Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"
Автор книги: Роберт Ладлэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
Глава 26
Старый солдат безмолвно шагал рядом с Борном по залитой лунным светом дорожке Булонского леса. Оба молчали, потому что слишком много уже было сказано – принято, оспорено, отклонено и вновь подтверждено. Вийеру нужно было обдумать и осмыслить, согласиться или с негодованием отвергнуть то, что он услышал. Ему было бы легче, если бы он мог взорваться, гневно опровергнуть ложь и вновь обрести покой. Но он не мог безнаказанно сделать это, он был солдат, и уклоняться было не в его правилах.
В идущем рядом с ним человеке было слишком много правды. В глазах, в голосе, в каждом движении, которое молило о понимании. Человек без имени не лгал. В доме Вийера поселилась измена. Это объясняло многое, о чем он не решался задумываться раньше. Старик с трудом удерживался, чтобы не разрыдаться.
А человеку без памяти почти ничего не пришлось изменять или выдумывать, хамелеоновы повадки не пригодились. Его рассказ был убедителен, потому что основывался на правде. Он должен найти Карлоса, узнать, что известно убийце; если не сумеет, ему не жить. Кроме этого он не сказал ничего. Ни словом не обмолвился о Мари Сен-Жак, острове Пор-Нуар, послании-сигнале от неизвестного или неизвестных или ходячей полой оболочке, быть может, вмещавшей, а может и нет, кого-то, кем он был или не был, – кто не мог даже утверждать, что обрывки его воспоминаний в самом деле принадлежали ему. Ни о чем таком он не говорил.
Зато рассказал все, что знал об убийце по имени Карлос. А знал он столько, что Вийер не раз изумленно взглядывал на Борна, слыша, как ему было известно, глубоко засекреченную информацию, поражался новым фактам, которые вписывались в существующие теории, но никогда раньше не представлялись ему с такой ясностью. После убийства сына генерал получил доступ ко всем досье на Карлоса, но обилие сведений, которыми располагал его собеседник, не шло ни в какое сравнение с достоянием тайных служб.
– Женщина, с которой вы говорили в Аржантей, та, что звонит в мой дом и призналась, что служит связной…
– Ее зовут Лавье, – перебил Борн.
Генерал помолчал.
– Благодарю вас. Она вас раскусила, она вас сфотографировала.
– Да.
– А раньше у них не было фотографии?
– Нет.
– Значит, вы охотитесь за Карлосом, а он – за вами. Но у вас нет ничьих портретов, вы знаете лишь двух связных, один из которых был в моем доме.
– Да.
– И говорил с моей женой.
– Да.
Старик отвернулся. И началось молчание.
Они дошли до конца дорожки, где располагалось крошечное озерцо. Земля была усыпана белой галькой, а вокруг водоема стояли скамейки, словно почетный караул по сторонам черного мраморного надгробия. Они подошли ко второй скамье. Вийер нарушил молчание.
– Давайте посидим. С возрастом убывают жизненные силы. Меня это часто смущает.
– Тут не из-за чего смущаться, – сказал Борн, садясь рядом.
– Не из-за чего, – согласился генерал, – но я смущаюсь. – Он замялся и тихо добавил: – Обычно в обществе жены.
– Но в этом нет необходимости.
– Вы неверно меня поняли. – Старик обернулся к Джейсону. – Я говорил не о постели. Просто бывают времена, когда я нахожу нужным прервать свои занятия – рано ухожу со званого обеда, не езжу на Средиземноморье по выходным или уклоняюсь от нескольких дней на склонах Гштада.
– Я не совсем понимаю.
– Мы с женой часто бываем порознь. Во многих отношениях мы живем совершенно независимо друг от друга, находя, конечно, удовольствия в занятиях другого.
– Я все еще не понимаю.
– Должен ли я усугублять свое замешательство? – сказал Вийер. – Когда пожилой человек встречает прекрасную молодую женщину, которая рвется разделить его жизнь, что-то легко объяснимо, а что-то – с гораздо большим трудом. Тут, конечно, материальная обеспеченность, а в моем случае и в известной мере общественное положение. Земные блага, доступ в знатные дома, знакомство со знаменитостями – все это вполне понятно, взамен вы получаете прекрасную спутницу жизни, хвастаетесь ею перед себе подобными – это по сути своего рода продление молодости. Но всегда остаются сомнения. – Старик на мгновение замолчал, то, что он собирался сказать, давалось ему нелегко. – Заведет ли она любовника? – тихо продолжал он. – Жаждет ли она молодого, крепкого тела, куда более гармонирующего с ее собственным? Если так, с этим можно смириться – даже, я думаю, испытав облегчение, – надеясь лишь, что у нее хватит здравого смысла хранить все в тайне. Политик-рогоносец лишается своих избирателей быстрее, чем пьяница; это означает, что он совершенно потерял хватку. Есть и другие заботы. Не злоупотребляет ли она его именем? Публично заклеймив соперника, которого он старается убедить. Таковы наклонности молодых; с ними можно совладать, это риск сделки. Но существует одно основополагающее сомнение, которое, если оно подтвердится, вынести невозможно. Это если все – часть некоего плана. С самого начала.
– Значит, вы это почувствовали? – тихо спросил Джейсон.
– Чувства необъективны! – пылко возразил старый солдат. – Им нет места на поле боя!
– Тогда зачем вы мне это рассказываете?
Вийер запрокинул голову, затем вновь опустил, в его глазах стояли слезы.
– Тому, что мы видели вечером, может быть очень простое объяснение. Я молю Бога, чтобы оно было, и я дам ей любую возможность оправдаться. – Старик снова помолчал. – Но в глубине души я знаю, что его нет. Я понял этот тотчас же, как вы сказали о «Классиках». Я взглянул через улицу на крыльцо моего дома, и вдруг многое, к моему ужасу, встало на свои места. Последние два часа я морочу себя, нет смысла продолжать. Прежде чем оправдывать эту женщину, я должен вспомнить о сыне.
– Но вы говорили, что доверяете ее мнению. Что она вам очень помогала.
– Верно. Видите ли, я хотел доверять ей, отчаянно хотел доверять. Легче всего на свете убедить себя, что ты прав. А с годами это становится еще проще.
– Что встало на свои места?
– Сама ее помощь мне, само мое доверие к ней. – Вийер обернулся и взглянул на Джейсона. – Вы невероятно много знаете о Карлосе. Я изучил эти досье как никто другой, ибо никто другой так не желал, чтобы его схватили и казнили – я вместо палача. Но во всех этих пухлых папках не наберется и половины того, что знаете вы. Однако вы говорили только о его жертвах, о его способах убийства. Вы упустили другую сторону его деятельности. Он продает не только свое оружие, но и государственные секреты.
– Я знаю, – сказал Борн. – Эта сторона…
– Например, – продолжал генерал, словно не слыша Джейсона, – я имею доступ к чрезвычайно секретным документам, относящимся к военной и ядерной безопасности Франции. Такой же доступ имеют еще пять человек – все вне подозрений. Однако с чудовищным постоянством выясняется, что Москва узнала об этом, Вашингтон – о том, Пекин – еще о чем-нибудь.
– Вы обсуждали это с женой? – удивленно спросил Борн.
– Нет, конечно. Если я приношу подобные бумаги домой, они хранятся в сейфе в моем кабинете. Другие могут войти туда только при мне. Лишь у одного человека, кроме меня, есть ключ, лишь один человек знает, где выключается сигнализация. Моя жена.
– Мне кажется, это так же опасно, как обсуждать с ней подобные дела. И то и другое можно из нее вырвать.
– Была причина – в моем возрасте неожиданное случается каждый день; отсылаю вас к газетным некрологам. У нее есть распоряжение: если со мной что-нибудь случится, позвонить военному советнику, спуститься в мой кабинет и не отходить от сейфа, пока не приедут из службы безопасности. Случается, что люди моих лет умирают за рабочим столом. – Вийер прикрыл глаза. – Все время это была она. Единственный дом, единственное место, которое ни у кого не вызывало подозрений.
– Вы уверены?
– Больше, чем осмеливаюсь себе признаться. Это она настаивала на браке. Я снова и снова напоминал о разнице в возрасте, но она и слышать ничего не желала. Важны годы, проведенные вместе, а не те, что разделяют дни рождения. Она предложила подписать контракт, в котором отказывалась от притязаний на поместья Вийеров, но я, конечно, отверг это предложение, потому что оно доказывало ее привязанность ко мне. Пословица совершенно верна: старый дурак – полный дурак. Однако все время возникали сомнения; их вызывали ее поездки, внезапные отлучки.
– Внезапные?
– У нее уйма интересов, требующих внимания. Франко-швейцарский музей в Гренобле, художественная галерея в Амстердаме, памятник героям Сопротивления в Булонь-сюр-Мер, дурацкая океанографическая конференция в Марселе. Ее мы обсуждали весьма бурно. Она была мне нужна в Париже: мне предстояло присутствовать на дипломатическом приеме, и я хотел, чтобы она меня сопровождала. Она не осталась. Словно ей приказывали быть в определенное время в определенном месте.
Гренобль – возле швейцарской границы, в часе от Цюриха. Амстердам. Булонь-сюр-Мер – на берегу Ла-Манша, в часе от Лондона. Марсель… Карлос.
– Когда была конференция в Марселе? – спросил Джейсон.
– Кажется, в августе прошлого года. Ближе к концу месяца.
– 26 августа в пять часов вечера в Марселе был убит посол Говард Леланд.
– Да, я знаю, – сказал Вийер. – Вы говорили об этом. Я сочувствую смерти этого человека, но не его убеждениям. – Старик осекся и взглянул на Борна. – Боже, – прошептал он. – Она была с ним. Карлос вызвал ее, и она поехала к нему. Она подчинилась.
– Я не заходил так далеко, – проговорил Джейсон. – Я клянусь вам, я думал, она – связная, «слепая» связная. Я не заходил так далеко.
Из горла старика внезапно вырвался вопль, полный ненависти и боли. Он закрыл лицо руками, запрокинул голову и зарыдал.
Борн не пошевелился, он ничего не мог поделать.
– Мне так жаль, – сказал он.
Генерал взял себя в руки.
– Мне тоже, – выговорил он наконец. – Простите меня.
– Вам не за что извиняться.
– Есть за что. Не будем больше об этом. Я сделаю то, что должно быть сделано.
– Что именно?
Старик выпрямился, сжав челюсти.
– Вы можете об этом спрашивать?
– Я вынужден.
– Совершить то, что она совершила, – все равно что убить моего ребенка, которого не она выносила. Она притворялась, что ей дорога его память. А на самом деле была и остается соучастницей убийства. И все это время совершала второе предательство – изменяя стране, которой я служу всю жизнь.
– Вы собираетесь ее убить?
– Я собираюсь ее убить. Она скажет мне правду и умрет.
– Она будет все отрицать.
– Сомневаюсь.
– Это безумие!
– Молодой человек, более полувека я борюсь с врагами Франции, даже если они французы. Правда будет сказана.
– Что, вы думаете, она станет делать? Выслушает вас и спокойно признает свою вину?
– Спокойно она ничего не сделает. Но признается.
– С какой стати?
– Потому что, когда я обвиню ее, она попытается убить меня. А это и будет доказательством, не так ли?
– Вы пойдете на такой риск?
– Я вынужден.
– А если она не станет пытаться?
– Это будет доказательством совсем другого, – сказал Вийер. – В таком крайне маловероятном случае я бы на вашем месте позаботился о флангах, мсье. – Он покачал головой. – Этого не случится. Мы оба это знаем, я даже лучше, чем вы.
– Послушайте меня, – настаивал Джейсон. – Вы сказали: «прежде я должен вспомнить о сыне». Так вспомните! Ищите убийцу, а не сообщницу. Она причинила вам огромную боль, но он еще большую. Схватите человека, который убил вашего сына! В конце концов в ваших руках будут оба. Не объясняйтесь с ней пока. Используйте то, что знаете, против Карлоса. Выходите на охоту вместе со мной. Никто еще не подбирался к нему так близко.
– Вы просите больше, чем я могу дать, – сказал старик.
– Нет, если вы думаете о сыне. Если о себе, то конечно. Но нет, если об улице Бак.
– Вы чрезвычайно жестоки, мсье.
– Я прав, и вы это знаете.
Высоко в ночном небе проплыли облака, на мгновение заслонив луну. Мрак был непроглядным, Джейсон поежился. Старый солдат заговорил, в его голосе звучала покорность.
– Да, вы правы. Чрезвычайно жестоки и чрезвычайно правы. Остановить нужно убийцу, а не потаскуху. Как мы будем действовать вместе? Как охотиться?
Борн с облегчением прикрыл глаза.
– Ничего не предпринимайте, Карлос наверняка ищет меня по всему Парижу. Я убил его людей, обнаружил «дупло», разоблачил связного. Я слишком близко к нему подобрался. Если только мы оба не ошибаемся, вам будут звонить все чаще и чаще. Я об этом позабочусь.
– Как?
– Перехвачу нескольких служащих «Классиков». Продавцов, эту Лавье, может, Бержерона и, конечно, телефонного оператора. Они будут говорить. И я буду. Ваш телефон будет занят беспрерывно.
– А я что? Мне что делать?
– Оставайтесь дома, скажитесь нездоровым. И когда зазвонит этот телефон, держитесь рядом. Слушайте, о чем говорят, пытайтесь разгадать шифровки, спрашивайте у слуг, что им сказали. Можете даже слушать по параллельному аппарату. Если услышите что-нибудь, отлично, но скорее всего не услышите. Звонящий будет знать, что вы рядом. Но вы нарушите связь. И в зависимости от того, какое место занимает ваша жена…
– Потаскуха, – перебил старый солдат.
– …занимает в иерархии Карлоса, может быть, нам даже удастся выманить его.
– И снова я спрашиваю: как?
– Нарушится цепочка сообщений. Надежнейшему связному будут мешать. Он потребует встречи с вашей женой.
– Едва ли он обозначит свое местопребывание.
– Ей – придется. – Борн остановился, ему пришла в голову другая возможность. – Если урон достаточно велик, кто-то, кого вы не знаете, позвонит или придет в ваш дом, и вскоре за тем вашей жене понадобится куда-то уехать. Когда это произойдет, настаивайте, чтобы она оставила телефон, по которому можно ей позвонить. Настаивайте на этом. Вы не пытаетесь уговорить ее остаться, но у вас непременно должна быть возможность с ней связаться. Говорите все что угодно – опирайтесь на отношения, которые она сама строила. Скажите, что это очень важный военный вопрос, который вы не можете обсуждать, пока не разберетесь. Но что вы хотели бы посоветоваться с ней, прежде чем примете решение. Она может клюнуть.
– И что это даст?
– Она скажет вам, где будет. Может, где будет Карлос. Если не он, то его приближенные. Тогда сообщите мне. Я дам вам название гостиницы и номер комнаты. Фамилия, под которой я зарегистрировался, вымышленная, не обращайте на нее внимания.
– Почему вы не назовете свое настоящее имя?
– Потому что если вы его упомянете – сознательно или нет – вы труп.
– Я еще не выжил из ума.
– Нет. Но пережили тяжелый удар. Наверное, тяжелейший для человека. Вы вольны рисковать своей жизнью, я – не могу.
– Вы странный человек, мсье.
– Да. Если меня не окажется, когда вы позвоните, ответит женщина. Она будет знать, где я. Мы уговоримся о времени для сообщений.
– Женщина? – Генерал отпрянул. – Вы ничего не говорили о женщине или о ком бы то ни было другом.
– Никого другого нет. Без нее меня бы не было в живых. Карлос охотится на нас обоих, он пытался убить нас обоих.
– Она знает обо мне?
– Да. Она и сказала, что это невозможно. Что вы не можете быть связаны с Карлосом. Я думал иначе.
– Может, мы с ней познакомимся.
– Едва ли. Пока Карлоса не схватят – если его возможно схватить, – нас не должны видеть вместе с вами. С кем угодно, только не с вами. А потом – если будет потом, – возможно, вы сами не захотите, чтобы вас видели с нами. Со мной. Я ничего не скрываю.
– Я понимаю это и уважаю. В любом случае поблагодарите от меня эту женщину.
Борн кивнул.
– Вы уверены, что ваша частная линия не прослушивается?
– Совершенно. Ее постоянно проверяют, все телефоны военного советника проверяют.
– Когда будете знать, что звоню я, снимите трубку и дважды прокашляйтесь. Я пойму, что это вы. Если по какой-то причине вы не сможете говорить, попросите меня позвонить утром вашему секретарю. Я перезвоню через десять минут. Какой номер?
Генерал продиктовал номер и спросил:
– Ваш отель?
– «Террас». Улица Мэтр, Монмартр. Комната 420.
– Когда вы начнете?
– Как можно скорее. Сегодня в полдень.
– Будьте как волк на охоте. – Подавшись вперед, генерал словно отдавал распоряжения своему офицеру. – Разите мгновенно.
Глава 27
– Она была просто прелесть, я непременно должна как-то ее отблагодарить, – захлебывалась Мари в телефонную трубку. – И этот молодой человек, он так помог! Платье имело оглушительный успех! Я так признательна.
– По вашему описанию, мадам, – ответил вежливый голос оператора в «Классиках», – я могу заключить, что вы имеете в виду Жанин и Клода.
– Да, конечно. Жанин и Клод, теперь я вспомнила. Я отправлю каждому записочку с маленьким сувениром. А вы, случайно, не знаете их фамилии? Знаете, как-то невежливо написать на конвертах просто «Жанин» или «Клоду», Будто слугам, вам не кажется? Вы можете спросить у Жаклин.
– В этом нет необходимости, мадам. Я знаю их. И если мне будет позволено заметить, мадам столь же деликатна, сколь щедра. Жанин Дольбер и Клод Ореаль.
– Жанин Дольбер и Клод Ореаль, – повторила Мари, глядя на Джейсона. – Жанин замужем за тем очаровательным пианистом, да?
– Не думаю, что мадемуазель Дольбер замужем за кем бы то ни было.
– Конечно. Это совсем другая.
– Если позволите, мадам, я не расслышал ваше имя.
– Какая я глупая! – Мари отодвинула трубку и повысила голос. – Ты уже вернулся, дорогой, так быстро! Чудесно! Я говорила с этими милыми людьми из «Классиков»… Сейчас, дорогой. – Она поднесла трубку к губам. – Огромное вам спасибо. Вы были очень любезны. – Она повесила трубку. – Ну как?
– Если когда-нибудь решишь бросить экономику, – сказал Джейсон, листая телефонный справочник Парижа, – иди в коммерцию. Я поверил каждому твоему слову.
– Я их точно описала?
– Как в морге. С пианистом ты здорово придумала.
– Я вдруг подумала: если она замужем, телефон может быть на имя мужа.
– Нет, – перебил Борн. – Вот он. Дольбер Жанин, улица Лоссеран. – Джейсон записал адрес. – Ореаль – это через «О», наверное. Не через «А»?
– Наверное. – Мари зажгла сигарету. – Ты правда хочешь отправиться к ним домой?
Борн кивнул.
– Если я буду ловить их на Сент-Оноре, Карлос меня выследит.
– А как с остальными? Лавье, Бержерон, этот непойми-кто на телефоне.
– Завтра. А сегодня я начинаю гнать волну.
– Гнать что?
– Сегодня они заговорят. Забегают и заговорят то, чего говорить не следует. От Дольбер и Ореаля по всему магазину расползутся слухи. Двумя другими я займусь вечером: они позвонят Лавье и телефонисту. Сначала будет одна волна паники, потом вторая. Генеральский телефон начнет трезвонить сегодня днем. К завтрашнему утру паника охватит всех.
– Два вопроса. – Мари встала и подошла к нему. – Как ты выманишь двух служащих «Классиков» посреди рабочего дня? И с кем ты собираешься встречаться вечером?
– Никто не существует в вакууме, – ответил Борн, глядя на часы. – Особенно в кругах «haute couture». [80]80
«Высокая мода» (фр.).
[Закрыть]Сейчас 11.15: к полудню я буду у Дольбер и велю консьержу позвонить ей на работу. Он скажет, что ей нужно немедленно приехать. Ее ждет неотложное и очень личное дело.
– Какое дело?
– Не знаю, но у кого их нет?
– С Ореалем проделаешь то же самое?
– Быть может, даже с большим успехом.
– Ты бессердечен, Джейсон.
– Я невероятно серьезен. – Палец Борна снова скользил вдоль колонки имен. – Вот он. Ореаль Клод Жизель. Без комментариев. Улица Расин. С ним я встречусь часа в три, а когда отпущу, он помчится на Сент-Оноре и поднимет переполох.
– А что с двумя другими? Кто они?
– Имена мне назовут Ореаль, или Дольбер, или оба. Они не будут этого знать, но с их помощью покатится вторая волна паники.
Джейсон стоял в тени подъезда на улице Лоссеран. Он был в двух шагах от дома Жанин Дольбер, где несколько минут назад смущенный и внезапно разбогатевший консьерж оказал услугу вежливому иностранцу, позвонив мадемуазель Дольбер на работу и сказав ей, что господин в лимузине с шофером уже дважды приезжал и справлялся о ней. Сейчас он опять здесь: что консьержу делать?
Маленькое черное такси затормозило у обочины, и взбудораженная, смертельно бледная Жанин буквально выскочила из машины. Джейсон устремился к ней и перехватил у самого входа.
– Быстро, – сказал он, коснувшись ее локтя. – Рад снова вас видеть. Вы на днях очень мне помогли.
Жанин Дольбер смотрела на него приоткрыв рот.
– Вы. Американец, – сказала она по-английски. – Мсье Бригс, кажется? Вы тот, который…
– Я велел шоферу вернуться через час. Хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
– С мной? Да о чем вы можете со мной говорить?
– Вы не догадываетесь? Тогда почему тотчас же примчались?
Жанин не сводила с него широко распахнутых глаз, ее бледное лицо казалось еще белее на солнце.
– Значит, вы из «Дома Азюр»? – робко спросила она.
– Допустим. – Борн сильнее сжал ее локоть. – И что?
– Я передала все, что обещала. Больше ничего не будет, мы договорились.
– Вы уверены?
– Не будьте идиотом! Вы не знаете парижских модных кругов. Кто-нибудь разозлится на кого-нибудь и пойдет злословить в вашей собственной студии. А если на осенних показах вы начнете демонстрировать модели Бержерона раньше него, сколько, вы думаете, я продержусь в «Классиках»? Я у Лавье доверенное лицо номер два, одна из немногих, имеющих доступ в ее кабинет. Вы бы лучше позаботились обо мне, как обещали. В одном из ваших лос-анджелесских магазинов.
– Пройдемся, – сказал Джейсон, мягко подталкивая ее. – Вы ошиблись, Жанин. Я в жизни не слышал о «Доме Азюр» и нисколько не интересуюсь крадеными моделями – разве что эти сведения мне пригодятся.
– О Боже…
– Не останавливайтесь. – Борн стиснул ее руку. – Я же сказал: нам нужно поговорить.
– О чем? Что вам от меня нужно? Откуда вы узнали мое имя? – Теперь слова сыпались, опережая друг друга. – Я отпросилась пообедать и должна тотчас вернуться, у нас сегодня тяжелый день. Пожалуйста – мне больно.
– Простите.
– То, что я сказала, это глупость. Ложь. У нас ходят слухи, я вас проверяла. Вот что я делала, я вас проверяла.
– Очень убедительно. Я принимаю такое объяснение.
– Я предана «Классикам». Всегда была предана.
– Это чудесное качество, Жанин. Преданность меня всегда восхищает. Я говорил это на днях… как его зовут?… этому милому человеку за пультом. Так как его зовут? Я забыл.
– Филипп, – пролепетала продавщица испуганно, подобострастно. – Филипп д’Анжу.
– Совершенно верно. Спасибо. – Они подошли к узкому мощеному переулочку между двумя домами. Джейсон подтолкнул ее туда. – Давайте отойдем на минутку, чтобы не стоять на улице. Не волнуйтесь, вы не опоздаете. Я отниму у вас несколько минут. – Они прошли глубже. Борн остановился, Жанин Дольбер прижалась спиной к кирпичной стене. – Сигарету? – спросил он, вынимая пачку из кармана.
– Да, спасибо.
Он поднес ей зажигалку и заметил, что у нее дрожит рука.
– Теперь успокоились?
– Да. Нет, не очень. Что вам нужно, мсье Бригс?
– Для начала: мое имя не Бригс, но я думаю, что вам это известно.
– Нет. Откуда?
– Я был уверен, что доверенное лицо номер один у Лавье говорила вам.
– Моник?
– Называйте фамилии, пожалуйста. Здесь важна точность.
– Тогда Бриелль. – Жанин наморщила лоб. – Она вас знает?
– Почему бы не спросить у нее?
– Как скажете. Так в чем же дело, мсье?
Джейсон покачал головой.
– Вы в самом деле не знаете? Три четверти служащих «Классиков» сотрудничают с нами, а одна из самых толковых осталась в стороне. Конечно, кто-то мог подумать, что с вами иметь дело рискованно, так бывает.
– Как бывает? Почему рискованно? Кто вы?
– Сейчас недосуг. Остальные вас просветят. Я здесь потому, что мы ни разу не получали от вас отчета, а вы с утра до вечера общаетесь с самыми важными клиентами.
– Выражайтесь яснее, мсье.
– Допустим, я представляю ряд лиц – из Америки, Франции, Англии, Голландии, – совместно охотящихся на убийцу, застрелившего важных политических и военных деятелей этих стран.
– Застрелившего? Военных, политических… – Жанин в ужасе застыла, пепел с сигареты рассыпался по рукаву. – Что это? О чем вы говорите? Я ничего такого не знаю!
– Я могу лишь извиниться, – мягко, искренне сказал Борн. – С вами должны были поговорить несколько недель назад. Это ошибка моего предшественника. Простите, вы, должно быть, поражены.
– Я поражена, мсье, – прошептала девушка; ее вогнутое тело напряглось – лакированная тростинка, пригнувшаяся к кирпичной стене. – Вы говорите о вещах вне моего разумения.
– Зато я теперь понимаю, – воскликнул Борн. – Ни от кого о вас ни слова. Теперь все понятно.
– Но не мне.
– Мы охотимся на Карлоса. На убийцу, известного под именем Карлос.
– Карлос? – Сигарета выпала из пальцев Жанин Дольбер, удар был довершен.
– Он один из ваших постоянных клиентов, на это указывают все улики. Мы сузили круг подозреваемых до восьми человек. Ловушка захлопнется в ближайшие несколько дней, и мы принимаем все меры предосторожности…
– Предосторожности?
– Всегда есть опасность, что преступник захватит заложников. Мы ожидаем, что произойдет перестрелка, но мы не дадим ей распространиться. Главная сложность – сам Карлос. Он поклялся, что никогда не сдастся живым, он ходит, обвязанный взрывчаткой мощностью в тысячефунтовую бомбу. Но с этим мы управимся. Один снайперский выстрел в голову, и конец.
– Один выстрел…
Борн вдруг взглянул на часы.
– Я вас слишком задержал. Вам пора возвращаться в магазин, а мне – на пост. Запомните: если увидите меня, мы не знакомы. Если я приду в «Классики», обойдитесь со мной как с любым богатым клиентом. Разве только заметите клиента, который покажется вам тем, кого мы ищем, тогда немедля сообщите мне. Еще раз прошу извинить за все. Просто разрыв в цепочке связи. Это бывает.
– Разрыв?
Джейсон кивнул, развернулся и быстро зашагал к улице. На перекрестке остановился и оглянулся на Жанин Дольбер. Она припала к стене в полуобморочном состоянии: элегантный мир «haute couture» бешено завертелся, сорвавшись с орбиты.
Филипп д’Анжу. Имя ничего ему не говорило, но Борн не мог с собой совладать. Он твердил его про себя, пытаясь вызвать в памяти какую-нибудь картину… как вызвало страшную картину тьмы и всполохов света лицо седого телефонного оператора. Филипп д’Анжу. Ничего. Совсем ничего. И, однако, что-то же было, что-то, от чего сводило под ложечкой, напрягались мышцы, сковывая тело панцирем… тьма.
Он сидел у окна кофейни на улице Расин, готовый выйти, едва увидит фигуру Клода Ореаля у подъезда старинного здания напротив. Ореаль жил на пятом этаже, деля квартиру с двумя приятелями; взобраться туда можно было лишь по дряхлой витой лестнице. Борн был уверен, что, когда Ореаль появится, он не будет идти.
Потому что Клоду Ореалю, который разливался соловьем перед Жаклин Лавье на совсем другой лестнице, на Сент-Оноре, беззубая консьержка прошепелявила по телефону, чтобы он, гнусная рожа, немедленно вернулся на улицу Расин и положил конец воплям и драке в квартире на пятом этаже. Либо он прекращает дебош, либо она вызывает жандармов. У него ровно двадцать минут.
Он уложился в пятнадцать. Можно было наблюдать, как по тротуару от ближайшей станции метро несется хрупкая фигура, затянутая в костюм от Пьера Кардена – пола бьется на ветру. Он избегал столкновений с увертливостью бегуна по пересеченной местности, вышколенного Русским балетом. Тощая шея была вытянула вперед, длинные темные волосы развевались, как грива скачущей лошади. Он добежал до подъезда и помчался вверх, перепрыгивая через ступени.
Джейсон быстро вышел из кофейни и перебежал улицу. Заскочил в подъезд и устремился вверх по видавшей виды лестнице. С площадки четвертого этажа он услышал, как молотят в дверь.
– Откройте! Откройте! Скорей, Бога ради! – Ореаль замолчал, тишина внутри, видимо, напугала его больше, чем что-либо другое.
Борн преодолел еще один пролет и сквозь решетку перил увидел Ореаля. Субтильное тело молодого человека распласталось на двери: руки раскинуты, ухо прижато к деревянной панели, лицо раскраснелось. Джейсон резко крикнул:
– Сюрте! Не двигайтесь, молодой человек! Не нужно лишних неприятностей. Мы наблюдаем за вами и вашими друзьями. Мы знаем о притоне.
– Нет! – завопил Ореаль. – Я ни при чем, клянусь! Какой притон?
Борн поднял руку:
– Тихо. Не кричите! – Он перегнулся через перила и взглянул вниз.
– Не впутывайте меня! – продолжал Ореаль. – Я ни при чем! Я им столько раз твердил, чтобы они это прекратили! Однажды они погубят себя. Наркотики для идиотов. Боже, там тихо. Они, наверное, умерли.
Джейсон отошел от перил.
– Я велел вам заткнуться, – грубо прошептал он. – Входите и перестаньте орать! Этот спектакль для старой карги внизу.
Молодой человек застыл, его паника перешла в тихую истерику.
– Что?
– У вас есть ключ, – сказал Борн. – Открывайте и входите.
– Она закрыта на щеколду, – ответил Ореаль. – В это время всегда закрыто на щеколду.
– Дурень чертов, нам нужно было встретиться с вами! Нам нужно было встретиться здесь, чтобы никто не знал почему. Открывайте дверь. Живо!
Словно испуганный кролик, Ореаль закопошился и достал ключ. Отпер дверь и распахнул ее, будто готовясь войти в морг, переполненный трупами. Борн втолкнул его внутрь и закрыл дверь.
То, что он увидел, противоречило характеру дома. Просторную гостиную заполняла шикарная дорогая мебель, на кушетках, креслах, на полу валялись дюжины красных и желтых бархатных подушек. Это была эротическая комната, роскошное гнездышко посреди руин.
– У меня лишь несколько минут, – сказал Джейсон. – Времени хватит только на дело.
– Дело? – спросил Ореаль. Его лицо застыло. – Об этом… этом притоне? Каком притоне?
– Забудьте. Есть кое-что посерьезней.
– Какое дело?
– Мы получили сообщение из Цюриха и хотим, чтобы вы передали его вашему другу Лавье.
– Мадам Жаклин? Моему другу?
– Мы не доверяем телефонам.
– Каким телефонам? Сообщение? Какое сообщение?
– Карлос прав.
– Карлос? Какой Карлос?
– Убийца.
Клод Ореаль издал вопль. Он впился зубами в палец и завопил:
– Что вы говорите?
– Тихо!
– Почему вы это говорите мне?
– Вы номер пятый. Мы рассчитываем на вас.
– Пятый что? В чем?
– В том, чтобы помочь Карлосу избежать ловушки. Они готовятся его схватить. Завтра, послезавтра, может, послепослезавтра. Пусть держится подальше, он должен держаться подальше. Они окружат магазин, снайперы через каждые десять шагов. Будет чудовищный перекрестный огонь, если он окажется там, все будут убиты. Все вы. Мертвы.
Ореаль снова завопил:
– Прекратите! Я не понимаю, о чем вы говорите! Вы маньяк, я больше не буду вас слушать – я ничего не слышал. Карлос, перекрестный огонь… убийства! Боже, я задыхаюсь… Воздуху!
– Вы получите деньги. Много, я думаю. Лавье будет вам благодарна. Д’Анжу тоже.
– Д’Анжу? Он меня терпеть не может! Обзывает меня павлином, оскорбляет на каждом шагу.
– Это, конечно, просто маска. На самом деле он вас очень любит – быть может, больше, чем вы думаете. Он – номер шестой.
