Текст книги "Прозрачные Драконы"

Автор книги: Шон Макмуллен (Макмаллен)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Шон Макмуллен
«Прозрачные Драконы»

Посвящается моей маме, которая научила меня ценить хорошие манеры, и моим старшим братьям, которые научили меня ценить хороших друзей.

Благодарности

Спасибо моей жене Триш и дочери Кэтрин, которая вела машину во время исследования пути Уоллеса и Эндри.

Также хочу поблагодарить Александра Алберта, Майка Дайала Смита, Пола Коллинза и многих других из секции карате при университете Мельбурна, а также клубы по фехтованию за оказанную поддержку при написании боевых сцен.

ПРОЛОГ

На улицах Альберина хлестал ливень, и ветер усилился настолько, что сбивал с ног. Но двух мужчин, появившихся из особняка, это не волновало. Они ни разу не обернулись, спеша к воротам, и не обратили внимания на охранника, который весело помахал им бутылкой вслед.

– Я хотел бы заметить, что втянуть ее в наше дело было твоей идеей, Тальберан, – сказал тот, что был выше.

– Я слышал, что она эксцентрична, но это уже чересчур, – признал его спутник.

– Официанты в трусиках с хвостиком кролика, официантки в костюмах фавнов! А во что была одета она сама и ее гости! Если бы я не видел своими глазами, то никогда бы не поверил.

– Ты уверен, что она самая могущественная колдунья Северного Скалтикара, Лафонтен?

Да. Госпожа Уэнсомер Каллиентор – единственный в истории человек, который отказался стать посвященным тринадцатого уровня. Она сказала, что «посвященный двенадцатого уровня» звучит красиво, в словах «посвященный четырнадцатого уровня» тоже есть особая сила, а сочетание «посвященный тринадцатого уровня» полностью лишено смысла, и она отказалась присоединить это к своему имени.

Буря не мешала ночной жизни Альберина: все продолжали веселиться за закрытыми дверями. Музыка и смех раздавались из таверн со слегка приглушенным светом, дым тянулся из окон, мимо которых шли спутники; время от времени, дразня обоняние, доносился запах свежего хлеба или жарящегося мяса. Пьяный подмастерье плелся, шатаясь, по улице, держа в одной руке бутылку, а в другой крошечную флейту. Тальберан и Лафонтен посторонились, дав ему пройти.

 
О, как бы мне хотелось быть в городке Альберин,
Пусть даже сейчас не везет.
Юношей всегда так ждут в городке Альберин…
 

Они обернулись, когда подмастерье вдруг прервал свою песню, и смотрели, как молодой человек направился к стоящему на улице фургону и растворился в пелене дождя.

– Он уже в Альберине. Почему он поет о том, как бы ему хотелось оказаться здесь? – спросил Лафонтен.

– Очередная чепуха, как и то, что говорит ведьма. Мы предложили ей возможность распоряжаться ветрами!

– А она сказала, что лучше бы распоряжалась своими гостями и велела им менять партнеров каждые полчаса.

– Мы предложили ей править миром.

– А она сказала, что предпочитает пирушки, устраиваемые правителями, хотя они и близко не так хороши, как ее собственные пирушки.

– Мы предложили ей бессмертие.

– Она ответила, что знала множество бессмертных, и все они были скучными.

– Чего же хочет эта женщина? – Лафонтен сердито всплеснул руками, словно требуя ответа у промозглой темноты.

– Она сказала нам, Лафонтен. Она хочет знать, как похудеть без упражнений и диет.

– Разве она не поняла, что мы даем ей шанс стать богиней?

– По ее мнению, у всех богов красивые тела и стройные талии. Такое предложение вызвало у нее подозрение, что ей придется заниматься упражнениями или сесть на диету.

Они свернули на аллею. Когти, отливающие голубым, блеснули на носках их ботинок и на пальцах перчаток, когда они начали взбираться по отвесной кирпичной стене.

– Кто следующий? – спросил Тальберан во время подъема.

– Один старик, которому не на что больше надеяться в жизни, но который еще не утратил свои идеалы.

– Астеншаль?

– Да, посвященный четырнадцатого уровня. Ему восемьдесят один год, и он не испытывает потребности в телесных наслаждениях. Вероятно, его будет легко убедить.

– В отличие от этой распутной обжоры-ведьмы. Представляешь, она отклонила наше предложение, поскольку не нашла в нем ничего интересного.

Они перелезли через край стены и очутились на крыше. Это была их последняя ночевка в Альберине.

На следующий день работник, проверявший засорившиеся стоки труб, обнаружил два плаща, смытых в водосточный желоб. Они были новыми, не отмеченными знаком местного портного. Поблизости лежали два кошелька, в каждом – двадцать серебряных ноблей. Работник, практичный и разумный человек, не склонный докучать комендантам по пустякам, взял серебро, почистил плащи и кошельки, чтобы продать на рынке. Он не забыл обсчитать владельца здания за прочистку трубы. К тому времени Тальберан и Лафонтен уже были на другом материке. Они устроили весьма многообещающую встречу с мудрым, могущественным, и главное, не склонным потакать своим желаниям магом, который чувствовал, что идеально подходит для роли бога.

Кладка была не просто старой, она оказалась древней. В последний раз ее использовали еще до строительства первых городов. Но сейчас все, что осталось на этом месте – округлая насыпь в сотню ярдов диаметром.

Трех старцев верхом на лошадях, которые остановились там, сопровождала дюжина конных наемников и еще полдюжины рабочих. В отличие от своей охраны, старики не имели при себе оружия и доспехов. Наемники без особого интереса наблюдали, как те распаковали свои седельные сумки, а затем занялись определением размеров древнего холма при помощи колышков и веревок. Один из стариков наблюдал за рабочими, в обязанность которых входило выкопать три ямы. Их нельзя было назвать первыми в мире археологами, так как этого слова еще не придумали. Но они были здесь именно для этого.

– Если верить хроникам, этому холму тысячи лет, – сказал мужчина с самой длинной бородой, вбивая колышек в землю.

Его спутник достал свиток из сумки на ремне, развернул и стал читать:

– «Дьявольский холм… проклятое место… место смерти… говорят, он дает силу мужчине, если во время солнцестояния тот ляжет на вершине на рассвете, и…»

– Все это сказки и домыслы, Вальтазар. Нам интересно его первоначальное предназначение.

– «Он старше любого королевства или города», – продолжил Вальтазар.

– О! Очень странно.

Еще долго колдуны-археологи исследовали и измеряли холм, наблюдали за солнцем, его местоположением и движением по небу. Два козопаса тоже обратили внимание на положение солнца, и, решив, что уже полдень, они сели перекусить.

– Стараются выглядеть, как благородные, – сказал тот пастух, что был пониже ростом, кивнув на прибывших.

– Ну да, – ответил его товарищ, почесав подбородок под накладной бородой. – Но благородные стараются выглядеть благородными, и потому них есть красивая одежда и целая свора гончих, чтобы загонять дичь и кусать крестьян. У тех троих красивая одежда, но у них нет ни оружия, ни собак, ни гербов.

– Это колдуны, да?

– Ну да, и они изучают древнее место силы.

– Очень странно.

Неподалеку дровосек и возчик грузили сломанные бурей ветви на повозку, запряженную волами.

– Те двое с колышками и веревочками – высокоученый Астеншаль и высокоученый Вальтазар, – сказал дровосек.

– А тот, что раскапывает? – спросил возчик.

– Сложно сказать, плохо видно. Он все стоит на коленях, рассматривает ямы, но он моложе, чем двое других.

– Высокоученому Сергалю всего семьдесят лет, и он занимается точными науками и магией.

– Но высокоученый Сергаль ненавидит высокоученого Вальтазара.

– Это правда, но если высокоученый Сергаль и высокоученый Вальтазар работают вместе…

– Очень странно.

Внизу, у подножия древнего холма, на траве в объятиях друг друга лежали двое влюбленных.

– Астеншаль, Вальтазар и Сергаль, – прошептала девушка, когда юноша поцеловал ее в ухо.

– Они продолжают говорить о Стене Драконов, – едва слышно проговорил ее возлюбленный, обладавший отличным слухом.

– Стена Драконов – древний механизм, который использовали для превращения людей в богов-повелителей ветров. Теперь секрет утрачен.

– Возможно, эти люди тоже намереваются стать богами.

– Очень странно.

Высокоученый Астеншаль и высокоученый Вальтазар сели возле ямы высокоученого Сергаля на вершине холма. У них было то возбужденное, но загадочное выражение лица, которое бывает у людей, обнаруживших нечто очень важное, но которые не спешат рассказать об этом остальным.

– Хорошие новости, – объявил Сергаль, подняв заступ.

– Очень хорошие? – спросил Вальтазар. – Мы ищем впадину величиной в один фут, которая образовалась в результате того, что песок расплавился. А это холм.

– Мои раскопки показывают, что эта впадина диаметром в сто шагов. Вероятно, ее засыпали пять тысяч лет назад. Посмотри в яму. Пятнадцать футов – слой расплавившегося песка, а последующие пять футов находятся ниже уровня остальной почвы. Моя внешняя траншея лишь на два фута глубиной, а уже видна граница между камнями. Она на фут выше, чем вся долина.

– Тогда это точно руины Стены Драконов! – воскликнул Астеншаль. – Здесь расплавленное стекло, а впадина диаметром в сто шагов, глубиной в пять футов в центре, а вокруг кромка высотой в один фут.

– Кто-то сокрыл это место! – закричал Вальтазар, который, прежде чем согласиться, всегда спорил со своим учителем, произнося какую-либо умную фразу. – Неудивительно, что его так долго не могли найти.

– Да, да, а теперь мы нашли их все, – продолжил Астеншаль. – Конечно, нам нужно убрать грунт. Но для этого требуются лишь лошади, телеги и рабочие.

– Зачем строителям было засыпать ее, учитель? – спросил Астеншаля Сергаль.

– Строителям? – Вальтазар засмеялся. – Ее мог засыпать кто угодно в любое время за последние пять тысяч лет.

– Я люблю иметь дело с конкретными фактами, – ответил Сергаль. – И я выясню возраст камней и скажу, когда они был засыпаны.

– Выяснишь? – Вальтазар снова засмеялся. – Нельзя определить возраст, если только о нем не говорится в письменных источниках.

– Разве? – спросил Сергаль, показав на свою траншею пером. – Что же тогда говорят нам эти полосы?

Сергаль указал на несколько чередующихся слоев темной и светлой почвы. Вальтазар взглянул и повернулся к Астеншалю.

– Я не знаю, умнейший, – признался он. – Ты можешь понять это?

Сергаль еще не понимал, что Вальтазар сменил тактику и хотел заставить его поставить Астеншаля в глупое положение.

– Какое заклятье мне произнести, чтобы прояснить смысл? – спросил Астеншаль.

– О, самое обычное, – начал Сергаль, но осекся.

Сергаля ценили как блестящего ученого, но дипломатом он был никудышным. Поздновато, но Сергаль осознал, что велел единственному в мире посвященному четырнадцатого уровня использовать обычное заклинание. И Астеншалю это не могло понравиться. Астеншаль начал проявлять первые признаки недовольства.

– На самом деле, ничего магического не требуется! – поспешно добавил Сергаль. – Но, когда я читал книги об истории этих мест, то обнаружил, что в двадцати милях отсюда есть вулкан. Он извергается раз в шесть веков, как это ни странно… как и многие вулканы. Вулканы не подчиняются правилам, знаете ли.

– Не меняй тему, высокоученый Сергаль, – сказал Астеншаль, достаточно раздраженный уже одной только необходимостью обращаться к низшему по званию формально.

– Ну, в почве над речным илом лежит девять слоев пепла, который кто-то использовал, чтобы закапать впадину. Шесть веков умножить на девять – получается пять тысяч четыреста лет. Приблизительно в это время появился механизм Стены Драконов, как пишут в хрониках.

Астеншаль погладил подбородок. Это свидетельствовало о том, что он очень возбужден, но старается не выдать своего волнения. Астеншаль вынул небольшую книгу. Обложку украшали пластины из слоновой кости и золота, но страницы были из очень старого пергамента, и чернила сильно выцвели.

– «…за четыре тысячи лет до строительства Логьяра существовала кладка Стены Драконов, которая наделяла людей божественной мудростью, и они становились повелителями ветров», – прочитал Астеншаль.

– Известно, что Логьяру пятнадцать веков, то есть все вместе пять тысяч пятьсот лет. Практически совпадает. Молодец, высокоученый Сергаль.

– Возможно, колдуны, ставшие богами, засыпали ее, – сказал Вальтазар, поспешно вступая в разговор. – Вероятно, они не хотели, чтобы ее использовал кто-то другой.

– Но почему остальные ямы не закопали? – спросил нетерпеливо Сергаль.

– Потому что все семнадцать камней нужны для работы механизма. Спрячь один, и остальные будут бесполезны!

– Боги-колдуны убрали по камню с каждой стороны, и таким образом разрушили систему, – возразил Сергаль. – Зачем скрывать лишь один…

– Эй, постойте, хватит! – воскликнул Астеншаль. – Возможно, вожди племен, живших здесь, закопали место из-за суеверных страхов. Мы не можем знать все, но все знать и не нужно.

Астеншаль казался внешне спокойным, однако он еле сдерживался, чтобы не дать воли своим чувствам. Теперь были обнаружены все места, где когда-то существовала кладка Стены Драконов. Ничто не мешало ему воссоздать Стену Драконов – не хватало лишь конструкции, состоящей из восьмидесяти девяти мегалитов, восьми сотен и шестнадцати кресел с каменными сидениями, и также необходимо было собрать одиннадцать сотен и еще двух магов.

– Нужно расчистить здесь землю, – сказал он, и снова стал наблюдать за процессом раскопок.

– Я бы мог этим заняться, – сразу предложил Вальтазар.

– Потребуется охрана.

– Я знаю здешнего правителя, умнейший, я мог бы поговорить с ним на эту тему.

– Нужно разбить здесь лагерь.

– Я предоставлю необходимые средства.

Ни для кого не было секретом, что Вальтазару хотелось считаться посвященным тринадцатого уровня. Точно так же все знали, что именно Сергаль заслужил на это право. Являясь единственным из живущих посвященных четырнадцатого уровня, Астеншаль мог бы в одиночку провести необходимый ритуал. Другим вариантом было подождать собрания Совета Магов-Наставников Акремана. Такие встречи проводились раз в десятилетие, последняя – восемь лет назад. Астеншалю требовались опыт и знания обоих. Вальтазар мог лучше все организовать, но Сергаля уважали гораздо больше среди магов. «Лучше держать их обоих при себе», – решил он.

– Высокоученый Сергаль, в силах магов вдохнуть жизнь в Стену Драконов, – сказал Астеншаль. – Но потребуются сотни.

– Многих придется заставить, – рассуждал Вальтазар. – Почему просто не взять тех, кто хочет сам? Я бы мог разослать письма.

– Потому что мы должны вернуть на место все семнадцать камней, высокоученый Вальтазар, – нахмурившись, ответил Астеншаль.

Вальтазар сжался. Незаметно постороннему глазу, но внутренне он сжался.

– Если опытнейшие колдуны будут сменять друг друга четыре раза в день, то нам потребуются почти все маги, которые только есть. Высоученый Сергаль, твоя образованность не вызывает сомнений. Но ты можешь убедить каждого колдуна принять участие в Стене Драконов?

– Я буду считать это своей целью, умнейший, – ответил Сергаль.

– Великолепно, великолепно. Господа, когда будет воссоздана Стена Драконов, станет ясно, кто из вас займет место хранителя кладки.

Оба других мага знали, что первые из древних, которые обратились в богов, разрушили Стену Драконов и преградили путь остальным – так утверждалось. Астеншаль понимал: они будут стараться опередить друг друга и получить возможность быть среди первых колдунов, использующих Стену Драконов, так что работа пойдет быстро.

Козопасы тем временем продолжали обедать, наблюдая, как колдуны собирались вместе и опять расходились в разные стороны.

– Смотри-ка, они разделились, – заметил пастух пониже ростом.

– Думаю, они нашли, что хотели, – сказал его бородатый спутник.

– Очень странно.

– Нам следует рассказать об этом императору.

– Эти пастухи только что бросили своих коз и ушли, – заметил дровосек.

– Шпионы, – сказал возчик.

– Очень странно.

– Я сообщу об этом в Консилиум, а ты скажешь правителю Логьяра.

– На этот двойной донос нам придется потратить целый день.

– Однако он принесет нам двойную выгоду.

Влюбленные по-прежнему не размыкали объятий, лежа на траве и наблюдая за дровосеком и возчиком, спешащими в разные стороны.

– Они бросили свою работу, – сказала девушка.

– Шпионы Консилиума, это точно, – ответил юноша.

– Очень странно. Мы должны рассказать кастеляну.

– Что-то влюбленные быстро утратили друг к другу интерес, – сказал птицелов своему другу, осматривая местность со склонов горы.

– Шпионы Альпенниена, как я и говорил, – с уверенностью проговорил его спутник, вглядываясь вдаль.

– У них есть лошади – спрятали, приготовив для того, чтобы быстро улизнуть.

– Очень странно. Надо бы и нам поторопиться.

Часом позже захода солнца припозднившийся жестянщик прилег под дерево, располагаясь на ночлег. Он закутался в дорожный плащ, а вместо подушки подложил под голову свою сумку. Вытащил пробку бурдюка и сделав несколько глотков.

– Ну это же только чтобы согреться, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Огромный зеленый диск Мираля светил с неба, озаряя округу. Вдруг на вершине горы неподалеку что-то пошевелилось. Жестянщик сощурился. Среди груд камней возникла голова на длинной змеиной шее. Вершина горы поднялась и раскачивалась, разбрасывая сухую грязь по склонам и поднимая тучи пыли. Странная штука слабо замерцала, расправив два крыла. Их размах оказался больше, чем длина любого корабля. Нечто бесшумно поднялось в воздух, затем устремилось вниз к древним камням и повернуло к морю. Жестянщик почесал голову, вновь вытащил пробку из бурдюка и вылил остатки в траву.

ГЛАВА 1
ЗАГОВОР ДРАКОНОВ

В ночь свадьбы принцессы Сентерри и виконта Косеррена только одна мысль ни за что бы не пришла в голову магистра музыки при дворе императора Саргола. Он слышал поговорку «Чем выше взлетишь, тем больнее падать», но никогда бы не подумал, что это может быть применимо и к нему.

Мильвариос из Турлоссена не обладал политическим влиянием. Все, что он делал – напускал на себя величественный вид да следил, чтобы с музыкой, исполняемой на важных мероприятиях, все было в порядке. Магистру следовало знать музыкальные пристрастия императора, быть прекрасным организатором различных торжеств, понимать, кто из бардов, менестрелей и певцов сейчас пользуется популярностью, а кто впал в немилость, разбираться в придворных интригах и сплетнях, со вкусом одеваться и уметь поддержать светскую беседу. Ему очень редко приходилось что-то исполнять или сочинять самому, но это Мильвариоса устраивало: он не отличался выдающимися способностями в этой области, и с этим лучше справлялись специально нанятые музыканты. Однако он был неплохим организатором.

С музыкой на свадьбе все было великолепно: никаких фальшивых нот, порванных струн и прочих неприятностей. Церемония проходила в дворцовом храме, и для нее требовались духовые инструменты – сопровождать церемониальные шествия и все в таком духе. Щедрый прием в тронном зале проводился под струнные, а на танцах играли флейтисты.

За этим не приходилось присматривать так внимательно, как за музыкой в храме, поэтому, хотя ночь еще не подошла к концу, Мильвариос решил отдохнуть. Он провел одиннадцать часов среди знати и членов императорской семьи, выслушав кучу торжественных речей, и следил, все ли идет согласно расписанию, и все ли музыканты и певцы находятся на своем месте, и у всех ли есть именно те ноты, что нужно.

Быть магистром музыки при дворе императора Мильвариосу из Турлоссена оставалось девять минут и пятьдесят семь секунд.

Но никто не знал, что возникла проблема похуже, чем порванные струны или фальшивые ноты. Покои новобрачных были устроены в башне с видом на гавань. Башню покинули все слуги, стражники и придворные, а вход тщательно охранялся. Это было сделано, чтобы обеспечить уединение Сентерри и Коссерену в течение ночи, которая принадлежала им и только им.

При виде виконта Коссерена многие молодые женщины падали в обморок. Родившись в богатой семье, он провел большую часть своей жизни, ездя верхом, охотясь и совершенствуясь в обращении со всеми видами оружия, приличествующими его благородному происхождению. Однако большинство придворных соглашались, что ему не хватает благоразумия. Будучи слишком бестолковым, чтобы поднять мятеж или притязать на власть, он не волновал императора. Однако принцессу Сентерри волновал, но совсем в другом смысле. Она сидела обнаженной на огромном супружеском ложе, обхватив руками колени и всхлипывая под облаком темных волос, скрывавших лицо.

– Меня еще никогда, никогда так не оскорбляли! – бормотал Коссерен, зашнуровывая рубашку. – Не девственница! Я знаю девственниц, я спал с дюжинами, ты не можешь мне рассказать о них ничего нового. Почему, почему ты отдалась обычному рабу?

– Мой господин, пожалуйста, выслушайте! – умоляла Сентерри. – Он был моим спасителем, а не рабом!

– Раб, спаситель, какая разница? Ты первый раз переспала с каким-то безродным выскочкой.

– Он был благородного происхождения!

– Благородного? И какую-то мелкую сошку можно назвать благородным. Где его фамильное имение?

– В Северном Скалтикаре…

– Еще и иностранец! Я ухожу, и уверен: твоему отцу будет очень интересно узнать, что ты солгала о, так сказать, состоянии своей чести.

Коссерен подошел к двери, распахнул ее и захлопнул за собой. Он успел сделать несколько шагов, прежде чем нечто отделилось от теней под сводом и внезапно сбило виконта с ног.

Очнувшись, Коссерен увидел перед собой очень бледное лицо. Глаза существа мерцали голубоватым сиянием, губы приоткрылись в слабой улыбке. Коссерен не был уверен, но предположил, что это, скорее всего, девушка. Он бы с радостью не видел ее улыбки, обнажавшей два острых и крепких верхних клыка. Они казались в три раза длиннее обычных и слегка поблескивали. Несмотря на свое хрупкое телосложение, девушка крепко держала Коссерена за горло одной рукой.

Молодой виконт глянул вниз. До внутреннего двора было не менее сотни футов. Внизу бродили стражники, но никто не смотрел наверх. В воздухе пахло плесенью и гниющим мясом.

– Сентерри расстроена, – вкрадчиво прошептала демоница. – Ты причина. Сентерри мой друг.

– Кто… ты? – выдавил из себя Коссерен.

– Я, я само зло. Сентерри добра ко мне, однажды. Благодарна. Сентерри ты причинил боль.

– Сзэурргринни, – только и мог прохрипеть Коссерен, пока хватка на его горле сжималась, и демон мотал виконта из стороны в сторону.

– Представляешь, насколько сильнее, чем ты – я?

– Гнннг.

– Не уроню тебя. Только страх, напугать. Но…

– Бннгег?

– Но если не вернуться к Сентерри, ползать, извиняться, заниматься любовью, то…

– Геннг?

– Перерезать горло. Сосать кровь. Ты долгое время умираешь. Тело никогда не найдут. Сентерри веселая вдова. Или радостная вдова? Счастливая вдова? Путаюсь в прилагательных.

Прямо за углом стояла Сентерри. На ней не было одежды – лишь волосы частично прикрывали ее тело. Слезы катились градом по лицу. Она хотела подойти к Коссерену и умолять не позорить ее перед отцом. Теперь стало очевидно, что ее странный друг добивался того же самого, действуя более эффективно. Он втащил Коссерена обратно в окно и отпустил. Глухие хрипы, вырывающиеся из горла виконта, долго не давали ему нормально дышать.

– Ты, иди обратно к Сентерри, – угрожающе произнес шелковый шепот со странным акцентом. – Если ты не возвращаешься, я возвращаюсь. Если Сентерри грустная, я возвращаюсь. Если Сентерри злая, я возвращаюсь. Если не ползаешь, я возвращаюсь. Если не занимаешься любовью, я возвращаюсь. Для тебя очень плохо, если я возвращаюсь.

Оглядев музыкантов струнного ансамбля, Мильвариос сдержанно усмехнулся. Несмотря на их красивую одежду, они все-таки умудрялись выглядеть неряшливо. Некоторые, казалось, были уже навеселе. С другой стороны, Мильвариос не полагался на их сознательность, поэтому выбрал музыкантов, способных хорошо играть, даже будучи пьяными. Однажды его организаторский талант поможет ему стать сенешалем в императорском дворце – магистр музыки был в этом уверен.

По какой-то причине Мильвариос засмотрелся на музыканта с лирой. Тот был высоким, с аккуратной черной бородкой, кудрявыми волосами, карими глазами и длинными тонкими пальцами. Вероятно, он бы походил на самого Мильвариоса, если бы последний похудел фунтов на шестьдесят. Музыкант посмотрел вверх и встретился взглядом с магистром. У Милвариоса почему-то засосало под ложечкой.

– Эта ночь – триумф моего господина.

Мильвариос обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с женщиной лет на десять старше его. Другие придворные и иностранные послы не обращали на нее внимания, но у Мильвариоса был свой расчет. Будучи любезным с женщинами из дворцового общества, лишь немного уступавшими ему в положении, он вызывал благосклонность по отношению к себе, и люди говорили о нем хорошо в тех местах, где его самого не было, чтобы сказать о себе что-то хорошее.

– Моя госпожа Аррикин, я счастлив одним вашим присутствием, – сказал Мильвариос, наклоняясь, чтобы поцеловать ее руку.

«Вдова, дочь скоро выходит замуж, тратит кучу денег на свадьбу, желает впечатлить двор, поздний брак принес бы удачу в делах и звание пэра», – промелькнула мысль в голове у Мильвариоса.

– Император, конечно, может позволить себе самое лучшее, – произнесла леди Аррикин, махнув веером в сторону музыкантов.

– Ах, мне кажется, ваша очаровательная дочь собирается выйти замуж в следующем месяце. Постарайтесь не пропустить этот скромный спектакль, вы же знаете, каким может быть наказание за измену.

Леди Аррикин застенчиво улыбнулась:

– Как раз об этом я и хотела с вами поговорить. Сколько бы вам потребовалось, чтобы поставить свою подпись под брачным гимном?

– Моя госпожа! – прошептал Мильвариос, кладя руку на грудь. – Мое перо может использовать только император.

– Почтенный Мильвариос, я уверена, есть некоторые исключения относительно вашего пера, о которых императору лучше не знать, – ответила леди Аррикин, выразительно посмотрев на него.

– Хорошо… возможно, я бы мог, по крайней мере, разделить свое вдохновение с вами… Возможно, через час, когда празднество перейдет на ту стадию, на которой им уже не нужно руководить?

– В ваших покоях, господин Мильвариос?

– Я бы не мог предложить ничего лучше, моя прекрасная госпожа.

Покинув ее, Мильвариос решил взглянуть на музыкантов. Все шло великолепно, только лишь лира была прислонена к стулу, а музыкант пропал.

«С другой стороны, кажется, никто не обращает сейчас особого внимания на музыку, так что не стоит беспокоиться, – подумал Мильвариос. – Мой триумф совершенен».

С музыкой все было в порядке, но вообще на свадьбе время о времени происходили какие-то мелкие неприятности. Акробат, выпрыгнувший из свадебного торта, испеченного в виде императорского дворца, оступился, хотя и не упал. В течение церемонии жених путал слова и несколько раз отвечал за невесту. Одна из лошадей почетного караула опорожнила свой кишечник прямо во время парада, растянувшегося на пятьдесят ярдов по внутреннему двору, начиная от дворцового храма и заканчивая у портика собраний. «И лишь моя музыка безупречна», – вновь и вновь думал Мильвариос. Конечно, император был удовлетворен и обещал сделать его Герольдом Декларации. А сейчас у Мильвариоса появилась и та, что согреет его постель в оставшуюся часть ночи. Хотя она была немного старовата, как некоторым могло показаться, на ее коже не наблюдалось морщин, и, как говорили, леди Аррикин придерживалась диеты и даже делала упражнения для поддержания своего очарования.

Но Мильвариос не мог продать гимн леди Аррикин. Однако он сумел бы написать его, а затем распространить слухи о вероятности своего авторства. Считалось, что ему более пристало отказаться от комментариев, нежели опровергать эти слухи, тем самым давая повод думать, что гимн вышел из-под его пера. Это также дало бы окружающим повод считать, что император благоволит дочери леди Аррикин, что было немаловажно. Ирония заключалась в том, что гимну даже не обязательно было быть хорошим, раз Мильвариос отрицал бы свое участие в нем. В самом худшем случае Мильвариос просто проведет замечательную ночь с леди Аррикин, а затем наймет какого-нибудь голодающего студента-музыканта, чтобы тот написал что нужно.

Оглядевшись в последний раз, Мильвариус подумал, что все идет как по маслу. Присутствующие постепенно пьянели, объедались и флиртовали друг с другом. Мильвариос сумел привлечь внимание императора, и тот поманил его к себе.

– Мой господин музыкант, как бы я был без тебя? – спросил ласково монарх, когда Мильвариос склонился перед ним. – Сколько мелких неприятностей произошло на этой свадьбе! Неужели это предвещает, что и сам брак будет полон подобных раздражающих мелочей?

– Не могу сказать, Ваше Величество. Я музыкант, а не провидец.

– Только твоя музыка безупречна. Конечно, ты понимаешь значение этого?

– Возможно… – начал было Мильвариос, не зная, что сказать: мысли одна за другой внезапно появлялись в его голове. – Возможно, в браке и придется столкнуться с определенного рода досадными неожиданностями, но супруги будут жить в гармонии друг с другом, несмотря на превратности судьбы.

Император улыбнулся и хихикнул. Это был первый знак его хорошего настроения за весь день.

– Скажи мне, мой гармоничный друг, сгодишься ли ты в сенешали? – спросил он, не переставая улыбаться Мильвариосу.

– Знаток музыки должен также быть сенешалем, Ваше Величество, но сенешалю не обязательно быть музыкантом.

– Молодец, Мильвариос, молодец. Ну же, скажи, почему ты хотел меня видеть?

– Я надеюсь, что в награду за сегодняшний вечер вы соблаговолите отпустить меня на ночь, господин.

– Конечно, иди в кровать хоть сейчас, и крепкого тебе сна. Завтра ты узнаешь о своих новых обязанностях, приходи ко мне за час до полудня. Вероятно, ты сможешь привнести часть своей гармонии в суетную дворцовую жизнь.

Мильвариос чувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда покинул императора и стал готовиться к визиту своей гостьи. Много будет слухов, если кто-нибудь увидит ее здесь, но вскоре и его собственное имя станет известным. Император назначит его дворцовым сенешалем в течение ближайших двенадцати часов. Такие мысли будоражили душу магистра музыки.

Он и подумать не мог, что жить императору осталось всего три минуты и пятьдесят семь секунд.

Сентерри бесшумно поспешила обратно к супружескому ложу, залезла на кровать и села в ожидании мужа. Некоторое время спустя она услышала снаружи осторожные шаги кожаных сапог для верховой езды. Шаги замедлились, потом вовсе прекратились. Кто-то постучал в дверь.

– Да? – ответила Сентерри твердым, резким голосом.

– Э-э, дражайший цветок мой, э-э, это я, – сказал Коссерен, входя.

– Я вижу, – сурово ответила Сентерри.

Коссерен подумал, что с ней случится истерика от облегчения, когда он вернется. Однако Сентерри вовсе не казалась близкой к истерике. Это не сулило ничего хорошего.