Текст книги "Дамасские ворота"

Автор книги: Роберт Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

44

Бежав от гнева пророков, Лукас оказался на туманном берегу холодного Филистимского моря [378]378
  Библейское (Исх. 23: 31) название Средиземного моря.


[Закрыть], прогуливался среди эллинистического вида молодежи в тесных купальниках. Он только что вернул себе взятую напрокат машину, принял душ, сменил рубашку и надел поношенные шорты цвета хаки, которые оказались в дорожной сумке. Он искал Сонию, которая была где-то на пляже.

Юные эллины были в основном израильскими моряками в увольнении. Их база располагалась на Зеленой линии и частично на израильской территории. Наконец он нашел Сонию среди волейболистов. Когда он позвал ее, другая девушка тут же встала на ее место.

– Что, якшаешься с врагом?

– Кто враг? Эти ребятишки? Они мне не враги. Я часто останавливаюсь здесь по дороге в сектор. У них всегда находится лишний пропуск.

– Очередная странность этой войны.

– Крис, я ни с кем не воюю. Что с твоим лицом? Оно все распухло.

– Кажется, ничего не сломано, кроме моста. Надо попробовать подогнуть его и поставить на место. Один зуб шатается.

– Тебя что, били?

– Да. В Кфар-Готлибе. Эрнест говорит, я не первый репортер, кому там досталось.

– Нужно помазать чем-нибудь дезинфицирующим.

– Ничего, пройдет.

Он взял ее под руку, и они пошли вдоль кромки воды; мелкие волны лизали им лодыжки.

– Мне только что рассказали, что ты возишь гашиш из сектора в Тель-Авив.

– Кто рассказал?

– Черт! Я надеялся, ты будешь отрицать. Звучало-то дико.

– Так я и отрицаю. Конечно отрицаю. Ты действительно думаешь, что я какая-нибудь чокнутая наркобаронша?

– Да нет. Но поселенцы так говорят. Что это они вдруг?

– Это они про Нуалу.

– Проклятье! Так я и знал! И ты ездила с ней.

– Я об этом не знала вплоть до последней поездки. Понимаешь, она занимается этим не ради выгоды. Это такая схема, в которой участвуют Рашид, фракция партии и Шабак. Поселенцам-то какое дело? Они наверняка в курсе этого дерьма.

– Ну, если ты ищешь Абу Бараку, – сказал Лукас, – то поселенцам очень даже есть до этого дело. Потому что Абу Барака – это они. Поселенцы из Кфар-Готлиба. То же и с Нуалой. Нельзя участвовать в грязных делах и одновременно катить бочку на поселенцев. Это лишь подтверждает все их подозрения.

– Но кто им насвистел-то?

– Линда. Она одна из них. В смысле, она была там, когда они меня прессовали. Она говорит, что видела кучу гашиша и перевозит его Нуала.

– Поганая белая сучка, – сказала Сония без особой злости. – Что думаешь? Но она ничего не видала. Я в это не верю. Кто-то ей рассказал.

– Мало этого, они обвиняют нас в смерти Ленни. Еще говорят, что Нуала перевозила взрывчатку. И похоже, думают, что и ты в этом замешана. Что взрывчатка предназначалась Разиэлю и Де Куффу. Твоим приятелям.

Сония засмеялась:

– Взрывчатка? Они что, шутят?

– Не знаю, шутят они или что. Но они хотят, чтобы я занялся одной историей. Жирной историей. О плане разрушить Аль-Аксу. Вроде той затеи Вилли Ладлэма.

Они дошли до спиралей колючей проволоки, обозначавших конец пляжа. Постояли секунду, глядя на ограждение, и пошли обратно. Неожиданно Сония оторвалась от Лукаса и побежала по воде, оступаясь и снова вставая, а зайдя по грудь, нырнула в набежавшую волну, скрылась в ней, потом появилась за линией прибоя. Пару минут она плыла параллельно пляжу, потом отдалась на волю волне, которая понесла ее к берегу, и вышла, покачиваясь, из пены к Лукасу.

– Сколько раз ты ездила с Нуалой?

– Не могу припомнить.

– Сколько?

– Раз пять-шесть. Как-то так.

– Достаточно, чтобы примелькаться. А возможно, и чтобы тебя сфотографировали. Почему не сообщила мне, что она возит наркоту?

– Как бы я тебе сообщила?

– Не знаю. Я ведь тоже ездил. Могла бы намекнуть.

– Я думала, вы с Нуалой дружны.

– Не так чтобы очень.

– Ну, если я у них под колпаком, – сказала она, – то и ты тоже. Особенно после вчерашнего.

Они шли вдоль кромки моря.

– Зря ты мне не доверилась, – сказал он.

– Чего они хотят от тебя?

– Если не вдаваться в лишние подробности, они хотят, чтобы я кое-что написал. Озвучил некую версию.

– Правдивую версию?

– Их версию правды. Обещают, что меня оставят в покое. Если напишу.

Они свернули на пляж, и Сония, пройдя охрану, направилась в женскую раздевалку переодеться.

Когда они проехали полдороги до Иерусалима, свернув с приморского шоссе, Лукас сказал:

– Это наверняка связано с делом Абу Бараки. Ты, я, Нуала – все мы имеем к нему отношение. И мы – слабое звено.

Какое-то время они ехали молча.

– Мне приснился сон, – сказал Лукас. – По крайней мере, думаю, что это был сон. А может, галлюцинация. Что я разговаривал с маленькой дочкой Рудольфа Штейнера, Дифтерией.

– Тут полно грязного экстази. Честное слово. В Тель-Авиве. Повсюду. Кое-кто добавляет его в фалафель [379]379
  Обжаренные в масле шарики из протертых со специями плодов нута.


[Закрыть]. А то в гашиш. И что тебе сказала малышка Дифтерия?

– Она звучала похоже на Линду Эриксен. Хотя одну вещь она сказала… сказала: «О чем люди думают, то сбывается».

– Боже мой! Помнишь, когда-то мы считали, что это хорошо? Где ты взял грязное экстази?

– Не знаю. Я заснул в храме Гроба Господня.

– Жуткое место, – сказала Сония. – Не стоит тебе туда ходить.

Несколько миль они проехали молча.

– Как-то давно у меня состоялся странный разговор с Янушем Циммером, – сказала она. – Он как будто предупреждал о чем-то подобном. О некой подпольной организации.

– Я позвоню ему, – сказал Лукас.

– Будь осторожен. Он человек себе на уме. И сейчас он с Линдой.

– Господи! Кто есть кто? Чего люди хотят?

Трудно было сказать, кем на деле является человек и чего он добивается, потому что чрезвычайное положение, в котором пребывало государство, порождало постоянные импровизации и имитации. Органы, в действительности не бывшие государственными, выдавали себя за таковые. Государственные прикидывались негосударственными, или антигосударственными, или органами иных государств, включая враждебные. Многие люди, посвященные в деятельность службы государственной безопасности и вооруженных сил, ушли из соответствующих организаций окончательно или наполовину, или делали вид, что ушли, или повернули оружие против этих организаций, делая вид, что работают на них, или продолжали работать, делая вид, что повернули оружие против них, или сами толком не знали, что против кого повернули. Некоторые работали просто ради развлечения или денег. Ну а еще были люди благонадежные и патриоты.

– Ты правда считаешь, – спросила Сония, – что их это волнует? Ну, что кто-то узнает, что это они избивают палестинских подростков? Поселенцев из Кфар-Готлиба и им подобных не слишком заботит мнение мировой общественности.

– Думаю, кто-то хочет тебя подставить. Надо бы поговорить с Эрнестом. Не нравится мне эта лабуда насчет Аль-Аксы. Если кому-то приспичит ее взорвать, скорее уж это будут они. Чтобы возвести храм, да?

– Девятого ава будет демонстрация, – сказала она. – Летом, в годовщину разрушения Первого и Второго храмов. Как всегда. Ортодоксы выходят. Палестинцы выходят. Убийства случаются, обычно палестинцев. Знаешь, лучше я поговорю с Нуалой.

– Заодно уж, – посоветовал Лукас, – присмотрись и к Разиэлю.

45

В Иерусалиме Лукас отвез Сонию в бунгало в Эйн-Кареме. Там было спокойно, в саду ни души.

– Я вернусь, – сказал он. – Отдыхай.

Он отогнал машину в гараж своего дома в центре города, поднялся в квартиру принять душ, переодеться, обработать раны аспирином и заклеить пластырем. Ему пришло в голову, что избавиться от политических трудностей можно, воспользовавшись их с Сонией иностранным гражданством.

Несмотря на покровительственное отношение Америки к Государству Израиль, во что верили многие в этой части мира, зачастую было непросто использовать влияние сверхдержавы для защиты ее граждан, когда они выступали как частные лица. Помогало, если в тебе видели особо важную персону, но, поскольку в Израиле было полным полно личностей, чьи имена и названия организаций, которые они представляли, звучали политически сладостно на родине, конкуренция была ожесточенная. С влиятельными еще разговаривали; газетные писаки и цветные экс-фиделисты получали коленом под зад.

Учитывая подобное положение дел, Лукас был вынужден воспользоваться благосклонностью старой своей приятельницы, Сильвии Чин. Хотя она была маленьким винтиком в огромном исследовательско-информационном механизме американской дипломатии, она оказалась умной – несоразмерно занимаемому ею месту, – рассудительной и изобретательной. Когда он позвонил ей в офис, она согласилась встретиться с ним в кафе на краю рынка Махане-Иегуда.

Сильвия пришла в скромном шелковом платье, ее стройную шею украшали янтарные бусы. Искусно наложенный грим скрывал крохотный шрамик, оставшийся от колечка в носу, которое она носила в Пало-Альто и от которого избавилась в день экзамена на сотрудника дипломатической службы. Рыночные торговцы пели ей руританские [380]380
  Прилагательное, порожденное остросюжетным романом Энтони Хоупа (1863–1933) «Пленник замка Зенда», действие которого происходит в вымышленной стране Руритания, превратившейся в имя нарицательное для типичной центральноевропейской страны.


[Закрыть]романсы.

– Кристофер, – сразу сказала она, – думаю, ты в попал в беду.

Увидев его распухшее лицо, она нахмурилась.

– Я на днях ездил в сектор. В такое вляпался там!..

Сильвия хладнокровно оглядела кафе:

– Я тебе рассказывала о крупной операции по борьбе с наркотиками здесь? Не только в Тель-Авиве, но вообще здесь.

– Кажется, что-то упоминала.

– Ладно, я тебе расскажу, Крис. Когда латинские любовнички Госнаркоконтроля просовывают свое здоровенное копыто в дверь, их уже не вытолкать. Сейчас у Шабака и МОССАДа роман с ними, что, как подумать, просто смех.

– Почему?

– Видишь ли, последний раз МОССАД выручал Госнаркоконтроль США на Тринидаде, где в виде особой услуги Дяде Сэму-сан внедрился в крупную героиновую сеть. В итоге МОССАД перехватил руководство и рулит сейчас этой сетью сам, зарабатывает какую-никакую мелочишку. Так что можно было бы подумать, Госнаркоконтроль кое-чему научится.

– Если бы Госнаркоконтроль чему-то научился, – сказал Лукас, – международному наркобизнесу пришел бы конец.

– Правильно. А теперь я тебе скажу кое-что. Одна твоя подружка из неправительственной организации, ирландка, и ее хахаль-доктор приходили вчера к нам за визой. Похоже, считали, что мы обязаны ее выдать. Думаю, потому, что ее шеф из Шабака уверил ее, будто с нами все улажено. Она то и дело тебя поминала. Так что лучше будь поосторожней. Ты попал в пару серьезных списков.

– Радость-то какая.

Сильвия слегка наклонилась к нему и понизила голос:

– Кое-что поразило меня в разговоре с Нуалой. Когда мы болтали о ее визе. Знаешь что?

Лукас задумался на секунду:

– Если бы кто-нибудь там действительно хотел помочь, ей бы организовали…

Сильвия поднесла палец к губам и очень тихо договорила за Лукаса:

– Фальшивый паспорт. Поддельные документы. И не посылали бы ее клянчить визу.

– Они ее сливают.

– Возможно, в свое время ей помогли бы Советы. Не сейчас. – Сильвия широко улыбнулась на случай, если кто наблюдал за ними. – Она надеется увидеть тебя сегодня в Тель-Авиве. Я бы посоветовала не ехать.

– А Сония Барнс?

Сильвия смахнула листочек мяты с верхней губы.

– Плохо еще, что Нуала Райс и ее дружок – коммунисты… что бы там сейчас от компартии ни осталось. И то, что Сония в прошлом была связана с партией и провела несколько лет на Кубе.

– А ты не можешь как-то разобраться по своим каналам? Если считаешь, что девушек используют.

– Попробую. Но, понимаешь, Крис, иногда так все переплетено, что и не разберешься. Похоже, больше никто не размышляет над информацией. Доступной информации больше, чем важной, если понимаешь, о чем я.

– Да, конечно.

Ему казалось, что он понимает это не хуже любого другого.

– Компьютеры бездушны, – сказала Сильвия, – но они ничего не забывают. Как слоны. Однажды хапнувшие хоботом стручки халапеньо [381]381
  Jalapeño (исп.) – сорт перца чили.


[Закрыть]. Кто когда был коммунистом. Кто жил на Кубе.

– Значит, Сонию собираются отдать на съедение волкам?

– Послушай, что я тебе скажу, и можешь передать это дальше. Нуалу и ее приятеля, палестинского доктора, слили. Не хочу показаться черствой, но я действительно ими не занимаюсь. Если мы вступимся за них, люди подумают, что они работают на нас.

– Есть какие-нибудь хорошие новости? – спросил Лукас.

– Есть шанс. Сония может спастись с помощью Разиэля, потому что папаша хочет получить его обратно в целости и сохранности и мы предполагаем это устроить.

– Каким образом?

– Ну, это будет нелегко, потому что парни из наркоконтроля опознали в нем торчка за полмили. Но мы держим руку на пульсе. Папаша платит частной охранной службе «Айн», чтобы за ним приглядывали. Той самой, к которой обратились нью-йоркские поручители под залог, чтобы разыскать беглых должников Маршаллов, père et fils [382]382
  Отец и сын (фр.).


[Закрыть].

– Мир тесен, – сказал Лукас.

Он подумал о помещении, облицованном кафелем, где его допрашивали, и его новооткрытая вселенная представилась ему состоящей из таких помещений, множащихся, уходящих в бесконечность, целые зоны под властью своих демиургов.

– «Айн» любит хвастать перед нами, что у них обширные связи, – продолжала Сильвия. – Они имеют в виду близкие отношения с Шабаком и кое-какое политическое чутье. И этим они торгуют. Так вот, я не знаю ни что у Разиэля на уме, ни что израильтяне имеют против него, но очень сомневаюсь, чтобы они плохо обошлись с ним, учитывая влияние его папаши. Лучший выход для Сонии – держаться Разиэля. Может, и для тебя тоже. Быть простым американским репортером. Не слишком осведомленным репортером.

– Я тебя понял. Но с чего все началось, первые неприятности у меня и Сонии, – это, насколько я знаю, тема с избиением какими-то поселенцами мальчишек в секторе. Тема, которой я даже не стал заниматься, перепасовал. И что, кто-нибудь действительно полезет в бутылку из-за такой антирекламы? – спросил он Сильвию. – Какие-то поселенцы, какие-то солдаты измолотили мальчишку или даже убили одного, и мир узнает об этом – и что? Неужели это для кого-то настолько важно?

Сильвия легко пожала плечами, подняв брови и оторвав пальцы от столика:

– Я так не думаю. Но Сония слишком близко от наркотрафика. А еще до нас дошел слух о новом заговоре с целью устроить взрыв на Храмовой горе. Если Разиэль или Сония имеет к этому какое-то отношение, даже не знаю, кто может им помочь. Ты же понимаешь, что может произойти?

– Что за глупость! Они как суфии. Они верят в единство всех религий. И отвергают насилие.

– Это хорошо, – сказала Сильвия. – Надеюсь, ты прав. Но не советую бежать в американское консульство, если Храмовую гору взорвут, потому что от консульства ничего не останется.

– И где я тебя найду?

– Это не смешно. Я потеряла соседку по комнате – подругу по студенческому землячеству – в Эр-Рияде. Ее на куски разнесло, вернулась домой в Айову в запаянном гробу. Когда услышу проклятый грохот, я помчусь на шаг впереди толпы мучеников. Позабуду английский. Я знаю точное расстояние до ближайшего кошерного китайского ресторана и сколько времени занимает, чтобы пробежать его на каблуках, там ты и найдешь меня. На раздаче лапши.

– Взрывы совершенно не по их части, – сказал Лукас. – То есть абсолютно. Они последователи того старого гуру.

Она бросила на него взгляд, который можно было, не погрешив против истины, назвать весьма загадочным:

– О’кей, Лукас. Раз ты так говоришь.

Из кафе он сразу поехал в Эйн-Карем. В бунгало никого не было, кроме Сонии, которая собирала сумку.

– Куда-то едешь?

– Я позвонила Стэнли и договорилась о нескольких выступлениях. Мне нужны деньги.

– Ты все еще веришь, что мир скоро будет свободным? Может, деньги никому не будут нужны. Может, денежные отношения отомрут.

– Не смейся надо мной, – сказала она. – Если я сама обманывалась, что ж… признаю, была не права. Первый раз, что ли. Но что, если я права? – Она глубоко вздохнула, и Лукас не знал наверняка почему: то ли от усталости, то ли от нервного напряжения последнего времени, то ли сдерживая слезы. – Каждый день не похож на предыдущий. Иногда я просыпаюсь по утрам и чувствую: все на месте, все знакомо как свои пять пальцев. А в другой раз кажется, что я схожу с ума. Знакомое ощущение, да, Крис?

– Думаю, да. Вот только лучше бы тебе в Тель-Авив не ехать. Больше того, возможно, стоит вообще покинуть страну.

– Нет. Этого я не сделаю. Я обещала Стэнли, что выступлю завтра. Нуала там будет. Она ожидает кое-какие документы и хочет встретиться со мной. А потом Разиэль собирается отправиться медитировать в Галилею. Куда-то в горы.

– Думаю, настал момент для последнего чуда. Такого, которое все переменит.

Она только устало кивнула.

– И все равно едешь?

– Я слишком далеко зашла. Придется идти до конца. И тебе стоит пойти с нами. Ради твоей книги.

– Это что, персональное приглашение?

– Да, – сказала она. – Мне бы этого хотелось. Хотелось бы, чтобы ты был со мной. Но тут никого, так что я не знаю, когда все будет.

– Завтра я еду в Тель-Авив, попытаю Эрнеста. Потом к Стэнли загляну.

– Хорошо, – сказала она.

Провожая его, Сония вышла в сад.

– Скажи мне одну вещь, – попросил Лукас. – Кто-нибудь из вашей группы, Разиэль или кто из тех людей, что уходят и приходят, когда-нибудь говорил тебе об уничтожении мечетей на Храмовой горе? Может, для того, чтобы восстановить Храм? Что-то вроде этого?

– Никогда. Откуда вообще такие мысли?

– Сильвия Чан из американского консульства спрашивала. Ходят такие слухи. Кое-кто может подумать на вашу группу.

– На нас? На Разиэля? Разиэль и шутиху запустить не способен. Он в жизни пальцем никого не тронул. Знаешь, тут много всяких чокнутых ошивается, но ничего похожего от них никогда не слыхала.

– Так я и думал. И ей сказал то же самое.

46

На следующий день Лукас побросал вещи в «форд-таурус» и приготовился отправиться по горной дороге в Тель-Авив. Перед выездом он попробовал позвонить доктору Оберману, спросить, не мог ли, по его мнению, Разиэль связаться с бомбистами-террористами. Он не собирался подробно обсуждать этот вопрос, только договориться о встрече для обстоятельного разговора.

К его досаде, обермановский автоответчик сообщил, что доктор будет отсутствовать всю неделю, больше того, что тот уехал в Турцию, где в экстренных случаях до него можно дозвониться по номеру в Бодруме между двенадцатью и часом дня и вечером после девятнадцати. Затем автоответчик сообщил имя и номер телефона психиатра, который тем временем подменит Обермана.

Немного обеспокоенный, Лукас решил попытаться найти самого Обермана. И позвонил в Бодрум:

– Что вы делаете в Турции?

– А, – ответил Оберман, – подменяю коллегу-антрополога. Показываю группе немцев руины Эфеса. – Последовало лирическое отступление: – Эфес, родина Дианы. Не цветущей богини-охотницы аттических греков, а отвратительной восточной…

– Послушайте, – прервал его Лукас, – мне нужно узнать кое-что о некоторых наших общих друзьях.

Он старался так формулировать вопросы, чтобы не выдать слишком многого. На практике для человека, не приученного к осмотрительности в телефонном разговоре, это чертовски сложно. Разговор превращается в детскую болтовню, в прозрачные намеки.

– Вот как?

– Ваша бывшая подруга, фрау пасторша, – каких она убеждений, не мессианских ли? Эксплозивного толка?

– Если вы имеете в виду Линду, – ответил Оберман, – то у нее имеется склонность к апокалипсическим настроениям. Хотя она скорее имплозивный тип психопатки.

– Понимаю, – сказал Лукас. – А Разиэль?

– Разиэль способен на все.

– Черт!

– Какие-то неприятности там у вас? – спросил Оберман.

– Можно сказать и так.

– Тут видишь наше будущее: ее храмы, этой нестареющей архиязычницы, сестры Кибелы, адепты которой сами себя калечили.

– У меня какое-то подвешенное ощущение. Может, вы знаете что-то, чего не знаю я?

– Немедленно возвращайтесь к роли наблюдателя, – сказал Оберман. – Забудьте о романтике.

– Премного благодарен за совет.

– Сарказм тут неуместен. Делайте, как я сказал, и все с вами будет хорошо. Подумайте над этим, и поймете, о чем я. Были когда-нибудь в Эфесе?

– Нет, никогда.

– Здесь святой Павел проповедовал евреям. Он говорил им, что лучше жениться, чем пылать страстью [383]383
  «Безбрачным же… говорю… пусть вступают в брак ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор. 7:8).


[Закрыть]. Тут есть синагога, – возможно, он там бывал.

– Я опасаюсь за Разиэля, – сказал Лукас. – Возможно, он переживает серьезный кризис веры.

– Не перевозите никаких свертков. Не передавайте сообщений. Не ходите в одиночку в безлюдные места. Меньше обязательств, пока не почувствуете себя лучше.

Последние слова Обермана понравились Лукасу. Но прежде чем он спустился к машине, внизу, в парадном, сработала сигнализация и у его двери появилась Линда Эриксен, фрау пасторша. К его досаде, она вошла в сопровождении той же американской пары, которая вломилась в квартиру Бергера в Старом городе, когда он был там с Сонией. Женщина – с прежней сияющей неприятной улыбкой, мужчина – как прежде, с автоматом.

– Крис, – сказала Линда, – я бы хотела, чтобы ты выслушал то, что собираются сказать тебе Джерри и Том. Помнишь их?

– Да вроде как. Я был в постели.

– Мистер Лукас? – любезно обратился к нему Том. – Не желаете ли эксклюзив? – Он с улыбкой посмотрел на женщину, которая могла быть его женой, и справился у нее: – Это все еще называется «эксклюзив»?

– Думаю, да, – ответила та. – Я не в курсе.

– Вас пригласят на встречу с известным вам человеком, который даст вам пояснения по поводу некоторых событий. После этого будет разослан факс. Но только вы один будете знать определенные подтверждающие детали.

– Разве не здорово? – сказала улыбчивая.

– Да. Вполне, – ответил Лукас, думая про себя: интересно, кем окажется этот «известный вам человек»?

– Если хотите избежать неприятностей, – сказал американец, – рекомендую сотрудничать. Не изменяйте ни единой формулировки ни в одном документе, который вам вручат.

– Знаете, – сказал Лукас, – я работаю над книгой. Репортажами с места событий не занимаюсь. И кому, спрашивается, я должен всучить эти ваши «детали»?

– Поверьте, – сказал Том, – когда придет время, вы с легкостью отложите публикацию своей книги. Мир сам обратится к вам.

Лукасу показалось, что он увидел, как женщина предостерегающе зыркнула на партнера.

– Знаете, – рискнул Лукас, – если бы я имел более полное представление о подоплеке здешних событий, то моя помощь миру была бы чуточку действенней. Нет ли чего-то такого, что мне следует знать в связи с этой историей?

– Откровенно говоря, – отрезала непреклонная мадам, – нет. Потому что вы сильно скомпрометировали себя. Даже не стану объяснять чем.

– Иными словами, – сказал ее приятель, – делайте то, что вам говорят, и избежите неприятностей. И держитесь подальше от не тех людей.

– Никогда не знаешь, кто тот, а кто не тот.

– Спрашивайте у нас, – сказал мужчина. – Мы подскажем.

– В самом деле, – поддержала его женщина. – Кто вы вообще такой?

К счастью, Лукасу не было необходимости задумываться над ответом. Линда посмотрела на него с видом торжествующей добродетели, и вся троица покинула квартиру.