Текст книги "История Греции"
Автор книги: Соломон Лурье
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 65 страниц)
Внимательное рассмотрение свидетельства Диодора (в XIV кн.) заставляет считать взгляд, по которому Дионисий обладал выдающимся военным талантом, совершенно необоснованным. Говорят, что он впервые выдвинулся за военные заслуги в борьбе за Акрагант, но эта борьба была сплошным поражением сиракузян. Правда, в борьбе 405—392 гг. с карфагенянами Дионисий отнял было у них почти всю Сицилию, но, несмотря на превосходство в военной технике (пятиярусные корабли, замечательные стенобитные машины), он принужден был отдать все и отступить к самым Сиракузам, а это свидетельствует об ограниченности его военных дарований. Причиной поражения Карфагена в этой борьбе было распространение в карфагенских войсках какой-то страшной эпидемической болезни, – иными словами, Дионисий был обязан своим спасением счастливому стечению обстоятельств, а не военному таланту. Около 374 г. карфагеняне нанесли Дионисию тяжелое поражение в битве при Кронионе, причем он уплатил контрибуцию в 1000 талантов; в основном был восстановлен status quo ante, продержавшийся затем вплоть до римского завоевания. Очевидно, такое разделение Сицилии соответствовало устойчивому соотношению реальных сил; следовательно, вся борьба Дионисия с Карфагеном никаких результатов не дала.
Неверно также, что он поднял «национальное самосознание» греков, научив их гордо противопоставлять себя варварам: это была только демагогическая декламация. В 387 г., когда Дионисий перешел на материк Италии для того, чтобы покорить Регий, не желавший ему подчиняться, он натравил на Регий варварские италийские племена и при помощи их разрушил дотла этот цветущий эллинский город; в самой Сицилии он отбирает земли у греков и отдает их варварам, своим италийским наемникам.
Нельзя согласиться также с утверждением, будто взятие Сиракуз и занятие всей Сицилии карфагенянами означали бы «гибель эллинства на Западе». В IV в. карфагеняне были уже в значительной мере эллинизированы, и процесс их дальнейшей эллинизации шел быстрым темпом. Положение греков под властью карфагенян не было тяжелым: как мы видели, греческие демократы постоянно прибегали к помощи карфагенян, заключали с ними военные договоры и сражались в их рядах. Наш единственный источник по этому вопросу Диодор, писавший в I в. до н. э., хотя и был (как это естественно для его времени)[311]311
Ср. мое предисловие к «Избранным биографиям» Плутарха (М.; Л., 1941. С. 7—9).
[Закрыть] сторонником объединения эллинов для борьбы с варварами, тем не менее (очевидно, вслед за Тимеем), видел причину того, что Дионисий выступил против карфагенян, также в фактах, имеющих очень мало общего с борьбой за спасение эллинства: «Дионисий, – замечает он, – видел, что некоторые из эллинов, живущих под его властью, перебегают на сторону карфагенян и переносят туда и свои города и свое имущество» (XIV, 41).
Для этого, впрочем, не нужно косвенных свидетельств. Диодор (XIV, 65—69) в речи борца за свободу Сиракуз Феодора нарисовал яркую картину положения вещей в Сицилии, дав сравнительную характеристику греческой власти (т. е. господства Дионисия) и власти карфагенской. «Карфагеняне, если даже побеждали в войне, довольствовались тем, что брали с нас умеренную дань и не мешали нам жить в нашем государстве по нашим отцовским законам; Дионисий же грабит храмы и отнимает имущество честных людей вместе с их жизнью... Все те ужасы, которые происходят при взятии городов, он учиняет в мирное время. Для нас гораздо важнее, чем положить конец войне с финикиянами, положить конец тирану, находящемуся в наших стенах». Затем Феодор перечисляет разрушенные и разграбленные Дионисием города; некоторые из них по уничтожении их греческого населения Дионисий заселил варварами.
В той же речи Феодора убедительно показано, что борьба «за эллинизм» «против варваров» была в руках властолюбивого и хищного Дионисия и стоявших за его спиной грабителей только демагогической фразой для отвлечения внимания народа и для подавления оппозиционных течений: «Каждый раз, как после массового убиения граждан, оставшиеся в живых, задумывали свергнуть тиранию, он снова и снова объявлял войну карфагенянам: страх перед нарушением клятвенных договоров был слабее, чем страх перед еще не уничтоженными тайными организациями (systemata) сицилийцев». Далее Феодор приводил ряд примеров, когда Дионисий в интересах партийной борьбы умышленно давал усилиться карфагенянам: «Он умышленно не пришел на помощь Мессане и позволил карфагенянам уничтожить ее дотла, не только для того, чтобы погибло как можно больше сицилийцев, но и для того, чтобы дать карфагенянам возможность отразить корабли, шедшие на помощь (сицилийцам) из Италии и из Пелопоннеса» и т. д.
Если подойти к Дионисию с точки зрения общей линии исторического развития в эту эпоху, то его правление несомненно было прогрессивным фактом. Мы уже говорили, что развитие торговых отношений и необходимость устойчивости средиземноморской торговли были одной из причин кризиса полисного устройства и что создание больших сильных монархий было исторической необходимостью. С этой точки зрения важно то, что Дионисий создал величайшее греческое государство в первой половине IV в. Оно включило в свои пределы всю Сицилию и южное побережье Италии; Сиракузы Дионисий превратил в лучшую в мире совершенно неприступную крепость с первоклассной гаванью. Кроме того, он основал колонии на обоих берегах Адриатического моря, устроил морскую базу на Корсике, заключил союз с галлами и захватил остров Эльбу, на котором он, по-видимому, добывал железную руду. Он окружил со всех сторон Италию, по-видимому, собираясь захватить ее всю. Обладая лучшим флотом на Средиземном море (он строил не только тетреры, но – впервые в истории – огромные пентеры), он господствовал в западной части Средиземного моря и захватил здесь в свои руки всю торговлю. Несомненно, он опирался на торгово-ремесленные круги «международного», т. е. средиземноморского масштаба. Он пытался задавать тон и в политике греческого материка и вел здесь ловкую дипломатическую игру: так, он заключил тесный союз с Лакедемоном и помогал спартанцам в борьбе против Афин в 372 и против беотийцев – в 369—368 гг.[312]312
Ксенофонт. Греческая история. VI, 2, 33 и сл.; VII, 1, 20—22; Диодор. XV, 47, 7; 70, 1; XVI, 57, 2—3.
[Закрыть] Но в то же время он поддерживал тесные связи и с Афинами, посылал посольства в Афины и принимал афинские; это узнаем мы из Лисия и двух почетных декретов в честь Дионисия и его родственников от 393 и 373 гг.[313]313
Лисий. XIX, 19; Ditt. Syll. I3, 128, 154.
[Закрыть] В 371 г. Дионисий принимал участие в общеэллинском конгрессе, созванном в противовес Беотии на базе Антиалкидова мира. После сближения Афин со Спартой его отношения с Афинами принимают еще более дружеский характер: в 368 г. афиняне предоставили Дионисию и его потомкам права афинского гражданства, в 367 г. они заключают с ним договор о дружбе и военной помощи.[314]314
Ditt. Syll. I3 N 159 и 163.
[Закрыть] Таким образом, он поддерживал тесные отношения со всеми крупнейшими греческими государствами.
Другой отличительной чертой монархий эллинистического типа было то, что они не должны были уже опираться ни на родовую аристократию, ни на широкие слои городской демократии, ставшей в это время в значительной степени паразитической. Непосредственно они опирались на группы, оказавшиеся им полезными при создании нового политического аппарата: на приближенных правителя, участников переворота, и наемников. Правда, Дионисий распределил имущество, конфискованное у своих политических противников, между оставшимися ему верными народными массами, включив в их среду и содействовавших его успеху рабов в качестве «новых граждан»; но лучшие участки на острове Ортигии получили его приближенные, правительственный аппарат и наемники, поселившиеся здесь вместе с ним; опасаясь (как показали дальнейшие события, не без основания) восстаний этих народных масс, он отгораживает остров Ортигию от города высокой стеной, превращая свою резиденцию в неприступную крепость.[315]315
Если Тираны VI в. принуждены были принимать меры против нападения на них аристократов, то тираны этой эпохи должны защищать себя? от гнева народных масс!
[Закрыть] Не забудем и того, что Дионисий пришел к власти, расправившись с вождями демократии, и что Платон, ища места, где его планы аристократического переустройства Греции могли бы быть осуществлены, покинул «гнилые демократии» греческого материка и направился именно в Сиракузы, к Дионисию. Впрочем понятно, что он здесь успеха не имел, ибо новые монархии эллинистического типа были так же далеки от аристократических, как и от демократических идеалов.
От олигархических переворотов V в. перевороты, вызвавшие в свет эти новые монархии, отличаются принципиально. В олигархических переворотах центральное значение придавалось отмене демократических учреждений и введению новых или восстановлению очень древних форм, – например, учреждение Совета 400 вместо традиционного Совета 500 или коллегии пробу-лов вместо традиционных пританов в 411 г. в Афинах. Диктаторы нового типа сохраняют на бумаге совершенно нетронутым все демократическое устройство. Так, Дионисий сохранил в неприкосновенности и совет и народное собрание. Монеты выпускались не от имени Дионисия, а от имени сиракузского народа (Syrakosioi); во внешних отношениях Дионисий никогда не именовался царем, а только правителем («архонт») Сицилии. Юридической основой его господства была полученная им при приходе к власти в 405 г. очень удобная и гибкая, но вполне конституционная должность «полномочного стратега» – вряд ли случайно, что за два года до этого Алкивиад был выбран в Афинах на такую же должность «полномочного стратега». В самом деле, эта должность соединяла в себе и верховную власть над войском и флотом с правом назначения офицеров и представительство государства за границей; в Сиракузах же «стратег-автократор» являлся, кроме того, еще и председателем народного собрания. Такое разнообразие функций давало возможность, сохраняя формально неприкосновенным весь демократический аппарат, фактически стать неограниченным правителем. В этом отношении сицилийские тираны явились предшественниками не только эллинистических монархов, широковещательно заявлявших о восстановлении демократии (Деметрий Полиоркет, Полисперхонт, Птолемей), но и римских императоров, также формально бывших носителями республиканских магистратур, и сохранивших лишь форму республиканских учреждений.[316]316
См. сказанное выше об Алкивиаде (с. 457 сл.).
[Закрыть]
К концу V в. афинская литература достигла высшего расцвета; с начала IV в. уже наблюдается начало ее упадка. Отсутствие интереса к политической жизни, любование личными переживаниями отдельных людей характерны, например, для комедии этого времени (так называемой средней комедии, которая составляет переходный этап к комедии характеров и комедии интриги, развившейся к концу IV в.). К этому типу аполитической комедии относится и комедия Аристофана «Богатство», поставленная в 388 г.
Большое развитие в этот период получают те литературные жанры, которые непосредственно отвечали на вопросы, выдвигаемые частным и общественным бытом: продолжает развиваться красноречие и создается философский диалог.
Исократ (436—338) был одним из величайших мастеров как судебного, так и торжественного красноречия. Он продолжает дело Горгия и создает такие же пышные периоды, как и его учитель, но они в значительной мере лишены тех звонких побрякушек, которые мы называем Горгиевыми фигурами (полная симметричность двух частей предложения с одинаковой расстановкой слов и со сходным звучанием в соответственных местах) и которые при неумеренном употреблении производят монотонное, а иногда даже и уродливое впечатление. Он бесконечно отделывал свои речи, желая конкурировать не только с ораторской прозой, но и с поэзией. Исократ был очень высокого мнения о своем творчестве, пытаясь дать в нем некий общедоступный суррогат слишком трудной для понимания широких масс моральной философии. Он открыл в Афинах школу красноречия, взимал со слушателей высокий гонорар и, благодаря своей громкой славе, быстро разбогател. Исократ открыто выступал как идеолог богатых дельцов предэллинистической эпохи, переросших узкие рамки античных полисов. Его основная идея – объединение греков с целью завоевания Персии, куда можно выселить все беспокойные, социально опасные и паразитические элементы Эллады и где могут постоянно обогащаться деловые люди Греции. Сперва он собирается осуществить эту идею через демократическое объединение греков (Второй Афинский морской союз); затем через любого объединителя, который сосредоточил бы в своих руках единодержавную монархическую власть: через Евагора Кипрского, Ясона Ферского, Филиппа Македонского. К эпохе, которой мы сейчас занимаемся, относятся три его произведения: «Панегирик» (380) – торжественная речь, прославляющая Афины и фактически подготовляющая образование Второго Афинского морского союза, «Платейская речь», написанная в 372 г. в виде протеста против разрушения Фивами Платей, и «Архидам» (366) – протест против признания отложившейся от Спарты илотской области Мессении, ставшей самостоятельным государством. В этой речи ярче всего выявляется его классовая сущность богатого рабовладельца.
Диалог, как жанр философской прозы, окончательно был оформлен в школе Сократа. Ученики Сократа составляли свои сочинения в форме бесед, главным действующим лицом которых был Сократ. К числу таких авторов принадлежит и Ксенофонт. Правда, диалогическая форма ему не всегда удается, и он часто сбивается на повествование.
К этой группе сочинений принадлежит прежде всего его «Апология Сократа». Здесь описан не только процесс Сократа, но и его поведение до и после этого процесса. Ксенофонт, вслед за многими другими учениками Сократа, выступает со своим сочинением с целью реабилитации Сократа, и хотя он в значительной мере упрощает и опошляет взгляды Сократа, но он сообщает и целый ряд верных и интересных сведений из его жизни. С литературной стороны «Апология» стоит невысоко, но она заключает ряд фактов, опущенных в «Апологии» Платона.
Наиболее популярным из сократовских произведений Ксенофонта являются «Воспоминания о Сократе», иначе – «Меморабилии». В этой работе Ксенофонт старался показать, что обвинения, предъявленные Сократу на суде, совершенно неосновательны. Для этой цели он приводит целый ряд бесед, изречений и поступков Сократа. Книга не представляет собой единого целого, подобно платоновским диалогам, но ряд отдельных сцен, лишь чисто внешне связанных между собой; она содержит много интересного материала, которого мы не найдем у Платона, – например, о политических взглядах Сократа.
Третьим сократовским диалогом Ксенофонта является «Пир»; это, по-видимому, как и «Апология», ответ на одноименное произведение Платона. В противоположность «Пиру» Платона, здесь нет грандиозной цельной картины, развивающей единую мысль, беседа перескакивает довольно непринужденно с одной темы на другую; в этом пире, как обычно бывало в богатых домах, участвуют шут, танцовщицы, музыканты, разыгрывается любовная пантомима (бракосочетание Диониса и Ариадны). Сократ организует своеобразное состязание между гостями: каждый должен сказать, что ему нравится больше всего. Речи гостей и составляют содержание диалога.
В диалоге «Экономик» («Домострой») Ксенофонт дал картину образцового сельского хозяйства и безупречного хозяина. Наиболее интересная часть диалога – рассказ о воспитании молодой жены. Это как бы ответ консерватора и реакционера на такие «опасные» новомодные течения (отраженные, например, у Еврипида), как требование расширения умственного кругозора женщины; мы знаем, что жены почтенных афинских граждан входили в кружок Аспасии. Согласно идее «Домостроя», обязанности жены состоят в управлении домом так, чтобы в нем был образцовый порядок, в воспитании детей, во вразумлении рабов.
О популярном литературном произведении Ксенофонта «Киропедия» см. главу «Историография».
В области изобразительных искусств, как и в науке и литературе, начало IV в. также было началом упадка. Наряду с крупными достижениями, можно наблюдать и сознательное возвращение к старым, отжившим формам. Искусство первой половины IV в. отражает настроения сходящих с исторической сцены групп раздираемого внутренними противоречиями общества: Пракситель был певцом невозмутимого покоя, проповедником удаления от общественной жизни в область тонких эстетических наслаждений; Скопас раскрыл мир острых переживаний борющегося и страдающего человека.
Дошедшая до нас в оригинале мраморная группа Гермеса и младенца Диониса дает живое представление об идейном содержании и стиле работ Праксителя. Вестнику богов Гермесу поручено было отнести к нимфам на воспитание своего брата – младенца Диониса. На пути он делает короткую передышку и играет с мальчиком, дразня его кистью винограда. Нежное и в то же время полное сил тело Гермеса моделировано с такой любовью, с таким тонким чувством к деталям, что оно переливается тысячью оттенков, живет и цветет в теплых лучах солнца. В знаменитой статуе Афродиты Книдской Пракситель, верный культу обнаженного человеческого тела, первый из античных скульпторов решился изобразить богиню без покрывал: Афродита скинула с себя одежду и приготовилась вступить в прохладную воду. Замедлив свои движения, она наслаждается дуновением ветерка, овевающего ее божественное тело.
Скопас с его бурным и пламенным темпераментом – прямая противоположность Праксителю. Он изучает человека в момент высшего напряжения душевных и физических сил. Его менада, убивающая козленка, – вершина вакхического исступления, полного самозабвения под напором бурного душевного подъема.[317]317
Заимствую эту красивую характеристику искусства разбираемой эпохи у проф. М. И. Максимовой.
[Закрыть]
В эпоху кризиса и мрачной реакции, наступивших после поражения афинян в 404 г., наибольшее влияние в Греции получили философские школы, возглавляемые учениками Сократа и объявившие непримиримую войну материализму. Эти школы получили название сократовских.
Один из учеников Сократа Евклид, уроженец Мегар, ставший основателем мегарской школы, пытался соединить моральные принципы Сократа с философией элеатов. Преемники Евклида перенесли центр интереса на эристику, на искусство спорить, базировавшееся на сократовской «диалектике».
Более значительными были киническая и киренская школы. Характерным различием между этими школами было то, что киники, подобно Сократу, стремились к духовной независимости, к автаркии, т. е. к столь полному ограничению потребностей, чтобы быть абсолютно независимыми от внешних условий. Противники киников киренцы считали целью жизни достижение максимума наслаждений.
Основатели кинической школы ученик Сократа Антисфен из Афин (родился в середине V в.) и ученик Антисфена Диоген из Синопы (умер в 323 г.) вслед за Сократом считали государство и его законы безразличными для нравственного усовершенствования; поэтому, в противоположность Сократу, они считали исполнение законов необязательным. Не считали киники для себя обязательным и исполнение религиозных обрядов. Они сознательно отказывались от всех культурных завоеваний: одетые в грязные рваные плащи и истоптанную обувь, питавшиеся дешевой пищей, не имевшие постоянного угла, чтобы не быть в зависимости от того, предоставляло ли им государство «право» владения недвижимостью, или нет, киники, действительно, минимально зависели от внешних условий, могли обходиться без всяких культурных удобств, игнорировали общепринятые нравственные правила, законы и обычаи и открыто проповедовали неподчинение властям. На вопрос, какого государства он гражданин, Диоген отвечал: «Я – гражданин мира» («космополит»). Киники отрицали существование какой бы то ни было разницы между свободным и рабом. Идеальное общество их – чисто анархическое: люди должны жить, как одно стадо; государственные границы и законы должны быть уничтожены; люди должны ограничиваться удовлетворением самых необходимых потребностей, и золото, причиняющее столько бед, должно быть устранено из обихода. В этом обществе все будут бедняками; богатому не может быть в нем места, ибо богатство само по себе преступление. Семьи также не будет в этом идеальном обществе киников: половые связи будут случайными и беспорядочными.
Основателем киренской школы был ученик Сократа Аристипп из Кирены. Идеал Аристиппа – также независимость от внешних условий. Однако ограничение всех потребностей ведет, по его мнению, к чувству неудовлетворенности и лишает человека счастья, т. е. как раз того, ради чего и нужна независимость. Смысл жизни состоит в каждом ощущении, цель жизни – каждое переживание само по себе, в настоящее время испытываемое. Никогда не стоит поэтому ценой лишений подготовлять будущее счастье, ибо с точки зрения сегодняшнего дня сегодняшнее небольшое лишение – величина в бесконечное число раз большая, чем предстоящее в будущем большое счастье. Идеалом счастливой жизни Аристипп считал жизнь зажиточного метэка, не болеющего душой за судьбы чужого ему государства, а стремящегося лишь извлечь из него максимальную пользу и соблюдающего законы, чтобы не иметь неприятностей.
Киренское учение было прекрасной философией для тех зажиточных людей, которые проявили «мудрую осторожность» во время гражданской борьбы и сохранили пока свое имущество, но в обстановке постоянных кровавых переворотов не могли быть уверены в завтрашнем дне. Тонко образованный, независимый человек, живущий вдалеке от всяких городских дрязг и войны, не связанный гражданскими узами ни с каким государством, не имеющий семейных и других забот, застраховавший себя, по мере сил, от огорчений и неожиданностей и постоянно доставляющий себе маленькие удовольствия – духовные и физические, – вот идеал киренского мудреца.
