Текст книги "Кумир"
Автор книги: Стив Сомер
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
– Что ж, хотелось бы верить, что правы вы, а не я.
– Думайте, что хотите.
– Дэйви, я знаю, что вам хочется меня успокоить, но…
– Послушайте,– отважился он наконец.– У нас есть сведения о его местопребывании. Сегодня к вечеру мы, возможно, будем иметь полную ясность.
– Неужели? – искренне удивилась Салли.
– Честное слово.
– Но каким образом?
Росс улыбнулся и поднял одну руку.
– Виноват, но это профессиональная тайна. Один – ноль в пользу ФБР.
– О'кэй! О'кэй! Я горжусь вами. Но все равно остаюсь при своем мнении: поживем – увидим.
Они подошли тем временем к самому краю настила. Росс огляделся.
– Ну и что сейчас?
В этот момент за их спиной раздался шум. Обернувшись, Росс увидел, как двое парней спрыгнули на настил с кормы одного из болтавшихся у причала прогулочных катеров. Оба были одеты в джинсы и белые майки; тот, что пониже, держал в руке полицейскую дубинку.
– Эй, ребята…– начал Росс, но парни угрожающе, плечом к плечу, надвигались на них. У того, что с бородой, Росс заметил в руках такелажный крюк.
– Назад,– скомандовал он Салли, с силой оттолкнув ее, прыгнул вперед, присел и приготовился к схватке.
– Buenos dias [105]105
Доброе утро ( исп.).
[Закрыть],– произнесла Салли по-испански из-за его спины.– Как поживает наш старый знакомый?
Росс выпрямился, но не расслабился.
– Это что, друзья?
– Так, на всякий случай, если уж за нами следят,– подмигнула Салли.
Росс открыл от удивления рот.
– Ну и хитры же вы, черт…
Более высокий из матросов жестом велел Россу опустить руки. Он подчинился, и тот быстро обыскал его. Тем временем мощный дизель катера взревел, выхлопнув струю черного дыма. Матрос пониже протянул Салли руку и помог взобраться по лесенке на палубу. Росс, уперев руки в бока, оставался как зачарованный стоять на качавшемся настиле; тревога его давно прошла.
– Эй, Дэйви, давайте-ка сюда к нам,– засмеялась Салли, протягивая ему руку.– Один-ноль в мою пользу!
Росс не заставил себя ждать, перепрыгнув на палубу через начинавшую уже расширяться полоску зеленой воды. Капитан прибавил оборотов – и, перелезая через перила, Росс успел заметить, как один из пассажиров форда, выскочив из машины, сердито хлопнул дверцей, глядя вслед удалявшемуся катеру…
14.05.
Телефон трезвонил снова и снова. Потом голос телефонистки в трубке произнес:
– Простите, сэр. Но мистера Росса в номере сейчас нет. Не хотели бы вы что-нибудь для него передать?
– Дерьмо собачье! – не сдержался Манкузо.
– Прошу прощенья, вы что-то сказали…
– Нет, это я так. Ну ладно, скажите, что звонил Джо. О'кэй?
– Хорошо, сэр,– ответила она холодно и отключилась.
Манкузо повесил трубку и посмотрел на часы. Следующий самолет на Балтимор улетал в 18.30. Значит, еще несколько часов надо будет болтаться в Кливлендском аэропорту и ковырять пальцем в заднице. Такси обошлось ему в 37 долларов 13 центов плюс 5 долларов чаевых. В кармане у него оставалось всего 6 долларовых бумажек – достаточно для кафетерия. Став в очередь, которая двигалась мимо горки подносов, он взял из раздаточного автомата столовый прибор и принялся рассматривать висевшие за прилавком цветные картинки с изображением разных блюд. Два доллара за порцию сосисок! Да они с ума сошли, черт бы их всех подрал! Когда-то они с отцом ходили к "Эббетсу Филду": вход там стоил 2 цента, сосиски – 25, столько же – пиво, а подсоленные земляные орешки – 10. До чего же дерьмовым, едрена вошь, стал этот мир! Два доллара за сосиски, доллар за кока-колу! Останется еще три. Пачка сигарет – доллар тридцать пять долой. Он подумал, купил сперва пачку, потом вернулся в очередь и взял поднос.
В этот момент громкоговоритель объявил:
– Вызывается мистер Джозеф Манкузо. Пожалуйста, подойдите к белому служебному телефону.
– Иду! – Манкузо чертыхнулся и, положив поднос и прибор, прошел обратно примерно три четверти пути, пока не увидел на стене белый телефон.
– Манкузо на проводе.
– Минуточку,– попросила телефонистка, после чего в трубке начало что-то трещать.
– Вы мистер Манкузо?
– Да?
– Вы не подойдете к отсеку "Америкэн эйрлайнс"?
– Да, а где это?
– Справа от вас.
Он огляделся: в противоположном конце аэровокзала стояла девушка в форме "Америкой эйрлайнс" и махала ему трубкой.
– Вы меня видите? – спросила она по телефону.
– Да, да,– ответил он и, повесив трубку, вразвалочку двинулся по направлению к девушке. Когда он приблизился, она попросила его пройти в небольшой зал ожидания для "Ви-Ай-Пи" и тут же закрыла за ним дверь.
В конце зала стоял телевизор с большим экраном, а рядом столик на колесиках со множеством водочных бутылок с яркими этикетками, миксеров, ведерком со льдом, сигаретами в стеклянных стаканчиках, откуда они "выстреливали" по одной, и подносами с орешками. Манкузо первым делом набрал полную пригоршню орешков. Так вот, значит, как путешествуют все эти шишки! Вокруг шикарные мягкие кожаные кресла, полка со свежими выпусками самых интересных журналов. В дальнем углу он неожиданно увидел женщину в белом одеянии послушницы. Она сидела, отвернувшись к стене. Но Манкузо, сразу же выпрямившись, понял, что она ждет именно его.
– Вы… мистер Манкузо? – спросила она, не оборачиваясь.
– Н-да… это я.
– Из ФБР?
– Сестра…– начал он, срывая с головы шляпу: он все искал место, куда деть свои орешки, и в конце концов сунул их себе в карман.
– Я – Харриет Фэллон.
Некоторое время он молча глядел на нее, вертя в руках шляпу. Затем, переведя дух, сказал:
– Миссис Фэллон, я…
– Пожалуйста, не пытайтесь вступать со мной в разговор,– тихо, но властно произнесла она, не дав ему кончить фразы.
Манкузо напрягся от неожиданности. Он стряхнул соль, оставшуюся от орешков, и вытер ладони о брюки.
Подавшись вперед, он попытался сбоку разглядеть ее лицо, стянутое капюшоном.
– И пожалуйста, не старайтесь увидеть мое лицо!
– Да… извините,– пробормотал Манкузо, застигнутый врасплох.
– Человек, приходивший к нам в среду, сказал, что он из секретной службы,– произнесла она после паузы.– Это что, то же самое, что ФБР?
– Нет! А вы с ним…
– Настоятельница отослала его. Но, по ее словам, вы можете вызвать меня в суд повесткой. Это правда?
– Ну н-да. То есть если понадобится, то да, мог бы.
– И вы ищете человека, ранившего моего мужа?
– Совершенно верно. И мне необходимо…
– Но вы же приехали сюда не за этим.
Манкузо ничего не ответил.
– Не так ли?
– Да, не за этим,– вздохнув, признался он.
Она слегка приподняла голову, как бы готовя себя к тому, что собиралась сказать. Но начала говорить без малейшего колебания.
– Настоятельница сказала мне, что, если я соглашусь, мы можем поговорить с вами о моем муже. По ее словам, он может стать вице-президентом Соединенных Штатов.
– Н-да…– пожал плечами Манкузо.– Это… это вполне возможно.
– Не думаю, чтобы моего мужа надо было делать вице-президентом.
– Ну, он же…– начал сбитый с толку Манкузо.
– Учтите, вы не должны больше пытаться меня видеть. Звонить мне или как-то еще связываться со мной. Ясно?
– Конечно. Но почему…
– Мой муж – глубоко несчастный человек. Несчастный и неуравновешенный. Ему необходима помощь.
Терпеливо выслушав это признание, Манкузо попытался переменить тему беседы.
– Послушайте, главное здесь в другом…
– Он мог взять себе в жены любую девушку в Хьюстоне,– продолжала Харриет.– Но выбрал меня. Я этого не понимала. Когда мы поженились, родители послали нас в Палм-Бич, чтобы мы провели там медовый месяц. Я была тогда девственницей.
Она говорила ровным голосом, лишенным всяких эмоций.
– В нашу первую брачную ночь он изнасиловал и затем избил меня. Руки и ноги у меня были в синяках и кровоподтеках, так что я не могла показаться на пляже. Во вторую ночь он повторил все сначала, а чтобы не слышно было криков, он сделал из моих трусиков кляп и заткнул мне рот. Но все равно наутро к нам явился заместитель директора отеля, чтобы узнать, в чем дело.
Манкузо так и замер.
– После возвращения в Хьюстон он продолжал измываться надо мной по три-четыре раза в неделю. Часто он привязывал мои лодыжки и запястья, заклеивал "скотчем" рот и насиловал до тех пор, пока не начиналось кровотечение. Под глазами у меня были синяки, лицо в кровоподтеках, поэтому я не смела появляться на людях.
Манкузо прочистил горло:
– Но почему вы не…
– И вот однажды вечером он позвал на ужин своего друга. После того как с едой было покончено, я поняла: муж хочет, чтобы я отдалась им обоим. Я не верила, что женщина способна на такое. Тогда он показал мне эти…
Она кивнула головой направо – туда, где на столике у стены, поверх стопки журналов, лежал перевязанный тесемкой пожелтевший конверт. Манкузо положил шляпу на саквояж, взял конверт, развязал тесемку и стал рассматривать находившиеся там фотографии.
– Когда я увидела эти фото, у меня началась истерика. Но она, казалось, их не только не испугала, но, наоборот, еще больше возбудила. Они связали меня. Избили. И по очереди стали насиловать. Час за часом. Всю ночь напролет.
Осторожно, словно боясь спугнуть бродящего во сне лунатика, Манкузо положил фотографии обратно.
– К утру у меня начался бред. Муж вызвал врача, мне дали успокоительное. Но я не переставала плакать. Неделю за неделей. В конце концов он позвал священника. Как только мы остались один на один, я во всем ему призналась. Но он отказывался мне верить. И я показала ему эти фотографии. Когда он их увидел, увидел мои синяки и кровоподтеки, то пошел к Терри и стал умолять его позволить мне обратиться к адвокату. Терри отказался. Священник настаивал – и тогда муж предложил, чтобы меня поместили сюда – в больницу кармелиток. После того как я пробыла здесь два года, суд сделал Терри моим душеприказчиком.– Харриет сделала паузу и заключила: – А фото я оставила у себя.
Манкузо молча встал.
– Сейчас, надеюсь, вы уедете в свой Вашингтон и оставите меня в покое?
– Да.– Он нагнулся, взял шляпу и саквояж.
– Мистер Манкузо…
– Да?
Какое-то мгновение казалось, что она наконец обернется к нему, но она так и не обернулась.
– Если вы… увидите Терри, то скажите: я его ПРОЩАЮ. Хорошо?
Манкузо немного постоял, глядя на отвернувшуюся от него женщину. Потом нахлобучил шляпу и твердо ответил:
– Нет.
14.30.
Катер двигался на север, прорезая волны залива. Салли и Росс сидели на стульях, прикрепленных к корме. На третьем стуле, привалившись спиной к рубке, сидел один из матросов, положив на колени двухстволку-дробовик. Он не спускал с них глаз, и Салли тоже не отрываясь глядела на него.
Это был совсем еще молодой парень, почти подросток. Плотного сложения, широкоплечий – типичный выходец из Центральной Америки. На его переднем зубе красовалась золотая коронка. Над верхней губой виднелся пушок, заменявший пока усы, а в черных узких глазках таилась ночная зоркость.
Катер приближался к району Эверглейдс [106]106
Большая болотистая равнина на юге штата Флорида.
[Закрыть]. Все дальше назад уплывали роскошные, розового камня, особняки с гипсовой лепкой и белыми ступенчатыми крышами. Все ближе надвигались на них заросли глициний, папоротника, платанов, доходя почти до поросшего камышом берега.
Салли почему-то вспомнился ржавый пароходик, который увозил ее на юг зимой 1970 года. Тогда Красный Крест подыскал для нес место медсестры в Санта-Амелиа на Рио-Коко. Это был самый удаленный от границы с Сальвадором район Гондураса. И главное, дальше других от деревушки Лагримас и от горьких воспоминаний о "футбольной войне".
…Канал, разрезавший Эверглейдс надвое, стал постепенно расширяться. Салли увидела, как Росс, встав на цыпочки, вглядывается поверх рубки в очертания стоящей на берегу виллы. Ее стены, цвета слоновой кости, были увиты красноватым диким виноградом и от этого казались малиновыми. Салли особняк этот был довольно хорошо знаком: она уже бывала здесь раньше.
Вилла во Флориде принадлежала Сомосе, вернее Сальвадоре Дебейле, жене Анастасио Сомосы Гарсиа, того самого человека, который в 1934 году приказал убить Сандино, а в 1936-м, свергнув Сакасу, стал президентом Никарагуа и начал править страной, зажатой в тисках террора.
Родоначальник династии сидел в президентском дворце до 1956 года, пока заумный фанатичный поэт Лопес Перес не пристрелил его. По смерти Анастасио разбухшие банковские счета отца унаследовал сын Луис. После того как он скончался в 1967 году от коронарной недостаточности, все его недвижимое имущество, включая " La Rеserva "– под таким названием был известен особняк в Майами, авиа– и пароходную компании, обширные плантации в Никарагуа, а также президентство и тесные связи с администрацией Джонсона в Вашингтоне перешли к его младшему брату Тахо.
К тому времени, когда Тахо Сомоса был свергнут сандинистами и убит в Асунсьоне в 1980 году, Салли уже давно была за пределами Гондураса и Рио-Коко и успела поработать сперва в Хьюстоне, а затем в Вашингтоне. Люди, полагавшие, что знают ее, считали, что она – типичный пример витающей в облаках, непрактичной идеалистки. Если ей удавалось найти подходящего собеседника, она частенько засиживалась с ним за чашкой кофе далеко за полночь, рассуждая об ошибках американской политики в Центральной Америке.
Бывшие сомосовские гвардейцы, которых ЦРУ снабжало оружием и деньгами, обосновались теперь в болотистой долине Рио-Коко. А престарелый Хулио Рамирес Бланко, бывший министр иностранных дел при Тахо и его отце, основателе сомосовской династии, поселился в " La Reserva ", где правые заговорщики занимались подготовкой контрреволюции.
Прошло восемь лет. Старец, ему было уже далеко за семьдесят, все еще сидел в Эверглейдсе, по-прежнему исходил слюной от ненависти к сандинистам, оставаясь официальным представителем правительства в изгнании. В этом своем качестве он принимал сейчас Салли и Росса.
Бледный и худой, с молочно-мутными катарактами на обоих глазах, он, казалось, носит на лице свою посмертную маску. Практически Рамирес совсем ослеп, так что, когда подали чай, он сперва нащупал край стоявшего на столе блюдца, а затем осторожно начал исследовать кончиками скрюченных артритных пальцев ободок чашки, пока не наткнулся на ручку. Но его английский был точен, а голос тверд.
– В конце концов, нет ни побед, ни поражений. Только сражения и женщины, которые плачут над могилами павших,– изрек он, обращаясь к ним обоим.
Росс поглядел на Салли. Она подалась вперед, упершись локтями в колени, обхватив ладонями подбородок и ловя каждое слово Рамиреса.
– Если наша революция победит, побежденные уйдут в горы. А когда победит их революция, на борьбу поднимется уже следующее поколение. И так оно идет, из поколения в поколение, пока люди не забудут причины, из-за которой это все когда-то началось.
Нашарив чашку, старец взял ее обеими руками и поднес чай к губам.
Россу все это начинало надоедать: пора было переходить к делу.
– Мистер… простите, сеньор Рамирес, мы пытаемся найти человека, который убил Октавио Мартинеса.
Голова старца дернулась: похоже, ему хотелось узнать реакцию Салли. Он снова нашарил кончиками пальцев блюдце и поставил чашку на место.
– Нет, нет. Тавито [107]107
Уменьшительное oт Октавио.
[Закрыть]не был солдатом. Он был учителем. Вы знали это?
Росс, сбитый с толку, вопросительно посмотрел на Салли.
– Да, конечно. Я об этом знал. Но вообще-то нас интере…
– Потом он ушел в джунгли,– ровным голосом продолжал старец и вдруг замолчал.
Он довольно долго сидел так, обратив лицо к свету, и Росс начал спрашивать себя: почему он так скован и совсем не расположен вести беседу.
– Сеньор Рамирес?
– Si [108]108
Да ( исп.).
[Закрыть],– ответил старец, вздрогнув.
– Сеньор Рамирес, как вы думаете: мог Ортега подослать убийцу в Америку, чтобы расправиться с Мартинесом?
Старец покачал головой и тихо рассмеялся:
– Нет, muchacho [109]109
Молодой человек ( исп.).
[Закрыть]. Ортега хочет выглядеть государственным мужем, а не солдатом. У Ортеги есть друзья в журнале «Тайм». И в Ассошиэйтед Пресс тоже. Он считает, что если сумеет выиграть войну в американской прессе, то со временем выиграет ее и в джунглях.
– Но кто же тогда отдал приказ убить Мартинеса? – спросил Росс.
Наступило долгое молчание.
– Простые люди становятся добычей тех, кто жаждет власти,– изрек старец.
Росс огляделся. Взор Салли был по-прежнему устремлен на Рамиреса: глаза ее отблескивали льдом. Хотя тот и не мог их видеть, он, казалось, съежился от пронзившего его тело холода.
– Жажда власти,– продолжал Рамирес не слишком уверенно,– это… это страшный зверь, который поедает все. И чем больше ему дают пищи… тем… больше он сам становится. А чем больше становится… тем больше растет его аппетит. Те, в чьих руках власть, хотят, чтобы ее было как можно больше. А те, у кого она абсолютная, наиболее ненасытны.
– Но кто же они? – продолжал настаивать Росс.– Кто?
– Молодой человек, вы что, тоже слепы? – И Рамирес, нащупав стоявшую рядом с ним трость и опираясь на подлокотник кресла, поднялся во весь свой рост.
Следом за ним встал и Росс.
– А сейчас прошу меня извинить,– произнес старец и, шаркая, пошел к дверям…
– Господи Иисусе, это же надо – потерять столько времени! – не сдержался Росс, когда они сидели на корме катера, увозившего их прочь от виллы " La Reserva ".
Салли, однако, ничего не ответила. Она сидела, вся уйдя в себя, в дальнем углу палубы.
– Этот тип безнадежен,– заключил Росс.– Ничего удивительного, что они никак не могут выиграть эту войну.
17.40.
Со стороны они выглядели как трое старых закадычных друзей, каких можно немало увидеть после полудня на скамейках парка, мирно беседующих о былых временах,– в рубашках с расстегнутыми воротничками, в стареньких шерстяных пуловерах, в брюках, пузырящихся на коленях и сзади. Таких старичков можно было видеть и на трибунах во время военного парада в День памяти [110]110
Memorial Day – День памяти павших и Гражданской (1861-1865 гг) и других войнах. Отмечается 30 мая.
[Закрыть]– солдат, пришедших, казалось, из какой-то другой эры. В голубых с золотом фуражках ветеранов иностранных войн. И пусть им не так-то просто бывало подняться, когда проносили знамя, зато они стояли потом прямо, как часовые, приложив к сердцу покрытые старческими пятнами руки. И, глядя на них, вы понимали: за эту свою привилегию они заплатили слишком дорогую цену.
Впрочем, троица, сидевшая в комнатушке в дальнем углу второго этажа Белого дома, состояла не из пенсионеров. В нес входили президент Соединенных Штатов, спикер палаты и лидер большинства в сенате.
– Сэм,– начал О'Доннелл,– ситуация крайне серьезная. И ты это знаешь.
– Да, безусловно.– Сэм Бейкер откинулся на спинку своего кресла-качалки.
– Соответствуют ли истменовские утверждения действительности?
– До известной степени.
Сенатор Лютер Гаррисон набил трубку и вопросительно взглянул на О'Доннелла, который, однако, не ответил на его взгляд.
– Как это – до известной? – решился тогда уточнить сам Гаррисон.
– Ну, скажем, то, что расследованием убийства по линии ФБР занято только двое. Тут он прав.
– Но почему, черт возьми, О'Брайен так поступил? – не сдержался О'Доннелл.– Ему бы выделить не двоих, а две сотни!…
– Это была просьба Лу Бендера.
– Чертов ублюдок,– вспылил О'Доннелл.– Да пошли ты его в задницу, Сэм! И немедля, чтоб и духу его здесь не было.
– Поверь, все не так просто. Были ведь еще и другие убийства.
– Какие? Когда?
– Собраны улики, которые подтверждают: совершено преступление, которое может уничтожить все то, чего нам удалось достичь в Латинской Америке.
О'Доннелл уставился на него во все глаза.
Гаррисон, чиркнув спичкой, поднес огонек к трубке и начал ее раскуривать.
– Сэм… мой долг… извиниться перед тобой… Честно говоря, я… не ожидал… такой откровенности,– признался он в паузах между затяжками.
– Люк [111]111
Уменьшительное от имени Лютер.
[Закрыть], а я ведь всего сейчас не раскрываю.
– То есть как это? – удивился О'Доннелл.
– В этом деле есть еще кое-что. Но пока я не могу это обсуждать.
– Кое-что, что уже случилось или еще случится? – осторожно спросил О'Доннелл.
– Что уже случилось. И возможно, потребует участия Управления по контролю за деятельностью разведки.
– Господи! – Гаррисон едва не выронил трубку – ему пришлось вскочить, чтобы стряхнуть пепел, пока он не прожег пуловера.
– Управление по контролю? – переспросил О'Доннелл.– Пресвятая Дева Мария!
УКДР – так сокращенно называлось это управление – было учреждено по следам "Уотергейта" в послениксоновские времена, чтобы дать гражданским лицам возможность предотвращать незаконные операции разведслужб Соединенных Штатов.
– Да, джентльмены, перед нами проблема, которую Дэн Истмен и вообразить не может. Проблема, чреватая опасным взрывом.
– А когда он может произойти? – спросил О'Доннелл.
– Не знаю. На этой неделе, на следующей…
– Черт подери, неужели во время съезда?
– Весьма возможно.
О'Доннелл вжался в кресло:
– Бога ради, Сэм, неужели никак… никак нельзя избежать этого?
– То есть что, замять скандал?
Гаррисон, выбив трубку над пепельницей, поднялся.
– Джентльмены,– он посмотрел на часы,– уже поздно. Мне пора идти.
– Садись, Люк,– повернулся к нему О'Доннелл.
– Черта с два я буду тут с вамп рассиживаться,– рассердился тот.– Мне не нравится, как идет наш разговор. Так что уж лучше вам вести его без меня.
– Мы принимаем твои возражения к сведению,– заметил О'Доннелл.– А теперь садись, черт бы тебя побрал!
Гаррисон присел на край стола.
– Теперь насчет Петерсена, которого эти фэбээровцы разыскивают,– начал О'Доннелл, обернувшись к президенту.– Уж не хочешь ли ты сказать нам, что он все еще находится на службе у ЦРУ?
– Вовсе нет. Но я буду признателен тебе, Чарли, если ты прекратишь дальнейшие расспросы. Пожалуйста.
Поднявшись, Бейкер подошел к окну: там у ворот, где находились сторожевые посты, стояли тяжелые бетонные заграждения – на случай нападения террористов. Он знал: в прежние времена президент и госпожа Кулидж [112]112
Тридцатый по счету президент США (1923-1929 гг.).
[Закрыть]на рождество стояли у дверей Белого дома, пожимая руки прохожим и приветствуя каждого из них. Боже, как давно это было! Как изменился с тех пор мир, каким недоверчивым стал! Наверняка ему, Бейкеру, куда спокойнее будет, если на следующий год он отправится к себе в Локхарт-Хилл на Виргиния-ривер к своим внукам и книгам.
– Ну, если все так ужасно, Сэм, то…– снова начал О'Доннелл и осекся.
– Если все так, как оно есть, Сэм,– вступил в разговор Гаррисон,– то ты ведь не станешь добиваться выдвижения на новый срок? Не так ли?
Президент тяжко вздохнул.
– Не знаю, Люк,– ответил он после паузы.– На данный момент не знаю.
В Розовой комнате наступила мертвая тишина. Трое пожилых людей оставались каждый один на один со своими мыслями.
– Ну, а может быть… в общем…– попытался было сформулировать свою мысль О'Доннелл, но не стал продолжать.
– Ты прав,– отозвался президент.– Думаю, что нам надо обсудить вопрос о моем преемнике, не правда ли?
Он вернулся и сел на диван рядом с О'Доннеллом.
– Только не Истмен,– сразу же выпалил Гаррисон.
– Разумеется,– согласился президент.– Когда-то я полагал, что со временем он дорастет до моего поста. Но этого не произошло. А сейчас он и вообще сделал из себя посмешище.
– Выходит, остался один Фэллон,– заметил О'Доннелл.
– Он для меня по-прежнему загадка. А для вас? – пожал плечами Бейкер.
– Пожалуй,– заметил Гаррисон.– Но учти, если не будешь выдвигаться ты, президентство получит он!
Президент дотронулся до руки О'Доннелла:
– Но, конечно, он этого не знает.
О'Доннелл взглянул на Гаррисона, а потом снова перевел взгляд на Бейкера.
– Я собираюсь повидаться с ним сегодня вечером,– сказал президент.– После этой встречи мы все и решим.
– Люк? – позвал О'Доннелл.
Гаррисон надул щеки и сделал глубокий выдох:
– О'кэй, я согласен.
19.45.
Первым делом, вернувшись к себе, Салли отстучала личный номер Терри.
– Крис Ван Аллен слушает.
Салли так и села от неожиданности.
– Вот, значит, как теперь отвечают по личному телефону Терри! А что случилось с "Алло, это офис сенатора Фэллона"?
– Это идея не моя, а сенатора.
– Да? Ну тогда… а все-таки можно мне поговорить с Терри?
– Его нет.
– А где он?
– Только что вышел.
– Куда это? Крис, я что, задаю слишком тяжелые вопросы?
– Он пошел… к президенту.
– Как к президенту?! – Салли вскочила.– Когда?
– Ушел в полвосьмого.
– Черт подери, Крис. Почему ж ты не позвонил мне, не сказал?
– Я бы позвонил, Салли, но Терри велел – никому ни слова.
– С каких это пор у тебя с Терри от меня секреты?
Салли была взбешена.
– Послушай, я ведь тут работаю, как и ты. Хозяин сказал: "Никому ни слова". Вот я и никому ни слова.
– О'кэй, о'кэй. Но о чем они будут говорить? Он тебе хоть намекал?
– Нет.
– Крис, черт тебя подери!…
– Говорят же тебе, сказал: "Иду на встречу с президентом". И точка. Ты понимаешь, Салли, он больше ничего не говорил. Ясно?
– Ясно, Крис. Я вылетаю ближайшим рейсом. Когда прилечу, заявлюсь прямо к тебе домой и…
– Но я сейчас живу не у себя, а в доме для гостей.
Она вскочила, кипя от возмущения.
– Послушай,– вкрадчиво начал Крис,– а ты видела вечерние новости?
– Нет. Я их пропустила.
– Позор!
– А в чем дело?
– Терри хотел, чтоб ты их посмотрела, а потом позвонила ему еще до возвращения.
– Но зачем? Что-нибудь случилось?
– Салли… сделай, о чем тебя просят.
Она склонила голову набок.
– Постой, ты что это несешь, Крис?!
– Я… действую, как приказано,– твердо, без тени смущения, ответил он после паузы.
Салли швырнула трубку и осталась стоять со стиснутыми от ярости кулаками. Она чувствовала себя настолько униженной и взбешенной, что не обратила ни малейшего внимания, когда в соседней комнате с силой хлопнули дверью.
Это был Дэйв Росс. Влетев к себе в номер, он надорвал сине-красный полученный экспресс-почтой конверт, за который только что расписался у портье. Он уже знал, что будет внутри: записка из штаб-квартиры ФБР по поводу доноса на Везерби и факсимильная копия листка из служебного календаря О'Брайена. Там значится имя Терри Фэллона – в тот день он записался на прием. Оба документа прислал Манкузо. Он хотел, чтобы на них Росс испытал Салли. Именно этого Росс больше всего и боялся.
Ровно в 19.59 Салли взяла трубку и отстучала нью-йоркский номер. На Западе, по местному времени, было 17.59, и телекомпания Эн-Би-Си готовилась через спутник передать свою воскресную программу новостей на несколько станций в районе Скалистых гор. Номер, по которому звонила Салли, обычно использовали зарубежные корреспонденты Эн-Би-Си, которые тем самым имели возможность прослушать текст передачи и узнать, что именно из присланных ими репортажей пошло в эфир.
Салли присела и, прижав трубку подбородком и открыв свой желтый блокнот, приготовилась к записи. Сперва играла музыка, на фоне которой голос Дэнни Дарка, диктора, объявлявшего программу предстоящих передач, вещал:
– … а в понедельник вечером вы увидите Дэниела Дж. Траванти и Мишель Ли в фильме "Дым и огонь" из нашей серии "Кино недели".
Музыка смолкла.
Салли ясно представила себе, как в этот момент на экране появляется компьютерное изображение солнечного диска. Косые закатные лучи, падающие на статую Свободы, постепенно тускнеют, уступая место традиционному кадру – ведущий программы Крис Уоллас в своем рабочем кресле.
– Добрый вечер,– начал он.– Я Крис Уоллас. Разлад вице-президента Дэниела Истмена с президентом Бейкером теперь зашел уже столь далеко, что превратился в зияющую пропасть. Это произошло сегодня, когда вице-президент обвинил нынешнюю администрацию в преступной медлительности при расследовании убийства лидера никарагуанских контрас полковника Октавио Мартинеса. Об этом сообщает Андрэа Митчелл.
Телекамера Эн-Би-Си с неизменным цветным павлином установлена на северной лужайке перед Белым домом.
– На поспешно созванной сегодня утром пресс-конференции вице-президент Дэниел Истмен бросил поразительный по нынешним временам вызов президенту Бейкеру, что поистине беспрецедентно для американской политической истории,– начинает Андрэа Митчелл.
Далее следовал кусок из выступления самого Истмена:
– Я направляю сегодня это письмо члену палаты представителей – ее спикеру О'Доннеллу, чтобы потребовать от него и лидера большинства в сенате Лютера Гаррисона образовать Совместный комитет по независимому расследованию дела об убийстве полковника Октавио Мартинеса. Наряду с этим я также требую, чтобы конгресс рассмотрел то преступное, безнравственное затягивание "рассмотрения" этого страшного преступления, которое, по существу, является обструкцией со стороны нынешней администрации…
Салли покачала головой и невольно усмехнулась. Она вспомнила Истмена, стоявшего на трибуне с увеличенным изображением печати вице-президента Соединенных Штатов, с поднятой над головой рукой, сжимавшей конверт, где лежало письмо. Все это было похоже на абсурдную дешевую мелодраму. Явную и неудачную попытку сыграть на чувствах толпы, возмущенной убийством, а заодно и поживиться за счет популярности Терри Фэллона.
Голос Андрэа Митчелл между тем продолжал:
– Вице-президент также заявил, что, по его сведениям, убийство агента секретной службы Стивена Томополуса, совершенное вечером в четверг в номере фешенебельной гостиницы "Четыре времени года", является частью хорошо скоординированной кампании, направленной на то, чтобы замять дело и направить расследование по ложному следу. В настоящее время ФБР включилось в розыск его убийцы. Полиция округа Колумбия только что распространила составленный по словесным описаниям портрет женщины, которую видели в обществе Томополуса в баре гостиницы незадолго до его убийства. Это блондинка, типичная представительница белой расы, рост пять футов шесть или восемь дюймов. Возможно, проститутка.
К сожалению, ни спикера О'Доннелла, ни лидера сенатского большинства Гаррисона нам не удалось застать на месте, и мы не смогли узнать их мнение…
Салли опустила трубку. С нее было довольно и того, что она услышала. Казалось, у нее остановилось сердце.
20.10.
Сэм Бейкер сидел за кофейным столиком в Овальном кабинете напротив Терри Фэллона, живого воплощения техасского чуда, что началось в муниципалитете Хьюстона и докатилось до самого порога Белого дома. Бейкер отдавал себе полный отчет в том, что их нынешняя беседа – наиболее ответственная из всех, которые он когда-либо вел. Ведь от того, что будет сказано в течение нескольких ближайших минут, может зависеть судьба президентства в Соединенных Штатах. И на ближайшие четыре года, и на восемь лет после этого срока.
Фэллон, худощавый, приятной наружности, был одет аккуратно и достаточно традиционно. Темно-синий костюм, белая рубашка, неброской расцветки галстук. Бейкер отметил про себя его открытую улыбку, упрямые скулы и густые волосы. Внешний вид не выдавал, впрочем, никаких секретов, если не считать того, что Терри осторожничал при ходьбе, явно щадя свою рану в правом боку.
– Я знаю, что спикер палаты обращался к вам с просьбой относительно вашей готовности занять определенный пост,– начал Бейкер.
– Да, это так.
– И вы думали над его предложением?
– Я сказал ему, что отвечу, когда будет на что отвечать.