Текст книги "Горячее сердце"

Автор книги: Сергей Бетев

Соавторы: Лев Сорокин,Г. Наумов,Владимир Турунтаев,Анатолий Трофимов,Юрий Корнилов,Сергей Михалёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 51 страниц)

– В тот вечер, когда вы приходили на квартиру к Селезневым, у вас были основания предполагать, что ваш муж Козловский Федор Артурович мог пойти на охоту вместе с Селезневым?

– Да ведь я пришла только спросить. Время позднее, а Федора все нет и нет. Вот и забеспокоилась.

– Но к Селезневым идти от вашего дома неблизко, в то время как по соседству с вами проживают два гражданина, систематически занимающиеся охотой…

– Так я и их пытала про Федора. Как же!..

– А когда в этот вечер ваш муж вернулся домой, вы спросили его, один он был на охоте или с кем-то еще?

– По правде сказать, я его про другое спрашивала…

– А именно?

– Не завернул ли он, случаем, к какой женщине. После охоты-то…

Зинаида подробно пересказала мужу, как ее допрашивал следователь и как она ловко вывернулась с этим бухгалтером. Она, разумеется, знала, что муж Марии арестован, И за что – тоже знала.

Козловский не мог не обратить внимания на промашку Зинаиды. Ни от кого, кроме как от своего мужа, не могла она услышать о том, что «бухгалтер» балуется охотой. Мария Селезнева не могла ей об этом сказать – не те между ними отношения..

Но более всего Козловского убило другое. Ни одного вопроса не задал Зинаиде следователь о Флоренском. Интересовался только Макаровым. Только Макаровым и им, Козловским…

36

Возвращаясь с обеденного перерыва, уже перед самой проходной Козловский увидел впереди знакомую широкоплечую длиннорукую фигуру. Решил: кто-то очень похожий. Но в проходной, показывая вахтеру пропуск, Флоренский повернул голову, и Федор Артурович, прижмурив глаза, остановился как вкопанный. В голову толчками, мутя сознание, прихлынула кровь. В грудь изнутри били молотком.

Кое-как взял себя в руки. Когда открыл глаза, Флоренского уже не было видно ни в проходной, ни по ту ее сторону.

Оказывается, еще до перерыва руководителей цехов и отделов вызвали в партком завода и довели до их сведения, что с Флоренского сняты выдвигавшиеся против него обвинения, в связи с чем следователь лично принес ему свои извинения. За то время, что Флоренский находился под арестом, ему будет полностью выплачена зарплата. Было также сказано, что бывший работник заводской бухгалтерии Селезнев (он же Макаров), обвинявшийся в кровавых преступлениях, совершенных в годы гражданской войны, оказался к тому же еще и агентом иностранной разведки.

…Козловский сидел за своим столом, тупо уставившись в разложенные чертежи. Кто-то подходил к нему, о чем-то спрашивал, но он словно бы не понимал, чего от него хотят.

Сотрудники, сидевшие с ним в одной комнате, рассказывали потом, как тяжело поднялся он из-за стола и нетвердой походкой – его шатало из стороны в сторону – направился к двери. Остановившись на пороге, словно в полном изнеможении привалился плечом к косяку, немного постоял так, затем выпрямился, обернулся к сидевшим в комнате и с какой-то бессмысленной, а скорее, даже безумной улыбкой проговорил: «Я всё… Пошел…»

Утром следующего дня он сидел перед Белобородовым и, торопясь, нервничая, давал показания, то и дело спрашивая, зачтется ли ему добровольная явка и исключительная ценность сведений, которые он может сообщить.

Ничего не утаивая, он рассказал о своем участии в контрреволюционном заговоре в Торске, и как воевал за «освобождение России», и как после ранения попал в тифозный барак, где ему открылась «вся тщета его жертвенности» и где он понял, что белое движение обречено…

Здесь следователь прервал его:

– Скажите, Козловский, вы сами пришли к этому выводу или кто-то помог вам разобраться в происходящем?

– Да, разумеется, – спохватился тот. – Рядом со мной оказался именно такой человек. Поручик Бородин. Он понимал, что состояние его безнадежно, и потому вслух говорил такие вещи, за которые при иных обстоятельствах мог бы угодить под расстрел. Колчака он называл ничтожеством, совершенно неспособным держать в своих руках бразды правления. Должен заметить, что в то время армия Колчака еще оказывала красным войскам упорное сопротивление, поэтому обличительные речи поручика Бородина вызывали со стороны большинства офицеров, которые находились с ним в одной палате, весьма, я бы сказал, решительный протест. Доходило, знаете, даже до оскорбительных выкриков. А затем кто-то предложил подать рапорт начальству, и под ним подписалась вся палата…

– Вы тоже?

– Как ни прискорбно… Однако дать делу ход не успели. Наутро я проснулся и увидел…

– Широко раскрытые голубые, уже остекленевшие глаза поручика?

– Вы смеетесь… – подавленно проговорил Козловский. – Но это действительно так было!..

– Вы еще кому-нибудь рассказывали о поручике Бородине?

– Н-нет… Впрочем, да. Одному человеку. Совсем недавно…

– Назовите фамилию этого человека.

– Настоящую? Дело в том, что… Впрочем, вы, несомненно, знаете, что он не Селезнев, а Макаров, бывший белогвардейский офицер. Но вам, возможно, не все известно из того, что знаю я…

…Козловский продиктовал следователю точный текст письма, которое Макаров поручил отправить в Хабаровск до востребования некоему Фирсову Николаю Герасимовичу. Своей лаконичностью письмо это больше походило на телеграмму:

«Милый Колечка, вышла замуж не по своей воле. Твоя по-прежнему Валя».

При написании письма Козловский должен был сделать в тексте несколько орфографических ошибок, имитирующих малограмотность этой самой «Вали».

Как и следовало ожидать, почтовый адрес для связи, сообщенный следователю самим Макаровым, уже не функционировал, А возможно, что был чистейшей липой. Теперь надо было выходить на «Фирсова». Надо было немедленно информировать о нем хабаровских товарищей…

– А ты задавался вопросом, станет ли Макаров с нами сотрудничать, – говорил Белобородов Леониду после допроса Козловского. – Вот тебе и ответ!

– Одного не могу взять в толк: на кой леший ему понадобилось приплетать сюда Флоренского? – в голосе Леонида чувствовалась неприкрытая досада. – Ну, допустим, рассчитывал заслужить нашу признательность за «разоблачение японского шпиона». Но неужели он не понимал, что если мы установим непричастность Флоренского…

– Не исключено, что Макаровым руководила еще и жажда мщения, – высказал предположение Белобородов. – Ведь Флоренский, хотел он того или нет, по существу, испортил Макарову всю карьеру. Конечно, это выглядит чистым безумием – в такой момент сводить личные счеты, идя на поводу у низменных страстей. Однако же кое-кому виновность Флоренского показалась очевидной… Запомни, Леня, раз и навсегда: в нашем деле аксиом не должно быть! Мы с тобой не математические задачи решаем, в наших руках судьбы людей. Есть разница?..

ВКЛАДКИ

Дзержинский Феликс Эдмундович.

Первый председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии.

Ефремов Михаил Иванович.

Член партии с 1905 года. Участник Великой Октябрьской социалистической революции. Организатор и первый председатель чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией в Екатеринбурге (февраль – май 1918 года). Награжден орденами Ленина и Красного Знамени.

Хохряков Павел Данилович.

Член партии с 1916 года. По рекомендации Я. М. Свердлова накануне Великой Октябрьской социалистической революции направлен в Екатеринбург. Один из руководителей борьбы за Советскую власть на Урале. В декабре 1917 года возглавил отдел по борьбе с контрреволюцией в Екатеринбургском Совете. В феврале 1918 года назначен заместителем председателя Екатеринбургской ЧК. Погиб в бою в августе 1918 года. Одна из улиц города Свердловска названа его именем.

Говырин Николай Павлович.

Первый председатель Алапаевской ЧК (1918).

Лукоянов Федор Николаевич.

Председатель Пермской, затем Уральской областной ЧК (1918).

Чуцкаев Сергей Егорович.

Заместитель председателя Уральской ЧК (1918).

Лукоянова Вера Николаевна.

Заведующая отделом и секретарь большевистской ячейки Екатеринбургской ЧК (1919—1921).

Оборотная сторона (лицевая на форзаце книги) знамени награды Полевскому городскому отделению ОГПУ от трудящихся криолитового завода (1932).

Кораблев Василий Васильевич.

Заведующий юридическим отделом и член коллегии Екатеринбургской ЧК (1919).

Бобылев Николай Александрович.

Командир военных отрядов Уральской ЧК (1918—1921).

Густ Елизавета Карловна.

Организатор и руководитель канцелярии Екатеринбургской ЧК (1919—1920).

Мороз Григорий Семенович.

Член коллегии ВЧК, Полномочный представитель ОГПУ по Уралу (1918—1925).

Корсаков Владимир Семенович.

Оперативный уполномоченный Тагильского окружного отдела ОГПУ (1922—1928).

Добош Иосиф Альбертович.

Сотрудник Екатеринбургской ЧК, ОГПУ по Уралу, УНКВД по Свердловской области (1921—1938).

Решетов Илья Федорович.

Полномочный представитель ОГПУ по Уралу, начальник управления НКВД по Свердловской области (1933—1936).

Самойлов Петр Андреевич.

Начальник отдела Полномочного представительства ОГПУ по Уралу, зам. начальника УНКВД по Свердловской области (1926—1937).

Памятник Н. И. Кузнецову в соцгородке Уралмаша, открытый к 75-летию героя.

Сергей Бетев
Назначение

1

В середине июня в самый разгар рабочего дня Федора Григорьева вызвал к себе начальник депо.

– Тебя приглашают в политотдел дороги, – коротко объявил он.

– Зачем?

– Мне не сказали, – недовольно ответил тот. – По разговору похоже, что тебя ждет новое назначение.

– Куда это? – удивился Федор. – Мне и здесь хорошо. А потом: с какой стати политотдел? У нас что, отдела кадров нет?

– Не знаю, не знаю, – отговорился начальник. – В общем, отправляйся куда приглашают… Да не хмурься. Ты на хорошем счету, худого тебе не предложат.

В вагонном депо Свердловск-Сортировочный Федор работал всего полгода после демобилизации из армии в декабре тридцать восьмого. А приехал сюда потому, что много наслышался об Урале от товарищей: по их разговорам, на свете и края лучше нет. И леса там, как в сказке, и озера с реками рыбой кишат, грибы с ягодами лопатой гребут, а охота!..

Сам Федор из родной тульской деревни уехал давно, потянулся за братом в Воронеж, где поступил в автотранспортное ФЗУ. Но сразу же и не повезло тогда: вскоре ФЗУ перевели в Задонск, а от брата уезжать не хотелось. Поэтому с училищем не поехал, а сдал экзамены в механический техникум путей сообщения: стипендия до пятидесяти рублей!

А перемены все равно не миновал. Не прошло и года, как всех учащихся перевели из Воронежа в Острожский вагонный техникум. На этот раз решил от учебы не отставать. В тридцать шестом с дипломом направили в Караганду. Там и начал работать. Сначала осмотрщиком вагонов, а потом бригадиром по среднему ремонту. Но все это недолго. Потому что в том же году призвали в армию, оказался на Дальнем Востоке, в железнодорожных войсках.

Вот там и встретил уральцев, там и наслышался об Урале. После приезда в Свердловск стал работать в техническом отделе вагонного депо станции Свердловск-Сортировочный. Но конторская работа не нравилась. И вот тот самый начальник, который сейчас послал его в политотдел, назначил его четыре месяца назад мастером в кузнечно-прессовый цех, работой которого был недоволен. За это время Федор не только круто изменил положение в цехе, но и довел выполнение плана до двухсот восьми процентов. Сначала аж не поверили, а на днях премию дали.

И вот в такое-то время вдруг вызов в политотдел, да еще с намеком на новое назначение…

В политотделе Федора направили к начальнику. Им оказался добродушный полнотелый мужчина в солидном возрасте. Он жестом пригласил сесть к столу. Спросил:

– Как работа идет, товарищ Григорьев?

– Нормально, – пожал плечами Федор, но решил, что это не ответ, и добавил: – Неплохо, говорят.

– А я слышал: хорошо. Знаю, что и с людьми умеете ладить, уважать их. Поэтому мы и пригласили вас сюда…

Федор тоскливо подумал, что вот сейчас все и начнется, но постарался волнения не показать.

– Политотдел рекомендует вас на новую работу. Скажу наперед: назначение ответственное.

– Так ведь я беспартийный, – начал было Федор.

– Зато комсомолец активный, – сказал начальник. – С тридцать четвертого в комсомоле?

– С тридцать четвертого.

– Скоро и в партию пора. – Он поиграл карандашом, задумавшись, а потом поднял взгляд на Федора и сказал прямо и необычно просто: – Политотдел дороги рекомендовал вас на работу в НКВД.

– Меня?!

– Вас. Вот и направление официальное уже заготовлено. – Он подвинул к себе толстую папку в коже, открыл ее и взял сверху лист бумаги с коротким машинописным текстом. – Можете, не откладывая, познакомиться с будущей работой: это в нашем здании – дорожно-транспортный отдел НКВД. Начальник – капитан государственной безопасности Славин Павел Иванович. Он – в курсе.

– Как же так? У меня диплом, свое дело…

– Федор Тихонович, – вдруг по отчеству обратился начальник, – все мы тут с дипломами, все со специальностями. А есть еще и государственные интересы, партийные соображения. Вы же от армии не отказывались?

– Так ведь то армия, долг.

– Здесь – та же армия, тот же долг. Хочу подчеркнуть, что наше решение вы должны рассматривать как партийное поручение вам, комсомольцу. – Начальник твердо оперся ладонью на стол и, поднимаясь, закончил: – Желаю успеха.

Из политотдела Федор вышел обескураженный. Разговор этот привел его в смятение.

Что он знает об НКВД? Вспоминал, что читал, видел в кино: жулики, бандиты, шпионы, погони, перестрелки, убийства… Хорошие и смелые ребята-чекисты, бесстрашные до отчаянности. Но все это где-то в прошлом… Вспомнил еще армию, Дальний Восток, лекции о бдительности. Пограничников, которые ловили диверсантов. Тут понятно: японцы. Пограничные войска тоже относятся к НКВД. Но и это казалось далеким от теперешней жизни, жизни рабочей.

Что же его ждет?

Подойдя к дорожно-транспортному отделу, Федор невольно огладил ладонью волосы и шагнул в кабинет.

Из-за большого стола, стоящего в конце длинной комнаты, вышел подтянутый чернявый военный. На его гимнастерке матово посвечивал орден Боевого Красного Знамени. При рукопожатии Федор взглянул ему в глаза и увидел, что они голубые и приветливые. Может, они и молодили его смуглое лицо.

– Славин, – коротко представился он. И пригласил: – Проходите, Федор Тихонович. Усаживайтесь.

Он показал на стул возле приставного столика и сам сел напротив.

– Ну и как вы относитесь к своему новому назначению? – пощупал Федора взглядом.

– Не знаю, – откровенно ответил Федор. – Я вагонник. Какой из меня чекист?

– А как вы думаете, откуда чекисты берутся?

– Над этим не думал.

– Вот и пришло время подумать…

Славин не торопил разговор. Он понимал, что для Федора сегодняшний день действительно не простой.

– Видите ли, Федор, – начал Славин, – в свое время была создана ВЧК. Вы об этом, конечно, знаете. Так вот, ее заранее создавать не готовились. Ее создали по необходимости, потому что вылезла контрреволюция и с ней надо было бороться. Да и не только с ней… Тогда в ВЧК пришли лучшие люди партии. Их никто не обучал тому, что и как они должны делать, им было сказано только, что в своих действиях они должны руководствоваться партийным долгом и собственной совестью. Это были доверенные революции. – Славин прикурил потухшую папиросу. – А потом было разное: и борьба с саботажем, спекулянтами, и трудная, канительная, но необходимая работа с беспризорниками, и выявление тех людей, которые намеренно вредили восстановлению и развитию народного хозяйства. А вспомните коллективизацию – это уж на вашей памяти, – кулацкие бунты, да мало ли что было… Иначе говоря, работа чекистов постоянно сводилась к одной цели: бороться против всего, что мешало и мешает нашему строю. Вот так.

– Я понимаю, – сказал Федор задумчиво. – Но мне казалось, что сейчас все иначе.

– Конечно, сейчас мы и сильнее, и общество здоровее. Но в жизни еще достаточно такого, что не позволяет нам быть беспечными. Поэтому НКВД должен быть, как и прежде, деятельной организацией. А для этого нужно, чтобы к нашей работе приобщались молодые люди, честные, смелые, надежные, которым мы можем без всяких сомнений доверить обеспечение государственной безопасности. Вот таким человеком мы считаем и вас.

– Ну уж, – смутился Федор.

– А что? У вас за плечами армия. Не просто служба, но и проба огнем. Командиром там стали… Кстати, почему я не вижу медали «За отвагу»? Ведь вас наградили за Хасан?

– На другом пиджаке приколота.

– Ну ладно… Вам предстоит работать в дорожно-транспортном отделе. Значит, и от специальности вашей только польза будет.

– Я ведь о чем думаю, товарищ Славин, – осмелел и признался Федор. – На работе ко мне относятся хорошо. Говорят, что дело знаю. Я ведь еще до армии успел поработать. А сейчас что же получится? Не зная броду – сразу…

– Вот и выходит, что вы меня не совсем поняли. Я что вам говорил о первых чекистах? Их делу учила жизнь! Вы, вступая в комсомол, признали его устав? В армии принимали присягу? Значит, вы, как гражданин, свои обязанности знаете. Какую вам еще учебу нужно?

– Все равно, подумать надо, – высказал свое Федор.

– Конечно, подумать надо, – согласился Славин. – И хорошо подумать, – повторил он. А потом предупредил: – Только не долго.

Он встал. Поднялся и Федор.

– Так вот, Федор Тихонович… Два дня на размышления и дела, какие надо доделать в депо, полагаю, вам достаточно. И сразу – сюда.

* * *

Жизнь, хоть и недолгая, еще ни разу не ставила Федора перед таким крутым выбором. Мальчишкой, припоминал он, хотел учиться, искал ремесло не столько для души, сколько для того, чтобы покрепче стать на собственные ноги. Когда служил, даже когда попал в бой, знал, что время вернет его к оседлой работе и жизнь пойдет по избранной рабочей колее. Уже – навсегда.

И вот сегодняшний день…

Федор шел и слово за словом перебирал в памяти разговор со Славиным, как бы примеряя собственную жизнь к тому будущему, которое ждало его уже через два дня.

Ему вдруг вспомнился брат Алексей, любивший рассказывать про отца, а еще больше про деда, представлявшегося ему человеком необыкновенным. Лука Григорьев, крепостной князя Шаховского, был шорником в барском имении. За пятнадцать лет до отмены крепостного права Шаховский дал ему вольную с условием, что тот будет работать по найму у него же. Отменный шорник, говорят, был! Сколотив денег, Лука купил у своего господина небольшой участок земли, обосновался на нем: так зачалась деревня Григорьевка, с одного дома и пошла. Семья образовалась большая: не жили, а перебивались кое-как.

Но во что верил безмерно Лука, так это в грамоту, хотел, чтобы его сыновья и внуки стали учеными. И ведь повезло! Иначе не скажешь. Появился в ихних местах некий помещик Неелов. Купил у Шаховского земли порядочно, и переселился насовсем, и – вот ведь барин! – открыл школу для бедноты. Хороший, говорят, человек был, хоть и жил с непонятным прозвищем – Гудил… После революции народ Шаховского прогнал, а Неелова не дал тронуть. Правда, тот от всего своего добра отрекся с легкой душой.

Вот в той школе и начинали все Григорьевы осваивать азбуку. Дальше двух-трех классов не уходили, батрачить начинали, а все-таки слово книжное постичь могли. И к новой жизни тянулись. Помнится, еще в двадцать третьем году в их местах организовалась артель, которую назвали «Тургеневскими садами», тогда старший брат Кирилл стал там первым председателем. Сам Федор входил в зрелость позднее, шагал увереннее. И не было ничего для него дороже этой жизни, которой он присягнул с мальчишеской поры навсегда.

И вот сегодня ему сказали, что эту жизнь мало любить, ее нужно еще и беречь. Беречь от всего, что ей во вред. Такое ему предложено назначение.

Может ли он отказаться от него?

Через час пришел в депо. К начальнику не поторопился, а заглянул в цех. С щемящей тоской, как-то особенно глубоко вдохнул в себя запах разогретого металла с мазутным привкусом, сильно колотнулось сердце, словно отзываясь глухим ударам молотов, всему неровному шуму цеха, в котором тонули человеческие голоса. И вдруг этот тесный, перенаселенный не столько людьми, сколько механизмами цех с закопченными стенами и окнами, на которых лишь кое-где светлыми пятнышками проглядывались выбитые стекла, показался ему таким удивительно живым миром, таким родным и осязаемым, что он остановился почти в растерянности: как же все это оставить?

– Лихо слетал! – не то похвалил, не то удивился начальник депо, увидев Федора в дверях кабинета. – С чем пришел?

– Меня зовут в НКВД, – объявил Федор.

– Куда?!

– Вот так, – сказал Федор и опустился на скамейку возле окна.

Начальник тоже сел.

– Все правильно, – сказал он наконец. – Ты парень молодой, грамотный, командир Красной Армии. Время сейчас вон какое неспокойное. Не мне тебе говорить, ты сам недавно с Дальнего Востока… Да не только там, со всех сторон дымком тянет: Испания, Германия. А что это означает? – он поднял взгляд на Федора. – Это означает, что в нашем доме должен стоять порядок.

Федору после всех разговоров хотелось отдохнуть. Поэтому он перевел разговор:

– Сказали, чтобы я за два дня заканчивал все дела.

– Понятно, – согласился начальник. И спросил: – А приказ-то как писать? В чье тебя распоряжение?

– А я про это и спросить забыл, – вдруг сам удивился Федор. – Может, позвонить?

– А зачем? Напишем, что направляем тебя в распоряжение отдела кадров дороги…