Текст книги "Спасение (ЛП)"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 45 страниц)

Дело о благосклонности Алика. Америка, AD 2172

Четырнадцатого января, с вечера до полуночи, в Нью-Йорке мело так, словно сам сатана забыл закрыть за собой ворота в ад, отправляясь на вечеринку в город. «И, смею заверить, он повеселился на славу», – думал Алик, разглядывая изуродованный труп.

Покойница уже заставила его извергнуть прерванный ужин и испортить грядущий завтрак, пока он сверял с телом лист предварительного осмотра, полученный от топчущегося на месте преступления полицейского.

В нём было указано, что девушка была настоящей блондинкой – и это действительно было так. Корни волос никогда не врут. «Волосы вообще хорошо сохранились, – отвлечённо подумал Понедельник, – как и голова. А вот от её конечностей неизвестный психопат оставил, увы, немного».

Алик посмотрел на стену позади, превратившуюся, после убийства, в огромный натюрморт из заляпанных кровью ошмётков мёртвой плоти, торчавших из пробитых шрапнелью воронок.

Пока жертва стояла, кто-то использовал крупнокалиберный дробовик, чтобы убить её. Исходя из состояния тела, образованным предположением Понедельника было, что они сначала отстрелили ей руки, а только потом перешли к голеням. Выстрел, сорвавший с тела скальп, был последним. Возможно, к этому времени она ещё была жива, хоть и, хвала богам, была без сознания – благородя кровопотери и шоку.

– Вырвиглазный пиздец, блядь! – борясь с новой волной тошноты, Алик повернулся к детективу Саловицу.

– А я предупреждал, – улыбнулся тот. – Остальные, кстати, не скажу, чтоб выглядят сильно лучше.

Похожее на дохлую рыбу, лицо полицейского осветилось каким-то лихорадочным возбуждением, так что Понедельник предпочёл перевести взгляд обратно на мёртвую девушку.

– Но я вижу только одно тело, – нейтральным тоном заметил Алик.

Он прибыл всего через тридцать минут с того момента, как полиция Нью-Йорка ворвалась в квартиру после срабатывания всего комплекта тревожной сигнализации – соседние квартиры и датчики домашней безопасности сообщали, что были обнаружены стрельба, пожар и домашнее насилие.

Собственно убийства Алика интересовали мало – его попросили проверить некую цифровую проблему, возникшую в квартире. Тем не менее, обнаруженные в квартире останки нескольких человек дали ему законную возможность присутствовать и помогать полиции Нью-Йорка. Обоснованием его присутствия – если, конечно, у кого-то из полицейских найдётся храбрости спросить его об этом – были документы, по которым он был уполномочен оказывать кросс-юрисдикционные консультации, совершенно необходимые, если учитывать личность домовладельца.

– Агась, – кивнул Саловиц, – целое тело одно. Остальные, – он с довольной улыбкой обвёл рукой, – рассеяны повсюду.

Алик внимательно оглядел комнату. Это было большое пространство с продуманной планировкой в стиле ар-деко – вошедший посетитель словно переносился в 1920-е годы. Однако вся тщательно подобранная старинная мебель и аутентичные обои занимали только половину комнаты. И это было неудивительно – комната, с видом на Центральный парк, располагалась на семнадцатом этаже типичного, для Западного квартала, небоскрёба, и выходящая на парк стена была полностью из стекла – от пола до потолка.

Подойдя к окну, Понедельник полюбовался на отрывающийся из окна вид «на миллиард долларов» – на парк, уютно укрытый ослепительно-белым снежным ковром. При его приближении умное стекло изменило поляризацию, позволяя ему оглядеть огибающий здание идущий под окнами узкий карниз.

Оглядев его, он заметил множество следов на снегу.

– Эй, Как-тебя-там… Саловиц! – Алик повернулся к полицейскому. – Ты это видел?

– Чего? – спросил тот, прижимаясь жирным лбом к стеклу.

– Следы. Как я понимаю, их оставили три, а может даже четыре, прошедших здесь человека.

– Никто из соседей их не видел, – задумчиво кивнул Саловиц, – иначе бы здесь лежал его трупешник.

Понедельник невольно улыбнулся. Видит бог – он любил этого детектива, действительно любил. Неуклюжий толстяк со странными интересами был настоящим экспертом по теневой жизни города, постоянно посвящая любопытного Алика в тёмную подоплёку городской политической жизни.

Каждый раз, обращаясь к Саловицу, он удивлялся как точности его сведений, так и убогому языку, которым они были изложены. «Ах, если бы Саловиц не был настолько непроходимо туп во всём, что не касалось пересказа городских сплетен», – вздохнул Алик.

– Посмотри ещё раз. Скажи мне, куда ведут эти следы?

– Срань господня! – воскликнул полицейский, всплеснув толстыми ручками.

Следы, на которые показывал ему Понедельник, начались у каменной балюстрады и шли к стеклу. Только к стеклу – обратных следов не было.

– Преступники пришли из соседней квартиры, – сказал Алик. – Поднимай свою толстую задницу, собирай свои следственные манатки – и узнай, из какой квартиры они выбрались на карниз.

– Лады, – недовольно буркнул Саловиц. – Я уже нахлобучил нашего искина – пускай прошерстит все соседские квартиры на этаже.

– И тащи сюда экспертов – пусть поторопятся с фиксаций следов, пока их в конец не замело снегом.

– Ужо вызвал, – отмахнулся Саловиц, оглядываясь в поисках своего напарника – высокого и худого как жердь детектива Битцка.

Раздав указания, Алик повернулся к Николаю Кристьянссону, члену команды криминалистов, который сейчас занимался управлением стаей микродронов, похожих на улиток. Дюжина из них медленно скользила по ковру вокруг трупа – их молекулярные сенсоры опознавали и фиксировали частицы, с которыми они столкнулись.

– Вы уже опознали тело? – спросил Понедельник под ухом у погружённого в работу эксперта.

От неожиданности Кристьянссон подскочил, судорожно стаскивая с лица очки дополненной реальности. Выражение испуга в его глазах напомнило Алику о золотых школьных годочках, когда он так же шугал джокеров и ботанов из числа одноклассников.

– Ещё нет… – сбивчиво затараторил Кристьянссон. – Сначала я должен собрать все имеющиеся в помещении останки…

– Ты старший судебный эксперт, – оскалился Алик, – ты не должен выполнять всю работу сам. Пошли собирать останки какую-нибудь девочку с совочком, а сам пулей метнулся в лабораторию. И, наконец, опознай тело!

– Бегу, – мрачно сказал эксперт, не поднимаясь, впрочем, с колен. – Думаешь, то, чем я сейчас занят, можно доверить помощникам?

– Просто сделай то, о чём тебя просят, лады? – с нажимом произнёс Понедельник, уходя.

Даже спиной он чувствовал недовольный взгляд Кристьянссона. Эксперт официально числился в подотчётном мэрии Манхэттенском агентстве по судебной экспертизе, но зарплату ему платили друзья вашингтонских друзей, так что Алик был уверен: покочевряжившись и повозмущавшись для вида, он выполнит указания.

Сделав несколько шагов по направлению к выходу, Понедельник постарался привести в порядок мысли. Его направили сюда для расследования попытки цифрового взлома, имеющей неожиданно большое значение для его работодателей. Разъясняя задание, они дали понять, что сопутствующие взлому убийства их не волнуют.

В последнем, впрочем, Алик не был уверен. «Вы просто не видели то, что вижу я», – подумал он, окидывая взглядом окровавленный обмылок тела блондинки, который пара коронеров как раз упаковывала в трупный мешок.

Квартира, в которой всё происходило, являлась частным порталом, принадлежавшим Кравису Лоренцо, старшему партнеру в Anaka, Devial, Mortalo & Lorenzo (упомянутый в названии Лоренцо был отцом Крависа), нью-йоркской юридической фирме очень высокого класса.

Настолько высокого, что одним из её клиентов являлось министерство обороны США, что, в свою очередь, являлось причиной интереса к фирме со стороны спецслужб Вашингтона, которые и зафиксировали проникновение через портал в офис юридической фирмы и последующую за ним попытку взломать чрезвычайно защищённые файлы Министерства обороны.

Алик вышел из комнаты с видом на парк через обычную дверь в общий коридор – мрачный и длинный, с выходящими в него дубовыми дверями, ведущими в обставленные под старину комнаты – гостиную, кухню, спальню, служебные помещения, а также наружу – в Нью-Йорк и другие места, куда вели расположенные за дверями порталы. Жилая часть семейного дома Лоренцо была рассредоточена по всей Солнечной системе.

Сейчас в коридоре было людно – там жужжала целая эскадрилья беспилотных летательных аппаратов, обследующих сенсорами стены, под руководством трёх подчинённых Кристьянссона, вместе с тремя обычными полицейскими, обеспечивающими физическую защиту места преступления. Там же находился и Саловиц, втолковывающий что-то своему напарнику, долговязому детективу Битцку.

Увидев Алика, детектив моментально расплылся в улыбке, словно они не виделись, по меньшей мере, неделю. И, плавно перекатившись поближе, зашептал:

– Полицейский искин проверил доступные данные, и знаешь что нашёл? Одного из соседей нет дома! Я звякнул этому Чен-тао Боррего – и что? Он находится в клинике Саскачевана, где лечится теломерами. Он торчит ужо дней десять и будет ещё столько же торчать. Я пока не получил подтверждение от местной полиции – но нутром чую, что крендель не врёт…

– Значит, всё это время его квартира пустовала? – Алик жестом остановил поток лишних подробностей.

– Ага! – воскликнул Саловиц. – Я ужо отправил прошвырнуться там парочку патрульных!

– Хорошо, – кивнул Понедельник. – Что-то ещё есть?

– Конечно! – всплеснул руками толстяк. – Луна! Вот, зазырь! – добавил он, увлекая Алика в сторону одного из порталов.

Понедельнику никогда не нравилось находиться в поле низкой гравитации – привычный шаг превращался в вихляющую, клоунскую походку, словно он был перебравшим алкоголя ребёнком. Это было неправильно. Это раздражало.

Вот и сейчас, сделав один шаг, он неожиданно сильно оттолкнулся от покрытого чёрным паркетом пола и перелетел через добрую половину комнаты. С трудом подавив тошноту, Алик огляделся.

Лунная комната Лоренцо была пятнадцатиметровым куполом в кратере Альфонса. Слева от входа располагалось большое, роскошное джакузи, пузыри которого неестественно медленно поднимались в прозрачной воде. Дальше стояли выполненные в греческом стиле амфоры, обвитые растущими из них фикусами, которые разрослись из-за низкой гравитации в настоящие джунгли.

Понедельник поднял взгляд и увидел, прямо над головой, полумесяц Земли, сияющий сине-белым великолепием. Прекрасный, удивительный… близкий и далёкий одновременно. Было что-то неправильно в том, что Земля находилась одновременно на расстоянии в 384400 километров, и одного шага – базовая логика человеческого мозга восставала против квантовой пространственной запутанности.

«Нужно просто подождать, – подумал Алик. – Сформировавшиеся за 200000 лет инстинкты не могут измениться за одну ночь».

Опустив взгляд, он оглядел десятки одинаковых куполов, разбросанных по поверхности кратера, достаточно далёких друг от друга, чтобы происходящее внутри нельзя было разглядеть без телескопа.

И хмыкнул.

Половина курортных объектов на Луне предположительно использовалась для секса. Как только Сопряжение открыло для свободного доступа Солнечную систему, люди узнали, что прелести чудес секса в нулевой гравитации, о котором так долго пели дифирамбы писатели-фантасты, были значительно преувеличены.

Не вдаваясь в подробности, можно заметить, что самолёт, на котором первые астронавты учились переносить невесомость, называют «Рвотной кометой» не без причины. Тогда как секс в условиях низкой гравитации – действительно великолепен.

Именно поэтому Лоренцо и оборудовал свой траходром справа от портальной двери. Сейчас эта огромная, многоместная кровать была ограждена мигающей красными огнями сигнальной лентой – как место преступления. Стоящий около кровати полицейский кивнул, узнавая Алика.

– Держитесь, по крайней мере, в двух метрах от тела, сэр. Место ещё не обследовано. Команда минёров должна прибыть через двадцать минут.

Понедельник кивнул, приподнимая ленту.

Первое, что он заметил, разглядывая тело, – по происхождению покойник был италоамериканцем. Ну или, по крайней мере, имел какие-то средиземноморские корни. Его смуглое лицо выглядело совершенно неповреждённым, как, впрочем, и ноги с бёдрами. Тогда как торс представлял собой кучу перемолотой красной мякоти, висящей на полупрозрачном клубке вещества, похожего на серый туман.

Вытекшая из тела кровь пропитала простыни, собравшись в огромную лужу под кроватью.

Алика заинтересовали руки – выстрел, уничтоживший торс, отделил их от тела, раскидав в разные стороны. Одна рука лежала на стоящем около дивана кресле, сжимая в окоченевших пальцах напечатанный на заказ пистолет-дробовик с автоматической подачей патронов, который, если судить по диаметру ствола в восемь сантиметров, покойный использовал, чтобы убить женщину в комнате с окнами на Центральный парк.

Это было вполне обоснованное предположение, если учесть, что вторая рука, лежащая на полу возле кровати, до сих пор сжимала в пальцах сорванный с головы женщины скальп, светлые волосы которой покрывала неизвестно чья запёкшаяся кровь.

– Монострел, – вздрогнул Алик. – Его убили из монострела.

Это оружие, не представляющее ничего особенного в техническом плане, внушало ужас. Технически говоря, это обычная электромагнитная пушка, обеспечивающая плавное ускорение снаряда. Необычными были заряды для этого оружия – представляющие собой нестабильные мотки невероятно плотно намотанных спиралей из мономолекулярной нити, которые при ударе расширялись наружу, разрезая цель тысячами острейших бритвенных лезвий, хаотично двигающихся во всех направлениях.

Странная полупрозрачная взвесь, окружающая торс жертвы, собственно, и была облаком распушенных мономолекулярных нитей. Алик знал: сунь он туда руку, его плоть будет нарезана тонкими слайсами, словно карпаччо.

И это не могло не пугать. Если во время выстрела от клубка отделилась какая-то мононить, дрейфующая сейчас по воздуху, то вдохнув её, он обрекал себя на медленную, мучительную и неотвратимую смерть.

Отдав команду своему электронному ассистенту заснять место убийства, Алик отошёл подальше от тела. И принялся разглядывать купол, изучая всплывшую в поле зрения справку.

Из её данных следовало, что прозрачный купол состоял из нескольких слоёв. Обе внутренние оболочки представляли собой искусственный сапфир, за которым следовало обогащённое углеродом стекло для поглощения излучения. Затем шёл ещё один слой сапфира. Потом ещё один радиационный барьер. Два слоя регулируемых световых фильтров, чтобы обеспечить защиту от яростного потока солнечного света во время двухнедельного лунного дня, и внутренний теплоизоляционный слой для сохранения тепла в течение столь же долгой лунной ночи.

Последним шёл внешний защитный слой сапфира, который принимает на себя все удары микрометеоритов размером с песчинку. Если бы появилось что-то большее, скажем, размером с гальку, то внутренние слои, конечно, поглотили бы всю кинетическую энергию. Снаружи это столкновение оставило бы требующий заделки черкаш, но находящиеся внутри купола люди могли продолжать сидеть в джакузи.

Алик припоминал статистику, из которой следовало, что отдых на одном из тропических пляжей Земли в течение дня был значительно опаснее – если учитывать солнечные удары, риск получения меланомы, гибели от цунами и падения кокоса на голову.

– Засандалил с первого раза, – умильно сложив пухлые ручки, сказал Саловиц. – Убивец, мамой клянусь, был очень крут! А жертва – лошара. Успел шмальнуть дважды – и оба раза мимо!

Алик повернул голову в указанном Саловицем направлении. На внутренней сапфировой оболочке купола светились два белёсых кратера, вокруг которых видна широкая паутина трещин.

– А купол дохуя прочный, – продолжил восторгаться полицейский. – Гляжу я, его едва поцарапало.

– Естественно, – мрачно произнёс Понедельник. – Строители хотят, чтобы их клиенты были в безопасности.

И повернулся обратно к жертве.

– Можно предположить, что любой, достигший высокого положения в обществе человек, несомненно, осознаёт последствия своих поступков и может предвидеть развитие событий, – задумчиво сказал он. – Мистер Дробовик не исключение. Он убивает женщину в Нью-Йорке, после чего бежит сюда, чтобы… что?

– Над этим мы как раз и задумывались, – вздохнул Саловиц. – Нема версий пока что.

– Можно предположить, что он спасался от вооружённого монострелом человека, – проговорил Алик.

– Допустим, – важно кивнул полицейский. – И что из этого следует? – спросил он, явно кому-то подражая.

– Этого я пока сказать не могу, – в свою очередь развёл руками Понедельник. – Нужны ещё данные.

– Тады идём дальше! – с энтузиазмом экскурсовода воскликнул Саловиц.

Следующим был Марс, западный край горы Олимп, в двадцати двух километрах над ржавой песчаной пустыней, где геологические часы замерли сто миллионов лет назад, обрекая остатки мира на бесплодное угасание. Комната, в которой они оказались, была одной из сотен одинаковых комнат, расположенных в пятиэтажной структуре кондоминиума.

Стеклянная стена, являющаяся, по сути, единственным украшением комнаты «с видом на море», была обращена к северу – к бесконечному пологому склону крупнейшего вулкана Солнечной системы, простирающегося до бритвенно-острого горизонта, как бесконечное плато.

Алик знал, что, собственно, сами марсианские моря из окна, к сожалению, не видны – они находились слишком далеко внизу, скрытые ширмой плоского, бледного неба. А ещё он знал, что статусных шлюх, которым принадлежала комната, это волнует в исчезающе малой степени.

Им просто нравилось название. И всё.

В остальном, что не касается отсутствующего моря, открывающийся из окна вид был неплох – стены кальдеры, сложенные из массивных выветрившихся камней, расступались, открывая вид на сам кратер.

Сейчас, правда, этот вид был испорчен широким мазком затвердевшей металлической пены, распылённой над окружённой трещинами большой дырой в прочном, как алмаз, армированном стекле. Распылившие пену роботы сейчас висели над запечатанным отверстием, готовые запенить вновь.

Большая часть мебели отсутствовала, вылетев в дыру в тот небольшой промежуток времени, пока она не была запечатана. Не успевшая улететь мебель сейчас лежала под окном, перемолотая в мусор.

Опасливо косясь на пенную пробку, Алик подошёл к окну и посмотрел вниз. В пятидесяти метрах внизу на ржавых песках лежало множество черепков, бывших совсем недавно бесценными вазами эпохи Мин.

И одно тело.

Сморщившись на всю доступную его отвердевшей плоти величину, Понедельник попытался представить себе детали убийства. Случившееся сильно отличалось от привычных ему стандартов: на Земле, после падения человека с высоты пятидесяти метров, нужно было всего лишь собрать совочком ошмётки и затереть лужу. Удар расколол бы каждую кость, заставив кожу лопнуть и забрызгать ошмётками плоти и дерьма по стенам.

На Земле – не на Марсе. С его-то гравитацией, равной одной трети земного стандарта, удар был слабее. Сравнимый с ударом машиной или качественным избиением в баре субботним вечером. Неприятным, болезненным, но и близко не смертельным. Оставляющим человека в сознании – и мучительной агонии.

Давление воздуха у вершины составляло всего семьдесят паскалей – практически полный вакуум, вытягивающей воздух из лёгких и заставляющий капилляры разрываться, превращая выдох в фонтан крови и лёгочной ткани, моментально застывающей в минус пятьдесят пять градусов по Цельсию, как и остальное тело жертвы.

«Определённо, это худший способ умереть, – подумал Алик. – Кто бы ни выбросил несчастного из окна, определённо, ненавидел свою жертву».

Нужно отдать должное полиции Нью-Йорка: около тела уже стояли фигуры в скафандрах, украшенных видимыми издалека буквами NYPD – они грузили тело на грузовую тележку.

– Осторожней там, труп хрупкий… – пробормотал Понедельник. – Бедняга не разбился при падении, так не разбейте его сейчас.

– То, что не убивает тебя сразу, – глубокомысленно изрёк Саловиц, – делает твою агонию жуткой.

Алик недоумённо покосился на доморощенного философа, но спросил о другом:

– Как ты думаешь, что отправило жертву в полёт? Это был не монострел.

– Шмаляли из отбойника, – веско сказал инспектор. – Может быть, два или три раза. Тутошнее стекло, с брильянтовым напылением, думаю, чертовски крепкая штучка. Я как считаю: ежели у тебя есть бабосики для покупки здесь хаты, то ты был бы круглым дурнем, если б не проверил, прочное ли стекло. Эксперты тут уже поковырялись и, кажися, подтверждают. След, грят, прямо виден. Слабый, потому что большую часть с воздухом высосало, но заметный.

– А этот, труп, это вообще парень?

– А как же? Они с убивцем сначала постреляли друг в друга в другой комнате, а потом наш бросился сюда. Вроде как сбежать решил. А убивец встал в дверях, прицелился и пристрелил его. Ну или не прицелился – пробойнику, вроде как, не нужна особая точность.

– А с какой комнаты он сюда прибежал?

– Со столовой. Она туточки, на Ганимеде.

На первый взгляд комната, расположенная на Ганимеде, была похожа на лунную: 15-метровый купол, полностью защищённый от излучения, с похожим на гриб с плоской верхушкой каменным столом посередине и двадцатью чёрными кожаными креслами вокруг него.

Понедельник обратил внимание, что спинки кресел откидывались – чтобы посетителям было удобно любоваться сияющим прямо над ними в миллионе километров ликом короля богов. Не выдержав, Алик откинул голову, любуясь Юпитером, который здесь не висел на небе.

Он и был небом.

Да, конечно, помимо него, на небе были другие луны и звёзды, но они просто не замечались на его фоне. Машинально Алик перекрестился, что вывело его из себя – можно вывести мальчика из Парижа, штат Кентукки, не потея, но попробуйте вывести южного методиста из мальчика.

Саловиц тем временем тыкал похожим на сардельку пальцем на жёлтые стикеры, наклеенные на стульях и столе.

– Это дырки от обычных, девятимиллиметровых пуль. Покойник с Марса шмалял по сюда, стоя в дверях.

Потом Саловиц повернулся и указал пальцем на красный стикер, светящийся на стене купола, прямо на нашлёпке из вспененного металла – попавший в стекло снаряд не пробил его, но параноидальные системы аварийной защиты закупорили каверну, укрепив стекло стяжками, на случай возможных трещин.

– Этот чувак, который тута сидел, схоронился за столом, так в него не попали.

– Полагаю, что при повреждении стены купола сработала сирена. Покойник с Марса испугался, – сказал Алик, обдумывая события, – и бежит, спасая свою жизнь, на Марс. Где её теряет.

– Точняк, – кивнул толстяк.

– Невероятно тупо. А вот скажи мне, любезный Саловиц, нет ли в доме какой-нибудь системы видеорегистрации?

– Нема следилок, – развёл руками инспектор. – Эти, которые богатые, страсть как не любят, когда кто-то может подсмотреть за тем, что творится у них дома.

– Так и не показывали бы никому, – пожал плечами Понедельник.

– Та не поможет, – вздохнул Саловиц. – Хакеры, хуякеры, дети, любовницы… кто-нибудь, да влезет. Ну или мы получим ордер. В общем, всё, что записали, рано или поздно посмотрит тот, кому не надо. Проще вообще ничего не записывать.

– Но безопасность… – попробовал возразить Алик.

– Граница на замке, – хохотнул инспектор. – Вход сюды охраняется сильнее, чем портал в Белый Дом, так что никто посторонний не пролезет. Так что внутре ужо можно резвиться вдосталь – усе свои.

– Хорошо, – кивнул Понедельник, и ему послышалось лёгкое потрескивание со стороны пломбы, запечатывающей каверну. – Что у нас дальше в шоу?

Хозяйская спальня находилась в Сан-Франциско, где-то на Пресидио-Хайтс, с окнами, смотрящими в сторону расположенного вдали моста «Золотые ворота».

Время в Сан-Франциско отставало от Нью-Йоркского времени на три часа, поэтому уличные фонари этого прекрасного города ярко светили в ночи, пока граждане направлялись в районы Марина и Миссия, чтобы разбрестись по барам.

Глядя на кровать, Алик впервые по-настоящему оценил роскошь жизни Крависа и Розы Лоренцо – широкий цилиндр, обтянутый чёрной кожей, основанием которому служил пружинный матрас, был заправлен несколькими слоями королевского пурпурного шёлка, кажущимися лепестками пурпурной розы.

Возвышающиеся над кроватью четыре столба, также обтянутые чёрной кожей, топорщились камерами, направившими на ложе свои насекомьи глазки.

– Нет камер, говоришь? – улыбнулся Понедельник, обходя кровать. – А это тогда что?

– Та они не пишут, – махнул рукой вверх инспектор, – только транслируют.

Алик поднял глаза. Потолок наверху представлял собой круглый экран, практически такого же размера, как матрас. Точнее представлял – до того, как выстрел из дробовика превратил его в розетку из стеклянных кинжалов и снег из разбитого хрусталя на простынях. Обшитая чёрной кожей стена за кроватью тоже представляла собой экран – покрытый сейчас оспинами от срикошетивших дробинок.

Пройдя за кровать, Понедельник с улыбкой посмотрел на пару дежурных копов, которые открывали ящики тумбочки, и ухмыльнулся фармакологическим и электрическим средствам, используемыми Лоренцо при исполнении семейных обязанностей. Увидев вошедшего Алика, они вскочили, с видимым сожалением задвинув ящики с сокровищами.

Саловиц театрально взмахнул ручкой, и один из полицейских сорвал одноразовую простынь, которой коронер прикрыл труп. Понедельник сделал шаг вперёд, чтобы лучше разглядеть тело.

Покойный был темнокожим мужчиной, скорее всего, африканцем, вскрытым, как консервная банка – кто-то нанёс чудовищный удар по его голове, в районе рта, в результате чего челюсть стала свисать на тонкой полоске кожи. Основываясь по размеру и глубине раны, Алик решил, что это было сделано топором, а не мачете, или мечом.

«Удар такой силы способен нанести только впавший в боевое безумие викинг, – подумал он, рассматривая разрез. – Обычному человеку на это просто не хватит силы».

Рядом с телом лежало современное скорострельное ружьё, идентичное тому, из которого стреляли на Луне.

– Мистер Вскрытый… – начал Саловиц и замолчал, не зная, что сказать.

– …был в той же команде, что и мистер Дробовик, – пришёл ему на помощь Алик. – Кто из криминальных боссов вооружает своих парней такими пушками? Ты знаешь таких людей из числа банд Нью-Йорка?

Заданный им вопрос был во многом риторическим: он уже успел дать команду подчинённому ему искину ФБР искать в базе банды, вооружённые подобным оружием. Такое оружие не было рабочим инструментом – это статусный предмет, навроде маршальского жезла, напоминающий окружающим, что вы больше не пехотинец.

У бандитов всё просто: чем выше ранг, тем больше пушка.

– Не-а, – отозвался Саловиц, – в первый раз вижу.

– Распечатано аккуратненько, ничего не скажешь, – продолжил Алик. – Изготовитель должен быть опытным оружейником. А поскольку это скорострельная пукалка, патронов нужно много.

– А до меня доходит, куды ты клонишь, – расцвёл детектив. – К тому, что патроны нужно постоянно дозаказывать, да? А у нас, в Нью-Йорке, запрещено производство усих опасных или токсичных соединений.

– Пока запрещено, – мученически вздохнул Понедельник. – Двадцать восьмая не за горами.

– Агась, – пожал плечами Саловиц. – Двадцать восьмая грядёт, и мы, как все прогрессивные люди, готовимся к новому порядку. Я, например, на бумажную работу перевожусь, к чертям собачьим улицу.

Алик кивнул. Как и все агенты ФБР, он ненавидел Двадцать восьмую поправку: право всех граждан США фабриковать для себя всё, что они пожелают, если это не угрожает жизни или свободе других людей или если они не собираются использовать это для свержения правительства.

Поправка пока что не была ратифицирована, но это лишь вопрос времени. NRA – Национальная стрелковая ассоциация США, объединившись с AFA – Американским Производственным Альянсом, нагнули Вашингтон раком, заставив радикально изменить законодательство. В результате продавленной ими Двадцать восьмой поправки любой честный гражданин мог покупать и обрабатывать любые материалы, если, конечно, они не использовались для изготовления оружия.

После ратификации поправки члены Альянса могли свободно продавать гражданам любое сырьё в любом количестве, а члены стрелковой ассоциации – печатать себе всё, что заблагорассудится, не привлекая внимания полиции.

Отдельные штаты уже успели интегрировать Двадцать восьмую поправку в своё законодательство, и скоро в Нью-Йорке не нужно будет получать разрешение на использование чего-либо, за исключением, разве что, урана или нервно-паралитических газов.

Это в перспективе сильно усложняло работу для правоохранительных органов. По мнению Алика, Двадцать восьмая поправка создаст серьёзные неприятности на ближайшее будущее, и всё потому, что политики среднего уровня являются жадными до лоббистских выплат недоумками без совести, ответственности и морали.

Ещё раз вздохнув, Алик поднял глаза на выбоину в потолке, оставшуюся от попадания пули. Дыра выглядела так, будто её оставил выстрел, выпущенный вертикально вверх с кровати, где сейчас лежал распотрошённый мистером Берсеркером мистер Вскрытый.

«Они тут что, кувыркались в кровати? – подумал Понедельник, пытаясь реконструировать происшествие. – Или Вскрытый случайно выстрелил, будучи функционально мёртвым? А что в это время делали другие гости портального дома?»

– Куда делся его убийца? – произнёс он, накидывая простыню на то, что осталось от лица мистера Вскрытого. – Куда ушёл мистер Берсеркер?

– Его тута нет, – задумчиво сказал Саловиц. – Значится, он ушёл из спальни!

– Браво, Шерлок! – воскликнул Алик. – Это же гениально!

Инспектор обиженно засопел.

– Сколько всего в доме комнат? – продолжил Понедельник. – Сколько я ещё не видел?

– Половину, – сухо ответил Саловиц. – Мы, типа, на полпути.

– Радует. Несказанно, – в тон ему произнёс Алик.

Детская спальня располагалась в Пекине. Перед входом Понедельник заколебался – у Крависа и Роуз Лоренцо было двое детей: Бейли девяти лет и Суок двенадцати лет, и ему совершенно не хотелось рассматривать их трупы.

– Усё в порядке, – сказал Саловиц, догадавшись о причине медлительности Алика. – Трупов нема.

Вид, открывающийся из окна Пекина, был невероятно впечатляющим – множество небоскрёбов всех цветов и форм заполняли видимое пространство на сколько хватало взгляда. И каждый светился – яркими, неоновыми цветами. Даже после заселения четырёх экзопланет системы Траппист[1], терраформированными китайским правительством, и иммиграцией на уровне «плотину прорвало», население Пекина по-прежнему превышало двадцать пять миллионов.

Конечно, панорама Пекина была совершенно не тем, что Алик мог рекомендовать созерцать детям после пробуждения каждое утро. Но поскольку, по выражению одного из младших племенников, он был «дядюшкой, от которого плохо пахнет», судить он не стал.