Текст книги "История Греции"

Автор книги: Соломон Лурье

Примерно с 1600 г. микенская культура представляет собой только ответвление критской без сколько-нибудь существенных отличий. Поэтому все, что было сказано о культуре Крита, по существу относится и к микенской культуре. Здесь мы отметим только те отличия, которые имеют принципиальный интерес.

Наиболее резкое различие мы находим в области архитектуры. На Крите в центре здания находится открытый двор, окруженный множеством бессистемно распланированных комнат. В Микенах в центре здания находится большая комната (мегарон), покрытая кровлей, имеющей отверстие в центре. Под этим отверстием находится очаг, являющийся в то же время и алтарем. По мнению ряда ученых, такая архитектура естественна для более северных стран, где жилища нуждаются в искусственном согревании; поэтому и думают, что эта архитектура занесена греками с севера. Входом в мегарон служит коридор с двумя колоннами. В противоположность критским зданиям, микенские здания отличаются симметрией и выражают определенную архитектурную мысль. Стены зданий украшены фресками, исполненными, несомненно, художниками критского происхождения. Вдоль стен идут скамьи, на которых могло поместиться много гостей. Если план центральной части дворца резко отличается от плана критских дворцов своей стройностью, то расположенные в полном беспорядке вокруг этой центральной части многочисленные комнатки и коридоры вполне сходны с соответствующими частями так называемых дворцов на Крите. Здесь имеется даже характерная для Крита ванная комната.

Большое сходство с дворцом в Микенах имеет и дворец в Тиринфе. План этого дворца также резко отличается от плана критских дворцов; из ворот вход ведет в переднюю, снабженную колоннами, далее следует большой двор, окруженный колоннадой, с алтарем посредине, и, наконец, большой крытый мужской зал (мегарон) с алтарем, над которым находится отверстие в крыше, подпертой четырьмя колоннами. У одной из стен на возвышении находится трон.

Если древнейшие микенские гробницы – те шахтные гробницы, о которых мы говорили выше, – замечательны только богатством найденного в них инвентаря, то более поздние гробницы XV—XIII вв. поражают и своими колоссальными размерами и своей художественной отделкой. Это так называемые купольные гробницы. Они представляют собой замечательные архитектурные сооружения. Многоугольные камни, из которых были сделаны микенские стены, здесь постепенно заменяются четырехугольными плитами правильной формы. Наиболее красива по своей архитектуре гигантская гробница, называемая неправильно сокровищницей Атрея.

Большое совершенство постройки крепостных укреплений показывает, какую большую роль играли в жизни государств микенской эпохи непрерывные войны. Любопытно, что рука об руку с упадком микенской живописи идет прогресс в области крепостного строительства, достигая своего высшего расцвета в XIV—XIII вв. Мы говорили уже выше о замечательных «киклопических» стенах, окружавших Микены, имевших такую вышину и толщину, о которых не могли и мечтать греки в классическую эпоху. Наиболее замечательным произведением монументальной скульптуры этой эпохи (XIV в.) являются Львиные ворота в Микенах – сходные по виду с современными им гербами: два симметрично расположенных льва подпирают находящуюся в центре колонну, на которой покоится уменьшенное стилизованное изображение дворца. Эти ворота служат частью городской стены, рядом с ними находилась башня. Микенские архитекторы вполне владеют искусством сооружения так называемого ложного свода. К микенскому акрополю примыкал, как видно из раскопок, нижний город, не укрепленный, имевший вид большой деревни. Раскопки вполне подтверждают гомеровский эпитет «euryagyios», «с широкими улицами», прилагаемый им к Микенам.

Тиринф также обнесен высокой стеной с башнями, сохранившими остатки замечательных ложных сводов; и здесь за городской стеной лежит неукрепленный нижний город.

Археологические памятники Крита также дают нам возможность сделать кое-какие выводы о Микенском государстве – о его внешних сношениях и торговых связях.

Примерно с XVI в. в ряде общин, населенных теперь, несомненно, греками, начинает господствовать критская культура (остатки ее найдены уже для XVII в. в Микенах, Тиринфе и на Эгине). Весьма возможно, что на первых порах ряд греческих общин находился и в прямой политической зависимости от Крита. Такое положение вещей отражено в мифе о Тезее и Миносе; несмотря на мифологический сюжет, самая обстановка здесь, очевидно, историческая. Несомненно, критское влияние не ограничивалось ввозом критских изделий, переселением на материк критских должностных лиц, торговцев и ремесленников и созданием на материке мастерских, работающих по критским образцам: критское влияние отразилось не в меньшей мере на строе, быте, одежде и т. п. Так, прославляемые в мифе критские законы, данные якобы Зевсом царю Миносу, может быть, действительно послужили основой для законодательства некоторых греческих государств; еще в позднее время спартанцы возводили свои законы к критским.

Эта эпоха микенской истории носит название раннемикенской, охватывая XVII и XVI вв. С середины XV в. начинается среднемикенская эпоха, когда соотношение сил между Критом и Микенами изменяется. В это время критская культура уже клонилась к упадку. По тонкости отделки критское искусство стоит еще на прежней высоте, но в нем чувствуется уже окоченение, стилизация. Исчезает жизнерадостное реалистическое изображение природы; растения, цветы, полипы и кораллы, бывшие обычной темой разрисовки сосудов и в лучшие эпохи критского искусства, теперь схематизируются и стилизируются, превращаясь в архитектурный орнамент (так называемый дворцовый стиль). Пестрая раскраска сосудов заменяется черным блестящим рисунком строгого стиля на светлом фоне глины. Такая же стилизация замечается и в формах художественных изделий и в изображениях сцен; чувствуется высокое мастерство, но отсутствуют творческий порыв и внутренняя жизнь.

В связи с этим критские товары теперь все реже и реже появляются на рынках островов Эгейского моря, Египта и Малой Азии; их постепенно вытесняют «микенские» товары, т. е. товары с греческого материка. Найдено значительное количество «микенских» изделий, относящихся уже к XVI—XV вв., в Египте, Палестине (в Лахише и Гезере), в Финикии (Рас-Шамра), в Трое, на Кипре. И, наоборот, в Аргосе и Микенах найдены египетские и малоазиатские изделия этой же эпохи. О сношениях с Египтом в эту эпоху говорят изделия из золота и слоновой кости, привозившиеся в то время только из Египта. На одном из кинжалов этой эпохи изображены кошки, охотящиеся за утками. Кошка тогда водилась только в Египте, и изображенный здесь пейзаж (заросли папируса) представляет собой берег Нила. Все это свидетельствует о чрезвычайно оживленных сношениях с Египтом, тогда как находимые в Микенах изделия из янтаря свидетельствуют о связях (через третьи руки) даже с северной Европой. К этой же эпохе относится и появление лошади, хотя нам уже трудно судить, заимствована ли она непосредственно из Малой Азии или из Крита.

Из того, что культурное влияние Крита в эту эпоху было •еще преобладающим, нельзя сделать заключения, что Микены продолжали оставаться и под политической властью Крита. В этом отношении очень поучительна параллель между влиянием Крита на греческом материке в XVI—XIV вв. и влиянием греков в Этрурии в VI—V вв. И здесь и там все произведения искусства – либо привозные, либо подражание привозным; тем не менее в обоих случаях не может быть речи о завоевании или покорении на сколько-нибудь длительный срок.

К концу XV в. роли уже начинают меняться. Есть веские основания полагать, что окоченелый дворцовый стиль на Крите возник уже под влиянием искусства греческого материка.

Начало следующей, позднемикенской, эпохи (1400—1200) датируется со времени разрушения критских дворцов. Это как раз тот момент, когда военная техника микенского государства достигает высшего расцвета: именно в эту эпоху построены в окончательном виде дворцы и городские стены Микен и Тиринфа, включая замечательнейший памятник микенской архитектуры – Львиные ворота.

Ослаблению критского государства, быть может, содействовало разрушительное землетрясение, случившееся незадолго до этого времени. Но, конечно, решающим моментом могли быть только внутренние социальные сдвиги.

Мы можем себе представить (хотя, конечно, это будет пока весьма произвольно), что окоченению в области искусства соответствовало и окоченение в формах общественной жизни. К сожалению, единственное, что дошло до нас, – это произведения архитектуры и искусства, и мы вынуждены строить наши выводы на этом шатком основании, вполне отдавая себе отчет в их проблематичности. Мы представляем себе, что во главе городов стала замкнутая, окостеневшая аристократия, в угоду которой и создавалась эта искусственная стилизованная живопись. Быть может, пропасть между этой аристократией и остальной массой свободных стала непроходимой. Это и вызвало народное недовольство и восстания. Из класса организаторов и военных руководителей эта аристократия, должно быть, превратилась в класс паразитов. Благодаря такому внутреннему разложению власть Крита на море ослабела. Если города Крита были до сих пор настолько могущественными, что их даже не обносили стенами, то теперь критяне оказались уже не в состоянии отражать морские набеги полудиких обитателей островов и греческого материка.

Понятно, что власть сильнейших из правителей материка, правителей богатых Микен, могла беспрепятственно усиливаться. Подобно тому, как правители Кноса объединили под своей властью весь Крит, так и микенским правителям удалось объединить под своей властью значительную часть Пелопоннеса, тем более что их войско состояло из представителей воинственных, почти первобытных племен, еще не разложившихся вследствие внутреннего классового расслоения.

Мы видели уже, что культура Микен – заимствованная, что это лишь немного видоизмененная критская культура. Западные историки, желающие подчеркнуть самобытность культуры «арийцев»-греков как индоевропейского народа, обращают внимание на дома с мегароном в центре и на крепостные сооружения. Дом с мегароном, быть может, действительно принесен с севера, где, в противоположность Криту, была потребность в отоплении жилища. Однако этот тип застройки первоначально сводился, очевидно, к маленькому домику, состоящему только из сеней, подпертых двумя колоннами, и одной комнаты с очагом. Расширение такого домика в большой дворец, присоединение к нему внутреннего двора и довольно беспорядочного нагромождения боковых покоев производится уже, как мы видели, по критскому образцу. Точно так же из того, что критяне не нуждались в крепостных сооружениях, еще не следует, что они этих сооружений не умели строить и что грандиозные крепостные сооружения на материке не есть дело рук критских мастеров.

В действительности, если исключить технику военного дела и военные сюжеты микенской живописи, то в искусстве Микен мы не заметим ни малейших следов оригинальности. Даже ученые, стоящие на расовой точке зрения, принуждены признать, что, несмотря на переход политического и культурного влияния в эту эпоху к Микенам, они не внесли ничего нового в критское искусство, и их произведения можно отличать от критских... только по химическому составу материалов, из которых они сделаны. Так, украшающий дворцы XIV в. фриз из стеклянной массы; пол, раскрашенный под ковер, с изображением дельфинов и полипов; изображение женщины-акробатки, прыгающей через быка и хватающей его за рога, – все это и по теме и по исполнению продукты критского искусства. Единственное, что мог бы здесь заметить опытный глаз, – это начало упадка искусства и варваризацию. Правда, среди памятников микенского искусства найдены и памятники, не только не уступающие памятникам Крита, но и превосходящие их по художественности; таковы, например, золотые маски, снимавшиеся с лица покойника и чрезвычайно тонко передающие черты лица (найдены в шахтных гробницах Микен), и сцены охоты на быков и их укрощения на кубке из Вафио близ Спарты (лучшее произведение всего крито-микенского искусства). Но как раз эти изделия относятся ко времени расцвета Крита и скорее всего являются либо ввозными критскими изделиями, либо работой критских мастеров, переселившихся на греческий материк.

С разрушением городов Крита (в том числе и Кноса), происшедшим около 1400 г., Микены и другие города микенской культуры стремятся занять то место, которое до этого времени занимал Крит. Сам Крит, по-видимому, попадает в зависимость от материка. Все три крупнейших критских города (Кнос, Фест и город, лежавший на месте нынешнего селения Агиа-Триада) теперь превратились в груду развалин. Местное население сохранило независимость только на небольшом пространстве восточной части острова; весь остальной остров, по-видимому, попал в руки ахейцев. Большая часть критских сооружений так и осталась в развалинах, и только небольшая часть их была кое-как восстановлена, и здесь, очевидно, поселились вожди ахейцев. Памятники искусства, относящиеся к этой эпохе, представляют собой довольно бездарное подражание классическому критскому искусству.

В отношениях с передовыми государствами древнего Востока города материковой Греции начинают играть важную роль. Ахейцы упоминаются в хеттских и египетских документах («Ахийава» у хеттов, «Ахайваша» у египтян). Мы видим, что эти ахейцы колонизируют Кипр и будущую Памфилию, т. е. южное побережье Малой Азии, и образуют здесь могущественное царство, с которым приходится считаться даже хеттам. Мы знаем, что в разбираемую эпоху ахейцы разрушили могущественную Трою. В союзе с другими племенами они отваживаются нападать даже на далекий Египет.

Несомненно, ахейцы не ограничивались только военными набегами, а вели и правильные торговые сношения. Приблизительно с 1400 г. прекращается в египетских памятниках упоминание о критянах (кефтиу). Однако налаженные торговые сношения с Египтом ахейцы продолжают развивать с большой энергией; в Египте найдено много черепков, относящихся к этой поздней эпохе. Материковые города микенской эпохи быстро захватывают рынки на островах Эгейского моря, на Кипре, в Сирии и Палестине; теперь эта торговля принимает еще большие размеры, чем прежде торговля Крита; еще «Илиада» (XI, 21) сохранила воспоминание о торговой связи Кипра с Микенами.

Письменность крито-микенского периода, к сожалению, в гомеровскую эпоху была совершенно забыта (гомеровское общество было неграмотным) и потому не оказала никакого влияния на общегреческое письмо классической эпохи, заимствованное у финикиян, и бывшее не слоговым, а буквенным.

Греки, жившие на Кипре и говорившие на старинном ахейском наречии, писали еще в V и IV вв. письменами, резко отличающимися от греческих. Это письмо было слоговым.[42]42
  Так, например, здесь не было буквы «н», а было целых пять букв, означавших на, не, ни, но, ну, и так для каждого согласного звука; сюда присоединялись еще обозначения для пяти гласных звуков.


[Закрыть]

Среди памятников микенской культуры найдены письмена, очень сходные с кипрскими и дающие основание предположить, что эти письмена занесены на Кипр еще в микенскую эпоху. Одну из таких надписей, найденную в Асине, на южном побережье Арголиды, разбирал шведский ученый А. Перссон, и, по-видимому, удачно. Знаки этой надписи очень сходны с кипрскими, и если прочесть их как кипрские письмена, то получится: «О, Лимнория, Ианасса и Кимо. В святилище Посейдона вам посвятил меня (такой-то)».[43]43
  Лимнория, Ианасса и Кимо – известные из греческой мифологии морские богини. Выражение «посвятил меня» (говорит посвящаемая вещь) обычно в греческих посвящениях.


[Закрыть] Идя по пути Перссона, Э. Милонас в 1938 г. разобрал еще несколько надписей (к сожалению, за отсутствием его работы в СССР мы лишены пока возможности удостовериться в убедительности его расшифровки). В настоящее время шансы на расшифровку критских и микенских надписей еще более увеличились: невдалеке от мессенского Пилоса К. Бледжен и К. Куруниотис обнаружили позднемикенский дворец, в котором в числе прочих предметов найдено около 600 глиняных табличек с письменами, написанных тем же линейным шрифтом, который был в ходу и на Крите. Так как эти тексты написаны, скорее всего, на греческом языке, то все данные за то, что удастся расшифровать и критские письмена (как думает П. Кречмер).

Критское письмо вымерло вместе с микенской культурой и не перешло к классической Греции (исключая Кипр). Причина, может быть, в том, что это письмо было удобно лишь для критского языка и родственных с ним, но чрезвычайно затруднительно для прочтения при применении его к греческому языку.[44]44
  Нам известно 75 знаков кипрского письма, а всего их было до 85. Эти знаки приспособлены для языка, на котором за каждой согласной следует гласная. Для греческого языка эти знаки чрезвычайно неудобны, так как здесь часто за согласной следует согласная, а для согласных без гласной кипрский алфавит не имел особых знаков. Приходилось вставлять недостающие гласные от себя, например, вместо «птолин» писать «по-то-ли-не», вместо «Кипрос» – «Ки-по-ро-се». Вследствие этого кипрские надписи иногда превращаются в загадку, так как одни и те же знаки могут означать различные слова.


[Закрыть]

С каждым годом находят все большее число центров крито-микенской культуры, но, как правило, места находок всегда совпадают с городами, упомянутыми в поэмах Гомера. Памятники микенской культуры найдены, например, на ряде островов Эгейского моря и в средней Греции, главным образом в Аттике, Беотии и Фессалии, не говоря уже о Пелопоннесе, где, кроме Аргоса, памятники микенской культуры обнаружены, например в Лаконии и Мессении.

Любопытно, что между памятниками неолитического периода, найденными в различных местах Греции, отличия весьма значительны, тогда как различия между предметами микенского искусства, найденными в различных местах Греции, ничтожны. Это говорит за то, что раздробленность на отдельные независимые общины, характерная для классической Греции, существовала уже с древнейших времен, и только микенским правителям удалось на некоторое время объединить этот конгломерат обособленных общин в одно государство.

Во всех центрах микенской культуры наблюдается одно и то же явление: чем к более поздней эпохе относится памятник, тем ниже он в художественном отношении. Это заставляет нас представлять себе ход событий следующим образом. Значительная часть Греции вовсе не была затронута микенской культурой и жила еще примитивным родовым бытом (к такому же выводу привело нас и то обстоятельство, что в одних и тех же гробницах, наряду с высокохудожественными памятниками критской культуры, находят совершенно примитивные «варварские» изделия). С приходом все новых и новых волн греческих «варваров» с севера центры микенской культуры частью подвергались разрушению, частью получали новое население, значительно менее подготовленное для восприятия этой культуры. Особенно ускорилось это падение с приходом последней волны – дорийцев. Исключая, быть может, лишь немногие центры (например, Аттику, не задетую дорийским переселением), во всей Греции упрочивается привычный для этих переселенцев родовой строй; но даже и в тех центрах, где удержалась микенская монархия, в связи с новым соседством и с прекращением морских сношений общественные формы значительно деградируют в сторону примитивно-родового строя.

Однако родовой строй, водворившийся на развалинах микенской монархии, существенно отличался от родового строя, не затронутого более высокой цивилизацией. Элементы классового разделения, как и влияние микенской культуры вообще, давали себя чувствовать в течение всей так называемой гомеровской эпохи, чтобы дать пышные всходы в VIII—VI вв.

Те стороны критской культуры, которые оказались доступными грекам, стоявшим на первобытной стадии развития, были усвоены, хотя конечно, довольно наивным образом. Так, в грубо первобытных рисунках греков самого конца микенской эпохи и греков гомеровского времени мы неожиданно встречаем черты, несомненно заимствованные из крито-микенского искусства. Таким путем микенская культура оказала воздействие и на греческую. Точно так же греческие мифы гомеровской и классической эпох часто даже в мелочах обнаруживают следы микенской переработки, хотя сами они, несомненно, древнее эпохи микенской культуры. Прежде всего наследием микенской культуры необходимо считать централизованную религию с сонмом богов, возглавляемым единым верховным богом. Религии этого типа (ср. Египет и Вавилон) всегда отражают централизованное государство, подчинившее себе отдельных местных властителей. А такое государство существовало в Греции только в микенскую эпоху. Это, разумеется, не значит, что религия олимпийцев была создана целиком в микенскую эпоху. Основа ее значительно более древняя (браки братьев с родными сестрами, убиение каждым богом своего отца и т. д.). С другой стороны, подробная разработка картины жизни олимпийцев относится, несомненно, к эпохе гораздо более поздней, чем микенская: она – дело певцов, живших при дворах малоазиатских властителей в гомеровскую эпоху. Но самый «государственный строй» Олимпа отражает общество микенской эпохи. Точно так же культ Афродиты был одним из центральных микенских культов, и классическое представление об Афродите с голубками соответствует крито-микенским изображениям Афродиты с теми же голубками. Этим же объясняется, что в классическую эпоху центром культа Афродиты был Пафос на Кипре, где сохранились и ахейский диалект, и ахейский шрифт, и особые священнослужители, носившие название ахейских прорицателей («ахеомантейс»). Точно также щит, как символ городской богини (Афины) в Беотии и Афинах, имеет прототипом такой же щит, представляющий собой символическое изображение богини.

Очень интересно следующее: в «Илиаде» мы встречаем четыре раза рассказ о золотых весах, на которых Зевс взвешивает судьбу борющихся героев. Так, например, мы читаем (XX, 268):

 
Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия смерти, в сон погружающей вечный:
Жребий один Ахиллеса, другой – Приамова сына.
Взял посредине и поднял: покинул Гектора жребий;
Тяжкий, к Аиду упал...
 

Эта сцена изображена на одном микенском рисунке: герой едет на колеснице, а перед ним стоит бог с весами в руках и взвешивает его судьбу.

Далее на сосудах микенской эпохи, найденных в Беотии, изображены известные нам из греческой мифологии сцены (или сходные с ними их прототипы): встреча Эдипа со Сфинксом; убиение Орестом своей матери Клитемнестры (убившей его отца Агамемнона) и ее любовника Эгисфа.

Мы не можем пройти мимо вопроса о причинах образования классового государства на материке Греции уже в XVI в. и о причинах его гибели.

По-видимому, мы здесь имеем дело с фактами, вполне аналогичными тем, какие в свое время имели место на Крите. Непрерывные передвижения греческих племен с севера, продолжавшиеся все время, делали спокойную и регулярную хозяйственную жизнь в Пелопоннесе совершенно невозможной. Чтобы успешно отражать эти нападения, необходимо было соединить ряд общин воедино, создать внушительную силу и, главное, построить колоссальные стены, недоступные для внешнего нападения, и удобные дороги для сношений между государствами и городами. Такие коллективные предприятия могли осуществляться в то время только подневольным трудом и неизбежно вели к классовому расслоению. Массовые походы, необходимые в виду излишка населения, которое не могло существовать на внутренние ресурсы, и широкая международная торговля, обогащавшие одних и разорявшие других, вели к дальнейшему усилению классовых противоречий.

Таким образом, судьба микенского государства должна была повторить судьбу критского. И здесь правящая верхушка, воспитанная на критской культуре, естественно должна была оторваться и изолироваться от народных масс. Недовольство свободных прогрессирующим порабощением, бесконечными изнурительными работами при постройке крепостей, дворцов и дорог, поборами в пользу царя и знати и, наконец, стремление каждой общины к самостоятельности – все это неизбежно вело к обострению классовой борьбы и внутреннему разложению общества.

Как раз в это время с севера в Грецию вторгаются большие массы дорийских переселенцев, обладавших, быть может, более прочным и лучше поддающимся обработке материалом для оружия, чем народы крито-микенской культуры: в эпоху их прихода в Грецию здесь впервые вместо бронзового появляется железное оружие. Почва для их победы была, как мы видели, подготовлена. Они занимают все наиболее удобные места материковой Греции – только в Аттику, на остров Евбею и в некоторые другие небольшие области им не удалось проникнуть, и здесь сохранилось прежнее (ионийское) население. На Пелопоннесе местное ахейское население частью сливается с пришельцами в результате длительного процесса, частью уходит в горы на трудно доступную Аркадскую возвышенность, не привлекавшую новых поселенцев. Микенская культура гибнет вместе с гибелью международных сношений и торговли, бывших ее основой. Роскошные дворцы превращаются в развалины, а замечательные каменные дороги покрываются землею. Люди живут теперь в скромных хижинах, сделанных только пилой и топором без помощи рубанка (этот обычай и позже сохранился в архаической Спарте), едят на простой глиняной посуде, сохраняя микенскую утварь, может быть, только в качестве священных реликвий, и сообщаются в случаях необходимости по горным тропинкам, так как каждое поселение снова стало независимым, а пиратство и грабеж за пределами племени – обычным явлением.