Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

– Я бы сказал, что все яснее ясного, – ответил человек из СНБ, глядя на полковника Маннинга и Питера Ноултона. – Два наиболее активных разведывательных органа страны получали информацию о Каине последние три года и не взаимодействовали на предмет выявления ложных данных. Мы просто принимали всю информацию за достоверные сведения, накапливали ее и хранили.

– Мы тут уже долго ходим вокруг да около – я бы сказал, слишком долго, – но ничего нового для себя я здесь не услышал, – сказал Монах. – Доносчики народ хитрый и осторожный, они ревниво оберегают свои контакты. Из благородных побуждений этим делом никто не занимается, только ради выгоды.

– Боюсь, вы не придали значения тому, что я имел в виду. – Джиллет снял очки. – Я уже сказал, что меня встревожило то обстоятельство, что так много убийств приписываются Каину – приписываются ему здесь, – тогда как мне представляется, что самый изощренный убийца нашего времени, а может быть и вообще в истории, отходит на задний план. Я думаю, это неправильно. Я думаю, что именно Карлос – тот человек, на котором нам следует сосредоточиться. Что произошло с Карлосом?

– Я не согласен с вашим мнением, Альфред, – сказал Монах. – Время Карлоса прошло, наступило время Каина. Старые порядки меняются, приходят новые, и я подозреваю, в море плавают куда более кровожадные акулы.

– Не могу с вами согласиться. – Представитель Совета национальной безопасности сверлил своим совиным взглядом пожилого деятеля разведывательной службы. – Простите меня, Дэвид, но мне вдруг пришло в голову, что сам Карлос манипулирует этим Комитетом. Уводит от себя внимание, заставляя нас сосредоточиться на предмете гораздо меньшей важности. Мы тратим всю нашу энергию, гоняясь за беззубой песочной акулой, в то время как молот-рыба разгуливает на свободе.

– Никто не забывает про Карлоса, – возразил Маннинг, – просто он теперь не так активен, как Каин.

– Возможно, – холодно сказал Джиллет, – именно в это Карлос и хочет заставить нас поверить. И, видит Бог, мы в это поверили.

– А вы сомневаетесь? – спросил Эббот. – Список Каиновых деяний просто ошеломляет.

– Сомневаюсь ли я? – переспросил Джиллет. – Вот в чем вопрос, не так ли? Но кто из нас может знать наверняка? Это тоже уместный вопрос. Сейчас мы установили, что Пентагон и Центральное разведывательное управление действовали в буквальном смысле независимо друг от друга, даже не совещаясь относительно достоверности своих источников.

– Традиция, редко нарушаемая в этом городе, – усмехнулся Эббот.

Вновь вмешался конгрессмен из Надзора:

– К чему вы клоните, мистер Джиллет?

– Я бы хотел иметь больше информации о некоем Ильиче Рамиресе Санчесе. Это…

– Карлос, – сказал конгрессмен. – Помню, читал где-то. Ясно. Благодарю. Продолжим, джентльмены.

Маннинг быстро заговорил:

– Давайте вернемся к Цюриху. Мы рекомендуем заняться Каином. Мы можем дать знать людям из Verbrecherwelt, [68]68
  Преступный мир (нем.).


[Закрыть]мобилизовать всех наших информаторов, запросить содействия у цюрихской полиции. Нельзя больше терять ни одного дня. Человек в Цюрихе – это Каин.

– Тогда как же Брюссель? – Ноултон из ЦРУ спрашивал и каждого сидящего за столом, и самого себя. – Метод Каинов, информаторы твердили в один голос. С какой целью?

– Очевидно, с целью скормить вам фальшивую информацию, – сказал Джиллет. – Прежде чем предпринять какие-либо решительные меры в Цюрихе, я полагаю, каждому из вас стоит еще раз просмотреть досье Каина и перепроверить все поступившие данные. Пусть все ваши европейские отделения займутся каждым информатором, который столь чудесным образом явился, чтобы предложить вам сведения. Подозреваю, что вы можете найти здесь нечто для вас неожиданное: искусную руку Рамиреса Санчеса.

– Раз уж вы так настаиваете на разъяснениях, Альфред, – перебил его Эббот, – почему бы не рассказать нам о неподтвержденном происшествии, имевшем место полгода тому назад? Похоже, мы завязли. Это могло бы нам помочь.

Впервые за время совещания решительный посланец Совета национальной безопасности, казалось, заколебался.

– В середине августа из надежного источника в Эксан-Провансе нам дали знать, что Каин направляется в Марсель.

– В августе? – воскликнул полковник. – В Марсель? Леланд! Посол Леланд был убит в Марселе. В августе!

– Но из этого ружья стрелял не Каин. Это была работа Карлоса, как установлено. Калибр оружия тот же, что и в предыдущих случаях. Есть три описания неизвестного темноволосого мужчины, замеченного на четвертом и пятом этажах дома на набережной с сумкой в руках. Никаких сомнений, что Леланд был убит Карлосом.

– Бога ради, – взревел офицер. – И это – после всего, после убийства! На Леланде был один важный контракт – это вам не приходило в голову? Он был военным достоянием! Проклятье, он мог бы сегодня быть в живых! Если бы мы знали про Каина, мы могли бы прикрыть Леланда.

– Маловероятно, – спокойно ответил Джиллет, – Леланд был не из тех, кто согласен жить в бункере. И принимая во внимание его стиль жизни, туманное предупреждение вряд ли достигло бы цели. Кроме того, если бы наш замысел удался, предупреждение Леланда было бы контрпродуктивным.

– Каким образом? – резко спросил Монах.

– Объясню. Наш источник должен был выйти на контакт с Каином от полуночи до трех часов ночи на улице Сарразен 23 августа. Леланд не ожидался раньше 25-го. Как я уже сказал, если бы наш замысел удался, то мы бы взяли Каина. Но не получилось, Каин не появился.

– И ваш источник настоял на сотрудничестве исключительно с вами, – добавил Эббот, – исключая всех остальных.

– Да, – кивнул Джиллет, безуспешно пытаясь скрыть смущение. – По нашим расчетам, Леланд ничем не рисковал, – что и подтвердилось в отношении Каина, – а шансы для захвата были выше, чем когда-либо. Мы наконец нашли человека, готового опознать Каина. Кто-нибудь из вас действовал бы иначе?

Молчание. На сей раз его прервал проницательный конгрессмен из Теннесси, протянув:

– Господь Всемогущий… Что за пустозвоны!

Тишину нарушил задумчивый голос Дэвида Эббота:

– Поздравляю вас, сэр, вы первый честный человек, присланный с холма. [69]69
  Имеется в виду Капитолийский холм в Вашингтоне, где расположено здание Конгресса США.


[Закрыть]То, что вы не поддались воздействию разреженной атмосферы этого невероятно секретного собрания, не ускользнуло ни от одного из нас. Это отрезвляет.

– Боюсь, что конгрессмен не уловил всей деликатности…

– Помолчали бы лучше, Питер, – оборвал Монах. – Полагаю, конгрессмен хочет что-то сказать.

– Совсем немного, – подтвердил Уолтерс. – Я думаю, всем вам больше двадцати одного года, то есть на вид больше, и можно ожидать, что вы кое-что понимаете. Можно ожидать, что вы способны вести осмысленный разговор, обмениваться информацией, соблюдая при этом доверительность, и искать общих решений. Вместо этого вы собачитесь, как кучка подростков из-за дешевого латунного колечка. Это очень скверный способ расходовать деньги налогоплательщиков.

– Вы излишне упрощаете, конгрессмен, – перебил его Джиллет. – Вы говорите о каком-то утопическом механизме выявления фактов. Такого не бывает.

– Я говорю о разумных людях, сэр. Я юрист и, прежде чем пришел в этот Богом забытый балаган, постоянно имел дело с конфиденциальной информацией. Что нового я могу тут узнать?

– И какова же ваша точка зрения? – спросил Монах.

– Мне требуются объяснения. Больше полутора лет я заседал в подкомитете палаты представителей по убийствам. Перепахал там тысячи страниц с сотнями имен и вдвое большим числом версий. Думаю, нет такого предполагаемого заговора или подозреваемого в убийстве, о котором я бы не знал. Я жил с этими именами и версиями почти два года, пока не решил, что больше там учиться нечему.

– Я бы сказал, ваша компетентность впечатляет, – вставил Эббот.

– Я тоже так полагал и потому принял кресло в Надзоре. Я думал, что смогу внести реальный вклад в дело, но теперь в этом не уверен. Я вдруг стал думать: а что я действительно знаю?

– Почему? – с тревогой спросил Маннинг.

– Потому что я сижу тут и слушаю, как вы, четверо специалистов, описываете операцию, продолжающуюся уже три года, в которой задействованы сети сотрудников и информаторов, основные разведывательные центры по всей Европе – и все сосредоточено на человеке, чей «список деяний» ошеломляет. Я правильно выражаю суть?

– Продолжайте, – тихо сказал Эббот. – Что вы хотите спросить?

– Кто он такой? Кто, черт побери, этот Каин?

Глава 16

Молчание длилось ровно пять секунд, в продолжение которых каждый из присутствующих обводил взглядом остальных, кто-то откашлялся и ни один не шевельнулся в кресле. Словно одно решение было принято без всякого обсуждения: увертки исключались. От конгрессмена Уолтерса нельзя было отделаться уклончивыми рассуждениями о секретности тайных операций. Пустозвонство кончилось.

Дэвид Эббот положил свою трубку на стол, дав сигнал к началу:

– Чем меньше человек, подобный Каину, будет известен публике, тем лучше для всех.

– Это не ответ, – заявил Уолтерс, – но полагаю, это начало ответа.

– Верно. Он профессиональный убийца, то есть опытный специалист, владеющий большим количеством приемов умерщвления. Это умение он продает без каких бы то ни было политических или личных мотивов. Это бизнес, приносящий ему доход, а доход повышается в прямой пропорции к росту его репутации.

Конгрессмен кивнул:

– Стало быть, держа как можно крепче колпак над этой репутацией, вы не даете хода бесплатной рекламе.

– Точно. В этом мире немало маньяков, имеющих слишком много настоящих или воображаемых врагов, которых бы легко потянуло к Каину, знай они о нем. К сожалению, многие, больше чем нам бы хотелось допустить, уже о нем знают. На сегодня ему смело можно приписать тридцать восемь убийств и от двенадцати до пятнадцати – с известной долей вероятности.

– Этот самый его «список деяний»?

– Да. И мы проигрываем сражение. С каждым новым убийством репутация его растет.

– Какое-то время о нем не было слышно, – сказал Ноултон из ЦРУ. – Еще недавно в течение нескольких месяцев мы думали, что его самого убрали. Было несколько случаев, в которых сами убийцы были ликвидированы. Мы полагали, что он мог быть одним из них.

– Например? – спросил Уолтерс.

– Один мадридский банкир, который финансировал взятки для корпорации «Европолитен» по правительственным закупкам в Африке. Он был застрелен из машины на Пасео-де-ла-Кастелана. Шофер-телохранитель пристрелил и водителя и убийцу. Одно время мы думали, что убийцей был Каин.

– Я вспоминаю этот случай. Кто мог за это заплатить?

– Сколько угодно компаний, желавших поставлять недолговечным диктаторам автомобили с позолотой и роскошные клозеты, – ответил Джиллет.

– Кто еще?

– Шейх Мустафа Халик в Омане, – сказал полковник Маннинг.

– Сообщалось, что он был убит в неудавшейся попытке переворота.

– Там было по-другому, – пояснил офицер. – Попытки переворота не было, это подтвердили информаторы Джи-два. Халик был непопулярен, но другие шейхи не дураки. История с переворотом была придумана как прикрытие для убийства, которое могло соблазнить профессиональных убийц. Казнили трех беспокойных пешек из офицерского корпуса, чтобы придать достоверность выдумке. Какое-то время мы думали, что одним из них мог быть Каин. По времени это совпадало с приостановкой его активности.

– Кто мог заплатить Каину за убийство Халика?

– Мы сами постоянно задавали себе этот вопрос, – сказал Маннинг. – Единственное объяснение поступило от информатора, которого невозможно было проверить. Он утверждал: Каин сделал это, чтобы доказать, что ему подобная задача по плечу. Нефтяные шейхи путешествуют с самой надежной в мире охраной.

– Есть еще несколько десятков случаев, – добавил Ноултон, – когда по той же схеме были убиты весьма строго охраняемые лица, и поступили сведения, уличавшие Каина.

– Понятно. – Конгрессмен взял в руки листок с отчетом о цюрихском случае. – Но, как я догадываюсь, вы не знаете, кто он такой.

– Нет и двух одинаковых его описаний, – вмешался Эббот. – Каин, по-видимому, виртуоз перевоплощения.

– Между тем его видели, с ним разговаривали. Ваши источники, информаторы, этот человек в Цюрихе. Никто из них не может открыто выступить свидетелем, но вы наверняка их допросили. У вас должен быть словесный портрет, должно быть хоть что-нибудь.

– У нас немало «чего-нибудь», – ответил Эббот, – но только не надежное описание. Каин никогда не показывается при дневном свете. Встречи он назначает по ночам, в темных помещениях или аллеях. Если когда-нибудь он и встречался одновременно больше чем с одним человеком, то мы об этом не знаем. Нам говорили, что его никогда не видели стоящим, он всегда сидит – в тускло освещенном ресторане, или в угловом кресле, или в машине. Иногда он носит крупные очки, иногда нет. На одной встрече волосы у него могут быть темными, на другой светлыми или рыжими, или он может надеть шляпу.

– Язык?

– Здесь мы ближе, – сказал представитель ЦРУ, торопясь похвастать результатами работы своего ведомства, – беглый английский и французский и некоторые восточные диалекты.

– Диалекты? Какие диалекты? Какого языка?

– Вьетнамского.

– Вьет… – Уолтерс подался вперед. – Почему у меня такое ощущение, что мы подходим к чему-то, о чем вы не хотели бы мне сообщать?

– Потому что вы, вероятно, сильны в перекрестных допросах, советник. – Эббот чиркнул спичкой и разжег свою трубку.

– Более или менее, – согласился конгрессмен. – Так в чем дело?

– Каин, – сказал Джиллет, быстро и с непонятным выражением взглянув на Дэвида Эббота, – мы знаем, откуда он.

– Откуда?

– Из Юго-Восточной Азии, – ответил Маннинг с таким видом, словно сдерживал боль от ножевого ранения. – Как мы полагаем, он овладел диалектами, благодаря которым может общаться с населением горных районов вдоль камбоджийско-лаосской границы, а также в сельской местности Северного Вьетнама. В этих данных мы уверены, все совпадает.

– Совпадает с чем?

– Операция «Медуза». – Полковник взял большой плотный конверт слева от него. Открыл, вынул одну брошюрку из нескольких других и положил перед собой. – Это досье Каина, – указал он кивком на конверт. – А здесь материалы о «Медузе», некоторые из них во всяком случае могут иметь отношение к Каину.

Конгрессмен откинулся в кресле, чуть язвительная усмешка покривила его губы:

– Знаете, джентльмены, вы меня поражаете своими впечатляющими названиями. Вот это – просто находка: нечто страшное и отвратительное. Вы, наверное, таким вещам обучаетесь. Продолжайте, полковник. Что это за «Медуза»?

Маннинг взглянул на Дэвида Эббота и заговорил:

– Это тайное формирование на основе принципа «найти и уничтожить», предназначавшееся для операций в тылу врага во время вьетнамской войны. В конце шестидесятых – начале семидесятых были сформированы команды из американских, французских, британских, австралийских и туземных добровольцев для действий на территории, занятой северными вьетнамцами. Их основными задачами были нарушение вражеских линий коммуникаций и снабжения, выявление местоположения лагерей для пленных и не в последнюю очередь убийство сельских руководителей, известных своим сотрудничеством с коммунистами, равно как и командного состава противника, когда это возможно.

– Это была война на войне, – перебил Ноултон. – К сожалению, расовые различия во внешнем облике и языках делали участие в ней несравнимо более опасным, чем, скажем, в германском или датском подполье или во французском Сопротивлении во время Второй мировой войны. Поэтому вербовка на Восток не всегда сопровождалась таким тщательным отбором, как это могло бы быть.

– Таких команд было несколько десятков, – продолжал полковник, – а состояли они из кого угодно, начиная с бывших морских офицеров, хорошо знавших береговые линии, до французских плантаторов, для которых единственной надеждой на возможность компенсации потерь была победа американцев. Там были британские и австралийские бродяги, жившие в Индокитае по многу лет, а рядом американские армейские офицеры и штатские кадровые разведчики. Кроме того, там неизбежно присутствовала значительная доля уголовников. В основном контрабандисты – те, что занимались переброской оружия, наркотиков, золота и бриллиантов по всему району Южно-Китайского моря. Когда дело касалось ночных посадок и троп в джунглях, они были ходячими справочниками. Многие из тех, кого мы нанимали, были дезертирами и беглыми из Соединенных Штатов, встречались и образованные, но все как один весьма расторопные. Мы нуждались в их опыте.

– Да это полный срез добровольчества, – перебил его конгрессмен. – Закоснелые вояки, британские и австралийские бродяги, французские колонисты, полицейские и воры. Как вам удавалось с ними работать?

– С каждым – в меру его аппетитов, – ответил Джиллет.

– Посулы, – уточнил полковник, – обещания чинов, продвижения по службе, прощения, прямые наличные выплаты, а во многих случаях возможность что-то украсть в ходе самой операции. Знаете, все они были слегка не в себе, мы это понимали. Обучали их секретно, применяя шифры, методам перемещения, организации ловушек, умерщвления. Даже армейское командование в Сайгоне об этом не знало. Как упомянул Питер, рисковали они невероятно: пленение означало пытки и казнь. Цена была высокой, и они ее платили. Обычные люди сказали бы о них, что это сборище сумасшедших, но, когда дело касалось подрывных операций и убийств, то были настоящие гении. Особенно в убийствах.

– Какова же была цена?

– С операции «Медуза» не вернулись около девяноста процентов участников. Но тут один подвох: среди невернувшихся были и такие, что и не собирались возвращаться.

– Из категории воров и беглых?

– Да. Некоторые украли у «Медузы» кругленькие суммы. Мы полагаем, что Каин был одним из таких.

– Почему?

– Судя по его modus operandi. [70]70
  Образ действий (лат.).


[Закрыть]Он использует шифры, ловушки, методы убийства и передвижения, разработанные и усовершенствованные при подготовке «Медузы».

– Тогда, Бога ради, – воскликнул Уолтерс, – у вас же есть прямой способ его идентифицировать. Меня не интересует, где они у вас зарыты – и я вполне уверен, что вы не хотите предавать их гласности, – но я догадываюсь, что записи велись.

– Да, велись, и мы их извлекли из секретных архивов, включая вот эти материалы. – Офицер положил руку на лежащую перед ним папку. – Мы изучили все, просмотрели списки чуть ли не под микроскопом, заложили данные в компьютеры, словом, все, что только могло прийти в голову. Но остались там же, где начали.

– Невероятно, – сказал конгрессмен, – или невероятная некомпетентность.

– Ни в коем случае, – возразил Маннинг, – посмотрите, что это за человек, посмотрите, с кем мы имеем дело. После войны Каин приобрел известность почти по всей Восточной Азии, от Токио на севере через Филиппины, Малайзию и Сингапур с заходами в Гонконг, Камбоджу и Калькутту. Примерно два с половиной года тому назад в наши азиатские отделения и посольства стали поступать сообщения о том, что действует наемный убийца. Что зовут его Каин. Что он – высокопрофессионален, безжалостен. Эти сообщения стали повторяться с тревожной частотой. Казалось, что Каин замешан в каждом заметном убийстве. Информаторы могли позвонить в посольство среди ночи или остановить атташе на улице – и всегда с одним сообщением. Всюду был Каин, только он. Убийства в Токио, взрыв автомобиля в Гонконге, караван наркотиков, попавший в засаду в Золотом треугольнике, банкир, застреленный в Калькутте, посол, убитый в Моулмейне, русский инженер или американский бизнесмен, нашедшие смерть прямо на улицах Шанхая. Каин был повсюду, его имя шепотом произносили десятки проверенных информаторов в каждом жизненно важном секторе разведки. Но ни один из них, никто во всем Восточнотихоокеанском районе не мог помочь нам установить его личность. С чего нам было начинать?

– Но ведь теперь вы убедились, что он причастен к «Медузе»? – спросил конгрессмен из Теннесси.

– Да. Твердо.

– Так с персональных досье «Медузы», черт возьми!

Полковник раскрыл брошюрку, вынутую им из дела Каина:

– Вот список потерь. Среди пропавших без вести белых участников операции «Медуза» – когда я говорю «пропавших без вести», то имею в виду исчезнувших бесследно, – так вот, среди них семьдесят три американца, сорок шесть французов, тридцать девять австралийцев, двадцать четыре британца и около пятидесяти белых мужчин, завербованных в Ханое из нейтралов и подготовленных в полевых условиях. Из этих большинство так и остались нам неизвестны. Больше двухсот тридцати вариантов. Сколько здесь тупиков? Кто остался в живых? Кто убит? Если бы мы даже установили имена всех, кто действительно выжил, то кто они теперь? Мы даже не знаем наверняка, какой Каин национальности. Мы думаем, что он американец, но доказательств нет.

– Каин – один из побочных мотивов нашего постоянного давления на Ханой с целью проследить судьбу пропавших без вести, – объяснил Ноултон. – Мы сверяем эти имена со списками личного состава подразделений.

– Но здесь опять подвох, – добавил армейский офицер, – среди личного состава участников «Медузы» были агенты ханойской контрразведки. Они знали об операции, и мы никогда не исключали возможность такого проникновения. Форму они не носили. Отчетность не требовалась.

Уолтерс протянул руку.

– Можно взглянуть? – спросил он, указывая на сшитые страницы.

– Разумеется. – Офицер передал досье конгрессмену. – Вы, конечно, понимаете, что эти имена продолжают оставаться засекреченными, как и сама операция «Медуза».

– Кто принял такое решение?

– Это распоряжение череды президентов, основанное на рекомендации Объединенного комитета начальников штабов. Оно было поддержано Комитетом по вооруженным силам сената.

– Значительная огневая мощь, не так ли?

– Было сочтено, что это в национальных интересах, – сказал представитель ЦРУ.

– В таком случае не буду спорить, – согласился Уолтерс, – отголосок подобной операции вряд ли послужил бы к славе отечества. Мы не готовим убийц и тем более не используем их на поле боя. – Он пробежал глазами страницы. – А где-то здесь затесался убийца, которого мы обучили, использовали в бою и теперь не можем найти.

– Полагаем, что так, – согласился полковник.

– Вы говорите, он сделал себе репутацию в Азии, но перебрался в Европу. Когда?

– Около года тому назад.

– Почему? Есть какие-нибудь предположения?

– Есть одно, я считаю, очевидное, – сказал Питер Ноултон. – Он стал слишком разбрасываться. Что-то у него пошло не так, как надо, и он почувствовал опасность. Он был белым убийцей среди азиатов – положение не слишком надежное, пришла пора уносить ноги. О репутации беспокоиться не приходилось, работы на европейском континенте хватит с избытком.

Дэвид Эббот откашлялся.

– Я бы предложил иную версию, основанную на том, что Альфред сказал несколько минут назад. – Монах сделал паузу и почтительно кивнул в сторону Джиллета. – Он заметил, что мы вынуждены сосредоточиться на «беззубой песочной акуле, когда молот-рыба разгуливает на свободе». Кажется, так, хотя я, возможно, повторяю не дословно.

– Да, – согласился Джиллет. – Я, конечно, имел в виду Карлоса. Не Каином нам следует заниматься, а Карлосом.

– Безусловно, Карлосом. Это самый неуловимый убийца в современной истории, человек, которого многие из нас считают ответственным – в той или иной мере – за самые трагические убийства нашего времени. Вы, Альфред, были совершенно правы, а я в известном смысле заблуждался. Мы не можем себе позволить забыть о Карлосе.

– Благодарю, – сказал Джиллет. – Я рад, что сумел в этом убедить.

– Сумели. Во всяком случае, меня. Но тем самым навели на следующее соображение. Представьте себе искушение для такого человека, как Каин, вынужденного действовать в краях с климатом парной, кишащих бродягами и беглыми преступниками, где правящие режимы погрязли в коррупции. Как он должен завидовать Карлосу, как должен ревновать к более стремительному, яркому и роскошному миру Европы! Как часто говорил он себе: «Я лучше Карлоса». При всем хладнокровии эти молодцы чудовищно самолюбивы. Я полагаю, что он перебрался в Европу, чтобы обрести этот лучший мир и… сместить Карлоса с престола. Претендент, сэр, желает завладеть титулом. Он хочет быть первым.

Джиллет внимательно смотрел на Монаха.

– Интересная теория.

– И если я верно вас понял, – вставил конгрессмен из Надзора, – взяв Каина, мы можем выйти на Карлоса.

– Точно.

– Я не уверен, что понял, – недовольно сказал разведчик. – Почему?

– Два жеребца в одном загоне, – ответил Уолтерс, – не поладят.

– Первый своего титула по доброй воле не уступит. – Эббот потянулся к трубке. – Он сражается с остервенением, только чтобы его удержать. Как сказал конгрессмен, мы продолжаем выслеживать Каина, но при этом не должны упускать из вида и другие звериные следы в лесу. А когда и если мы найдем Каина, возможно, нам надо будет повременить. Подождать, пока Карлос сам им не займется.

– Тогда и брать обоих, – добавил полковник.

– Чрезвычайно ясный план действий, – подвел итог Джиллет.

Встреча закончилась, ее участники стали расходиться. Дэвид Эббот стоял рядом с пентагоновским полковником, который собирал страницы досье «Медузы». Он взял листы со списками потерь, собираясь приобщить их к делу.

– Можно взглянуть? – спросил Эббот. – У нас в Сороковом нет копии.

– Таковы были инструкции, – ответил офицер, протягивая скрепленные листы собеседнику. – Я думал, они поступили от вас. Всего три копии. Здесь, в Управлении и в СНБ.

– Они поступили от меня. – Молчаливый Монах добродушно улыбнулся. – Слишком много штатских в моем районе города.

Полковник отвернулся, чтобы ответить на вопрос конгрессмена из Теннесси. Дэвид Эббот не слышал разговора, быстро пробегая глазами колонки имен. Он был встревожен. Некоторые вычеркнутые имена сопровождались объяснениями. Этого допускать нельзя. Никогда. Где оно?Он был единственным человеком в комнате, который знал имя, и почувствовал, как застучало в груди, когда осталась последняя страница. Имя было в списке.

Борн, Джейсон Ч. Последнее известное местопребывание: Тамкуан.Что же произошло?

Рене Бержерон швырнул телефонную трубку. Голос он контролировал не намного лучше, чем жесты:

– Мы проверили все кафе, все рестораны и бистро, в которых она когда-либо бывала.

– Ни в одном парижском отеле он не зарегистрирован, – откликнулся оператор пульта, сидевший у второго телефона. – Прошло уже два часа, ее, возможно, нет в живых. А если еще жива, то может позавидовать мертвым.

– Что она может ему рассказать? – задумчиво проговорил Бержерон. – Меньше нас; она ничего не знает про старика.

– Достаточно. Она звонила на Парк Монсо.

– Она передавала сообщения, но кому – точно не знает.

– Зато знает зачем.

– Это знает и Каин, можешь быть уверен. И с Парк Монсо он может крепко просчитаться. – Модельер подался вперед, его мощные мускулы напряглись, когда он, глядя на седовласого оператора, сплел пальцы. – Расскажи еще раз все, что запомнил. Почему ты так уверен, что он – Борн?

– Этого я не утверждаю. Я сказал, что он – Каин. Если ты верно описал его почерк, это он.

– Борн и есть Каин. Мы нашли его по материалам «Медузы». Поэтому и наняли тебя.

– Тогда это Борн, но он использовал другое имя. Конечно, в «Медузе» было немало таких, кто не мог позволить себе назваться настоящим именем. Псевдонимы им гарантировались, у них было уголовное прошлое. Он явно из таких.

– Почему? И другие исчезали. Ты исчез.

– Я бы мог сказать – потому, что он был здесь, на Сент-Оноре, и этого было бы достаточно. Но тут больше, гораздо больше. Я видел, как он работает. Я был назначен в одну операцию, которой он командовал, такое не забудешь, как и его самого. Этот человек может – должен – быть вашим Каином.

– Расскажи.

– Мы спустились ночью на парашютах в секторе под названием Тамкуан. Нам предстояло вызволить одного американца по имени Уэбб из рук Вьетконга. Мы этого не знали, но шансы выжить были мизерными. Даже полет из Сайгона был жуткий: штормовой ветер на высоте тысячи футов и такая вибрация, что казалось, самолет на части развалится. И все-таки он велел нам прыгать.

– И вы прыгнули?

– Под дулом пистолета. Каждый под прицелом подходил к люку. Можно было как-то спастись от стихии, но не от пули в черепе.

– Сколько вас было?

– Десятеро.

– Вы могли бы с ним справиться.

– Ты его не знаешь.

– Продолжай, – сказал Бержерон, сосредоточиваясь; он не шелохнулся за столом.

– Восемь человек собрались после приземления. Двое, как мы подумали, прыжка не пережили. Удивительно, что выжил я. Я был старше всех и не так чтобы богатырь, но я знал местность, поэтому меня и послали. – Седовласый помолчал, качая головой при воспоминании. – Не прошло и часа, как мы поняли, что это была ловушка. Мы удирали сквозь джунгли, как ящерицы. А по ночам он уходил через разрывы мин и гранат. Убивать. Возвращался всегда перед рассветом, подгонять нас все ближе и ближе к базовому лагерю. Тогда я думал, что это настоящее самоубийство.

– Почему вы соглашались? Он как-то вас убедил, вы же были из «Медузы», не солдаты.

– Он сказал, что это единственный способ выбраться живыми, и тут он был прав. Мы оказались далеко за линией фронта. Требовались припасы, которые можно было найти только в базовом лагере, если нам удастся его взять. Он сказал, что мы должны его взять, что выбора у нас нет. Если бы кто-нибудь вздумал возразить, он бы пустил ему пулю в лоб – мы это знали. На третью ночь мы взяли лагерь и нашли там человека по имени Уэбб. Он был еле жив, но еще дышал. Еще мы нашли двух пропавших из нашей команды. Эти были вполне живы и ошалели от того, что произошло. Один белый и один вьетнамец. Вьетконг заплатил им, чтобы они заманили нас в ловушку – его, как я понимаю.

– Каина?

– Да. Вьетнамец увидел нас первым и удрал. Белого Каин тут же пристрелил. Просто подошел к нему и разнес ему башку.

– Он привел вас обратно? Через линию фронта?

– Да, четверых и того, Уэбба. Пятеро погибли. Я тогда подумал, что, должно быть, разговоры о том, что он самый высокооплачиваемый наемник в «Медузе», не выдумка.

– В каком смысле?

– Он самый хладнокровный человек из всех, кого я видел, самый опасный и крайне непредсказуемый. Тогда я подумал, что для него это странная война. Он был Савонарола, но без религиозных убеждений, лишь со своей причудливой моралью, полностью сосредоточенный на себе. Все люди были его враги, особенно лидеры – и он ни в грош не ставил ни одну из воюющих сторон.

Рассказчик опять помолчал. Глаза его смотрели на пульт, а память явно была обращена куда-то за тысячи миль, в прошлое.

– Не забывай, что в «Медузе» собрались люди разные и отчаявшиеся. У некоторых ненависть к коммунистам была близка к паранойе. Убей коммуниста, и Христос тебе улыбнется – странный образчик христианского вероучения. Другие, вроде меня, лишились всего при Вьетмине. Единственной надеждой вернуть свое была победа американцев в этой войне. Франция покинула нас после Дьенбьенфу. Но существовали десятки таких, которые думали, что в «Медузе» можно нажить состояние. В сумках часто лежало по пятьдесят – семьдесят пять тысяч американских долларов. Курьер, прикарманивший половину, после десяти – пятнадцати переходов мог удалиться на покой в Сингапур или Куала-Лумпур или наладить собственную сеть по сбыту наркотиков в Золотом треугольнике. Но и помимо непомерной оплаты, – а часто и отпущения прежних грехов – возможности представлялись неограниченные. Именно к такой категории людей я относил этого диковинного человека. Он был современным пиратом в полном смысле слова.