Текст книги "История Греции"

Автор книги: Соломон Лурье

 
Но Евриал Одиссею ответствовал с колкой усмешкой:
«Странник! Я вижу, что ты не подобишься людям искусным
В играх, одним лишь могучим атлетам приличных: должно быть
Ты из торговых людей, объезжающих бурное море
В многовесельных своих кораблях для торговли, о том лишь
Мысля, чтоб, сбыв свой товар и опять корабли нагрузивши,
Вволю нажить барыша: но с атлетом ты вовсе не сходен».
Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный и т. д.
 

Это предположение чрезвычайно оскорбило Одиссея. В то же время, несмотря на наличие большого числа зависимых людей и на появление рабства, знатный аристократ еще не видит ничего зазорного в том, чтобы самому заниматься физической работой. Так, мы из «Одиссеи» узнаем, что отец царя Одиссея Лаэрт сам перекапывал виноградник. Сам Одиссей собственноручно изготовляет себе кровать.

При захвате вражеской территории мужское население обыкновенно убивалось, так как иметь в доме в качестве раба бывшего неприятеля, сохранившего любовь к свободе и вражду к разорителю своего города, считалось нецелесообразным. Поэтому рабов было очень мало, и это были по большей части люди, попавшие в рабство случайно, оказавшиеся на чужбине; гораздо больше было рабынь, которых охотно захватывали для того, чтобы сделать из них не только домашних работниц, но и наложниц. Впрочем, и домашними работами свободные женщины занимались наравне с невольницами. В «Одиссее» царская дочь Навсикая идет на море стирать белье вместе со своими рабынями. По сообщению Геродота, в Афинах в раннее время за водой «всегда ходили дочери и сыновья граждан, так как в то время ни у них, ни у других эллинов еще не было рабов». «У локрийцев, так же как и у фокейцев, до самого последнего времени не было принято иметь рабынь и домашних рабов».[59]59
  Как сообщает Тимей, историк III в.


[Закрыть]

Впрочем, труд рабынь имеет в поэмах Гомера довольно широкое применение, например:

 
Жило в пространном дворце пятьдесят рукодельных невольниц,
Рожь золотую мололи одни жерновами ручными,
Нити пряли другие и ткали, сидя за станками
Рядом, подобные листьям трепещущим тополя. Ткани
Были так плотны, что в них не впивалось и тонкое масло...
...На мельнице этой двенадцать
Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней
Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи.
Спали другие все, кончив работу, а эта, слабее
Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый...
 

В усадьбах аристократов работало и большое число свободных специалистов-ремесленников. Иногда это были иностранцы, лишившиеся своего отечества из страха перед кровавой местью или по другим причинам. Но немало ремесленников было и из числа граждан, почему-либо лишившихся земельного участка или вследствие физического недостатка неспособных заниматься земледельческими работами. Так, например, в кузнецы, по-видимому, обычно шли хромые. Это можно заключить из того, что бог Гефест, считавшийся небесным покровителем кузнецов, изображался хромым.[60]60
  Любопытно что кузнец по-гречески еще И в классическую эпоху назывался«медник» (chalkeus). В гомеровскую эпоху широкое распространение, как мы видели, получило уже железо; очевидно, это название сохранилось еще от микенской эпохи.


[Закрыть] Эти же кузнецы занимались и изготовлением изделий из золота и серебра. Далее, в гомеровских поэмах мы встречаем упоминание о горшечниках, плотниках, кожевниках, изготовителях луков. Встречается у Гомера и свободная ткачиха, хотя обычно эта работа выполняется рабынями:

 
Как весы у жены, рукодельницы честной,
Если, держа коромысло и чаши заботно равняя,
Весит волну, чтоб детям промыслить хоть скудную плату.
 

Наконец, в древности к ремесленникам относили также глашатаев, небесным покровителем которых был бог Гермес, певцов, снотолкователей и врачей; последние находились под покровительством бога Асклепия.

Все эти ремесленники считались, подобно наемным рабочим, стоящими на более низкой ступени общественной лестницы, чем земледельцы, хотя в отдельных случаях к ним и относились с большим уважением и их очень ценили. Эти ремесленники ходили из одного дома в другой, хозяева поили и кормили их, снабжали их материалом для работы, а по окончании платили им условленную плату натурой, а часто давали еще подарки. Закончив работу, они переходили к другому заказчику. Так, в «Одиссее» мы читаем:

 
...Приглашает ли кто человека чужого
В дом свой без нужды? Лишь тех приглашают, кто нужен на дело:
Или гадателей, или врачей, иль искусников зодчих,
Или певцов, утешающих душу божественным словом, —
Их приглашают с охотою все земнородные люди.
 

Наиболее тяжелым в гомеровском обществе было положение свободных наемных рабочих, не имевших особой квалификации, – так называемых фетов. Мы видели уже, какие причины вели к обнищанию крестьян и к появлению среди них безземельных. В феты попадали те из них, которые почему-либо не хотели или не могли попасть в постоянную зависимость от аристократа. Иностранцы-переселенцы, о которых мы говорили выше, принадлежали обычно к группе фетов. Фет работал приблизительно на тех же условиях, что и ремесленник, но его заработная плата была меньше, и с ним хозяин гораздо меньше церемонился. Так, в «Илиаде» Посейдон говорит Аполлону:

 
...Повинуйся воле Кронида,
Здесь Лаомедону гордому мы за условную плату
Целый работали год, и сурово он властвовал нами.
Но, когда нам условленной платы желанные Горы
Срок принесли, Лаомедон жестокий насильно присвоил
Должную плату и нас из пределов с угрозами выслал.
Лютый, тебе он грозил оковать и руки и ноги,
И продать, как раба, на остров чужой и далекий.
Нам обоим похвалялся отсечь в поругание уши.
Так, удалилися мы, на него негодуя душою.[61]61
  Ср. «Одиссея», XI, 488 – здесь самым тяжелым уделом на земле считается удел поденщика, работающего у бедного пахаря.


[Закрыть]
 

Перейдем теперь к организации общины гомеровской эпохи. Во главе ее стоит басилей, «царь», реже – два басилея. В гомеровских поэмах часто образ микенского неограниченного наследственного «божественного царя» смешивается с басилеем – племенным начальником родового общества гомеровской эпохи; с другой стороны, мы встречаем здесь ряд черт еще более поздней эпохи. В раннегомеровскую эпоху царь был, несомненно, племенным вождем, выбираемым начальниками родов (которые тоже назывались басилеями) или народным собранием, хотя в гомеровских поэмах нет прямых указаний на такое избрание. Как правило, царем избирался сын скончавшегося басилея. Цари носят название «вскормленные Зевсом» или «рожденные Зевсом» и имеют ряд жреческих функций. В мирное время царь делит свою власть с басилеями отдельных родов, будучи «первым между равными»; однако он пользовался гораздо большим авторитетом у народа, чем эти родовые старейшины; он «царственнее» их (basileuteros), он «самый царственный» (basileutatos) из всех. На войне власть царя – неограниченная. Кроме военных, основными функциями царя были еще судебные.

Важнейшей привилегией царя является получение теменоса, т. е. выделенного участка общинной земли, большого и плодородного и не поступающего в передел, подобно клерам отдельных граждан. Далее, царь получает традиционные подарки (dotinai) от отдельных граждан, в частности от тяжущихся сторон после произнесения приговора. Подчиненные общины вносят царю также «положенные» налоги (themistes); с граждан своего полиса царь взыскивает налоги только в экстренных случаях – например, на угощение и дары иностранным гостям. Точно так же во время войн и пиратских набегов царь получает наибольшую и наилучшую часть добычи.

Совет старейшин всех родов в то время, когда написаны гомеровские поэмы, превратился уже в совет басилеев, старейшин аристократических родов. Так как это по большей части пожилые и почтенные люди, они называются «стариками» («геронтами»). Они обедают в царском доме, и царь совещается с ними о всех важнейших делах. В наиболее важных случаях, когда царь и геронты находят это нужным, они заседают под открытым небом, и тогда их обступает со всех сторон народ, – это и есть народное собрание той эпохи, когда в древней военной демократии уже выдвинулась на первое место аристократия. Так как эти собрания происходят на городской площади, агоре, то и самое собрание носит название «агора». Если на Итаке совет старейшин и народное собрание в отсутствие Одиссея не собирались двадцать лет, то это исключительный случай: он говорит о том, что фактически на это время община распалась и власть осуществлялась отдельно в каждой родовой или локальной единице, возглавляемой отдельным басилеем.

Народные собрания собирались прежде всего в случае предстоящей опасности войны, но они могли заниматься и любыми делами внутреннего управления. Особенно часто народ собирался для решения судебных дел.

Дела об убийствах не относились к компетенции народного собрания, потому что в гомеровском обществе кровавая родовая месть была узаконенным институтом. Чтобы оградить себя от родовой мести в том случае, когда обиженный род не хочет принять выкупа, для гражданина есть только одно средство: покинуть навсегда пределы своей отчизны. Если же обиженный род согласился примириться с обидчиком за определенный выкуп и обидчик не уплатит обещанного выкупа, дело подлежит уже компетенции суда.

Говорить о «правах» царя, народного собрания и геронтов в эту эпоху было бы неуместно. Письменного закона не существовало: при решении дел руководились обычаем и общественным мнением, а также фактическим соотношением сил в каждый отдельный момент. Руководящую роль аристократии, ввиду ее значения на войне, народные массы принимали обычно как нечто неизбежное.

Никакой закон не запрещал кому бы то ни было из граждан говорить в народном собрании, но в эту эпоху усиления аристократии рядовые граждане, если и пользовались этим правом, то в исключительных случаях; как правило, в народном собрании выступали только аристократы.

Однако и аристократы, считавшие себя «лучшими людьми» (aristoi), в эпоху, когда традиции военной демократии были еще сильны, не могли не ставить высоко репутацию и общественное мнение. Конечно, это общественное мнение тогда, как и позже, господствующему классу не трудно было инспирировать и фальсифицировать, но известными рамками он был все же стеснен; так, например, сурово порицалось всякое отступление от вековой традиции. «Народной молве... придавалось большое значение. Агора (народное собрание) в такой же мере доставляла славу мужам, как битва... Общественное мнение было могучей силой; действовать против определенно выраженной воли народа казалось безрассудством» (Бузольт).

Знать считала себя обязанной обо всех важных государственных делах докладывать народному собранию; если это и не вело к фактическому участию народа в управлении, то во всяком случае служило для народа гарантией от слишком резкого нарушения традиций и добрых нравов.

Судебные дела не имели такого злободневного значения, как вопросы государственной политики; естественно поэтому, что влияние народа в этой области оставалось значительным. Конечно, и здесь речь не может идти о голосовании подобно тому, как это было в Афинах в V в. И в судебных заседаниях, как и в политических заседаниях народного собрания, никто не считал голосов за и против; народ выражал свою волю криком, и таким образом при вынесении решения аристократическим магистратам был предоставлен большой простор, тем более, что формально с волей большинства они вовсе не обязаны были считаться. Но здесь не считаться с волей народа было, тем не менее, еще труднее, чем при решении политических и военных вопросов.

В древнейшие времена судил царь, но на суде присутствовал народ, и вряд ли можно сомневаться, что царь больше всего стремился снискать репутацию мудреца у этого же присутствующего народа. Как и другие функции царя, его судебные функции переходят к специалисту. На суде, вероятно уже с древнейшего времени, рядом с народом присутствуют аристократические старцы, голос которых имеет гораздо больший вес, чем мнение рядовой массы. Никакого голосования ни среди народа, ни среди геронтов (старцев) не происходило. Судья стремился не к формально правильному, а к «пристойному», «подобающему»; его задача сводилась не к простому подсчету голосов, поданных за и против, а к следованию той линии поведения, которая, не отступая слишком далеко от образа мыслей правящей аристократии, представленной геронтами, в то же время показалась бы достаточно мудрой и достойной присутствующему народу.[62]62
  В этом отношении чрезвычайно поучительна сцена суда, изображенная в «Илиаде». Два человека спорят относительно выкупа за убитого; один уверяет, что он уплатил его, другой – что он ничего не получил. Спорная сумма – два золотых таланта – заложена в третьи руки до приговора. На суде присутствует народ, разделившийся на две партии и бурно выражающий свои симпатии и антипатии. К этому-то народу обращаются со своими речами стороны. В центре на почетных местах сидят геронты и «судят». Но это «судят» не следует понимать в смысле нынешнего суда; в этом же смысле, как здесь, мы употребляем это слово в выражении «судить и рядить». Действительно, и в надписи, содержащей старинное уголовное законодательство Драконта, слово «судить» (dikazein) еще имеет этот старый смысл, и ему противопоставляется выражение diagnonai (выносить приговор). Право diagnonai в гомеровской сцене, несомненно, принадлежало упомянутому здесь судье – специалисту «доке» (istor). Нигде в гомеровской сцене мы не находим указания на подсчет голосов. Таким образом, с точки зрения формально-юридической, в изображенной Гомером сцене «простым свидетелем» был не только народ, но и подающие голоса геронты, а власть должностного лица была чуть ли не самодержавной; несмотря на это, тяжущиеся обращаются в своих речах не к этому самодержавному судье, а к «простому свидетелю», к публике. Очевидно, став на такую формально-юридическую точку зрения, мы совершим грубую ошибку: это будет модернизацией, неумением проникнуться духом той эпохи, когда на месте проникающего во все уголки человеческой жизни законодательства стоит окаменелая и нерушимая традиция.


[Закрыть]

Гомеровская эпоха была временем, когда железо получает в Греции такое распространение, что из него уже изготовляются не только украшения, но также, и во все больших количествах, хозяйственные орудия и оружие. Переход от бронзы к железу есть прогресс. Но должны ли мы на этом основании считать, что гомеровское общество стояло на более высокой ступени, чем микенское, также и в области культуры, как рассуждают у нас в СССР Б. Л. Богаевский и его последователи?[63]63
  Необходимо, с другой стороны, указать на то, что на древнем Востоке классовое общество сплошь и рядом появляется уже в эпоху бронзы.


[Закрыть] Не трудно убедиться, что здесь мы имеем по существу недиалектическую (бюхеровскую) схему развития, стоящую в прямом противоречии с фактами. Совершенно упускается из виду, что сознание людей сплошь и рядом отстает от экономики. Все возрастающее распространение железа, действительно, содействовало дальнейшему росту греческой культуры, но вследствие косности античной психики этот дальнейший прогресс осуществился лишь через 200—300 лет после того, как железо стало проникать в экономику Греции. В самом деле, ни один серьезный исследователь, оперирующий с историческими фактами, а не с собственными произвольными конструкциями, не сможет отрицать резкого упадка культуры, наступившего после вторжения дорян.

Как мы видели, в микенском обществе письменность имела широкое распространение; существовали целые библиотеки табличек. С точки зрения Гомера, умение читать «зловещие знаки», начертанные на табличке, – один из видов колдовства, вызывающий суеверный ужас рассказчика:

 
В Ликию выслал его и вручил зловещие знаки,
Много на гибель ему начертав их на дощатом складне.
Гостя расспрашивал царь и потребовал знаки увидеть,
Кои принес он ему от любезного зятя, от Прета.
И когда он принял зловещие зятевы знаки,
Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру...
 

В языке автора этой песни нет даже слова, означающего «читать»! Это единственное упоминание письма, и не может быть сомнения в том, что общество, слушавшее эту песнь, было совершенно безграмотным, и уменье писать и читать считало чуть ли не волшебством. Единственным видом литературы были эпические поэмы, распевавшиеся под аккомпанемент кифары певцами-аэдами. Они частью заучивались наизусть, частью тут же импровизировались по старым образцам.

Дома гомеровской эпохи, даже царские дворцы были очень примитивны по сравнению с дворцами микенской эпохи. Из камня, по-видимому, строились только маленькие спальные комнаты для главы дома и членов его семьи. Большие залы, в которых принимали гостей, ели и пили, строились из бревен и досок; из досок же сооружались кладовые и помещения для рабов. Полом служила плотно убитая земля. Стены и перегородки были изнутри гладко выстроганы, но они были черными от дыма, который шел от очага, не имевшего труб (дым выходил через отверстие в крыше), от жирного чада, исходившего от жарившейся пищи, и копоти примитивных светильников. Сажа садилась на все предметы. Отбросы убитых животных, запачканные кровью, валялись прямо на полу, в углах комнаты. Двор был грязен: здесь лежали кучи навоза.

Художественное творчество этой эпохи производит чрезвычайно убогое впечатление по сравнению с творчеством предшествующего периода. Это так называемый геометрический стиль, названный так в виду преобладания в нем линейного геометрического орнамента. Симметричное расположение, чередование по определенной системе простых геометрических фигур – кругов, треугольников, ромбов и т. д. – вот те простые средства, при помощи которых достигался художественный эффект.

Человеческая фигура изображалась всегда в профиль, в чистом силуэте, и состояла из перевернутого вершиной вниз треугольника-туловища, двух приставленных к нему огромных ног, двух плетевидных рук и маленькой круглой головы с выдающимся вперед носом. Из таких однотипных, будто вырезанных по одному шаблону фигур комбинировались иногда весьма сложные сцены – похоронные процессии, битвы, хороводы и т. д., отличающиеся полным незнанием перспективы и похожие скорее на ребусы или идеографическое письмо, чем на изображение живой действительности. Художники рисовали их по памяти, довольствовались передачей предметов в самом общем их виде, и мысль об изучении форм природы еще не приходила им в голову.

Абстрактный геометрический стиль представляет собой настолько резкий контраст со стилем крито-микенской эпохи, проникнутым живым восприятием реального мира, что в западноевропейской науке возникло предположение о привнесении геометрического стиля в Грецию целиком извне переселившимися туда в конце II тысячелетия северными племенами. Несостоятельность подобной гипотезы очевидна. Крито-микенская культура не могла исчезнуть бесследно и не могла не стать составной частью культуры нарождавшейся классической Греции... Простое сопоставление крито-микенской и геометрической эпох свидетельствует о сильном упадке культуры. Крито-микенское общество знало все виды монументального искусства, а его художественное ремесло было основано на высокоразвитой специализированной технике. Круг художественных изделий X – VIII вв. ограничивается расписной керамикой, бронзовой утварью и мелкими поделками из глины, камня, кости и золота. Крито-микенские изделия экспортировались далеко за пределы Греции; мастера геометрической эпохи работали почти только на внутренний, ограниченный узкими географическими рамками, сбыт. Их изделия не поднимаются над уровнем простых ремесленных товаров, предназначенных для удовлетворения потребителей из местного населения. Искусство пало до уровня простого ремесла, и именно это обстоятельство и объясняет внедрение геометрического орнамента, который не требует от мастеров, никакой специальной художественной подготовки.

«Вследствие своей простоты геометрический орнамент свойственен искусству многих народов, находящихся на низкой ступени социально-экономического развития. Однако аналогия между греческим геометрическим стилем и таким же стилем первобытных народов не полная. В отличие от примитивной керамики, греческие расписные вазы геометрического стиля технически весьма совершенны. Они сформированы в гончарном круге, обожжены в печах и расписаны стойким блестящим лаком, изобретенным на Крите в первой половине II тысячелетия. Кроме того, орнамент греческих ваз не разбросан беспорядочно, но подчинен строгой системе, приноравливаемой к индивидуальной форме каждого сосуда. Высокая гончарная техника и острое чувство формы свойственны и крито-микенскому искусству, и не подлежит сомнению, что, несмотря на общее падение культуры, геометрическая и крито-микенская эпохи связаны цепкой ремесленной и художественной традицией, на базе которой выросло и позднейшее греческое искусство» (проф. М. И. Максимова).[64]64
  Столь же «цепкая» художественная традиция заметна и в мифологии гомеровской эпохи, легшей в основу позднейшей греческой мифологии. Для целого ряда сюжетов греческой мифологии (убиение Сфинкса Эдипом и Клитемнестры Орестом, рождение Афродиты, взвешивание Зевсом на весах судеб героев) найдены прототипы уже в изображениях микенской эпохи.


[Закрыть]

Скульптура этой эпохи стояла на еще более низкой ступени, чем живопись. Статуи богов, восходящие к этой эпохе (так называемые «бретас» или «ксоанон»), представляли собой безобразные, бесформенные деревянные обрубки или доски с примитивно намеченными чертами лица; у греков VI и V вв. они вызывали только смех.

Религия, в том виде, как мы ее находим в поэмах Гомера, не была религией широких народных масс. Она была религией узкого аристократического круга, также унаследованной еще от микенской эпохи и отражающей общественные отношения этой эпохи. Боги Гомера – это те же сытые и счастливые аристократы; они проводят время в пирах и, соблюдая весь этикет аристократической вежливости, развратничают и обманывают друг друга. Более того, боги Гомера стоят на более низкой культурной ступени, чем его герои: так, Зевс бьет свою жену, а когда сын заступается за мать, сбрасывает его с неба, причем сын ломает себе ногу. Для этой аристократической религии гомеровской эпохи характерно небольшое количество богов, образующих замкнутую коллегию, подчиненную верховному богу Зевсу. Культ предков у Гомера отсутствует; низшие природные божества, как-то боги источников, деревьев и т. д., играют лишь незначительную роль. Боги и по внешнему виду, и по характеру и привычкам мыслятся человекоподобными (антропоморфизм); живут они на Олимпе. Под Олимпом первоначально понимали гору Олимп в Фессалии, а затем, с углублением религиозного сознания, боги стали мыслиться живущими на небе, и небесный Олимп был отделен от земного. Боги, живущие на земле и под землей, не играют большой роли в этой олимпийской религии.

Всякая религия – включая и нынешние – носит пережиточный характер и наряду с поздними чертами имеет и очень первобытные (как, например, причащение в христианстве). Естественно, что и эта олимпийская религия, отображающая на небо быт микенского и гомеровского аристократического общества, имеет и ряд более древних черт. Эти черты таковы: 1) каждый новый бог, захватывающий небесный престол, убивает или оскопляет своего отца; 2) боги женятся на собственных сестрах. Основной миф этой религии следующий: сперва царствовали Уран (небо) и жена его, его сестра Гея (земля); or них произошли титаны: старший из них, Кронос, сверг с престола своего отца Урана и женился на своей сестре Рее. Детьми Кроноса и Реи были: Посейдон (бог моря), Аид (бог преисподней) и Зевс; дочери – Гестия (богиня очага), Деметра (богиня земледелия).

Кронос был свергнут с престола и оскоплен или низвергнут в Ад Зевсом. Детьми Зевса были: Гермес, Афина, Аполлон, Артемида, Арес (бог войны), Афродита (богиня любви), Гефест (бог кузнечного и гончарного дела).

Однако в этом виде олимпийская религия не была религией народных масс ни в эту, ни в более позднюю, классическую эпоху. Наряду с ней, причудливо амальгамируясь с ней, существовала подлинно народная религия, религия широких масс.

Еще не так давно, говоря о греческой религии, имели в виду греческую мифологию в том завершенном виде, который был придан ей не только гомеровскими поэмами и Гесиодом, но и значительно более поздними римскими писателями, точно опре-делившими сферу компетенции каждого божества. В действительности религия является только одним из источников этой мифологии.

Под религией мы разумеем здесь прежде всего то, что сосставляло ее действительную сущность в глазах широких масс, т. е. ее обрядность: «... главным была обрядность. Только участием в жертвоприношениях и процессиях... можно было доказать свою принадлежность к определенной религии».[65]65
  Энгельс Ф. Бруно Бауэр и первоначальное христианство // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. I. 19. М., 1961. С. 313.


[Закрыть]

В древнейшую эпоху никакой общей для всех греков иерархии богов не существовало. Число их было неопределенно большим, а сфера компетенции каждого чрезвычайно разнообразной и неопределенной. Никакого отчетливого разграничения между богами, полубогами, демонами, святыми («героями») и, вероятно, даже просто людьми, одаренными, по мнению современников, сверхъестественной «божественной» силой, не существовало.

Но самое важное следующее: уже задолго до появления олимпийской религии, наряду с второстепенными «специальными» богами, богами источников, рек, деревьев, ремесел, жилищ, семей и т. д., в Греции, как и во всем средиземноморском мире, в каждой отдельной общине имелся свой бог, несравненно более могущественный, чем эти специальные боги, верховный бог. Специфическая задача этого бога – покровительствовать всей данной общине и защищать ее от всех других богов и людей. Эти религиозные представления, носящие в науке название генотеизма, коренились в душе грека не менее глубоко, чем в душе евреев и других народов древнего Востока.[66]66
  Даже в классическую эпоху богиня Афина еще мыслилась как покровительница своего города – Афин, а богиня Гера – Самоса; вот почему, когда в 407 г. афиняне заключают договор с Самосом, над текстом договора изображены богини Афина и Гера, пожимающие друг другу руки. Так, например, по мнению Солона, главная обязанность Афины – быть защитницей своего города Афин на небе:
Город же наш не погибнет по воле державного Зевса,Ни по решенью иных в сонме бессмертных богов:Великодушная наша защитница дева Афина,Дщерь громовержца, свою руку простерла над ним.  Другие примеры – в моей книге «История античной общественной мысли» (М., 1929. С. 196—198).


[Закрыть]

В поэмах Гомера мы находим ясные следы генотеистических представлений. Подобно тому, как людей, участвующих в совместном походе разных государств, называют по национальности (например, Эант-саламинец и т. п.), так и богини иногда называются по их городам (например, «Гера-аргивянка»).

Однако такой местный бог-покровитель не считался ни универсальным, ни всемогущим. «Национальные боги могли терпеть рядом с собой других национальных богов у других народов, – и в древности это было общим правилом, – но отнюдь не над собой»[67]67
  Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 312.


[Закрыть].

Власть местного бога распространялась только на территорию данного государства. За пределами своего государства этот бог был бессилен. В соседних государствах господствовали другие, столь же могущественные боги, в каждом свой; поэтому война между государствами сопровождалась борьбой между этими богами. Побежденный бог, по понятиям того времени, лишался своей власти; его кумир переносился в храм бога-победителя, а он сам отныне занимал подчиненное положение по отношению к богу-победителю.

В противоположность представлениям, легшим в основу гомеровских поэм, чрезвычайно важную роль в греческой народной религии всех этих эпох играл культ предков и вообще покойников (некоторые рудименты этих воззрений имеются, впрочем, и в «Илиаде», – например, в описании погребальных церемоний в честь Патрокла). Целый ряд этических норм мотивировался обязанностями перед этими покойниками и местью с их стороны в случае нарушения этих обязанностей. Величайшим несчастием грек считал вымирание семьи, отсутствие потомства; в религии это мотивировалось тем, что некому будет справлять заупокойный культ по погибшим предкам. Ближайшим непосредственным долгом перед покойником было надлежащее погребение, причем покойника в древнейшее время в Греции снабжали всем необходимым ему в загробной жизни (соответствующим жилищем, утварью, пищей, женщинами и рабами, специально закалывающимися на его могиле).

Такой же обязанностью перед покойником считался долг кровавой мести, т. е. преследование его убийцы и отомщение кровью; впоследствии кровавая месть заменилась судебным преследованием. Это преследование возбуждали в первую очередь родичи покойного; кроме того, оно являлось обязанностью и всех сограждан, так как скверна (по-гречески «миазм»), лежащая на убийце (она мыслилась в виде живого существа), поражает прежде всего родичей, а затем и все государство. Обиженные духи покойников не находят успокоения, пока покойник не похоронен и над ним не совершены все религиозные обряды и пока виновник его смерти или виновники того, что эти обряды не совершены, не будут разысканы и казнены. В противном случае обиженные духи покойников не находят успокоения и жестоко мучают родичей и сограждан, душат их и сосут из них кровь, пока за их кровь не будет воздано кровью убийцы.[68]68
  Так, в 406 г., в тяжелый момент войны со Спартой, афиняне предали смерти свое правительство – стратегов, одержавших блестящую победу над Спартой, – только за то, что они не приняли достаточно энергичных мер для того, чтобы подобрать трупы убитых, упавшие в море во время бури. Эти представления мы находим еще у оратора Антифонта, выступавшего в V в. по делам об убийстве. Для духов-мстителей мы находим у него целый ряд технических названий: aliterios, prostropaios, enthymios. Души убитых он представляет себе незримо присутствующими в городе; они жаждут мести, наводят ужас на убийцу и родных убитого и требуют помощи. «Миазм» распространяется от убийцы на весь город: являясь в храмы, убийца оскверняет их; садясь за общий стол, он превращает трапезу, в которой незримо участвуют боги, в кощунство; пока он находится в среде граждан, весь город страдает от бесплодия; если он садится на корабль, то навлекает гибель на ни в чем неповинных попутчиков. Если судьи несправедливо оправдывают убийцу, то «миазм» обрушивается уже не на весь город, а на самих судей и их потомство; если они накажут убийцу, то «миазм» как бы сходит со всех зараженных им предметов и перемещается на голову убийцы (дважды у Антифонта: «посадите „миазм“ убийцы на него самого»!).


[Закрыть]

Но даже и после того, как все эти обязанности по отношению к покойнику выполнены, родные обязаны периодически устраивать жертвенные игры в его честь.

Долг перед духами предков играл важную роль в античном брачном и общественном праве, в нравственном представлении греков. То, что потомок отвечает за грехи отдаленных предков, так же характерно для греческих, как и для еврейских представлений; эти представления проходят красной нитью через всю греческую мифологию, и на них часто построена коллизия в греческой трагедии.

В этом культе предков отчетливо сохранились пережитки религии родового общества. В то же время он показывает, что, когда создавались эти представления, род уже мыслился прежде всего как подразделение общины. Отсюда – представление о скверне, поражающей всю общину, и об обязанности кровавой мести и культа покойников, лежащих на всей общине. Отсюда характерные представления, что власть духов-мстителей, как и власть бога общины и вообще всех духов, привязанных к месту почитания, ограничена пределами их родного города. «Государственная граница есть не только граница власти полиса, но и граница власти духов-мстителей; за границей они бессильны» (В. Роде).

Поэтому у греков (как и у древних евреев) считалось величайшим несчастьем быть похороненным на чужбине.[69]69
  Например, в трагедии Еврипида «Троянки» говорится даже, что павшие победителями греки несчастнее павших побежденными троянцев; первые пали на чужбине, вторые – на родной земле.


[Закрыть] Вопрос о выдаче трупов для погребения играл важную роль в античных войнах.

Древнейшие религиозные формы (культ животных, териоморфизм; культ неодушевленных предметов, фетишизм) сохранились в виде ясных пережитков вплоть до позднейшего времени. Боги в образе животных мыслятся теперь, однако, либо как спутники, либо как один из временных образов человекоподобных божеств: Зевс «принял вид» быка, сова стала спутницей Афины: эпитет Афины glaukopis – «сововидная» – впоследствии истолковывался как «сероглазая». Известна та громадная роль, которую играл в античной религии, например, священный дуб в Додоне, по шелесту листьев которого жрецы предсказывали будущее. Замечательно также, что древнейшие (и наиболее чтимые) кумиры богов часто еще не имеют человекообразного вида, а представляют собой камень или бревно.

Статуи и другие художественные изображения богов – сравнительно позднего происхождения; к этой же, более поздней эпохе относится и появление храмов, первоначально имевших целью служить прикрытием для статуй. Однако наряду с этими храмами до позднего времени сохранили свое значение не только стоявшие под открытым небом алтари для жертвоприношений, но и священные камни или груды их, деревья, рощи, столбы и т. д., в которых видели богов или вместилище богов и которым непосредственно приносили жертвы. Мы видели уже, что религия критской эпохи еще имела только такие формы.

Наконец, следует обратить внимание на то, что народные массы еще в классический период больше почитали божества хтонические (подземные), чем обитателей высших сфер. Так, например, особенно популярен был культ богини плодородия Деметры и ее дочери Коры, живущей в подземном царстве. Культ Деметры был только одним из видов культа богини Земли, чтившейся под различными наименованиями. Этот культ в классический период, правда, был в значительной мере вытеснен олимпийской религией, но отчетливые следы этой борьбы еще сохранились в мифах (победа олимпийцев над земнородными титанами; победа Аполлона над Землей или хтоническим божеством Пифоном и занятие им ее святилища в Дельфах и т. д.). Как мы видели уже, памятники критской (и микенской) эпохи показывают нам, что в древнейшее время и фетишизм и культ этих божеств был преобладающим и что поэтому он был древнейшим слоем греческой религии.

Весьма интересный материал для характеристики общественного строя разбираемой нами эпохи дают содержащиеся в греческой религии генотеистические черты. «Истинной религией» древних был культ их собственной «национальности», их «государства».[70]70
  Маркс К. Передовица в № 179 «Kölnische Zeitung»//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. М., 1955. С. 99.


[Закрыть] «Все религии древности были стихийно возникшими племенными, а позднее национальными религиями, которые выросли из общественных и политических условий каждого народа и срослись с ними».[71]71
  Энгельс Ф. Бруно Бауэр...//Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 312.


[Закрыть]

Культ генотеистического, локального «единого» бога и культ предков в его разобранном выше огосударствленном виде отражает экономически изолированную маленькую «общину», постоянно пребывающую в состоянии войны со всем окружающим миром. Основным подразделением внутри этой общины являются, прежде всего, родовые группы, отразившиеся в религии в виде культа предков. При приближении сильного врага члены общины устремляются с полей за крепостные стены, где у них запасен провиант на такой случай, и здесь отсиживаются, пока враг не уйдет. Недаром на ряде греческих монет городской бог или богиня изображены в короне в виде городской стены с зубцами – бог проецирует на небо общину с ее главным оплотом – городской крепостью.