Текст книги "Дамасские ворота"
Автор книги: Роберт Стоун
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
15
Совсем молодая, невозмутимая и прелестная Сильвия Чин была сотрудницей американского консульства в Западном Иерусалиме. Американских консульств в городе было два, и, насколько было известно журналистам, их ближневосточная политика резко различалась. То, что находилось на улице Саладина в здании, когда-то принадлежавшем Иорданскому Королевству, ежедневно имело дело с палестинцами и считалось произраильским. Второе, в центре города, в Еврейском квартале, якобы благоволило палестинцам.
Сильвия была калифорнийская китаянка, которую Слифорд [148]148
Стэнфордский университет в Калифорнии.
[Закрыть]избавил от замашек «девушки из Долины» [149]149
Собирательный образ гламурной девицы, отпрыска преуспевающего семейства из долины Сан-Фернандо; говорит на калифорнийском сленге, недалекая и материалистичная.
[Закрыть], вице-консул, в чьи дополнительные обязанности входило вытаскивать редких заблудших американских соотечественников из неприятностей, в которые их заводили разнообразные безумные духовные подвиги. Она была осведомлена о религиозных фанатиках в городе и вообще о культах. Но при этом ей была свойственна скрытность и присущее юристам нежелание высказывать свое мнение. В то же время она испытывала нежные чувства к Лукасу, в котором видела верного поклонника.
– По большей части мы имеем дело с одиночками, – сказала она Лукасу. – Иногда нам звонят семьи. Иногда они откалывают какой-нибудь номер, тогда нам звонят из полиции. Несколько человек пропали.
– А как насчет групп?
– Ну, у меня официальный запрет говорить на эту тему. А так, всяко бывает.
– Я ищу что-нибудь впечатляющее. Или интересное. Или оригинальное.
– Ладно, – согласилась Сильвия. – Слышал о Галилейском Доме?
– Я знаком с тамошним проповедником. Но бывать у них не бывал.
– Присмотрись к ним. Те еще шутники.
– Что-нибудь еще? Ссылки на источник не будет. Назовем тебя так: «один западный дипломат».
Сильвия помотала головой.
– Ну «информированный источник».
Она немного подумала.
– Если ненароком обнаружишь что-то любопытное, – предложила она, – можешь поделиться с нами, о’кей?
Подача опытного питчера, оценил Лукас. Он почувствовал ностальгию по временам холодной войны. А кто ее не чувствует?
– В любое время, подруга.
Он всегда с готовностью откликался на намек о совместном ланче.
– Это христианские ультрасионисты, – сказала вице-консул Чин. – Близкие к израильским правым. Что забавно, потому что кое-кто из их руководства одно время был настоящим антисемитом. Теперь они здесь, и, похоже, им здесь нравится.
– Из тех, что вопят: «Покайтесь, близок конец!» Да?
– Точно. Вопят о конце света. А у себя дома крупные дельцы.
– И как они, не шарлатаны?
– «Шарлатаны» – понятие растяжимое, – весело заявила она с притворно-наивным видом. – И вообще, как насчет свободы совести? – Она снова стала серьезной. – На меня не будешь ссылаться?
– Ну что ты, можешь быть спокойна, – ответил Лукас.
– Вопрос о религиозных организациях здесь ставится так: имеют ли они политическое влияние? Не важно где: здесь, в Штатах или в какой третьей стране. Христиане, евреи, мусульмане или кто другой.
– А Галилейский Дом?
– Некоторым здешним кругам Галилейский Дом нравится. И некоторым кругам на родине, которым нравятся определенные здешние круги. И которые связаны с евангелистами.
– В этом деле, – сказал Лукас, – считается более благим давать, нежели получать.
– Правильно. И они являются жертвователями. Они не просят деньги у жирных котов – они сами их дают. На политические кампании и на что угодно. Инвестируют. А доходы имеют от рекламы на кабельном телевидении и прямой почтовой рекламы.
– Интересно, – сказал Лукас и спросил, не доводилось ли ей слышать о молодом человеке по имени Ральф, или Разиэль, или Разз Мелькер.
Сильвия тут же ответила:
– Ральф Мелькер – это большая головная боль. Его досье – просто печальная повесть.
– Вот как?
– Сперва конгрессменша получает гневное письмо о том, что группа Разиэля следит за старой синагогой в Сафеде. Жалуется, что они «Евреи за Иисуса» или что-то в этом роде. Знаешь, это вечная история – люди видят здесь что-то и пишут своему конгрессмену в Штаты.
– А что тут такого? Они же налогоплательщики, – возразил Лукас.
– Конгрессменша переправляет их жалобы в посольство, а те отсылают дальше – нам. Просто спихивают: разбирайтесь, мол, сами.
– Естественно.
– Оказывается, Ральф действительно принадлежал к «Евреям за Иисуса». К тому же он на заметке в DEA [150]150
Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, госнаркоконтроль. Федеральное ведомство в составе Министерства юстиции США.
[Закрыть], то есть он музыкант и заядлый наркоман. Затем оказывается, что папаша Ральфа тоже конгрессмен, да еще посол в прошлом. Активно занимается политикой в Мичигане, демократ. Семья отправляет Ральфа сюда на исправление и воображает, что он тут читает Тору и трудится на винограднике, поет с другими народные песни у костра. Так что это неактуально для нас. Общие сведения для внутреннего пользования на случай, если кто наверху заинтересуется.
– А что насчет такого пожилого, Адама Де Куффа?
На сей раз Сильвии потребовалось совершить небольшое путешествие в недра консульства, откуда она вернулась, пожимая плечами:
– Bubkes [151]151
Ничего (ид.).
[Закрыть]о Де Куффе. – Еще в Лос-Анджелесе она нахваталась словечек на идише и забавлялась, пользуясь ими на их родине. – Но тут есть люди, которые занимаются тем, что они называют «опасность культа». Они могут знать о нем. А еще можно обратиться к суперинтенденту Смиту в Главное полицейское управление. Всякие «пророки» и «мессии» – это по его части.
Несмотря на всю свою уступчивость, Сильвия не позволила Лукасу воспользоваться телефоном в консульстве, даже для звонка по городу.
– Нельзя, – сказала она ему. – И помни: все звонки по городскому записываются.
В июне Лукас съехал с квартиры Цилиллы. Они редко виделись с момента ее возвращения из Лондона. На какое-то время она уехала на коневодческую ферму под Тиверией, якобы покататься на лошадях и поработать над киносценарием. Они всё собирались встретиться и поговорить. Когда канадского журналиста, знакомого Лукасу, перевели в другое место, Лукас договорился присматривать за квартирой в его отсутствие. Квартира была в центре города, рядом с Сионской площадью, на восьмом этаже роскошного, мрачноватого с виду дома, облюбованного ювелирами и, как предполагалось, исключительно надежного в смысле безопасности.
Если, живя у Цилиллы, Лукас подолгу не выходил из дому, отсиживаясь в квартире, то теперь он пользовался каждой возможностью выбраться куда-нибудь из центра. Как-то он вызвался перевезти вещи Де Куффа в его жилище в Старом городе. Сония дала ему ключ.
Сама Сония жила в районе Рехавия, на верхнем этаже облупленного дома османской постройки, неподалеку от дома Цилиллы, и не слишком отличавшегося от него, по крайней мере снаружи. Квартиру украшали деревянные фигурки сантерийских [152]152
Сантерия – синкретическая религия, распространенная в основном на Кубе и представляющая собой смешение верований народа йоруба с элементами католицизма; имеет множество сходных элементов с вуду.
[Закрыть]святых, афиши кубинских фильмов и моментальные фотографии ее коллег в разных кризисных районах мира. Фотографии на память представляли широко улыбающихся молодых белых людей в летнем хаки, позирующих в окружении темнокожих заморышей на фоне засушливого коричневого пейзажа или буйной зелени.
Гостиная была завалена вещами Де Куффа, в основном книгами и переплетенными манускриптами. Со времени смерти Бергера Сония была занята разборкой и перевозом томов, его и Де Куффа. Старый австриец умер в университетской клинике после нескольких часов пребывания в коме. Большую часть последних дней дома он находился с Разиэлем и Де Куффом; они все трое словно переместились в некое духовное пространство.
Большинство книг, дневников и записных книжек Бергера оставались на его квартире в Старом городе. Все его записи были на немецком, который Де Куфф знал, а Сония нет. Она унаследовала то немногое из его имущества, что имело практическую ценность: несколько персидских манускриптов, небольшую коллекцию исламского искусства – образцы куфических рисунков, копированных притиранием, и каллиграфии – и мебели. Также обнаружилось несколько тысяч американских долларов на счете в амманском банке.
Сония в конце концов договорилась с Вакуфом, мусульманскими религиозными властями, о захоронении Бергера на мусульманском кладбище. Вакуф не потребовал возвращения квартиры Бергера, которая, возможно, была в их собственности, но те еще не знали о Де Куффе и его последователях.
Лукас перенес с полдюжины коробок с книгами в машину и направился к Львиным воротам в восточной стене, чтобы подъехать как можно ближе к бывшей квартире Тарика. Паркуясь, он сказал себе, что когда-нибудь его машину сожгут из-за желтых израильских номеров.
Поднимаясь с первой порцией книг по древним ступеням, он увидел Разиэля, который, сидя на террасе, наблюдал сверху за его усилиями. Не обращая на него внимания, Лукас вернулся за следующей коробкой.
Когда все коробки были наконец перенесены, он увидел, что Разиэль улыбается ему с дивана на террасе.
– Нужно было помочь тебе, – проговорил Разиэль. – Извини. Мы медитировали всю ночь.
– Пустяки, – ответил Лукас. На шее Разиэля висело необычное украшение, которого Лукас прежде не замечал. – Что это на тебе?
– А, это. – Он снял украшение и протянул Лукасу. – Уроборос. Змей, кусающий себя за хвост. Нам его сделал эфиоп, серебряных дел мастер, который сидит у рынка Махане-Иегуда.
– Во всех вариантах рассказов о змее, которые я слышал, – сказал Лукас, – это злое существо [153]153
Намек на змия (Сатану) в Библии.
[Закрыть]. Исключение – гностические варианты.
Он видел, что задел воспитанника иешивы Разиэля и тот готов пуститься в спор.
– Уроборос постоянно встречается в «Зогаре», «Книге сияния». Там это берешит,что значит «вначале». То есть просто: «В начале» [154]154
Пятикнижие в еврейском каноне начинается со слова «берешит» («вначале»), оно же название первой книги Библии «Бытие»; то же первое слово в переводах что на английский, что на русский фигурирует как «в начале».
[Закрыть].
Лукас достал блокнот:
– Могу я это записать?
– Пожалуйста! – ответил Разиэль. – Записывай: это значит «в моем начале – мой конец» [155]155
Разиэль тут спекулирует, цитируя Т. С. Элиота, его поэму «Ист-Коукер», вторую из цикла «Четыре квартета», первую ее строку (а последняя, кстати: «В моем конце – мое начало»), вместо того чтобы процитировать ту же Библию: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Откр. 22:12).
[Закрыть].
Лукас записывал за ним, думая про себя: «Сильно звучит». Что-то заставило его почувствовать, что к Разиэлю нельзя относиться с пренебрежением. Ему даже стало страшновато.
– Знаком с кундалини-йогой? – спросил Разиэль.
– Слышал что-то.
– Силы, посредством которых мы совершаем акт творения, схожи. Может быть, одни и те же. Это силы, что не действуют наполовину или кое-когда.
– Но Кундалини – это богиня-змея, – сказал Лукас. – Что-то не очень кошерно.
– Кундалини – это метафора, Кристофер. Скрытые силы – то же самое. Древние мудрецы называли внешний покров мира змеиной кожей.
Лукас записал в блокноте: кундалини.
– Все собирался спросить тебя. Карл Лукас из Колумбийского – не твой отец?
– Он умер три года назад.
– Прости, не знал.
– Это Сония тебе сказала?
– Вовсе нет, – ответил Разиэль.
– Заметил интеллектуальное сходство?
– А что, есть? – улыбнулся Разиэль.
– Да. Но я эпигон. Сукин сын, карлик.
– Нет, ты не прав.
– А твой старик? Конгрессмен?
– Да. И друг президента. Председатель комитета по образованию в палате представителей. Так что я знаю, что значит быть сыном… такого отца.
– Понимаю.
– А мать у тебя пела.
– Забавно, – сказал Лукас. – Я вот расспрашиваю тебя, а ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе. Да, моя мать была известная певица, Гейл Хайнс. Хорошо зарабатывала, пока выступала. Отец гордился ею. К сожалению, они расстались.
– Я слышал ее.
– Шутишь!
– Она пела lieder [156]156
Песни, романсы (нем.).
[Закрыть], правильно? У нее вышли знаменитые пластинки Малера и Брамса на «Декке».
– Да, это так.
– Das Lied von der Erde, —сказал Разиэль. – Kindertoten-lieder [157]157
Густав Малер. «Песнь о земле» (симфония с вокалом на стихи средневековых китайских поэтов в переводе Ганса Бетге), «Песни об умерших детях» (вокальный цикл на стихи Ф. Рюккерта).
[Закрыть]. Изумительно. Совсем как Ферриер [158]158
Кэтлин Ферриер (1912–1953) – английская певица, обладательница драматического контральто редкой красоты; ее записи упомянутых произведений Малера на лейбле «Декка» поныне остаются вершиной исполнительского мастерства.
[Закрыть]. Ты должен гордиться ею.
– Да, – сказал пораженный Лукас. – Большое спасибо. Я и горжусь.
– Подозреваю, отношения с профессором отрицательно сказались на ее карьере. Необходимость вращаться в том кругу и так далее.
Лукас мог только кивнуть.
– Она умерла молодой, – наконец выговорил он после паузы. – Как Ферриер.
– Она была знакома с друзьями твоего отца?
– Понимаешь, – сказал Лукас, – они были народ чопорный. Буржуа. Немцы, – рассмеялся Лукас, сам того не желая. – Однажды он отправился в Лос-Анджелес на «Суперчифе» [159]159
Скоростные поезда класса люкс, курсировавшие между Чикаго и Лос-Анджелесом в 1937–1971 гг., называвшиеся еще «Поезда звезд», поскольку ими предпочитали пользоваться голливудские звезды.
[Закрыть]и взял ее с собой, чтобы познакомить со своими приятелями по Франкфуртской школе [160]160
Направление леворадикальной социально-философской мысли. Школа сложилась в 1930-е гг., объединив группу интеллектуалов вокруг Франкфуртского института социальных исследований, возглавлявшегося Максом Хоркхаймером (1895–1973). Кроме него (основателя школы), наиболее яркими ее представителями были Теодор Адорно (1903–1969, с 1934 г. в США), Герберт Маркузе (1898–1979, с 1934 г. в США), Эрих Фромм (1900–1980). В развитии школы различают три периода: европейский, американский и западногерманский. Адорно оказал определенное влияние на Томаса Манна в период работы последнего над романом «Доктор Фаустус», начатым в 1943 г. и опубликованным в 1947-м.
[Закрыть]: Теодором Адорно, Гербертом Маркузе и Томасом Манном. Во всяком случае, взял с собой, когда пошел повидаться с ними.
– И как они ей показались?
– Она подумала, что Теодор Адорно – это тот парень, который играл Чарли Чена [161]161
Вымышленный полицейский-детектив китайского происхождения, персонаж романов Эрла Биггерса и множества кинофильмов, где его роль исполнял, в частности, Питер Устинов.
[Закрыть]в кино, – сказал Лукас, – и спросила его: «А вам не больно, когда из вас делают китайца?»
– Интересно, что он ответил.
– Рискну предположить, что он ничего не понял. Потом, судя по всему, она пыталась повернуть разговор на тему восточного грима. И как она пела Баттерфляй на сцене в Чикаго. Она малость пила, – объяснил Лукас. – Хотя, откровенно говоря, пила крепко. Уходила в запой. Набрала вес, села на амфетамины, чтобы похудеть, испортила голос.
– А что она рассказывала о Маркузе? – спросил Разиэль.
– Ты имеешь в виду, что она думала о репрессивной десублимации? [162]162
Понятие «репрессивная десублимация, иначе, толерантность» было введено Г. Маркузе в его книге «Одномерный человек» (1964).
[Закрыть]– спросил Лукас. – Она принимала Маркузе за Отто Крюгера [163]163
Отто Крюгер (1885–1974) – известный американский киноактер («Красота на продажу», «Остров сокровищ», «Сестра его дворецкого», «Девушка с обложки» и др.).
[Закрыть].
Разиэль тупо посмотрел на него.
– Отто Крюгер был одним из актеров, игравших в фильме «Это убийство, моя дорогая» [164]164
Фильм-нуар по роману Реймонда Чандлера «Прощай, любимая», снятый Эдвардом Дмитрыком в 1944 г.; там играл и Отто Крюгер.
[Закрыть].
– Ты, похоже, любишь музыку, – сказал Разиэль. – Мать у тебя была певица. Почему сам не учился играть на чем-нибудь? Боялся?
– Я ценю, что тебя так тронуло пение моей матери. Пожалуйста, не спрашивай, боюсь ли я чего. Между прочим, где Сония?
Движением головы Разиэль показал на решетчатые створки дверей:
– Извини, думаю она еще спит. Она тоже медитировала с нами.
– Как по-твоему, могу я увидеть ее?
– Сония? – позвал Разиэль.
Она едва слышно откликнулась. Лукас подошел к двери и постучался.
– Входи, – послышалось в ответ.
– Это я, – сказал Лукас.
– Да, я узнала тебя.
Она вышла, кутаясь в джелабу.
– Почему ты здесь? – мягко спросил он. – Почему ты впустила их?
– Потому что Бергер так пожелал. – Ее глаза загорелись. – Бергер исключительно хорошо знал каббалу. Он воспринимал ее как суфийское учение. В конце жизни он звал Де Куффа аль-Арифом [165]165
Так в одной арабской притче звали суфия, который через веру исцелил византийского императора.
[Закрыть]. Так он звал и Абдуллу Уолтера.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Лукас. – Я думаю, ты верующая.
Она засмеялась, и Лукас подумал: как она красива, когда смеется. Приятно было видеть, как ее глаза искрятся счастьем.
– Да, верующая в верующих, – ответила она. – Потому что братство истины едино во все века. И сестринство тоже.
– Бергер так говорил?
– Да, Бергер говорил так. Разиэль и Де Куфф тоже это говорят. А ты не веришь в это?
– Там, откуда я родом, – заметил Лукас, – мы говорим: «Верую, Господи! Помоги моему неверию» [166]166
Мк. 9: 24.
[Закрыть].
Створки двери распахнулись, и вошел Разиэль.
«Боится оставить меня наедине с ней», – подумал Лукас со злобой и раздражением.
– Значит, я могу попасть в твое исследование?
– Конечно.
– А если я окажусь неинтересным объектом и наскучу тебе?
– Попробую рискнуть. Мне не так просто наскучить.
– В качестве подспорья твоему исследованию, Кристофер, – сказал Разиэль, – надеюсь, ты занимаешься языком.
Фамильярный и наставительный тон Разиэля только усилил его раздражение.
– Я бросил курсы арабского в YMCA [167]167
Христианский союз молодых людей.
[Закрыть]. Теперь хожу в Еврейский университет. Но что-то не нахожу в этом большой пользы.
– Не находишь?
– Языки мне неважно даются.
Он посещал курс классического иврита в университете, а также курс, называвшийся, с бродвейским оттенком, «Традиция» [168]168
Аллюзия на песню «Tradition» из мюзикла Джерри Бока и Шелдона Харника «Скрипач на крыше» (1964); либретто Джозефа Стайна было написано по мотивам новеллы Шолом-Алейхема «Тевье-молочник».
[Закрыть]. Пройти этот курс ему посоветовал Оберман. Вел его старый литовец по имени Адлер, уцелевший в холокост, и предназначался он в основном для молодых, для студентов из Соединенных Штатов и Канады, которые на родине учились в ульпанах [169]169
Еврейские школы с интенсивным изучением иврита.
[Закрыть]и совершенствовались за границей. Было на этих курсах и некоторое количество неевреев, несколько священников из калифорнийской глубинки, двое со Среднего Запада и парочка вечных студентов, путешествующих по свету.
Курс частью состоял из обзора иудейских вероучений от Хасмонеев, через Гиллеля и Филона, Маймонида и Нахманида, до Бубера и Гешеля [170]170
Хасмонеи – коллективное имя династии царей и первосвященников, правившей в Иудее в 166-37 гг. до н. э. Гиллель Вавилонянин (75 до н. э. – ок. 5-10 н. э.) – законоучитель и глава синедриона. Филон Александрийский (ок. 25 до н. э. – ок. 50 н. э.) – иудейский философ и богослов. Маймонид (1110–1170) – крупнейший раввинский авторитет, философ, ученый и врач. Нахманид (1194–1270) – талмудист, каббалист, философ, поэт и врач. Мартин Бубер (1878–1965) – немецко-еврейский философ, религиозный мыслитель, теоретик сионизма. Авраам Гешель (1907–1972) – консервативный еврейский философ и исследователь в области иудаики.
[Закрыть]. Это было познавательно как в отношении влияния, оказанного неоплатонизмом второго века, так и в отношении современного рационального применения этих учений. Но страстью Адлера, хотя он и пытался это скрывать, была Лурианская каббала [171]171
Одна из каббалистических школ, основанная Ицхаком бен Шломо Лурия в XVI в., оказала огромное влияние на все еврейские мистические учения в последующие века.
[Закрыть]. В соответствии с модернистской критической традицией он приписывал ее авторство Моше де Леону [172]172
Моше де Леон (1250–1305) – живший в Испании каббалист, которому приписывается создание книги «Зогар».
[Закрыть].
К удивлению Лукаса, Адлер выделил его среди остальных и подошел поговорить. Может, потому, что чувствовал к нему особое расположение, а может, потому, что слышал об отце Лукаса и был горд иметь среди своих студентов сына такого ученого, но они подружились, и Адлер предложил ему прочесть несколько книг сверх обязательной программы. Одна из них была перевод фрагментов «Зогара», другая, написанная хасидским раввином, была о гематрии и других священных значениях букв ивритского алфавита. Это, посоветовал Адлер, хороший способ запомнить и усвоить древние буквы.
Разиэль улыбнулся:
– Адлер. Митнагед [173]173
Митнагед (мн.митнагим; ивр.противящийся, возражающий) – название, которое дали себе противники хасидизма из среды раввинов и руководителей еврейских общин. Иначе назывались «литваки», поскольку Литва была центром этой оппозиции.
[Закрыть].
– Вовсе нет.
– Но хороший человек, – добавил Разиэль.
В последовавшей затем тишине слышно было, как чирикали воробьи, свившие гнезда в старых стенах.
– Во всех старых домах в Старом городе полно воробьев, – сказал Разиэль, обаятельно улыбнувшись. – Мне они нравятся. Воробьи.
– Почему?
– Потому что все мы в этом городе воробьи.
Лукас решил, что пора сделать очередную пометку в блокноте. Достал его и записал: «Воробьи». Слово без контекста, само по себе, казалось, ничего не объясняло, и он убрал блокнот.
– Где мистер Де Куфф? – спросил он наконец. – Могу я поговорить с ним?
– Он весь день проведет в каване, – сказал Разз. – Готовится к двекуту. – Он взглянул на Лукаса с легким удивлением. – Хочешь сам выговорить, брат? Давай, не стесняйся. У тебя есть право, это твой язык. К-а-в-а-н-а, – проговорил он, тщательно выговаривая слово, гортанно произнося первую согласную. – Д-в-е-к-у-т.
Лукас понял, что, должно быть, беззвучно шевелил губами, подражая Раззу. Ему стало досадно. Но он заставил себя повторить вслух под руководством Разиэля: «К-а-в-а-н-а. Д-в-е-к-у-т». Он почти видел, как буквы складываются в слова.
– Очень хорошо, парень, – похвалил Разиэль. – Теперь вполне можешь сойти за еврея.
Соня засмеялась, довольная.
Лукас ответил похвалой на похвалу:
– Насколько понимаю, у тебя были проблемы с наркотиками, но ты быстро справился.
Разиэль замолчал.
– Я ему рассказала, – призналась Сония. – И о себе тоже рассказала.
– Я был обыкновенным наркоманом.
– И «Евреем за Иисуса»?
– А ты? – спросил Разиэль. – За кого ты? За кого ты сейчас? А если я спрошу тебя, почему ты пьешь?
«Всегда улыбается, – записал Лукас в блокноте, стараясь делать вид, что не слышит наглого встречного вопроса. – Высокомерно-снисходительный, но, пожалуй, совершенно чокнутый».
– Не ходи к Оберману, – требовательно сказал Разиэль. – Приходи к нам. Она знает твой тиккун.
Лукас понял, что тот имеет в виду Сонию. Хотел сказать, что он не пациент Обермана, а его соавтор. Но был так удивлен замечанием насчет Сонии и его тиккуна, что промолчал. Разиэль смотрел на него пылким взглядом любовника, совратителя.
– Знает? – Лукас посмотрел на Сонию. – В самом деле?
На курсах в университете им рассказывали, что тиккун связан с катастрофой в начале времен. Мистик Исаак Лурия [174]174
Ицхак (Исаак) Лурия – каббалист и духовидец XVI в., создатель одного из течений каббалы.
[Закрыть]использовал понятие «сокращения» – добровольного сокращения, ухода в себя Божественного начала, прежде заполнявшего все пространство Вселенной, – с целью дать место материальному миру; понятие «ломка сосудов», то есть катастрофы, выразившейся в том, что сосуды, проводившие в этот мир Божественный свет, тождественный добру, не выдержали напряжения и разбились, свет распался на отдельные искры, и в мир проникла тьма, то есть зло. Чтобы мир стал царством добра, гармонии, необходим тиккун, третье понятие Лурии, – восстановление разбитых сосудов и рассыпанных искр, что является задачей человека. И каждый человек, как полагали каббалисты, осуществляет свой собственный тиккун, через свой микрокосм, через единение душ участвуя в процессе реинкарнации, называемом парцуфим.
– Да, – ответила Сония. – Думаю, что знаю.
Вздор, подумал про себя Лукас, но почувствовал, что она стала ближе ему.
– Если ты знаешь мой тиккун, что мне нужно сделать, чтобы ему соответствовать?
– Что тебе нужно сделать, чтобы спастись? – сказал Разиэль, улыбаясь.
Он повторил вопрос, который в Евангелии от Луки богатый юноша задал Иисусу [175]175
Лк. 18:18–30.
[Закрыть]. Лукас, хотя и никогда не был богатым, часто отождествлял себя с тем богатым юношей.
– Открыть свое сердце, – ответила Сония.
Он не мог удержаться, чтобы не посмотреть на нее. Сказала ли она это, имея в виду именно его? Или то стереотипная нью-эйджевая присказка? Он начинал влюбляться в нее.
Как ни глупо это было, он записал ее слова. Над городом прозвучал призыв к молитве. Он записал: «Братство истины неизменно во все века». Об этом говорится в Коране. Он прекрасно сознавал, что Разиэль наблюдает за ними.
– Ты цитируешь Новый Завет, – сказал ему Лукас. – Значит ли это, что ты в какой-то мере остаешься христианином?
– Христианство – это не вера в искупление людских грехов Христом. Может, когда-то так было. В Талмуде написано: «В канун Пасхи повесили Йешу». И это все. В каббале же имеются тысячи свидетельств о нем. И он был лишь один из многих.
– Мне кажется, – заметил Лукас, – что это нетрадиционное истолкование.
– Ты был набожен, – сказал Разиэль, – в детстве. Не так ли, Сония? Я-то, – обратился он к Лукасу, – только гадаю. Но она знает.
– Да, – подтвердила Сония. – Думаю, что был. Он всегда был близок нам.
– Ты всегда был близок нам. Во всякой душе, что живет в тебе, есть частичка нас. Ты немножко как священник. Сочетание тьмы и света смущает тебя и делает несчастным. Одна сторона использует другую, поглощает. Ты из тех людей, которые слышат, как встает солнце.
Как приятно это слышать, подумалось Лукасу. И помимо воли: как интересно! Быть особым. Быть частью процесса столь прекрасного и таинственного. Быть избранным. В глубине души он чувствовал: это то, что нужно ему – и ребенок в нем хотел верить в это – в Иерусалиме, среди вечных камней. Это так заманчиво. Но поразительно, каким убедительным может быть молодой Разиэль.
– Скажи мне, – спросил Лукас, – что для тебя мистер Де Куфф? Или, – взглянул он на Сонию, – для тебя?
– Читал когда-нибудь Маркса? – ответил Разиэль. – «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»?
Надо сказать, что Лукас читал эту вещь. Не думал он, что его когда-нибудь спросят об этом.
– Читал, между прочим. Не ему ли принадлежат слова о том, что история повторяется дважды? Сначала как трагедия, так? Затем как фарс?
– Жизнь трагична и абсурдна, – сказал Разиэль. – Вечно возвращаются одинаковые фигуры. В этом тайна Торы. Сам Маймонид говорит, что мессия приходит вновь и вновь, пока вера не станет достаточно крепка.
– То есть ты имеешь в виду, что мистер Де Куфф там?.. – Он показал на соседнюю комнату.
– Кто был Йешу? Кто был Саббатай?
– Они были лжемессии, неистинные, – сказал Лукас. Он чувствовал, что, сам того не желая, богохульствует.
– Они не были неистинные. Человек был неистинный. Мир был неистинный. Поэтому тиккун и не осуществился. Поэтому и не стало «на земле, как на небе».
– Ну, наверное, можно сказать, что Маркс был заинтересован в восстановлении тиккуна, правильно?
– Можно, – согласился Разиэль. – То же можно сказать об Эйнштейне. Или о тебе. И обо мне, и о Сонии.
– Все в поисках тиккуна?
– Или, может, тиккун в поисках нас.
«Маркс, Эйнштейн, – записал в блокноте Лукас. – Мы ищем тиккун. Тиккун ищет нас. Его, меня, Сонию Б. Всегда обманываемся в нашем мессии».
– Разве не знаешь, что так оно и есть, Крис? – спросила Сония.
– Он понимает, – сказал ей Разиэль. – И не обижайся, – обратился он к Лукасу. – Мы все здесь мутанты. Де Куфф стал католиком, каждое утро в храме. Я был с «Евреями за Иисуса». Сония суфийка и была коммунисткой.
– А знаем ли мы, – спросил Лукас, не трудясь записывать, – подлинную Тору?
– Только внешний покров, – сказала Сония.
– Только внешний покров, – повторил за ней Разиэль.
– А я? – спросил Лукас. (Как же он?) – Меня это тоже касается?
– Да, – кивнула Сония. – Всегда касалось. С тех пор, как все мы стояли на Синае.
Лукас записал в блокноте: «Натуральная клиника».
– Потерпи, Крис, – сказала Сония. – Помни, где ты находишься. Это Иерусалим. То, что происходит здесь, отличается от происходящего где-то еще? И иногда оно изменяет мир.
– Ладно, – объявил он. – Я лучше пойду. Приятно было послушать, как ты играешь. И поговорить с вами было приятно.
– Он один из нас, – сказал ей Разиэль. – Ему есть куда возвращаться.
Она смотрела вслед Лукасу, выходящему со двора.
– Пойди еще отдохни.
Она послушно отправилась в свою старую комнату.
Постучавшись, Разиэль вошел к Де Куффу. Тот, казалось, спал, но мгновение спустя Разиэль понял, что Де Куфф не спит и мучится. Глядя на него, он думал о том, как глубоко одиночество старика и как отчаянно ему хочется помолиться. Всякий раз, когда он прочитывал мысли Де Куффа, он озвучивал их и неизбежно вызывал у того изумление. Если им так легко манипулировать, думал Разиэль, то лучшего повода не найти.
– Если бы только, – проговорил Де Куфф, утирая слезы, – я мог что-то сделать.
В последнее время он постоянно впадал в слезливое настроение и не мог себя контролировать. Всякий признал бы в нем мужа скорбей [176]176
Ис. 53: 3: т. е. Мессию.
[Закрыть].
– Ты борешься, – сказал Разиэль. – Ты страдаешь. Остальное предоставь нам.
Он сжал руку в кулак и раскрыл ее – жест, которым обозначал всю вселенную.
– Но я не могу, – безнадежно проговорил Де Куфф. – Я так часто не в силах поверить тому, о чем ты говоришь.
– Ты должен верить. Если перестанешь верить, мы пропали.
Мысль, что он, возможно, теряет Де Куффа, лишается спасения и своего участия в нем, ужаснула его. Давным-давно, еще мальчишкой, он молился о сохранении своей жизни с такой отрешенностью, что родители заподозрили его в суицидальных наклонностях. Отвели его к детскому психологу, и тот велел ему записывать в тетрадку свои сны.
Однажды во время беседы с психологом тот спросил его о тетрадке.
– Я не потому их записываю, что вы велели! – взорвался юный Ральф Мелькер.
– А почему?
– Чтобы изучать их! – торжествующе заявил Мелькер. – И понять себя.
Изучая то, что было ему не по силам понять, и владея всего лишь элементарными знаниями гематрии, он прочитал, что каббалист шестнадцатого века Хаим Виталь [177]177
Хаим Виталь (1543–1620) – каббалист и поэт, ученик Ицхака Лурии: именно он записал за Лурией все тексты Лурианской каббалы.
[Закрыть]делал то же самое, надеясь обнаружить в снах корни своей души. Что, естественно, смутило психолога: он не представлял, что семья политического деятеля была настолько религиозна.
– Смогу ли я когда-нибудь молиться?
– Ты слишком сокрыт, – ответил Разиэль. – Твоя жизнь – служение.
– Мне хотелось бы еще раз сходить к Стене, к Котелю.
– Когда-нибудь пойдешь. И они последуют за тобой. – Трудно было поддерживать дух в старике, когда он сам находился в таком разброде. – Войдешь через Золотые ворота [178]178
Распространенное представление израильтян, основанное на пророчестве Захарии («…и придет Господь Бог мой и все святые с Ним»; Зах. 14:4–5), что Мессия войдет через Золотые ворота – старейшие ворота иерусалимского Старого города, единственные, которые ведут прямо на Храмовую гору. В 1541 г. султан Сулейман Великолепный приказал замуровать их.
[Закрыть], и я буду с тобой.
Но Разиэль не мог представить, как это будет происходить на деле. Строки пророчества давно стали общим местом, шаблоном. Всеобщее ликование. Музыка, какой никогда не слыхали. Прямыми сделаются стези ему, и неровные пути сделаются гладкими.
В глубине Разиэль верил, что все осуществится. Он так упорно трудился ради этого. Терпел невыносимую муку молчания, прислушиваясь к малейшему звуку в душе. Однажды один мудрый хасид сказал ему: жди, как бы тяжело ни было, жди, когда смысл всей книги тебе откроется, от алеф-бейт, жди до конца. Последняя буква, тав [179]179
Алеф-бейт – первая буква еврейского алфавита, числовое значение 1, символизирует дыхание Божественного, абсолют и т. д.; тав – последняя, 22-я буква еврейского алфавита, числовое значение 400, символ соединения идеи и реализации, итога мироздания.
[Закрыть], была любовь. Любовь была постижение. Он завладел жизнью Де Куффа и отдал ему свою. Теперь они должны были ждать тав.