Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"
Автор книги: Роберт Ладлэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
Стальная дверь открылась, и вошел секретарь с черным металлическим контейнером в руках. Подошел к столу и поставил его рядом с подносом, на котором стояла бутылка минеральной воды «Перье» и два бокала.
– Вы довольны пребыванием в Цюрихе? – спросил Апфель, видимо, чтобы заполнить паузу.
– Весьма. Номер выходит на озеро. Чудный вид, спокойный, умиротворяющий.
– Очень рад, – отозвался банкир, наполняя бокал клиента.
Секретарь молча вышел, дверь закрылась, и банкир вернулся к делу.
– Вот ваш счет, сэр. Мне отпереть замок или вы предпочтете сделать это сами?
– Откройте.
Апфель взглянул на него.
– Я сказал: отпереть, не открыть. Я не обладаю подобной прерогативой и не хотел бы брать на себя ответственность.
– Но почему?
– Если указано ваше имя, я не могу себе позволить его узнать.
– А если я хочу заключить сделку? Перевести деньги на другое лицо?
– Это возможно сделать с указанием вашей цифровой сигнатуры на расходном ордере.
– А если я желаю переслать деньги в другой банк, вне Швейцарии, себе самому?
– В этом случае потребуется имя. И тут узнать его будет моим долгом и прерогативой одновременно.
– Открывайте.
Банкир открыл контейнер. Человек по имени Дж. Борн затаил дыхание, под ложечкой засосало. Вальтер Апфель вынул пачку документов, скрепленных крупной канцелярской скрепкой. Привычный взгляд банкира скользнул по правой колонке на первой странице, привычное выражение лица банкира осталось прежним, но не совсем. Нижняя губа едва заметно растянулась, покривив уголок рта; подавшись вперед, он вручил бумаги владельцу.
Ниже названия банка – «Гемайншафтбанк» – шел текст, отпечатанный на машинке на английском, очевидно языке клиента.
Счет: ноль – семь – семнадцать – двенадцать – ноль – четырнадцать – двадцать шесть – ноль.
Имя владельца: не указано по требованию владельца и в согласии с юридическими нормами. Содержится в отдельном опломбированном конверте.
Вклад на текущем счету: 7 500 000 франков.
Пациент доктора Уошберна тихо перевел дух, глядя на число. Он был готов к чему угодно, только не к такому повороту дела. Сумма испугала его не меньше, чем то, что происходило с ним за последние пять месяцев. Даже грубый подсчет давал около пяти миллионов американских долларов.
Пять миллионов!
Как? За что?
Пытаясь унять дрожь в руках, он пролистал бумаги. Вклады были многочисленны, суммы огромны, не меньше 300 000 франков, поступления осуществлялись каждые пять-восемь недель, начавшись двадцать три месяца назад. Он дошел до первой записи. Перевод из сингапурского банка, крупнейший из всех, 2 700 000 малазийских долларов, конвертированные в 5 175 000 швейцарских франков.
Под бланками прощупывался небольшого размера конверт. Он был окаймлен черной полосой и надписан:
«Личность:доступ имеет владелец.
Законные ограничения:доступ – уполномоченный представитель корпорации „Тредстоун-71“. Должен предъявить указания владельца в письменной форме. Подлежат удостоверению».
– Я хотел бы проверить это, – сказал Борн.
– Это ваша собственность, – ответил Апфель. – Могу заверить, кроме вас никто никогда не дотрагивался до него.
Борн перевернул конверт. На обратной стороне стояла пломба «Гемайншафтбанка». Борн сорвал ее, открыл конверт и вынул карточку. Прочел:
«Владелец: Джейсон Чарлз Борн.
Адрес: не указан.
Гражданство: США».
Дж. означало Джейсон! Его звали Джейсон Борн. Просто Борнничего ему не говорило, Дж. Борнне намного проясняло дело. Но в сочетании Джейсон Борнэлементы сомкнулись. Он готов был признать его, он его уже признал. Он был Джейсон Чарльз Борн, американец. Однако сердце у него колотилось, в ушах стучало, под ложечкой сосало еще сильней, чем раньше. Что происходит? Почему он опять летит во мрак, в черную пучину вод?
– Что-нибудь не так? – спросил Апфель. – Что-нибудь не так, мистер Борн?
– Все отлично. Мое имя Джейсон Чарльз Борн.
Он выкрикнул это? Прошептал? Он не знал.
– Теперь моя прерогатива – знать ваше имя, мистер Борн, но, слово работника «Гемайншафтбанка», ваша личность останется строго конфиденциальной.
– Спасибо. Теперь я хотел бы перевести значительную часть суммы в другой банк, и мне нужна ваша помощь.
– И вновь это моя прерогатива. Готов помочь вам во всем.
Борн потянулся к бокалу.
Стальная дверь наконец закрылась за ним: через несколько секунд Борн покинет комнату ожидания, выйдет к секретарю, а оттуда – к лифту. Через минуту он будет идти по Банхофштрассе, обретя имя, огромную сумму денег и едва ли что еще, кроме страха и растерянности.
Он осуществил все, что хотел. Доктор Джеффри Уошберн получит гонорар, далеко превосходящий ценность жизни, которую он спас. Перевод на сумму 1500000 швейцарских франков уже отправлен в Марсель и положен на закодированный счет, который станет известен только доктору с Пор-Нуара. Ему осталось только обратиться в марсельский банк, предъявить номер счета и получить деньги. Борн улыбнулся, представив лицо доктора, когда тот получит счет. Чудак и пьяница, он был бы рад и десяти – пятнадцати тысячам фунтов; у него будет больше миллиона долларов. Деньги либо спасут его, либо погубят; выбирать ему, решать ему.
Другой перевод, на сумму 4500000 франков, был отправлен в Париж и положен в банк на имя Джейсона Ч. Борна. Господин Кёниг заверил шефа и клиента, что документы поступят в парижский банк через три дня.
Третье, последнее дело оказалось не столь масштабным, как предыдущие. Сто тысяч франков в крупных купюрах были доставлены в кабинет Апфеля и вручены владельцу. Теперь на депозите в «Гемайншафтбанке» оставалось 1400000 швейцарских франков, сумма, ни по каким меркам не скромная.
Как? За что? Откуда?
Все дело заняло менее полутора часов, его гладкое течение было нарушено лишь однажды. И сделал это Кёниг, на чьем лице смешались важность и едва заметное торжество. Он позвонил Апфелю, был впущен и принес шефу маленький конверт с черной каймой.
– Une fiche, [11]11
Карточка (фр.).
[Закрыть]– сказал он по-французски.
Банкир открыл его, вынул карточку, прочел и вернул Кёнигу.
– Процедура должна быть исполнена, – сказал он.
Кёниг вышел.
– Это касалось меня? – спросил Борн.
– Только в связи с тем, что выносится такая крупная сумма. Так у нас заведено, – успокоил Апфель.
Щелкнул автоматический замок, и Борн оказался во владениях господина Кёнига. В приемной находились еще двое мужчин. Поскольку их не препроводили в камеры за стеклянными дверьми, Борн решил, что номера их счетов не содержат трех нулей. Интересно, полюбопытствовал он, эти тоже расписались цифровой комбинацией или именем, но перестал любопытствовать, подойдя к лифту и нажав кнопку.
Краем глаза он уловил легкое движение: Кёниг кивнул, указывая незнакомцам на него. Те вскочили, дверь лифта открылась. Борн резко обернулся. Человек справа достал из кармана миниатюрный радиопередатчик и что-то быстро и отрывисто проговорил.
Второй держал руку под плащом. А когда вынул, в ней оказался револьвер тридцать восьмого калибра с дырчатым цилиндром на стволе – глушитель.
Незнакомцы направились к нему, и Борн, пятясь, ступил в пустой лифт.
Началось.
Глава 5
Лифт начал закрываться, человек с передатчиком был уже внутри, плечи его вооруженного спутника втиснулись между сжимающимися створками, оружие было нацелено в голову Борна. Джейсон подался вправо – как бы в страхе отшатнулся, – затем резко, внезапно вскинул левую ногу и, развернувшись, ударил по руке врага, направив пистолет вверх и вытолкнув человека из кабины. Два приглушенных выстрела раздались прежде, чем закрылись двери, пули засели в толстом деревянном потолке. Борн завершил разворот, нанеся сокрушительный удар плечом в живот второго человека, одной рукой схватил его за лацканы, другой стиснул руку с передатчиком и с размаху впечатал в стену. Рация полетела на пол, из нее донеслись слова: «Henri? Ça va? Qu’est-ce qui ce passe?» [12]12
Анри? Как ты там? Что происходит? (фр.)
[Закрыть]
Перед глазами Борна возник другой француз – его несостоявшийся убийца, который растворился во мраке улицы Сарразен меньше суток назад. Этот негодяй не терял времени даром, сообщил в Цюрих, что тот, кого вот уже пять месяцев считали трупом, жив. Еще как жив. Убить его!
Левой рукой Борн схватил за горло того француза, что был перед ним сейчас, правой вцепился в его левое ухо.
– Сколько? – прорычал он по-французски. – Сколько их там внизу? Где они?
– Сам узнавай, свинья!
Джейсон вывернул голову врага книзу, едва не оторвав ухо, и ударил об стену. Тот взвыл и сполз на пол. Борн уперся коленом ему в грудь, нащупав при этом кобуру. Распахнул пальто и вытащил короткоствольный пистолет. Кто-то попытался остановить лифт… Кёниг! Этого он запомнит, там, где дело коснется господина Кёнига, амнезии не будет.
Борн ткнул пистолет в рот противнику:
– Говори, не то я разнесу тебе череп!
Тот застонал; Борн передвинул ствол пистолета к щеке.
– Двое. Один у лифта, другой – на улице, у машины.
– Что за машина?
– «Пежо».
– Цвет?
Лифт начал замедлять ход.
– Коричневый.
– Человек в вестибюле, во что он одет?
– Не знаю…
Борн надавил пистолетом на висок француза.
– Вспоминай!
– Черное пальто…
Лифт остановился; Борн рывком поднял соперника на ноги; двери открылись. Человек в черном плаще и очках в золотой оправе шагнул вперед. Оценил положение: по щеке его напарника струилась кровь. Поднял руку, не вынимая ее из кармана. Еще один пистолет был направлен на прибывшего из Марселя.
Джейсон вытолкнул пленника перед собой. Послышались три коротких «плевка»; француз глухо крикнул, вскинул руки в последнем протесте и рухнул на мраморный пол. Завизжала какая-то женщина. К ней присоединились еще несколько голосов:
– На помощь! Полиция!
Борн понимал, что не может пустить в ход добытый в лифте револьвер. На нем не было глушителя, выстрелить – значит привлечь к себе внимание полиции. Быстро убрав пистолет во внутренний карман пальто, он обошел вопящую женщину и, схватив стоящего неподалеку лифтера, толкнул на человека в черном.
В вестибюле началась паника, когда Джейсон кинулся к стеклянным дверям, ведущим на улицу. Дежурный с бутоньеркой, что встретил Борна пару часов назад, кричал что-то в трубку настенного телефона, охранник, выхватив оружие, преградил выход. Стараясь не встретиться с ним взглядом, Джейсон обратился к его коллеге.
– Это – человек в черном плаще и очках в золотой оправе! – закричал он. – Я видел!
– Что? Кто вы?
– Я знакомый Вальтера Апфеля! Слушайте меня! Человек в черном плаще и очках в золотой оправе. Вот там!
Бюрократическое сознание не претерпело никаких изменений за несколько тысячелетий. Стоит упомянуть начальника, распоряжения немедленно выполняются.
– Господин Апфель! – Дежурный обернулся к охраннику. – Все слышали? Человек в очках. В очках с золотой оправой.
– Да, сэр! – Охранник сорвался с места.
Борн добрался до стеклянных дверей. Открыл правую створку, оглянулся назад, понимая, что нужно бежать, понимая также и то, что человек у коричневого «пежо» может его узнать и пустить пулю в лоб.
Охранник не обратил внимания на человека в черном плаще, который шел медленнее, чем перепуганные люди вокруг, на человеке не было никаких очков. Тот ускорил шаг, приближаясь к Борну, к выходу.
Сумятица на улице была Джейсону на руку. По Банхофштрассе с включенными сиренами мчались полицейские машины. Борн прошел несколько ярдов вправо, прикрытый пешеходами, затем побежал, пробрался сквозь толпу зевак, укрылся за витриной, высматривая коричневый «пежо». Вот он! Водитель стоял рядом, пряча руку в кармане пальто. Секунд через пятнадцать с ним поравнялся человек в черном плаще, надевая на ходу очки, привыкая ко вновь обретенному зрению. Они о чем-то посовещались, оглядывая улицу. Борн понимал их растерянность. Он вышел из «Гемайншафтбанка» спокойно, без паники. Он был готов бежать, но не побежал, боясь, что его остановят прежде, чем он удалится достаточно далеко. Больше никому не позволили этого сделать – и водитель «пежо» не обратил на него внимания. Не угадал в нем жертву, опознанную и приговоренную к смерти в Марселе.
Когда первая полицейская машина подкатила к дверям банка, человек в золотых очках быстро снял плащ, засунул его в машину и сделал знак водителю заводить мотор. А затем повел себя самым неожиданным для Джейсона образом: снял очки и быстро зашагал к банку, смешавшись с полицейскими, вбегавшими в здание.
Борн видел, как коричневый «пежо» сорвался с места и умчался прочь по Банхофштрассе. Толпа перед фасадом банка начала рассасываться, многие подходили вплотную к стеклянным дверям, тянули шеи, становились на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Вышел полицейский и стал отгонять любопытствующих, требуя освободить проход к обочине тротуара. Тем временем из-за угла вынырнула машина «Скорой помощи», к пронзительному вою сирены прибавились гудки, призывающие уступить ей место; водитель вырулил в пространство, образовавшееся, когда уехал коричневый «пежо». Все, Джейсон Борн не мог больше ждать. Скорее в отель, собрать вещи и бежать из Цюриха, из Швейцарии. В Париж.
А почему, собственно, в Париж? Почему именно туда он перевел деньги? Париж пришел ему в голову лишь когда он сидел у Вальтера Апфеля, потрясенный невероятными цифрами – настолько, что действовал не раздумывая, по наитию. Оно подсказало Париж. Словно нечто жизненно важное. Почему?
Однако не до того… Из дверей банка вынесли носилки, тело на них было с головой покрыто простыней, что означало смерть. Джейсон не мог не подумать: если бы не навыки, происхождение которых оставалось загадкой, на этих носилках лежал бы он.
Заметив на углу свободное такси, Борн кинулся к нему. Необходимо срочно исчезнуть из Цюриха, из Марселя пришла весть, но мертвец остался жив. Джейсон Борн был жив. Убить его. Убить Джейсона Борна!
Боже Всемогущий, почему?
Борн надеялся увидеть за стойкой знакомого помощника управляющего, но того не оказалось. Он сообразил, что короткой записки для – как его зовут, Штоссель? Да – для Штосселя будет достаточно. Объяснений по поводу внезапного отъезда не потребуется, а пятьсот франков – вполне достаточная плата за несколько часов, проведенных в «Карийон дю Лак», и за услугу, о которой он попросит господина Штосселя.
Поднявшись в номер, Борн побросал вещи в чемодан, проверил пистолет, отобранный у француза, положил его в карман пальто и сел писать Штосселю послание, включив в него фразу, которая легко пришла ему в голову – почти слишком легко.
«…Вероятно, я в скором времени свяжусь с вами по поводу сообщений, которые рассчитываю получить. Надеюсь, вам не составит труда проследить за ними и принять от моего имени».
Чем черт не шутит, если объявится неуловимая «Тредстоун-71», он должен об этом знать. И узнает: это Цюрих.
Борн сложил листок вдвое, сунул внутрь пятисотфранковую банкноту и запечатал конверт. Взял чемодан, вышел из номера и направился к лифтам. Их было четыре, Борн нажал на кнопку и оглянулся, вспомнив «Гемайншафт». Никого не увидел. Открылись двери третьего лифта. Скорее, скорее в аэропорт, нужно уносить ноги из Цюриха, из Швейцарии. Весть получена.
В лифте оказались трое: двое мужчин и женщина с золотисто-каштановыми волосами. Они замолчали, кивнули Борну, заметив его чемодан, посторонились и возобновили разговор. Им было лет по тридцать пять, говорили они по-французски тихо и быстро, женщина взглядывала поочередно на своих собеседников, то улыбаясь, то принимая задумчивый вид. Речь шла о делах не слишком важных. Полусерьезные расспросы перемежались смехом.
– Ты собираешься завтра домой, прямо после итогового заседания? – спросил мужчина слева.
– Не уверена, жду вестей из Оттавы, – ответила женщина. – У меня родственники в Лионе, хотелось бы навестить их.
– Это вряд ли, – ответил второй мужчина, – вряд ли руководящему комитету удастся найти десяток человек, которые захотели бы подвести итоги этой несчастной конференции за один день. Мы проторчим здесь еще неделю.
– Брюссель не одобрит, – усмехнулся первый. – Этот отель – слишком дорогое удовольствие.
– Переедем в другой. – Второй хитро ухмыльнулся женщине. – Мы давно ждем, что ты именно это и сделаешь.
– Ты чокнутый, – сказала женщина. – Вы оба чокнутые, таковы итоги, которые я подвожу.
– Зато ты – нет, Мари, – воскликнул первый. – В смысле, не чокнутая. Твой вчерашний доклад был выше всяких похвал.
– Ничего подобного, – сказала она. – Рядовой и довольно занудный.
– Нет-нет! – возразил второй. – Великолепный доклад, наверняка великолепный. Я не понял ни слова. Ну так я другим беру.
– Чокнутый…
Лифт замедлял ход; снова заговорил первый:
– Давайте сядем в заднем ряду. Мы опоздали, и Бертинелли уже выступает – без особого толка, полагаю. Его теории осуществленных циклических флуктуаций испустили дух еще при Борджиа.
– Даже раньше, – засмеялась женщина. – При Цезаре, – и, помолчав, добавила: – Если не во времена пунических войн.
– Стало быть, в заднем ряду, – сказал второй мужчина, предлагая ей руку. – Можно вздремнуть. Он показывает слайды, будет темно.
– Нет, вы идите, я вас догоню через несколько минут. Нужно послать несколько телеграмм, а на телефонисток я не надеюсь.
Двери распахнулись, и троица вышла из лифта. Мужчины прошли через вестибюль, а женщина направилась к стойке. Борн по пятам следовал за ней, рассеянно прочитав объявление на треугольной стойке.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
УЧАСТНИКАМ ШЕСТОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
Расписание на сегодня:
13.00: Дост. Джеймс Фрезьер,
Ч. П. СОЕДИНЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО
аудитория 12
18.00: Д-Р ЭУГЕНИО БЕРТИНЕЛЛИ
МИЛАНСКИЙ УНИВ., ИТАЛИЯ
аудитория 7
21.00: ПРОЩАЛЬНЫЙ ОБЕД
гостевой зал
– Комната 507… На мое имя должна быть телеграмма. – Теперь женщина с каштановыми волосами говорила по-английски. «Жду вестей из Оттавы», вспомнил Борн. Канадка.
Служащий за стойкой проверил ячейки и протянул ей конверт.
– Доктор Сен-Жак? – уточнил он.
– Да, большое спасибо, – ответила женщина, взяла телеграмму и принялась читать.
– Чем могу служить? – обратился дежурный к Борну.
– Я хотел бы оставить записку господину Штосселю, – сказал тот и положил конверт на стойку.
– Но его не будет до шести утра, сэр. Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо. Будьте добры, проследите, чтобы он обязательно ее получил. – Тут Борн вспомнил: это Цюрих – и добавил: – Никакой срочности, но мне нужен будет ответ. Я свяжусь с ним утром.
– Разумеется, сэр.
Борн поднял чемодан и направился через холл к выходу, к ряду зеркальных дверей, выходящих на круглую площадку для автомобилей. Он уже заметил несколько свободных такси Под освещенным навесом. Солнце садилось, на Цюрих опускалась ночь. Но самолеты в Европу, к счастью, летают далеко за полночь…
Борн застыл, у него перехватило дыхание. Он отказывался верить собственным глазам. Рядом с ближайшим такси, развернувшись у входа, встал коричневый «пежо». Дверца открылась, и вышел человек – убийца в черном плаще и золотых очках. Распахнулась другая дверца, и вышел еще один человек, не тот, что сидел за рулем на Банхофштрассе, поджидая жертву, которую не смог опознать. Это был другой убийца, тоже в плаще, карманы которого были отягощены оружием. Тот самый, что сидел в кабинете Кёнига, вооруженный револьвером тридцать восьмого калибра. Револьвером с дырчатым цилиндром на стволе, который приглушил два выстрела, предназначавшиеся приговоренному.
Но как? Как им удалось разыскать его? И вдруг он вспомнил, и его пробрал озноб. Такой легкий, ни к чему не обязывающий разговор.
«Вы довольны пребыванием в Цюрихе?» – «Вполне. Номер выходит на озеро. Чудный вид, спокойный, умиротворяющий».
Кёниг! Кёниг слышал, как он сказал, что номер выходит на озеро. Сколько отелей выходят на озеро? А сколько из них годятся клиенту, в чьем банковском счете три нуля? Два, три? Из непомнящихся воспоминаний всплыли названия: «Карийон дю Лак», «Бор о Лак», «Эдан о Лак», – вот, пожалуй, и все. Как легко их вычислить! Как легко он проболтался. Как глупо!
Времени нет. Поздно. Он видел их сквозь стекло входной двери. Второй убийца заметил его. Короткий разговор поверх капота, очки в золотой оправе, поправленные на переносице, руки, опущенные в карманы, стиснутое в ладонях невидимое оружие. У входа они разделились, направившись к разным концам стеклянного полотна дверей. Фланги перекрыты, ловушка захлопнулась, наружу ему не выбраться.
Неужели они смогут убить человека в переполненном холле?
Конечно, смогут. Шум и многолюдье им только на руку. Произвести несколько заглушенных выстрелов в упор на переполненной площади среди бела дня – все равно что стрелять из засады, а скрыться в возникшей суматохе не составит труда.
Нельзя подпускать их к себе! Борн отступил назад, он был вне себя от ярости. Как они посмели? Почему так уверены, что он не кинется за помощью и защитой в полицию? Ответ напрашивался сам собой. Его враги точно знали то, о чем он только догадывался: Джейсон Ч. Борн никогда не прибегнет к помощи официальных государственных служб. Почему? Они его разыскивали?
Господи Иисусе, почему?
Пара рук распахнула двери, другая пара рук пряталась, сжимая сталь. Борн обернулся: за ними лифты, коридоры, подвалы и люки, ведущие на крышу. Должен быть десяток способов выбраться из отеля. Или нет? Или убийцы, прокладывавшие себе путь сквозь толпу, знали еще что-то, о чем он мог только догадываться? Что, если у отеля «Карийон дю Лак» только два или три выхода? Которые легко обложить, легко устроить засаду и подстрелить одиноко бегущего человека.
Одиноко бегущий человек – это всегда отличная мишень. А если он будет не один? Если прихватит с собой кого-нибудь? Второй человек может послужить хорошим прикрытием, особенно в толпе ночью. А сейчас как раз ночь. Профессионалы не любят случайных убийств, и не из жалости, а из практических соображений: воспользовавшись возникшей паникой, основная жертва может ускользнуть.
Джейсон ощущал тяжесть пистолета в кармане, но это не придавало ему уверенности. Как и в банке, он не мог позволить себе даже вынуть оружие из кармана, чтобы не привлекать внимания. Он направился в центр холла, затем свернул направо, стараясь затеряться среди людей. На международной конференции был перерыв, строились планы на вечер, гости и куртизанки обменивались одобрительными и укоряющими взглядами, повсюду собирались группы.
У стены была мраморная стойка, дежурный просматривал желтые листки, телеграммы. Двое ждали. Тучный пожилой мужчина и женщина в темно-красном шелковом платье, на его фоне еще красивее выглядели длинные, тициановского оттенка волосы. Это была та самая женщина, что шутила в лифте о Цезаре и пунических войнах, та, что спрашивала у стойки телеграмму, которая, она знала, ее ждала.
Борн оглянулся. Убийцы чувствовали себя в толпе как рыба в воде, прокладывая себе путь вежливо, но твердо, один справа, другой слева, сходясь, как при захвате в клещи. Пока они держат его в поле зрения, они могут вынудить его бежать, слепо и безрассудно, не разбирая дороги, не думая, какой из поворотов окажется последним. А потом несколько приглушенных выстрелов, рваные карманы пальто и запах пороха…
В поле зрения?
Стало быть, в заднем ряду… Можно вздремнуть. Он показывает слайды, будет темно.
Джейсон снова взглянул на рыжеволосую женщину. Она благодарила дежурного. Она была совсем рядом.
Бертинелли выступает – без особого толка, полагаю.
Времени осталось лишь на то, чтобы действовать. Он перекинул чемодан в левую руку, стремительно подошел к женщине и коснулся ее локтя, мягко и осторожно, стараясь не напугать.
– Доктор?
– Простите?
– Вы доктор?..
– Сен-Жак. – Она произнесла фамилию по-французски. – А вы человек из лифта.
– Простите, я не узнал вас, – ответил Борн. – Мне сказали, вы знаете, где выступает Бертинелли.
– Это написано в объявлении. Комната номер семь.
– Боюсь, я не знаю, где это. Не могли бы вы мне показать? Я опоздал, а мне надо записать его выступление.
– Бертинелли? Зачем? Вы что, из марксистской газеты? – изумилась она.
– Нет, из нейтрального фонда, – сказал Борн, удивляясь, откуда он это берет. – Я выполняю заказ нескольких человек, которые, правда, не считают, что Бертинелли стоит того.
– Может и нет, но послушать следует. В том, что он говорит, есть несколько жестоких истин.
– Может, составите мне компанию?
– Вряд ли. Я покажу вам комнату, но мне нужно позвонить. – Она захлопнула сумочку.
– Пожалуйста. Скорее!
– Что? – Она взглянула на него отнюдь не приветливо.
– Простите, но я очень тороплюсь. – Он взглянул вправо: двое убийц были не дальше чем в двадцати шагах.
– Вы к тому же грубы, – холодно заметила женщина.
– Пожалуйста! – Он едва удержался, чтобы не подтолкнуть ее вперед, прочь от движущейся ловушки, которая вот-вот захлопнется.
– Сюда. – Она направилась к широкому коридору из холла в глубь здания. Людей здесь было меньше. Они вошли в некий обитый темно-красным бархатом туннель. По обе стороны двери и светящиеся таблички над ними: «Конференц-зал № 1», «Конференц-зал № 2». В конце коридора Борн увидел двустворчатые двери, золотые буквы справа уведомляли, что это «Аудитория № 7».
– Пришли, – сказала Мари Сен-Жак. – Будьте осторожны: Бертинелли читает в темноте, демонстрируя слайды.
– Как в кино, – сострил Борн, оглядываясь на конец коридора. Конечно, он был там. Человек в черном плаще и очках в золотой оправе, извинившись, протискивался мимо оживленной троицы в холле. Он уже входил в коридор, его напарник не отставал.
– …огромная разница. Он сидит у подиума и вещает. – Она договорила и собиралась отойти.
– Что вы сказали? Подиум?
– Ну, возвышение. Обычно для экспонатов.
– Их нужно внести, – сказал он.
– Что?
– Экспонаты. Там есть выход? Другая дверь?
– Понятия не имею, и мне в самом деле нужно позвонить. Желаю вам насладиться лекцией professore. – Она повернулась.
Он бросил чемодан и схватил ее за руку. Она сверкнула на него глазами:
– Отпустите меня сейчас же.
– Я не хочу пугать вас, но, поверьте, у меня нет другого выхода, – прошептал Борн. Глаза его следили поверх ее головы за коридором. Убийцы замедлили шаг, уверенные, что ловушка вот-вот захлопнется. – Вам придется пойти со мной!
– Это смешно!
Борн стиснул ее руку, толкая перед собой. Затем вытащил пистолет, стараясь, чтобы убийцы его не увидели.
– Я не хочу стрелять. Не хочу причинять вам вред, но сделаю и то и другое, если меня вынудят.
– Господи…
– Тихо. Слушайтесь меня, и все обойдется. Мне нужно выбраться из этого чертова отеля, и вы мне поможете. Как только буду в безопасности, сразу же вас отпущу. Но не раньше. И без глупостей! Вперед.
– Вы не смеете…
– Смею! – Дуло пистолета уперлось ей в бок. Ужас заставил ее замолчать, подчиниться.
Борн встал слева, его пальцы все еще стискивали ее руку, пистолет, прижатый к груди, был нацелен на нее. Она не сводила глаз с оружия, дыхание у нее сбилось, рот приоткрылся. Борн отворил дверь и подтолкнул заложницу вперед.
– Schnell! [13]13
Скорее! (нем.)
[Закрыть]– услышал он из коридора.
Они оказались в темноте, но ненадолго. Луч яркого света из проектора прорезал темноту аудитории, осветив головы слушателей. В противоположном конце зала на экране высветился график: координатная сетка размечена цифрами, жирная черная линия, начинаясь у левого края, изломами тянулась к правой границе сетки. Комментировал голос с сильным акцентом, усугубленным громкоговорителем:
– Таким образом, когда в 1970–71 годах данные промышленные лидеры ввели определенные самоограничения – повторяю, самоограничения – в области производства, экономический спад был куда менее резким, чем – двенадцатый слайд, пожалуйста, – при так называемом патерналистском регулировании рынка правительственными интервенционистами. Следующий слайд, пожалуйста.
Аудитория погрузилась во мрак. В проекторе что-то заело, новая вспышка света никак не желала сменить предыдущую.
– Двенадцатый слайд, пожалуйста!
Джейсон подтолкнул женщину вперед, мимо фигур, стоящих у задней стены, за последним рядом стульев. Окинул взглядом лекционный зал, стараясь определить его размеры и отыскать спасительную надпись над выходом. Вот она! Тусклое красноватое свечение над кафедрой, позади экрана. Других выходов из зала нет. Остается пробираться туда. За подиум, за экран.
– Marie, par ici! [14]14
Мари, сюда! (фр.)
[Закрыть]– послышался шепот из последнего ряда.
– Non, chérie. Reste avec moi, – это предложение исходило от темной фигуры человека, стоявшего прямо перед Мари Сен-Жак. Разглядев ее, он шагнул от стены. – On nous a séparé. Il n’y a plus de chaises. [15]15
Нет, дорогая. Останься со мной. Нас разделили. Стульев больше нет (фр.).
[Закрыть]
Джейсон вжал дуло пистолета ей под ребра, намерения его не оставляли сомнений.
– Пожалуйста, позвольте нам пройти, – не дыша прошептала она, и Джейсон поблагодарил Бога, что в темноте молодые люди не могли разглядеть ее лица. – Пожалуйста, пропустите!
– Это что, и есть твоя телеграмма, Мари?
– Старый друг, – прошептал Борн.
Перекрывая нарастающий гул в аудитории, оратор крикнул:
– Я прошу поставить двенадцатый слайд! Per favore! [16]16
Пожалуйста! (ит.)
[Закрыть]
Джейсон оглянулся на дверь. Правая створка отворилась, очки в золотой оправе блеснули в тусклом свете коридора. Подтолкнул Мари вперед, оттесняя к стене ее изумленного знакомого, шепча извинения:
– Простите, но мы очень спешим!
– Да вы грубиян!
– Знаю.
Наконец луч света вырвался из проектора, дрожа под рукой нервничающего оператора. Новая диаграмма появилась на экране, когда Джейсон и Мари были уже у противоположной стены, возле узкого прохода, который через весь зал вел к сцене. Джейсон толкнул Мари в угол, навалившись на нее всем телом.
– Я закричу, – прошептала она.
– А я выстрелю.
Оба убийцы уже были в зале; стоя у стены, они вертели головами, как встревоженные грызуны, оглядывая зал в поисках своей жертвы.
Голос лектора возвысился, зазвенев, как надтреснутый колокол, в короткой, но пламенной речи:
– К вам, скептики, обращаюсь я сегодня вечером – а таковых большинство среди вас, – вот оно, статистическое доказательство! Идентичное по существу результатам сотни других исследований, которые я проделал. Предоставьте рынок его обитателям. Разумеется, всегда возможны некоторые перегибы. Но это малая цена за всеобщее благо.
Раздались аплодисменты, одобрение явного меньшинства. Бертинелли вернулся к обычному тону и забубнил дальше, тыча длинной указкой в экран, выделяя очевидное – для него очевидное.
Джейсон снова оглянулся назад: очки блеснули в свете диапроектора, мужчина дотронулся до руки спутника и кивнул налево, приказывая продолжить поиски в левой части зала, сам же двинулся направо. Очки заблестели ярче, когда он стал перемещаться по залу, вглядываясь в лицо каждого стоящего у стены. Через несколько секунд он доберется и до них. Единственный выход – остановить убийцу выстрелом. Но если кто-то из стоящих шевельнется, или женщина, которую он прижимал к стене, запаникует и толкнет его, или он промахнется, капкан захлопнется. И даже если он попадет, останется второй убийца, без сомнения, снайпер.
