Текст книги "Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)"
Автор книги: Сергей Катканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)
Говорят, что единственным условием, которое выдвинул Синан королю, было снижение дани, которую ассассины платят тамплиерам. Но Синан был бы полным идиотом, если бы выдвинул такое условие, а ни по чему не похоже, что он страдал хроническим идиотизмом.
Надо же вникнуть в политический расклад того момента. Центральной фигурой этого расклада был атабек Нур ад-Дин, сожравший уже полвостока и явно не собирающийся останавливаться на достигнутом. Нур ад-Дин был смертельно опасен для всех – и для Иерусалимского королевства, и для Ордена Храма, и для ассассинов. Причем, королевство и Орден могли устоять в противоборстве с Нур ад-Дином и без союзников. Ассассины без союзников устоять не могли. Значит, на иерусалимских переговорах уж кому-кому, а только не Синану было выдвигать условия. А вот король Амори и магистр де Сент-Аман могли ставить Горному Старцу какие угодно условия. И позднее такое условие, видимо, возникло – если ассассины примут христианство, они станут нашими союзниками.
Теперь следующий вопрос: в ком Синан был больше заинтересован – в короле или в магистре? По всему видно, что в магистре. Королевство Иерусалимское вообще не граничило с владениями ассассинов. Синан имел проблемы существенно севернее и граничил с графством Триполи, которое было фактически самостоятельным от короля. Ещё Старец граничил с тамплиерами. Конечно, обо всём договориться с королём, который может повлиять и на графа Триполи, и на магистра Ордена – это был грамотный ход со стороны Синана, но куда важнее были хорошие отношения с триполийцами и тамплиерами. В такой ситуации со стороны Синана было бы вполне логичным не только не требовать уменьшения дани тамплиерам, но даже пообещать увеличить эту дань.
Следующий вопрос – был ли союз с Синаном выгодным для тамплиеров? Безусловно. Храмовникам было куда спокойнее граничить с владениями данника-Синана, чем с владениями Нур ад-Дина – непримиримого лидера джихада, с которым вообще невозможно было о чём-либо договариваться. Владения Синана были для тамплиеров хорошей буферной прослойкой между ними и Нур ад-Дином. Да надо ещё помнить, что Дамаск, после того, как его сожрал Нур ад-Дин, уже не был городом, дружелюбным Ордену, и по отношению к Дамаску на тот момент тамплиеры не имели никаких моральных обязательствах.
Итак, политический союз между тамплиерами и ассассинами был тогда выгоден обеим сторонам. Для ассассинов он был судьбоносным, для тамплиеров – не настолько, но всё же важным. И вот на этом-то политическом фоне произошла совершенно необъяснимая история, над разгадкой которой безуспешно бьются многие исследователи уже девятую сотню лет.
Говорят, что Синан в обращении к королю Иерусалимскому Амори и патриарху Антиохийскому выразил желание перейти в христианскую веру и даже направил своего посла Абдуллу для переговоров с иерусалимским монархом. После достижения соответствующего соглашения Абдулла отправился из Иерусалима к себе в Масиаф с охранной грамотой от короля Амори. Но недалеко от Триполи посольство было атаковано тамплиерами под командованием одноглазого рыцаря – Вальтера Меснильского.
Гийом Тирский рассказывает эту историю чуть иначе. Он пишет, что Вальтер Меснильский не нападал на возвращающееся посольство со своим отрядом, а был одним из сопровождавших посольство от самого Иерусалима. Когда же проезжали близ Триполи, «вдруг кто-то из числа упомянутых выше братьев (тамплиеров), входивших в королевский эскорт, внезапно с обнажённым мечём обрушился на него (посла ассассинов) и убил безоружного и ничего не опасавшегося поверенного, страждущего христианской веры. Утверждают, что это совершил с ведения братии некий брат Вальтер, а именно Масниил».
В этой части Гийому Тирскому, видимо, можно верить – лихой рыцарь Вальтер входил в королевский эскорт, и не было никакого нападения отряда тамплиеров на посольство, просто рыцарь эскорта прикончил посла.
Это оскорбило и разъярило короля Амори. Он приказал арестовать виноватых. Великий магистр Одон де Сент-Аман настаивал на соблюдении законных прав тамплиеров – храмовники не подлежат светскому суду. Вальтер был осуждён тамплиерским капитулом. Не удовлетворившись этим, Амори отправился в Сидон, где происходило заседание орденского капитула и арестовал Вальтера, направив его в тюрьму Тира. А Синану король послал письмо с извинениями, заверив, что это произошло не по его вине.
Великий магистр Ордена Христа и Храма Одон де Сент-Амон не взял на себя ответственность за инцидент, утверждая, что Одноглазый никакого приказа не получал. И вот ещё что интересно – история не сохранила объяснений самого Одноглазого, хотя он был допрошен сначала на капитуле Ордена, а потом людьми короля, которые его забрали. О дальнейшей судьбе этого несчастного рыцаря так же ничего не известно.
Вот такая решительно абсурдная история. Она порождает целый ряд вопросов. Отдавал ли великий магистр приказ об устранении посла ассассинов? Если да, то какие у него были к тому причины? Существовала ли хотя бы теоретическая вероятность того, что ассассины могли принять христианство?
Гийом Тирский видит причину происшедшего в банальной алчности – в случае крещения измаилитов тамплиеры теряли ежегодный доход в 2000 безантов. Это вообще-то глупость, потому что сумма была не столь уж существенной для тамплиеров и ради неё вряд ли стоило идти на конфликт с королём, к тому же Синан, когда само существование его государства держалось на волоске, за союз с крестоносцами явно был готов заплатить и побольше этой суммы. Не факт, что тамплиеры из-за этого союза теряли деньги.
Вальтер Мап, не сильно мудрствуя, утверждал, что тамплиеры просто не хотели мира, потому что тогда их Орден стал бы не нужным. Ещё бо льшая глупость – союз с Синаном вовсе не приводил к миру, лишь создавая иной расклад в борьбе с Нур ад-Дином. И даже в случае установления мира на Святой Земле Орден не переставал быть нужным, потому что сохранялась необходимость в силе, которая будет поддерживать и гарантировать мир.
Что-то слабенькие аналитики были в Средние века, да и нынешние «специалисты по ассассинам» аналитическими способностями не блещут. Пишут, например, что тамплиеры знали хитрость и вероломство измаилитов, а потому решили, что те просто одурачили Амори. Но если ассассины дурачили короля, значит отсутствовала вероятность заключения союза, и тогда непонятно зачем резать посла, пытаясь расстроить дело и так заведомо провальное?
Так почему же всё-таки никого не заинтересовали объяснения Вальтера Одноглазого? Да потому что таким, как Гийом Тирский и так всё было понятно: все тамплиеры – плохие, а брат Вальтер так и вовсе исчадие ада. Вот что Тирский пишет про Вальтера: «Де Меснил, человек дрянной и одноглазый, у которого дух кипел в его ноздрях, и ни в чём не разбирающийся». Спустя полвека этой оценке вторит Жак де Витри, недрогнувшей рукой написавший про Вальтера: «Человек вредный, муж Белиала, не знающий страха перед Богом. Единственным убийством этот предатель, сразив всего лишь одно тело, погубил бесчисленное множество душ».
Как видим, всё просто. Если у Вальтера «дух кипел в ноздрях», так и единственная причина его преступления – кипение духа в ненадлежащем месте. В чём тут ещё разбираться? Впрочем, кажется, эти и подобные оценки, возлагая всю вину на Вальтера, выводят из-под удара магистра де Сент-Амана и весь Орден? По логике – да, но ненавистникам тамплиеров не нужна было логика, ведь они одновременно утверждали, что причина преступления – жадность тамплиеров, хотя в этом случае непонятно, при чём тут личные отрицательные качества убийцы?
Итак, отдавал ли Одон де Сант-Аман приказ о ликвидации посла ассассинов? Только если был полным идиотом, да и в этом случае – вряд ли, потому что не мог единолично принять решение такого уровня, это была компетенция капитула, а чтобы весь тамплиерский капитул состоял из идиотов – это уж совсем невероятно.
Во-первых, такое наглое, открытое и демонстративное устранение посла, имеющего королевскую охранную грамоту, неизбежно влекло за собой острый конфликт между королём и Орденом, а тамплиерам это совсем не было надо. Если уж хотели бы устранить посла, так могли это сделать чужими руками и не у всех на виду.
Во-вторых, у Ордена не было причин желать расстроить союз между ассассинами и королевством. Зачем перед лицом такой смертельной опасности, как Нуреддин было наживать себе ещё один геморрой в виде бессмысленной конфронтации с Горным Старцем? Если бы хотели его раздавить, так давно бы уже это сделали. Тамплиеры договорились с Нуреддином и сдали ему своего данника? Предположим, а зачем? Чтобы увидеть Нуреддина на границах собственных владений, тем самым подвергая их смертельной опасности?
Тамплиеры предполагали, что за «крещением ассассинов» скрывается некая «подляна» и, срывая крещение, хотели эту «подляну» предотвратить? Да неужели Синану было тогда до того, чтобы «кидать подляны» Иерусалиму, на который он только и мог надеяться в противостоянии с Нур ад-Дином? Да и чтобы он мог сделать такого вредоносного? Провести своих хлопцев в Иерусалим под видом крещаемых и всех там перерезать? Иерусалим, кишащий рыцарями, было таким образом не одолеть. Напакостить мог, но тогда получил бы к одной смертельной опасности ещё одну.
Итак, если бы капитул принял решение о ликвидации посла ассассинов, Орден получил бы серьёзные проблемы с королём, дополнительные проблемы с Нуреддином, да ещё запутку с Синаном, как минимум, хлопотную. На фоне такого расклада талдычить про какие-то несчастные две тысячи безантов мог только совсем неумный человек.
И действительно, конфликт с королём нанёс Ордену огромный ущерб. С Нур ад-Дином дополнительных проблемы не возникло, только потому, что он умер. А так сожрал бы атабек оставленного в одиночестве Синана, и тамлиеры увидели бы славных воинов джихада под стенами своего Кастель-Блана. Интересно ещё то, что между Синаном и тамлиерами вражды из-за убийства посла не вспыхнуло. Очевидно, что тамплиеры не хотели этой вражды и сумели объяснить Старцу, что не было воли Ордена на убийство посла, и вовсе не из-за этого убийства союз между франками и ассассинами так и не был заключён. Просто после смерти Нуреддина у Синана отпала острая необходимость в этом союзе. Мусульманам стало не до ассассинов. На выяснение отношений между Зенгидами и Аюбидами ушло время, а историю отношений с Саладином и франки, и ассассины писали уже с чистого листа.
Получается, что Вальтер Одноглазый прикончил посла ассассинов без приказа, по своей инициативе? Получается, что так. И что это ему в голову ударило? Да, возможно и правда тот самый «дух» – через ноздри, в которых он «кипел». На сей счёт у Сиверцева возникла своя версия, но он пока это отодвинул и задался главным вопросом – могло ли свершиться крещение ассассинов?
Гийом Тирский в этом не сомневался, когда писал: «Старец Горы, вопреки обычаям своих предков, получил в свои руки Евангелия и апостольские писания и тяготел к их постоянному изучению. Чудеса Христа и Его заповеди, а так же апостольское учение сделали своё многотрудное дело – спустя какое-то время он стал их приверженцем. Затем он сопоставил правдивое и привлекательное для своих людей учение Христа с тем, что жалкий совратитель Магомед даровал своим приверженцам. Он проникся отвращением к тому, что впитал с молоком матери и стал гнушаться нечестивости упомянутого совратителя. Подобным образом просветив свой народ, он приказал им оставить путь суеверия и расстаться с теми молитвами, которые были у них в обычае раньше, отказаться от своих постов, притронуться к вину и свинине. Желая дальше идти по пути Божественной веры, он направил мужа по имени Баальдел, мудрого, осмотрительного в решениях, красноречивого и разделявшего учение своего наставника с тайным посланием во владение короля». Дальше Гийом Тирский рассказывает про бесчинство Вальтера Одноглазового и заключает: «Восточная Церковь потеряла угодное Богу и уже готовое приращение».
Ах, милый тирский фантазёр, сколько же в его повествованиях благочестивого вранья. Единственное, что в этом рассказе является правдой, так это то, что люди Синана действительно почём зря трескали свинину, не отказываясь запивать её хорошим вином. Но, нарушающий законы шариата, от одного этого отнюдь не делается христианином.
Фантазмы Гийома Тирского получили своё развитие, и вот уже Жак де Витри писал: «Синан принялся со всей тщательностью читать и исследовать Христово Евангелие, восхищённый чудесами и святостью этого учения».
Впору грустно улыбнуться. Мужиков до такой степени захватила волна миссионерского восторга, что разум завершено утратил над ними свою власть. В воображении возникла очень яркая картина: самый страшный в мире злодей решил принять христианство вместе со всеми своими подданными! Картина эта выглядела столь восхитительно, что воображение тут же начало подсказывать подробности, присущие житиям раскаявшихся разбойников, но не имеющие ничего общего с конкретной ситуацией. Логика тут была простая: «Это настолько замечательно, прекрасно и возвышенно, что это, конечно же, правда». Если вам, к примеру, скажут, что вам причитается наследство на миллиард долларов, вам настолько захочется в это верить, что вы, может быть, и не обратите внимания на те причины, по которым это невозможно. А средневековый мир так же мечтал о христианизации всей вселенной, как мы – о земном богатстве. Робкая надежда на крещение ассассинов, едва забрезжив, тут же обратилась в уверенность, и уже ничто не могло убедить таких людей, как Гийом Тирский, в том, что Старацу Горы наплевать на христианство.
Как же всё было на самом деле? Фархад Дафтари полагает, что Гийом Тиский неправильно понял суть предложений Синана. Благодаря теологическому образованию и широкому кругозору, Синан, возможно, действительно стремился больше узнать о христианстве, но и не более того. Доктрина Кийямы была неверно понята многими средневековыми историками, как шаг на пути к принятию христианства.
Ах вот оно что. Сами предложения Синана нигде в исторических документах не зафиксированы. Не факт, что он вообще дал обещание креститься со своими людьми, а, вероятнее всего, и не давал. Подобные Гийому Тирскому приближённые короля, легко впадающие в состояние радостного перевозбуждения и склонные любой двусмысленный намёк принимать за окончательную договорённость, как беззубые старушки разнесли весть о том, что ассассины – без пяти минут христиане. Только, в отличие от беззубых старушек, эти деятели писали исторические хроники, по которым мы теперь и пытаемся судить о том, что же там было. Но если включить мозги, то станет понятно – ничего там и не было. Главная ошибка историков, подобных Гийому, в том, что они проецировали западную ментальность на весь мир. (К слову сказать, эту ошибку западные мыслители повторяют и по сей день). А Восток – мир словесных хитросплетений и ускользающих смыслов. Синан просто заигрывал с крестоносцами, охотно выражая свою симпатию к христианству, легко соглашаясь с отдельными его положениями и уклончиво отвечая на вопрос о возможности крещения – дескать, ничто нельзя считать полностью исключенным. Вероятнее всего, так и было, во всяком случае, для Синана это была бы идеальная тактика ведения переговоров о заключении союза, который был ему жизненно необходим. А кто-то размечтался.
Кто-то и по сей день мечтает. Пирс Пол Рид, например, пишет: «Хасан II неожиданно провозгласил веру в Воскресение. Синан тут же распространил эти верования среди сирийских измаилитов». О-хо-хо. Гийома Тирского можно считать бессмертным до тех пор, пока существуют такие «религиоведы», как Пирс Пол Рид. Назвать учение Кайямы «верой в Воскресение» (то есть почти христианством) можно только сильно перевозбудившись. Что-то там они такое про «воскресение» говорили, однако стоило поинтересоваться, как выглядит Кийяма в действии.
По свидетельству Камаля ад-Дина, измаилиты при Синане погрязли в пьянстве, мужчинам не возбранялось спать со своими сёстрами и дочерями, женщины носили мужское платье, а одна их них утверждала, что Синан есть истинный бог.
Конечно, это весьма недоброжелательное свидетельство и его нельзя полностью принимать за чистую монету. Вероятнее всего, Камаль ад-Дин рисует общую картину на основе случаев единичных, а порою явно исключительных. В Аламуте при Хасане II и в Масиафе при Синане сексуальный беспредел не был явлением всеобщим, но он-таки был, и он действительно логически вытекал из доктрины Кийямы. В основе своей эта доктрина сводилась к раблезианскому принципу: «Делай, что хочешь», и тут уж кто до чего додумается.
Делать богословский анализ Кийямы просто скучно. Это был «суп из семи круп», причём из любых семи круп. Хасан II, открывая «новую эру в религии» видел перед собой лишь одну задачу – окончательный разрыв с ортодоксальным исламом. До этого измаилиты были все же мусульманами, а теперь с этим окончательно было покончено – ни рамадана, ни намаза, ни запрета на свинину и вино, ни сексуальных ограничений.
После этого просто неловко читать у Ходжсона о том, что «ряд положений этой доктрины действительно совместим с некоторыми христианскими взглядами». Ряд положений сатанизма так же вполне согласуется с христианскими взглядами, но это не делает сатанизм и христианство родственными учениями. Кийяма – религиозный беспредел, куда можно было валить всё, в том числе и некоторые христианские идеи, перемешивая их с откровенной бесовщиной.
Главное, что тут надо понять: измаилизм, в отличие от христианства, не догматическая религия, его границы и очертания всегда были очень размыты. Эта расплывчатость и неопределенность ещё больше усилилась в период Кийямы. Фактически, ни один измаилит не смог бы четко и конкретно выразить, что есть измаилизм. Потому-то одни считали Синана богом во плоти, другие – имамом, третьи – представителем имама, четвёртые – реинкарнацией буквально кого угодно. Если в религии не определён даже статус центральной фигуры – религии фактически нет, есть лишь разглагольствования на религиозные темы.
Говорят, что Синан несколько раз подтверждал свою веру в учение о переселении душ и приходят к выводу, что он, вероятнее всего, разделял это учение. Самое смешное тут именно в том, что о религиозных взглядах Синана приходится строить догадки, никто и никогда толком не знал, что есть Кийяма, а что она не есть.
О характере симпатии ассассинов к христианству интересное свидетельство оставил Жан де Жуанвиль спустя восемьдесят лет после несостоявшегося обращения при Синане. Некий миссионер, брат Иво, побывавший в резиденции Горного Старца, поделился впечатлениями с Жуанвилем, о чём последний рассказывает: «Как обнаружил брат Иво, в изголовье у Горного Старца лежала книга, где были записаны слова, которые наш Господь говорил святому Петру, когда ходил по земле. Брат Иво сказал ему: «Во имя Бога, сир, почаще читайте эту книгу, ибо в ней записано немало добрых слов». И он сказал ему, что так и поступает: «Я глубоко почитаю моего владыку, святого Петра, ибо после сотворения мира, душа Авеля переселилась в Ноя, когда умер Ной, она переселилась в тело Авраама, а из тела Авраама она переселилась в святого Петра». Брат Иво, услышав такие речи, попытался объяснить, что верить в подобное негоже и произнёс при этом немало добрых слов, но тот ему не поверил».
Кажется, всё понятно – выдернув из христианства некоторые кирпичики, ассассины использовали их для возведения откровенно антихристианской постройки. Они заигрывали с христианством ровно постольку, поскольку им было позволено всё, в том числе и это.
«Христианствование» было для ассассинов хорошим способом позлить мусульман, подчеркнуть свою непринадлежность к миру ислама, но они не сделали ни одного реального шага в сторону христианства, двигаясь скорее по направлению к тёмным индуистским культам.
Ассассины не могли принять христианство никогда и ни при каких условиях уже хотя бы потому, что в принципе отвергали любой религиозный догматизм, совершенно не воспринимая религию, как сумму неких строго установленных истин. Для них была абсолютно неприемлема мысль о том, что веровать надлежит именно так и никак иначе. Они слишком дорожили возможностью каждое утро, проснувшись, вносить в свою религию что-нибудь новое. У каждого измаилита был свой измаилизм, и Синан был для них неким «джокером», которого можно считать любой картой по усмотрению игрока.
Если кого-то до сих пор слишком волнует мысль о том, что Кийяма содержит «отдельные христианские положения», так надо сказать, что в традиционном исламе гораздо больше христианских мыслей, чем в измаилизме, хотя гораздо меньше псевдохристианской риторики. Ислам ближе к христианству, чем измаилизм уже хотя бы потому, что строится на четко определённых установках, отвержение которых выводит за рамки данной религии. И в этом смысле переход из ислама в христианство гораздо легче, чем из измаилизма. Проще принять мысль: Иисус есть это и не есть то, когда уже сформирована привычка считать, что Иисус – либо это, либо то. Но если есть другая привычка – считать, что Иисус – это всё что хочешь, носителя такого типа религиозности фактически невозможно утвердить в мысли о строгой обязательности конкретной позиции.
Итак, на пространстве средневекового Востока ассассины были дальше от принятия христианства, чем кто бы то ни было.
Рай уже на земле
Аламут радостно бурлил. Здесь редко собиралось столько людей, а столько счастливых улыбок здесь не видел никто и никогда. Сейчас в Аламут собрались представители всех низаритских общин не только Персии, но и Сирии. Повелитель Хасан II обещал открыть великие истины, которые навсегда изменят их жизнь к лучшему. Во дворе уже установили длинные столы для праздничного пира, хотя шёл священный месяц рамадан, вкушение пищи до захода солнца было запрещено, а солнце стояло всё ещё высоко. Люди готовы были подождать. Вся жизнь низарита – ожидание. Они ждут, что им, наконец, покорится весь мир, ждут, что имам вот-вот откроет себя, ждут, что вернётся Хасан ас-Саббах, умерший 40 лет назад, ждут, наконец, того, что Аллах примет их в своих объятия. Низариты сами не знают, чего они ждут, но не сомневаются, что это будет замечательно. И вот теперь ждать осталось лишь несколько часов – до захода солнца. Все счастливы.
Ахмад не мог понять, почему в его душе нарастает тревога. Он сам, как все, ждал большой радости и при этом был почти уверен, что сегодня, сразу же после захода солнца, осуществится мечта всей его жизни. Но почти все низариты ждали «что-нибудь особенного», такого рода надежды почти всегда сбываются, к тому же на «особенное» Хасан II – большой мастер. А у Ахмата была очень конкретная мечта. Он надеялся, что имам, наконец, откроет себя и возьмёт в свои руки дело управления миром. Мудрым известно, что без познания имама не может спастись ни один человек. Имам подпирает мир и осуществляет непосредственную связь верующих с недостижимым и непостижимым Аллахом. Без имама – значит без Аллаха. Имам – личность космическая, и обращение к нему, это обращение от видимого к истине. Но как часто Ахмата терзало смутное ощущение, что все они, низариты, находятся в плену видимости и не приближаются к истине ни на шаг, блуждая в грязных и зловонных закоулках мелочных земных забот. Иногда Ахмад даже сомневался в том, что ими на самом деле руководит скрытый имам через Хасана II. Ахмад гнал от себя эти сомнения, стараясь заглушить всё нарастающую антипатию к этому человеку. Хасан II, конечно, был весьма глубоким и очень образованным человеком, обладавшим проницательным умом, способным на настоящие научные открытия. Но он слишком любил всем нравиться, имея явную приверженность к красивым жестам, позам и словам. Порою Ахмад думал о том, что именно таковы и должны быть признаки человека, блуждающего вдалеке от истины, поскольку человек, имеющий связь с высшей космической реальностью, никогда не будет пытаться создавать видимость чего бы то ни было. Как представить себе обладателя прекрасных алмазов, который дни и ночи напролёт упражняется в изготовлении фальшивых драгоценных камней? Но Ахмад гнал от себя эти мысли, полагая, что, разуверившись в Хасане II, он сам превратиться в ничто, в пыль на ветру, потеряв единственную сколько-нибудь твёрдую духовную опору своей жизни. Только имам – путь к Аллаху, и только повелитель Аламута – путь к имаму. Если этот путь не очень чист, не очень твёрд и надёжен, так что же делать – иного нет. К тому же, это лишь путь, а не цель, вот потому-то Ахмад так сильно надеялся на то, что сегодня Хасан II сообщит, что скрытый имам наконец открыл себя и будет руководить ими непосредственно. А чего ещё ждать? Нового воплощения Хасана ас-Саббаха? Ахмад высоко чтил ас-Саббаха, полагая его человеком воистину великим и всё же не более, чем человеком. А люди не воскресают. Бредни о переселении душ вызывали у Ахмада только брезгливость, он просто не понимал, как правоверные мусульмане могут верить в такое кощунство, а ведь они, низариты – правоверные мусульмане и даже более того – лучшие из правоверных.
Ахмад нервно прохаживался по двору, всем своим видом изображая, что не хочет ни с кем говорить. Его напряжённое, сосредоточенное лицо так явно контрастировало со всеобщим радостным настроем, что никто и не пытался к нему обращаться. К тому же он был в Аламуте почти всем чужой, лишь пару лет назад прибыв сюда из Сирии и ни с кем не завязав дружеских отношений – сурового и мрачного сирийца, способного говорить лишь о скрытом имаме, почти все сторонились. Уважали за силу, храбрость и религиозность, но сторонились.
Неожиданно до Ахмада донёсся обрывок разговора – он замедлил свои нервные шаги:
– Нет сомнений в том, что великий повелитель Хасан II сегодня откроет нам, что он и есть скрытый имам.
– Я тоже так думаю. Я догадался о том, что он и есть имам, когда впервые увидел, как он пьёт вино. Это неоспоримый признак имама, который, естественно, должен стоять выше шариата, выше всех человеческих законов.
Ахмаду показалось, что у него вдруг неожиданно, нестерпимо и пронзительно заболел зуб. Нет, это не зуб, это душа заныла, да так тоскливо, что лучше бы у него заболели все зубы сразу. Эти люди, его братья-низариты… искренне полагают порок пьянства признаком сокрытого имама. А если бы Хасан II ещё и гашиш курил, кем бы они его объявили? Самим Аллахом? Эти люди, как глупые рыбы, готовы проглотить любую наживку, но острым будет крючок у них в горле. А что будет тем временем в горле у него, Ахмада? Кинжал? Лучше кинжал в горле, чем грязные слова в ушах. На Ахмада вдруг словно скала обрушилась. Таким острым стало ощущение очень близкой и совершенно неотвратимой беды. И в этот момент к собравшимся вышел сам великий повелитель Хасан II вместе со своим лучшим другом и ближайшим соратником Рашид ад-Дин Синаном.
Повелитель Аламута был в великолепных белых одеждах из тончайшего китайского шёлка, на голове его красовалась золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Синан был тоже в белом, но поскромнее и без короны. Лица обоих отражали торжественное самодовольство, казалось, вожди смотрели на себя со стороны, любуясь собственным величием, весьма, впрочем, фальшивым, но этого никто не замечал. Все низариты на аламутской площади восхищённо замерли и смолкли, приготовившись услышать нечто поразительное. Хасан II выдержал паузу, принял торжественную позу и в гробовой тишине заговорил:
– Храбрые воины, соратники, я возвещаю вам великое счастье. Наступил Золотой век, Кийяма. Это значит, что Судный день уже пришёл и прошёл. Аллах взвесил на весах дурные и добрые поступки каждого из вас, оценил жертвы, принесённые вами ради имама, и отныне все вы уже вступили в рай. Рай уже на земле, но не для всех, а лишь для тех, кто принял руководство имама и моё руководство. Имам сказал мне, что я – халиф, правитель посланный самим Аллахом. Итак, все кто мне верен – уже в раю, а тем, кто не принял моё руководство – вечный ад без надежды на избавление! Имам, по воле Аллаха, поставил меня, своего халифа, выше закона, и я говорю вам: шариата больше нет. Шариат был хорош, шариат – это путь в рай. Но мы, верные, уже прошли этот путь. Мы уже в раю. Правила шариата – лишь внешние символы духовных истин, теперь же они стали лишней и ненужной заменой этих истин. Для нас больше нет никаких ограничений – не нужно соблюдать пост в священный месяц рамадан, не нужно 5 раз в день совершать намаз. Вся наша жизнь теперь – непрерывный намаз, мы вечно молимся, и нам не нужно для этого поворачиваться лицом к Мекке. Радуйтесь, соратники!
Собравшиеся на площади издали единый дружный вопль. Многое перемешалось в этом вопле: и недоумение, и страх, и гнев, и даже отчаянье, но более всего – радостного восторга. Редкие интонации протеста потонули в диком восторге большинства.
Ахмад не издал ни звука. Он стоял, как громом поражённый. Ему казалось, что каждое слово Хасана – гвоздь, забытый в его душу. Отчаянье, кромешное и беспросветное, было единственным его чувством. Вопросов не возникло, Ахмад сразу же понял, что Хасан II, человек, через которого он надеялся понять скрытого имама, встал на путь Иблиса. Ничем иным не объяснить это надругательство над всем, что дорого сердцу любого мусульманина. Ахмад не знал, что надругательство по-настоящему ещё и не начиналось. Словно из другого мира донеслись до него слова Хасана II:
– Итак, сейчас мы с вами вознесём хвалу Аллаху, обратившись спиной к Мекке, чтобы стало понятно, что теперь это не имеет для нас никакого значения.
Хасан принял кощунственное направление и все на площади повернулись, так же, как он. Достаточно плотная толпа развернула Ахмада помимо его воли. Он не молился и даже не слышал тех слов, которые Хасан велел за собой повторять, но стоял он так же, как все – спиной к Мекке – ничто уже больше не имело значения. До его ушей вновь донёсся радостный вопль – кажется, шайтанова молитва закончилась, и повелитель всех пригласил к столам. А ведь солнце по-прежнему стояло высоко. Ах, да, рамадана больше нет. Много веков подряд был рамадан, а теперь нет.
Толпа понесла Ахмада к столам. Что это? На блюдах лежали маленькие зажаренные поросята. Свинина! На столах мусульман! Ах, да, да, здесь нет мусульман. Измаилитов здесь тоже нет. Кто же здесь? Хасаниты? Кийямиты? Лучше сказать – шайтаниты. Ахмаду показалось, что маленькие поросячьи мордочки смотрят на него с наглыми усмешками. Да и не удивительно видеть вокруг себя эти дьявольские отродья, если учесть, что все они уже в аду. Хасан, правда, сказал, что – в раю, но он сегодня уже не один раз путал направления.
