Текст книги "Горячее сердце"

Автор книги: Сергей Бетев

Соавторы: Лев Сорокин,Г. Наумов,Владимир Турунтаев,Анатолий Трофимов,Юрий Корнилов,Сергей Михалёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

Федор не хотел терять времени и решил допросить Степанова. Говорить с ним начал подчеркнуто строго, не скрывая того, что ему уже было известно. И Степанов почувствовал себя в безвыходном положении.

– Нам известно, Степанов, что вы первый встретили дезертиров в лесу и намеренно скрывали их пребывание там, – говорил Федор.

– Я не скрывал, – попробовал отговориться Степанов. – И не знал, что это дезертиры. Они сказали мне, что отстали от поезда…

– Неправда. Вы не только скрывали их, но и снабжали продуктами. Вспомните, что вы сказали однажды вашей сменщице Марии Холодковой, когда отправлялись в лес с продуктами?

– Не помню.

– А вы припомните. Она спросила тогда, куда вы пошли. Вы ответили ей, что понесли продукты людям, которые косят для вас сено. Вы шли тогда к дезертирам. Холодкову вы обманули. Это было ясно даже ей, потому что сенокос ваш находится совеем в другой стороне, в пойме Малой Шайтанки.

Степанов ничего не мог ответить, а Федор наступал:

– Позавчера вы виделись с дезертирами последний раз. Они сами вызвали вас. Не вздумайте отказываться: в записке, которую вы получили от них, было указано точное время, вас ждали в 18 часов. Расскажите, о чем вы договаривались? И где теперь эти люди?

– Я не видел их, – подавленно ответил Степанов. – Смена моя кончилась в двадцать часов и я не мог прийти к назначенному времени.

– Когда вы получили ту записку?

– После обеда.

– Кто вам ее передал?

Степанов замолчал надолго, наконец выговорил:

– Сын мой передал.

– Он что, тоже знал о их шалаше? – спрашивал Федор.

– Нет. Парень мой тут ни при чем. Он видел однажды одного из них у меня в будке…

– Как же он мог принести записку, если не знал, где находится шалаш?

– Сын шел из Яшминского, мать его посылала туда. А на дорожке в лесу его встретил тот, которого он видел у меня в будке. И попросил передать…

– С какой целью они запрашивали ваш график дежурств в записке, переданной вам Чалышевым?

– Чтобы знать, когда меня можно застать в будке.

– Нам известно от Чалышева, что дезертиры интересовались туннелем, движением поездов, грузами. С какой целью?

Степанов вспотел. Он вытащил платок, сначала вытер лоб, потом высморкался. Поднял взгляд, в котором остался только страх, и хрипло выдавил из себя:

– Всё скажу… – Он передохнул, прежде чем досказать до конца: – Крушение готовили.

– Когда? – спросил Федор, с трудом сдерживая подступившее волнение.

– В эти дни.

* * *

Рассказ Степанова занял почти час, но Федор, его товарищи и старшина, который присутствовал при этом, только изредка прерывали его вопросами.

Когда Чалышев сообщил Некрасову о встрече Степанова с незнакомыми людьми, лесник направился в лес, разыскал их. Напуганные разоблачением, понявшие, что о их пребывании известно уже не одному человеку, парни признались Некрасову, что скрылись из воинского эшелона в Ярославле, куда прибыли на переформирование с остатками своей части из-под Смоленска. Один из них назвался Федоровым, другой – Березиным.

– Почему не сдались в плен на фронте? – спросил их Некрасов.

– Хотели переждать, поглядеть, чья возьмет, – сознались те.

– И убежали так далеко?

– К дому хотелось поближе.

– Где дом-то ваш?

– У меня в Нижне-Сергинском районе, – ответил Федоров.

– Я – из Ачитского, – сообщил Березин.

– Что думаете делать? – наседал Некрасов.

Домой дезертиры показываться боялись. Они спросили Некрасова, как идут дела на фронте. Тот ответил, что немцы опять наступают и идут к Волге. И еще предположил, что отсиживаться в лесу им придется, может быть, не долго.

– Все равно надоело уже, – признались дезертиры. – И грязью заросли, и жрать нечего.

И тогда Некрасов пообещал им, что с этим поможет, а выдавать не собирается. С тех пор он стал приносить им продукты. Опасаясь навлечь подозрение на себя, уговорил Чалышева сводить их в его баню в Хомутовке…

Дела на фронте продолжали ухудшаться, военные сводки приносили известия о том, что немцы рвутся к Сталинграду. Во время одной из встреч-попоек в доме Чалышева, где были Исаев и Махов, опять зашел разговор о войне. И тогда Некрасов, считавший себя понимающим больше других в военных вопросах, высказал свое предположение:

– Я так думаю, что скоро немец и к нам придет. Как только захватит Сталинград, ему откроется прямая дорога па Челябинск, а тут и до нас рукой подать. Так что и мы дождемся перемен.

– Ждать, конечно, будем, – сразу согласился с ним самый молодой и потому горячий Махов. – А вот кабы пособить этому, так еще лучше!

И начались разговоры. Услужливая память у каждого воскрешала прошлые обиды.

– Без нас Гитлеру так и этак не обойтись, – говорил Исаев. – Ему опора нужна.

– А потому и все права наши старые должны вернуть, – рассуждал Некрасов. – Самому ему свою армию не прокормить, а кто даст хлеб, если не мы? Колхозы, что ли? Так он духу от них не оставляет!

– Надо думать заранее, – гнул свое Махов. – И готовиться. А то кроме нас другие найдутся, которые выхватят из-под носа что получше…

– И это верно, – соглашался Некрасов.

– А раз верно, хорошо бы к новой власти с заслугой прийти.

– А где их взять, заслуги-то? – спрашивал не особенно сообразительный Исаев.

– Как где? Списки можно заранее составить на начальство, на партийцев, – сказал Махов.

– Это – не задача. Найдутся такие, которые без всяких списков кого надо укажут, – выразил свое мнение и осторожный Чалышев.

– Нет, не это надо, – остановил обсуждение Некрасов. – Надо сделать такое, что сразу бросится в глаза… Я был недавно на Дедово, у Степана сидел. Так за один час насчитал четыре поезда с солдатами, с артиллерией и танками, и все – в одну сторону. Полагаю, что к Сталинграду. Вот бы тот туннель-то как-то суметь законопатить. Это вам не списочки составить!..

От такого предложения у всех дыхание перехватило. Первым опомнился Махов:

– А как можно-то?

– Думать надо… – уклончиво ответил Некрасов. – Степанов-то с Дедово тоже, считайте, нынешней властью обездолен. Он все эти годы при дороге держался, с ним и надо посоветоваться.

– Думаешь, согласится? – спросил Чалышев.

– А куда ему деваться? – усмехнулся Некрасов. – Я ему сколько помогал? И сенокос каждый год выделял. А как война началась, и хлебом снабжал постоянно. Ты ведь, Чалышев, знаешь, что я в Янауле беру хлеб по сходной цене. А разве я на этом хоть копейку нажил? Как привозил, тебе да Степанову и давал каждый раз. А раз вместе держимся, так и в других делах должны друг другу помогать.

По словам Степанова, от совершения диверсии он отказался. Некрасов настаивал на том, чтобы аварию устроить в самом туннеле.

– Я ему говорил, – рассказывал Степанов, – что это невозможно, так как туннель охраняется. С путеобходчиком, который имеет туда доступ, говорить вообще не решался, потому как у того два сына-добровольца на фронте и сам он из бывших партизан. Тогда Некрасов стал уговаривать меня принять поезд на занятый путь. На это я пойти не мог. Во-первых, тут сразу же обнаружили бы виновного, да и столкновение двух составов вовсе уж не такое большое крушение, из-за которого можно надолго остановить движение. Тогда Некрасов попросил, чтобы я дал свои ключ. Рисковать я боялся, так как инструмент каждый раз обязан передавать сменщице. А Некрасов не отставал. Последний раз он сказал, что ключ у меня возьмут в начале ночной смены, ребята из леса нарушат стыки рельсов и успеют вернуть его мне. Тут мне деваться было некуда…

– Поэтому они и просили вас сообщить график дежурств?

– Может быть, – ответил Степанов.

– Кто должен был прийти за ключом?

– Не знаю. Ребята-то из леса перешли на другое место, потому что их спугнули на днях.

– Кто спугнул?

– Чалышев, когда передавал записку, сказал, что на них женщины-грибники наткнулись. Они, конечно, испугались…

– Где теперь дезертиры?

– Не знаю. Правду говорю, не знаю.

Степанов замолчал. Федор решил допрос прервать. И когда Степанова увели, сказал:

– Не знает он, где дезертиры. Это подтверждает и записка. Вот, читайте: «Иван будет знать, где мы». Это о Некрасове. Значит, с ним и надо работать. – Федор задумался, потом обратился к Бадьину: – А тебе, Виталий, надо срочно ехать в Свердловск. Составишь представление, получишь у прокурора санкцию на арест этих «друзей»… И на Исаева с Маховым – тоже. Мы с Алексеем будем продолжать говорить с Некрасовым и Чалышевым… – И повернулся к старшине: – Вы-то для себя, надеюсь, тоже сделали кое-какие выводы?

– Да, Федор Тихонович. Свои посты, разумеется, я проинструктирую особо. А пока вы тут будете разговаривать с задержанными, я схожу на Дедово, найду путейского бригадира и накажу ему усилить контроль за состоянием пути на участке возле туннеля: пусть там держит путеобходчика постоянно.

– Это все правильно, – согласился Федор. – Но я думаю, что с наступлением темноты есть смысл организовать и ваш дополнительный пост.

– Сделаем, – заверил старшина.

– Вот, пожалуй, и все, – сказал Федор. – Теперь – за дело, товарищи… А мы, Алексей, продолжим разговоры.

Некрасова Федор поручил Колмакову, предполагая, что разговор с тем затянется. Сам встретился с Чалышевым.

– У вас было время подумать, Чалышев. Я надеюсь, что дальше прикидываться незнайкой и случайным свидетелем в деле, которое нас интересует, вам не стоит, – строго начал Федор. – О замыслах ваших знакомых, которые вынашивались в вашей квартире и при вас, нам уже хорошо известно. Степанов, например, это понял и говорил с нами более откровенно, чем вы.

– Что он мог сказать обо мне плохого?

– Ну, например, то, как вы вырабатывали план диверсии в районе туннеля, чтобы нарушить движение поездов. Не скрыл и того, как его тоже принудили к участию в этом.

– Принудили?! – вдруг недобро возмутился Чалышев.

– Склонили, если хотите помягче, – сказал Федор. – Существа дела это не меняет.

– А то, что он требовал себе место старосты на Дедово, он вам не сказал?! – сорвался Чалышев. – Принудили его!..

– Какого старосты?

– Обыкновенного. Когда немцы придут…

И Федор услышал еще один рассказ, который вызвал лишь чувство омерзения.

Несколько дней назад компания опять сходилась в полном составе на Хомутовке. Порадовавшись гитлеровским успехам на Сталинградском направлении и согласию дезертиров помочь их замыслу, приятели вдруг размечтались о своем ближайшем будущем.

– Если мы провернем дело с крушением, нам не надо будет хлопотать за себя, – уверенно выкладывал свои соображения Некрасов. – Охотники повыгоднее устроиться при новом порядке найдутся. Но немцы – народ деловой. Мы явимся к ним не с пустыми руками, а подадим на тарелочке туннель. И пусть тогда кто-нибудь сунется против нас. А мы станем здесь гражданской властью. Понятно?

Приятели удовлетворенно загалдели.

– Скажем, ты, Исаев, вполне можешь быть старостой на своем Угольном.

– Мае Дедово отдашь, – сказал тогда Степанов.

– Бери, – согласился Некрасов.

– А кому нашу Хомутовку? – спросил Махов, с опаской взглянув на Чалышева.

– Ты и возьмешь, – ответил ему Некрасов.

– А что Александру Андреевичу? – кивнул Махов на Чалышева.

– Ему, если он захочет, Яшминское в распоряжение… – Некрасов замялся немного, но повторил: – Если захочет, конечно. Потому как я, наверное, возьму на себя комендатуру. Немцы везде организуют комендатуры для общего порядка.

– И согласились вы? – не удержался и спросил Федор.

– Я сказал: поживем – увидим, – уклончиво ответил Чалышев.

– Ладно. О ваших будущих должностях мы потом поговорим, – прекратил исповедь Чалышева Федор. И спросил: – Где сейчас дезертиры?

– Я не знаю, я уже заявлял. Это надо спрашивать у Некрасова, – снова отгородился от ответа Чалышев.

– Степанов их в старом шалаше не застал. Из записки, которую вы передали ему от Некрасова, видно, что о их новом пребывании должен знать Некрасов. Неужели он вам ничего не сказал?

– Точно не говорил, – стоял на своем Чалышев. – Я даже спрашивал его. Так он только сказал, что советовал им уходить подальше от Яшминского, где меньше людей. За вышку.

– За какую вышку?

– Там, на северном склоне, есть геодезическая вышка.

– А точнее?

– Не знаю, – ответил Чалышев. – Хоть убейте, не знаю.

И он замкнулся совсем. То, что его уличали в прямой причастности к этому грязному делу, повергло его в тяжкое унынье, граничащее с безразличием ко всему, что сейчас происходило. Чалышев, который всю жизнь пробовал приспособиться к новой жизни, бессильный избавиться от привязанности к прошлому, сознавал, видимо, что на этот раз терпит последнее, окончательное поражение.

Федор понял, что дальнейший разговор с ним будет бесполезной тратой времени. Сейчас он допускал, что Чалышев действительно не знает местонахождения дезертиров. И он велел его увести.

После этого зашел к Колмакову, который сидел с Некрасовым в комнате боевой подготовки, и увидел, что они оба молчат.

– Как дела? – спросил Колмакова.

– Не хочет разговаривать Иван Александрович, – кивнул тот на Некрасова. – Не знает, говорит, где его лесные дружки.

– Я знаю, где они должны быть, – запротестовал Некрасов. – Могу показать, если хотите… Пойдемте вместе.

– Больше вы ничего не можете предложить? – спросил Федор.

– Нет. Потому что на новом месте не был.

– Хорошо.

Федор выглянул за дверь и позвал солдата.

– Уведите гражданина. И пусть его покормят, – наказал ему.

Оставшись с Колмаковым, предложил:

– Некрасов хорошо знает лес. Пусть поведет нас и покажет. Он ведь понимает, что мы от него не отступимся.

– Попробовать можно, – согласился Колмаков. – Пойдем, перекусим?

– Можно. – И спросил о другом: – Ты узнавал: вооружены дезертиры или нет?

– Спрашивал. Ответил, что оружия у них не видел.

– Кто ею знает. Скользкий тип этот Некрасов.

У дежурного узнали, что старшина возвращается с разъезда в расположение. Решили встретить его и вышли из казармы на улицу.

– Я все сделал, Федор Тихонович, – сразу доложил старшина. – А как у вас?

– Придется опять просить вас… Некрасов согласился повести нас искать дезертиров.

– Солдаты нужны? – догадался старшина.

– Хотя бы двое.

– Будут, – заверил старшина. И добавил: – Вы зря думаете, что создаете нам проблемы. У меня ребята отличные, все понимают. Скажу больше: они даже довольны, что у нас настоящее дело появилось.

– Спасибо.

После двух часов дня Федор, Колмаков, два солдата и Некрасов ушли в лес.

Некрасов повел их в сторону Яшминского. В районе старого шалаша он круто взял влево, стал медленно кружить по лесу, все выше поднимаясь по горе. Неожиданно для себя Федор увидел деревянную геодезическую вышку, взметнувшую свой конус высоко над лесом.

– В этой стороне должны быть, – сказал Некрасов, заметив обращенные к нему взгляды.

Он то спускался вниз почти к самой подошве горы, то шагал вверх, подолгу соображая, и опять начинал кружить…

Солнце уже опускалось и скоро задело верхушки старых елей, а признаков временного жилья все не было. Лес начинала пеленать темнота. Федор и Колмаков решили поиск прекратить. Когда возвращались, на минуту открылся поселок Яшминский. Некрасов долго молча смотрел в ту сторону.

– Хватит, Некрасов, – сказал Федор. – Пошли…

Вернулись в гарнизон уже после ужина. Их встретил Виталий Бадьин.

– Санкции привез, – сообщил он, не ожидая вопросов. – А у вас как?

– А вот, погуляли в лесу с Некрасовым. Водил нас дезертиров искать… – мрачно ответил Колмаков. – Бодро водил, сам отдохнуть не присел.

– И все мимо, – добавил Федор. – А сам вернулся довольный…

– Ухов сказал, что завтра организует транспорт, чтобы забрать этих в Свердловск, – продолжал Виталий. – Приедут во второй половине дня. К этому времени просил доставить сюда и Махова с Исаевым.

– За ними кому-то из вас придется отправляться. А может, оба вместе, чтобы солдат не брать, – решал Федор. – Одни-то управитесь?

– Конечно, – ответил Виталий.

– А чтобы времени много не тратить, надо транспорт придумать. Алексей, на разъезде можно что-нибудь найти?

– У путейцев лошадь есть. Попробую договориться.

– А как быть с дезертирами? – спросил Виталий.

– Искать надо, – ответил Федор.

После позднего ужина Колмаков и Бадьин собрались на разъезд к путейцам, рассчитывая выехать в Хомутовку и на Угольный с рассветом. Федор, позвонивший до этого дежурному, узнал, что Даниил Андреевич Вершков сменился после дня и ушел домой.

– Алексей, зайди к нему, скажи, что я хотел бы его видеть, – попросил Федор. – Время, правда, позднее, уже одиннадцатый час… Ну, извинись. Скажи, что очень надо.

Проводив их, Федор разыскал старшину. Сообщив, что завтра задержанных обещали забрать в Свердловск, заговорил о главном.

– Вы, конечно, понимаете, что пока дезертиры у нас не в руках, мы не можем считать дело законченным.

Старшина внимательно слушал.

– Поэтому, – продолжал Федор, – вашим ребятам предстоит последнее усилие…

– Догадываюсь, – просто сказал старшина. И вдруг с каким-то почти юношеским стеснением спросил: – А меня не возьмете?

– Какой разговор, дружище! – Федор даже обрадовался. – А ничего, что ты отлучишься? Кто его знает, сколько лазить по этой горке придется?

– В гарнизоне всегда образцовый порядок! – ответил повеселевший старшина. – У меня заместитель, сержант – парень огонь.

– Сколько людей дадите?

– Я прикидывал. Десять человек хватит?

– Вполне. Себе не в ущерб?

– Все рассчитано. Смена постов у меня через четыре часа. Вместо дежурного по гарнизону отсидит заместитель, сколько потребуется. Двое на постах, четыре солдата – на смены. Все в ажуре.

– Договорились, – одобрил решение Федор. – Скоро, наверное, сюда придет Вершков, надо предупредить вашего часового. И я хочу еще поговорить с Некрасовым…

– Сейчас все сделаю.

Старшина вышел из комнаты.

Привели Некрасова.

Федор молча показал ему на табуретку. Начал разговор не сразу. Он видел, что Некрасов совершенно спокоен, даже как будто доволен чем-то, ему одному известным.

– Как же так, Иван Александрович? – начал Федор. – Семь часов водили нас по лесу, в котором знаете каждую елочку, и не нашли своих знакомых?

– Так ведь я не знаю, где они устроились, – ответил Некрасов. – Я им только посоветовал северный склон. А где? Это они сами облюбовать должны.

– В записке-то сказано, что о их местонахождении должны знать вы. Вы! – подчеркнул Федор.

– Так оно и есть: должен был знать, – подтвердил Некрасов. – А получилось так, что не узнал. Не моя вина и не ихняя в том, – добавил он.

– Чья же?

– Ваша, гражданин начальник, – сказал Некрасов, устремив насмешливый взгляд на Федора.

– Не понимаю вас, – признался Федор.

– Могу объяснить, – все так же смотрел на него Некрасов.

– Ну, ну… – подбодрил его Федор.

– Все просто. Позавчера военные ребятки перешли на новое место. Я проверил это, заглянув в их старый шалаш. К вечеру Чалышев унес Степанову записку от них, которую вы читали. Я ждал Чалышева с ответом от Степанова, но, вы ведь знаете, он не пришел. Ночью вместо него ко мне пришли вы и забрали меня сюда. А ребятки, которые должны были сообщить свое новое местонахождение, приходили ко мне сегодня в одиннадцать вечера… Так что вы сами не дали мне узнать, где они.

Федор все понял. Он видел насмешливую, почти торжествующую улыбку Некрасова, его сиюминутное торжество, которое помогало ему сохранять спокойствие. А сам испытывал такой жгучий приступ ненависти к этому человеку, который подавил на мгновение все другие чувства. Может быть, поэтому он, внутренне замерев, не дал проявиться своему возмущению.

– Интересно, на что вы рассчитываете, Некрасов? – как-то незнакомо для себя, тихо спросил его Федор.

– Я, лично? – поинтересовался тот.

– Да, вы.

– Я ни на что не рассчитываю.

__ Значит, вы все понимаете, – уже спокойно сказал Федор.

– Все понимаю, гражданин начальник.

– Нам не о чем больше разговаривать, – сказал Федор.

– Не о чем, – согласился Некрасов.

Некрасова увели.

Федор сидел за столом задумавшись. Он понял, что столкнулся с серьезным врагом. Многие из тех, с которыми его сводила работа за эти три года, были людьми, уже истратившими ненависть. Они только помнили о ней, оправдывая памятью свою, ставшую мелкой, а то и вовсе пустой, жизнь. Некрасов с упорством скупца сохранил ненависть до конца, сберег ее, и она стала пружиной его сознательного поступка, тщательно продуманного, направленного к достижению желанной цели.

Пришли Виталий с Алексеем и Вершков.

– Колеса есть! – сообщил Виталий. – Завтра в момент скатаем.

Федор пригласил к столу Даниила Андреевича.

– Тревога ваша была, как видите, не напрасной. Поблагодарите обязательно Холодкову, – сказал Федор. – Осталось только посоветоваться с вами насчет завтрашнего дня…

Федор рассказал Вершкову о дезертирах, о намечавшейся операции.

– Вы знаете Яшмиху хорошо. У нас есть основания предполагать, что они скрываются в районе геодезической вышки. Как нам лучше организовать поиск?

Даниил Андреевич попросил листок бумаги. Нарисовал на нем круг.

– Вот это Яшмиха, – говорил он, объясняя свои обозначения. – А это – вышка. Тут – северный склон. Внизу – речка наша – Малая Шайтанка. Здесь все лес, и чем ниже, тем он реже. А вот пойма – самое интересное место. От подошвы горы до речки метров сто пятьдесят. Тут гущина невозможная образовалась: сначала березняк, потом черемуха, а у воды – тальник, Вам, конечно, горку следует осмотреть, но я думаю, что они ближе к воде устроились… Метров сто от горы заросли сухие, а дальше – топь до самой воды, там тоже делать нечего… А вот эту стометровую полосу вдоль горы можно осмотреть от самой выемки и вдоль по речке, насколько сумеете пройти…

Поблагодарив Вершкова, Федор отпустил его, оставив план у себя.

* * *

Федор поднялся в пять утра и узнал, что Колмаков и Бадьин уже ушли.

Старшина, предложив завтрак, сообщил, что его отряд готов выступить.

В восемь подразделение вышло к геодезической вышке. Федор развернул листок бумаги с планом Вершкова. Посоветовавшись со старшиной, решили осмотреть северный склон от поселка до выемки, а потом пройти обратно по зарослям в пойме речки.

Развернулись в цепь с интервалом на видимость друг друга. Старшина был крайним справа, Федор – слева.

За час с небольшим медленно прошли склон до выемки. Сели отдохнуть. Покурили. О том, что ничего не обнаружили, будто по сговору, не обмолвились ни словом. Только когда поднялись, старшина сказал, чтобы слышали все:

– А теперь, братцы, глаза пошире и уши повострее.

По густым зарослям бесшумно пройти было невозможно: то ветка хрустнет, то птица испуганной шарахнется. Шли намного медленнее, чем по горе.

И скоро услышали изумленное:

– Сюда!..

Один из солдат стоял перед невысоким шалашом из густо сплетенных ивовых прутьев, толсто укрытым мелкими ветками и травой.

Старшина нырнул в полумрак лесного жилья и сказал удивительно спокойно:

– Только что ушли. Наверное, нас обнаружили раньше, чем мы их… – Он вдруг замолчал. Слышно было, как он ворошит в шалаше траву. – Вот, ловите… – И он, выкинув солдатский котелок, опять замолк. – А теперь примите бережно…

Одну за другой из шалаша приняли две винтовки. Потом появился сам старшина: в фуражке, которую он держал перед собой, матово желтели патроны.

– Еще карманы полные, – сказал он, кивнув на патроны. – Небезобидные ребятки тут жили…

– Почему же они оружие бросили? – удивился один из солдат.

– Налегке уходят… А ну, братцы, вперед и осторожно!..

…Дезертиров взяли часа через два: перед солдатами стояли два парня, грязные и худые. Стояли молча, не смея отвести глаз от земли.

* * *

Ухов приехал на Дедово на большой дрезине с шестью солдатами.

Арестованных перевели туда и, оставив под конвоем, зашли в дежурную к Даниилу Андреевичу Вершкову. Ухов поблагодарил старика, который вдруг смутился от такого скопления людей.

– А тебе, командир, спасибо особое! – уже на перроне благодарил Иван Алексеевич старшину. – Сработал ты по-военному. Буду представлять тебя.

Уезжали днем. Разъезд Дедово мирно грелся на солнышке, прижавшись к боку огромной, казавшейся мягкой от хвойной зелени горы, которая гляделась в светлую гладь водохранилища. И, казалось, нет в мире такой силы, что могла бы нарушить это спокойствие, от которого веяло вечным, непреходящим.

* * *

Дней через десять после возвращения с Дедово Федор порывисто вошел в оперпункт и остановился в дверях, с улыбкой глядя на Колмакова, который сидел в кухонке-дежурке.

– Ну, чего ты? Крашеное яичко подарили, что ли? – спросил его Колмаков.

– Нет, тебе подарок. Принимай оперпункт. Уезжаю я, Алеша…

Колмаков вскочил.

– Даю адрес: отдел контрразведки Северо-Западного фронта, – уже деловито закончил Федор.

– Может, вызовем Иванченко?..

Потом сидели втроем: Федор, Колмаков и Иванченко, Виталий был в командировке.

Перед прощанием Федор обратился к Колмакову:

– Алеша, у меня к тебе просьба… Я в квартире оставил чемодан. Вот ключ. Заберешь чемодан к себе, а ключ сдай коменданту. Понимаешь, самому некогда было…

Они вышли на крыльцо оперпункта. Через Сортировку спешил на запад очередной воинский. Друзья проводили его взглядом и повернулись друг к другу для последнего рукопожатия.