Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"
Автор книги: Роберт Ладлэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
– Объясни, пожалуйста.
– Это здесь, Джейсон. Поверь моему слову, это где-то рядом.
– Что?
– Кто-то хочет подать нам сигнал.
Глава 19
Армейский седан на большой скорости выкатил на манхэттенскую Ист-Ривер-Драйв, осветив фарами вьющиеся в воздухе остатки запоздалого зимнего снегопада. На заднем сиденье, втиснув в угол свое долговязое тело и вытянув ноги через всю кабину, дремал майор. На коленях у него лежал портфель, к ручке которого металлической скобой крепилась тонкая нейлоновая веревка, тянувшаяся через правый рукав к поясу. За последние девять часов это приспособление снималось всего дважды. Первый раз – когда майор вылетал из Цюриха, а потом – по прибытии в аэропорт Кеннеди. Однако и там и здесь люди, выполнявшие поручение правительства США, наблюдали за таможенными чиновниками. Им не объяснили, в чем дело, а просто приказали следить за ходом таможенного контроля и при малейшем отклонении от обычной процедуры – это означало чрезмерный интерес к портфелю – вмешаться. В случае необходимости с оружием.
Вдруг раздался негромкий звонок. Майор мгновенно открыл глаза и поднес к ним левую руку. Звонили наручные часы-будильник. Он нажал кнопку и взглянул на второй циферблат своего хронометра. Первый показывал цюрихское время, второй – нью-йоркское, звонок был заведен сутки тому назад, когда офицер получил по телеграфу инструкции. Выход на связь должен произойти в течение последующих трех минут. То есть, подумал майор, в том случае, если Чугунный Зад обладает пунктуальностью, которой требует от своих подчиненных. Офицер потянулся, придерживая портфель, наклонился вперед, обращаясь к шоферу:
– Сержант, будьте любезны, настройте приемник на 1430 мегагерц.
– Есть, сэр. – Сержант щелкнул двумя кнопками на радиопанели над приборным щитком, потом установил на шкале частоту 1430. – Готово.
– Спасибо. До меня микрофон дотянуть можно?
– Не знаю, никогда не пробовал, сэр. – Водитель вытащил из гнезда небольшой пластиковый микрофон и протянул витой шнур над сиденьем. – Думаю, дойдет, – заключил он.
Из динамика послышались радиошумы, передатчик прорывался на нужную частоту. Сообщение должно последовать через несколько секунд.
– «Тредстоун»? «Тредстоун», пожалуйста, отзовитесь.
– «Тредстоун» слушает, – сказал майор Гордон Уэбб. – Слышу хорошо. Говорите.
– Где вы находитесь?
– Около мили к югу от Трайборо, Ист-Ривер-Драйв, – сказал майор.
– Ваш расчет времени удовлетворителен, – послышалось из динамика.
– Рад это слышать. Вы меня осчастливили, сэр…
Последовала короткая пауза, замечание майора не было оценено.
– Двигайтесь к номеру 139, Восточная Семьдесят первая. Повторите.
– Один три девять, Восточная Семьдесят первая.
– Машину оставьте за пределами зоны. Подходите пешком.
– Понятно.
– Отбой.
– Отбой. – Уэбб вернул кнопку передачи в прежнее положение и передал микрофон водителю. – Забудьте этот адрес, сержант.
– Слушаюсь, майор. Я ничего, кроме радиопомех, не слышал. Но поскольку я не знаю, куда ехать, и этой колымаге туда путь заказан, то где вы хотите, чтоб я вас высадил?
Уэбб улыбнулся.
– Не дальше, чем за три квартала. Я засну в сточной канаве, если мне придется идти больше.
– Что, если на углу Лексингтон и Семьдесят второй?
– Это два квартала?
– Не более трех.
– Если три, считайте, что вы рядовой.
– Тогда я не смогу вас после подобрать, майор. Рядовым такие задания не поручают.
– Как скажете, капитан.
Уэбб закрыл глаза. Теперь, через два года, ему предстояло самому увидеть «Тредстоун-71». Он должен был испытывать чувство нетерпеливого ожидания, но его не было. Было только чувство усталости и пустоты. Что случилось?
Непрерывный шорох покрышек о мостовую действовал усыпляюще, но когда асфальт и колеса совмещались неудачно, мерный ритм нарушался резкими взвизгами. Эти звуки вызывали воспоминания о пронзительных шумах джунглей, сплетавшихся в один тон. И еще вспоминалась ночь – та самая ночь, – его слепящие вспышки и стаккато взрывов бесновались вокруг него и под ним, говоря ему, что сейчас он умрет. Но он не умер, рукотворное чудо вернуло ему жизнь… и сколько бы ни прошло лет, эта ночь, эти дни не забудутся. Что же, черт возьми, случилось?
– Приехали, майор.
Уэбб открыл глаза, отер пот со лба. Посмотрел на часы, взял портфель и потянулся к ручке двери.
– Буду здесь между 23.00 и 23.30, сержант. Если не сможете припарковаться, кружите поблизости, я вас найду.
– Есть, сэр. – Водитель обернулся к нему. – Может ли майор сказать, придется ли нам потом еще куда-нибудь ехать?
– А что? Вы куда-нибудь собирались?
– Будет вам, сэр. Меня прикомандировали к вам до тех пор, пока я буду нужен, вы же знаете. Но эти тяжелые тачки глотают бензин, как старые шерманы, Если придется ехать далеко, то лучше я ее заправлю.
– Извините. – Майор помедлил. – Хорошо. Вам так или иначе придется узнать, где это. Мы поедем на частный аэродром в Мэдисоне, штат Нью-Джерси. Мне там надо быть в час ноль-ноль.
– Кажется, я представляю, – сказал водитель. – В 23.30 будет совсем впритык, сэр.
– Хорошо, пусть будет 23.00. И спасибо.
Уэбб вышел из машины, захлопнул дверцу и подождал, пока коричневый седан не вошел в поток машин на Семьдесят второй улице. Он шагнул с тротуара и повернул к югу, на Семьдесят первую.
Через четыре минуты он стоял напротив ухоженного дома из песчаника, чья благородная и богатая архитектура гармонировала с другими домами на этой обсаженной деревьями улице. Это была спокойная улица, денежная, – со старыми деньгами. Во всем Манхэттене не было места, столь мало наводящего на подозрения, что здесь скрывается штаб-квартира одной из самых сложных в стране разведывательных операций, и двадцать минут тому назад майор Гордон Уэбб стал одним из восьми или десяти посвященных в стране.
«Тредстоун-71».
Он поднимался по ступеням, зная, что давление его веса на металлические решетки, врезанные в камень, включает электронные устройства, которые, в свою очередь, запускают телекамеры внутри здания, транслирующие его изображение на экране. Помимо этого он мало что знал, исключая то, что «Тредстоун-71» никогда не закрывается. Она управляется и контролируется двадцать четыре часа в сутки несколькими неведомыми личностями.
Он дошел до верхней ступени и позвонил. Обычный звонок, зато необычная дверь, в чем майор мог убедиться. Массивные доски прикрывали стальную пластину. Декоративные железные украшения на самом деле были заклепками. Большой латунный набалдашник маскировал ручку, поворотом которой батарея стальных прутьев загонялась в стальные же гнезда прикосновением человеческой руки, когда включалась команда тревоги. Уэбб взглянул на окна. Он догадался, что каждое стекло толщиной в дюйм могло выдержать выстрел из оружия тридцатого калибра. «Тредстоун-71» была крепостью.
Дверь открылась, и майор непроизвольно улыбнулся стоявшей перед ним особе, до того она показалась ему здесь неуместной. То была хрупкая, элегантная седовласая дама с тонкими аристократическими чертами, свидетельствовавшими о принадлежности к явно денежной знати. Это же подтвердило и ее произношение, отшлифованное в лучших школах.
– Как любезно с вашей стороны заглянуть к нам, майор. Джереми писал, что вас можно ожидать. Заходите. Очень рады снова вас видеть.
– Я тоже рад вас видеть, – ответил Уэбб, входя в со вкусом отделанную прихожую и договаривая уже после того, как за ним закрылась дверь: – Но я не уверен, что помню, где мы с вами прежде виделись.
Дама засмеялась:
– О, мы столько раз вместе обедали.
– С Джереми?
– Конечно.
– Кто такой Джереми?
– Преданный племянник и ваш преданный друг. Чудесный молодой человек, такая жалость, что его не существует на свете.
Она взяла его под руку и повела по длинному коридору.
– Идемте, вас ждут.
Они шли по сводчатому проходу, к которому примыкала большая гостиная. Майор заглянул в нее. У окна стоял рояль, рядом с ним арфа и повсюду – на рояле и на полированных столах, сверкающих в приглушенном свете ламп, – фотографии в серебряных рамках, напоминания о прошлом, заполненном богатством и благодатью. Яхты, мужчины и женщины на палубах океанских лайнеров, несколько портретов военных. И, конечно, два простосердечных снимка какого-то всадника, снарядившегося для игры в поло. Это была комната, приличествующая особняку на такой улице.
Они прошли коридор и остановились перед большой дверью красного дерева, украшенной барельефами и металлическим орнаментом, которые одновременно служили и декором, и средством безопасности: если там и была вмонтирована камера с инфракрасным излучением, то Уэбб не смог обнаружить расположение объективов. Седовласая дама нажала невидимую кнопку звонка. Майор расслышал слабое жужжание.
– Ваш друг прибыл, джентльмены. Хватит играть в покер, пора приниматься за дело. Открывайте, Иезуит.
– Иезуит? – удивился Уэбб.
– Старая шутка, – ответила дама, – из тех времен, когда вы, вероятно, еще играли в кубики и дергали девочек за косички.
Дверь открылась, и в проеме появилась фигура пожилого, но все еще стройного Дэвида Эббота.
– Рад вас видеть, майор, – сказал, протягивая руку, бывший Молчаливый Монах тайных операций.
– Рад встрече, сэр. – Уэбб пожал руку. Рядом с Эбботом появился другой пожилой господин импозантной внешности.
– Несомненно, друг Джереми, – сказал он глубоким голосом, в котором слышалась усмешка. – Дурацкие церемонии перед настоящим знакомством, молодой человек. Пойдем, Маргарет, там, наверху, отлично растопили камин. – Он повернулся к Эбботу. – Вы дадите мне знать, когда надумаете уходить, Дэвид?
– Вероятно, как обычно, – ответил Монах. – Я покажу этим двоим, как вам позвонить.
Только тогда Уэбб понял, что в комнате находится третий: он стоял поодаль в тени, и майор сразу же его узнал. То был Эллиот Стивенс, старший помощник президента Соединенных Штатов, как говорили некоторые, его alter ego. [77]77
Второе я (лат.).
[Закрыть]Чуть старше сорока, он был строен, носил очки и производил впечатление человека влиятельного, но скромного.
– …отлично. – Импозантный пожилой человек, который не нашел времени представиться, что-то говорил. Уэбб его не слушал, занятый помощником президента. – Буду ждать.
– До скорой встречи, – продолжал Эббот, любезно обратившись к седовласой даме. – Благодарю, сестра Мег, держите свое облачение отутюженным. Исподнее тоже.
– Вы все такой же негодник, Иезуит.
Пара удалилась, закрыв за собой дверь. Уэбб какое-то время стоял, качая головой и улыбаясь. Мужчина и женщина из дома 139, Восточная Семьдесят первая улица, были уместны в комнате в конце коридора точно так же, как уместна была сама комната в кирпичном особняке, – все было частью спокойной, денежной, обсаженной деревьями улицы.
– Вы, должно быть, давно их знаете?
– Можно сказать, всю жизнь, – ответил Эббот. – Он был яхтсменом, которого мы удачно использовали в адриатических гонках для операций Донована в Югославии. Михайлович как-то сказал, что он плыл на одних нервах, подчиняя своей воле самый неблагоприятный ветер. И любезность сестры Мег пусть не вводит вас в заблуждение. Она одна из «бесстрашных девиц», пиранья с очень острыми зубами.
– Прямо персонажи романа.
– Который никогда не будет написан, – сказал Эббот, закрывая тему. – Хочу познакомить вас с Эллиотом Стивенсом. Не думаю, что нужно объяснять, кто он такой. Уэбб, Стивенс. Стивенс, Уэбб.
– Звучит как название адвокатской фирмы, – приветливо сказал Стивенс, подходя с протянутой рукой. – Рад познакомиться, Уэбб. Как доехали?
– Я бы предпочел военный транспорт. Терпеть не могу эти коммерческие линии. Я думал, таможенник в аэропорту Кеннеди начнет отпарывать подкладку в моем чемодане.
– Вы выглядите слишком респектабельно в этой форме, – засмеялся Монах. – Явно контрабандист.
– Я до сих пор не уверен, что понял, зачем нужна эта форма, – сказал майор, поднеся свой портфель к длинному столу, стоящему вдоль стены, и отстегивая от пояса нейлоновую веревку.
– Нет необходимости объяснять вам, – ответил Эббот, – что самой надежной безопасности часто достигаешь там, где действуешь совершенно в открытую. Переодетый офицер армейской разведки, рыскающий в Цюрихе именно в это время, мог бы вызвать тревогу.
– Тогда я тоже не понимаю, – сказал помощник президента, остановившись у стола рядом с Уэббом и наблюдая за манипуляциями с нейлоновым шнуром и замком. – Разве открытое появление не должно бы вызвать еще большую тревогу? Я полагал, идея прикрытия в том, чтобы затруднить раскрытие.
– Поездка Уэбба в Цюрих была рутинной консульской проверкой, предусмотренной расписанием Джи-два. Все знают, что это за поездки, они именно то, что есть, и ничего больше. Выявление новых источников, оплата информаторов. Советы делают это постоянно, даже не давая себе труда скрывать. Честно говоря, мы тоже.
– Но у данной поездки была совсем другая цель, – сказал Стивенс, начиная понимать. – Значит, очевидное скрывает неочевидное.
– Совершенно верно.
– Могу я вам помочь? – Президентский советник был явно заинтересован портфелем.
– Спасибо, – сказал Уэбб, – проденьте шнур сюда.
Стивенс выполнил просьбу.
– Я всегда думал, что их прикрепляют наручниками.
– Было слишком много отрезанных рук, – объяснил майор и, улыбнувшись реакции человека из Белого дома, объяснил: – Внутри шнура – стальной провод.
Он высвободил портфель и, открыв его на столе, оглядел элегантно обставленный кабинет-библиотеку. В глубине комнаты – пара застекленных дверей, которые вели, по-видимому, в сад. Через толстые стекла смутно различались очертания высокой каменной стены.
– Стало быть, это и есть «Тредстоун-71». Я представлял ее иначе.
– Эллиот, будьте добры, задерните шторы, – попросил Эббот.
Президентский помощник подошел к дверям и выполнил просьбу. Эббот направился к книжному шкафу, открыл расположенное в его нижней части бюро и просунул руку внутрь. Послышалось легкое жужжание, шкаф выдвинулся из стены и медленно повернулся налево. В его тыльную сторону было вмонтировано электронное радио, одно из самых совершенных, какие только видел Гордон Уэбб.
– Это лучше, чем вы ожидали? – спросил Монах.
– Бог ты мой… – Майор присвистнул и стал разглядывать циферблаты, шкалы, выходы кабелей и сканирующие устройства, вмонтированные в панель. Командные пункты в Пентагоне оснащены более сложным оборудованием, но это было уменьшенной копией самых современных разведывательных станций.
– Я бы тоже присвистнул вместе с вами, – сказал Стивенс, стоявший у тяжелой портьеры, – но мистер Эббот уже устроил мне персональный просмотр. Это еще не все. Стоит нажать несколько кнопок, и вы – на базе стратегического авиационного командования в Омахе.
– И те же кнопки превращают эту команду в изящную библиотеку в Ист-Сайде.
Старик сунул руку в глубь шкафа, и в считанные секунды массивный корпус станции сменился книжными полками. Потом он подошел к соседнему шкафу, открыл его нижнее отделение и снова сунул руку в глубину. Раздалось жужжание, шкаф отошел от стены, и вскоре на его месте оказались три высоких бюро-картотеки. Монах вставил ключ и вытянул один из выдвижных ящиков с карточками.
– Я не рисуюсь перед вами, Гордон. Когда мы закончим, я хочу, чтобы вы это просмотрели. Я вам покажу, как вернуть все в прежнее положение. Если у вас будут какие-нибудь проблемы, хозяин дома обо всем позаботится.
– Что мне нужно найти?
– Мы к этому еще подойдем. Теперь я хочу послушать о Цюрихе. Что вы узнали?
– Извините, мистер Эббот, – прервал его Стивенс. – Если я не очень быстро схватываю, то лишь потому, что дело для меня новое. Но вот о чем я подумал, когда вы минуту назад говорили о поездке майора Уэбба.
– О чем?
– Вы сказали, что поездка была предусмотрена программой Джи-два.
– Верно.
– Почему? Открытое появление майора должно было смутить Цюрих, но не Вашингтон. Или его тоже?
Монах улыбнулся:
– Я понимаю, почему президент держит вас при себе. Мы никогда не сомневались в том, что Карлос купил одного-двух – или десяток – человек в известных кругах Вашингтона. Он находит недовольных и предлагает им то, чего у них нет. Без таких людей Карлос не мог бы существовать. Не забывайте, Карлос продает не только смерть, но и государственные секреты. И слишком часто Советам, хотя бы только для того, чтобы доказать им, сколь опрометчиво они поступили, выслав его.
– Президент захотел бы это знать, – сказал помощник. – Это бы кое-что объяснило.
– Именно для того вы и находитесь здесь, не правда ли?
– По всей вероятности.
– Самое время поговорить о Цюрихе, – сказал Уэбб, взяв портфель и усевшись в кресло напротив шкафов с картотеками. Он разложил листы из портфеля у себя на коленях и выбрал некоторые из них. – Вы можете не сомневаться, что Карлос в Вашингтоне, но я могу это доказать.
– Где? В «Тредстоун»?
– Твердых доказательств нет, но исключить этого нельзя. Он нашел эту карточку. И подменил ее.
– Господи милосердный, как?
– По поводу «как» могу только догадываться, а кто – знаю.
– Кто?
– Человек по имени Кёниг. Еще три дня назад он отвечал за первичные подтверждения в банке «Гемайншафт».
– Три дня назад? А где он теперь?
– Мертв. Загадочное столкновение на дороге, по которой он ездил каждый Божий день. Вот полицейский рапорт. Я перевел его. – Эббот взял бумаги и сел в соседнее кресло. Эллиот Стивенс остался стоять. Уэбб продолжал: – Тут ничего интересного. Ничего такого, чего бы мы не знали, но есть одна ниточка, которую я бы не упускал.
– Какая? – спросил Монах, продолжая читать. – Тут описывается происшествие: кривизна поворота, скорость машины, очевидное отклонение в попытке избежать столкновения.
– В конце. Там упоминается убийство в «Гемайншафте», гром, который поднял нас на ноги.
– Упоминается? – Эббот перевернул страницу.
– В последних фразах. Понимаете, что я имею в виду?
– Не вполне, – ответил Эббот, нахмурившись. – Здесь просто сообщается, что Кёниг был служащим «Гемайншафта». Где недавно произошло убийство… и что он был свидетелем начавшейся стрельбы. И все.
– Не думаю, что все, – сказал Уэбб. – Думаю, предполагалось сказать больше, но потом все замялось. Хотел бы я знать, кто прошелся красным карандашом по отчетам цюрихской полиции. Возможно, человек Карлоса, мы знаем, что у него там кто-то есть.
Монах продолжал озабоченно хмуриться.
– Предположим, что вы правы, тогда почему этот пункт не вычеркнут целиком?
– Бросилось бы в глаза. Убийство имело место. Кёниг был его свидетелем. Офицер, ведущий расследование и написавший отчет, мог бы законно поинтересоваться – почему.
– Но если он высказал какие-то предположения о возможной связи, то точно так же мог бы спросить, почему их исключили из текста?
– Не обязательно. Речь идет о швейцарском банке. Некоторые сферы там официально неприкосновенны, пока нет доказательств.
– Не всегда. Как я понял, вы очень успешно поработали с газетчиками.
– Неофициально. Я апеллировал к журналистскому зуду, и Вальтер Апфель – хотя он чуть не отдал концы – наполовину признал случившееся.
– Перебью, – сказал Эллиот Стивенс. – Я думаю, тут должен вмешаться Овальный кабинет. Полагаю, через газеты вы обратились к этой канадке?
– Не совсем так. Басне уже был дан ход, остановить ее мы не могли. Карлос связан с цюрихской полицией, и они опубликовали этот отчет. Мы просто его расширили и привязали к нему такую же фальшивую историю про миллионы, украденные из «Гемайншафта». – Уэбб замолчал и взглянул на Эббота. – Вот что нужно обсудить, в итоге это может оказаться и не фальшивкой.
– Я не могу поверить, – сказал Монах.
– Я не хочуверить, – ответил майор, – ни за что.
– Нельзя ли об этом подробнее? – попросил чиновник из Белого дома. – Мне надо как следует разобраться.
– Позвольте, я объясню, в чем дело, – вмешался Эббот, заметив, как удивился Уэбб. – Эллиот находится здесь по распоряжению президента. Речь идет об убийстве в аэропорту Оттавы.
– Скверная история, – признал Стивенс. – Премьер-министр чуть не потребовал от президента убрать наши станции из Новой Шотландии. Разгневанный канадец.
– Как это случилось? – спросил Уэбб.
– Они знают лишь, что видный экономист из Управления национального дохода министерства финансов негласно наводил справки относительно одной незарегистрированной американской корпорации и из-за этого был убит. Хуже того, канадской разведке велели, чтобы она в это дело не совалась, поскольку это очень серьезная американская операция.
– Кто же это сделал?
– Кажется, я слышал, все время поминали некий Чугунный Зад, – сказал Монах.
– Генерал Кроуфорд? Тупой сукин сын – тупой чугуннозадый сукин сын.
– Можете себе представить? – вставил Стивенс. – Их человека убили, а мы имеем наглость говорить им, чтобы они не лезли.
– Он, конечно, был прав, – возразил Эббот. – Надо было действовать быстро, тут двух мнений быть не может. Мгновенно задраить щель, вызвать шок достаточно сильный, чтоб все остановить. У меня было время связаться с Маккензи Хаукинзом: Мак и я вместе работали в Бирме. Он в отставке, но к нему прислушиваются. Теперь они работают сообща, а это главное, не так ли?
– Но есть и другие соображения, – заметил Стивенс.
– Они существуют на других уровнях, Эллиот, к которым мы, рабочие лошадки, не относимся. Мы не можем тратить время на дипломатические позы. Я допускаю, что такие позы необходимы, но нас они не касаются.
– Они касаются президента, сэр. Это часть его повседневной работы. Поэтому я должен вернуться, имея на руках полную картину. – Помолчав, Стивенс повернулся к Уэббу. – Пожалуйста, давайте сначала. Что именно вы сделали и почему. Какую роль мы играли по отношению к этой канадке?
– Поначалу вовсе никакой, это была затея Карлоса. Кто-то в самых верхах цюрихской полиции у Карлоса на содержании. Это цюрихская полиция состряпала так называемые улики, указывающие на ее причастность к трем убийствам. Курам на смех, какая она убийца.
– Хорошо, хорошо, – согласился помощник президента. – Дело рук Карлоса. Зачем он это сделал?
– Чтобы вспугнуть Борна. Эта Сен-Жак – она с Борном.
– Борн – это убийца, называющий себя Каином, верно?
– Да, – подтвердил Уэбб. – Карлос поклялся его убить. Каин стал действовать против Карлоса по всей Европе и на Среднем Востоке, но фотографии Каина нет, никто толком не знает, как он выглядит. Но пустив в ход фотографию этой женщины, – а я вам скажу, ее напечатали во всех тамошних газетах, – можно надеяться, что кто-нибудь ее да обнаружит. Если ее найдут, то, весьма вероятно, найдут и Каина – Борна. Карлос убьет их обоих.
– Хорошо. Опять этот Карлос. А теперь – что вы сделали?
– То, что я вам сказал. Вышел на «Гемайншафт» и убедил людей в банке подтвердить, что женщина могла – только могла – быть причастной к крупной краже. Это было непросто, но подкуплен был их человек Кёниг, а не кто-нибудь из наших. Это дело домашнее, им хотелось его закрыть. Потом я позвонил газетчикам и направил их к Вальтеру Апфелю. Таинственная женщина, убийство, похищенные миллионы – редакторы на это клюнули.
– Бога ради, зачем? – воскликнул Стивенс. – Вы использовали иностранного гражданина для целей разведки Соединенных Штатов! Служащего правительственного аппарата нашего ближайшего союзника. Вы в своем уме? Вы только обострили ситуацию, вы пожертвовали этой женщиной?
– Ошибаетесь, – сказал Уэбб, – мы стараемся спасти ей жизнь. Мы обернули оружие Карлоса против него.
– Как?
Монах поднял руку:
– Прежде чем мы ответим, нам надо вернуться к другому вопросу. Поскольку ответ может показать вам, до какой степени следует ограничить выход информации. Только что я спрашивал майора, как человек Карлоса сумел найти Борна – найти карту, которая помогла установить, что Борн и есть Каин. Я думаю, что знаю, но хочу, чтобы вам это сказал он.
– Материалы «Медузы», – тихо и неохотно проговорил Уэбб.
– «Медузы»?.. – Выражение лица Стивенса говорило о том, что «Медуза» была предметом конфиденциальных брифингов в Белом доме. – Они похоронены.
– Вношу поправку, – вмешался Эббот. – Есть один оригинал и две копии, и они – в подвалах Пентагона, ЦРУ и Совета национальной безопасности. Доступ к ним ограничен группой избранных лиц, каждое из которых относится к самым высокопоставленным сотрудникам своего ведомства. Борн вышел из «Медузы». Сличение имен в списках «Медузы» с банковскими документами позволило установить его имя. Кто-то сообщил их Карлосу.
Стивенс воззрился на Монаха:
– Вы хотите сказать, что Карлос… связан… с подобными людьми? Это невероятное обвинение.
– Это единственно возможное объяснение, – сказал Уэбб.
– Но для чего Борн использовал свое собственное имя?
– Иначе нельзя, – пояснил Эббот, – это важнейшая часть его портрета. Имя должно было быть подлинным, все должно было быть подлинным. Все.
– Подлинным?
– Возможно, теперь вы понимаете, – продолжил майор, – что, связав эту Сен-Жак с якобы украденными из «Гемайншафта» миллионами, мы тем самым сказали Борну, чтобы он выходил на поверхность. Он знает, что это ложь.
– Борну – выходить на поверхность?
– Человек, именуемый Джейсоном Борном, – сказал Эббот, вставая и медленно направляясь к окну с портьерами, – это офицер американской разведки. Каина не существует – того, в которого верит Карлос. Это просто приманка, ловушка для Карлоса – вот кто он. Или кем был.
Недолгое молчание было прервано человеком из Белого дома:
– Я думаю, вам следует все объяснить. Президент должен знать.
– Вероятно, – задумчиво проговорил Эббот, который, раздвинув портьеры, рассеянно смотрел в окно. – Это, в сущности, неразрешимая дилемма. Президенты меняются, в Овальном кабинете заседают разные люди с разными темпераментами и аппетитами. А долгосрочная разведывательная стратегия остается неизменной. Между тем одно необдуманное замечание, оброненное за стаканом виски уже после срока президентства или самодовольная фраза в мемуарах могут взорвать к черту всю эту стратегию. Не проходит дня, чтобы у нас голова не болела об этих людях, которым довелось прожить свой срок в Белом доме.
– Пожалуйста, – перебил его Стивенс, – прошу вас не забывать, что я здесь по распоряжению теперешнего президента. Одобряете вы это, нет ли – неважно. По закону он имеет право знать, и от его имени я настаиваю на этом праве.
– Отлично, – сказал Эббот, продолжая смотреть в окно. – Три года тому назад мы позаимствовали кое-что у англичан. Если вы помните, накануне вторжения в Нормандию британская разведка сбросила в море у побережья Португалии труп, рассчитывая на то, что все найденные при нем документы непременно дойдут до германского посольства в Лиссабоне. Для этого мертвого тела была придумана биография: имя, чин морского офицера, учебные заведения, командировочные предписания, водительские права, членские билеты привилегированных лондонских клубов и полдюжины личных писем. По всем документам были разбросаны намеки, туманные наводки и несколько прямых хронологических и географических указаний. Все они подталкивали к заключению о том, что предполагаемое вторжение произойдет в ста милях от побережья Нормандии и на шесть недель позже намеченной июньской даты. После лихорадочных проверок, проведенных германскими агентами по всей Англии – и по случайному совпадению контролировавшихся и наблюдавшихся отделом МИ-5, – верховное командование в Берлине поверило в легенду и передвинуло значительную часть своих оборонительных систем. При всех потерях тысячи и тысячи жизней были спасены этим человеком, которого никогда не существовало.
Эббот опустил портьеры и устало вернулся к своему креслу.
– Я слышал эту историю, – сказал помощник президента. – И что?
– Наша несколько отличается, – ответил Монах, устало опускаясь в кресло. – Мы создали живого человека, быстро ставшего легендой, как бы присутствующего всюду одновременно, кочующего по всей Юго-Восточной Азии, способного обойти Карлоса на каждом повороте, особенно по числу жертв. Где бы ни случалось убийство, необъяснимая смерть, где бы ни происходило несчастье с заметной личностью – везде оказывался Каин. Надежные источники – известные своей точностью платные осведомители – повторяли это имя. Посольства, посты подслушивания, целые разведывательные сети были засыпаны сообщениями о ширящейся активности Каина. Число его «убийств» росло ежемесячно, иногда казалось, что еженедельно. Он был вездесущ и… он был. Во всех отношениях.
– Вы имеете в виду, был Борн?
– Да. Он месяцами изучал все, что имело отношение к Карлосу, все досье на него, каждое убийство с доказанным или предполагаемым участием Карлоса. Он исследовал его приемы, тактику проведения операций… Многие из этих материалов так и не были обнародованы и, вероятно, никогда не будут. Это данные большой взрывной силы: правительства и международные синдикаты вцепились бы друг другу в глотки. Не осталось ничего из имеющего отношение к Карлосу, чего Борн не узнал. А затем стал объявляться и он сам, выступая всякий раз под разными личинами, говоря на нескольких языках, толкуя в избранных кругах закоренелых преступников о таких вещах, которые мог знать только профессиональный убийца. Потом исчезал, оставляя после себя ошеломленных, а часто и напуганных мужчин и женщин. Они видели Каина, он существовал, и он не знал жалости. Вот какой образ создавал Борн.
– И он вел такую подпольную жизнь три года? – спросил Стивенс.
– Да. Он направился в Европу. Самый изощренный из белых убийц в Азии, выкормыш пресловутой «Медузы» на каждом шагу бросал Карлосу вызов. А по ходу дела он спас четырех человек, намеченных Карлосом в жертвы, приписал себе ответственность за многие убийства, совершенные Карлосом, глумился над ним, используя любой подходящий случай, все время стараясь принудить его выйти из укрытия. Три года он прожил в опаснейшей для человека лжи, существуя в условиях, какие мало кому выпадали. Большинство этого бы не выдержало, такой возможности нельзя исключать и в данном случае.
– Что он за человек?
– Профессионал, – ответил Гордон Уэбб, – хорошо подготовленный, умелый и понимающий, что Карлоса надо найти и остановить.
– Но три года?..
– Если это кажется невероятным, – сказал Эббот, – то могу вам сообщить, что он подвергался пластической операции. Словно окончательно порвал с прошлым, с человеком, которым он был прежде, чем превратиться в человека, которым он не был. Я не думаю, что страна в состоянии сполна заплатить такому человеку, как Борн, за все, что он совершил. Быть может, единственное, что можно сделать, – это обеспечить ему удачу. И я с Божьей помощью намерен это сделать.
Монах помолчал ровно две секунды и добавил:
– Если это Борн.
Эллиота Стивенса словно ударило невидимым молотком:
– Что вы сказали?
– Да, я придержал это до самого конца. Я хотел, чтобы вы увидели всю картину прежде, чем я опишу вам возникшую в ней брешь. Может быть, это и не брешь – неизвестно. Произошло слишком много такого, чего мы никак не можем понять, и мы не знаем, в чем дело. Потому-то и не должно быть абсолютно никакого вмешательства со стороны других инстанций, никаких дипломатических подсахаренных пилюль, которые могли бы взорвать всю стратегию. Этим можно приговорить человека к смерти – человека, который пожертвовал большим, чем кто-либо из нас. Если он добьется успеха, то сможет вернуться в собственную жизнь, но только анонимно, чтобы никто никогда не узнал, кто он такой.
