355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Ладлэм » Тайна личности Борна (др. перевод) » Текст книги (страница 19)
Тайна личности Борна (др. перевод)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 03:05

Текст книги "Тайна личности Борна (др. перевод)"


Автор книги: Роберт Ладлэм


Жанры:

   

Боевики

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– Боюсь, вам следует это объяснить, – сказал ошеломленный президентский помощник.

– Преданность, Эллиот. Она свойственна не только тем, кого обычно называют «хорошими парнями». Карлос создал целую армию мужчин и женщин, ему преданных. Они могут его и не знать, но они его почитают. Тем не менее, если Борн сможет взять Карлоса и заманить в ловушку, где возьмем его мы, а потом исчезнуть, – он снова будет свободен.

– Но вы сказали, что это, может быть, и не Борн!

– Я сказал, что мы не знаем. В банке был Борн. Подписи его. Но Борн ли это теперь? Ближайшие дни покажут.

– Если он объявится, – добавил Уэбб.

– Дело очень тонкое, – продолжал старик. – Тут возможны варианты. Если это не Борн и если он переметнулся на другую сторону, тогда становятся понятными звонок в Оттаву, убийство в аэропорту. Можно предположить, что профессиональные знания этой женщины были использованы при снятии денег со счета в Париже. Все, что оставалось Карлосу, – навести некоторые справки в канадском министерстве финансов. Остальное для него – детская забава. Убить ее коллегу, довести ее до паники, блокировать и использовать для выхода на Борна.

– Вы можете как-нибудь с ней связаться? – спросил майор.

– Я пробовал, но не вышло. Мак Хаукинз позвонил человеку, который тоже работал вместе с этой Сен-Жак. Его зовут Элан, фамилию не помню. Он передал ей распоряжение немедленно вернуться в Канаду. Она бросила трубку.

– Проклятье! – взорвался Уэбб.

– Именно. Если бы мы сумели ее вернуть, можно было бы многое узнать. Она – ключ к этому делу. Почему она с ним? Почему он с ней? Ничего невозможно понять.

– А мне понятно и того меньше, – сказал Стивенс, удивление которого стало переходить в гнев. – Если вы хотите поддержки со стороны президента – а я обещать ничего не могу, – то вам лучше внести в этот вопрос большую ясность.

Эббот повернулся к нему:

– Примерно полгода тому назад Борн исчез. Что-то случилось. Мы не знаем наверняка, что именно, но можем сделать одно предположение. Он дал знать в Цюрих, что намерен отправиться в Марсель. Позднее. И слишком поздно, как мы поняли. Он узнал, что Карлос принял заказ на убийство Леланда, и пытался его предотвратить. И после этого – молчание, он исчез. Был ли он убит? Пережил ли психологический шок? Предал ли нас?

– Этого я не могу допустить, – сердито перебил его Уэбб. – Не допускаю!

– Я знаю, что не допускаете, – сказал Монах. – Поэтому и прошу, чтобы вы занялись досье. Вы знаете шифры, они все здесь. Посмотрите, не было ли в Цюрихе каких-нибудь отклонений.

– Пожалуйста! – вмешался Стивенс. – Что вы предполагаете? Вы ведь нашли что-то конкретное, на чем можно выстроить некое заключение. Мне это нужно знать, мистер Эббот. Это нужно знать президенту.

– Хотел бы я, – ответил Монах. – Что мы нашли? И все и ничего. В наших документах отражена почти трехлетняя, тщательно разработанная система обмана. Каждая фальшивая акция документирована, каждый шаг обоснован и оправдан, каждый человек, и мужчины и женщины – осведомители, информаторы, источники, – получил обличье, голос, легенду. И с каждым месяцем, с каждой неделей мы понемногу приближались к Карлосу. А потом – ничего. Молчание. Полгода полной пустоты.

– Но сейчас, – возразил президентский помощник, – это молчание прервано. Кем?

– Это и есть главный вопрос, не так ли? – устало сказал старик. – Несколько месяцев молчания, и вдруг – взрыв непредусмотренной и непонятной активности. Счет раскрыт, карта подменена, миллионы переведены – по всей видимости, украдены. А главное – убиты люди и расставлены капканы на других. На кого, кем? – Монах устало покачал головой. – Что за человек там действует?

Глава 20

Лимузин остановился между двумя уличными фонарями наискось от массивных дверей особняка из песчаника. Впереди красовался шофер в униформе. Такой водитель за рулем такой машины – зрелище вполне привычное для этой улицы. Необычным, однако, было то, что двое пассажиров оставались в тени глубоких задних сидений и ни один из них не выказал никакого намерения выйти. Вместо этого они наблюдали за входом в особняк, уверенные, что до них не дотягивается инфракрасный луч сканирующей камеры.

Один из них поправил очки, совиные глазки за толстыми стеклами откровенно подозрительно смотрели на все, что попадало в поле их зрения. Альфред Джиллет, заведующий отделом проверки и оценки персонала в Совете национальной безопасности, произнес:

– Как приятно наблюдать за крахом гордыни! И насколько приятнее быть причиной этого краха.

– Вы действительно терпеть его не можете, да? – спросил спутник Джиллета, широкоплечий мужчина в черном плаще, говоривший с каким-то славянским акцентом.

– Я его ненавижу. Он олицетворяет в Вашингтоне все то, что мне отвратительно. Частные школы, дома в Джорджтауне, фермы в Вирджинии, тихие клубные собрания. У них свой тесный мирок, и чужак туда не суйся – они всем заправляют. Ублюдки. Самодовольная вашингтонская знать. Они используют интеллект других людей, их труд и упрятывают в оболочку собственных решений. И если ты не из их круга, то лишь часть того аморфного образования, которое они называют «превосходный персонал».

– Вы преувеличиваете, – сказал европеец, не сводя глаз с особняка, – вы у них неплохо устроились. Иначе мы бы никогда не вышли на контакт с вами.

Джиллет нахмурился:

– Если я и устроился неплохо, то только потому, что сделался незаменимым для таких, как Дэвид Эббот. Я храню в голове тысячи фактов, которые они не в состоянии запомнить. Им просто легче держать меня там, где возникают вопросы, проблемы и требуются решения. Заведующий отделом проверки и оценки! Они придумали эту должность для меня. Знаете зачем?

– Нет, Альфред, – ответил европеец, глядя на часы, – не знаю.

– Потому что у них не хватает терпения часами сидеть за тысячами отчетов и досье. Им больше нравится обедать в «Сансуси» или красоваться перед сенатскими комитетами, зачитывая тексты, составленные другими – этим самым незаметным «превосходным персоналом».

– Вы ожесточились, – сказал европеец.

– Даже больше, чем вы думаете. Всю жизнь работать на этих ублюдков вместо того, чтобы делать дело для себя. И чего ради? Должность да время от времени присутствие на обедах, где мои мозги идут в меню между креветками и жарким. Для людей вроде этого надутого Дэвида Эббота. Без таких, как я, они ничто.

– Не стоит недооценивать Монаха. Карлос не делает такой ошибки.

– Как он ее может сделать? Он же не знает того, что подлежит оценке. Все, чем Эббот занимается, окутано секретностью, и никто не знает, сколько он там наделал ошибок. А если какие-нибудь из них и выплывают наружу, ругают за это таких, как я.

Европеец перевел взгляд с окна на Джиллета.

– Вы слишком эмоциональны, Альфред, – сказал он холодно. – Вам надо быть осторожнее.

Чиновник улыбнулся:

– Это никогда не мешает делу: я полагаю, об этом свидетельствует то, что я делаю для Карлоса. Я могу сказать, что готовлю себя к некоему столкновению, избегать которого не стану ни за что на свете.

– Откровенное заявление, – признал широкоплечий.

– Как насчет вас? Вы нашли меня?

– Я знал, чего ищу. – Европеец вернулся взглядом к окну.

– Я имею в виду вас. Вашу работу. На Карлоса.

– У меня нет таких сложных мотивировок. Я приехал из страны, где карьера образованного человека зависит от прихоти недоумков, которые как попугаи талдычат марксистские заповеди. Карлос тоже знал, чего ищет.

Джиллет рассмеялся, его пустые глаза почти заблестели.

– Мы не так уж отличаемся друг от друга. Стоит заменить апостолов нашего западного истэблишмента на Маркса, и проявится отчетливая параллель.

– Возможно, – согласился европеец, вновь глядя на часы. – Теперь ждать недолго. Эббот всегда садится на полуночный рейс, в Вашингтоне у него рассчитан каждый час.

– Вы уверены, что он выйдет один?

– Он всегда так поступает и наверняка не захочет показываться вместе с Эллиотом Стивенсом. Уэбб и Стивенс тоже выйдут поодиночке. Для всех посетителей предусмотрен стандартный двадцатиминутный интервал.

– Как вы нашли «Тредстоун»?

– Это было не так уж трудно. Помогли и вы, Альфред: вы были частью «превосходного персонала». – Он засмеялся, не сводя при этом глаз с особняка. – Вы сообщили нам, что Каин из «Медузы», и если подозрения Карлоса верны, то за ним стоит Монах, это мы знали. Карлос велел нам держать Эббота под круглосуточным наблюдением. Что-то пошло не так, как надо. Когда цюрихские выстрелы услышали в Вашингтоне, Эббот проявил неосторожность. И мы проследили его. Требовалось только упорство.

– Это привело вас в Канаду? К человеку из Оттавы?

– Человек из Оттавы раскрыл себя, заинтересовавшись «Тредстоун». Когда мы узнали, кто эта девица, мы взяли под наблюдение министерство финансов, ее отдел. Туда позвонили из Парижа: она просила его навести справки. Мы не знаем зачем, но подозреваем, что Борн может попытаться уничтожить «Тредстоун». Если он переметнулся, это способ выйти из положения и оставить себе деньги. Неважно. Ни с того ни с сего начальник отдела, про которого, кроме канадского правительства, никто ничего не слышал, превратился в проблему первостепенной важности. Провода накалились от разведдонесений. Значит, Карлос был прав, вы были правы, Альфред. Никакого Каина нет. Это выдумка, ловушка.

– С самого начала, – добавил Джиллет, – я вам говорил. Три года фальшивых отчетов, непроверенных источников. Вот что это было.

– С самого начала, – проговорил европеец задумчиво. – Несомненно, это лучшее детище Монаха… но вдруг что-то не случилось, и его детище оказалось перевертышем. Да все перевернулось, все по швам расползается.

– Это подтверждает присутствие здесь Стивенса. Президент потребовал разъяснений.

– Еще бы. В Оттаве подозревают, что начальник отдела в министерстве финансов был убит американской разведкой. – Европеец перевел взгляд с окна на соседа. – Не забывайте, Альфред, мы просто хотим знать, что произошло. Я изложил вам факты, известные нам. Они неоспоримы, и Эббот не сможет их опровергнуть. Но надо представить дело так, будто вы все узнали через свои собственные источники. Вы возмущены. Вы требуете разъяснений: всю разведку водили за нос.

– Так и было! – воскликнул Джиллет. – Водили за нос и использовали. Никто в Вашингтоне ничего не знает про Борна и «Тредстоун». Они всех обошли, это в самом деле возмутительно. Мне не придется притворяться. Заносчивые ублюдки!

– Альфред, – предупредил европеец, – не забывайте, на кого вы работаете. Угроза не может быть основана на эмоциях, только на констатации преднамеренного, грубого профессионального нарушения. Он вас немедленно заподозрит, и вы должны так же быстро рассеять эти подозрения. Обвиняете вы, а не он.

– Буду помнить.

– Хорошо.

В окно ударил свет фар.

– Это такси для Эббота. Я займусь водителем. – Европеец подался вправо и нажал переключатель за подлокотником. – Буду в своей машине через улицу, – сказал он шоферу. – Эббот может появиться в любой момент. Ты знаешь, что делать.

Шофер кивнул. Оба вышли из лимузина одновременно. Водитель обошел капот как бы для того, чтобы проводить богатого хозяина через улицу. Джиллет смотрел через заднее стекло. Мужчины постояли несколько секунд рядом, потом разошлись. Европеец направился к приближающемуся такси, подняв руку с денежной купюрой. Такси надо было отослать: планы заказчика изменились. Шофер кинулся на северную сторону улицы и укрылся под крыльцом через две двери от «Тредстоун-71».

Через полминуты Джиллет перевел взгляд на особняк. Из открывшейся двери вырвался свет. Дэвид Эббот с нетерпеливым видом вышел на крыльцо, осмотрел улицу, взглянул на часы. Он был явно раздосадован. Такси запаздывало, а ему надо было поспеть на самолет, надлежало соблюдать строгий график. Эббот спустился на мостовую и пошел налево, высматривая такси. Через несколько секунд он должен был поравняться с шофером. Вот они уже рядом, недосягаемые для луча камеры.

Захват был быстрым, разговор коротким. В считанные секунды опешивший Дэвид Эббот оказался в лимузине, а шофер отошел в тень.

– Вы! – сказал Монах с гневом и отвращением. – Подумать только.

– Едва ли в вашем положении уместно демонстрировать презрение… не говоря уже о высокомерии.

– Что вы наделали! Как вы посмели? Цюрих. Документы «Медузы». Это ваша работа?

– Документы «Медузы» – да, Цюрих – да. Но вопрос теперь не в том, что я сделал, а в том, что сделали вы. Мы послали своих людей в Цюрих, объяснив им, что надо искать. И нашли. Его зовут Борн, не правда ли? Это человек, которого вы называете Каином. Человек, которого вы придумали.

Эббот не потерял хладнокровия:

– Как вы нашли этот дом?

– Упорство. За вами следили.

– Вы за мной следили? Вы хотя бы подумали, что делаете?

– Я старался восстановить истинное положение вещей, которые вы исказили и извратили, скрывая правду от всех нас. Подумали ли вы, что делаете?

– О Господи, идиот несчастный! – Эббот глубоко вздохнул. – Зачем вы это сделали? Почему сами не пришли ко мне?

– Потому что от этого не было бы проку. Вы манипулировали всем разведывательным персоналом. Миллионы долларов, тысячи человеко-часов, посольства и станции распространяли байки про убийцу, которого никогда не существовало на свете. О, я вспоминаю ваши слова: какой вызов Карлосу! Какая это была для него неминуемая ловушка! Только все мы тоже были для вас пешками, и как ответственный член Совета национальной безопасности я глубоко возмущен. Вы все такие. Кто выбирал вас небожителем, который может нарушать правила – нет, не просто правила, законы – и выставлять нас дураками?

– Другого способа не было, – устало сказал старик. – Сколько человек знает? Скажите мне правду.

– Я не дал этому хода. Мой вам подарок.

– Этого может быть недостаточно. О Господи!

– Это может быть не навсегда, – многозначительно сказал бюрократ. – Я хочу знать, что произошло.

– А что произошло?

– Эта ваша грандиозная операция, похоже, по швам трещит.

– Почему вы так решили?

– Это совершенно очевидно. Вы потеряли Борна, вы не можете его отыскать. Ваш Каин пропал вместе с состоянием, переведенным для него в цюрихский банк.

Чуть помолчав, Эббот спросил:

– Погодите. Что вас натолкнуло на эту догадку?

– Вы, – быстро ответил Джиллет, при всей своей осторожности клюнувший на вопрос. – Должен признать, я был восхищен вашим самообладанием, когда этот осел из Пентагона с таким знанием дела разглагольствовал об операции «Медуза»… сидя напротив человека, который ее осуществил.

– Сказки. – Голос старика окреп. – Из этого вы бы не смогли ничего почерпнуть.

– Скажем так: было довольно странно, что вы не проронили ни слова. Кто из сидевших за столом знал про «Медузу» больше вашего? Но вы не произнесли ни звука, и это заставило меня задуматься. Я стал настойчиво возражать против чрезмерного внимания к этому убийце, Каину. И вы, Дэвид, не выдержали. Вам надо было привести убедительный довод, чтобы иметь возможность продолжать поиски Каина. Вы подсунули Карлоса.

– Я не хитрил, – перебил его Эббот.

– Конечно. Вы знали, когда это использовать, я знал, когда обнаружить. Хитроумная выдумка. Змея с головы «Медузы», которой надлежит выполнить свою мифическую функцию. Претендент выскакивает на чемпионский ринг, чтобы выманить чемпиона из его угла.

– Это была здравая идея, с самого начала.

– Очень может быть. Я уже сказал, что придумано хитро, вплоть до каждого шага, предпринятого вашими собственными людьми против Каина. Кто лучше передаст эти ходы Каину, как не человек из Комитета сорока, к которому приходят отчеты о каждом совещании по тайным операциям? Вы всех нас использовали!

Монах кивнул:

– Хорошо. Вы до некоторой степени правы, тут было известное злоупотребление, по моему мнению, вполне оправданное, но это совсем не то, что вы думаете. Существует система контроля, постоянно существует, иначе я не работаю. В «Тредстоун» входит несколько самых приближенных к правительству людей. От армейской Джи-два до сената, от ЦРУ до морской разведки, а теперь, откровенно говоря, и Белого дома. Будь там какое-нибудь настоящее злоупотребление, любой из них без колебаний остановил бы операцию. Ни один из них не счел нужным это сделать, и я прошу вас не делать этого.

– Стану ли я участником «Тредстоун»?

– Теперь вы уже его участник.

– Понятно. Что произошло? Где Борн?

– Дай Бог нам это узнать. Мы даже не уверены, что это Борн.

– Не уверены в чем?

–  Понятно. Что произошло? Где Борн?

–  Дай Бог нам это узнать. Мы даже не уверены, что это Борн.

–  Не уверены в чем?

Европеец щелкнул выключателем на приборной доске:

– Вот. Это нам и надо было узнать. – Он повернулся к сидящему рядом шоферу. – Теперь живо. Ступай к крыльцу. Помни, если кто-нибудь из них будет выходить, то в твоем распоряжении ровно три секунды, прежде чем дверь закроется. Действуй быстро.

Человек в униформе вышел из машины первым. В одном из соседних особняков пожилая пара из окна прощалась со своими гостями. Шофер замедлил шаг, достал из кармана сигарету и остановился, чтобы зажечь ее. Теперь он был скучающим водителем, который коротает время утомительного дежурства. Европеец осмотрелся, расстегнул плащ и вынул длинный, узкий револьвер, ствол которого был наращен глушителем. Снял оружие с предохранителя, вернул в кобуру, вышел из машины и направился через улицу к лимузину. Зеркала были завернуты так, что, оставаясь вне поля зрения, можно было приблизиться незаметно для сидящих в машине. Европеец чуть помешкал у багажника, метнулся к правой передней двери и распахнул ее, держа оружие над спинкой сиденья.

Альфред Джиллет задохнулся от неожиданности, его левая рука потянулась к ручке двери. Европеец щелкнул кнопкой, запирающей все четыре замка, Дэвид Эббот не шевельнулся, глядя на пришельца.

– Добрый вечер, Монах, – сказал европеец. – Один человек, который, как мне рассказывали, нередко облачается в монашескую рясу, поздравляет вас. Не только с Каином, но и с вашим домашним персоналом в «Тредстоун». С Яхтсменом, например. Некогда великолепным агентом.

Джиллет наконец обрел дар речи, не то зашипев, не то завопив:

– Что такое? Кто вы?

– Бросьте, дружище. Нет надобности, – сказал человек с револьвером. – По выражению лица мистера Эббота я могу понять, что его первоначальные сомнения на ваш счет оказались верными. Надо всегда верить своим первым побуждениям, не так ли, Монах? Конечно, вы были правы. Мы нашли еще одного недовольного: ваша система производит их с угрожающей быстротой. Он действительно выдал нам досье на «Медузу», и они действительно вывели нас на Борна.

– Что вы делаете? – вскричал Джиллет. – Что вы говорите!

– Вы зануда, Альфред. Но вы всегда были частью «превосходного персонала». Жаль только, что вы не знали, какого персонала держаться. Такие, как вы, никогда этого не знают.

– Вы!.. – Джиллет приподнялся над креслом с искаженным лицом.

Европеец выстрелил, вырвавшийся из ствола кашель отозвался коротким эхом в мягком салоне лимузина. Чиновник осел, тело его свалилось на пол у самой двери, совиные глаза остались широко раскрытыми.

– Не думаю, что вы о нем скорбите, – сказал европеец.

– Нет, – ответил Монах.

– Вы знаете, ведь это Борн. Каин оказался перевертышем. Он опять всплыл. Долгое молчание окончилось. Змея с головы «Медузы» решила нанести свой удар. А возможно, его купили. Такое ведь тоже вероятно, вы согласны? Карлос покупает многих. Например, один из них теперь у вас под ногами.

– От меня вы ничего не узнаете. И не пытайтесь.

– А нечего и узнавать. Мы и так все знаем. Дельта, Чарли… Каин. Но имена теперь не имеют значения, собственно, никогда не имели. Остается сделать одно, замкнуть блокаду – убрать Монаха, который принимает решения. Вас. Борн в ловушке. С ним покончено.

– Не я один принимаю решения. Он до них доберется.

– Если ему это удастся, они убьют его, едва увидят. Нет существа презреннее, чем человек-перевертыш, но чтобы признать его таковым, сначала нужны неопровержимые доказательства того, что он был вашим. У Карлоса они есть, он был вашим, его происхождение – самое примечательное из всего, что есть в досье «Медузы».

Старик нахмурился. Он боялся, но не за свою жизнь, а за что-то бесконечно более важное.

– Вы не в своем уме. Доказательств не существует.

– Там было одно упущение, ваше упущение. Карлос скрупулезен, его щупальца дотягиваются до самых укромных местечек. Вам был нужен человек из «Медузы», человек, который существовал и пропал. Вы выбрали человека по имени Борн потому, что обстоятельства его исчезновения были изъяты, вымараны из всех существующих документов – так вы полагали. Но вы не приняли во внимание просочившихся в «Медузу» агентов Ханоя: такие сведения существуют. 25 марта 1968 года Джейсон Борн был казнен офицером американской разведки в джунглях Тамкуана.

Монах подался вперед, ему осталось только одно – последний жест, последний вызов. Европеец выстрелил.

Дверь особняка открылась. Шофер, стоявший в тени крыльца, улыбнулся. Помощника из Белого дома провожал старик, живший в «Тредстоун», тот, которого называли Яхтсменом. Убийца понял, что можно не беспокоиться. Трехсекундное ограничение снято.

– Спасибо, что к нам заглянули, – сказал Яхтсмен, пожимая гостю руку.

– Благодарю вас, сэр.

Это были их последние слова. Шофер прицелился из-за кирпичной ограды и дважды нажал на спуск, приглушенный звук был почти неразличим на фоне миллиардов отдаленных городских шумов. Яхтсмен упал навзничь. Помощник из Белого дома оседал, схватившись рукой за грудь. Шофер обежал кирпичное ограждение, взбежал по ступеням и подхватил грузно свалившееся тело Стивенса. Поднял и закинул в прихожую рядом с Яхтсменом. Потом оглядел изнутри тяжелую стальную панель двери. Он знал, что искать, и нашел. Вдоль верхней перекладины проходил, исчезая в стене, толстый кабель, выкрашенный под цвет дверной коробки. Придержав дверь, шофер поднял револьвер и выстрелил в кабель. За звуком выстрела последовала вспышка короткого замыкания. Камеры безопасности вырубились, все экраны погасли.

Он открыл дверь, чтобы подать сигнал. В этом не было необходимости: европеец быстро пересекал тихую улицу. В считанные секунды он преодолел ступени и, вбежав в дом, оглядел прихожую и коридор – дверь в конце коридора. Вдвоем они сняли с пола прихожей ковер. Европеец просунул его между дверью и косяком, оставив небольшой зазор. Страховочные засовы не сдвинулись. Дублирующие сигналы тревоги включиться не могли.

Они стояли молча, готовые к немедленному действию. Оба знали, что если их ждали неожиданности, то в ближайшее время. О них возвестил звук открывшейся наверху двери, вслед за которым с лестничной площадки послышался голос, явно принадлежащий образованной женщине:

– Дорогой! Я только что заметила, что эта чертова камера погасла. Пожалуйста, проверь, в чем дело. – Последовала пауза, потом вновь тот же голос: – Впрочем, почему бы не сказать Дэвиду? – Вновь пауза и снова голос: – Не беспокой Иезуита, дорогой. Скажи Дэвиду!

Шаги. Тишина. Шорох одежды. Европеец следил за лестницей. Свет потух. Дэвид. Иезуит… Монах!

– Займись этой! – крикнул он шоферу, резко повернувшись и махнув пистолетом в сторону двери в конце коридора.

Человек в униформе кинулся вверх по лестнице. Раздался выстрел. Из мощного оружия без глушителя. Европеец посмотрел наверх: шофер держался за плечо, пиджак намок от крови. Вытянув руку с пистолетом, он несколько раз выстрелил в сторону лестничной клетки.

Дверь в конце коридора распахнулась. Держа в руке папку с досье, в проеме замер ошеломленный майор. Европеец выстрелил дважды. Гордон Уэбб изогнулся назад, посреди шеи у него зияла дыра, бумаги из папки опадали на пол. Человек в плаще взбежал наверх к шоферу. На перилах повисла седовласая женщина, кровь сочилась у нее из головы и шеи.

– Ты как, в порядке? Идти можешь? – спросил европеец.

Шофер кивнул.

– Эта сука разнесла мне полплеча, но я управлюсь.

– Должен управиться, – приказал старший, сдирая с себя плащ. – Надевай. Тащи сюда Монаха! Быстро!

– Господи!..

– Карлос хочет, чтобы Монах был здесь!

Раненый неловко натянул плащ и спустился по лестнице мимо тел Яхтсмена и человека из Белого дома. Осторожно, корчась от боли, он отворил дверь и вышел на крыльцо.

Европеец, придерживая дверь, наблюдал за шофером, чтобы убедиться, что он в состоянии выполнить задание. Он был в состоянии. Бык, все потребности которого утолял Карлос. Шофер перенесет тело Дэвида Эббота обратно в особняк, по пути, конечно, придерживая его так, словно помогает пожилому пьянице, на случай, если по улице кто-нибудь пройдет. А потом как-нибудь остановит кровотечение, чтобы перевезти тело Альфреда Джиллета через реку и утопить в болоте. Люди Карлоса на такое способны, они все быки. Недовольные быки, которые нашли то, что им нужно, в одном человеке.

Европеец повернулся и пошел по коридору: предстояло еще одно дело. Надо было захлопнуть клетку за человеком по имени Джейсон Борн.

Он нашел больше того, на что можно было надеяться, невероятный подарок – готовое досье. Там были папки со всеми шифрами и способами связи, когда-либо применявшимися мифическим Каином. Теперь уже не таким мифическим, подумал европеец, собрав все бумаги. Мизансцена была готова, четыре трупа расположены в мирной, элегантной библиотеке. Дэвид Эббот запрокинулся в кресле, в глазах застыл ужас. У его ног лежал Эллиот Стивенс. Яхтсмен свалился на стол с перевернутой бутылкой виски в руке. Гордон Уэбб растянулся на полу, вцепившись в свой портфель. Что бы здесь ни произошло, все указывало на то, что это произошло неожиданно: разговор был прерван внезапной стрельбой.

Европеец кружил по комнате в замшевых перчатках, любуясь своим произведением. Он отослал шофера, вытер каждую дверную ручку, каждую щеколду, каждую глянцевую деревянную поверхность. Пора нанести последний штрих. Он подошел к столику, на котором стояло серебряное блюдо с коньячными бокалами, взял один и поднес его к свету. Как он и ожидал, стекло было чистым. Европеец поставил бокал и вынул из кармана небольшую плоскую пластиковую коробочку. Открыв ее, вынул полоску прозрачной ленты, которую тоже рассмотрел на свет. Вот они, отчетливые, как портреты, – ибо они и были портретами, такими же достоверными, как фотография.

Они были сняты с бокала из-под минеральной воды из кабинета в банке «Гемайншафт» в Цюрихе. Отпечатки пальцев правой руки Джейсона Борна.

Европеец взял коньячный бокал и с кропотливостью истинного художника приклеил к нему ленту, а потом аккуратно снял ее. Затем опять поднял стакан: в свете настольной лампы были видны мутноватые, безупречно запечатлевшиеся отпечатки.

Он отнес стакан в угол и уронил на паркетный пол. Потом наклонился, изучил осколки, подобрал несколько, а остальные замел под портьеру.

Их было достаточно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю