Текст книги "История Греции"

Автор книги: Соломон Лурье

Спартой, или Лакедемоном, называлась община, владевшая плодородной долиной реки Еврота. Эта долина – Лакония – с запада была отделена от Мессении высоким хребтом Тайгетом, достигавшим снежной линии; к северу на высоком плоскогорье, лежала Аркадия; береговая полоса не имела удобных гаваней.

Пройти в Аркадию можно было только по узкой тропинке вдоль берега Еврота. Аркадянам при желании не стоило большого труда занять высоты, господствующие над этой дорогой, и сделать путь непроходимым. На востоке от Лаконии лежит область, почему-то называвшаяся Кинурией («собачий хвост»); она принадлежала в древнейшее время Аргосу и отделялась от Лаконии хребтом Парнон, переходящим на юге в низкую каменистую гряду. Это было единственное место, где выход из Лаконии был более или менее легок; во всех других направлениях переход через горы был сопряжен с значительными трудностями.

В микенскую эпоху Лакония, как и смежная Арголида, была заселена ахейцами. Конечно, спартанский царь Менелай и его супруга Елена относятся к области мифологии, – скорее всего это древнейшие спартанские божества, впоследствии, с изменением религиозных воззрений, низведенные до положения героев. Однако сама обстановка событий в гомеровских поэмах в основе своей историческая. Согласно «Каталогу кораблей» во II песни «Илиады», в Лаконии находилось двенадцать полисов, в том числе Лакедемон, Амиклы и Спарта; все они были подчинены Менелаю, который почти равноправен со своим братом Агамемноном, великим царем Микен. В самом деле, в Амиклах в классическое время находилось святилище Гиакинфа, самая форма имени которого показывает, что мы имеем дело с божеством микенского времени. Здесь же находились святилища Агамемнона, Клитемнестры (жены Агамемнона) и Александры, отождествленной с дочерью троянского царя, Приама, Кассандрой. Вблизи Амикл действительно найдены замечательные погребения микенской эпохи (в них находился, например, знаменитый кубок из Вафио с изображением укрощаемых быков). В другом селении, Терапнах, в классическое время находилось святилище Менелая и Елены-Древесницы. Приношениями Елене служили цветы; вообще культ Елены сходен с тем культом древесной богини, который изображен на критских рисунках. Думают, что гомеровская Спарта находилась как раз на месте позднейших Терапн. Близ Терапн находилось и святилище двух спартанских богов-братьев, Кастора и Полидевка, именуемых Диоскурами. Это были главные боги спартанской государственной общины еще в микенское время; в классическую эпоху два спартанских царя считались их земными воплощениями.

Мы говорили уже о союзах мужчин на Крите и в Милете. Не менее характерны эти союзы и для Спарты.

С семи лет начинается общественное воспитание ребенка, так называемая «агоге», бывшая необходимым условием для получения гражданских прав. Здесь ребенок постепенно, после ряда испытаний и посвящений, переходит из низшего возрастного класса в высший. Он вырван из семьи и живет в казарме, в особых отрядах детей, называемых «буами», или «илами», и руководимых особыми «буагами» или «илархами», выбранными из детей старшего возраста. Дети в этих отрядах подвергаются кровавому бичеванию у алтаря Артемиды Орфии; они должны бестрепетно переносить эти пытки. Каждый возрастной класс имеет особое название; некоторые из этих названий уже не имели смысла в греческом языке, так как восходили к глубочайшей древности. Как и в соответствующих возрастных классах нынешних примитивных народов, дети должны были ходить босиком, едва одетыми во всякое время года, спать на жестком ложе из тростника и получать очень скудную пищу, часто остатки от стола взрослых.

Это коллективное воспитание детей в казармах продолжалось с семилетнего до двадцатилетнего возраста. После этого спартанец женился и жил с собственной семьей, но обязан был обедать не дома, а вместе с другими мужчинами, объединенными с ним в одну обеденную палатку. Такие обеды назывались фидитиями. Каждый участник фидитии должен был доставлять для обеда определенное количество припасов.

Положение женщины в спартанском обществе также восходит к чрезвычайно древней эпохе. В противоположность другим греческим государствам, здесь женщины занимаются гимнастическими упражнениями наравне с мужчинами. Женщинам в Спарте разрешалось свободно отлучаться из дому, куда им вздумается. К чрезвычайно древней допатриархальной эпохе относятся и следующие установления: женщине (исключая жену царя) не вменялась в обязанность супружеская верность; для Спарты засвидетельствовано, кроме того, многомужество и временный обмен женами.[158]158
  У спартанцев, отмечает Энгельс, «брачные отношения во многом еще более архаичны, чем даже те, которые изображены Гомером. В Спарте существует парный брак, видоизмененный в соответствии с принятыми там воззрениями на государство и во многих отношениях еще напоминающий групповой брак. Бездетные браки расторгаются: царь Анаксандрид (за 500 лет до н. э.), имевший бездетную жену, взял вторую и вел два хозяйства; около того же времени царь Аристон, у которого были две бесплодные жены, взял третью, но зато отпустил одну из первых. С другой стороны, несколько братьев могли иметь общую жену; человек, которому нравилась жена его друга, мог делить ее с ним и признавалось приличным предоставлять свою жену в распоряжение, как выразился бы Бисмарк, здорового «жеребца», даже если тот не принадлежал к числу сограждан. Из одного места у Плутарха, где спартанка направляет к своему мужу поклонника, который домогается ее любви, можно заключить, согласно Шёману, даже о еще большей свободе нравов. Действительное нарушение супружеской верности – измена жены за спиной мужа – было поэтому неслыханным делом. С другой стороны, Спарта, по крайней мере в лучшую свою эпоху, не знала домашнего рабства, крепостные илоты жили обособленно в имениях, поэтому у спартиатов было меньше соблазна пользоваться их женами. Естественно, что в силу всех этих условий женщины в Спарте занимали гораздо более почетное положение, чем у остальных греков» (Энгельс Ф. Происхождение семьи...// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 66—67).


[Закрыть]

Несомненно, к микенской эпохе восходит и спартанская царская власть. Царей здесь было двое – из разных домов. Каждый гражданин обязан был отдавать царям определенную часть урожая и приплода; имуществом единственной наследницы, не имеющей братьев, также распоряжался царь, назначая ей мужа по своему усмотрению; подобно тому, как после смерти спартанца в частном доме на некоторое время закрывался доступ в помещение, где он жил, так по смерти царя закрывался доступ на городские площади и улицы – очевидно, они считались его собственностью. Из этого видно, что некогда в Спарте (так же, как, например, в Египте) царь считался собственником всей земли.

Ряд других пережитков показывает, что некогда власть спартанского царя была неограниченной, и он считался божественным существом. По спартанскому закону в случае единогласия между двумя царями их распоряжения считались имеющими безусловную силу. Ряд пережитков показывает, что цари некогда считались земными богами. Они назывались «архагетами»; такой титул, кроме них, прилагался только к богам: их называли theotimetoi (чтимые, как боги). Цари из дома Еврипонтидов считали себя рожденными от связи их матерей не с их земным отцом, а с героем (первоначально богом) Астра-баком (о параллельных представлениях в древнем Египте и на Крите мы говорили выше, на с. 67—69). При возвращении царей из похода их встречали почти божескими почестями. Как и в Египте, принимались особые меры, чтобы предохранить труп царя от разложения: царей хоронили в меду. Наконец, царей считали земными воплощениями небесных богов Тиндаридов: пока оба царя вместе выступали в поход, за ними несли примитивную двойную деревянную икону с изображением Тиндаридов; когда вышел закон, что в поход должен выступать только один царь, икону распилили пополам и вместе с царем стал выступать в поход только один Тиндарид. Все эти установления позднейшей Спарты восходят к глубочайшей старине.

В XII—XI вв. в Пелопоннес вторгаются дорийские племена. Они захватывают Мессению, Лаконию, Аргос. Что касается местного ахейского населения, то часть бежала в горы, в Аркадию, где сохранила до исторического времени древний ахейский язык, часть эмигрировала за море, часть была перебита или обращена в рабство. Но некоторой части удалось, несомненно, удержаться в своих укрепленных поселениях; дорийские пришельцы завязали с ними мирные сношения, стали заключать с ними браки и отчасти усвоили их религию и культуру, стоявшую, несомненно, выше религии и культуры пришедшего дикого племени.

Так было и в Лаконии. Дорийцы пришли сюда, по-видимому, через узкое ущелье Еврота, приведшее их с севера, из Аркадии: на той территории, где они первоначально обосновались, в северной части Лаконии у города Спарты не найдено никаких остатков микенской культуры. Они заняли северную и среднюю часть долины Еврота, затем разрушили микенскую Спарту, но взять укрепленный микенский город Амиклы не могли. Южная часть Лаконии на первых порах, по-видимому, оставалась в руках ахейцев.

Вслед за завоеваниями в Лаконии наступило мирное сближение с местным населением и заимствование местной культуры. Мы уже указали на ряд микенских черт в спартанском государственном устройстве; необходимо отметить, что не только два спартанских рода, Эгиды и Талфибиады, считали себя в позднейшее время потомками ахейцев, но и сами спартанские цари из династии Агиадов, как сообщает Геродот, считали себя не дорийцами, а ахейцами, т. е. потомками додорийских царей Спарты.

Пришедшие дорийцы жили примитивным патриархальным родовым строем. Они делились на три филы: Гиллеев, Диманов и Памфилов, а каждая фила делилась на фратрии.

Плодородие почвы Лаконии вело к быстрому росту населения, а этот быстрый рост при экстенсивном хозяйстве и небольшой территории, ограниченной со всех сторон горами, должен был быстро вести к перенаселению. Вероятно, уже в древнейшее время спартанское государство пыталось бороться с перенаселением. Так, спартанские старейшины получили право убивать новорожденных детей, если они имели какие-либо физические недостатки. Если несколько братьев имели только один земельный надел, то они должны были сообща иметь лишь одну жену. Но, разумеется, такие паллиативы не могли помочь, и Спарте уже в очень раннее время пришлось с оружием в руках расширять свою территорию. Примерно к концу IX в. удалось, наконец, одержать верх над ахейскими Амиклами. До этого времени спартанцы наряду с делением на три родовые филы делились на четыре локальные единицы – обы (Питана, Месоя, Киносура и Лимны). Теперь к ним присоединилась пятая оба – Амиклы; очевидно, ахейские жители Амикл были включены в спартанское государство на равных правах с прочим населением. Затем удалось покорить и всю остальную Лаконию до морского берега. Теперь спартанское государство достигло своих естественных границ – горных хребтов и моря.

Возможно, что к этому времени относится древнейшая конституция спартанского государства. Плутарх сохранил древнюю «большую ретру», содержащую краткое изложение основ этой конституции в форме оракула.[159]159
  В более позднее время в ней видели предсказание дельфийского оракула, но, по-видимому, она значительно древнее той эпохи, когда Спарта вступила в сношения с дельфийским святилищем. Если она первоначально и была сформулирована как изречение оракула, то это был древний спартанский оракул Пасифаи в Таламах.


[Закрыть]

Здесь мы читаем: «Соорудив святилище Зевса Силлания и Афины Силлании, сохранив филы и разделив на обы, учредив совет старейшин (герусию) из тридцати человек, включая архагетов, собираться на народное собрание между Бабикой и Кнакионом в установленные сроки. Так вносить предложения и так отклонять их. Власть же пусть принадлежит народу».[160]160
  Перевод двух последних фраз можно дать только приблизительный на основе пересказа ретры у Тиртея, так как текст ретры испорчен.


[Закрыть]

Из этой «конституции» ясны основные черты спартанского устройства: два царя архагета во главе государства – пережиток царей микенской эпохи; они уже потеряли свое первоначальное значение и входят, как рядовые члены, в герусию, т. е. совет из тридцати родовых старейшин, «геронтов». Эти родовые старейшины пользуются большим почетом, и в их руках, несомненно, находится судебная и административная власть. Но в эту древнейшую эпоху они еще не могли быть представителями какой-либо особенной изолированной аристократической группы: Спарта, как мы видим из ретры, еще патриархальная военная демократия, вся власть принадлежит апелле, т. е. народному собранию, которое принимает и отклоняет по своему усмотрению вносимые предложения.

В пользу большой древности этой ретры говорит тот факт, что в классическую эпоху уже ничего не знали о богах Зевсе и Афине Силланийских, и никто уже не знал, что за местности Бабика и Кнакион. Так как в этой ретре говорится об установлении новых об, то, может быть, она современна включению Амикл как пятой обы спартанского государства; может быть, Зевс был богом дорян, а Афина – богиней ахейцев, – тогда совместный культ этих божеств знаменует собой соединение Спарты с Амиклами. Но все это, разумеется, только догадки.

На какие общественные группы делилось самое население в эту эпоху, нам неизвестно. Во всяком случае государственного рабства, илотии, в том виде, как оно существовало в классическое время, в это время еще существовать не могло; она, по нашему мнению, есть продукт Мессенских войн и революции VI в. Зато, может быть, уже к этому времени относится образование класса периэков. Периэками назывались жители пограничных областей, частью жившие уже здесь к моменту их покорения, частью специально сюда переселенные. Вследствие отдаленности этих мест от политического центра жители их не могли являться на народное собрание и осуществлять свои политические права. Это фактическое положение было впоследствии узаконено: периэки сохранили свободу и гражданские права; они именовались, как и спартиаты, «гражданами» и «лакедемонянами», вне страны их положение мало чем отличалось от положения спартиатов. Но в самой Спарте они не имели политических прав. Зато их поселения пользовались известным самоуправлением. Такой процесс расслоения гражданства засвидетельствован и для ряда других греческих государств.

Может быть, к этому же времени относится и колонизационная деятельность спартанцев. Спартанцами за всю их историю были высланы только две колонии: на остров Мелос и в Тарент (в южной Италии).

Дальнейший рост населения заставил спартанцев выйти за естественные границы Лаконии. Как мы видели, легче всего было перейти в южную Кинурию, и спартанцы шаг за шагом начинают отвоевывать эту область у аргосцев. Затем спартанцы переходят Тайгет и завоевывают или вновь основывают ряд поселений в южной Мессении, населенной родственным им дорийским племенем. Переход через Тайгет открывает им возможность сношений с лежавшей к северу от Мессении Элидой, где находился знаменитый храм Зевса Олимпийского. В самом деле, до 736 г. в списке победителей на Олимпийских состязаниях встречается много мессенцев, но ни одного спартанца. После 736 г. мы встречаем уже значительное число спартанцев.

Таким образом, спартанцы вступили в непосредственную близость с сильным мессенским государством; завязавшаяся борьба не могла не быть очень тяжелой и длительной. Спартанцы не останавливались в своем наступательном движении: спартанская община переживала теперь тяжелый внутренний экономический кризис. Старинное распределение земли между всем населением на клеры, т. е. участки одинаковой величины, было теперь грубо нарушено: военные победы, как правило, ведут к выделению аристократической верхушки, обладающей конем и лучшим вооружением и соединяющей в своих руках большие богатства и большое количество земли. Аристократия начинает наступление на права народного собрания. В конце VIII в., в правление царей Полидора и Феопомпа, к большой ретре делается такая многозначительная прибавка: «Если же народ предпочтет кривое решение, то отклонителями его да будут геронты и архагеты», – иными словами аристократия (органом которой теперь стала герусия) вправе отменять любое решение народного собрания, если оно ей не понравится.

Мессенцы, руководимые мужественным царем Аристодемом, не могли спокойно смотреть на распространение спартанского могущества в Мессении. Начинается ожесточенная война, так называемая первая Мессенская, продолжавшаяся 19 лет (по преданию, 742—734 гг.) и окончившаяся взятием главной мессенской крепости Итомы и покорением значительной части Мессении: к Спарте была присоединена чрезвычайно плодородная территория, а уцелевшее население обращено в тяжелое полурабское положение, дав начало образованию нового класса – класса илотов.

Сообщения о первой Мессенской войне (например, сообщения у писателя II в. до и. э. Павсания) носят большею частью легендарный характер; они имеют источником разукрашенную патриотическую традицию позднего Мессенского государства (Риан). Единственное исторически достоверное свидетельство – отрывок из стихотворения спартанского поэта Тиртея, жившего на рубеже VII и VI вв., которое мы приводим:

 
Силой великой царя, любимца богов Феопомпа,
Взяли Мессению мы, край беспредельных полей,
Здесь – благодать для хлебов, благодать для плодовых деревьев.
Двадцать без малого лет бились за эту страну
Храбро, отважно, не ведая страха, в могучих десницах
Копья сжимая, отцы наших почтенных отцов.
Но на двадцатый лишь год, покинувши тучные пашни,
Враг побежал, побросав башни в Итомских горах.
Покоренные жители, по словам Тиртея, были
Точно ослы, что влекут груз непосильный с трудом,
И отдавали владыкам под гнетом тяжелой неволи
Впредь половину того, что приносили поля.
 

Таким образом, даже спартанский аристократический поэт должен был признать, что положение покоренных мессенцев, отдававших половину урожая своим спартанским господам, было очень тяжелым.

Класс илотов, однако, комплектовался не только из мессенцев – значительная часть илотов жила в Лаконии. Мы уже говорили, что есть основание постулировать здесь тот же процесс обращения в долговую кабалу и порабощения богатыми землевладельцами бедных крестьян, что и в Афинах. Может быть, в этот же класс были включены и потомки того населения, которое попало в зависимое положение или было уже в зависимом положении при покорении дорянами Лаконии. Но большого процента эти «ахейцы» составлять не могли, и антагонизм между спартиатами (полноправными спартанцами) и илотами никак нельзя, вслед за буржуазными учеными, объяснять национальными противоречиями.

Образование особого угнетенного класса илотов обусловило необходимость образования особой магистратуры для защиты интересов аристократии. Уже с древнейших (вероятно, с микенских) времен в Спарте существовали особые должностные лица, «звездогляды», «наблюдатели» (эфоры). У ряда первобытных народов «божественные цари» или «цари-жрецы» выбираются на определенный срок; но затем их власть может быть, по совершении определенных религиозных обрядов, продлена на такой же срок. Так и в Спарте каждые восемь лет эфоры уходили в святилище Пасифаи и наблюдали за небом: если падающая звезда пронесется в определенном направлении, это означало, что царь должен быть смещен. Естественно, что во время смут эти «звездогляды» могли приобрести большое значение; как сообщает Плутарх, цари на время отсутствия поручали им свои судебные функции. Теперь эти эфоры приобретают все более ответственные функции – и административные и судебные. Они выбираются в числе пяти человек, но одному от каждой обы. Свое «звездоглядство» они используют для устранения нежелательных им царей. С другой стороны, царские дома постоянно враждовали друг с другом: в случае разногласия между царями, естественно, мнение эфоров стало приобретать решающее значение.

По своим функциям эти эфоры вполне соответствуют тем разнообразным аристократическим магистратам, которые ограничили власть царей в других греческих государствах (например, архонты в Афинах, космы на Крите). И вообще, как мы говорили уже, Спарта в эту эпоху мало отличалась от других греческих государств. То же закрепощение крестьянства путем долговой кабалы, та же борьба групп внутри аристократии, как и в других греческих государствах.

Спарта имела замечательных поэтов, каковы, например, Терпандр, Тиртей и Алкман. Терпандр и Алкман прибыли из Малой Азии; отсюда видно, что в это время Спарта находилась в оживленных сношениях с передовыми культурными центрами восточной Греции. Спарта занимала первое место в Греции по музыке.

Раскопки в Спарте обнаружили ряд художественных вещей, изготовленных от VIII до начала VI в. (ваз, рельефов, миниатюр, статуй, бронзовых украшений, камней, резьбы по золоту, бронзе и слоновой кости); в это же время здесь сооружались замечательные храмы, причем один из них (храм Афины Халькиойкос) строил архитектор спартанец Гитиад. В это время спартанцы играли ведущую роль на Олимпийских состязаниях: до 578 г. из 81 победителя на Олимпийских состязаниях 46 были спартанцы. Раскопки показали, что в эту эпоху Спарта была очень богата золотом. Как мы уже видели, Спарта активно участвовала в колонизации. Спарту постоянно посещали иностранцы, и, несомненно, сами спартиаты путешествовали по эллинскому миру. Наконец, в эту эпоху не существовало казарменной муштры в том виде, в каком она нам известна в классическую эпоху. Как мы видим из Алкмана, спартанского поэта VII в., богатые люди в его время едят «отборные кушанья», тогда как сам он предпочитает вкусы простого народа и с удовольствием ест бобовую кашу. Очевидно, в эту эпоху об общих обедах, фидитиях, с их неизменной «черной похлебкой» не было и речи.

Мы видели, что даже спартанский поэт Тиртей считал положение покоренных мессенян чрезвычайно тяжелым. Возмущение против Спарты было, несомненно, всеобщим во всех смежных со Спартой государствах: и аргивяне, и аркадяне прекрасно понимали, что в случае дальнейшей агрессии Спарты им угрожает такая же участь, как та, которая постигла уже Мессению. В тесном союзе со Спартой была только Элида, которая вела такую же агрессивную политику, как и Спарта, и в руках которой находилось олимпийское святилище; этим, вероятно, и объясняется большое число победителей спартанцев на Олимпийских состязаниях в эту эпоху.

Сплочению антиспартанских сил в значительной мере содействовала и внутренняя классовая борьба, начавшаяся в это время в Спарте. Вновь присоединенные территории в Мессении попали, очевидно, также в руки богатых людей, а разорение и обнищание бедноты продолжалось с той же быстротой. Часть бедноты, вероятно, попала в положение илотов, другая часть еще сохранила личную свободу, но была уже накануне полного разорения.

При таких условиях во второй половине VII в. мессенцы подняли восстание. Это – так называемая Вторая мессенская война. С восставшими мессенцами соединились аркадяне и аргивяне; элидцы не могли прийти на помощь спартанцам, так как в это время жители Писы восстали против них и захватили олимпийское святилище. Спартанцы потеряли ряд территорий, частью даже в самой Лаконии. Это еще более увеличило разорение и недовольство бедноты: как мы узнаем из Тиртея, в это время в Спарте лозунгом бедноты (как и в Афинах) был новый передел земли. Однако Спарта пошла по иному пути, чем Афины: закабаленные и порабощенные крестьяне навсегда остались в этом положении, и, вероятно, уже в это время были приняты энергичные меры против возможного их восстания. Зато среди сохранившего свободу населения были действительно проведены радикальные реформы в духе восстановления уже почти исчезнувшего первобытного коммунизма; все привилегии аристократии были отменены; земли и илоты равномерно поделены между гражданами. Одновременно с этим была проведена реформа и в военном строе; до этого времени решающую роль в спартанском войске играли promachoi – «передовые бойцы». Это были аристократы, вооруженные огромным щитом, покрывавшим воина с головы до ног. Эти воины выбегали вперед на врага, причем щит каждого такого аристократа служил защитой и для бедняков-легковооруженных, прятавшихся за этим щитом и бросавших из-за него камни и дротики. Теперь вводится новый строй: ни один воин не должен «выбегать вперед» со своего места – каждый обязан до смерти сохранять свое место в строю. Все вооружены одинаково панцирем, шлемом и небольшим круглым щитом. Это тот самый непроницаемый гоплитский строй, который дал грекам впоследствии победу в борьбе с персами.

Благодаря этим реформам внешнего и внутреннего характера спартанцам после многолетней борьбы удалось одержать верх над мессенянами и завоевать всю территорию Мессении. Части мессенцев удалось бежать в различные концы греческого мира – на Родос, в Аркадию, в южную Италию. Огромному большинству пришлось снова стать илотами, а земля была снова поделена между спартанцами. В то же время и союзникам спартанцев элидцам удалось отобрать назад у писатов олимпийское святилище.

Борьба с Аргосом велась очень долго, так как, по-видимому, как раз в ту эпоху, когда Спарта находилась в наиболее тяжелом положении, Аргос достиг наивысшего расцвета. Это произошло при царе Фидоне, которому удалось на некоторое время даже захватить в свои руки руководство олимпийскими состязаниями, получившими в это время уже широкое международное значение. Этот Фидон был, вероятно, одним из руководителей калаврийской амфиктионии, о которой мы говорили выше: Аргос вел уже в это время морскую торговлю. Введенная Фидоном система мер и весов была, по-видимому, в ходу во всей этой амфиктионии; во всяком случае нам известно, что она была в ходу на торговой Эгине и в Афинах до Солона. Лишь после долгой войны, уже после смерти Фидона, спартанцам удалось к началу VI в. отобрать у Аргоса Кинурию и остров Киферу. После этого спартанцы двинулись против другого союзника Мессении, против аркадского города Тегеи. И эта долгая борьба велась с переменным счастьем – спартанцам пришлось испытать тяжелые поражения. Однако, в конце концов, и здесь им удалось одержать верх. Этот успех совпал с коренной внутренней реформой, реформой государственного строя в Спарте. Следствием этой реформы было, по-видимому, то, что спартанцы не покорили Тегеи, а заключили с ней договор. Судя по аналогии с рядом других однообразных договоров, заключенных впоследствии Спартой с пелопоннесскими государствами и еще позже с Афинами, основное содержание этого договора, по-видимому, сводилось к следующему: 1) каждая сторона должна явиться на помощь другой в случае, если она станет жертвой нападения третьего государства, и 2) тегейцы обязаны явиться на помощь спартанцам, если против них восстанут илоты. Далее, нам известно, что тегейцы обязались изгнать из своей области бежавших сюда мессенцев и не казнить никого за сочувствие Спарте.

Во внутренней жизни Спарты после окончания Мессенских войн (первая половина VI в.) произошел коренной переворот, начало которого надо, по-видимому, относить уже ко времени самой войны. Весь государственный аппарат был преобразован так, чтобы служить для быстрого, энергичного подавления возможных восстаний илотов, а в связи с этим, для пресечения самой возможности проникновения демократических идей из-за границы, спартанцам запрещается под страхом смертной казни выезжать за пределы государства. Наоборот, иностранцы периодически изгоняются из Спарты («ксенеласия»). Так как участие в торговых оборотах влекло за собой с неизбежностью разложение старых общественных форм и проникновение новых взглядов, в том числе и демократических идей, то ввоз золота и серебра в Спарту был воспрещен и спартиатам было предписано обходиться исключительно железной монетой. Для оплаты дорого стоящих товаров такую монету пришлось бы отгружать возами; ясно, что она делала невозможными торговые сделки. Единственным видом доблести теперь считается умение стоять на своем месте в военном строю, не отходя ни на шаг ни взад ни вперед от товарищей и не страшась смерти. Все другие виды атлетики рассматриваются теперь как нечто недостойное спартанца; на олимпийских состязаниях с 548 по 400 г. из двухсот победителей только двенадцать – спартанцы. Старинные вымирающие учреждения – союзы мужчин – видоизменяются так, что государство превращается в вооруженный лагерь; каждый гражданин с раннего детства проходит тяжелую вооруженную муштру. Государство вмешивается во все стороны личной жизни гражданина, отбирая у него и уничтожая новорожденных, если из них не могут вырасти хорошие солдаты, заставляя граждан разводиться и жениться в интересах государства и т. д. Граждане не могут заниматься ничем, кроме военного дела. Результатом этого была некультурность, а часто и неграмотность спартиатов, отсутствие в их среде ученых, поэтов, художников и полное исчезновение художественной архитектуры, живописи и поэзии. Они должны были носить бороду, брить усы, есть за обедом невкусную «черную похлебку». Жилище спартанца должно быть построено исключительно при помощи пилы и топора; следовательно, запрещается применение рубанка, и жилище приобретает, таким образом, примитивный, архаичный вид. Наконец, запрещаются письменные законы; законы должны передаваться только устно.

Но особенно крупную роль в новом государственном устройстве, естественно, должна была играть организация нового класса – илотов.

В советской науке очень энергично дебатировался вопрос о происхождении илотов и о том, к какой группе населения их надо отнести. В конце V и в IV в. в Греции были весьма распространены попытки оправдания рабства, исходящие из расовых различий: раб – варвар, варвары якобы существа низшей структуры – полулюди, полуживотные, созданные для подчинения, и потому, по мнению этих идеологов рабства, вполне правомерно, что греки обращают варваров в рабство. По тем же причинам и в критских мноитах, и в спартанских илотах, и в фессалийских пенестах удобно было видеть остатки додорийского населения страны. Самое слово «илот» производили от селения Гелос в Лаконии. К сожалению, эта теория бытует до сих пор и в советской науке. Между тем мы имеем целый ряд несомненных свидетельств, доказывающих, что и лаконские и мессенские илоты говорили «на том же языке, что и спартанцы» (Фукидид). Однако всюду угнетенное население, живущее, подобно илотам, обособленно среди людей другого языка, как правило, сохраняет свой язык. А ведь можно заключить, что не только мессеняне, но и лаконские илоты были по происхождению такими же дорийцами, такими же «потомками Геракла», как спартанцы. А если это так, то совершенно естественно предположить по аналогии с Афинами, Сикионом и другими греческими государствами, что основным источником образования рабства в Спарте было рабство за долги, тем более что слово «илот» в греческом языке может иметь и такой смысл. Любопытно, что в некоторых государственных богослужениях илоты должны участвовать совершенно так же, как свободные, – например, во время траура по царю; это показывает, что илоты когда-то были спартанскими гражданами, так как религиозные учреждения более косны, чем светские, и часто отражают общественные отношения прошлых эпох.[161]161
  В Лаконии на мысе Тенаре находился храм Посейдона, который назывался не Poteidan (дорийская форма), a Pohoidan (видоизмененная на спартанский лад ахейская форма). Храм Посейдона служил убежищем для илотов; здесь же отпускали на волю рабов. Поэтому в Посейдоне Тенарском видели специфического бога илотов, а в форме Pohoidan – доказательство ахейского происхождения илотов. Но это рассуждение несостоятельно: храм Посейдона (как и храм Елены, Менелая и т. д.), несомненно, восходит к ахейскому времени, однако Посейдон был и оставался богом всей общины, в особенности богом аристократии; в Кирене и Таренте, в колонии Спарты, культ Посейдона, занесенный с Тенара, был одним из главных государственных культов. «Асилню» (право убежища) представляли в древности самые различные храмы, точно также и отпущение рабов на волю производилось в самых различных храмах. Но еслп бы даже этот бог почитался более других илотами, то это доказывало бы только то, что в эпоху, когда культ Посейдона уже процветал, илоты были еще полноправными и не были закабалены.


[Закрыть]

Разумеется, покоренные войной и порабощенные народы также были обращены в зависимое, близкое к рабству, положение, а впоследствии вошли в класс илотов – примером этого является Мессения; но и в этих случаях часто в рабство обращались низшие классы покоренного населения, а привилегированный класс сливался с победителями.

Положение илотов существенно отличалось от положения рабов в других греческих государствах – нередко в литературе они противопоставляются рабам; подобно земельному участку и илот был здесь государственной собственностью, лишь предоставленной в пользование отдельному спартиату. Спартиат не мог ни убить, ни продать илота за пределы своего клера, не мог требовать с илота больше того, что было установлено государством, т. е., по-видимому, больше половины его дохода. Илот жил со своей семьей на своем сельском участке, расположенном вдали от Спарты, где жил его господин – спартиат. По уплате оброка илот мог свободно распоряжаться своим имуществом; среди илотов были довольно богатые люди. Когда хозяин вступал в непосредственное общение с илотом, илот обязан был беспрекословно повиноваться ему, но в такой же мере он обязан был повиноваться и любому другому спартиату – в противном случае он мог быть жестоко избит. Илотам было запрещено, находясь внутри страны, носить оружие.