Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Глава 21

– Потом, – сказал Борн, швыряя чемоданы на кровать, – нам надо отсюда убираться.

Мари села в кресло. Еще раз перечитала статью в газете, повторяя вслух некоторые фразы. Она сосредоточенно думала, все больше убеждаясь в верности своих выводов.

– Я права, Джейсон. Кто-то посылает нам сигнал.

– Поговорим об этом потом, мы и так тут слишком задержались. Через час эта газета будет в гостинице, а утренние газеты могут быть еще хуже. Что скромничать: ты стояла в холле и тебя видело слишком много народа. Давай свои вещи.

Мари встала, но с места не сдвинулась. Напротив, опять села и заставила его посмотреть на себя.

– Потом, – твердо сказала она, – мы поговорили о разном. Ты собирался оставить меня, Джейсон, и я хочу знать – почему.

– Я тебе обещал, что расскажу, – ответил он, – потому что тебе надо знать, и мне это важно. Но теперь нам надо отсюда уходить. Собирай, черт возьми, свои вещи!

Она заморгала, его внезапный гнев сделал свое дело.

– Да, конечно, – прошептала она.

Они спустились в вестибюль. Когда показался потертый мраморный пол, Борну почудилось, что они в клетке, у всех на виду, беззащитны и, едва лифт остановится, их схватят. Потом он понял, почему это ощущение было таким сильным. Внизу на конторке, за которой сидел консьерж, лежала стопка газет. Таких же, как те, что Джейсон сунул в чемоданчик, теперь находившийся в руках Мари. Консьерж держал газету в руках и увлеченно читал, ковыряя зубочисткой во рту и позабыв обо всем на свете, кроме последнего скандала.

– Иди прямо, – сказал Джейсон, – не останавливайся, иди прямо к выходу. Встретимся на улице.

– О Боже, – прошептала она, увидев консьержа.

– Я расплачусь с ним как можно быстрее.

Каблуки Мари застучали по мраморному полу. Консьерж поднял глаза от газеты, Борн шел прямо к нему, загораживая обзор.

– У вас было прекрасно, – сказал он по-французски, – но я очень спешу. Сегодня же ночью мне надо выехать в Лион. Округлите сумму счета до ближайших пятисот франков. У меня не было случая оставить вам чаевые.

Уловка достигла цели. Консьерж быстро подсчитал искомую сумму и представил счет. Джейсон заплатил и, нагибаясь за чемоданом, услышал возглас удивления. Консьерж, разинув рот, смотрел на стопку газет, не отрывая глаз от фотографии Мари Сен-Жак. Потом перевел взгляд на стеклянные входные двери. Мари стояла на мостовой. Он оторопело посмотрел на Борна и, связав концы с концами, застыл от внезапного страха.

Джейсон быстро пошел к дверям и, толкнув их плечом, оглянулся на конторку. Консьерж тянулся к телефону.

– Скорей, – крикнул Борн. – Ищи такси!

Они остановили машину на улице Лекурб, в пяти кварталах от гостиницы. Борн изобразил неопытного американского туриста, изъясняясь на том же ущербном французском, который сослужил ему хорошую службу в банке Валуа. Он объяснил водителю, что он и его petite amie [78]78
  Подружка (фр.).


[Закрыть]хотят на день-другой отлучиться из центра Парижа, чтобы где-нибудь уединиться. Быть может, водитель будет любезен предложить несколько подходящих мест на выбор.

Водитель был любезен и предложил:

– Есть маленькая гостиница за Исси-ле-Мулине, называется «Квадратный дом», еще в Иври-сюр-Сен, вам там должно понравиться, очень уютно, мсье. Или, может быть, «Постоялый двор на углу» в Монруже, весьма интимно.

– Едем в первую, – решил Джейсон, – раз она первая пришла вам в голову. Сколько времени это займет?

– Не больше пятнадцати – двадцати минут, мсье.

– Хорошо. – Борн повернулся к Мари и тихо сказал: – Поменяй прическу.

– Что?

– Поменяй прическу. Подними волосы кверху или зачеши назад. Неважно как, поменяй. Отодвинься, чтоб он не видел тебя в зеркало. Быстро!

Несколько секунд спустя длинные каштановые волосы Мари были крепко стянуты на затылке в тугой пучок при помощи шпилек и зеркальца из сумочки. Джейсон оглядел ее в тусклом свете кабины.

– Сотри помаду с губ. Совсем.

Она вынула салфетку и сделала, как он велел.

– Так?

– Да. У тебя есть карандаш для бровей?

– Конечно.

– Подрисуй брови пошире, чуть-чуть. Удлини их примерно на четверть дюйма и самую малость загни концы книзу.

Она выполнила и эти указания.

– Теперь?

– Лучше, – ответил он, разглядывая ее.

Изменения незначительные, эффект – поразительный. Из мягкой, элегантной, яркой женщины получилась простушка. Во всяком случае, с первого взгляда ее трудно было принять за женщину с фотографии, а это главное.

– Когда приедем в Мулине, – шепнул он ей, – выйди и остановись. Так, чтобы водитель тебя не видел.

– Теперь это, кажется, поздновато.

– Делай, как я говорю.

Послушай меня. Я хамелеон, прозванный Каином, и я могу научить тебя многому, чему учить не хочу, но теперь вынужден. Я переливаюсь разными цветами, приноравливаясь к любому фону в лесу. Я могу меняться вместе с ветром, потому что чую его. Я найду дорогу в природных и рукотворных джунглях. Альфа, Браво, Чарли, Дельта… Дельта вместо Чарли, а Чарли вместо Каина. Я Каин. Я смерть. И я должен сказать тебе, кто я, и потерять тебя.

– Дорогой, что с тобой?

– Что?

– Ты смотришь на меня и не дышишь. Тебе нехорошо?

– Прости, – сказал он, отводя глаза. – Я обдумываю возможные шаги. На месте будет яснее, что делать.

Они подъехали к гостинице. Справа была огороженная автостоянка. Несколько поздних посетителей ресторана вышли из решетчатых дверей. Борн наклонился к шоферу.

– Высадите нас на стоянке, если не возражаете.

– Как будет угодно, мсье, – сказал водитель, кивнув, а потом пожав плечами, как бы говоря тем самым, что пассажиры его – пара на редкость осторожная.

Дождь вновь сменился пеленой мороси. Такси отъехало. Пока оно не исчезло из вида, Борн и Мари стояли в тени листвы рядом с гостиницей. Джейсон поставил чемоданы на мокрую землю и сказал ей:

– Подожди здесь.

– Куда ты идешь?

– Вызвать по телефону такси.

На втором такси они доехали до района Монруж. Этот водитель не нашел ничего примечательного в паре со строгим выражением лиц, которая явно приехала из провинции и, вероятно, ищет себе кров подешевле. Когда он подберет где-нибудь газету, в которой увидит фотографию франко-канадки, замешанной в убийстве и краже в Цюрихе, то мысль о женщине, сидящей теперь на заднем сиденье его машины, не придет ему в голову.

«Постоялый двор на углу» своему названию не соответствовал. Это не был затейливый деревенский трактир, расположившийся в уединенном сельском уголке. Напротив, большая плоская трехэтажная постройка в двух шагах от автострады. Если она что и напоминала, то мотели, которые захламили пригороды по всему свету, где коммерческий интерес – гарантия анонимности. Нетрудно представить себе, сколько свиданий устраивалось здесь под вымышленными именами.

Борн и Мари тоже зарегистрировались под вымышленными именами и получили пластиковую комнату, в которой любой предмет дороже двадцати франков был привинчен к пластиковому полу или намертво прибит к глянцевым пластиковым поверхностям. Было, правда, одно достоинство: холодильная установка в конце коридора. Они поняли, что она есть, потому что слышали, как она работает. Даже при закрытой двери.

– Ну ладно. Так кто же посылает нам сигнал? – спросил Борн, вертя в руках стакан с виски.

– Если бы я знала, то искала бы с ними встречи, – сказала она, сидя за небольшим столиком, положив ногу на ногу и внимательно за ним наблюдая. – Это может быть связано с тем, почему ты собирался от меня убежать.

– Если так, то это ловушка.

– Это не ловушка. Такой человек, как Вальтер Апфель, не сделает того, что сделал, чтобы помочь устроить кому-то ловушку.

– Я бы не стал утверждать это с такой уверенностью. – Борн подошел к единственному в комнате креслу из пластика и сел. – Кёниг же сделал, указал на меня прямо в приемной.

– Он был купленный солдат, а тот – офицер. Кёниг действовал в одиночку. Апфель так не мог.

– Что ты имеешь в виду?

– Заявление Апфеля должно было получить одобрение его начальства. Оно было сделано от имени банка.

– Если ты так в этом уверена, позвони в Цюрих.

– Этого они не хотят. Либо у них нет ответа, либо они не могут его передать. Последние слова Апфеля: они воздерживаются от комментариев. Это тоже не просто так. Нам надо искать связи с кем-то другим.

Борн выпил. Ему нужно было выпить, потому что подходил миг, когда придется начать рассказ об убийце по имени Каин.

– Тогда к чему же мы возвращаемся? Мы возвращаемся к ловушке.

– Ты думаешь, тебе известно, кто это, так ведь? – Мари взяла со стола сигареты. – Ты поэтому собирался бежать?

– На оба вопроса отвечу: да. – Миг настал. Сигнал был послан Карлосом. Я Каин, и ты должна меня оставить. Я должен тебя потерять. Но сначала – Цюрих, и тебе нужно понять. – Статью подстроили, чтобы найти меня.

– С этим не буду спорить, – перебила она, удивив его. – У меня было время подумать. Они знают, что улики фальшивые, до нелепости, откровенно фальшивые. Цюрихская полиция просто ожидает, что теперь я свяжусь с канадским посольством. – Мари замолчала, так и не закурив сигарету. – Господи, Джейсон, вот чего они от нас хотят.

– Кто от нас этого хочет?

– Тот, кто посылает нам сигнал. Они знают, что у меня нет иного выбора, как позвонить в посольство и получить защиту канадского правительства. Я об этом не подумала потому, что уже звонила в посольство и разговаривала там с этим, как его, – с Денни Корбелье, и он совершенно ничего не мог мне сказать. Он только сделал то, о чем я его попросила, и все. Но это было вчера, не сегодня.

Мари посмотрела на телефон, стоявший на ночном столике. Борн вскочил и перехватил ее руку.

– Не надо, – сказал он твердо.

– Почему?

– Потому, что ты ошибаешься.

– Я права, Джейсон! Позволь мне это доказать.

– Думаю, тебе лучше послушать, что я скажу.

– Нет! – закричала она так, что он вздрогнул. – Не хочу. Не теперь.

– Час тому назад в Париже ты только этого и хотела. Так слушай!

– Нет! Час тому назад я умирала. Ты решил бежать. Без меня. И я знаю теперь, что так будет постоянно, пока ты не покончишь с этим раз и навсегда. Ты слышишь какие-то слова, видишь какие-то картины, в памяти всплывают какие-то эпизоды, которых ты не понимаешь, но из-за них себя казнишь. И всегда будешь казнить, пока кто-нибудь тебе не докажет: кем бы ты ни был прежде… есть другие, кто тебя использует, кто тобой пожертвует. Но есть и еще кто-то, кто хочет помочь тебе, помочь нам. Это сигнал! Я знаю, что я права. Я хочу тебе это доказать. Позволь мне сделать это!

Борн молча держал ее руку, смотрел ей в лицо, в это милое лицо, исполненное боли и тщетной надежды, в умоляющие глаза. Его терзала чудовищная боль. Может, так будет лучше, она узнает сама, и страх заставит ее выслушать его и понять. Впереди у них ничего не осталось. Я Каин…

– Хорошо, можешь позвонить, но сделай это по-моему. – Он отпустил ее руку, подошел к телефону и набрал номер гостиничной регистратуры. – Это из номера 341. Я только что разговаривал с друзьями из Парижа, они выезжают сюда, чтобы побыть с нами некоторое время. У вас найдется для них комната поблизости от нашей? Отлично. Их зовут Бригс, американская пара. Я спущусь вниз и заплачу авансом, а вы можете отдать мне ключ. Великолепно. Спасибо.

– Что ты делаешь?

– Хочу кое-что тебе доказать. Дай мне платье, самое длинное, какое у тебя есть.

– Что?

– Если хочешь позвонить, делай то, что я говорю.

– Ты рехнулся.

– Я с этим уже согласился, – сказал он, вынимая из чемодана брюки и рубашку. – Платье, пожалуйста.

Через пятнадцать минут комната мистера и миссис Бригс чуть дальше по коридору от комнаты 341 была готова. Одежда пристроена, зажжено несколько светильников, из остальных вывернуты лампы.

Джейсон вернулся к себе, Мари стояла у телефона.

– Мы готовы.

– Что ты сделал?

– То, что собирался, что должен был сделать. Теперь можешь звонить.

– Уже поздно. Если его нет?

– Думаю, что есть. Нет, так они дадут тебе его домашний телефон. Его имя значилось среди тех, кто звонил в Оттаву Питеру, во всяком случае, должно было значиться.

– Наверное.

– Тогда его найдут. Ты запомнила, что надо сказать?

– Да, но это неважно. Я знаю, что я права.

– Посмотрим. Только скажи все так, как я тебе велел. Я буду сидеть рядом и слушать. Давай.

Она сняла трубку и набрала номер. В считанные секунды ее соединили с коммутатором посольства, у аппарата был Денни Корбелье. Часы показывали четверть второго ночи.

– Господь всемогущий, где вы?

– Значит, вы ждали, что я позвоню?

– Я чертовски на это надеялся! Тут все на ушах стоят. Я жду с пяти часов вечера.

– И Элан тоже ждал. В Оттаве.

– Какой Элан? О чем вы говорите? Где вы находитесь?

– Сначала я хотела бы узнать, что вы хотите мне сказать.

– Вам сказать?

– Вам надо что-то мне передать, Денни. Что именно?

– Что именно? Что передать?

Мари побледнела:

– Я никого не убивала в Цюрихе. Я не…

– Тогда, – перебил ее атташе, – ради Бога, направляйтесь сюда к нам. Мы обеспечим вам защиту. Никто здесь вас не тронет!

– Денни, послушайте! Вы ждали моего звонка, так ведь?

– Да, конечно.

– Кто-то вам велел ждать, верно?

Пауза. Когда Корбелье заговорил, голос его звучал приглушенно:

– Да, велел. Велели.

– Что они вам сказали?

– Что вам требуется наша помощь. Срочно.

Мари вновь обрела дыхание:

– И они готовы нам помочь?

– «Нам», – повторил Денни, – вы хотите сказать, что он с вами?

Борн сидел рядом, склонившись к трубке, так, чтобы слышать, что говорит Корбелье. Он кивнул.

– Да, – ответила она, – мы вдвоем, но он теперь вышел. Это все ложь, они вам это сказали?

– Они сказали одно: вас надо найти и защитить. Они хотят вам помочь, хотят послать за вами машину. Одну из наших. Дипломатическую.

– Кто они?

– Я не знаю их по именам, мне не положено. Я знаю их уровень.

– Уровень?

– Специалисты, Эф-Эс-5. Выше почти не бывает.

– Вы им доверяете?

– Господи, конечно! Они вышли на меня через Оттаву. Их распоряжения исходят из Оттавы.

– Теперь они в посольстве?

– Нет, они в другом месте. – Корбелье помолчал, он явно терял терпение. – Ради Бога, Мари, где вы?

Борн вновь кивнул, и она сказала:

– Мы в «Постоялом дворе на углу» в Монруже. Под именем Бригсов.

– Я немедленно посылаю за вами машину.

– Нет, Денни! – сказала Мари, глядя на Джейсона, который взглядом напоминал ей, что надо говорить. – Пошлите лучше утром. Как можно раньше – часа через четыре, пожалуйста.

– Я не могу этого сделать! Ради вас самой.

– Вы должны. Вы не понимаете. Его заманили в ловушку, и он напуган, хочет бежать. Если бы он знал, что я вам звоню, он бы теперь убежал. Дайте мне время. Я могу убедить его сдаться. Всего несколько часов. Он в смятении, но в глубине души знает, что я права. – Мари произнесла это, глядя на Борна.

– Что это за сукин сын?

– Человек, которым манипулировали. Мне нужно время. Дайте мне время.

– Мари?.. – Корбелье запнулся. – Хорошо, рано утром. Скажем… в шесть часов. Мари, они хотят вам помочь. Они могут помочь.

– Я знаю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Мари повесила трубку.

– Теперь подождем, – сказал Борн.

– Я не понимаю, что ты хочешь доказать. Конечно, он позвонит этим из Эф-Эс-5, и, конечно, они сюда заявятся. Чего ты ожидал? Он почти признался, что собирается делать, что считает своим долгом сделать.

– Эти дипломаты из Эф-Эс-5 и посылают нам сигнал?

– Я полагаю, они доставят нас к тому, кто посылает. Или, если те слишком далеко отсюда, они нас с ним свяжут. Я никогда ни в чем не была уверена больше.

– Надеюсь, что ты права, потому что мне небезразлична твоя жизнь. Если улики против тебя в Цюрихе придуманы не для того, чтобы послать какой-то сигнал, если их приплели эксперты, чтобы найти меня, и цюрихская полиция верит им, тогда я тот самый перепуганный человек, о котором ты говорила Корбелье. Никто больше меня не хотел бы, чтобы ты оказалась права. Но боюсь, что не окажешься.

В три минуты третьего свет в коридоре мотеля моргнул и погас, оставив длинный проход в почти кромешной темноте: лампы горели только на лестничных площадках. Борн встал у двери с пистолетом в руке, выключив свет в комнате и через щель наблюдая за коридором. Мари выглядывала из-за его плеча. Оба молчали.

Шаги были приглушены, но различимы. Две пары ботинок уверенно, хотя и осторожно поднимались по лестнице. Через несколько секунд в тусклом освещении появились две мужские фигуры. Мари непроизвольно ахнула, Джейсон резко зажал ей рот рукой. Он понял: она узнала одного из двоих, хотя видела прежде всего раз. На цюрихской Штепдекштрассе, за несколько минут до того, как другой приказал ее застрелить. Это был блондин, которого посылали тогда в комнату Борна, теперь он прибыл в Париж, чтобы настичь жертву, которую однажды не сумел поразить. В левой руке он держал маленький фонарик-карандаш, в правой – длинноствольный пистолет, наращенный глушителем.

Его напарник был поменьше ростом и поплотнее. Походкой он напоминал животное, его корпус плавно колебался в такт движению. Воротник пальто был поднят, на неразличимое в темноте лицо надвинута шляпа с узкими полями. Борн не мог оторвать глаз от этого человека. Что-то в нем было ему знакомо, что-то в фигуре, в походке, в манере держать голову. Что же? Что? Он знал его.

Но думать об этом времени не было: пара приближалась к двери комнаты, заказанной на имя мистера и миссис Бригс. Блондин осветил фонариком номер на двери, потом опустил луч вниз к ручке и замку.

То, что последовало, было проделано с завораживающей виртуозностью. Коренастый держал в правой руке кольцо с ключами, которые освещал фонариком, выбирая нужный. В левой руке у него было оружие, форма которого напоминала мощный «штернлихт-люгер», излюбленный гестаповцами времен Второй мировой войны. Он пробивал железобетонную плиту, а выстрел звучал не громче ревматического кашля – идеальное оружие, когда нужно убрать врага ночью в тихом квартале, так, чтобы соседи ничего не заподозрили, узнав об исчезновении человека лишь наутро.

Коренастый вставил ключ в скважину, бесшумно повернул его, потом опустил ствол к замку. Пистолет три раза кашлянул вслед за тремя вспышками. Дерево, на котором держались задвижки, треснуло. Дверь распахнулась, и двое убийц ворвались в номер.

Недолгая тишина взорвалась приглушенными выстрелами, в темноте замелькали белые вспышки. Дверь захлопнули, но она вновь распахнулась, из комнаты донеслись более громкие звуки – там что-то упало. Наконец был найдет выключатель, свет ненадолго вспыхнул, но выстрел тут же разнес лампу, осколки ее посыпались на пол. Бешеный крик вырвался из глотки обезумевшего от ярости ночного гостя.

Убийцы выскочили из комнаты с пистолетами наготове, ожидая засады и пораженные тем, что ее нет. Они кинулись к лестнице и побежали вниз. Тут открылась дверь справа от разоренной комнаты. Моргающий постоялец выглянул, пожал плечами и скрылся. В коридор вернулась тишина.

Борн стоял на месте, обхватив за плечи Мари Сен-Жак. Она дрожала, прижавшись головой к его груди, и тихо взахлеб рыдала. Он подождал, пока дрожь не унялась, рыдания не сменились прерывистыми всхлипами. Больше он ждать не мог, она должна во всем разобраться сама. Разобраться до конца.

Я Каин. Я смерть.

– Пошли, – прошептал он.

Он вывел ее в коридор и решительно направил к комнате, которая была теперь его главным доказательством. Толкнул взломанную дверь, и они вошли.

Она застыла, потрясенная и зачарованная. Справа в открытом дверном проеме виднелся смутный силуэт. Свет за ним был таким слабым, что различался только общий контур, да и то когда глаз привыкал к странному соединению темноты и слабого мерцания. Это была фигура женщины в длинном платье, ткань которого слегка колебалась от легкого ветра из открытого окна.

Окно. Прямо напротив входа стояла вторая фигура, едва видимая, чуть белевшая в отсветах с дороги. Она тоже, казалось, движется – коротко, неровно колебались рукава.

– Господи, – произнесла в ужасе Мари, – включи свет, Джейсон.

– Люстра не горит, – ответил он, – только две настольные лампы. Одну из них они нашли. – Он осторожно прошел по комнате к лампе, которая стояла на полу у стены, наклонился и включил ее. Мари вздрогнула. На двери ванной комнаты висело, прикрепленное нитью, выдернутой из шторы, ее длинное платье, колеблемое невидимым дуновением. Оно было изрешечено пулевыми пробоинами.

Рубашка и брюки Борна были приколоты к оконной раме, и ветер, проникавший сквозь разбитое стекло, то поднимал, то опускал рукава. Белую ткань рубашки прошило выстрелами в полудюжине мест, пунктир от пуль наискосок пересекал грудь.

– Вот он, твой сигнал, – сказал Джейсон. – Теперь ты знаешь, что это такое. И теперь, я думаю, тебе лучше послушать, что я скажу.

Мари не ответила, медленно подошла к платью и стала его рассматривать, словно не веря тому, что видит. Потом вдруг резко обернулась и, еле сдерживая слезы, крикнула:

– Нет! Неправда! Что-то здесь не так! Позвони в посольство!

– Что?

– Слушай меня, сейчас же!

– Перестань, Мари. Тебе надо понять.

– Нет, черт возьми. Это тебе надо понять. Не должно было так случиться. Не могло.

– Но случилось.

– Позвони в посольство! Возьми телефон и позвони! Спроси Корбелье. Скорее, ради Бога! Если я для тебя хоть что-то значу, сделай, как я прошу!

Борн не смог ей отказать. Ее настойчивость губила их обоих.

– Что ему сказать? – спросил он, направляясь к аппарату.

– Сначала дозвонись ему! Вот чего я боюсь… о Господи, мне страшно!

– Какой номер?

Она назвала номер, он набрал и долго ждал ответа коммутатора. Наконец телефонистка сняла трубку, она явно была в панике, то сбивалась на крик, то переходила на шепот, едва различимый. Из глубины помещения доносились крики, отрывистые команды на английском и французском. Через несколько секунд он узнал, в чем дело.

Денни Корбелье, канадский атташе, спускался по ступеням посольства на авеню Монтеня в час сорок ночи и был убит выстрелом в горло. Он умер.

– Вот и вторая часть сигнала, Джейсон, – прошептала Мари. – А теперь я выслушаю все, что ты хочешь мне сказать. Потому что там есть кто-то, кто пытается тебе помочь. Сигнал был послан, но не нам, не мне. Только тебе, и только ты должен был его понять.