывая недели. Манкузо заглядывал ей через плечо.

– Теперь вот что,– сказала она.– Ваш первый пенсионный чек придет по почте 8 ноября… Нет, 9 ноября. Восьмое – День выборов президента.

Он улыбнулся иронии ситуации.

– Вы собираетесь голосовать в этом году, Джо?

– Я уже проголосовал,– ответил Манкузо.

Стив Чэндлер начинал беспокоиться. Фэллон заканчивал, а кресло в пресс-галерее сената оставалось пустым. Он связался по прямой телелинии с ведущим.

Человек на экране покачал головой и развел руками. Тут он внезапно повернулся на звук захлопнувшейся двери и раздраженные голоса – они оставались за кадром.

– Что там, черт побери? – спросил Чэндлер.– Камера один, покажите мне.

Камера отъехала вправо, и в тени, за освещенными стойками и техникой, он увидел группу вооруженных людей в форме полицейских. Они входили в студию. Прямая телелиния дала возможность Чэндлеру услышать спор одного из копов с ведущим.

– Где она? – требовал полицейский.

– Проклятие,– задыхаясь, пробормотал Чэндлер.

– Говорю вам, приятель,– объяснял ведущий,– нет ее здесь.

– Нас предупредили по телефону, что вы ее ждете.– Он ступил в полосу яркого света, заморгал, прикрыл глаза и оглядел комнату.– Эй вы,– сказал он в камеру,– есть тут…– он взглянул на клочок бумаги в руках,– Стив Чэндлер?

Чэндлер нажал кнопку, и его голос пророкотал в зале:

– Я Стив Чэндлер.

– А я лейтенант Дрисколл из полиции округа Колумбия. Идите сюда, мистер. Мне надо с вами поговорить.

– Я в Нью-Йорке.

– Врете.

– Можете не сомневаться, что я именно в Нью-Йорке. А теперь продолжайте. Говорите. И я надеюсь, ордер у вас с собой.

– У меня есть ордер на арест Салли Крэйн за убийство. А теперь, мистер, если вы знаете, где она, говорите.

– … убийство? – задохнулся Стив Чэндлер.

– Одного парня по имени Картер. Отпечатки ее пальцев обнаружены на его теле.

– Салли Крэйн… убила Томми Картера?

– Она вонзила ему в затылок отвертку. А теперь, если знаете, где она, признавайтесь!

Стив Чэндлер прикрыл рот рукой, чтобы удержать тошноту. Потом отбросил наушники и пулей вылетел в холл. Едва он оказался там, его вырвало.

Терри Фэллон опустил глаза.

– Я должен признаться вам,– сказал он, и журналисты заерзали.– Я знал кое-что о прошлом Салли Крэйн, когда стал сенатором. Я знал, что она была идеалистически настроенной молодой женщиной, пришедшей в этот мир полной надежд. Но вместо того чтобы обрести любовь и честь, она попусту растратила часть своей чистой души. Я знал, что она грешила. Я знал, что она страдала. Но более всего знал, что ничего она так не жаждет, нежели искупить свои грехи. Я верю в отпущение грехов. А кто среди вас не верит? – Терри сделал паузу и проникновенно посмотрел на лица сидящих перед ним мужчин и женщин. Больше они не сердились. Теперь каждый из этих людей чувствовал себя кающимся грешником наедине со своими мыслями.– Те, кто находится у власти, и вы, пресса, знаете лучше, чем кто-либо, что мир балансирует на краю темной пропасти. И все, что может еще спасти нацию, что не позволит снести ее в водоворот,– это упорство, с которым мы держимся за наши идеалы.

Он внимательно всмотрелся в лица и понял, что достиг цели. Потому что теперь они думали уже не только о Салли, но о себе и о мире, который они помогали создать. Вся нация, мужчины и женщины, что смотрели сегодня утром по телевидению Терри Фэллона, знали, что он говорит правду. Все они, и каждый в отдельности, мало давали, мало требовали от себя и от тех, кто вел их.

А сейчас все они смотрели в свои телевизоры, как в зеркало, и видели в них отражение своего собственного позора.

Терри выпрямился и снова заговорил:

– Я верю в эту нацию и в то, что она защищает. Я верю в коренные идеалы, которым мы поклоняемся. Я верю в мир равных людей и свободных наций. И я верю, что Америка обязана перестать лгать себе и всему миру.

Среди журналистов раздались жидкие аплодисменты.

Салли опустила карабин и прислушалась. Это были ее слова. И они сделали свое дело.

Миртл собрала бумаги на своем столе в большой конверт, скрепила его и вручила Манкузо.

– Ну вот все и собрано, малыш,– сказала она.

Манкузо встал, взял свою шляпу и сунул конверт под мышку:

– Спасибо, Миртл.

– Погодите, погодите, совсем забыла,– вдруг сказала она.– Еще одно.– Она открыла ящик своего письменного стола и вручила ему закатанную в пластик карточку как раз по размеру бумажника.

Манкузо покосился на нее. Это было новое удостоверение ФБР с его фотографией. На карточке через все лицо красными буквами было написано: НА ПЕНСИИ.

– Может помочь, если забудете остановиться на красный свет,– сказала Миртл.

– Я не прошу прощения за Салли Крэйн,– говорил Терри.– Но я сейчас обвиняю эту страну за соучастие в ее преступлениях против нее самой.– Он сделал паузу и тяжело вздохнул.– И сегодня я торжественно обещаю, что эта страна возродит свои мужество и честь, чего так боятся враги и так ценят наши друзья, и явит светлый луч совести и надежды для всего мира,– Терри взглядом охватил зал.– Салли Крэйн была преданнейшим сторонником интересов этого полушария в нашем истеблишменте. Как бы история ни судила ее, она отпустит ей грехи. Бедные люди обоих полушарий Америки потеряли защитника и благодетеля. Если бы она стояла перед вами сегодня, она бы сказала и вам, и им: валенсиа– мужество, ресиленсиа– выносливость, эсперанса– вера. – Терри собрал бумаги перед собой и поднял голову:– Со своей стороны именем Америки я призываю, чтобы подобная трагедия больше не могла повториться. От всего сердца, Салли, я желаю тебе удачи в новой и плодотворной жизни.

Он стоял там в наступившей тишине, стоял в кольце студийных прожекторов. Журналисты пребывали в оцепенелом молчании, некоторые чувствовали горечь раскаяния и сожаления, и все находились в благоговейном страхе перед чудом, только что произошедшим перед ними. Терри Фэллон превратил скандал в моральную победу для себя и своей кандидатуры.

В кабине диктора позади последнего ряда кресел Салли Крэйн прижала к щеке деревянный ствол карабина. К телескопическому прицелу приник ее воспаленный глаз. Через точку пересечения в окуляре она видела, как Терри Фэллон улыбался, высоко держа голову, глядя прямо на кабину диктора, словно мог видеть ее, Салли. И ее палец на спусковом крючке ослабел.

Еще раз она восхитилась его телосложением и мужественной осанкой. Еще раз она согрелась в блеске его улыбки. В конце концов, он был красивым созданием. Когда она нашла его, он был совсем неотесанным, но честолюбивым молодым человеком. Она обучала и натаскивала его, пока он не стал равным по обаянию любому богоданному лидеру на этой планете. Она учила его, писала для него, работала на него в поте лица. Она убивала для него. Он был ее наваждением.

И он все еще оставался им.

Она опустила карабин.

Терри Фэллон был тем, что она из него сделала. Он собирался стать президентом Соединенных Штатов.

А она? Что такое она?

Салли посмотрела вниз на свои руки, держащие карабин. Она посмотрела на выцветший, покрытый плесенью, смешной маскировочный костюм. Без Терри Фэллона она ничто, ничто, разве что незаконнорожденное создание никарагуанской ночи.

Она уставилась на оружие в своих руках. И тут она поняла. Она точно поняла, кто она.

Она была тем, для чего родилась на свет.

Она была посланником Карлоса Фонсеки.

Она была его шлюхой.

Она крепко прижала ствол карабина к своей щеке. И, выкрикнув слова проклятия и мести, открыла огонь.

Однослойное стекло, что отделяло кабину диктора от студии, взорвалось и рассыпалось на тысячи мелких, острых осколков. Они обрушились на вопящих, ныряющих на пол журналистов. Град пуль швырнул Терри Фэллона с трибуны и отбросил к стене студии. Его грудь превратилась в алое месиво. Рот раскрылся в вопле. Прежде чем умереть, он понял, что произошло. Когда его тело, резко дернувшись, сползло на пол, оно оставило на стене длинные кровавые полосы.

Агенты секретной службы, дежурившие в зале, опустились на колени и вскинули оружие. К тому времени, как их массированный огонь изрешетил то, что осталось от кабины диктора и прошил штукатурку стен, Салли успела выбить заднюю дверь и бросилась бежать по коридору третьего этажа к запасному выходу.

Два копа в форме бросились с обоих концов коридора с револьверами наизготовку. Салли нажала на спусковой крючок и выстрелила с бедра. Брызги пуль из автоматического оружия сплели обоих мужчин в кровавый клубок на линолеуме. Она нажала на пружину, которая выбросила пустую обойму, и вставила новую.

Агент с автоматом приоткрыл дверь в другом конце коридора. Салли легла ничком в удобную для стрельбы позицию. С потолка и стен на нее обрушился град из штукатурки. Она нажала на спусковой крючок, и очередь прошила насквозь стену и дверную раму. Раздался вопль, и дверь со стуком захлопнулась. Тогда она встала на четвереньки и проползла, не дыша, до конца коридора, а потом бросилась к стальной двери запасного выхода.

Она оказалась в бетонной продуваемой шахте с тремя пролетами стальных ступеней. Они вели вниз, на улицу, через черный ход. Она сбежала по ступенькам и уперлась в запертую дверь. Она отступила и пошла на приступ. Но замок не поддавался. Дверь не дрогнула. Она перевернула ружье и стала изо всех сил колотить прикладом.

Она услышала, как открылась дверь на лестничной площадке тремя этажами выше, услышала крики и топот бегущих ног, отошла немного от двери, развернула карабин против замка, закрыла глаза и выпустила в него всю обойму. Механизм разлетелся на кусочки, горячий металл срикошетил мимо ее лица и исступленно запрыгал по дну воздушной шахты.

Откинув пустой карабин, она вытащила из-за пояса автоматический пистолет 45-го калибра и резким ударом ботинка стукнула по двери. Но дверь выдержала. Она слышала, как наверху собираются люди. Закричав, Салли ударила по двери изо всей мочи. Дверь с грохотом раскрылась, и яркий солнечный свет залил бетонные стены. От неожиданности она прикрыла глаза и отступила.