Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"
Автор книги: Роберт Ладлэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
– Тринадцатый слайд, пожалуйста!
Какая удача! Свет снова погас. Джейсон рванул Мари к себе и прошептал:
– Один звук, и я убью вас!
– Не сомневаюсь! – ответила она. – Вы маньяк!
– Пошли! – Борн подтолкнул ее в узкий проход к сцене. Снова зажегся проектор; Джейсон схватил девушку за шею сзади, принуждая опуститься на колени, и сам опустился рядом. Плотные ряды слушателей заслоняли их. Немного погодя он легонько подтолкнул Мари, давая ей понять, что нужно двигаться вперед, на четвереньках, медленно, ползком, но двигаться. Она поняла и подчинилась.
– Выводы неопровержимы! – воскликнул лектор. – Мотив выгоды неотделим от стимула производительности, но противоположные роли никогда не уравняются. Как говорил Сократ, неравенство ценностей постоянно. Золото просто не есть медь или железо, кто из вас может это оспорить? Четырнадцатый слайд, пожалуйста.
Снова темнота. Пора.
Он рывком поднял женщину, подталкивая ее вперед к подиуму.
– Cosa succede? [17]17
Что происходит? (ит.)
[Закрыть]В чем дело? Четырнадцатый слайд, пожалуйста!
Проектор опять заклинило, зал снова погрузился в темноту. А там, впереди, над ними, светящаяся красная надпись. Джейсон стиснул руку девушки:
– Влезайте на подиум и бегите к выходу! Я следом. Остановитесь или закричите – стреляю.
– Ради Бога, отпустите меня!
– Пока не могу. – Он не шутил; где-то дальше еще один выход и люди, поджидающие жертву. – Вперед!
Мари Сен-Жак поднялась и бросилась к подиуму. Борн подсадил ее на подиум, вспрыгнул сам и рывком поставил на ноги.
Вспыхнул слепящий луч проектора, залив экран, осветив подиум. При виде двух фигур в аудитории послышались удивленные возгласы, смешки, гул перекрыли негодующие вопли Бертинелли:
– É insoffribile! Ci sono communisti qui! [18]18
Непостижимо! Здесь коммунисты! (ит.)
[Закрыть]
A затем раздались другие звуки – страшные, резкие, внезапные. Хлопнули приглушенные выстрелы пистолета – пистолетов, брызнули деревянные щепки. Джейсон бросился к узким затененным кулисам, таща девушку за собой.
– Da ist ег! Da oben! [19]19
Он там! Там вверху! (нем.)
[Закрыть]
– Schnell! Der Projector! [20]20
Скорее! Проектор! (нем.)
[Закрыть]
В зале закричали, когда свет проектора метнулся вправо, залив кулисы – но не полностью. Луч разбивался о вертикальные щиты, прикрывающие пространство за сценой: свет – тень – свет – тень. А за щитами, в задней части подиума, был выход. Высокая, широкая металлическая дверь с щеколдой.
Разлетелось стекло, лопнула красная надпись, снайпер расстрелял табличку над дверью. Но это уже было неважно, Джейсон хорошо видел поблескивающую медь засова.
В зале началось столпотворение. Борн потащил Мари к двери. На мгновение она уперлась, он хлестнул ее по лицу и поволок за собой, пока засов не оказался у них над головой.
Пули вонзились в стену справа от них, убийцы бежали по проходу. Еще несколько секунд, и они догонят беглецов, еще несколько секунд, и пули – или пуля – попадут в цель. Патронов у них хватит, это он знал. Не представлял, откуда и почему, но знал. По звуку он мог вообразить оружие, определить, когда меняют обойму, подсчитать количество патронов.
Джейсон ударил рукой по щеколде. Дверь раскрылась, и он бросился в проем, волоча за собой упирающуюся Мари.
– Дальше я не пойду! – закричала она. – Вы сумасшедший! В нас стреляли!
Джейсон захлопнул ногой тяжелую металлическую дверь.
– Вставайте!
– Нет!
Он снова ударил ее по лицу.
– Простите, но вы пойдете со мной. Вставайте! Даю слово, как только мы выберемся отсюда, я отпущу вас.
Но что теперь? Они оказались в другом коридоре, тут не было ковров, полированных дверей с блестящими табличками. Они находились в каком-то подсобном помещении с цементным полом, у стены стояли две грузовые тележки. Он был прав: экспонаты, которые демонстрировались в аудитории № 7, нужно было ввозить на тележках, дверь была достаточно высока и широка.
Дверь! Нужно заблокировать дверь! Не отпуская Мари, Борн схватил тележку и подкатил ее вплотную к двери, помогая себе коленями и плечами, пока колеса не уперлись в металл. Он взглянул вниз, на колесах стояли запоры. Он нажал ногой на передние, затем на задние.
Женщина попыталась вывернуться из его железной хватки, пока он тянулся ногой к задним колесам тележки; он ухватил ее за запястье и выкрутил. Она вскрикнула, глаза ее налились слезами, губы задрожали. Он потянул ее за собой, подтолкнул влево и побежал, надеясь обнаружить служебный выход из отеля «Карийон дю Лак». Там и только там ему понадобится эта женщина, на несколько секунд, когда на улице появится пара, а не одиноко бегущий человек.
Послышались удары – убийцы пытались открыть дверь, но тележку было не так легко сдвинуть.
Борн дернул Мари за собой. Она попыталась вырваться: брыкалась, извивалась, у нее начиналась истерика. Выбирать ему не приходилось; схватив ее за локоть, он с силой сдавил его. Она задохнулась от внезапной резкой боли, зарыдала и подчинилась.
Они добрались до бетонной лестницы в четыре ступеньки, которая вела в грузовой склад отеля. А за ним – автостоянка «Карийон дю Лак». Они почти у цели. Теперь нужно было только не привлечь к себе внимания.
– Слушайте меня, – сказал он испуганной женщине, – вы хотите, чтобы я отпустил вас?
– Боже, да! Пожалуйста!
– Тогда делайте, как я скажу. Сейчас мы спустимся по этим ступенькам, откроем эту дверь и выйдем на улицу как двое обычных служащих отеля после рабочего дня. Вы возьмете меня под руку, мы, тихо разговаривая, медленно направимся к машинам. Мы будем смеяться – негромко, непринужденно, – словно вспомнили что-то смешное. Поняли?
– За последние четверть часа со мной ничего смешного не произошло, – едва слышно ответила Мари.
– А вы представьте, что произошло. Меня может поджидать засада; если я попадусь, мне все равно. Понятно?
– У меня сломано запястье.
– Не сломано.
– Левая рука, плечо. Я не могу ими шевельнуть.
– Нервное окончание задето, через несколько минут пройдет.
– Вы – мерзавец!
– Я хочу жить! – сказал Борн. – Пошли. Я открою дверь, взгляните на меня и улыбнитесь, слегка откиньте голову и засмейтесь.
– Это будет трудно, как никогда в жизни.
– Это легче, чем умереть.
Мари взяла его под руку, и они спустились по лесенке к двери. От открыл ее, и они вышли на улицу. Рука его в кармане пальто крепко сжимала пистолет, изъятый у француза, глаза обшаривали местность. Над дверью в проволочной сетке горела единственная лампочка, высвечивая бетонные ступеньки, сходившие на мостовую; он повел заложницу к ним.
Мари сделала все, как он велел, но результат получился ужасающим. На повернутом к нему лице был написан ужас. Полные красивые губы приоткрылись в искусственной, напряженной улыбке, глаза расширились от страха, на бледном заплаканном лице – красные следы от удара. Перед ним было словно высеченное из мрамора лицо, маска, обрамленная роскошными темно-рыжими волосами, которые шевелил ветерок, лишь они и казались живыми рядом с неподвижным лицом.
Мари сдавленно засмеялась, вены на длинной шее вздулись. Она была близка к обмороку, но Борн не мог думать об этом. Нельзя упустить даже самое незначительное движение. Очевидно, что этой темной стоянкой на задворках пользовался персонал; было около половины седьмого, ночная смена давно заступила на пост. Все было тихо, ровную черную площадку занимали ряды молчащих автомобилей, шеренги гигантских насекомых, глядящих в никуда тусклыми глазами фар.
Раздался скрежет. Металл заскреб о металл. Звук донесся справа, от одной из машин, от которой? Борн откинул голову, будто смеясь шутке спутницы, и быстро оглядел стоящие близ машины. Ничего.
Что это? Такое маленькое, едва различимое… такое пугающее. Крошечный зеленый кружочек, миниатюрный зеленый огонек. Он следовал за ними по пятам!
Зеленый. Маленький… огонек? Откуда-то из забытого прошлого вдруг явилась картина: окуляр, пара тонких пересекающихся линий… Оптический прицел! Инфракрасный оптический прицел!
Но откуда они узнали? Может быть тысяча ответов. В банке они пользовались рацией, могли и сегодня сделать то же самое. Борн был по-прежнему в пальто, а спутница его – в красном шелковом платье. Ни одна женщина по доброй воле не выйдет так на улицу, еще прохладно.
Он резко развернулся влево, пригнулся, ударив Мари Сен-Жак плечом так, что она отлетела к лестнице. Зачастили приглушенные выстрелы, во все стороны брызнули осколки асфальта и камня. Борн нырнул вправо и покатился, выхватив пистолет из кармана. Затем вскочил, левой рукой поддерживая правую с пистолетом, целясь в окно, где виднелось оружие. Он выстрелил трижды.
Из темноты донесся вопль, затем стон, хрип, и наконец все стихло. Борн лежал неподвижно, вслушиваясь, всматриваясь, готовый в любую секунду стрелять снова. Тишина. Он попытался подняться… но не смог. Что-то случилось. Он едва мог шевельнуться. Грудь пронзила боль, такая сильная, что он согнулся, опираясь на руки, затряс головой, пытаясь вновь обрести зрение, пытаясь совладать с мукой. Левое плечо, грудная клетка – под ребрами… левое бедро – до колена, там, где были раны, там, откуда чуть больше месяца назад сняли десятки швов. Он повредил слабые места, растянул сухожилия и мышцы, еще полностью не восстановившиеся. Боже! Нужно встать, нужно дойти до машины, где сидел его потенциальный убийца, вышвырнуть подонка прочь и уехать отсюда.
Джейсон вскинул голову, морщась от боли, и посмотрел на Мари. Она медленно поднималась. Сначала на одно колено, потом на другое, потом – на одну ногу, держась за стену отеля. Еще мгновение, и она убежит.
Он не мог этого допустить. Она с криком ворвется в «Карийон дю Лак», выбегут люди, одни – чтобы его арестовать, другие – чтобы убить. Он должен остановить эту женщину!
Он упал на землю и покатился, переворачиваясь, словно кукла, пока не оказался в нескольких шагах от нее. Тогда он поднял пистолет, целясь ей в голову.
– Помогите мне встать, – услышал он свой напряженный голос.
– Что?
– Вы слышали! Помогите мне встать!
– Но вы сказали, что отпустите меня! Вы дали слово!
– Вынужден его забрать.
– Нет, прошу вас!
– Пистолет нацелен вам в лицо, доктор. Подойдите и помогите мне, иначе я выстрелю.
Джейсон Борн выкинул из машины мертвеца и велел Мари сесть за руль. Сам он с трудом влез на заднее сиденье.
– Трогайте! – приказал он. – Поедем, куда я скажу!
Глава 6
Если в стрессовую ситуацию попали вы сами – и если, конечно, позволяет время, – ведите себя так, словно мысленно включаетесь в обстоятельства, которые наблюдаете со стороны. Отпустите свой рассудок на свободу, не препятствуйте никаким мыслям и образам, которые будут подниматься на поверхность. Постарайтесь не применять никакой умственной дисциплины. Превратитесь в губку, сосредоточьтесь на всем сразу и ни на чем конкретно. Могут всплыть важные воспоминания, получив импульс, могут ожить некоторые каналы, до сих пор подавленные.
Борн вспоминал наставления Уошберна, устраиваясь на заднем сиденье, пытаясь восстановить самообладание. Осторожно массировал грудь, мягко растирая поврежденные мышцы; боль еще не ушла, но была уже не такой острой.
– Нельзя же просто так сказать: «Трогайте»! – закричала Мари. – Я не знаю, куда ехать.
– Я тоже, – ответил Джейсон.
Он велел остановить машину на одной из аллей у озера; здесь было темно, а он хотел подумать. «Превратиться в губку».
– Меня будут искать, – прервала молчание женщина.
– Меня тоже.
– Но вы захватили меня против моей воли. Вы ударили меня, и не раз. – Сейчас она уже говорила спокойнее, держа себя в руках. – Это похищение, разбойное нападение… серьезное преступление. Вам удалось выбраться из отеля, вы просили только об этом. Отпустите меня, и я буду молчать. Обещаю!
– Вы хотите дать мне честное слово?
– Да.
– Я тоже давал вам честное слово, а потом забрал его. И вы так можете.
– Это совсем другое. Меня никто не пытается убить! Господи! Прошу вас!
– Поехали.
Очевидно было одно. Его преследователи видели, как он бросил чемодан, мечась в поисках выхода. Чемодан означал, что он собирался покинуть Цюрих и вообще Швейцарию. Теперь аэропорт и железнодорожный вокзал возьмут под наблюдение. И будут разыскивать эту машину – из которой в него стреляли.
Ни в аэропорт, ни на вокзал ехать нельзя. И нужно сменить машину. Благо, есть деньги. Более ста тысяч швейцарских франков заложены в паспорт, а французская валюта, шестнадцать тысяч франков, покоится в бумажнике маркиза де Шамфора. Этого более чем достаточно, чтобы тайно добраться до Парижа.
Почему Париж? По каким-то необъяснимым причинам город притягивает его словно магнит.
Вы не беспомощны. Вы найдете дорогу… Доверяйтесь интуиции, в пределах разумного, конечно.
В Париж.
– Вы бывали в Цюрихе раньше? – спросил Борн заложницу.
– Нет.
– Надеюсь, вы понимаете, что врать ни к чему?
– Зачем мне врать? Пожалуйста, позвольте мне остановиться! Отпустите меня.
– Сколько вы уже в Цюрихе?
– Неделю. Конференция продолжалась неделю.
– Значит, с городом уже знакомы?
– Я почти не выходила из отеля. Не было времени.
– Расписание, что вывешено на стенде в холле гостиницы, не показалось мне таким уж насыщенным. Всего две лекции в день.
– Это приглашенные лекторы, их было не больше двух в день. Основная работа проходила на коллоквиумах… маленьких коллоквиумах. Десять – пятнадцать человек, разные страны, разные интересы.
– Вы из Канады?
– Да. Я работаю в Казначейском совете при канадском правительстве, в департаменте национального дохода.
– Значит, вы не медик?
– Я экономист. Университет Макгилл, Пембрук-колледж, Оксфорд.
– Потрясающе!
Внезапно она сказала довольно резко:
– Я обещала позвонить сегодня вечером в Канаду. Мое руководство ждет вестей. И если я не объявлюсь, они встревожатся и могут обратиться в полицию.
– Понятно. Об этом стоит подумать.
Борн вдруг сообразил, что все это время Мари не выпускала из рук сумочку. Он наклонился вперед и поморщился: боль снова напомнила о себе.
– Дайте мне вашу сумочку.
– Что? – Одной рукой она схватила сумку, тщетно надеясь ее удержать.
Борн протянул руку, его пальцы стиснули мягкую кожу.
– Следите за дорогой, доктор, – сказал он, вновь откидываясь на сиденье.
– Вы не имеете права… – Она замолчала, сознавая нелепость подобного замечания.
– Знаю. – Он открыл замочек и поднес сумку к маленькой лампочке. Как и следовало ожидать, все было в полном порядке: паспорт, бумажник, кошелек для мелочи, ключи, множество записок и бумаг аккуратно сложены в двух отделениях: Борн искал телеграмму, которую Мари вручил клерк. Вот она, в желтом фирменном конверте «Карийон дю Лак». Телеграмма из Оттавы. «Ежедневные отчеты превосходны. Отпуск предоставлен. Буду встречать в аэропорту среду, 26. Позвони или телеграфируй номер рейса. В Лионе не пропусти „Прекрасную мельничиху“. Кухня отменная. Целую. Питер».
Джейсон положил телеграмму обратно в сумочку. И вдруг увидел спички в белой глянцевой обложке. Взял в руки и поднес к глазам. Ресторан. Ресторан… Что-то беспокоило Джейсона, что именно, он понять не мог, но что-то связанное с рестораном. Он взял себе спички, закрыл сумочку и бросил на переднее сиденье.
– Я увидел то, что хотел, – сказал он. – Помнится, вы говорили, что ждете сообщения из Оттавы. Вы его получили; до двадцать шестого больше недели.
– Умоляю вас… – Это была мольба о пощаде.
Джейсон понял это, но ответить не мог. В ближайшее время он не сможет обойтись без нее. Мари необходима ему как костыль безногому, вернее, как необходим шофер человеку, который не может сам сесть за руль. Только за руль другой машины.
– Разворачивайтесь, – приказал Борн. – Едем назад, в «Карийон дю Лак».
– Обратно?
– Да, – ответил он, не сводя глаз с глянцевой коробочки, поворачивая ее так и эдак, поднося то и дело к бледной лампочке на потолке. – Нам нужна другая машина.
– Нам?! Нет, вы не посмеете! Я никуда… – Она снова замолчала, не договорив. Что-то неожиданно пришло ей в голову, не проронив больше ни слова, она выкрутила руль и нажала на акселератор с такой силой, что машина сорвалась с места, колеса бешено завертелись. Но тут же отпустила педаль и вцепилась в руль, стараясь успокоиться.
Борн оторвался от спичек, посмотрел на Мари, на длинные рыже-каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Вынул пистолет, наклонился и приставил дуло к ее щеке.
– Хочу, чтобы вы поняли. Вы должны исполнять точно то, что я скажу. Пойдете рядом со мной, пистолет будет лежать у меня в кармане. И будет нацелен вам в живот, как сейчас нацелен в голову. Как видите, я борюсь за свою жизнь и не колеблясь нажму на курок. Ясно?
– Ясно, – выдохнула она, ужас охватил ее.
Борн убрал пистолет, он ощутил удовлетворение.
Удовлетворение и отвращение.
Отпустите свой рассудок на свободу…Спички! Что же неладно с этими спичками? Нет, дело не в спичках, а в ресторане… Тяжелые балки, свечи, черные… треугольники снаружи. Белый камень и черные треугольники. Три? Три черных треугольника.
Кто-то был там… в ресторане с тремя черными треугольниками на фасаде. Видение было таким четким, таким ярким… таким тревожным. Существует ли это место?
Могут всплыть важные воспоминания… могут ожить некоторые каналы, до сих пор подавленные.
Что происходит? Боже, я больше не могу!
Огни отеля были уже видны впереди. Борн еще не решил, что предпринять, но исходил из двух соображений. С одной стороны, убийцы вряд ли остались в отеле, с другой – в лицо он знает только двоих и не сможёт опознать прочих, если те где-то поблизости. Не хотелось бы угодить в ловушку собственного изготовления.
– Сбавьте скорость, – сказал Борн женщине. – Сворачивайте налево.
– Но там же выход, – возразила Мари. – Мы подъедем не с той стороны.
– Никто не собирается выходить. Проезжайте на стоянку.
Перед входом в отель стояли четыре полицейские машины, мигалки работали, создавая атмосферу чрезвычайности. Полицейские в форме, клерки в смокингах, возбужденные постояльцы, вопросы и ответы. Никто и не заметил автомобиля, въехавшего на стоянку.
Мари остановилась на свободном месте, выключила мотор и застыла, глядя перед собой.
– Осторожно и медленно откройте дверцу и выходите, – сказал Борн, опустив стекло. – Потом поможете мне. Помните, окно открыто, а пистолет у меня в руке. Вы в двух шагах, и я не промахнусь.
Запуганная до смерти Мари Сен-Жак повиновалась, словно автомат. Борн оперся на дверцу и выбрался на тротуар. Переступил с ноги на ногу, способность двигаться возвращалась. Он мог идти. Не очень твердо, прихрамывая, но самостоятельно.
– Что вы собираетесь делать? – спросила женщина, словно боясь услышать ответ.
– Ждать. Рано или поздно кто-то подъедет и припаркует здесь машину. Что бы там ни стряслось, все еще обеденное время. Столики заказаны, встречи назначены, в том числе и деловые, эти люди не станут менять планов.
– А когда машина появится, как мы возьмем ее? – Она помолчала и сама ответила на свой вопрос: – Господи, вы собираетесь убить того несчастного, что окажется за рулем!
Джейсон схватил ее за руку, белое как мел, испуганное лицо было совсем рядом. Нужно держать ее в страхе, но не стоит перегибать палку, она близка к истерике.
– Если другого выхода не будет, то убью, но не думаю, что это понадобится. Машины обычно паркуют дежурные, а ключи оставляют на приборной доске или под сиденьем. Так проще.
Вспыхнули фары подъезжающего автомобиля. За рулем – служащий отеля. Машина шла прямо на них, Борн встревожился, но тут же заметил свободное место рядом. Но они попали в полосу света фар, их видели.
Столик, заказанный на обеденное время… Ресторан.Джейсон решился, нужно воспользоваться случаем.
Молодой человек в униформе дежурного вышел из маленького двухместного автомобиля и бросил ключи под сиденье. Обходя машину, кивнул им не без любопытства.
Борн заговорил по-французски:
– Молодой человек, не будете ли так любезны помочь нам?
– Да, мсье? – Помня о событиях в отеле, дежурный подходил с опаской.
– Я неважно себя чувствую, перебрал вашего отличного швейцарского вина.
– Бывает, мсье! – Парень широко улыбнулся, явно успокаиваясь.
– Моя жена считает, что хорошо бы подышать свежим воздухом, прежде чем отправиться в город.
– Прекрасная мысль, мсье.
– Внутри все еще не угомонились? Я уж было думал, полицейские не выпустят нас, однако этот офицер вовремя понял, что еще минута – и меня стошнит прямо на его форму.
– Не угомонились, мсье. Они заполонили отель. Но мы не должны об этом распространяться.
– Разумеется. Но у нас проблема: сегодня прилетает мой коллега, и мы договорились встретиться в ресторане. А я забыл название. Помню только, что на фасаде какие-то странные фигуры… украшение, что ли. Вроде трех пирамид.
– Это «Три альпийские хижины», мсье. В переулке от Фалькенштрассе.
– Точно! А чтобы отсюда доехать туда… – Борн тянул: пьяный человек пытается сосредоточиться.
– После стоянки налево, потом метров сто прямо от большой дамбы, затем направо. Выедете на Фалькенштрассе, а потом уже не пропустите переулок. Там на углу указатель.
– Огромное спасибо. А через несколько часов, когда мы вернемся, вы еще будете в отеле?
– Да, я дежурю до двух часов, мсье.
– Прекрасно. Я найду вас и поблагодарю более конкретно.
– Спасибо, мсье. Вам нужна машина?
– Нет, благодарю. Я еще немного прогуляюсь.
Молодой человек попрощался и подошел к отелю. Джейсон, прихрамывая, повел Мари к двухместному автомобилю.
– Поторопитесь, ключ под сиденьем.
– А что мы будем делать, если нас остановят? Дежурный увидит, что автомобиль выезжает, и поймет, что вы его украли.
– Сомневаюсь. Если мы уедем не мешкая, пока он не вышел из толпы.
– А если все же увидит?
– Тогда остается надеяться, что вы быстро ездите, – сказал Борн, подталкивая ее к дверце. – Садитесь.
Служащий обогнул отель и внезапно ускорил шаг. Джейсон вытащил пистолет и захромал вокруг машины, опираясь на капот и не сводя дула с лобового стекла. Распахнул дверцу, залез на сиденье рядом с Мари.
– Черт побери, я сказал: ключи!
– Хорошо… Я ничего не соображаю.
– Напрягитесь!
– О Боже!
Она полезла под сиденье, пошарила там рукой, пока не наткнулась на небольшой кожаный футляр.
– Заводите мотор, но не двигайтесь с места, пока я не скажу.
Борн посмотрел, не, видно ли света от фар подъезжающей машины, это могло бы объяснить, почему дежурный перешел на быстрый шаг, почти побежал: новый клиент. Света не было, значит, могло быть другое объяснение. Двое незнакомцев на стоянке.
– Поехали. Быстро. Надо отсюда выбираться.
Через несколько секунд они были уже у выезда со стоянки «Карийон дю Лак».
– Притормозите, – приказал Борн.
На дорожку выворачивало такси.
Борн затаил дыхание и оглянулся на отель; происходящее под навесом объяснило, почему служащий прибавил шагу. Между полицией и несколькими постояльцами вспыхнула перебранка. У покидающих отель проверяли документы, образовалась очередь, ни в чем не повинные люди злились, что их заставляют ждать.
– Поехали, – сказал Джейсон, скривившись от нового приступа боли. – Дорога свободна.
Это было цепенящее чувство, жуткое и страшное. Три черных треугольника оказались в точности такими, какими ему представлялись: барельеф из темного дерева на белом камне. Три равнобедренных треугольника, символические изображения шале в альпийской долине, занесенных снегом почти по самую крышу. Над верхушками треугольников готическим шрифтом выведено название ресторана «Drei Alpenhauser». [21]21
«Три альпийские хижины» (нем.).
[Закрыть]Под эмблемой – двойные двери, соединенные сводом, достойным собора, с массивными железными кольцами вместо ручек, как в альпийских замках.
Здания по обе стороны узкой мощеной улицы воссоздавали облик Цюриха, Европы давно прошедших дней. Этой улочке не пристали автомобили, воображение рисовало экипажи, запряженные лошадьми, кучеров в кашне и цилиндрах на высоких козлах и газовые фонари. Это была улица, полная картин и звуков из забытых воспоминаний, подумал человек, у которого не было воспоминаний, которые можно забыть.
Впрочем, одно было, яркое и тревожное. Три темных треугольника, тяжелые балки и свет свечей. Он не ошибся: это было цюрихское воспоминание. Но из другой жизни.
– Приехали, – сказала Мари.
– Знаю.
– Что теперь? Говорите, – закричала женщина. – Проезжаем!
– Езжайте до следующего угла, затем поворачивайте налево. Объедем квартал и вернемся сюда.
– Почему?
– Хотел бы я знать.
– Что?
– Делайте, как я сказал!
Кто-то был здесь… в этом ресторане. Почему не возникают новые образы? Образ. Имя.
Они дважды объехали ресторан. Вошли две парочки и веселая компания из четырех человек, вышел один и пешком направился к Фалькенштрассе. Судя по количеству автомобилей у входа, ресторан заполнен примерно наполовину. Свободных столиков не останется часа через два: в Цюрихе ужинают поздно, ближе к одиннадцати. Тянуть не имело смысла, больше ничего не вспоминалось. Можно было только войти в зал, сесть за столик и ждать: вдруг всплывет еще что-нибудь. Ведь так уже было: маленькая глянцевая книжечка спичек вызвала реальный образ. Где-то в этой реальности таится истина, которую он должен отыскать.
– Поворачивайте направо и остановитесь перед последней машиной. Вернемся пешком.
Молча, не возражая и не сопротивляясь, Мари Сен-Жак сделала, что велели. Джейсон взглянул на нее; она подчинилась слишком покорно, это не вязалось с тем, как она вела себя раньше. Он понял. Придется ее проучить. Что бы ни случилось в «Трех хижинах», она еще была ему нужна. Она должна вывезти его из Цюриха.
Машина остановилась, задев покрышками тротуар. Мари выключила зажигание, стала вытаскивать ключи, медленно, слишком медленно. Он протянул руку и взял ее за запястье; она смотрела на него из темноты не дыша. Он скользнул пальцами по ее ладони и нащупал ключи.
– Это мне, – сказал он.
– Естественно, – ответила она, неестественным движением положив левую руку на дверцу.
– Теперь выходите и ждите меня у машины. И без глупостей!
– Какие глупости? Вы же убьете меня.
– Хорошо. – Борн дотянулся до дверной ручки с ее стороны с преувеличенным трудом. Его затылок был у самой ее головы, он нажал на ручку.
Шуршание ткани было внезапно, движение воздуха – еще более внезапно: дверца распахнулась, женщине едва не удалось выскочить на улицу. Но Борн был готов: ее придется проучить. Он мгновенно развернулся, левая рука выстрелила, как пружина, пальцы цепко ухватили шелковое платье у воротника. Он втянул ее обратно и, схватив за волосы, дернул так, что ее лицо оказалось рядом с его.
– Я больше этого не сделаю! – закричала Мари, ее глаза налились слезами. – Клянусь, никогда больше не сделаю!
Борн захлопнул распахнутую дверцу и внимательно посмотрел на пленницу, пытаясь осмыслить что-то в себе самом. Полчаса назад, в другой машине, ему самому стало тошно, когда он ткнул ей в лицо пистолет, угрожая убить, если она не подчинится. Теперь он не испытывал никакого отвращения; один явный поступок перевел ее в другой лагерь. Она стала врагом, угрозой; он убьет ее, если придется, убьет без сожалений, потому что это будет целесообразно.
– Скажите что-нибудь, – прошептала она. Ее тело свело короткой судорогой, грудь под темным шелком платья вздымалась и опадала. Она схватила себя за запястье, пытаясь успокоиться, отчасти ей это удалось. Она снова заговорила, уже не шепотом, в полный голос, но монотонно:
– Я сказала, что больше этого не сделаю, и не сделаю.
– Вы попытаетесь, – спокойно ответил он. – Наступит мгновение, когда вы решите, что теперь получится, и попытаетесь. Поверьте мне, когда я говорю: это невозможно, но если вы попытаетесь еще раз, мне придется вас убить. Я не хочу этого делать, в убийстве нет необходимости, никакой необходимости. Если вы не станете угрозой для меня, а убежав прежде, чем я отпущу вас, вы ею станете. Я не могу этого допустить.
Это была правда, такая, какой она ему представлялась. Легкость, с которой он принял решение, ошеломила его не меньше, чем само решение. Убить было целесообразно – и все.
– Вы обещали, что отпустите меня, – сказала она. – Когда?
– Когда буду в безопасности, – ответил он. – Когда будет все равно, что вы говорите и делаете.
– Когда это будет?
– Через час или два. Когда мы выберемся из Цюриха и я буду на пути куда-нибудь еще. Вы не будете знать куда.
– Почему я должна вам верить?
– Мне безразлично, верите вы мне или нет. – Он отпустил ее. – Приведите себя в порядок. Вытрите глаза и причешитесь. Мы идем в ресторан.
– А что там?
– Хотел бы я знать, – сказал он, взглянув на вход в «Три хижины».
– Вы это уже говорили.
Он посмотрел на нее, посмотрел в распахнутые карие глаза, которые искали его взгляда. Искали в страхе, в смятении.
– Знаю. Поторопитесь.
Толстые потолочные балки, пересекающие высокий, в альпийском стиле, свод, столы и стулья массивного дерева, глубокие кабинки, свечи. По залу ходил аккордеонист, слышались приглушенные звуки баварских мелодий.
Он уже видел этот зал, балки и подсвечники отпечатались где-то в памяти, отложились звуки. Он приходил сюда в другой жизни. Они остановились в фойе; метрдотель в смокинге не заставил себя долго ждать.
– Haben Sie einen Tisch schon reserviert, mein Herr? [22]22
Вы заказывали столик? (нем.)
[Закрыть]
– Если вы имеете в виду предварительный заказ, к сожалению, нет. Но нам вас очень рекомендовали. Надеюсь, вы сможете нас посадить. В кабинке, если возможно.
– Непременно, сэр. Еще рано, свободных мест много. Сюда, пожалуйста! – Метрдотель проводил их в кабинку по соседству со входом, на середине стола мерцала свеча. То, что Борн хромал и опирался на женщину, подсказало: нужно предоставить ближайшее свободное место. Джейсон кивнул Мари Сен-Жак, она села, он опустился за стол напротив нее.
– Придвиньтесь к стене, – сказал он, когда метрдотель ушел. – И помните, пистолет в моем кармане, мне довольно лишь поднять ногу, и вы в ловушке.
– Я же сказала вам, что не стану пытаться.
– Надеюсь. Закажите что-нибудь выпить, на еду нет времени.
– Я и не смогла бы есть. – Она снова схватила себя за запястье, ее руки заметно дрожали. – А почему нет времени? Чего вы ожидаете?
– Не знаю.
– Почему вы все время твердите: «Я не знаю», «Хотел бы я знать»? Зачем вы сюда пришли?
– Потому что я бывал тут раньше.
– Это не ответ!
– Я и не собираюсь отвечать вам.
Подошел официант. Мари попросила вина, Борн заказал виски – ему требовалось что-нибудь покрепче. Он оглядел ресторан, стараясь сосредоточиться на всем сразу и ни на чем конкретно.Превратиться в губку. Но ничего не произошло. Ни один образ не всплыл в его сознании, ни одна мысль не потревожила безмыслие. Ничего.
И тут Борн увидел лицо в противоположном конце зала. Массивное лицо, массивная голова над тучным телом, прижатым к стене кабинки, рядом с закрытой дверью. Толстяк не покидал полутьмы своего наблюдательного пункта, словно неосвещенная часть зала служила ему убежищем. Его взгляд был прикован к Джейсону, равно испуганный и недоверчивый. Борн не знал этого человека, зато человек его знал. Поднеся пальцы ко рту, он вытер уголки губ, затем отвел глаза, оглядев каждого обедающего за каждым столиком. И лишь затем пустился в очевидно мучительный переход через зал по направлению к их кабинке.
