Текст книги "Прозрачные Драконы"

Автор книги: Шон Макмуллен (Макмаллен)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Скептики вызывали недовольство у Коллегии? – спросил Ларон. – Вряд ли. Это всего лишь орден жрецов-агностиков, занимающийся наукой. Они не представляют никакой угрозы.

– Сейчас уже нет, господин, – сказал крестьянин. – Нечто сожгло дотла их храмы за одну ночь.

– Что? Но их было не меньше дюжины.

– Да, господин, именно поэтому встречались воины Коллегии. Невидимая угроза нависла над землей. То была Стена Драконов, вот что я думаю.

– Эндри и я завтра срочно отправляемся в Альберин, – заявил Ларон Риеллен, когда крестьянин ушел. – Мы должны сообщить об этом ополчению. Если явится еще кто-то, им придется встретиться с вооруженными воинами.

Ларон ожидал, что возникнет спор о необходимости провести голосование, но вместо этого Риеллен неожиданно показала на что-то наверху.

– Вам лучше бы сказать им об этом, – произнесла она.

Облака рассеивались, и стали проглядывать звезды.

Кроме них, все заметили отчетливую тонкую и яркую линию голубого цвета.

– Впервые я увидел ее на Когте-скале, но с тех пор было облачно, – поделился Эндри. – Тери… то есть Терикель… она очень не понравилась.

– Смотрите, линия медленно движется к звездам, – сказала Риеллен. – И, судя по углу наклона, я бы предположила, что она пересечет Стену Драконов у каменной кладки Центрас, на экваторе.

– Линия связана со Стеной Драконов, но тянется по всему миру, – внезапно понял Ларон. – Наверно, она проходит через…

– И земли Коллегии Воинов, и храмы Скептиков, – закончила за него Риеллен. – Из-за этой штуки пламя Стены Драконов может вспыхнуть в любой точке мира. Наш мир в опасности.

Побережье Тореи вначале было трудно различить, затем, по мере того как Терикель, стремившаяся долететь до него прежде, чем начнется буря, которая снесет ее на запад, приближалась к нему, оно вырисовывалось все отчетливее. Терикель медленно снижалась и пыталась сопоставить то, что видела, со своими воспоминаниями. Земля как-то странно блестела, травы и листьев нигде не было. Она заметила на берегу холм и горы, уходящие в глубь материка. Холм казался очень неровным, и некоторые его склоны спускались прямо в море. Стал виден маленький город, с бухтой и каменным пирсом. И еще один холм. Зантриас. В прошлом году этот торейский порт был последним, что видела Терикель перед гибелью материка.

Наступил вечер. Процветающим, благоденствующим городом Зантриас предстал перед Терикель в последний раз тем утром. Теперь она кружила над руинами, борясь с ветрами и бурей, до сих пор бушующей в море, и постепенно снижалась, летя по спирали к холму, где находились остатки храма Метрологов. К тому времени Терикель уже три дня не ступала на землю и поэтому то засыпала, то вздрагивала и просыпалась. «Стоит только задремать чуть сильнее, и заклинание исчезнет, – говорила она тогда себе. – А если заклинание исчезнет, исчезнут и крылья». Развалины главного храма Метрологов и других примыкающих к нему зданий были по-прежнему узнаваемы, хотя все деревянные перекрытия и сгорели.

Терикель чувствовала, как ее изможденный разум окутывает паутина сна, но сейчас под ней была уже не вода. Она миновала церемониальную площадь Метрологов, где желающие принять духовный сан проходили суровые испытания. Алтарь в форме огромной каменной руки был все еще здесь, обуглившийся и разрушенный на части сильным огнем, погубившим Торею. Терикель вспомнила, что Веландер стала последней, кто прошел здесь посвящение. Терикель взлетела высоко над бухтой и тотчас узнала каменный пирс, где стояла «Лунная тень» во время этого ритуала. Повсюду валялись блестящие расплавленные осколки, похожие на чешуйки отмершей кожи. «Лунная тень» была привязана там, когда… Терикель заставила себя вспомнить, что находилась в объятиях капитана, Ферана, пока Веландер проходила обряд посвящения. Она вздрогнула, снова представив, как старейшина приказывает ей соблазнить шпиона и оставить Веландер одну.

– Если бы можно было все вернуть, я бы велела этой старой кошелке самой выполнять свою «миссию доброты», – сказала Терикель сама себе, надеясь, что так бы и случилось.

Она вспомнила, как в одно чудесное утро смотрела сквозь зарешеченные окна каюты капитана «Лунной тени» на ясное небо. Через полчаса порт и все, кто оказался там, исчезли вместе с материком. Находящиеся на борту «Лунной тени» выжили, потому что корабль был непотопляемым: он словно держался за воздух. Веландер примчалась по дороге от храма, осознав угрозу, исходящую от Серебряной Смерти. Ларон серьезно воспринял ее предупреждения, и «Лунной тени» едва удалось избежать гибели в огне. С тех пор тихое солнечное утро всегда вызывало в душе Терикель чувство беспокойства.

Пустынная местность, которая была под ней, ничем не отличалась от других пустынных местностей, однако Терикель хотелось приземлиться именно туда. Без людей она казалась какой-то неправильной: в памяти всплывали такие живые воспоминания – словно призраки, не нашедшие успокоения. На каменном пирсе лежали тюлени и похожие на черепах морские существа. На них набегали пенные волны, вздымаемые поднимающимся ветром. Именно здесь Терикель когда-то прогуливалась с Веландер, и здесь однажды ночью она бежала, взявшись за руки с Фераном, не зная, что это были ее последние шаги по Торее.

– Я должна еще раз пройтись по Торее. Материк достоин лучших воспоминаний, – сердито сказала она. – Это место ничем не хуже остальных: тут тоже можно приземлиться, переждать бурю и выспаться.

Терикель стала искать широкую, ровную площадку для приземления, и тут ее внимание привлекло движение на одной из разрушенных улиц. Подлетев ближе, она увидела темные очертания, внезапно превратившиеся в бегущую фигуру, которая исчезла за углом. Среди теней возникло еще что-то, тоже вскоре пропавшее из виду. «А ведь Зантриас по-прежнему обитаем», – подумала Терикель. Вероятно, это были заблудившиеся ловцы тюленей, которые не смогли выбраться во время торейских бурь, сделавших путешествия по морю не просто опасными, а смертельно опасными.

Терикель знала, что издалека она напоминала маленького дракона. Ловцы тюленей вряд ли бы с радостью приветствовали подобное существо. Самые маленькие драконы пользовались самой дурной славой, поскольку они всегда были особенно ненасытны и жадны до жизненной силы. В глубине души маги переставали быть людьми и потому охотились за всем, из чего могли черпать энергию. С другой стороны, если ловцы тюленей не знали о драконах, то для них Терикель являлась просто одинокой уставшей женщиной с волшебными крыльями за спиной.

Внезапно идея приземлиться на развалины показалась ей неудачной, и спать там тоже не хотелось, хотя сон Терикель был жизненно необходим. Сон означал потерю контроля, и, следовательно, исчезновение крыльев, однако мысль об отдыхе в безопасном месте не давала покоя. Где-нибудь внутри материка, там, где нет никого, интересующегося мертвой землей материка Торея.

С моря надвигалась буря, дул резкий ветер, и приземлиться было сложно. Терикель воспользовалась восходящими воздушными потоками вокруг Зантриаса, чтобы снова набрать высоту, и оказалась над сушей. Ко второму дню полета самой главной задачей стало не заснуть, и сейчас это превратилось в настоящую проблему. Хотя ведь, наверно, в глубине Тореи представится множество шансов приземлиться, избавиться от заклинания и отдохнуть.

Терикель не испытывала острого чувства голода, поскольку в воздухе съела то, что оказалось в мешке. Сбавив скорость, она освободила руку и засунула ее в сумку. Оставалась еще половина припасов, но запас воды почти подошел к концу.

Наступила ночь, когда Терикель перестала набирать высоту: она оказалась над облаками. Снова поела, желая скорее отвлечься, нежели утолить голод.

На западе появился большой зеленый диск Мираля с кольцами, хотя отчетливо видимый лунный мир был выше и ярче него. Терикель снова подумала о своих планах и неприятностях. Торея находилась внизу, и на рассвете она могла найти место и приземлиться. Там Терикель, наверно, проспала бы два дня перед перелетом через океан Бесконечности. Вода в мешке кончалась, но в прозрачных родниках Тореи было полно чистой и свежей воды. Проблема состояла в том, что на Торее не было ничего, кроме свежей и чистой воды, а еды у Терикель оставалось всего на три дня.

– Тебе нужно захотеть есть, голод не даст заснуть, – говорила она сама себе, заставляя свой мозг работать.

Когда Терикель очнулась, крылья исчезли.

Через две или три минуты она бы неминуемо врезалась в землю и тут же потеряла бы сознание. За несколько секунд до удара Терикель произнесла заклинание, сложив руки, и появился новый эфирный луч. Сложность была в том, что, когда она разделила луч на части, он не смог разойтись в стороны, и это ограничило размах крыльев. В момент прохождения через верхние слои облаков крылья, вероятно, достигали пять футов в ширину – в десять раз меньше нужного. Но чтобы не врезаться в землю, требовалась хотя бы половина длины.

– Еще немного, всего три минуты! – закричала Терикель, надеясь, что Судьба услышит ее мольбы.

Окруженная стремительными потоками воздуха и полной темнотой, она решила, что любой план, даже самый никудышный, лучше слепой паники. Терикель наконец смогла разделить луч. Медленно, но заклинание начало действовать. За ее плечами образовались крылья V-образной формы. Прошла еще одна минута, и Терикель уже летела вниз, но больше не падала.

Вокруг Терикель сверкала молния, когда она проходила сквозь нижние слои облаков. Вспышки озаряли вершины гор, находящиеся чуть ниже. Быстро приняв очередное отчаянное решение, Терикель начала искать ровную площадку Она находилась над самой высокой из вершин и могла ориентироваться только по ярким вспышкам, когда поравнялась с достаточно прямой и, как казалось, ровной белой полосой, и стала снижаться со скоростью шестьдесят миль в час.

«Пусть там будет снег, пусть там будет много снега», – в надежде на мягкое приземление умоляла Терикель, опуская ноги и поднимая жесткие крылья. В то же время ей хотелось верить, что долгожданная земля уже совсем близко.

ГЛАВА 9
ДЕВУШКА-ДРАКОН

Был вечер, когда группа беглецов во главе с Лароном спустилась с последнего холма, отделяющего их от Альберина. Они остановились у разрушенной башни, между городом и горами Риджбэк. Альберин раскинулся на темной равнине на берегу океана и напоминал ковер, усеянный маленькими яркими пятнышками, которые постепенно разгорались и выпускали дым.

– Трудно поверить, что это Альберин, – сказал Эндри Эссену, когда все повернулись к городу. – Я такого прежде никогда не видел.

– Но разве ты не родился здесь?

– Да, но я видел город только из порта и с дороги в Ахраг. Я издалека рассматривал башню, но думал, что там живет какой-то сиятельный герцог. Я не знал о том, что она разрушена. Теперь любуюсь Альберином, стоя возле нее, словно важный господин, вернувшийся домой после войны. И мы Дома! На самом деле – дома!

– Это ты дома, – пробормотал Уоллес. – Это не мой Дом, и, кажется, до него идти еще далеко. Но спазмы в икрах уже отдаются в бедрах.

– Но ты можешь вдыхать аромат мускусных кустарников и сосен! – воскликнул Эндри, делая глубокий вдох. – Мне становится так хорошо, когда я ощущаю этот запах.

– Вот почему у нас, поэтов, есть место для души, – произнес Уоллес. – Вот почему я…

Пятеро рекконов подняли топоры и направили лезвия на голову Уоллеса.

– Даже не думай об этом, – сказал Эндри.

Ларон продолжал рассматривать город.

– Я тоже здесь был и знаю, что до Альберина еще три часа пешком, – произнес он. – Пора.

Дорога теперь все время спускалась вниз, но Уоллес быстро понял, это оказалось не лучше. Идешь вверх – болят мышцы в ногах, идешь вниз – начинаются судороги в ступнях.

– Так что мы сейчас делаем? – спросил Уоллес. – Что с деньгами, едой, ночлегом, водой, мягкими бинтами и смягчающей мазью для моих ступней?

– Возле шлюза есть монетный двор, – ответил Эндри. – Они никогда не закрывается, поскольку баржи с материка могут прийти в любое время. Мы продадим там нашу кору медикаров, сядем на паром и отправимся в Варфсайд, где много таверн и постоялых дворов.

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – заметил Уоллес.

– А какие там девушки, Эндри? – вмешался Костигер. – Прошло девять лет с тех пор, как я…

– Решил посвятить себя военной службе в чужих странах? – засмеялся Дэнол.

– В Альберине много девушек, – сказал Эндри.

– Девушки, – вздохнул Уоллес, и Уилли тотчас зашипел из-под туники. Уоллес ударил себя рукой по лбу: – Вот! Я знал, это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

– Почему он не спрятан? – спросил Эндри.

– Потому что он натирает мне ноги, когда я иду.

Альберин протянулся на шесть миль в длину и семь в ширину. Он располагался на берегу залива, отмели и подводные камни которого надежно защищали город от волн, ураганов, вражеского флота и нежданных гостей. Единственный пригодный для судоходства канал отлично просматривался с башни Требуч – хорошо оснащенной крепости, построенной на одном из островков. Башня также служила и маяком. Юго-восточная часть города раскинулась на возвышенности; кроме дворца, больших храмов и особняков знати, там расположились и дома состоятельных людей. Кварталы на южной окраине населяли ремесленники. Границей города служила река Альбер. К северу он нее находился процветающий производственный центр города; оттуда на юг вел один-единственный мост. Зато лодок было множество. Это было решение правительства – иметь лишь один мост в городе, и никого не волновало, что это может повлечь за собой какие-то проблемы.

У шлюза беглецы обменяли деньги, которые у них были, на серебряные нобли Скалтикара, и обнаружили, что за кору медикаров предлагают очень хорошую цену. После того, как вопрос с деньгами и документами был улажен, они стали подниматься на паром. Уоллес залез первым, и прежде, чем сесть, нагнулся и поцеловал деревянную скамейку.

– Это зачем? – спросил Эндри, садясь рядом с ним.

– Она отвезет меня туда, куда я хочу, и мне не придется идти, – объяснил Уоллес, закрывая глаза в блаженной истоме и кладя ноги на скамейку.

Долвьенн и Гилврэй расположились слева от Эндри. Он обращал их внимание на городские достопримечательности, пока перевозчик неторопливо отталкивался багром.

– Это самый известный в мире багор, к нему нельзя прикасаться, – заявил Уоллес, открывая глаза.

– Вообще-то это обычный багор, используемый на пароме, – ответил Эндри. – Они все одинаковой длины, но этот легче.

– Говоришь, существует всего лишь один мост? – сказала Долвьенн.

– О да, госпожа. Смотрите, прямо за излучиной. Он называется просто «Мост», поскольку он один.

– И все им пользуются?

– О нет, ведь здесь плавает множество лодок. Большинство из них – крохотные суденышки, с веслами или баграми. Перевозчики спят там под парусами. Разбуди их в любое время, дай монету – и они привезут тебя сюда. Вон некоторые причаливают. Зажиточные люди живут на юге, бедняки вроде меня – на севере. Сейчас мы проезжаем Баржардс – мой дом.

– Ох. Куда мы сейчас направляемся?

– Туда, где река впадает в бухту. Варфсайд – трущобы респектабельного юга, куда ходят богатенькие, чтобы…

– Петь, пить и развлекаться?

– Ну да… да. Но там безопасно. Относительно. На другой стороне реки находится Неверсайд – трущобы из трущоб. Думаю, он называется так потому, что туда лучше не ходить никогда, особенно в темноте.

– Неприятное место, да? – спросил Гилврэй.

– Скорее, опасное. Метрологи построили свои храмы в Варфсайде, но я там не был. Куда думаешь отправиться, Уоллес?

– О, Варфсайд мне как-то больше по душе. Вероятно, устроюсь работать поваром, специализирующимся на сарголанской кухне.

– О да, мудрое решение. Зайди в «Светильник», что в конце Корабельной улицы. Они часто играют сарголанскую музыку, и там дешевые комнаты. Я со своими друзьями возьму как-нибудь лодку после работы, купим по пирогу и пинте и станем играть до тех пор, пока не прозвенит в полночь колокольчик, затем снимем комнату и заснем на полу. Как-то раз нас было пятнадцать человек в одной комнате.

– Звучит отвратительно, – заявил Уоллес. – Моя кухня будет привлекать более достойных посетителей.

– Все одинаковы, когда выпьют, – сказал Эндри.

Никто не заметил небольшой перемены в поведении Уоллеса, когда они вошли в Альберин, и причиной этой перемены стала уверенность в себе. Уоллес наконец оказался в большом городе, где его не разыскивал закон, здесь его даже не знали.

Кроме денег, на которые можно было безбедно жить в течение нескольких недель, появилась возможность получить работу. Все это означало независимость от Эндри и остальных. Уоллес снова вспомнил обиду, боль и пережитые страдания, виной которых являлся Эндри.

– Предполагаю, тебя здесь ждет некая девушка, – зловеще произнес он, понимая, что до сих пор не может примириться с появлением Уилли.

– Не некая, Веландер – одна и единственная, – с тоской в голове ответил Эндри.

– А что с Терикель? – спросил Уоллес.

– Терикель? – воскликнули хором Ларон, Гилврэй и Долвьенн.

– Она всего лишь учила меня, как обезопасить себя от драконов, – застенчиво произнес Эндри, закрыв рукой глаза.

– Я слышала, есть много причин, почему люди делают это, – заявила Долвьенн. – Но о такой я прежде не слышала.

– Она не предлагала научить меня, как обезопасить себя от драконов, – пробормотал Уоллес.

– Почему я не удивлен? – сказал Ларон.

– А ты не был верен Веландер! – крикнул Уоллес, презрительно взглянув на Эндри.

– Если я и поддался искушению, то только оттого, что провожу слишком много времени в твоей компании, – огрызнулся Эндри. – Но ведь Вел мертва и никогда об этом не узнает. Дух моей возлюбленной сейчас где-то высоко в небе.

– Возлюбленной? Да она же пахла как ковер, забытый в грязи на аллее, так воняет что-то сгнившее, промокшее и покрытое плесенью. А ее дыхание! Словно отходы на скотобойне, словно испортившееся мясо, смешанное с застоявшейся кровью.

– Эндри, сир, там причаливает судно. Оно из Варфсайда? – вмешалась Долвьенн, заметившая, что разговор превращается из саркастически-добродушного подшучивания в опасную перебранку, задевающую чувства друг друга.

– Единственная причина, почему она не разорвала твое горло и не выпила кровь, состоит в том, что у Веландер слишком хороший вкус! – воскликнул Эндри, не обращая внимания на Долвьенн.

– Единственная причина, почему ты ей понравился, состоит в том, что ты такой же грязный и вонючий, как она сама! – закричал в ответ Уоллес.

– Возьми свои слова обратно! У меня дома, в Баржардсе, все моются каждое утро холодной водой и дегтярным мылом. Мы меняем одежду раз в неделю, иногда два раза.

– Вот что получается, когда низший класс слепо копирует привычки высшего. Ваши девушки учатся хорошим манерам и поведению, а люди, похожие на меня, пользуются ими в публичных домах, затем возвращаются домой и рассказывают своим друзьям, как…

Эндри со всей силы ударил Уоллеса кулаком в пах. Из туники тут же вылез объятый пламенем Уилли и вцепился своими зубками в запястье Эндри. Пытаясь освободиться от Уилли, тот ударил Уоллеса в лицо свободной рукой.

– Хватит! – закричала Долвьенн, хватаясь за Эндри и оттаскивая его в сторону. – Прекратите, вы двое!

– Послушай, ты, Уилли, я буду бить его до тех пор, пока ты не уберешься! – заорал Эндри, ударяя Уоллеса еще раз.

К тому времени все уже наблюдали за дракой на пароме – и пассажиры, и перевозчик. Паром врезался в камень – так, что обшивка едва не отлетела. Он начал медленно тонуть. Пассажиры выбрались наружу и вскоре уже стояли в конце Корабельной улицы.

– Теперь я знаю, почему моя мама никогда не позволяла мне играть с невоспитанными детьми простолюдинов! – сказал Уоллес, одной рукой закрываясь сумкой, а другой утирая кровь с разбитого носа.

– Надеюсь, он не ядовит, – ответил Эндри, обматывая правое запястье, откуда тоже шла кровь.

– Ядовит? Вот дурак! – фыркнул Уоллес, затем пожелал всем спокойной ночи и зашагал в сторону «Светильника».

– Храм Метрологов в другом конце улицы, – сказал Эндри. – Кто идет туда? Вероятно, сможем остаться там на ночь, если заплатим.

Ларон поднял руку, за ним Гилврэй и Долвьенн.

– Думаю, я с вами, – кивнула Риеллен, последней медленно поднимая руку. – Но мне нужно знать, где находится городская магическая академия.

– Тогда увидимся там, – ответил Эндри. – Наверно, на лечение моего запястья потребуется время.

– Возможно, я с рекконами зайду в «Светильник» выпить по пинте, – отозвался Эссен.

– Мы будем изображать из себя простых посетителей, пока не поймем, разыскивают ли нас, – объяснил Костигер.

– А я думаю, причина, по которой я бежал, уже родилась, получила образование, научилась торговому делу и вышла замуж, – произнес Сандер.

– Наверно, я присоединюсь к вам там, – сказал Эндри. – Я еще не вытаскивал свой ребек из провощенной кожи, в которую завернул его во время последнего путешествия, я все-таки надеюсь это сделать.

Храм Метрологов находился в трети мили от реки. На двери висела горящая зеленая лампа, обозначавшая, что здесь исцеляют больных. Жрица, чье имя было Жустива, пригласила Ларона войти. Ларон позвал за собой и остальных. Вскоре беглецов отвели в комнату для гостей, а Эндри задержался в холле с Жустивой. Осмотрев укус на запястье и выслушав его объяснение, как это произошло, жрица заверила, что эфирные создания, подобные Уилли, не ядовиты.

– Послушайте, прежде чем я уйду, я хочу дать вам одну вещь, – сказал Эндри, вынимая пакет. – Это кора медика-ров, мы принесли ее из Акремы.

– Кора медикаров? – воскликнула Жустива. – Но она стоит много денег, даже такое малое количество.

– Около шестидесяти ноблей, думаю.

– Эндри, я не в силах тебя отблагодарить, – произнесла потрясенная Жустива. – Это очень щедрый подарок.

– Я был знаком с парой Метрологов, ваша светлость. Замечательные женщины, и я думал, если вы все такие, то, наверно, потратите всю кору медикаров на помощь бедным и обездоленным.

– Ты был знаком со жрицами Метрологов? – спросила Жустива, и ее лицо внезапно помрачнело. – А не звали одну из них высокоученая Терикель?

– О, да. Но моей возлюбленной была Веландер.

– Ты – и Веландер? – от удивления Жустива широко открыла глаза и едва могла говорить. – Но мне говорили, она мертва.

– Да, это так.

– Эндри, ты сказал, она была твоей возлюбленной?

– Да.

– Возлюбленная… держать ее в руках, целовать, сидеть рядом, глядя друг другу в глаза?

– Да. Госпожа, я знаю, многие считают Веландер немного странной, но я вижу в ней больше хорошего, чем плохого. Теперь мне пора идти.

– Эндри, подожди. Можешь остаться здесь на ночь, если тебе нужна крыша над головой. У меня есть вопросы. Много вопросов.

– Спасибо большое, госпожа. Но я, наверно, пойду в «Светильник» и сыграю с друзьями несколько мелодий, а потом засну на скамейке до рассвета. Сейчас некоторые уже лежат в постели… Вероятно, я смогу ответить на ваши вопросы в другой раз.

– Есть кто-нибудь здесь сегодня, кроме воинов и Скептиков? – спросила мадам Джилли, когда ее лодка снова коснулась прибрежных камней.

– Погиб без боя, – пробормотал дух одного на вид крепкого воина.

– Не верится в то, что случилось, – сказал Скептик, садясь за ним.

Конечно, Уоллес знал, каково быть фаворитом императора, но уже успел подзабыть это состояние и даже мечтать не смел о чем-то таком снова. Лишь в глубине его души оставалась надежда. Он вошел в таверну и заметил, что повар был болен, а вокруг собралось много голодных завсегдатаев. Уоллес предложил свои услуги в качестве повара, и хозяин «Светильника» принял его с распростертыми объятиями. Надев фартук, закрывающий дыру, которую Уилли прожег в тунике, Уоллес встал к железной печи через пять минут после того, как зашел в таверну.

Вскоре появились Эндри и Эссен и начали играть самые популярные мелодии сарголанской империи. «Светильник» слыл весьма приятным ночным заведением, и потому прибывали все новые посетители. В тот момент, когда в воздухе распространился аромат пикантных сарголанских блюд, мимо таверны проходил придворный менестрель принца, направлявшийся домой после ночной церемонии. Он решил зайти и перекусить. Поев, певец захотел увидеть местного повара, и как только хозяин таверны сообразил, кто с ним разговаривает, тут же познакомил Уоллеса с придворным, по счастливой случайности знавшим магистра трапезы наследного принца Альберина. Уоллес получил приглашение посетить дворцовую кухню на следующий день.

На следующее утро в 10 часов, за час до того, как Уоллес должен был отправиться во дворец, Эндри привела на кухню жена трактирщика.

– Бедный парень, его, похоже, выгнали из дома, – говорила она Уоллесу. – А он так замечательно играл вчера ночью. Ты можешь задержаться и дать ему немного хлеба и сыра, и еще чего-нибудь горячего, а, Уоллес?

Уоллес был слишком заинтригован, чтобы вспоминать о пережитой неприятной поездке на пароме, и он предложил Эндри стул возле печи. Эндри же просто хотелось кому-нибудь, все равно кому, пожаловаться на свои злоключения.

– Меня не было шестьдесят дней! – сказал он, стараясь говорить без раздражения, но в его голосе звучала обида. – Моя мама собирала… ну… обед всей семье на работу, и когда я зашел… ну… ты о таком и знать не можешь.

– Я и не узнаю, если не скажешь, – ответил Уоллес, согревая для него хлеб на печи.

– Она бросила в меня разделочную доску, а все, что я сделал, это сказал «привет».

Он показал Уоллесу синяк на предплечье, в которое попала доска.

– Затем она начала кричать, кем я вообще себя считаю, если так долго отсутствовал и неожиданно так просто заявился. Когда я попытался объяснить ей, она пошла на меня с кухонным ножом. Немного вспыльчивая она, моя мама. Не любит моряков, уходящих надолго в плавание, и моя сестра Флорри считает, что однажды один ограбил ее и сбежал, когда…

– А ты сбежал? – прервал его Уоллес.

– Ну нет, я был не дома тогда. Я скрутил ей руку с ножом и потянул ее вниз. Она вывернулась и упала на стол, и… ну… тот сломался.

– Ты применил силу против своей матери? – еле выдавил из себя Уоллес.

– Да.

– Она пострадала?

– Да нет. Она схватилась за ножку от стола и снова пошла на меня, и я побежал к двери. К тому времени появился отец, желающий узнать, что тут за шум, и принес с собой топор. Я уклонился от удара, ударил его в лицо и кинулся к двери.

– Ударил его в лицо? – спросил Уоллес, и его глаза сузились.

– Ну, я сильно ударил его. Веришь? А у меня после путешествия остались шестнадцать сарголанских серебряных монет и пять скалтикарских серебряных ноблей. Это больше, чем я бы мог заработать за сто двадцать дней дома.

– Ты говорил, у тебя было мало денег, когда мы приехали в Фальгат, – вспомнил Уоллес.

– У меня не было денег только на покупку лошади для тебя.

– А я терпел этот двухдневный ад, чтобы добраться сюда! – закричал вне себя от возмущения Уоллес.

– Но зато ты похудел, Уоллес, и хорошо выглядишь. Будешь нравиться девушкам.

– Одна замечательная штука с именем Уилли уж сумеет позаботиться о моей непорочности. Однако мне нужно хорошо выглядеть для наследного принца. У меня встреча с ним через час, и есть надежда, что я стану его поваром. Нужно хорошо выглядеть.

– Ему нравится сарголанская кухня, да?

– Очевидно. Интересно, нужен ли ему магистр музыки?

– Даже не пытайся узнать, а то ему и есть не захочется.

– Ничего другого, кроме сарказма, я от тебя и не ожидал. Так каковы твои планы?

– Я не думаю о том, что будет после сегодняшнего вечера, а сейчас я собираюсь напиться до головокружительного беспамятства. Веландер должна мне одну ночь в городе. Хочешь пойти со мной?

– Извини, вероятно, к тому времени я уже получу должность повара в самом дворце. Позови с собой рекконов.

Храм Метрологов находился у основания Дворцового Холма, недалеко от главного городского храма Универсале. Храм Метрологов был виден из каждого уголка Варфсайда, а Универсале стоял на прямой длинной улице, протянувшейся по всему городу. Она заканчивалась у реки возле Моста и стены у шлюза. Судя по Храму Метрологов, ему было несколько веков. Под слоем побелки едва читались слова «Охрана гавани». Очевидно, храм долгое время не использовался по назначению.

Последняя посетительница в седьмой день Шестого месяца появилась, когда колокол на башне Универсале начал бить полночь. Диакониса, служительница ордена, присоединившаяся к Метрологам лишь пару месяцев назад, впустила ее. Это была женщина приблизительно двадцати лет, среднего роста, с каштановыми волосами, убранными назад. Но выглядела она не как проститутка, которые чаще всего приходили в храм в этот час – обычно после нападения или перенесенных побоев. Из-под плаща виднелись черное одеяние воина, черная юбка до икр и черные сапоги для верховой езды. На одной руке висел плащ, в другой женщина держала шляпу с пером. Казалось, ее одежда больше подходит для местности более теплой и сухой, чем Альберин.

– Надо увидеть старейшину, – сказала она по-диомедански.

– Сейчас полночь, достойная Жустива спит, – ответила диакониса. – Вам нужно убежище?

– Нет.

– Тогда вам следует договориться о встрече на завтра. Как вас зовут?

– Веландер Салварас, последняя из храмов Зантриас и Гелиона.

Менее чем через минуту Веландер провели в спальню с высоким потолком, где Жустива в спешке смахивала пыль с того, что в действительности являлось троном старейшины. Это было деревянное кресло с накинутым на него куском ткани. Веландер вежливо кашлянула. Жустива вздрогнула, повернулась, уронила тряпку на трон и медленно опустилась на него.

– Достойная Веландер, вы застали нас врасплох, – сказала она на зантрианском языке.

– Говори по-диомедански, если желаешь, старейшина, – ответила Веландер, поклонившись. – Я пытаюсь углубить свои познания в этом языке.

– Но я знаю мало диомеданских слов, достойная Веландер. Лучше говорить на зантрианском.

Решив, на каком языке они будут общаться, Веландер и Жустива замолчали. Достойная Жустива скрестила на груди руки, затем снова опустила их и положила на подлокотники кресла. Веландер стояла, сжав руки перед собой. Она не могла заставить себя разжать их и спрятать за спину. Одновременно она надеялась выглядеть расслабленной, поэтому старалась не выдать волнения. Правая рука Жустивы вздрогнула. Она сжала руки, затем снова положила их на подлокотники и вцепилась в них. «Сейчас начнется», – подумала Веландер.

– Достойная высокоученая Терикель Эример назначила меня старейшиной! – выпалила Жустива на одном дыхании.

– Я склоняюсь перед тобой, – сказала Веландер и поклонилась.

Этот жест вывел Жустиву из равновесия. Она внутренне приготовилась к борьбе. Однако борьба не начиналась. Что оставалось делать?