Текст книги "Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)"
Автор книги: Сергей Катканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 49 страниц)
– Здравствуйте, мессир, – просто сказал Андрей.
– Добрался без проблем?
– Всё нормально.
– Наслышан о твоих подвигах в Персии.
– Да какие подвиги, Пара удачных выстрелов.
– Иногда одного выстрела достаточно для того, чтобы спасти мир. Надо только знать время и место.
– А мне не надо знать. Я всегда буду там, куда меня именем Господа пошлёт мессир.
Дмитрий одобрительно кивнул. Взгляд Андрея упал на газету:
– Вы владеете ивритом, мессир?
– Слабо, но достаточно для того, чтобы понять основное содержание газетной статьи.
– Что пишут?
– Израильтяне и палестинцы всё никак не могут поделить тамплиерскую Газу. И не поделят никогда, потому что ни тем, ни другим Бог не отдаст Газу. Бог навеки отдал её тамплиерам.
– Вы думаете, тамплиеры смогут когда-нибудь вернуться в Газу?
– Я христианин, Андрюша, к тому же – разведчик, а потому знаю – может быть всё. Вот, к примеру, думал ли ты когда-нибудь, что наш «Союз нерушимый» может рухнуть за несколько дней, словно карточный домик?
– А разве Союзу грозит крушение?
– Уже не грозит, потому что Советского Союза больше не существует.
– Не может быть!
– Вот видишь. Оказывается, всё может быть. Сошлось в одной точке действие нескольких факторов, о существовании которых обыватели даже не подозревали, и Нерушимый разрушился.
– А что вместо Союза?
– Пятнадцать суверенных государств.
– Как ты к этому относишься?
– Противоречиво. Долгий разговор. В любом случае, больно от мысли о том, что великая Российская империя, созидавшаяся десять веков, приказала долго жить.
Дмитрий так и не предложил Андрею сесть, забыл, наверное. Андрей сам, без приглашения плюхнулся на кровать, на что командор обратил мало внимания. Кое-как оправившись от шока, Сиверцев нашёл в себе силы говорить:
– Я помню о том, что Орден вне политики, но определённые последствия для тамплиеров крушение Союза всё же будет иметь?
– В политике для Ордена имеет значение всё, что содержит религиозную составляющую. А тут самое первое и очевидное последствие – появление на карте новых исламских государств – Таджикистан, Узбекистан, Туркмения и так далее. А ведь никто не знает, закончился ли распад?
– Чему ещё распадаться?
– А ты думаешь, РСФСР – принципиально неделима? Есть весьма серьёзные силы, которые попытаются отломить от неё приличные куски. Чечено-Ингушетия, Дагестан, Татарстан – как бы они тоже не стали суверенными исламскими государствами. Ты понимаешь, о чём речь?
– Резко возросла роль исламского фактора в мире и эта роль, похоже, и дальше будет возрастать.
– Так и есть. А про Эфиопию ты тоже не знаешь?
– Откуда? Я в начале года покинул Эфиопию и с тех пор газет не читал и радио не слушал.
– Возрадуйся и возвеселися. Режим Менгисту Хайле Мариама рухнул ещё в мае.
– А зачем столько иронии? Мерзкий режим и, слава Богу, что он рухнул.
Князев тяжело вздохнул:
– Мариам, конечно, не был подарком, и хорошо, наверное, что в Эфиопии объявлены демократические преобразования. Но знаешь, к чему всё сводится на практике? Вместо диктатуры амхара – диктатура тиграев, а тиграи, как тебе известно, мусульмане. И тут мы имеем дело с усилением исламского фактора. Африка вообще стремительно исламизируется. В конце 80-х на одного обращающегося в христианство африканца приходилось 3 обращающихся в ислам. И в США огромное количество негров принимают ислам. Африка, Америка, Европа – исламизируется весь мир.
Теперь уже Андрей тяжело вздохнул:
– Знаешь, Дмитрий, в Персии у меня было время, решил продолжить свои опусы. Хотелось разобраться со всеми этими ассассинами, нурединами, саладинами. До сих пор в голове звон стоит: дин-дин-дин. Так вот, Боаэддин писал, что в 1188 году, вскоре после взятия Иерусалима, Саладин всерьёз планировал отправиться за море покорять христианскую Европу. Этот бодрый старик никак не желал успокоиться вплоть до полного уничтожения всех христиан. А что получилось? Не успел Саладин отправиться за море, как из-за моря хлынули на Саладина армады Ричарда Львиное Сердце. Поход Ричарда часто называют неудачным, потому что он не сумел отбить Иерусалим, но это поверхностная оценка. На самом деле Ричард отбил половину Сааладиновых завоеваний – Акру, Яффу и множество крепостей побережья. Благодаря победам Ричарда крестоносцы смогли ещё сто лет продержаться на Святой Земле, а бодрый старик Саладин изнемог-таки и умер. Накрылся медным тазом его поход за освобождение Европы от христианства.
– Это ты к чему?
– Да к тому, что на всякого Саладина найдётся свой Ричард.
– Дай Бог, дай Бог. Вот только я пока довольно смутно представляю, как должен выглядеть современный Ричард, если учесть характер современного Саладина.
– И каков его характер?
– Дело в том, что саладинова паранойя давно уже свила себе гнездо в сердцах европейцев.
– Сами европейцы столь охотно и стремительно освобождают Европу от христианства, как это не сумел бы сделать ни один исламский завоеватель. В Европе каждый год закрываются всё новые и новые христианские храмы – они просто не нужны больше, туда никто не ходит. Никакой джихад не смог бы сокрушить такого количества христианских храмов. Зачем исламистам уничтожать христиан? Да они их скоро днём с огнём найти не смогут. Разрозненные христианские общины тонут не в море ислама, а в море безбожия. Одновременно с этим набирает силу ползучая, вялотекущая миграция мусульманских народов в Европу. У них рождаемость растёт, а у постхристианских народов падает.
– Потому и падает, что «пост…».
– Так, но и это ещё не всё. Тысячи европейцев принимают ислам во Франции, Италии, Англии, Дании, Германии. Тебе не кажется, что саладинова мечта осуществляется полным ходом? Европа исламизируется. Помнишь, Фридрих Барбаросса отравился одновременно с Ричардом Львиное Сердце бить Саладина, но по дороге глупо погиб, и почти все его немцы были рассеяны. Они погибли, но не проиграли, потому что умерли христианами. А сейчас? В рядах бундесвера с каждым годом увеличивается количество мусульман, как из числа этнических, так и европейцев, принявших ислам. Саладину столько счастья и не снилось. Представь себе, что воины Барбароссы приняли бы ислам и вместе с Саладином вдарили бы Ричарду. А что по-твоему будет делать исламизированный бундесвер?
– Но Орден!
– А что – Орден? Увеличить в Европе рождаемость мы не можем. Монахи как ни как. Затащить большинство европейцев в храмы тоже не можем. Палкой в рай не загоняют. Снизить миграцию из стран ислама в Европу – задача, которую могут ставить перед собой только фантазёры. А всё это по совокупности – лицо современного Саладина. И как перед лицом такого врага ты представляешь современного Ричарда?
– Мессир, вы же знаете в сто раз больше меня. Вы же давно сделали все необходимые выводы и прекрасно знаете, что надо делать.
– Мало ли, что я знаю. Ты хочешь быть тамплиером или тупым бездумным салдафоном? Выпить, кстати, хочешь?
– От коньяка бы не отказался. А лучше – кофе с коньяком.
– Губа не дура.
Дмитрий разогрел на плитке в турке остатки кофе, который варил для себя, извлёк из бара бутылку «Камю», смешал кофе с коньяком в своей чашке и проворчал:
– Чистую чашку ради тебя пачкать не стану. Довольно с послушника того, что за ним ухаживает командор.
– Видимо, сегодня мой день. Я даже кофе буду пить из грязной чашки командора – ещё одна честь, так же не заслуженная мною, как и всё остальное.
– Наслаждайся. Не долго тебе осталось.
С удовольствием сделав несколько глотков, Сиверцев задумчиво начал:
– Ричард Львиное Сердце не только спас крестоносное государство, но и заметно укрепил Орден Храма, кроме прочего подарив тамплиерам Кипр, который, после падения Акры, стал главной резиденцией храмовников. Ричард фактически обеспечил Ордену продолжение бытия после разгрома. В уцелевшем благодаря нему Ордене Ричард продлил себя, свою суть – крестовый поход. Орден жив, значит жив и Ричард.
Андрей допил кофе, неторопливо поставил чашечку на столик и продолжил:
– Каким должен быть современный Ричард? Что может Орден сегодня? Прежде всего – объединить, консолидировать всех европейцев, готовых отдать за Христа жизнь, готовых для защиты христианства взять в руки оружие.
– В основном, примерно так, – заключил Князев.
– Вот только, когда я думаю об этом, мессир, меня не покидает чувство бессилия. Океан безбожия, море ислама, а рядом – тоненький ручеёк Ордена. Что мы можем в этом мире?
– То, что мы можем, зависит от того, что мы хотим. Исламу нужны миллионные армии, потому что он стремится подчинить себе весь мир – и безбожный, и христианский, и любой. Геостратегическая цель ислама – мировое господство. У христианства такой цели никогда не было, и уж тем более – нет сейчас. Даже первый крестовый поход был направлен на освобождение Иерусалима, а не на разгром Мекки и Медины. Христиане никогда не претендовали на собственно исламские территории. Зачем нам силы, равновеликие исламским? Для того, чтобы защищать христианство и христиан в очагах религиозного напряжения, где ситуация время от времени обостряется, нужны немногочисленные, мобильные, высокопрофессиональные боевые подразделения, элитные группы, каковыми Орден и располагает.
– Вы думаете, нам придётся защищать христиан и христианские святыни от исламистов?
– Мы не прогнозируем тотальной, общемировой угрозы такого рода. Разве что на пространстве бывшего СССР, на Кавказе, например, или в Средней Азии, могут вспыхнуть конфликты исламистов с собственно христианами, а не с европейцами вообще. Но это будут локальные проблемы, порешать которые вполне возможно малыми силами. В глобальном плане Ордену вряд ли предстоит затяжная война с исламом. Первоначальная задача Ордена в отношениях с исламским миром – наглядно продемонстрировать, что крестоносцы существуют, и в случае необходимости в некоторых точках они вполне способны оставить исламистов без зубов, а надо будет – и без голов. Это надо не для того, чтобы начать вселенский крестовый поход против ислама, а, напротив, для того, чтобы сделать возможным конструктивный диалог между исламом и христианством. Не диалог ислама с безбожной Европой – это вообще не наша тема, пусть разбираются, как хотят. Диалог именно с христианством – реальным, жертвенным, героическим, а другого христианства и нет. Ислам по природе своей может разговаривать только с силой, Орден покажет ему силу, и тогда мы будем разговаривать.
– Извините, мессир, что прерываю, – Сиверцев улыбнулся, – недавно услышал хороший анекдот. Перед богослужением в церковь врываются двое в масках с автоматами и дико орут: «Ну, кто хочет получить пулю за Христа? Может остаться. Остальные – вон отсюда!». Толпа «верующих» мгновенно разбежалась, в храме остались несколько человек. Тогда «террористы» спокойно снимаю маски, из алтаря выходит священник и, мило улыбнувшись, говорит: «Насколько я понимаю, все верующие в сборе? Тогда начинаем богослужение».
Князев улыбнулся:
– Да, я именно об этом. Сила христиан – не в готовности и способности убивать, а в готовности и способности умирать. Задача Ордена – собрать и сплотить героическую элиту христианства. Неважно, сколько нас будет. Ты увидишь, что нас будет немало, но это не важно.
– Нужна ли большая группа для того, чтобы умереть за Христа? Но с представителями такой христианской группы исламская героическая элита будет разговаривать на равных. У них-то элита тоже не велика, ещё надо посмотреть, чего стоит массовость, которую демонстрирует ислам. А с настоящими мусульманами мы не только сможем дружить, но даже и определим некоторые общие задачи.
– Какие это могут быть задачи?
– Связанные с главной целью существования Ордена Христа и Храма. Эта цель станет известна тебе через несколько дней. Послезавтра мы намерены принять тебя в Орден. Ты готов?
Андрей встал, весь подобрался и, почти не изменившись в лице, пристально посмотрел в глаза командору:
– Риторический вопрос, мессир.
– Это не риторический вопрос, а исполнение формальности. Итак?
– Если это будет угодно Господу, мессир.
– Добро, – Дмитрий подошёл к Андрею и сдержанно обнял его за плечи. – Напутствия и пожелания ещё впереди. Пока не будем ничего говорить. Кстати, сейчас в Иерусалиме – и Лоуренс, и отец Августин – все твои наставники. Облачим тебя в тамплиерский плащ и ответим на все твои вопросы. Понимаю твоё состояние, но пока постарайся расслабиться. Может быть, ещё кофейку с коньячком?
– Не откажусь.
– Давай, я свежего заварю.
Командор вертелся с кофе, Сиверцев, снова присев на кровать, молчал. Подав Андрею чашку, источавшую чудный аромат и отхлебнув из своей, Дмитрий очень спокойно сказал:
– Да, ведь ещё одна новость есть. Великий адмирал отдал Богу душу. Ушёл наш летучий храмовник. Я присутствовал при его кончине. Он просил тебе письмо передать.
– Мне?! Да он и видел-то меня один раз мельком.
– Я помню этот один раз. Он несколько секунд очень внимательно смотрел тебе в глаза. Для него это очень много. Тебе трудно даже представить, насколько это необычный человек. Вот письмо.
– Можно читать?
– Да, конечно. Я не смотрел, но уверен, что там лишь несколько строк.
Андрей развернул лист бумаги. Письмо было на русском:
«У меня к тебе просьба, Андрей. Когда Бог приведёт тебя на Святую гору Афон, найди скит <…> и спроси там монаха <…>. Покажи ему это письмо и он передаст тебе нечто от меня. Что с этим делать, помолившись, реши сам. Это не срочно. Специально ради этого на Афон не рвись. Придёт время – поймёшь, что пора».
И всё. Что называется, ни «здравствуй», ни «до свидания». Андрей был поражён тем, что адмирал обратился к нему, как к хорошо знакомому человеку. С недоумением он протянул письмо Дмитрию. Тот прочитал и грустно улыбнулся:
– Его стиль. Он никогда и ничего не объясняет, но действует безошибочно, поверь мне. А комментировать его действия – занятие бессмысленное. Пусть всё будет так, как он написал, а он написал – это не срочно. Давай озаботимся твоим завтрашним днём. День накануне вступления в Орден Христа и Храма – особый день. Организуем для тебя любую программу, какую пожелаешь.
– С утра, конечно – в храм Гроба Господня. Побуду там, сколько побудется. Потом – на Храмовую гору. И всё. Больше ничего не надо.
– Здраво. Но Храмовая гора. Уже восьмое столетие это самая страшное место на земле для каждого храмовника. Ты ведь понимаешь.
– Да. Мне нужна эта боль. Может быть, я увижу, как у входа в Аль-Аксу промелькнёт белый плащ тамплиера.
Книга вторая
Сержант Ордена
События, которых очень долго ждёшь, когда происходят – не радуют. Цель, к которой идёшь многие годы, по достижении редко бывает похожа сама на себя. Странная опустошённость заполняет душу путника, достигшего, наконец, заветных рубежей. Андрей Сиверцев хорошо помнил об этом, а потому и не ждал от вступления в Орден никаких особых ощущений, отнюдь не полагая, что за пару часов из него сделают нового человека.
Он стал тамплиером, но что это значит? Может быть, он уже был тамплиером задолго до вступления в Орден, а, может быть, и сейчас ещё не стал настоящим храмовником. Стать настоящим воином-монахом – это очень много. Как и когда это совершается? Можно сколько угодно трогать свои руки и дёргать себя за уши, при этом неизбежно убеждаясь, что они у тамплиера такие же, как и у любого обычного человека. Ритуал посвящения означает лишь одно – требования к нему теперь будут предъявлять, как к настоящему, полноценному члену Ордена, а вопрос его внутреннего соответствия этим требованиям, может быть, навсегда останется открытым. Андрей с грустью смотрел на новенький чёрный плащ сержанта Ордена. Примет ли его когда-нибудь Христос в Своё Небесное воинство? Только это имеет значение.
Его посвящение в Орден прошло в небольшом православном храме на окраине Иерусалима. Здесь всё было таким трогательно русским, что душу Андрея невольно защемило от неожиданно нахлынувшей тоски по Родине. Все последние годы он упорно не желал признать, что испытывает гнетущую ностальгию, старательно внушая себе, что его Родина – там, где Орден, там, где братья, там, где честь и вера. В значительной мере это так и было, но России ему всё-таки не хватало, и сейчас это чувство стремительно вырвалось на поверхность, не оставляя никаких сомнений в своей подлинности. Ностальгия захлестнула его именно тогда, когда он окончательно связал свою судьбу с наднациональным Орденом. Если бы его посвящение проходило в Секретум Темпли – всё было бы по-другому, а здесь, посреди этой фактически русской церквушки. Орден очень мудр. Иерархи ничего не делают случайно. Видимо, сейчас очень важно напомнить о том, что достоинство русского офицера – неотчуждаемо. Что ж, его самопознание через Орден ещё только начинается, сейчас в его душе, по всей видимости, вызревает некое новое качество, надо лишь проявить осторожную чуткость, не дёргаться, не суетиться, не рвать в душе то, что начинает срастаться само по себе и спокойно наблюдать со стороны за изменениями внутри себя. Всё хорошо. Да, конечно же, всё весьма неплохо.
На его посвящении присутствовали и отец Августин, и сэр Эдвард Лоуренс. Андрей был счастлив видеть своих дорогих учителей. На следующий день Дмитрий, Августин и Лоуренс намерены были рассказать Андрею про Орден всё, что ему теперь надлежало знать. Но, когда Сиверцев на завтра пришёл в храм, застал там только сэра Эдварда, который пояснил:
– У отца Августина дела в патриархии, а Дмитрий не пришёл потому, что об Ордене мы должны рассказать, только когда соберёмся все вместе.
– Тогда, может быть, сэр Эдвард, вы расскажете о себе? Я ведь до сих пор ничего про вас не знаю.
– Да было бы, что рассказывать.
– Лучше вы не смогли бы начать.
Ещё через день история повторилась – Андрей увидел в храме только отца Августина, даже обрадовавшись этому – всё происходило в своё время.
– У Лоуренса дела в местном банке, – сказал священник.
– Тогда, может быть…
– Конечно же, мой друг.
А ещё через день куда-то исчезли уже все иерархи. Алтарник уведомил Сиверцева, что никого из них не будет неделю. Ни чуть не опечаленный, Андрей вернулся в гостиницу и извлёк заготовленную на всякий случай тетрадку.
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В ОРДЕН
Опус первый
Белый щит
– Придёт конец владычеству саксов, – сказал суровый воин-кельт могильным голосом.
– Вернётся король Артур, и бритты вновь восторжествуют, – прошипела рыжеволосая девушка с глазами потусторонними, как у древней прорицательницы.
– Эскалибур разящей молнией сверкнёт над головами захватчиков, – подхватил эстафету седовласый старик, весьма похожий на друида.
– Британия для бриттов! – сильным, упругим шёпотом провозгласили два десятка решительных и неустрашимых кельтов, плотным кольцом стоявших вокруг небольшого костра, разведённого в руинах древнего замка.
Замок возвышался на скале, обрывающейся в море. Стояла мрачная ночь, даже луна не смела заглядывать в руины, где собрались последние кельты XX века. Словно ожившие древние герои, в величественных синих одеяниях, они стояли, опираясь на огромные мечи. Отсветы пламени играли на их мужественных и вдохновенных лицах.
Как мы уже сказали, луна заглядывать сюда не смела, хотя и могла бы, потому что от древнего замка остались одни стены. А, может быть, ночному светилу, за века повидавшему немало всякого шутовства, было просто неинтересно сюда заглядывать. Даже если бы сюда заглянул режиссер не самого продвинутого провинциального театра, он и то вряд ли заинтересовался бы этим довольно фальшивым действом, которое устроили респектабельные британцы, изображая из себя древних кельтов. Впрочем, нет, подождите-ка, С некоторого момента режиссёру, возможно, стало бы не скучно.
В проёме стены смутно обозначилась фигура рыцаря в длинном плаще неразличимого цвета и цилиндрическом шлеме, закрывавшем всё лицо. Длинный двуручный меч рыцарь держал в одной правой, спокойно направив клинок острием в землю. Должно быть, «кельты», увлечённые собой, и внимания не обратили бы на появление этого персонажа – свет костра едва достигал до пролома в стене, а, может быть, его приняли бы за одного из своих, опоздавшего к началу действа. Но рыцарь вдруг дико расхохотался. И было в этом смехе столько натуральнейшего ледяного презрения, что предполагаемый режиссёр мол бы задать себе только один вопрос: «Почему сей дивный драматический талант до сих пор не в моей труппе?». О, не знал тот режиссёр, что вовсе не было тут никакой игры, и в поведении рыцаря проявили себя таланты отнюдь не театрального свойства. Но кто же предполагает увидеть на сборище ряженных настоящего рыцаря?
На лицах «кельтов» отразились крайняя растерянность.
– Кто вы, мистер, и что вам здесь нужно? – стараясь держаться как можно спокойнее, спросил старенький «друид». От неожиданности старичок перепутал роли, изображая теперь непроницаемость офисного клерка, да и это у него не очень получалось.
– Сакс!!! – дико заорал незнакомец. От такого голоса, пожалуй, даже рыцарям короля Артура стало бы не по себе, что уж говорить про добропорядочных обывателей, решивших поиграть в древность. – Я вызываю на бой презренных кельтов, всех сразу, – продолжал рычать рыцарь. – Вы при мечах, так попытайтесь же прикончить столь ненавистного вам сакса!
– Мистер, здесь проходит мероприятие, разрешённое мэрией. Немедленно уходите. Мы сейчас полицию позовём, – друид окончательно превратился в заурядного представителя отнюдь не героического офисного племени. Он словно пытался выставить за дверь клиента, беспардонно заявившегося в обеденный перерыв.
– Бритты позовут англосаксонскую полицию? – рыцарь опять презрительно расхохотался и сделал несколько ловких и красноречивых взмахов мечом.
И тут на встречу возмутителю спокойствия шагнул крепкий «кельт» лет сорока, сделав несколько таких же ловких взмахов. Все ожидали, что непрошеный гость сейчас засыплет его оскорблениями, но тот не проронил ни слова, сразу же встав в боевую позицию. Первый удар «кельта» был явно рассчитан на то, чтобы выбить меч из рук незнакомца, но тот красиво ушёл из-под удара, не позволив чужому железу коснуться своего клинка. Раздухарившийся «кельт» нанёс ещё один удар, незнакомец опять уклонился. «Кельт» пришёл в бешенство, кажется, позабыв, что мэрия не выдавала ему лицензии на убийство – он начал бить по-настоящему, явно пытаясь прикончить незнакомца. Другие кельты окаменели от ужаса.
Эти люди не были ни ролевиками, ни историческими реконструкторами, они действительно являли собой патриотов кельтской Британии, но предпочитали ограничиваться такими вот театрализованными представлениями, мало чем отличаясь от поклонников Толкиена. Теперь в воздухе запахло реальной кровью, и тут уж им было даже не важно, кто победит – если прольётся кровь, тогда конец всей их обывательской респектабельности, кельтский клуб потеряет доверие властей, их возьмут на заметку, как экстремистов, а никто из них не был готов ради «кельтской идеи» пожертвовать хотя бы малой толикой своего благополучия.
Таинственный рыцарь, казалось, специально затягивал поединок, он уходил из-под ударов, уворачивался, даже не пытаясь поразить «кельта», а последний давно уже сбил дыхание, его удары становились всё более нелепыми и неуклюжими. Наконец, это надоело незнакомцу, и он просто поставил противнику подножку. Кельт грузно плюхнулся на живот, и тот час железная ступня впечатала его в землю. Рыцарь, во время поединка не проронивший ни слова, вновь дико заорал:
– Ну что, ничтожные кельты? Кто ещё хочет покушать родной землицы?
Несколько «кельтов» сразу же выскользнули из руин, спасаясь бегством, старый «друид» ещё пытался поправить ситуацию:
– Немедленно прекратите это безобразие!
Но рыцарь не удостоил его ответом, обращаясь сразу ко всем:
– Теперь вы поняли, как мы завоевали вашу землю? Один против двадцати! Вон отсюда все!
Рыцарь сделал несколько коротких взмахов мечом, медленно наступая на сбившихся в кучу «кельтов». Те, словно только этого и ждали, толкаясь, бросились в проём. Вскоре у догоравшего костра осталась только рыжая «прорицательница», она словно окаменела. Рыцарь надвинулся на неё и, слегка кольнув в плечо мечом, с хамской развязностью обронил:
– Женщины достаются победителям?
– Ты не посмеешь, – еле выдавила из себя рыжая.
– Не посмею? Не захочу. Пошла отсюда, дура, – последние слова рыцарь произнёс уже ледяным шёпотом.
Красотка, кажется, мучительно пытаясь вспомнить правила управления собственными ногами, странно вихляясь, покинула руины. Рыцарь, оставшись один, постоял немного в полной неподвижности и снял шлем. Это был мужчина лет тридцати, белокурый, голубоглазый. Тонкие черты его благородного лица не выражали ни усталости, ни радости победителя. Он выглядел, скорее, печальным и даже обиженным, как будто это его только что побили. Костёр уже совершенно догорел, но начало светать, и руины понемногу прорисовывались в полумраке. Он обошёл их, по-деловому рассматривая, но в его беглых взглядах на древние камни не было ни подлинного интереса, ни любопытства. Так он бродил по «завоёванному замку» минут двадцать, явно выжидая время, потом шагнул к проёму, осмотрелся и быстро, энергично зашагал к машине, оставленной неподалёку.
Открыв первым делом заднюю дверцу, он небрежно швырнул на сидение меч. От истопника можно было бы ожидать большего почтения к кочерге. Туда же полетел шлем, словно дырявая и больше не нужная кастрюля. Потом рыцарь сел за руль и замер. Его сознание словно выключалось время от времени, но он возвращался к действительности, как ни в чём не бывало. Вскоре машина уже неслась по шоссе, на максимально разрешённой скорости, но без превышения.
Оказавшись в своей небольшой квартире, Эдвард Лоуренс присел на диван и, наконец, от души разрыдался. Его тело долго содрогалось в конвульсиях, из гортани не вырвалось ни одного членораздельного звука. Потом он весь как-то притих и начал бормотать себе под нос: «Кельты не любят саксов, саксы не любят кельтов. Идиоты… Какие же они все идиоты – и кельты, и саксы…»
Ему на самом деле было совершенно наплевать и на кельтов, и на саксов, а если бы вдруг объявились норманы, то и на них тоже.
* * *
По утру в туалетной комнате у зеркала можно было наблюдать совершенно другого человека. Высокомерный лорд приводил в порядок своё лицо элегантной бритвой. Закончив бритьё и освежившись дорогим одеколоном, он некоторое время самодовольно себя разглядывал. Презрительная улыбка уверенного в себе денди играла на его губах. Затем он прошёл в комнату и, поправив шикарный, весь в пёстрых узорах, халат, уселся за компьютер.
* * *
Эдвард Лоуренс был рантье. Рано лишившись родителей и получив по наследству солидный капитал, он мог до конца своих дней жить на проценты – без лишнего шика, но безбедно. Финансовый факультет Оксфорда он закончил скорее для удовольствия, чем преследуя какую-то конкретную цель. Эдвард любил финансовое искусство, воспринимая его, как математику, помноженную на человечески фактор. По убеждению молодого Лоуренса, ни в чём так хорошо не раскрывается внутренняя сущность человека, как в манипуляциях с цифрами, особенно, если речь идёт о деньгах. Поведение человека на бирже, его финансовый почерк высвечивает всю натуру, вплоть до самых потаённых уголков.
Но прошло вот уже пять лет с тех пор, как Эдвард получил диплом финансиста, а он всё так и занимался бесплодным «высвечиванием натур», наблюдая за поведением различных субъектов на финансовых рынках. Он не пошёл на работу ни в государственное финансовое учреждение, ни в какой-либо коммерческий банк. Сначала он хотел хорошо изучить рынки, чтобы безошибочно выбрать стартовую позицию. Виртуальное пространство Интернета давало к тому достаточные возможности, во всяком случае для него, и он не вылезал из-за компьютера. Через пару лет Эдвард обрёл настолько хорошее знание не только британской, но и мировой финансовой реальности, что мог бы на этом озолотиться, но он не попытался извлечь из своих знаний ни пенса прибыли. Стартовую позицию для карьеры финансиста давно уже можно было выбрать, но это постепенно перестало его интересовать. Он понял, что ему не нужна карьера в мире ограниченных интеллектуалов, изощрённых мошенников, удачливых обманщиков, а деньги сами по себе его никогда не интересовали. Он мог их всех обвести вокруг пальца, но не видел интереса в том, чтобы стать представителем высшего слоя плутов. «Я – финансист, а не фокусник», – не раз говорил он сам себе, но все финансисты, насколько он мог охватить взглядом их мир, были именно фокусниками – торговцами воздухом.
Был ли потомок рода Лоуренсов кристально честным и высоконравственным человеком? В общем-то – да, хотя высота его нравственности строилась в большей степени на высокомерии, чем на человечности. Он презирал торговцев пустотой не потому что их обманы несли людям горе, а потому что они были ничтожны. Олимпом финансового мира управляли духовные импотенты, убогие и жалкие, не смотря на всю изощрённость своего интеллекта. Это были люди, не способные на поступок, достойный настоящего мужчины, и он не хотел становиться одним из них.
Эдвард никогда не занимался хакерством, используя исключительно открытую информацию. Он не то что бы полагал компьютерные взломы чем-то низким и недостойным джентльмена, он скорее брезговал ими, как хороший аналитик, которому всегда достаточно открытой информации. Так хорошему детективу не надо похищать секретные документы из сейфа, ему достаточно следов, пребывающих на всеобщем обозрении, но ничего не говорящих никому, кроме него. Самые казалось бы, незначительные и непримечательные факты Эдвард умел выстраивать в такие цепочки, которые вскрывали всю подноготную финансового мира.
Итак, ещё три года он потратил на то, что условно называл «опытами над финансовыми мышами». Они всё более и более поражали его своим убожеством. Последнее время он очень обострённо ощущал потребность вырваться в некий иной мир – героический, мужественный, суровый. Он был уверен, что мир финансистов тоже может быть таким, но в реальности он таким не являлся, и в этом уже больше не было сомнений.
На какое-то время Эдвард увлёкся историей Великобритании. Вторжение англов и саксов он теперь представлял себе не хуже, чем изнанку лондонской биржи. Он почувствовал в этом вторжении некую древнюю стихийную мощь, тупую и жестокую, однако, дышавшую подлинной глубинной реальностью, тем великолепием природной силы, которого он не находил в мире финансов. Он заказал себе меч – настоящий, боевой, а отнюдь не бутафорский, какими довольствовались большинство исторических клубов. Потом обзавёлся кольчугой и шлемом – прочными, надёжными, какие древним саксам и не снились. Начал брать уроки исторического фехтования и быстро понял, что большинство современных мечников затачивают свои навыки под эффект во время зрелищных мероприятий, а не под победу в реальном бою на мечах. В мире британцев, увлечённых историей и любивших покрасоваться с древним оружием в руках, всё дышало такой же иллюзорностью, как и в мире финансов. Оказалось, что и романтики ничем не лучше прагматиков, они так же озабочены лишь созданием видимости, каковая постепенно стала их единственной реальностью.
