Текст книги "История Греции"

Автор книги: Соломон Лурье

Вместе с тем спартанцы сообщили афинянам, что в сношениях Павсания с персами был замешан и Фемистокл, и потребовали суда над ним. Как известно, удаление остракизмом не было наказанием за преступление, а потому не сопровождалось умалением гражданских прав: в Афинах остались у Фемистокла дом, земля, семья и богатство; по истечении десяти лет, а при благоприятных условиях и раньше, он мог надеяться вернуться в Афины и занять прежнее положение. Но теперь предстоял уже настоящий суд, и Фемистокл был вызван в Афины. Он не решился явиться в суд и представил письменное объяснение. В это время афиняне уже снова вели открытую войну с Персией, а потому всякие сепаратные сношения с нею должны были рассматриваться, как государственная измена. Афиняне присудили Фемистокла заочно (скорее всего, в 464 г.) к смертной казни и конфискации имущества. Вместе со Спартой они предъявили к Аргосу требование выдать Фемистокла. Аргос не решился отказать соединенному требованию Спарты и Афин и потребовал, чтобы Фемистокл удалился. Будучи вынужденным уйти из Аргоса, Фемистокл направился в Керкиру. Однако и Керкира не решилась держать у себя Фемистокла, и ему ничего не оставалось, как бежать на материк, к царю эпирских молоссов Адмету, который, как мы видели выше, имел все основания недоброжелательно относиться к Фемистоклу. Однако по соображениям личного или политического характера[189]189
  По сообщению Фукидида, Фемистокл сел у очага Адмета, как «проситель» (просители – hiketai, – севшие у алтаря, пользовались по старинным греческим обычаям гостеприимства неприкосновенностью). Адмет не решился нарушить старинные законы гостеприимства или, по крайней мере, воспользовался случаем сослаться на это, чтобы не раздражать афинян и спартанцев.


[Закрыть] Адмет дал возможность Фемистоклу переправиться в Пидну (в Македонию). Сюда прибыли к нему друзья из Афин, привезшие тайно от афинян его деньги и семью. Здесь он сел на грузовое судно и поплыл в Малую Азию, так как у него оставался лишь один выход: отправиться к персидскому царю. Персия была единственным государством, которое не боялось угроз Афин и Спарты.

Фемистокл после долгих перипетий попал к царю Артаксерксу, правившему с 464 г. Царь принял его с большой честью.

Персидские цари – Ксеркс и Артаксеркс – вели в Малой Азии разумную политику. На побережье Малой Азии большая часть греческих городов подпала под власть Афин. Желая внушить доверие населению этих городов и опираясь на персофильские группы, которые в ряде городов были еще очень влиятельны, персы сажают правителями крупнейших городов от Геллеспонта до Карий виднейших греческих общественных деятелей, пользовавшихся у эллинов особой популярностью. Это был прежде всего спартанский царь Демарат, изгнанный своими противниками из Спарты во время Греко-персидских войн и, вероятно, бывший кандидатом персов на руководство Европой в случае их победы; теперь он должен был возглавить греков Малой Азии. Ему царь дал Пергам, Галисарну и Тевтранию в Мисии, в районе Геллеспонта. Демарат очень подходил к такой роли, ибо его отцом считали героя Астрабака, – он признавался, следовательно, полубожественным существом. Соседние города Мисии – Гамбрий, Гриней и Мирину царь предоставил бывшему крупному общественному деятелю в Эретрии на Евбее Гонгилу, помощнику Павсания. Самому Павсанию до его вторичного отозвания в Спарту царь предоставил Колоны в Троаде. Потомкам Писистратида Гиппия царь, как мы видели, отдал Сигей в той же Троаде.

Теперь к числу этих правителей присоединился и Фемистокл, которому царь дал там же на Геллеспонте Лампсак «на вино», крупный центр Магнесию на Меандре – «на хлеб» (она приносила Фемистоклу ежегодно дохода 50 талантов) и Миунт (близ Милета) – «на приправу».

Если мы взглянем на карту Греции, то убедимся, что эти города, управляемые видными общественными деятелями с греческого материка, по идее персидского правительства должны были быть расположены от южного побережья Малой Азии до Геллеспонта, но особенно густо они лежали у Геллеспонта, где был ключ ко всему хлебному снабжению Греции. И в этом случае, предоставив Фемистоклу верховную власть в трех пунктах, лежащих – один на юге Малой Азии, другой – в середине, а третий – на севере ее, на побережье Геллеспонта, на хлебном пути, – царь демонстративно хотел показать грекам, что ответственнейший пост по управлению греками он предоставляет популярнейшему у самих греков демократическому общественному деятелю.

Эта политика оправдала себя: в течение всего V века не прекращается тяготение афинских союзников к Персии. Поставленные ею правители были весьма популярны, прежде всего – Фемистокл. Он правил, пользуясь большим уважением местного греческого населения: в Магнесии ему был впоследствии поставлен памятник, в Лампсаке еще в конце III в. в честь Фемистокла справлялись празднества, а его потомки пользовались почетными правами. О смерти Фемистокла ходили различные легенды, но в действительности он умер в Магнесии от болезни, оставаясь на посту персидского наместника.

Как мы видели, уже до изгнания Фемистокла власть в Афинах перешла к аристократической партии, возглавляемой Кимоном. Правда, демократический строй не был изменен, и демократические учреждения функционировали по-прежнему; но тенденциозное толкование прав Ареопага давало возможность лишить силы любое народное постановление, противоречащее интересам этой партии.

Руководитель Афин в эту эпоху, Кимон, сын Мильтиада, был верным сторонником Спарты и спартанских учреждений. На пост руководителя государства он был выдвинут происками Спарты в противовес Фемистоклу, и он не обманул надежд Спарты. При всяком удобном и неудобном случае, в частном разговоре, в народном собрании, на суде он прославлял спартанское государственное устройство, противопоставляя его афинскому. Его любимым выражением было: «Спартанцы так бы никогда не поступили». Сам он был воспитан чисто по-спартански: он был малограмотен и не развит, но зато умел вести беседу в обществе, петь и выражаться лаконично. Его щедрость воскрешала старые дописистратовские времена: каждый желающий из его демотов (сограждан, приписанных к тому же дему) мог беспрепятственно рвать плоды в его садах, бедным демотам он давал одежду; вся эта демагогия имела целью, «чтобы (его клиенты) могли заниматься государственными делами», – иными словами, чтобы они его поддерживали на выборах и составляли его свиту. Выросший во Фракии, как сын греческого царька, правившего фракийцами (таким именно и был Мильтиад), и настоящей фракийской царевны, он и в Афинах устроил нечто вроде царского двора, окружив себя придворными поэтами. Он не жалел издержек на литургии, и они поражали своей необыкновенной пышностью. Он был спартанским проксеном в Афинах и сыну своему дал имя «Лакедемоний» («лакедемонянин»).

Кимон был прирожденным воином: подобно спартанцам он считал войну своей стихией. Но, конечно, он и не думал о войне с обожаемой им Спартой: его победа над Фемистоклом, стоявшим за мир с Персией, означала открытие новых военных действий против персов. Фракийское побережье, столь близкое сердцу Кимона, оставалось еще в руках персов, и это очень мешало снабжению афинян македонским лесом. Уже в 476 г. Кимон выплывает с флотом к фракийскому побережью, завоевывает ряд мелких пунктов и после долгой осады захватывает главное укрепление персов во Фракии Эйон в устье реки Стримона.[190]190
  Начальником над гарнизоном крепости был перс Богес. Кимон предложил ему сдать крепость и удалиться невредимым в Персию, но Богес отклонил это предложение и героически держался до последней крайности: «Наконец, когда съестных припасов в крепости больше не было, он велел соорудить большой костер, умертвил детей, жену, наложниц и бросил их в огонь, потом все золото и серебро, которое было в городе, бросил с крепости в Стримон и, наконец, сам прыгнул в огонь» (Геродот. VII, 107).


[Закрыть] В районе реки Стримона лежали серебряные рудники, поэтому захват Эйона был особенно важным делом.

Из Фракии Кимон вывез огромное количество богатств и прежде всего рабов. Затем Кимон направился против острова Скироса, жители которого занимались пиратством и делали опасной торговлю на Эгейском море. Одним из официальных поводов для нападения на Скирос было также то, что по преданию на Скиросе когда-то был убит афинский царь Тезей, бежавший сюда из Афин. Теперь афиняне шли мстить за смерть Тезея. Кимон взял остров, выселил из него всех жителей и поселил здесь афинских клерухов. Затем, следуя «указанию богов», он разыскал на Скиросе «кости Тезея» и перевез их в Афины, где все население встретило их с большим торжеством.

После всех этих успехов Кимон возвратился домой с массой сокровищ и рабов. Его встретили с торжеством, в честь его даже поставили особые столбы (гермы) с почетными надписями.

Эти успехи дали возможность Кимону задумать и выполнить новую большую морскую операцию. Это было приблизительно в 468 г. Большая эскадра афинян и их союзников нанесла поражение персидскому флоту в устье реки Евримедонта в Памфилии. Персы высадились на берег и укрепились здесь, но и греки высадились вслед за ними и нанесли им поражение также и на суше. После этого афиняне выплыли в море и разбили финикийскую эскадру, шедшую на помощь персам. В общей сложности было уничтожено около 200 персидских кораблей.[191]191
  Плутарх (Кимон, 13) видел в битве при Евримедонте конец борьбы с Персией и непосредственно после этой битвы помещает Кимонов мир, по которому Персия якобы отказалась от власти над малоазийскими греками. Но Плутарх несомненно ошибается: его источник Каллисфен имел, очевидно, в виду не события 468 г., а Каллиев мир 447 г. Каллисфен указывал, что мир 447 г. фактически соблюдался уже с 468 г., так как корабли Эфиальта (ранее 460 г.) и Перикла выплывали в море, не встречая персидских кораблей; Плутарх отнес поэтому мир с Персией к 468 г.


[Закрыть]

Только после битвы при Евримедонте началось покорение малоазийского побережья в более широком масштабе. В это время персам еще принадлежали все города Троады и Эолиды, города на фракийском Херсонесе (покорены только в 465 г.) и часть городов на азиатском берегу Геллеспонта (например, Сигей, Лампсак). Несмотря на то что на море хозяйничали афиняне, ряд городов, лежащих далее к югу и впоследствии плативших форос афинянам (Гриней, Мирина, Эрифры, Колофон, Эфес, Миунт, Фаселид, а также дорийские города Карии и Ликии), в это время еще принадлежали персам; греческие же города, лежащие несколько дальше от берега, как, например, Пергам, Гамбрий, Магнесия на Меандре, оставались персидскими еще и в течение всего V в. В ряде городов, присоединенных в 70-х годах к Афинскому союзу, симпатии большинства населения были на стороне персов, и их удавалось подчинить только силой. Действительно, подчинение Персии открывало этим городам большой внутренний рынок; с другой стороны, персы не оказывали давления на внутреннее устройство греческих городов и довольствовались уплатой дани. Насколько сильны были симпатии к Персии во многих из этих городов, видно из следующего. Фаселид был накануне битвы при Евримедонте осажден Кимоном, но «фаселиты отказались впустить его в город и не желали отлагаться от персов» (Плутарх, Кимон, 12); только под влиянием хиосцев они решились на этот шаг. Когда вскоре после битвы при Евримедонте афинянам удалось присоединить к себе ионийские Эрифры, сторонники враждебной афинянам партии бежали к персам. Опасность отложения Эрифр к персам оказалась настолько большой, что здесь пришлось оставить афинский гарнизон и коменданта (фрурарха); как следует из надписи с текстом афинского декрета (IGP10), эрифрейцам запрещалось изгонять кого бы то ни было и позволять вернуться бежавшим к персам без разрешения афинского народа. У них был организован совет по афинскому образцу, члены его, выбранные по жребию, утверждались афинскими разъездными наблюдателями (епископами) и комендантом. Впрочем и в городах, вошедших с самого начала в союз в качестве равноправных союзников, господство афинян ощущалось не менее тяжело: именно в этих городах раньше всего имели место попытки отложиться от Афин, что означало на практике отложиться к персам. Мы говорили уже об отложении Наксоса.

Аналогичные факты, по-видимому, произошли и в Милете, – здесь власть старинной аристократической коллегии мольпов была низвергнута Тиранами – потомками древнего царского рода Нелидов, – очевидно, в этом перевороте принимала участие Персия. В это время Милет еще имел ряд владений (Лерос, Тейхиуссу, Ассес, может быть, и Приену). Афиняне поддержали аристократов, и власть Тиранов была свергнута, но через некоторое время эти аристократы также отпали от Афин и перерезали сторонников демократии. Власть аристократов, быть может, под давлением Персии, была снова заменена господством Тиранов из царского рода Нелидов. Сторонникам Афин удалось утвердиться только в Леросе и Тейхиуссе. Только позже, в 453 или 452 г., афинянам удалось снова присоединить к союзу Милет: как мы узнаем из одной надписи 450 г. (IGP22), здесь был учрежден совет по образцу афинского, а потомки Тиранов навсегда изгнаны и прокляты.[192]192
  Можно предположить, что в связи с этими событиями Милет перешел из числа равноправных союзников в число союзников, платящих форос.


[Закрыть]

Аристократический режим в Афинах потерял свой авторитет и был свергнут, казалось, в момент своего наибольшего блеска. Причина этого перелома в общественном мнении заключается и во внутренней и во внешней политике Кимона. Непрерывные войны в течение тринадцати лет не могли не утомить и не вызвать раздражения у афинян. Весь внутренний азиатский рынок был потерян. Но и главная цель политики Кимона – сближение и мир со Спартой – не была достигнута. Спартанцы не имели ничего против того, чтобы их верный союзник Афины, в возмещение чрезвычайных тягот войны, взятой афинянами всецело на себя, получили самостоятельную сферу влияния и военную добычу, но спартанцы никак не могли предвидеть, что борьба Афин с Персией закончится так быстро и успешно, что они захватят в свои руки и острова, и побережье Эгеиды вплоть до Македонии, где сходились сферы афинского и спартанского влияния. Пусть в Афинах господствовал умеренный, угодный Спарте режим, и у власти стояли люди, наиболее желательные для спартанцев; пусть Македония с ее корабельным лесом не представляла большого экономического значения для Спарты; пусть, наконец, как мы увидим ниже, и сам Кимон в угоду Спарте не пожелал использовать представляющуюся ему возможность завоевать Македонию. Тем не менее, Спарта решила, что международное равновесие нарушено, и соответственно повела свою дальнейшую политику.

Конечно, нельзя упускать из виду и следующего: спартанцам было ясно, что власть аристократии в государстве с демократической конституцией не может быть долговечной, а их единомышленники в Афинах сигнализировали им об уже начинающемся брожении. Все это чрезвычайно охладило дружбу между афинянами и спартанцами и побуждало спартанцев поддерживать не только недовольные элементы среди союзников Афин, но и недовольные самостоятельные государства, которым усиление Афин непосредственно не угрожало, в первую голову – Македонию.

Спартанцы злорадно следили за каждой неудачей Афин. Завоевательная политика Кимона, нарушив международное равновесие в Греции, угрожала афинянам перспективой войны на два фронта. Попытка Кимона выйти из этого положения путем унизительных для Афин и угрожающих их престижу уступок близкой ему по духу Спарте вызвала лишь досаду и неудовольствие в Афинах.

Не в меньшей мере подорвала популярность аристократической партии и ее внутренняя политика. За все время правления аристократов не было проведено ни одного мероприятия для улучшения экономического положения или расширения политических прав граждан класса фетов. Правда, привезенные Кимоном богатства на первых порах улучшили положение афинской бедноты. Но скоро обнаружилась и оборотная сторона дела: привезенные Кимоном многочисленные рабы и вновь открытые рабские рынки резко обесценили труд; свободным людям стало невозможно конкурировать с рабами, и появились большие массы безработных.

В Греко-персидских войнах 490—479 гг. тяжеловооруженная пехота, вербовавшаяся из зажиточных элементов населения, сыграла весьма важную, если не решающую роль. В непрекращающихся военных действиях 478—463 гг. вся тяжесть падала на моряков – граждан класса фетов, а между тем эти граждане не только не могли быть выбранными в совет и занимать государственные должности, но и формально даже стояли вне государственных кадров: они могли лишь участвовать в народном собрании, но не входили в организацию демов и подчинялись не демархам, а командирам легковооруженных войск.

Впрочем и зажиточные незнатные граждане не имели основания быть довольными господствовавшим режимом. Их оплотом был совет пятисот, выбранный из трех высших классов. Теперь совет на Ареопаге, пользуясь своими контрольными функциями, парализовал всякие мероприятия, направленные к укреплению или расширению прав демократии, от кого бы они ни исходили – от народа или от должностных лиц. К тому же члены всемогущего Ареопага и высшие аристократические должностные лица в сознании безнаказанности своей власти позволяли себе всевозможные злоупотребления: процветали взяточничество, протекционизм, казнокрадство; власть позволяла себе вмешиваться в частную жизнь граждан под предлогом борьбы с растущей безнравственностью, но фактически для сведения политических и личных счетов. Это давало возможность руководителям демократической партии выступить с последовательными и убедительными лозунгами: лишение Ареопага всех его политических и судебных функций, исключая дел об убийстве, которые по религиозным причинам могли разбираться только в этом освященном традицией судилище; уход Кимона и его ближайших соратников с руководящих постов в государстве; расследование злоупотреблений аристократических магистратов и возбуждение против них уголовного преследования; допущение граждан класса зевгитов к занятию всех должностей, включая архонтат; обеспечение всего гражданского населения работой и пропитанием.

Голосование в народном собрании по вопросам выбора должностных лиц производилось открыто (путем поднятия рук, «хиротония»), и поэтому трудно было рассчитывать, чтобы рядовые афиняне в большом числе стали голосовать против представителей знаменитых домов, «потомков богов», ибо в те времена

 
...в стратеги выбирались
Лишь те, кто всех затмить могли и родом и богатством,
Лишь представители домов отменных и высоких.
Им все молились, как богам: они и впрямь богами
Ведь были...
 

как говорится в одной комедии эпохи Пелопоннесской войны. Но это были не только «потомки богов», это были еще и организаторы великой победы над Персией. Поэтому более целесообразным методом борьбы была постановка вопроса об остракизме Кимона, что обезглавило и деморализовало бы аристократическую партию.

Во главе этой вновь образовавшейся демократической партии стали теперь известный своим пуританским образом жизни и неподкупностью Эфиальт и его молодой друг и помощник Перикл, двоюродный правнук знаменитого Алкмеонида Клисфена и сын Ксантиппа, победителя при Микале.

Толчком к развязыванию событий послужило восстание на Фасосе. Мы говорили уже, как отнеслись спартанцы к чрезмерному усилению Афин, хотя Афинами и руководила дружественная и преданная Спарте аристократическая партия. В целях восстановления международного равновесия, они вступают в тайные сношения с жителями Фасоса, которые были настроены враждебно к афинянам за то, что те отобрали у них часть торговых пунктов и золотых приисков на побережье Фракии. Фасосцы отложились от афинян. Афиняне под предводительством Кимона вышли против Фасоса, разбили фасосский флот в морском бою, высадились на остров и осадили город Фасос. Лакедемоняне обещали фасосцам, что они вторгнутся в Аттику и таким образом заставят афинян прекратить осаду Фасоса. Спартанцы уже собрались в поход, но в Спарте в это время произошло большое восстание илотов, о котором мы скажем ниже, и они не в состоянии были ничем помочь фасосцам. После длительной осады Фасос был взят, укрепления срыты, флот выдан афинянам, а фасосцы отказались от владений на материке и золотых приисков и согласились платить форос.

Покорение Фасоса знаменовало начало нового этапа в жизни союза. Целый ряд членов союза стал просто подданными (hypoteleis) Афин: союз («симмахия») постепенно превращается в «державу» – «архе». На решения местных судов, вероятно, уже в это время в наиболее важных случаях можно было жаловаться в Афины; государственное устройство этих городов регулировалось Афинами, особые разъездные надзиратели («епископы») и разъездные агенты («клетеры») следили за этими городами, в ряде городов стояли афинские гарнизоны. Наконец, все эти города платили дань афинянам. Уплата дани, по-видимому, не всегда даже освобождала «союзников» от обязанности выставлять свои контингенты в войско, хотя бы война велась и не с персами.

Естественно было ожидать, что, покорив Фасос, Кимон двинется на Македонию. Полагали, что для него при создавшемся положении не стоило бы большого труда добиться от Македонии территориальных уступок. Но он этого не сделал. Поэтому, по возвращении Кимона в Афины, Эфиальт и Перикл добились возбуждения против него процесса, обвиняя его в том, что он вошел в тайные сношения с македонским царем Александром и принял от него подарки. В своей защитительной речи Кимон отрицал факт подкупа и ссылался лишь на свою преданность Спарте, что и было, вероятно, действительной причиной того, что он не пошел в Македонию. Кимон был оправдан по обвинению в подкупе, но этот процесс был первым ударом по его влиянию. Обвинителем Кимона в этом процессе был Перикл.