Текст книги "История Греции"
Автор книги: Соломон Лурье
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 65 страниц)
«Партия города», опиравшаяся на крестьянство и зажиточных горожан, не была заинтересована ни в обложении союзников и богатых людей, ни в системе диэт. И она стоит на почве существующего демократического строя, но требует облегчения тягот, падающих на богатых афинян и союзников, отказа от системы «диэт» (вознаграждений за исполнение государственных должностей) и соблюдения исконного принципа афинского государства, по которому гражданином является тот, кто может «помочь государству телом и деньгами», т. е. люди, имеющие хотя бы небольшое собственное имущество и собственное вооружение.
Итак, одна из этих «партий» – пирейская – опиралась главным образом на голоса городской бедноты – мастеровых и безработных, а другая – на голоса крестьян и зажиточных горожан. Но во главе и той и другой из «демократических партий» стояли очень богатые люди. Во главе «пирейской партии» стояли владельцы крупных ремесленных и торговых предприятий, судовладельцы, купцы, ведшие торговлю с заграницей и т. д. Так, лидерами этой партии с начала Пелопоннесской войны последовательно были: канатчик Евкрат, торговец овцами Лисикл, сын владельца кожевенной мастерской Клеон, торговец лампами Гипербол, торговец лирами Клеофонт и т. д., – «канатопродавец», «овцепродавец», «колбасопродавец», «лампопродавец», «лиропродавец», одним словом, как острит Аристофан, целая династия «продавцов», в подавляющем большинстве незнатного происхождения, часто даже с большой примесью неафинской крови.
Вожди враждебной им «партии города» по большей части происходили из знати, но были не в меньшей мере «деловыми людьми»: они были (если можно исходить из скудных свидетельств) не «продавцами», а «ростовщиками». Уже олигархический противник Перикла Фукидид из Алопеки, как мы говорили выше, был крупным ростовщиком, причем любопытно, что жертвами его эксплуатации были афинские союзники – эгинцы, которых он, по сообщению анонимного биографа, окончательно разорил. Люди этого же круга возглавили теперь и новую партию «города». Никий, главный противник Клеона, владел 100 талантами (около 300 000 золотых рублей), большей частью в наличных деньгах, и 1000 рабами; он занимался ростовщичеством и отдачей рабов в аренду в рудники. Большим поклонником Никия был историк Фукидид, считавший, что из всех эллинов его времени «Никий менее всех заслуживал казни, ибо во всем своем поведении следовал установленным принципам благородства». К конституции 411 г., отменившей вознаграждение за исполнение государственных должностей и ограничившей круг полноправных граждан лицами, владеющими тяжелым вооружением, т. е. осуществившей чаяния этой партии, Фукидид относится с большим энтузиазмом, заявляя, что это «наилучший государственный строй – на его, по крайней мере, памяти» (VIII, 97). Значит и Фукидида мы вправе причислить к этой же группе, а нам известно, что и он, как и Никий, был очень богатым человеком (aner pachys, «толстосум», как его называет Аристофан), и владел, как и Никий, участками в рудниках. В этих случаях владелец не был организатором рудничного предприятия – это была чисто финансовая операция, состоявшая в отдаче в наем рабов. Итак, занятия руководителей «партии города», поскольку они нам известны, состояли прежде и чаще всего в ростовщичестве и сдаче рабов в аренду; наряду с этим они, как аристократы, владели земельными участками.
Радикализм богатых вождей пирейской партии во внутренней политике объясняется скорее всего тем, что их потери на налогах, обложениях и т. д. с лихвой возмещались той выгодой, которую доставляли им внешняя политика их партии и возможность соответственно увеличению обложения повышать цены на производимые и продаваемые ими товары. Они были в основном оптовиками и сбывали свой товар мелким рыночным торговцам, преимущественно метэкам, негражданам. Все возмущение населения дороговизной и спекуляцией товарами им удавалось искусно направлять на этих несчастных лавочников, как мы видим из речи Лисия «О хлебных торговцах». Если земельное имущество, богатые жилища, одежда и драгоценности аристократов вследствие их широкого образа жизни были легко учитываемы – это было «явное имущество» (ousia phanera), и его легко было соответственно обложить, то вожди пирейской партии, выходцы из низов, привыкли жить скромно, их деньги лежали в значительной мере в заморской торговле и вообще в товарах, являясь «неявным имуществом» (ousia aphanes), которое учесть было труднее; поэтому политика государственного кормления демоса затрагивала их карманы в меньшей мере, чем карманы их политических противников.
Таким же образом можно объяснить и разницу в отношении руководства той или другой партии к союзникам. Запрещение ввоза хлеба и ряда других товаров куда бы то ни было, кроме Афин, торговые пошлины, обязанность союзников являться по ряду дел в Афины и т. д. были, конечно, в высшей степени выгодны афинским торговцам и ремесленникам, так как ставили их в более выгодные условия, чем их конкурентов в союзных городах. Им же был выгоден и форос, между прочим, и потому, что, как справедливо замечал Аристофан, только часть его шла на кормление народа, а немалая доля попадала и в карманы вождей демократической «партии Пирея», стоявшей в это время у власти. Вожди «партии города» не были заинтересованы во всех этих мероприятиях и поэтому могли без вреда для своего кармана в демагогических целях агитировать против этих мер.
Но отсюда не следует, что они были врагами эксплуатации союзников вообще. Фукидид, будучи чрезвычайно добросовестным и точным историком, сохранил нам замечательные слова одного из вождей крайних олигархов Фриниха (VIII, 48, 6) «Союзники уверены, что так называемые kaloi kagathoi (олигархи) доставят им не менее неприятностей, чем демократы, так как они советуют народу и приводят в исполнение те суровые меры, из которых они, главным образом, извлекают пользу для себя. Быть под властью таких людей значило бы для союзников подвергаться без суда казням и насилиям, тогда как демократия служит прибежищем для них и уздою для олигархов. Он, Фриних, наверное знает, что (союзные) государства, наученные самим опытом, думают именно таким образом». Фукидид не стал бы, конечно, вкладывать эти слова в уста вождя олигархов, если бы дело действительно не обстояло так. Олигархи также были заинтересованы в выжимании соков из союзных городов, но другими путями. Каковы были эти пути, видно из устава II Афинского морского союза, ставившего своей специальной целью устранить несправедливости по отношению к союзникам, имевшие место в первом союзе. Кроме запрещения взимать форос, высылать гарнизоны и клерухии, вмешиваться во внутренние дела союзников и т. д., здесь специально оговорено, что в союзных городах афиняне не могут ни покупать недвижимость, ни давать деньги под залог недвижимости. Наоборот, в договоре с Халкидой, заключенном в 446 г., специально оговаривается, что халкидяне не могут облагать налогами тех, кто платит налоги в Афины или освобожден от них в Афинах, т. е. афинян и метэков, переселившихся из Афин. Если сопоставить с этим приведенное выше сообщение о ростовщических операциях Фукидида из Алопеки, то можно, по-видимому, прийти к выводу, что люди этой группы эксплуатировали союзников преимущественно тем же способом, каким впоследствии римские сенаторы провинциалов, т. е. путем ростовщичества, путем отдачи в рост денег под залог имущества, пользуясь тем, что суды были в их руках; при этом либо они сами переселялись на время в союзные города, либо действовали через своих клиентов – метэков. Вполне возможно, что радикальная демократия именно в целях борьбы с этими злоупотреблениями запрещала (например при выводе клерухий в Митилену в 427—426 г.) принимать участие в клерухии богатым гражданам; если бы эта мера объяснялась просто стремлением уменьшить конкуренцию для граждан-бедняков, то непонятно было бы, почему в клерухии могли принимать участие метэки, но не могли пентакосиомедимны и всадники.[250]250
См. мою статью «Эксплуатация афинских союзников» (Вестник древней истории. 1947. № 2. С. 13—27).
[Закрыть]
Таковы были «партии», боровшиеся после смерти Перикла в Афинах. Вернемся к положению на полях сражения в это время.
5. ВТОРОЙ ПЕРИОД ВОЙНЫ. ПИЛОССКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯВ год смерти Перикла, в 429 г., спартанцы не вторглись в Аттику из страха перед свирепствовавшей там чумой. Вместо этого войско Архидама было использовано для похода на Платеи, открыто ставшие на сторону Афин в 431 г. Платейцы в награду за их заслуги в борьбе с персами и за разорение, которому подверглась их территория в 479 г., находились в особом положении: их территория была объявлена священной и неприкосновенной. Но, по мнению спартанцев, они сами лишили себя этих привилегий, нарушив строгий нейтралитет и став на сторону Афин. Платейцам было предложено расторгнуть союз с Афинами; в качестве меры, гарантирующей их нейтралитет, им было предложено «временное» занятие Спартой в залог их территории до конца войны. После того как афиняне гарантировали платейцам энергичную поддержку, они отвергли предложение Спарты. Вслед за этим, летом 429 г., спартанцы вместе с фиванцами приступили к осаде Платей. Афиняне, принужденные ограничиться морскими операциями, существенной поддержки оказать платейцам не могли.
В 428 г. по наущению спартанцев от Афин отпала Митилена на Лесбосе. Обещанной митиленцам помощи Спарта, однако, не прислала. Руководителями восстания в Митилене были аристократы, но и роль демократической партии была двойственной. С одной стороны, по свидетельству Фукидида, демократическая партия не участвовала в восстании и, получив в конце осады Митилены оружие, передала афинянам город; с другой стороны, митиленским демократам Клеон ставил в вину то, что они не перешли на сторону афинян, а «сочли для себя более надежным разделить опасность с аристократами и поэтому отложились». Свет на это противоречие проливает сообщение Фукидида о сдаче Митилены.
После годичной осады правительство Митилены решило для успешной вылазки вооружить тяжелыми доспехами беднейших граждан, служивших до этого времени, из-за недостатка средств на покупку оружия, легковооруженными. Получив вооружение, митиленцы перестали слушаться должностных лиц и, собираясь на сходки, решили: или богатые должны открыть свои запасы хлеба и разделить их между всеми гражданами, или же они одни вступят в соглашение с афинянами. Таким образом, можно думать, что вожаки демократической партии, богатые люди, увлекались мечтой о полной независимости их города, о самостоятельной роли Митилены в эгейской торговле; они шли заодно с аристократией, ведя за собой и широкие народные массы. Но когда измученные голодом и осадой народные массы получили оружие, они потребовали либо передачи им всего хлеба, либо сдачи города афинянам. Богачи предпочли сдаться на милость афинянам, лишь бы не делить хлеб с беднотой; очевидно они рассчитывали сохранить свое влияние и при афинянах. После сдачи Митилены в афинском народном собрании был поставлен вопрос, как поступить с митиленцами. Клеон требовал, чтобы для устрашения остальных союзников все взрослые мужчины в Митилене были казнены, а женщины и дети проданы в рабство. Несмотря на протесты более умеренных общественных деятелей, такое решение было принято, и афинский корабль повез этот приговор в Митилену. Однако на следующий же день афиняне передумали и постановили казнить только (!) тысячу активных участников восстания. Была послана в Митилену вторая триера, которой удалось прибыть в последнюю минуту перед казнью. В результате всего происшедшего Митилена лишилась независимости и принуждена была платить форос; у митиленцев была отнята часть земли и распределена между афинскими клерухами.
В том же 427 г. платийцы были доведены голодом до крайности; ста двадцати храбрецам удалось бежать через вражеские укрепления в Афины, остальным пришлось сдаться. Сдавшиеся были казнены.
В 426 г. в Спарте произошло землетрясение, и вторжение пелопоннесской армии в Аттику не состоялось. Взамен этого спартанцы попытались укрепить свое влияние на севере Греции и основали колонию Гераклею (Трахинскую) у подножия горной цепи, спускавшейся около Фермопильского прохода к морю. Эта колония должна была состоять из 10 000 боеспособных граждан. Организация колонии была освящена авторитетом дельфийского оракула, ставшего с начала Пелопоннесской войны, как мы видели, всецело на сторону Спарты. Если при основании афинянами колонии Фурии в Италии оракул дал благословение на участие в колонии выходцев из всех эллинских племен, то на этот раз оракул забыл о панэллинизме и разрешил принять участие в колонизации всем грекам, кроме «ионян и ахейцев», т. е. кроме афинян и фтиотийских ахейцев, жителей южнофессалийской области. Основание этой колонии было военным мероприятием, направленным именно против афинян и фтиотийских ахейцев: имелось в виду отрезать Афины от Евбеи, их главного источника хлебного снабжения, и включить в сферу влияния Спарты ахейцев и другие фессалийские племена, в силу вековой традиции сочувствовавшие Афинам и находившиеся в сфере их влияния. Однако этот план не удался: ахейцы, энианы, долопы и другие племена, раздраженные вторжением спартанцев в их область и захватом части их территории, совершали удачные набеги на Гераклею, и колония влачила жалкое существование.
В том же 426 г. афинянам удалось отвоевать себе город Нотий в Ионии, служивший гаванью Колофона, входившего в состав Афинского морского союза и отпавшего незадолго перед тем к персам при содействии враждебной Афинам партии.
Спартанцы все время отправляли послов к персидскому царю Артаксерксу. Но царь, по словам Фукидида (IV, 50), «не понимал, чего хотят лакедемоняне, так как каждый из множества являвшихся к нему послов говорил то то, то другое», и требовал, чтобы спартанцы «сказали что-нибудь определенное». По-видимому, царь требовал, чтобы спартанцы открыто признали его власть над малоазийскими греками, спартанцы же не решались прямо пойти на это, рискуя потерять популярность среди афинских союзников; такое признание стояло бы в явном противоречии с выдвинутым Спартой лозунгом «свободы всех эллинов».
В Сицилии дела афинян шли удачно. Сиракузы и прочие дорийские города Сицилии уже с начала войны вступили в Пелопоннесский союз и начали теснить ионийских жителей Леонтин и Регия, вступивших в начале войны в оборонительный союз с Афинами. В 427 г. в Афины прибыла делегация из Леонтин с просьбой о помощи; одним из членов этой делегации был знаменитый софист Горгий. Афиняне послали на помощь леонтинцам эскадру в 20 кораблей; этого было достаточно для того, чтобы покушения сиракузян на ионийские города прекратились. Впрочем, как справедливо замечает Фукидид (III, 86, 4), оказание помощи леонтинцам было только предлогом; действительной целью было «воспрепятствовать доставке хлеба из Сицилии в Пелопоннес, а также сделать рекогносцировку, нельзя ли будет подчинить себе Сицилию».
Уже пять лет тянулась война. Афиняне оставались по существу победителями; наоборот, спартанцы, поставившие целью разрушить Афинский морской союз и сблизиться с персидским царем, терпели неудачу. Вдобавок, при отсутствии денег в казне пелопоннесских государств и при чрезвычайной громоздкости аппарата Пелопоннесского союза, продолжение войны становилось для Спарты все более и более трудным, а постоянное отсутствие спартиатов увеличивало опасность восстания илотов. Действительно, среди них началось брожение. Все это было причиной того, что в 426 г. в Спарте взяла верх партия мира: царь Плистоанакт, представитель дома Агиадов, сочувствовавшего афинянам, получил разрешение вернуться из изгнания. Его прибытие ознаменовалось отпущением на волю части илотов и образованием из них особой группы неполноправных граждан, неодамодов; таким образом, теперь впервые была осуществлена часть программы группы, руководимой Агиадами, – программы, выдвигавшейся уже регентом Павсанием. Начаты были переговоры о мире. Но спартанцы при этом ставили условием возвращение Эгины ее прежним жителям. Каковы были остальные требования спартанцев, мы не знаем; во всяком случае мирные переговоры ни к чему не привели.
Тем временем внутренняя борьба в греческих полисах становилась все более ожесточенной. Особенно длительную и тяжелую форму приняла борьба между демократами и аристократами на острове Керкире. То, что афиняне в 434 г. поддержали олигархов в Керкире и Эпидамне, было тактическим шагом, направленным своим острием против Коринфа. Упрочившись в Керкире, афиняне, разумеется, стали поддерживать здесь родственную им демократию. Ввиду большого торгового значения Керкиры Спарта и Коринф не упустили случая использовать эту борьбу партий в Керкире в своих целях. И афиняне и пелопоннесцы послали к острову свои суда. После ряда перипетий, сопровождавшихся избиениями беззащитных людей, афинянам удалось окончательно утвердить на Керкире господство демократической партии (олигархи были перебиты) и обеспечить присоединение Керкиры к Афинскому морскому союзу. Любопытно, что ожесточение борьбы дошло до того, что обе стороны – и демократы и олигархи – через глашатаев призывали в свои войска рабов, обещая им свободу; большая часть этих рабов примкнула, однако, к демократам. В связи с подробным изложением партийной борьбы на Керкире Фукидид (III, 82 сл.) дал в характерной для него психологической манере анализ того влияния, какое война оказывала на огрубение человеческих нравов:
«Вследствие междуусобиц нравственная порча во всевозможных видах водворилась среди греков, и то простодушие, которое более всего присуще благородству, подверглось осмеянию и исчезло; наоборот, широко возобладало неприязненное, полное недоверия отношение друг к другу... Так как все полагали свое превосходство не столько в прочности взаимного доверия, сколько в расчетливом способе действия, то заранее обращали внимание не на то, можно ли довериться другому, а на то, как бы не попасть в беду. Перевес бывал обыкновенно на стороне людей не особенно дальнего ума: сознавая свою недальновидность и чувствуя проницательность со стороны противников, они опасались, как бы не оказаться менее искусными в способности логически рассуждать, как бы другая сторона, при своей изворотливости, не предупредила их своими кознями. Поэтому они приступали к делу решительно. Напротив, люди, отличающиеся самомнением, воображали, что предусмотрено все, что нет нужды употреблять силу там, где можно достигнуть цели изворотливостью; поэтому такие люди не принимали мер предосторожности и гибли в большом количестве».
В 425 г. в ходе войны наметился некоторый сдвиг. Афинский стратег Демосфен решил использовать волнения, происходившие среди илотов, и построил на этом свой план действий, представлявший развитие замыслов Перикла. Он уговорил стратегов, стоявших во главе флота, отправившегося вокруг Пелопоннеса на Керкиру и в Сицилию, захватить город Пилос на берегу Мессении (на северном выступе нынешней Наваринской бухты), откуда легко можно было поднимать восстания мессенских илотов. Видя серьезность создавшегося положения, спартанцы направили большие силы против Пилоса – как флот, так и сухопутную армию. Отряд в 420 гоплитов, в том числе 180 спартиатов, захватил Сфактерию, – остров, лежащий против Пилоса. Афинянам удалось разбить спартанцев на море; отряд, бывший на Сфактерии, не успел переправиться на берег и был осажден афинянами. Количество спартиатов в это время (ввиду того, что разорившиеся спартиаты вышли из числа полноправных граждан) было вообще невелико; убыль в 180 спартиатов была поэтому очень ощутимой. Спартанцы отправили послов в Афины, предлагая заключить мир на условиях status quo ante bellum[251]251
На условиях восстановления положения, бывшего до начала войны.
[Закрыть] и сверх того – договор о союзе и дружбе, но стоявшая у власти в Афинах «партия Пирея» с Клеоном во главе предъявила Спарте столь тяжелые требования, что переговоры были прерваны.
Между тем осада Сфактерии затянулась. Несмотря на блокаду, спартанцам удавалось все-таки переправлять на остров съестные припасы, и поэтому осажденных нельзя было взять измором. Идти же приступом Демосфен не решался. Таково было официальное объяснение того, что блокада затягивалась, но радикальные демократы в Афинах, по-видимому, обвиняли Демосфена в том, что он смотрит сквозь пальцы на провоз продуктов и вследствие недостаточной демократичности не желает вести войну с необходимой энергией, а его единомышленников в Афинах – в том, что они не оказывают войску, стоящему под Пилосом, достаточной поддержки.
Когда Клеон в народном собрании выступил с такими обвинениями, Никий предложил самому Клеону взять на себя руководство осадой Сфактерии, если он умеет лучше воевать, чем Демосфен. Это могло звучать насмешкой, так как Клеон, сын кожевника, не был, конечно, специалистом в военном деле. Фукидид рисует всю эту сцену в чрезвычайно комических тонах; однако у того, кто прочтет пилосский эпизод у Фукидида до конца, не сложится впечатления, что Клеон был трусом и хвастуном. После недолгих колебаний Клеон принял предложение Никия и отправился в Пелопоннес. Получив подкрепление, привезенное Клеоном, и, вероятно, под давлением последнего, Демосфен вынужден был перейти к более энергичным действиями. После того, как сгорел лес, служивший защитой спартанцам, осада стала делом более легким. Афиняне высадили на остров десант. Лакедемоняне, окруженные преобладающим по численности врагом, сдались на милость победителя (осенью 425 г.). Их осталось всего лишь 292 человека, в том числе 120 спартиатов. Их перевезли в Афины и держали под арестом в тяжелых условиях, чтобы заставить спартанцев поскорее заключить мир. В то же время спартанцы были предупреждены, что если они снова вторгнутся в Аттику, пленные будут казнены. Действительно, вторжения спартанцев в Аттику с этого времени прекратились, и война приняла иной характер.
Таким образом, Клеон на деле доказал, что энергичная и последовательная политика в духе представляемой им радикальной демократии может привести к блестящим результатам. Афиняне решили и впредь энергично вести наступательную войну.
Внешней политике соответствовала и внутренняя. Собранный при Перикле денежный запасный фонд был израсходован. Уже во время лесбосской экспедиции пришлось прибегнуть к чрезвычайной и не пользовавшейся популярностью среди зажиточных афинян мере – повышению платимого этими гражданами налога с имущества (так называемая эйсфора); одна осада Потидеи обошлась в 2000 талантов. По предложению Клеона был почти удвоен форос, платимый в это время членами Афинского морского союза по раскладке: вместо 600 стало взиматься более чем 1400 талантов.[252]252
Надпись со ставками новой раскладки до нас дошла (Tod, Greek Historical Inscriptions. Vol. I. N 66).
[Закрыть] Разумеется, в основном это повышение соответствовало обычному в военное время падению ценности денег; тем не менее эта мера вызвала неудовольствие союзников.
Зато среди афинской бедноты деятельность Клеона пользовалась большой популярностью: он провел увеличение диэт для гелиастов с двух до трех оболов. Это привело к тому, что политический антагонизм между зажиточными гражданами и беднотой стал еще глубже. Зажиточные группы (прежде всего крестьянство) вступают теперь в тесный союз с аристократией.
Памятником этого союза и явилась написанная в 424 г. комедия Аристофана «Всадники». Здесь мы читаем и о «пилосском пироге», вырванном из-под носа у искусного повара Демосфена и поднесенном Клеоном народу от своего имени, и о процессах, штрафах и обложениях, которые Клеон обрушивает на богатых людей, и о притеснении богатых людей в союзных городах, и о кормлении народных масс.
Получив новые средства, Клеон продолжал наступательную войну. В 424 г. Никий захватил Мефану в Арголиде, остров Киферу близ Лаконики, славившуюся ловлей пурпуровых улиток и к тому же служившую главной стоянкой спартанского флота, а Демосфен – гавань Мегар Нисею, вследствие чего он совершенно отрезал Мегары от Эгейского моря.
