Текст книги "Прозрачные Драконы"

Автор книги: Шон Макмуллен (Макмаллен)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА 7
СТРАХ ДРАКОНА

На второй день после выхода из Альпенфаста рекконы заметили на дороге странные ровные круглые следы. Как правило, вокруг них были разбросаны кости.

– Где-то рядом прозрачные драконы, – заявил Эссен, слезая с лошади и вынимая острый, по виду дорогой топор из руки скелета на краю одного из следов.

– Да я заметил, сир, – ответил Эндри, принимая у него топор.

Они перешли вброд широкую, но мелкую реку и некоторое время ехали вдоль берега. Дорога превратилась в ровное заросшее травой поле, окруженное горами.

Теперь чаще всего Эссен ехал рядом с Эндри, который рассказывал ему о заклинании истины. Еще Эндри объяснял ему кое-какие правила поведения, о которых узнал от Ларона и Уоллеса.

– Не принимай чопорность за чувство собственного достоинства, когда видишь человека в первый раз, – сказал Эндри так, чтобы слышал Уоллес, управляющий повозкой. – Чопорным быть легко. Чувству собственного достоинства надо учиться.

– С каких это пор я стал чопорным? – возмутился Уоллес.

– С тех пор как одна женщина не дала тебе пощечину, когда ты с вожделением посмотрел на нее, – засмеялся Эссен.

Все, за исключением Терикель и Уоллеса, тоже засмеялись. Затем Эндри продолжил урок:

– Благородным людям не нужно ничего доказывать, и при этом они ведут себя очень естественно.

– Наверное, благородные люди не хвастаются? – спросил Эссен.

– Да, кажется, так. Ларон говорил, хвастовство не принесет никакой пользы. Уверенность в себе и непринужденная манера поведения расскажут больше, чем часовое повествование о себе.

– Ну а о чем тогда говорить?

– О человеке, с которым ты общаешься. Пусть он почувствует, что важен тебе.

Издалека послышались глухие удары колокола, отозвавшиеся эхом в горах.

– Что это? – спросил Эндри.

– Большой колокол, – ответил Эссен.

– Нет, я имею в виду, что это означает?

– Это колокол смерти в Альпенфасте, – хрипло произнесла Терикель с повозки.

– Но, госпожа, Веландер долго находилась между жизнью и смертью, – сказал Эндри. – Почему мы должны быть уверены, что она действительно умерла?

– Им лучше знать такие вещи, чем нам, Эндри. Отпустим ее. Да останется ее образ чистым и светлым в наших воспоминаниях.

Вечером Терикель попросила сделать остановку. Они находились в небольшом овраге с ровными краями, и дорога, идущая кругом возвышающейся впереди горы, сужалась так, что телега едва могла проехать. Как сказала Терикель, гора называлась «Коготь-скала». С другой стороны путь резко обрывался: взору открывалось ущелье. По оценкам Эссена, его глубина достигала не менее полумили.

– Костигер, Дэнол, поднимитесь на ту часть горы и проверьте, чтобы там не было никаких засад – не хочется, чтобы на нас напали, когда мы будем на узкой тропе, – велел Эссен. – Оставайтесь там до тех пор, пока мы не дойдем до конца. Мы будем ждать с лошадьми на той стороне. Госпожа, сколько времени вам потребуется?

– Вероятно, два дня, маршал Эссен.

– Два дня? Мы можем ждать только в течение этой ночи.

– Я могу отправиться назад, в Альпенфаст, но у меня есть одна просьба. Отпустите со мной Эндри, он умеет играть на ребеке. Это очень важно.

Эссен нахмурился и покачал головой:

– Играть могут Эндри, Дэнол и я, но мы – рекконы. Мы должны исполнять приказ – преследовать капитана и его госпожу.

– Я слышал, кто-то говорил о музыке? – спросил Уоллес торопливо. – А у меня случайно с собой лира, и я не реккон.

– Ах да, но засунь что-нибудь в рот, чтобы ты не мог петь свои ужасные баллады, – засмеялся Эссен. – Хорошо, госпожа, но повозка остается с нами: она послужит великолепной мишенью для врагов. Я оставлю двух лошадей для вас и Уоллеса. Уоллес, я напишу тебе разрешение покинуть нас, но, когда госпоже ты больше не понадобишься, скачи за нами.

– Понял, сир, – ответил, поклонившись, Уоллес.

Они привязали двоих лошадей так, чтобы их не было видно. Затем рекконы продолжили свой путь по сужающейся дороге вокруг горы. Стало смеркаться, и Терикель попросила Уоллеса развести огонь и ждать вместе с ней. Но, поскольку они находились уже довольно высоко, для разведения костра не нашлось ничего, кроме кустарника и веток.

– А теперь, высокоученая старейшина, не хотелось бы вам музыки или песни? – спросил Уоллес, подкрепляя слова игрой на лире.

– Не сейчас, – ответила Терикель, подбрасывая в костер ветки. – Я дам знать, когда. Тогда ты сможешь играть.

– Ах, как можно говорить о времени для игры? Это, прежде всего, искусство, которое само выбирает момент для явления себя миру. Мы сидим здесь вдвоем, в глухой местности. Разве сейчас не самое лучшее время для нежной романтической песни?

– Уоллес, когда мне захочется музыки, я скажу тебе. Разговор окончен.

– Но, но…

– Когда мне захочется музыки, я скажу тебе!

– А как с платой?

– Платой?

– У меня появились некоторые проблемы, когда я согласился сыграть для вас. После того как я вам стану не нужен, мне придется ехать одному и нагонять своих товарищей. Мы ведь, конечно, знаем, что это значит.

– Конечно? Значит?

– Ведь я сам вызвался участвовать в этом опасном приключении, поскольку думал, что вы захотите лечь со мной, и вновь почувствовать невыразимое удовольствие от предательства. Ну да, мне многое известно о вас…

– Уоллес, мне нужна музыка как часть… сигнала. Я не умею играть. Без тебя я пропала.

– О, госпожа, тогда у вас проблема. Как порядочный человек, я останусь здесь до утра и буду защищать вас от ночных опасностей, но мне нужна плата за музыку – вознаграждение барда, так сказать.

Уоллес засмеялся про себя. Терикель положила руку на лоб, закрыла глаза и покачала головой. Некоторое время она обдумывала сложившуюся ситуацию.

– Что ж, хорошо, Уоллес, но это никак не связано с удовольствием от предательства. Мне просто нужна музыка, судьба всего мира зависит от музыки, мне необходима музыка. Все, что я чувствую по отношению к тебе, – небольшое, нет, сильное отвращение, но я тоже иногда не вызываю у кого-то положительных эмоций, поэтому какая разница? Давай, пусть так случится, сделаем наше маленькое грязное дело.

– Госпожа, госпожа, – пробормотал Уоллес, перебирая струны на лире. – Нет, я обещаю…

Стрела, выпущенная из арбалета, выбила лиру из его рук, и она упала с глухим стуком. Уоллес вскрикнул и поднял ладони. Терикель приподняла тунику, взялась за шнуровку своих брюк для верховой езды – и замерла.

– Подумал, что вам может понадобиться мужчина для охраны, госпожа, – послышался голос Эндри. – Не в этом умение Уоллеса. По крайней мере, не в музыке. Я принес ребек и сыграю бесплатно.

– Эндри? – пролепетал Уоллес, медленно опуская руки.

– Он самый.

– Ты не можешь быть здесь!

– Но я здесь.

– Ты же реккон. Тебе приказали преследовать Гилврэя и Долвьенн.

– Я дезертировал.

– Ты – что? Ты… ты ревнуешь!

– Госпожа, я здесь, чтобы играть музыку и охранять вас, – произнес Эндри. – Если вам хочется поразвлечься с Уоллесом, я обеспечу вам надежное прикрытие.

– Я бы лучше поцеловала слизняка! – огрызнулась Терикель, оправляя тунику.

– Я… я только искал справедливого вознаграждения, и… я… я понял, что нужно было старейшине, это…

Уоллес перестал говорить, когда что-то огромное проплыло над его головой. Оно замерло, затем сделало круг, рассматривая их умными мерцающими глазами, хотя до земли было не менее тысячи футов.

– Дракон, – взвизгнул Уоллес.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – ответил Эндри дрожащим голосом.

– Музыку, сейчас же! – закричала Терикель.

– Он сломал мою лиру! – воскликнул Уоллес.

– Удачный выстрел, – сказал Эндри, доставая ребек. – Думаю, начну с «Драконов Альберина».

– В Альберине нет драконов, – произнес Уоллес, не отрывая взгляда от неба.

– Есть. Каменные. Они на воротах города, – объяснил Эндри, осматриваясь по сторонам – нет ли вокруг людей.

– Говорят, их дыхание жарче раскаленной добела стали, – сказал Уоллес. – А крылья около двухсот футов в размахе.

– Говорят, они могут разговаривать, – ответил Эндри. – Говорят, они умнее нас.

– Кто бы так ни говорил, он неплохо информирован, – заметила Терикель. – Все это правда.

Сделав несколько кругов, дракон полетел к уступу горы, где находились Эндри, Терикель и Уоллес. Он сел там, посидел немного и скрылся из виду.

– Я прошу тебя начать играть, Эндри, – сказала Терикель, рассматривая то место, куда приземлился дракон. – Тогда он почувствует, что мы не опасны.

– Я тоже буду играть, – неожиданно воскликнул Уоллес, ползя за лирой и вытаскивая ее из травы. – Посмотри на это! Лира сломана! Твоя стрела расколола основание.

– Удача направила мою руку, – ответил Эндри, начиная наигрывать рил.

– Хорошо получается, Эндри, – похвалила Терикель. – Если дракон не превратит нас в пепел и золу, наверно, тебя станут называть Эндри, Очаровывающим драконов.

– Очаровывающим драконов? – удивился Уоллес. – Вы имеете в виду, если бы у меня был музыкальный инструмент, то меня тоже можно было бы называть Очаровывающим драконов?

– Только дотронься до моего ребека – и я мигом отрежу тебе яйца и скормлю их дракону, – сказал Эндри, не переставая играть.

Терикель указала на небо, и Эндри с Уоллесом посмотрели туда. Дракон вернулся.

– Он хочет поговорить, – произнесла Терикель. – Это условное обозначение – летать кругами, сидеть на краю обрыва, затем смотреть на нас, пока звучит музыка.

– Гигантский ублюдок, – сказал Эндри. – До того края, очевидно, не менее тысячи футов.

– Драконы никогда не упрощают жизнь людям, – ответила Терикель.

– Вы имеете в виду, нам придется лезть наверх? – задыхаясь, спросил Уоллес.

– Да, – подтвердила его опасения Терикель. – Дракон, который хочет поговорить, сидит над нами. Мы должны лезть наверх к нему.

– А дракон не обидится, если не все полезут? – спросил Уоллес.

– Он слышал музыку и знает, что кто-то ползет наверх, и если заметит, как один из нас уходит прочь, то воспримет это как неуважение по отношению к себе.

– Но я все-таки собираюсь поступить по-своему!

Эндри тут же стащил Уоллеса, намеревающегося улизнуть, с лошади, и, связав, оставил лежать на земле, пока Терикель готовилась к подъему. Уоллес изрыгал проклятья и умолял отпустить его. Эндри взял свой ребек и снова стал играть.

– Дракону нравится, как ты играешь, – сказала Терикель, забрасывая сумку на плечо.

– Откуда вы знаете?

– Мы до сих пор живы, несмотря на неуважительный поступок, совершенный Уоллесом. Пошли, пора взбираться на гору. Каждые пару минут мы будем останавливаться, и ты что-нибудь сыграешь.

Эндри освободил Уоллеса и пошел за Терикель, которая уже начала подниматься. Через пару минут Уоллес понял, что лучше не оставаться здесь в одиночестве, но куда идти и с кем – он пока не решил. Казалось, Терикель знала, как не стать добычей прозрачных драконов, но рекконы обладали преимуществом: они были далеко отсюда.

– Терикель сказала мне, что заколдовала лошадей, – донесся голос Эндри. – Дотронься до одной из них – и на твоей руке появится ожог.

Спустя несколько часов после захода солнца Терикель разрешила сделать привал. Уоллес допытывался у Эндри, все ли в порядке, но в конце концов пришел к выводу, что дракон, без сомнения, летает быстрее, чем идет лошадь. Терикель сидела неподалеку, медитируя, создав вокруг головы замысловатое эфирное облако.

– Вот дрянь, – ворчал Уоллес, поедая свой обед, состоящий из измельченных орехов и сушеных фруктов, и запивая его водой из деревянной фляги.

– Вовсе нет, – ответил Эндри. – Когда я был в море…

– Знаю, знаю, пища все время оказывалась пропитанной холодной соленой водой. Хотя сейчас против соли я бы не возражал.

Они некоторое время сидели на земле и ели из жестяной миски. Терикель была неподалеку, но не двигалась с места. Эндри взял ребек и начал играть.

– Не посмотришь? – спросил Эндри, ложась на спину и смотря на небо, но не переставая играть.

– Ах да, это Стена Драконов.

– Ты просто посмотри на нее! Полнеба в огнях.

Уоллес тоже лег и посмотрел вверх. Стена Драконов находилась не совсем над его головой, а, скорее, на западе.

– И что? – спросил он.

– Это то, чего мы никогда прежде не видели. Хотелось бы знать, зачем она на самом деле?

– Если бы я знал, был бы величайшим магом.

– Но Уоллес, разве… ну… тебя не наполняет восторг?

– Знаешь, Эндри, иногда мне кажется, ты говоришь только для того, чтобы услышать звук своего собственного голоса.

Уоллес укутался в одеяло, нашел небольшую пещерку, лег и отвернулся. Эндри сел, снова взял свой ребек и сыграл несколько мелодий, желая дать дракону знать, что они все еще здесь и по-прежнему не представляют опасности. Терикель перестала медитировать, подошла и расположилась рядом с Эндри. Она расчесала свои волосы, заплетя их в маленькие косички, и прокашлялась.

– Я знаю, сейчас не самое подходящее время, Эндри, но по поводу Уоллеса… – начала Терикель.

– Да?

– Я… я благодарна тебе, – тихо сказала она. – Я также должна кое-что объяснить.

– В этом нет необходимости, госпожа.

– Пожалуйста! Играй и слушай. Мне бы не хотелось, чтобы Уоллес подслушал, если проснется. Когда-то, лет десять назад, я была красивой молодой жрицей, только принявшей духовный сан. До меня никто не получал таких высоких отметок по теории и практике заклинаний Метрологов. Однако та, что выполняла обязанности старейшины в то время, хотела от меня иного. Был мужчина, не обладавший привлекательной внешностью, но он знал многие из магических секретов, которые не знал больше никто. Мне приказали… хорошо вести себя с ним… Так велела сама старейшина.

Эндри вздохнул. Он выглядел смущенным и предпочел бы не слышать того, что она говорит.

– По мне лучше хорошая, честная битва, госпожа.

– Сражаются свиньи, и тогда пахнет навозом, Эндри. Я одержала победу в своем маленьком грязном бою. Старейшина осталась довольна мной, и послала меня взять приступом постель другого важного человека из одной группировки, сейчас его имя уже не столь интересно. Ей было необходимо узнать его тайны. Еще дюжина соблазнений, и я научилась потворствовать ужасным мужчинам и испытывала удовольствие от предательства. Затем я подружилась с одной студенткой, искренней идеалисткой, – Веландер. Она даже попросила меня стать ее «родной душой» – а большей чести, согласно ордену Метрологов, оказать невозможно. В ту ночь, когда Веландер завершала свой духовный ритуал, а я должна была бодрствовать всю ночь вместе с ней, старейшина приказала мне соблазнить мужчину. Худшего человека, чем он, представить трудно. Но я сделала это, В смысле, сделать это оказалось легко. Чувство вины и удовольствие бушевали в моей душе: я чувствовала себя листком, попавшим в водоворот.

Теперь Эндри просто перебирал струны, и были слышны лишь трели да рулады: это лучше всего скрывало слова от чужих ушей.

– Сентерри рассказала Уоллесу то, что вы говорили под действием заклинания истины, – произнес он. – Уоллес хвастался мне этим. У меня было ощущение, он попробует добиться вас сегодня вечером.

– Он – гадина, но я подняла тунику для него прежде, чем появился ты. Я поддалась ему, Эндри. Это и мучает меня.

– Ха-ха, да нет же! – засмеялся Эндри. – Я знаю Уоллеса, ему не надо ничего, кроме… э-э… добывательства.

– Не добывательства, а добычи.

– О, нет. Я хочу сказать, это как бы не совсем поражение. Для него. Вы – не победа.

Терикель распустила волосы и крепко сжала колени.

– Эндри, Веландер ненавидела меня за то, что я ей причинила, но, узнав на своем опыте, что мир часто бывает очень жесток, простила меня. Я очень благодарна тебе, Эндри, но я не могу причинять тебе боль…

– Не продолжайте, госпожа, – резко прервал ее Эндри. – Уже было слишком много женщин, которые, по их словам, хотели защитить меня от «боли в душе» или как там это называется. Вы велели исполнять музыку Уоллесу, а не мне, хотя я бы не потребовал за игру денег. У меня почти нет никакого образования, госпожа, но я не глуп. Женщины не воспринимают меня всерьез и произносят ласковые слова, только когда я собираюсь уходить. Я любил Веландер потому, что она попросила помощи. Она попросила меня, грязного несмышленыша Эндри с бурдюком вина в одной руке и с украденным ребеком в другой. Но все то время я на самом деле любил не ее, поскольку она… Но нет, не будем об этом. Лучше поспим, завтра, думаю, предстоит тяжелый день.

Терикель еще крепче сжала колени, и по ее щекам потекли темные слезы. Внезапно Эндри перестал играть:

– Госпожа! Ваши слезы… это снова кровь.

Терикель коснулась пальцем своей щеки и посмотрела на него.

– Заклинание истины заставило меня заглянуть внутрь себя, когда я сопротивлялась ему, вот и все. Эндри, я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас. Я заплачу Уоллесу его грязную цену, и завтра он будет играть.

Эндри пожал плечами:

– Как пожелаете, госпожа. Я говорил, Веландер попросила меня присмотреть за вами, но поскольку у вас другие планы, я ухожу. Хотя не забывайте: я играю бесплатно.

– Ты к тому же девственник, Эндри. Прозрачный дракон поглотит тебя, чтобы получить твою жизненную силу. Уоллес-то в безопасности. Вот что я хотела сказать тебе пару минут назад.

– Ах да, и это все? – засмеялся Эндри. – Тогда пусть жалкий негодяй остается там, где сейчас, госпожа. Я сыграю для дракона, а затем буду с ним сражаться, если он нападет на меня.

– Ты же погибнешь! – воскликнула Терикель.

– Вероятно, но какая разница? Я уже повстречался с перевозчицей. Отличная девушка.

Некоторое время Терикель сидела, обхватив руками колени, и Эндри стал снова играть. Слезы темного цвета бежали по ее подбородку и оставляли пятна на одежде. Медленно она выпрямилась, потянулась и прошептала заклинание в сложенные чашечкой руки. Эндри казалось, что оно, постепенно материализуясь в воздухе, приобретало зловещий облик, и ему быстро представилась голова чудовища с разверстой голодной пастью. Терикель постояла, удерживая заклинание-образ в одной руке, затем посмотрела на Эндри.

– Мне нужно ненадолго пойти к Уоллесу, – заявила она.

– Как так можно? – спросил Эндри сам себя. – Она же ненавидит Уоллеса, однако предпочитает лечь с ним, но не поцеловать меня в щеку.

Терикель со всей силы врезала ногой Уоллесу по ягодицам. Он взвыл и попытался сесть, но ударился головой о выступ скалы.

– Я хочу, чтобы ты смотрел на это, – сказала она, и из ее рук вырвались лучи, которые устремились в скалу и на Уоллеса. Лучи переплетались между собой до сих пор, пока не стали напоминать огромную паутину.

– Что вы делаете? – спросил Уоллес, отлично понимавший, что любые ее действия вряд ли были направлены в его пользу.

– Как только я здесь закончу, – прошептала Терикель. – Я искренне надеюсь, что у нас с Эндри появится наконец возможность удовлетворить потребности наших тел, и, вероятно, даже будет время на нечто большее. Мне не нужны лишние. Последуй моему совету, Уоллес, и не дотрагивайся до паутины.

Терикель перестала колдовать, и заклинание разлетелось на осколки по скале, которая служила входом в маленькую пещерку, где томился в заключении Уоллес. Заклинание истончалось, пока не превратилось в едва заметную мерцающую сетку. Терикель вернулась к Эндри. Он перестал играть еще в тот момент, когда услышал, как Терикель ударила Уоллеса.

– Что вы с ним сделали? – спросил Эндри.

– Заклинания обычно служат защитным барьером от зла, – сказала Терикель. – На этот раз получилось наоборот – зло оказалось внутри заклинания.

– Ох. Я надеюсь, Уоллесу не приспичит по малой нужде.

Терикель опустилась на колени, протянула руку и взяла ребек и смычок у Эндри. Затем осторожно положила их на редкую траву рядом с собой.

– Эндри, я только что обидела и унизила отвратительного человека, который меня обожает, – произнесла она. – Пожалуйста, сыграй завтра.

Эндри улыбнулся, подобрал ноги и обхватил руками колени – так, как недавно сделала Терикель:

– Конечно, это честь для меня.

Внезапно оттуда, где сидел в своей пещере Уоллес, раздался пронзительный крик.

– Кто-то дотронулся до заклинания! – воскликнула Терикель. Затем она повернулась к Эндри и, не отрывая от него взгляда, словно это было очень важно, прошептала:

– Эндри, я не хочу, чтобы ты завтра погиб. Подумай об этом. Она как-то по-детски ему улыбалась и не отводила глаз.

– Все очень странно, – сказал Эндри. – Судьба играет со мной.

Внезапно Терикель упала на колени и отвернулась:

– Я забыла, что ты видел, какой ужасной я могу быть там, на Альпенфасте. Ты должен чувствовать ко мне отвращение, о да, я это сейчас понимаю.

– Нет, нет…

– Жаль, поскольку… когда ты вновь появился в моей жизни тогда, в Хархе, я была счастливее, чем за многие предыдущие годы. Я так гордилась, что ты так быстро изменился и стал совсем другим. Ты похож на Ларона, только ты… невероятно молод и неопытен. Я решилась переспать с тобой. Тебе девятнадцать. Мне тоже было девятнадцать, когда по приказу старейшины я познала мужчину. Я подумала, что с тобой я могла бы вновь стать юной и чистой, но мое время ушло. Когда ты сблизился с Веландер, я поняла: это Судьба наказывает меня за прошлое. Оказалось, мне не суждено было опять превратиться в невинную девушку.

– Я… вы?.. – воскликнул Эндри.

– Да, ты просто очарователен, и твоя чистота нетленна, ее не уничтожить никаким оружием. Все мои любовники были ужасными, старыми людьми. Ну, Ровал оказался не ужасным, но в наших отношениях он был лидером, он опекал меня. Я же слишком стеснялась и не могла подойти к тебе: ведь я на десять лет тебя старше. Ты бы, наверно, не посмеялся надо мной, но пожалел. Это еще хуже. Понимаешь?

Эндри медленно протянул Терикель руку ладонью наверх. Ее глаза широко раскрылись, потом она подошла к нему и взяла его за руку.

– Ах да, вот что. Я полюбил замечательную женщину, но всегда беспокоился, не поведет ли она себя как остальные и не отправит меня подальше с добрым… э-э-э… дипломатичным напутствием. Я предпочитал жить надеждой и не иметь ничего, кроме надежды – это лучше, чем открыться и увидеть, как моя любимая поспешит прочь. Когда я находился под воздействием заклинания истины, помните, я почти произнес имя моей настоящей возлюбленной. Ее имя было «Терикель».

– Эндри Теннонер, ты хочешь сказать, что мы проехали вместе половину Акремы, все время изнывая от любви друг к другу, и ничего не сделали с этим до самого Глэсберри? – воскликнула Терикель.

– Ну… да.

Терикель высвободила руку и нажала массировать виски.

– Когда-нибудь мне захочется стать богом, – заявила она.

– Почему же, госпожа?

– Потому что я хочу свернуть Судьбе шею за то, что она сделала с нами!

Терикель положила руку Эндри на плечо, и они некоторое время сидели на земле, склонив головы друг к другу, наблюдая за отблесками оранжевого света; затем приняли более удобную позу, улегшись на траве, и разделись. Послышался сдавленный вскрик: Уоллес снова дотронулся до магической сетки.

Эндри узнал много нового из уроков, преподанных ему Терикель. Так, он понял, что двум людям, спящим вместе, гораздо теплее, чем тем, кто спит поодиночке. Эндри лежал, обняв Терикель, до тех пор, пока она не пошевелилась, проснувшись.

– Вот теперь ты знаешь, – прошептала она ему.

– Воспоминания об этом будут придавать мне сил, – вздохнул он, зная, что самое приятное скоро закончится.

– Тонкий, но выразительный комплимент, Эндри. Спасибо. Это достойно… Ты доставил мне большое удовольствие. Ты дал мне силу принять важные решения, и я сделаю все ради спасения людей, похожих на тебя – добрых и заботливых. Давай теперь оденемся и освободим Уоллеса.

Одевшись, Эндри наблюдал за Терикель, которая направилась к пещерке, где сидел Уоллес. Она подошла к нему и прикоснулась к сетке-заклинанию, до сих пор не дававшему Уоллесу возможности двигаться. Раздался негромкий щелчок, и сетка исчезла. Удар по ягодицам разбудил спавшего узника.

– Вставай, лежебока, пора лезть дальше.

– Да, матушка, что бы вы… я… где, что… Утро! – воскликнул Уоллес.

– Да, я потратила целую ночь на то, чтобы Эндри не пришелся драконам по вкусу. Я заперла тебя здесь, иначе ты чувствовал бы себя не в своей тарелке.

– И ей это замечательно удалось, – добавил Эндри.

Уоллес попытался принять пренебрежительный вид, но казался лишь раздражительным и почему-то очень расстроенным.

– Скоро будет туман, – сообщила Терикель, собирая сумку. – Это из-за колдовства драконов. Мы должны как можно быстрее отправляться в путь.

– А как же завтрак? – возразил Уоллес.

– Забудь о нем, – посоветовал Эндри. – Женщины предпочитают мужчин худощавого телосложения, уж поверь мне.

Через пару минут они, укрытые густым туманом, снова стали забираться на гору. Солнце село, быстро становилось холодно, и дальше нескольких дюймов впереди ничего не было видно.

– Остановись здесь, сыграй что-нибудь для прозрачного дракона, – попросила Терикель.

Эндри исполнил рил, и Терикель вскоре решила продолжить восхождение. Туман стал таким густым, что Уоллес едва различал свою руку перед лицом.

– Морозит, – сказал Уоллес, надеясь на то, что остальные чувствуют то же самое.

– Да, и дышать трудно, – произнес Эндри.

– Мне тоже. Мы уже очень высоко в горах. Мало воздуха, нечем дышать.

– Если воздуха бывает мало, тогда я дядюшка покойного императора.

– Да ты даже не его отец.

– Нет, я о другом. Нырнешь в воду – и не можешь дышать. Заберешься очень высоко в горы – и тоже не можешь дышать. Интересно. Надо рассказать об этом парням в Баржардсе.

– А больше ты ничего не знаешь?

– Например?

– Здесь эхо, как в пещере.

– В пещере? – удивился Эндри. – Это должна быть очень большая пещера.

– Мы в самом деле в пещере, – сказала Терикель. – Пожалуйста, перестаньте болтать о всякой ерунде.

Туман вокруг них стал темнеть. Внезапно глаза ослепил яркий луч голубого цвета. Терикель произнесла заклинание, и над ее головой появился маленький светящийся шар. Туман рассеивался. На стене неподалеку они заметили изображение большой ядовитой змеи с огромными крыльями.

– Дракон, – прошептал Уоллес.

– Да, дерни его за хвост! – отозвался Эндри, тыкая Уоллеса в живот своим ребеком. – Дошло?

– Нет, дракон! Магическое животное, изрыгает огонь, пожирает людей, разве тебя не учили этому в альберинских школах? Эй! Да ты хоть понимаешь, о чем я говорю?

– Не заткнетесь, вы двое? – заворчала Терикель. – Эндри, иди медленно и одновременно играй.

Они последовали за Терикель. Эндри исполнял медленный степ-марш, когда все вошли в большую пещеру. Пол был ровным и плоским. Очевидно, когда-то здесь проводились религиозные ритуалы. Под ногами лежала разноцветная мозаика, но повсюду царило запустение. Ничего опасного не было заметно. Остатки древних разрушенных колонн и статуй были сдвинуты к стенам, слепые глаза статуй смотрели с каменных лиц. Сохранились лишь статуи трех огромных крылатых ящериц, сидящих на задних лапах. Все, кроме глаз ящериц, темных и пустых, было сделано из голубоватого стекла. Силуэт дракона четко вырисовывался в темноте, и Эндри заметил, что он светится белым – это производило сильное впечатление. Статуи походили на изваяния из черного камня, располагающиеся по обеим сторонам городских ворот в Альберине, но по размеру те не превосходили лошадь. Головы же этих драконов поддерживали свод пещеры, и до заостренных концов сложенных крыльев можно было дотянуться, только если встать на высокую скалу. Позади драконов на стене было что-то написано, и Эндри обнаружил, что может видеть древнюю тайнопись прямо сквозь их тела.

– Вот они, драконы, – сказал Уоллес. – Во всяком случае, их статуи. Настоящие драконы не такие большие, и они не блестят.

– Уоллес! – воскликнул Эндри.

– Что?

– Та статуя слева только пошевелила хвостом.

Терикель, идущая впереди, остановилась и начала читать заклинание. В полумраке появились плечи и голова жреца из Альпенфаста, который обратился к драконам от имени Терикель. Почти материализовавшись, призрак стал излучать свет. Старейшина из рода Метрологов низко поклонилась каждой из трех фигур. Глаза центрального дракона оживали, начиная излучать бело-голубое, сияние, и он медленно прищурился.

– Ожил, – еле выдавил из себя Уоллес высоким хриплым голосом.

Эндри беспокоило больше не то, что прозрачные драконы заметят их, а то, что они их не заметят, особенно если решат прогуляться или выдохнуть огонь. Центральный дракон открыл пасть, и между клыками показались языки серебряного с голубоватым оттенком пламени. Он раскатисто прокашлялся: казалось, это приближается гроза.

– Ого, спорю, он вчера ночью съел что-то острое, – сказал Эндри высоким голосом, и ему показалось, что с ним говорит кто-то еще.

– Для меня честь встретиться с вами, Учитель, – произнесла Терикель по-диомедански, кланяясь центральному дракону. Затем она повернулась и поклонилась двум оставшимся. – И с вами, Судья и Наблюдатель.

Челюсти дракона снова пришли в движение, и снова пещера содрогнулась от грохота.

– Те двое мужчин за мной также смертные, – сказала Терикель.

Неожиданно Эндри понял, что огромный дракон что-то сказал. Эндри решил не отрывать от него взгляда, чтобы не пропустить ни слова когда тот в следующий раз откроет рот.

– Стройный мужчина – мой музыкант и воин, – сказала Терикель. – Второй – повар. У них у обоих хорошие манеры.

– Музыкант и воин? – спросил голос, напоминающий раскат грома.

– Да. Он преданный человек, ему можно доверять. Дракон медленно наклонился и уставился на Эндри и Уоллеса.

– Я не девственник! – закричал Уоллес.

– О да, и я тоже, по крайней мере, после вчерашней ночи, – пролепетал Эндри, чувствуя невероятное облегчение оттого, что это было правдой.

– Грязный предатель, – огрызнулся Уоллес, внезапно вспомнив о своих муках прошлой ночью. Забыв о драконе, он повернулся к Эндри:

– Но я делал это чаще.

– О да, и иногда даже в компании, – ответил Эндри, и на мгновение страх перед драконом сменился раздражением на Уоллеса.

– И знаешь, это, что называется, дешево и сердито! Насколько мне известно, ты делал это максимум один раз!

– Нет, пять! О, извините, госпожа. Терикель стояла, закрыв рукой глаза и качая головой. Дракон отвернулся от них и снова посмотрел на нее. Он громко произнес пару слов, но Эндри не понял, что они означают.

– Кажется, дракон недоволен, – сказала Терикель. Дракон отрывисто произнес что-то еще, но Эндри опять ничего не понял.

– Я не понимаю, мне всего тридцать лет.

Раздался грохот, содержащий, как показалось Эндри, вопрос.

– Я имею в виду, что вы изучали науки об эфире в течение многих тысяч лет, и у вас есть знания, о которых я даже не догадываюсь.

Вновь Эндри услышал гром, и снова с вопросительной интонацией.

– У драконов и Метрологов общие интересы. Я Терикель, старейшина Ордена Метрологов.

– Метрологов больше не существует.

Эндри уже почти привык к рычащей манере разговора этого огромного существа. Уоллес по-прежнему выглядел очень испуганным.