Текст книги "История Греции"
Автор книги: Соломон Лурье
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 65 страниц)
Успехи ионийской науки не могли не быть использованы и в аристократических полисах, например, в греческих колониях Сицилии и Италии. В полезности ионийской физики и медицины не могли не убедиться даже заядлые реакционеры; закрывать ей двери было крайне невыгодно даже для самых отсталых общин. Но в то же время на Западе были очень сильны религиозные настроения; поэтому здесь ученые делают попытку примирения идеалистических религиозных теорий с материалистической наукой. Они резко разграничивают две различные области: одна область – религия, где эти ученые верят во всякие освященные веками нелепости, другая область – наука, куда они религию не пускают. Благодаря этому разделению они создают для себя возможность верить во что угодно и в то же время заниматься наукой.
В действительности такое разделение не проводится последовательно, и религиозные воззрения в большей или меньшей степени проникают в науку.
К такому роду ученых принадлежали Эмпедокл из Акраганта и Алкмеон из Кротона.
Уже биографические особенности определяют в значительной мере двойственный характер учения Эмпедокла. Он родился в одном из самых знатных семейств города, его дед одержал в Олимпии победу в состязаниях. Но в ожесточенной партийной борьбе, которая шла в Акраганте, он принял живейшее участие, стоя во главе одной из групп, боровшейся с господствовавшей аристократической партией. В своей практике он выступал как «чудотворец» и колдун, но в то же время он был врачом и принужден был исходить из данных положительной науки. Соответственно этому у Эмпедокла имеются теоретические сочинения двух типов. Одно сочинение – поэма «Очищения» – мистически-пифагорейского типа: оно говорит о переселении душ, о первоначальном грехе человечества, о необходимости искупления грехов, очищения, покаяния и т. п. и проповедует вегетарианство. Другое его произведение – поэма «О природе» – естественнонаучное философское сочинение. Здесь Эмпедокл строит оригинальную систему истории мира, космогонию. Эмпедокл, как и пифагорейцы, принимает четыре элемента, «корня» – землю, воду, воздух и огонь, но кроме них он допускает еще два подвижных элемента, которые он перенес в область природы из человеческого общества: это Любовь и Вражда. Спор между элейцами и материалистами о том, является ли мир однообразной массой или состоит из различных предметов, он разрешает, перенося этот вопрос в область истории: мир поочередно становится то однообразной массой элейцев, то миром множества и движения ионийцев, причем оба мира существуют, но последовательно сменяют друг друга. Первоначально существует однообразный шар, сферос, без движения, без отдельных предметов. В этот шар проникает пятый элемент – Вражда. Вражда начинает вносить рознь между частицами отдельных элементов, которые начинают отскакивать друг от друга, причем подобные стремятся к подобным. Возникает вихревое движение, распадение на элементы, мир оживляется, но лишь до тех пор, пока не наступает противоположная крайность: полное распадение на отдельные четыре «корня» – землю, воду, воздух и огонь. Под воздействием Любви частицы различных элементов снова начинают двигаться в вихре, пока опять не получится однообразный шар, в виде которого изображают мир элейцы. Так продолжается до бесконечности: эпоха любви и эпоха ненависти все время сменяют друг друга.
В силу господства Любви и Вражды возникают живые существа. Любовь стремится соединить все предметы в гармоническое целое уже в эпоху Вражды, когда все еще разделено на элементы. Но отчетливое действие Любви начинает проявляться, когда мир представляет первобытное море, в котором плавают отдельные части животных: «головы без тел, руки без плеч, ноги без тела», отделенные друг от друга по воле Вражды. Любовь начинает снова свое дело, и эти части соединяются между собой. Однако пока Вражда сильнее Любви, это соединение происходит случайно – соединяются между собой самые неподходящие члены различных животных: появляются существа с двумя головами или двумя грудями (без спины), с головой человека и телом быка и, наоборот, с головой быка и телом человека, хвост козы с головой льва, «смешанные существа», «помесь мужчины и женщины» и т. д. Отсюда, по мнению Эмпедокла, и получилось представление о сказочных мифологических чудовищах. Эти существа не могли жить вследствие своей неприспособленности; они вымирали бесследно, и начиналось новое творение. Снова появлялись существа, уже более совершенные, опять они погибали бесследно, пока, наконец, случайно не создался мир с существами, у которых все органы приспособлены друг к другу. Они оказались жизнеспособными, выжили, и так появились люди и животные. Это еще грубое, первобытное представление; это не теория «естественного отбора», основателем которой часто считают Эмпедокла. У него лишь ряд последовательных актов творения, все более и более совершенных. Но это – первые проблески мысли о выживании приспособленных, которые, как мы увидим, Демокрит развил в более научную теорию.
Эмпедоклова теория возникновения мира также послужила впоследствии основой для соотвествующего учения Демокрита. Эмпедокл сравнивает мир с водоворотом, в котором все тяжелые элементы стремятся к центру; чем они легче, тем ближе к периферии мира они размещаются. В самый верхний слой мира поднялся тонкий воздух (эфир), из которого образовался небесный свод; следующий слой образовал огонь, и т. д., земля же, как наиболее тяжелая, попала в центр вихря. Космогония Эмпедокла была одним из самых смелых, оригинальных и передовых философских представлений античности.
Но и в основном пункте своего учения Эмпедокл стал не на сторону элейцев, а на сторону ионийских натурфилософов и был в этом случае предшественником Демокрита: в противоположность элейцам он считал, что действительный мир принципиально постижим и может быть постигнут при помощи чувств. Под влиянием элейцев Эмпедокл подчеркивал недостаточность той картины, которую нам дают чувства с их ограниченностью; но чувства не лгут, – они только узки, тупы. Разум сам по себе бессилен: всякое познание получается только путем проникновения в наше тело «истечений» от вещей, т. е. потока частиц, которые проникают внутрь нас, и благодаря этому мы можем видеть, слышать и т. д. Разум лишь приходит на помощь чувствам. Только «теория истечений», как думали тогда, давала возможность осмыслить тот загадочный факт, что предмет находится на расстоянии от нас, не вступает с нами в соприкосновение, а мы, тем не менее, знаем о его существовании.
У Эмпедокла мы находим наивное предвосхищение учения о химических элементах. Так, например, по его мнению, чтобы создать человеческую кость, нужно взять столько-то частей земли, столько-то воды, столько-то огня и смешать – получится кость. Очевидно, если взять эти элементы в другой пропорции, получится другой предмет. Качественное различие между предметами он объясняет, следовательно, различными пропорциями элементов, которые входят в эти предметы, т. е. сводит к количественным различиям.
Вся система Эмпедокла носила характер естественнонаучной гипотезы, стремящейся объяснить наибольшее число фактов, и это удалось Эмпедоклу лучше, чем его современникам.
Очень интересно и учение другого западного философа Алкмеона из Кротона. Нам известно, например, как он объяснял здоровье и болезнь человеческого организма. В человеческом организме имеются различные силы: «влажное», «сухое», «холодное», «горькое», «сладкое» и т. д. Если среди этих сил в организме установилось гражданское равноправие, то человек здоров; если же одна сила «одерживает верх» над другими силами, если получается «монархия», то человек страдает. Тут отношения в гражданском обществе переносятся на объяснение физиологических явлений.
Но главнейшая заслуга Алкмеона перед наукой не в этом. Он впервые установил, что центром психической жизни является мозг. До него греческие ученые помещали центр психической жизни в самых различных частях человеческого тела, например, в грудо-брюшной преграде, – поэтому по-гречески и ум и грудобрюшная преграда называются одним словом «френ» (ср. нынешние выражения «шизофреник» и т. д.), – в сердце, крови и т. п.
Другой, совершенно отличной от западных учений попыткой примирить материалистическую науку с идеализмом явилось учение Анаксагора (приблизительно 500—428 гг.). Из своей родины Клазомен (в Малой Азии) Анаксагор переселился в Афины и примкнул там к кружку Аспасии и Перикла. Здесь и протекала вся его деятельность. Будучи материалистом, Анаксагор не хотел знать никаких богов, никакого религиозного объяснения происходящего. К народной религии он относился резко отрицательно; он строил свою физическую систему в расчете на то, чтобы она отвечала запросам мыслящего человека, и хотел нанести решительный удар всякому религиозному миросозерцанию. Однако, живя в афинской среде, у которой был ряд религиозных предубеждений, он сделал, как мы увидим, одну, с виду небольшую, уступку идеализму, включив в свою систему Разум (nous), занимающий какое-то особое положение и противостоящий всем остальным элементам. По существу эта уступка была гораздо вреднее, чем то, что сделал Эмпедокл, когда он, наряду с миром науки, допускал существование обособленного мира религии: Анаксагор открыл религиозному миросозерцанию лазейку для проникновения внутрь физической системы.
По учению Анаксагора, весь мир состоит из бесконечного множества «семян». Он считал, что элементов не четыре, но бесконечное множество. Он говорил, что делить предмет можно без конца, и все равно каждая частица будет такой же разнообразной и будет состоять из такого же количества различных элементов. Таким образом, в каждой частице заключено свое солнце и луна, свои люди, которые сеют хлеб, свои города, крепости, войны и т. д. А если из этой частицы выделить еще меньшую частичку, то в ней опять будет свое солнце, луна, города, и так до бесконечности. Поскольку малый мир частицы – это то же, что наш мир, но только в уменьшенном масштабе, – ясно, что эти частицы должны иметь не только всевозможные формы и величины любого порядка малости, но и должны обладать в такой же мере вкусом, запахом и другими свойствами, как и большие тела, данные нам в чувственном опыте. Эти частицы плотно прилегают друг к другу (никакой пустоты Анаксагор вместе со всеми учеными его поколения не признавал).
Но как в таком случае объяснить движение в мире? Давая материалистическое объяснение бесконечного разнообразия в мире, Анаксагор об источнике движения говорит как идеалист. Среди элементов мира есть, по его мнению, один, который не смешивается ни с каким другим, но который отличается бесконечной мудростью и управляет другими, это – Разум. В тех частях мира, где действует Разум, он образует вихрь частиц, в результате которого они приводятся в стройный порядок. В остальном мире господствует хаос. Впрочем, Разум понадобился Анаксагору только для образования мира, как миродвигатель. Разум произвел лишь вихрь и больше не вмешивается в дела нашего мира, за него эту работу разделения элементов и образования тел выполняет вихрь. Этот последний, однако, составляет лишь незначительную часть мироздания; за его пределами находится еще масса частиц, находящихся в покое, но которые еще будут раньше или позже захвачены вихрем. Только для объяснения первоначального движения, а также в редких частных случаях, когда Анаксагор не мог объяснить то или иное явление, ему приходилось прибегать к помощи Разума. Все остальное происходит на основании законов природы; в дальнейшем в основу мирообразования у Анаксагора положены чисто механические причины.
Вследствие вихря частицы получили вращательное движение, причем они двигались с такой скоростью и натиском, какие не встречаются у существующих теперь тел. Образовался мир, состоящий из сферического неба, внутри которого по экваториальной плоскости располагается диск земли. Между краем земли и небесной сферой находится узкий просвет; ввиду узости этого просвета воздух не имеет возможности выйти из нижней половины сферы: поэтому земля покоится на лежащем под ней воздухе и не падает вниз. Солнце и звезды – это куски камня, оторвавшиеся от земли и воспламенившиеся вследствие быстрого полета. Солнце гораздо больше, чем оно нам кажется: по величине оно во много раз больше Пелопоннеса. Луну Анаксагор представлял себе подобной земле и населенной. Земля была первоначально в полужидком состоянии; семена живших существ, витавшие в воздухе, падали в эту грязь, и здесь из них развивались живые существа.
В вопросе о возможности достоверного познания мира Анаксагор развил и углубил учение Эмпедокла: никакого другого источника для познания истинной природы вещей, кроме чувственного восприятия, у нас нет.
Несмотря на несомненную уступку религиозно-идеалистическому мировоззрению, современники видели в Анаксагоре главу радикальной ионийской науки, и именно как вождь этой вольнодумной науки он был изгнан из Афин.
Интересным продуктом ионийского рационализма, осложненного пробудившимся интересом к вопросам общественной жизни и морали, был Гипподам, происходивший из Милета, но переселившийся в Афины, а оттуда в 443 г. в Фурии. Будучи архитектором по специальности, он боролся с беспорядочной, некрасивой и негигиеничной планировкой греческих городов. Он перестроил Пирей, создав здесь прямые улицы, пересекающиеся под прямым углом. Так же спланировал он и новую колонию Фурии, одним из основателей которой он был. Он был создателем первой из известных нам социальных утопий. Его идеальное государство должно было иметь 10 000 жителей и делиться на 3 резко отграниченных друг от друга класса: класс вооруженных защитников страны, класс земледельцев и класс ремесленников. На государственные должности могли избираться только «защитники». Земледельцы не имели права владеть оружием, а ремесленники не могли владеть ни оружием, ни землей, так что «оказывались почти что рабами защитников» (Аристотель). Смелый реформатор, Гипподам оказался в плену не только у сухого схематизма, но и у традиционных взглядов, считающих только аристократов способными заниматься государственными делами, а ремесленников – «неспособными к делам добродетели», «прирожденными рабами». Эта утопия несомненно оказала влияние на идеальное государство Платона.
В литературе, науке, искусстве эпохи Перикла мы наблюдаем ту же особенность, что и в политической жизни: идя по новым путям, афиняне не решаются открыто рвать с прошлым. Этот шаг будет сделан в конце V в.
9. ИСТОЧНИКИДокументальные источники для времени 461—431 гг. значительно обильнее, чем для предыдущей эпохи. До нас дошел целый ряд надписей, интересных и для внутренней и для внешней истории греческих государств этого времени, главным образом для истории Афин. Наиболее важным документальным источником являются надписи со списками раскладки фороса; первый список относится к 454 г., остальные – к последующим; сохранились списки почти за все годы, но некоторые в очень фрагментарном состоянии. Эти списки дают возможность сделать ряд выводов по истории союза: о выходе из союза одних городов и вхождении других, о переходе их из числа независимых союзников в платящих обложение подданных, о повышении и понижении обложения, о владениях членов союза и т. д. Ряд надписей относится к финансам и хозяйству Афин, к сооружению построек и статуй; другие представляют собой надгробия воинов, павших в крупнейших битвах (в битвах 459 г. – во всех концах тогдашнего мира, в битве 457 г. – при Танагре, 446 г. – при Коронее, а также на могиле одного из участников боев несчастного 445 г.); эти надписи иногда содержат интересные исторические факты. Другие надписи регулируют отношения афинян с восставшими и усмиренными союзниками (постановления народных собраний о Халкиде, Гестиее, Самосе, Византии, Херсонесе и т. д.), говорят о выводе колонистов-клерухов (во Фракию) или представляют собой международные договоры; так, договоры с Эгестой 454 г., с Леонтинами и Регием 433 г. иллюстрируют западную экспансию Афин. Дошли до нас и черепки, относящиеся к остракизму 443 г.
Афинские монеты этой эпохи более многочисленны, чем в предыдущую, но значение их (исключая вопрос о монетной политике Афин) невелико.
Из исторических трудов первоклассным источником, почти современным событиям, является, как и для предшествующего периода, вступительный обзор у Фукидида (кн. I, гл. 104 – 117). Это – единственная связная история разбираемой эпохи; к ней применимо все то, что было сказано о Фукидидовой трактовке предыдущего периода; так, у Фукидида отсутствуют такие важные факты, как битва при Эное и Каллиев мир. Об отрывках из памфлета Стесимброта мы также сказали уже выше.
Почти столь же большое значение, как Фукидид, имеет и памфлет об афинском государственном устройстве, написанный около 425 г. и ошибочно приписывавшийся Ксенофонту. Автор его – неизвестный олигарх, озлобленный враг демократии; однако это умный человек, понимающий настоящие причины событий; он впервые в истории выдвигает понятие классовой морали, как обоснование правильно понятых классовых интересов. Интересные разрозненные указания, относящиеся к внешней политике Афин и к партийной борьбе в эту эпоху, мы находим в трагедии Эсхила «Евмениды».
Из более поздних источников чрезвычайно важна биография Перикла у Плутарха, воспроизводящая ценные факты из утраченных источников (например, об общеэллинском конгрессе, о поездке Перикла в Черное море, о Фукидиде из Алопеки и т. д.), и соответствующие главы «Афинской политии» и «Политики» Аристотеля. Интересный материал содержат соответствующие главы Диодора (XI, 78 – XII, 35) и схолии (античные комментарии) к Аристофану, – здесь использованы афинские хроники V и IV вв. – Аттиды, а также биографии историка Фукидида, в которые по ошибке попали некоторые сведения о Фукидиде из Алопеки.
Однако, несмотря на то что для этой эпохи источники обильнее и что здесь нет такой хронологической путаницы, как в истории 479—461 гг., все же и здесь, вследствие краткости и отрывочности рассказа Фукидида, целый ряд вопросов остается сомнительным и спорным. Так, начало египетского похода мы вместе с Диодором, Плутархом и многими нынешними учеными относим еще к правлению Кимона; ряд виднейших ученых относит начало этого похода к эпохе Перикла, отчего вся картина истории этой эпохи существенно меняется; взятие Аргосом Микен некоторые ученые относят (вслед за Диодором) к 468 г.; мы датируем это событие, вместе с большинством ученых, 460 г. Битву при Эное, о которой сообщает только Павсаний, мы, вместе с большинством ученых, относим также к 460 г.; другие отождествляют ее с битвой при Энофитах в 457 г.; третьи относят ее к IV в. В настоящее время, по-видимому, никто уже не считает вслед за Плутархом, что мир с Персией последовал непосредственно за битвой при Евримедонте в 470—465 гг.; его относят к 449—447 гг. Но по вопросу о его характере мнения расходятся: одни считают, что никакого мира не было, а было лишь фактическое прекращение военных действий; другие – что инициатива этого мира исходила от персов и что персы признали по этому миру независимость малоазийских греков; мы, наоборот, вслед за рядом новейших исследователей полагаем, что инициатива мира исходила от Перикла и что этим миром был признан суверенитет персов над малоазийскими греками при условии предоставления им автономии. В общеэллинском конгрессе, который собирался организовать Перикл, одни видят акт афинской агрессии, другие, наоборот, отказ от агрессии. В Тридцатилетнем мире 445 г. одни усматривают блестящую победу Перикловой дипломатии и величайший успех Афин, другие – провал всей политики Перикла и признание ее несостоятельности и т. д.
Все эти разногласия показывают, с какими большими трудностями связано изучение этой наиболее блестящей эпохи греческой истории.
ГЛАВА IX
АРХИДАМОВА ВОЙНА
1. АФИНЫ И СПАРТА ПЕРЕД ВОЙНОЙВойна, о которой мы будем сейчас говорить, известна под названием Пелопоннесской. Под Пелопоннесской войной обычно понимают две отдельные войны: Архидамову войну (431—421) и Декелейскую (или Ионийскую) войну (415—404). Соединение этих двух войн в одну – произвол Фукидида, ни для кого не обязательный. В самом деле, если рассматривать вооруженную борьбу между Пелопоннесом и Афинами как одну войну, то ее надо начинать с 459 г., с битвы при Галиях, и кончать миром 374 г., ибо в течение всего этого времени военные столкновения между пелопоннесцами и афинянами только затихали на некоторое время, но никогда не прекращались совершенно. С другой стороны «1-й Пелопоннесской войной» называют еще и военные действия 459—445 гг. Мы этих названий будем по возможности избегать.








