Текст книги "Дракула против Гитлера (ЛП)"

Автор книги: Патрик Шейн Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

В такие моменты я проклинал свою внешность. Прискорбно признаться, но это факт: выгляжу я лет на десять моложе. Ну хорошо, ну может быть, на пять. Для меня вовсе не редкость, когда в пабах у меня просят предъявить какие-нибудь доказательства или документы о том, что я совершеннолетний, и при каждом знакомстве с женщиной, ох… Блин! Если бы я получал монетку в 2 пенса всякий раз, когда какая-нибудь хорошенькая женщина спрашивала меня: «Сколько тебе лет, дорогуша?»

– я был бы богат, как Фарук [король Египта и Судана в 1936–1952 годах].

«Можно направить силу ударов Сопротивления на другую часть Румынии, не затрагивая, таким образом, Брашов и его окрестности, оставив их в покое, пока отсюда не уйдут немцы».

Ван Хельсинг посмотрел на меня, как мне показалось, только с уважением. Я продолжил: «Ведь наша общая цель, и ваша, и моя, в том, чтобы усложнить жизнь врагу, верно? Это обязательно должен быть Брашов? Мы могли бы сделать мишенью наших атак нефтяные месторождения в Плоешти или начать мешать поставкам хрома из Турции, которые имеют огромное значение и для румынской, и для немецкой военной машины. Врагу можно нанести немалый ущерб и в других регионах вашей страны».

Наступила минутная тишина, когда все они стали обдумывать мое предложение. Я затаил дыхание, и не только из-за табачного дыма, висевшего в воздухе, как будто мы плыли в каком-то дирижабле.

«Мне кажется, это идеальный выход из положения». Ван Хельсинг поджал губы и кивнул. «Честь и хвала нашему британскому союзнику».

Даже Анка отнеслась с большим интересом, как мне показалось, к моему предложению. Она кивнула, нахмурившись, задумавшись над ним.

«И мы могли бы взять вампира с собой», поднажал я. «И он сможет, таким образом, либо доказать свою ценность – либо нет. И вам не придется мириться с его присутствием, если он вам так ненавистен».

К моему удивлению, они ответили положительно. Я едва обратил внимание на ход дальнейшего обсуждения этого вопроса между ними, потому что внутри меня, в голове моей, как будто стал бегать какой-то малюсенький карлик, делая бешеные круги и крича: «Получилось! У меня получилось!» Я только что поднес спичку к огню, который хотел разжечь Черчилль в этой части Европы. Несмотря на мои предыдущие неудачи, я все-таки начал выполнять поставленную передо мной задачу и оправдывать обещания, которые Габбинс увидел в том бесхитростном мальчике в клубе Сент-Джеймс. Мне не терпелось сообщить о своем триумфе в штаб-квартиру.

Конечно, у меня не было передатчика, и осознание этого факта вновь вернуло меня к разговору.

Обсуждение продолжилось тем, что они стали анализировать процедурные, тактические и материально-технические вопросы. Я воздержался от комментариев, решив, что свою часть задачи я выполнил, и решив не искушать судьбу. Честно говоря, я боялся выйти за рамки своей компетенции.

Пока они это всё обсуждали, я мысленно вновь вернулся к вопросу, что могло происходить наверху, этажом выше меня, с Люси и вампиром. Чем они там занимаются?

Наконец, был достигнут консенсус. Договорились, что Анка будет продолжать следить за Рейкелем и немецкими оккупантами (как их теперь стали называть). Фаркаш и Павел распространят приказ среди местных партизанских ячеек, чтобы они как можно скорее прекратили активные действия, но сохраняли готовность своих членов.

Мы с Люси должны были заняться диверсионными акциями на юге, а ее отец останется в Брашове, стараясь сохранять и поддерживать силы местного Сопротивления, насколько это возможно. Когда я услышал слова о вынесенном решении о том, что я буду действовать в паре с прекрасной Люсиль, голова у меня закружилась, словно меня затянуло в какой-то гигантский ментальный водоворот, и я будто потонул в омуте эротических наслаждений.

Я пришел в смятение, меня охватил трепет оттого, что я, наконец, приступил к выполнению своего боевого задания, сделав первый шаг навстречу своей судьбе, выполняя свое поручение и вступая в войну уже лично. И причем вместе с Люси, моей возлюбленной. Я закрыл глаза на ее короткое общение с вампиром у Михая.

Когда я увидел их вместе, честно говоря, я приревновал ее за ту заботу, которую она к нему проявила. Но я отбросил в сторону свою ревность – это правда, я действительно ее чувствовал – и успокоил себя тем очевидным фактом, что это просто невозможно, чтобы такое порождение древности, как он, и такая яркая, полная жизни и света девушка, как моя дорогая Люси, вообще и в принципе могли иметь что-то общее между собой, а тем более нечто хоть отдаленно похожее на связь, которая обнаружилась между Люси и мною. Она взяла на себя передо мной определенные обязательства, пусть, может, и плотские, но которые будут только усиливаться в ходе нашей любви. Я с нетерпением смотрю в наше общее будущее, с таким предвкушением, какое редко бывало в моей жизни. Я жажду приключений, жажду их начала.

Я подумал о том, чтобы подняться наверх, сразу же, как только мы вернемся в дом Ван Хельсинга, постучать в ее дверь и снова войти в это гнездышко наслаждений.

Я представил себе ее сонную улыбку, приветственный поцелуй и теплое приглашение в постель, уютную негу под одеялом и эротическое сплетение обнаженных тел.

Но я сдержал этот порыв. Мне не хотелось быть грубым, казаться необузданным, а может, даже каким-то озабоченным. А кроме того, существовала возможность, что я поднесу спичку к пороховой бочке, которую представлял собой характер Люси. Она была вспыльчивой натурой, как и большинство женщин, непредсказуемой и бурной. Минное поле эмоций, на которое я, в данный момент, не осмелился бы рискнуть вступить, из-за страха потерять конечности и придатки. Любой из них, если вы понимаете, что я имею в виду.

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

После встречи у Михая ячейка разошлась, и все уходили разными маршрутами, каждый через определенные промежутки времени, соблюдая осторожность.

Харкер с Ренфилдом отправились вместе с Анкой. Она попросила британского агента разведать обстановку и самому ознакомиться с замком Бран, поскольку теперь он стал штабом эсэсовцев. Кроме того, у нее для него имелись кое-какие документы, добытые у связного мотоциклиста румынской армии, и ему нужно было с ними ознакомиться и определить, представляют ли они какую-либо ценность для его начальства.

Харкер решил взять Ренфилда с собой, но сержант, что было ему не свойственно, засопротивлялся. Его пришлось физически увести от Дракулы, которым он, похоже, был просто зачарован. Харкер был также, по-видимому, раздосадован тем, что ему пришлось оставить вампира с Люсиль, но подчинился, как хороший солдат.

Люсиль ушла вместе со своим отцом и Дракулой. Она чувствовала какое-то смутное и бурное волнение, нараставшее внутри нее, видя, как вампир шагает впереди нее с почти кошачьей грацией. Она не стала анализировать это чувство, а лишь предалась ему, так как не чувствовала себя так уже давно, с подросткового возраста, с периода своих девичьих влюбленностей в кинозвезд. Она вспомнила свою коллекцию открыток, когда она с замиранием сердца теряла голову над Виктором Вина и Жаном Анджело [французские актеры].

«Вы говорили о переменах», обратился Дракула к отцу Люсиль. «Но не рассказали мне о переходе от патриархального к матриархальному правлению».

«Не понимаю, о чем вы», сказал ее отец.

«Когда женщины свергли власть мужчин?», спросил Дракула.

«Этого, уверяю вас, не произошло», вмешалась Люсиль. «Пока что, по крайней мере».

«Тогда почему этой сварливой ведьме позволено командовать?», Дракула посмотрел на нее и ее отца в поисках ответа. «Война – это испокон веков мужское дело».

«Мужское?» Люсиль посмотрела на вампира, нахмурив лоб. «Сопротивление – это дело всех и каждого».

«Анка – способная и убежденная партизанка. Зачастую она шумная, дерзкая и упрямая, но более чем способная и толковая», ответил отец.

«Способней, чем вы?», спросил Дракула.

«Она пользуется доверием местных жителей», сказал Ван Хельсинг. «Я живу здесь уже почти полвека, и они до сих пор называют меня “голландцем”, “иностранцем”.

А Анка – она для них своя. Ее семья живет в этой долине испокон века, уже многие поколения. Она тут своя. А я нет».

«И все равно, война не для женщин. Их чувствительность не приспособлена к суровым реалиям войны».

«Я бы не согласилась», сказала Люсиль. «И вообще-то, мне кажется, вам предстоит еще многое узнать о современных женщинах».

«Боюсь, я вас обидел», ответил ей Дракула. «Мне очень хочется узнать все, чему вы можете меня научить. Но биологические императивы отрицать нельзя».

Люсиль решила пока на время оставить этот спор. Ей не хотелось раздражать вампира. Почему, она сама не могла сказать.

Когда они шли по пустым улицам, Дракула остановился на месте, где блестела брусчатка, недавно политая водой.

Дракула обменялся взглядом с профессором.

«Я попросил Михая послать сюда наших людей, чтобы они здесь прибрались», заметил Ван Хельсинг. «И увезли трупы. Они исчезнут без вести».

«За эту землю многие сражались веками», сказал Дракула. «Валахи, саксы, турки. Во всей стране нет ни метра земли, которая не была бы орошена человеческой кровью – патриотов или захватчиков». Он покачал головой, и они продолжили путь к машине, которая была забрызгана грязью после вчерашней поездки.

Люсиль села за руль, а ее отец – на сиденье рядом с ней, описав ей краткое столкновение с двумя нацистами и расправу с ними. Дракула ехал сзади с привилегированным видом властителя. Она взглянула в зеркало заднего вида, и Дракула поймал ее взгляд. Он сделал преувеличенный вариант того самого жеста рукой, которым ее загипнотизировал, и игриво улыбнулся.

Люсиль невольно улыбнулась. Он так отличался от персонажа, изображенного в Книге, в фильмах, народных поверьях. Ей хотелось узнать его получше.

«Те женщины в вашем замке – они были вашими женами?», спросила она.

«Женщины в моем замке…?» Дракула нахмурился. «Вы слышали об этих женщинах где?»

«Узнала из Книги», ответила ему Люсиль.

«Из Книги… Что за Книга?», спросил он.

«Есть роман о вас… Не уверена, фантастика это или же…», она запнулась.

Отец спас ее: «Существует книга, весьма вольно трактующая события, связанные с нашим столкновением в Англии, с тем, что пережил Харкер в этой стране, и смешивает всё это со всяким фантастическим вздором», объяснил ее отец. «Написанная водевилистом».

«Было бы очень интересно сравнить твою версию событий с той, которая изложена в этой книге», предложила Люсиль. «И с вашей», сказала она отражению вампира в зеркале.

«Не могу даже представить себе более бессмысленного занятия, чем попытку сравнить вымысел с тем, что могло или же не могло происходить почти полвека назад», сказал Ван Хельсинг. «Давайте больше не будем касаться этой темы».

Последние слова были адресованы Люсиль. Она кивнула, но отец понимал, что тема не была закрыта. Его дочь была настырной, и не так просто отказывалась от того, что вызывало у нее интерес. А Дракула, как он заметил, разжег ее любопытство. Это его беспокоило. Нет, это его пугало.

Она вгляделась в лицо вампира. Это было резкое лицо, без сомнения, сильного человека, с орлиным носом, высоким лбом, густыми бровями, с копной волос, обильными кудрями, ниспадавшими на плечи, с довольно жестоких черт ртом, красными губами, широким подбородком и необычайной бледностью. В этих янтарных глазах был виден ум, ослаблявший ее общее чувство превосходства над большинством мужчин. Усы казались старомодными, но усиливали мужественность, исходившую от всего его вида. Ничего похожего на угодливость и вкрадчивость, как в исполнении Лугоши, не наблюдалось.

Ее удивили его руки. Это были не те руки, которые были описаны в романе, они не были грубыми и широкими, с короткими и толстыми пальцами, но длинные и артистические пальцы, как у пианиста, с которым она однажды была знакома. У него не было никаких длинных и острых ногтей и якобы росших на ладонях волос.

И хотя она читала, что у него изо рта пахло падалью, она не заметила ничего такого, когда они оказались близко друг от друга в ателье.

Но затем, посмотрев на его грудь, и имея некоторый опыт работы медсестрой у отца, Люсиль была поражена тем, что он, похоже, вообще не дышал. А что еще она ожидала увидеть? Она отругала себя. В конце концов, он же мертвец, не так ли?

Как только они приехали домой, они все втроем обосновались в библиотеке отца. Дракула стал бродить между полками, длинными белыми пальцами скользя по корешкам книг, как будто лаская ребра красивой женщины. Люсиль отправилась на кухню и приготовила тарелку с мясом и сырами. Она нарезала черный хлеб и принесла бутылку вина и три бокала.

Она поставила тарелку на низенький стол, стоявший в центре между тремя большими вольтеровскими креслами с подголовниками и кожаной кушеткой. Усевшись на нее, она чуть надкусила свой бутерброд, наблюдая за тем, как Дракула сел в одно из кресел и стал пролистывать что-то по анатомии. Ее отец тоже сел и посмотрел на вампира, как на дикую собаку.

«Вина?», предложила Люсиль. «Есть курица, ветчина, отличный сыр из Люксембурга, местный белый чеддер».

«Я не ем, спасибо», отмахнулся от ее предложения Дракула.

Она увидела, что отец посмотрел на пол, и наклонилась, подобрав с ковра лепесток борца. Увидев это и нахмурившись, он перевел взгляд на Люсиль и, похоже, уже приготовился задать вопрос. Она намеренно прервала возможные расспросы.

«Вина, папа?»

Она налила ему бокал, пока он делал себе бутерброд, задумавшись о чем-то, с отсутствующим видом. Люсиль наблюдала за ними обоими, не зная, чего именно она от них ожидала. Может быть, объяснения того, что произошло между ними тогда, сравнения легенды с реальными событиями, какого-то раскрытия истины, скрывавшейся за мифами и легендами.

Вместо этого произошло выяснение того, что произошло за то время, пока Дракула «отсутствовал». «Спал», по словам ее отца.

Профессор начал с бурской войны, продолжил испано-американской войной и закончил распадом Османской империи, что весьма порадовало бывшего князя Валахии.

Люсиль прервала его, коротко рассказав о теории социального дарвинизма и распространении демократии.

«Массы сами управляют собой», Дракула покачал головой. «Долго это не продлится. Массы это толпа, а она невежественна».

«Но мы просвещаем массы», возразила Люсиль.

«Просвещение не делает человека умным», сказал Дракула. «Невежество, намеренное невежество и умственная лень – вот характерные черты масс. Им нужны вожди.

Они жаждут лидерства и ничего не делают без вождей, объединившись путем общественного консенсуса».

Ван Хельсинг воспользовался этим моментом, чтобы описать процесс широкого распространения массового промышленного производства и его влияние на Европу и Соединенные Штаты. Он рассказал об изменениях, которые внес в общество автомобиль, о больших перспективах летательных аппаратов тяжелее воздуха.

Дракула, похоже, больше всего был поражен телеграфом и телефоном, особенно трансатлантическим кабелем – что можно говорить с другими людьми, находящимися на расстоянии сотен, если не тысяч километров, почти мгновенно.

В разговор вмешалась Люсиль, начавшая восторгаться потенциалом кино и радио; после чего она перешла к восторженным потокам похвал в адрес фонографа и звукозаписи.

Она вскочила было с места, чтобы это продемонстрировать, но отец остановил ее жестом руки.

«Это всё несерьезно», сказал Ван Хельсинг. «В другой раз».

И в своем профессорском стиле отец пустился в изложение обстоятельств Великой войны: газовые атаки, пулеметы, артиллерия, танки, хищные подводные лодки, миллионы погибших, почти семьсот тысяч трупов только при Вердене, вступление в войну Соединенных Штатов, изменившее соотношение сил, что привело к тяжелому, ненадежному и в конечном итоге не принесшему ожидаемых результатов миру.

Дракула слушал жадно, с любопытством, увлеченно, задавая острые вопросы.

Он выслушал описание русской революции, но отверг ее социалистические цели с еще большей горячностью, чем свое же собственное мнение о демократии: «Русские поклоняются своим царям, как иконам», сказал он. «Их тянет к безжалостному, сильному вождю, как пчелы не могут обойтись без матки».

«Еще один действующий биологический императив?» Люсиль улыбнулась, стремясь снизить едкость своего замечания.

Ее отец восторженно воспел Эйнштейна и попытался объяснить открытия этого гения, но Дракула явно запутался в глубинных философских сложностях, как в темном лесу. В конце концов он попросил прекратить обсуждение. «Всё это слишком мудрено для моего средневекового ума. Вы должны дать мне какие-нибудь книги для восполнения моих пробелов».

Ван Хельсинг согласился с ним и перешел к мировой депрессии, к тому, как Германия восстала из пепла Первой Мировой войны, к Гитлеру и его экспансионизму, к другим фашистским движениям, в Испании, Италии, и одновременно к быстрому проникновению японского империализма в Китай.

«Война. Война снова и снова. Человечество не меняется», размышлял вампир. «Эффективность его военных машин – может быть, но основной инстинкт убивать друг друга по причинам большим или малым никогда не перестает меня удивлять».

«Вы сами убили немало людей», отважилась Люсиль.

«Как правитель – да. Потому что я понял кое-что, что знали также и Кайзер, и этот ваш Гитлер, и Муссолини, император и премьер. Зачастую единственная возможность сделать так, чтобы все что-нибудь поняли – это свалить трупы в самую высокую груду, чтобы все могли ее видеть». Дракула пожал плечами, таким абсолютно человеческим жестом, что это даже смутило Люсиль.

Она отвернулась от него и заметила, что на противоположной стене уже показались лучи рассвета.

«Боже мой, уже утро», воскликнула она.

«Ты должна немного поспать, Люсиль», сказал ей отец, надеясь держать свою дочь на некотором расстоянии от вампира.

Люсиль озабоченно повернулась к Дракуле: «Вам же не нужно забираться… в гроб или что-то в этом роде?»

«Нет-нет». Дракула улыбнулся. «Но за комнату, где я смогу задернуть шторы, чтобы не проникал солнечный свет, я был бы очень признателен».

«Это можно устроить», ответил Ван Хельсинг. «Комната для гостей сгодится, не так ли, дорогая?» Люсиль кивнула в знак согласия.

«И могу ли я воспользоваться вашей библиотекой?», спросил Дракула. «Чтобы скоротать время. Книги всегда были моими добрыми спутниками. Они подарили мне многие часы наслаждения».

«Конечно». Ван Хельсинг улыбнулся. Он гордился своим собранием, и по праву, и подвел Дракулу к полкам.

«Посмотрим, посмотрим… может, стоит начать с «Майн Кампф». Это даст вам представление о нашем враге».

«С Фрейда!», воскликнула Люсиль, найдя его том и передавая его вампиру. «Чтобы по-настоящему понять и распознать ненавидящего самого себя солдафона».

«И кое-что из Шоу, позабавиться легким чтивом», добавил ее отец и передал книгу Дракуле.

«Тогда уж Герберт Уэллс», возразила его дочь. «И Оскар Уайльд! Вам понравится Уайльд». Она с воодушевлением принялась его искать и нашла среди стопок собрание его пьес.

«Так, немного [Джозефа] Конрада, Чехова, Тагора. Пруст?» Ван Хельсинг выхватывал книги с полок с такой же готовностью, как и его дочь.

«Пока нет», сказала Люсиль. «Но Джойс – конечно».

«Ах! Пиранделло!»

«Ибаньес!»

«Карел Чапек!»

«Ф. Скотт Фицджеральд!»

«Ремарк!»

«Кафка!»

«Грейвс!», выпалил в ответ ее отец. «Жизнь Фишера!»

«Джойс!»

«Ты уже вытащила Джойса, милая», заметил ее отец, и они оба посмотрели друг на друга, а затем на Дракулу, державшего в руках толстую стопку книг, достигавшую ему до подбородка. Они рассмеялись, и вампир тоже присоединился к ним.

Вид этого легендарного существа, смеющегося, как школьник, над шуткой в классе, заставил Люсиль изумленно уставиться на него.

«Что ж, думаю, мы как следует вооружили вас достаточным количеством материала для чтения на ночь на добрых пару недель, не говоря уже о днях», сказал Ван Хельсинг. «Люсиль, покажи, пожалуйста, нашему гостю его комнату. Я должен лечь отдохнуть. Какой бы забавной и веселой ни была эта ночь, мое старое тело уже не так выносливо, как когда-то». И он пошел к дверям. «Желаю вам спокойной ночи, хотя, скорее, спокойного дня». И он вышел из библиотеки.

Люсиль посмотрела на своего уходящего отца, со сгорбленными плечами, явно уставшего. Она пожалела, что так долго держала его на ногах. Но она бы не променяла эту ночь ни на что другое в своей жизни.

«Пойдемте со мной», сказала она Дракуле и повела его в гостевую спальню наверху. Ему пришлось пригнуться, чтобы не оказаться под лучами солнца, бившего сквозь окна на лестнице. Люсиль вошла в спальню первой и задернула шторы, а он подождал ее в коридоре, пока она это не сделает.

«Теперь можете входить», сказала она, включив прикроватную лампу. «Может, сегодня вечером нам удастся поговорить. Нам с вами наедине. Не об уроках истории, а о чем-то… более личном».

«С нетерпением буду ждать», прошептал Дракула. Его акцент придал его словам характер почти кошачьего мурлыканья.

Они постояли несколько секунд, в нескольких сантиметрах друг от друга. И Люсиль подтвердила свое предыдущее предположение. Он не дышал. Грудь не вздымалась и не опускалась, ноздри не расширялись, и она не чувствовала дыхания ртом.

Осознание этого факта настолько смутило ее, что она невольно попятилась от него, а затем выбежала из комнаты, закрыв за собой дверь.

Она обнаружила своего отца, ждущего ее в коридоре.

«Я знаю, что ты уже не в том возрасте, когда нуждаешься или должна выслушивать советы старика…», начал он.

«Я всегда уважала твои советы, папа», сказала она ему со всей искренностью. «Следую ли я им или нет – это совсем другое дело».

Он печально улыбнулся.

«Держись от него подальше», сказал он. «Это самое опасное существо, и, хотя сейчас он может казаться цивилизованным, ты просто не представляешь себе, на какие варварские действия он способен».

«Но ты же ему доверяешь».

«С оговорками», ответил он. «С большими оговорками».

И он обнял ее так крепко и нежно, как редко это делал. Уже дважды за эти сутки. Люсиль держала его в своих объятиях чуть дольше, чем ему это было удобно, но он позволил это.

«Поспи немного», сказал он ей. «Завтра ты возьмешь с собой на войну наше новое оружие».

ИЗ ПИСЬМЕННОГО СТОЛА АБРАХАМА ВАН ХЕЛЬСИНГА

(Перевод с голландского)

Что я наделал? Неужели этим своим необдуманным поступком я поставил под удар своих коллег, всю нашу борьбу с врагом? Подвергнув опасности и собственную любимую дочь?

Спустить с цепи это чудовище, выпустив его на волю, чтобы оно набросилось на мир – это страшная угроза и огромная ответственность. Лишь одному мне известно, каким дьявольским может быть его хищническое поведение, какими мерзкими и ужасными были деяния, сотворенные им над невинными и слабыми. И вот теперь он вновь рыщет по земле в поисках жертв. Способен ли я контролировать его? И вообще кто-нибудь?

И даже если нам посчастливится победить нашего противника – что потом? Что нам делать с этим нашим «монстром» после того, как война окончится? Мы что, положим его обратно в ящик, как рождественского ангелочка?

Эти вопросы мучают меня, не выходя из головы, являясь вновь и вновь, словно призраки бедной Люси Вестенра и Квинси Морриса.

Что я наделал?

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА

(Расшифрованная стенография)

17 МАЯ 1941 ГОДА.

Когда партизаны попросили меня разведать обстановку вокруг замка Бран и изучить захваченные документы, должен признаться, я почувствовал определенную досаду от того, что был вынужден на время расстаться с вампиром и милой Люси. У меня было так много вопросов к нему, и так много еще я хотел сказать своей любимой.

Но из-за присутствия вампира в мыслях моих доминировал именно он. Я мысленно пинал себя за то, что не задал этому существу многих интересовавших меня вопросов, когда у меня была такая возможность. Мне хотелось знать как можно больше. Мне нужно было заполнить пробелы между тем, что рассказывал мне мой дед, и этой проклятой Книгой, которая была столь расплывчатой во многих отношениях и вопросах, и довольно часто противоречила той версии событий, которую описывал мне дед.

Люсиль, другая заноза у меня в мозгу, осталась с Дракулой. И я почувствовал определенный магнетизм, возникший между ними, как никогда заметный в тот момент, когда мы вдвоем вошли к ним, когда она его одевала. Нет никаких сомнений в том, что я в тот момент почувствовал – ревность. Но к кому именно я ревновал – я точно сказать не могу. Мне хотелось побыть наедине с каждым из них.

Наша разведка замка потерпела неудачу, так как мы не смогли подойти и на милю к этому старинному дворцу. Все дороги к крепости были перекрыты фашистскими блокпостами и часовыми. Издалека он действительно казался весьма грозным: он возвышался на горном выступе, прямо как те самые знаменитые средневековые крепости, с крутыми стенами и высокими зубцами. Сооружен он из желтого камня, крыши его покрыты красной черепицей, стены его поднимаются вверх, начинаясь от столь же вертикально тянущихся к небу скал, с одним-единственным входом по горной извивающейся дороге, усиленно охраняемой. В свое время он был неприступен, но с появлением современных средств воздушных бомбардировок этот замок становился лишь еще одной целью с воздуха. Я сделал ряд заметок на карте, которой меня снабдила Анка, на случай возможных атак в будущем.

После этого мы отправились в другое место – по виду похожее на заброшенный коровник с загонами, расположенный вдоль железнодорожных путей. Внутри этого вонючего громоздкого и неуклюжего сооружения мне вручили документы связного мотоциклиста, их дал мне дожидавшийся нас там Павел. Я заметил в одном из стойл изрешеченный пулями мотоцикл, а также румынскую военную форму, разложенную сушиться на ржавой тележке. В гимнастерке видны были дыры, и я очень сомневаюсь, что из-за моли. Это все, что осталось от несчастного мотоциклиста, полагаю.

Документы касались недавнего сокращения сроков подготовки новобранцев в румынской армии и острой нехватки солдат, которые умели бы читать, писать и, желательно, выполнять хотя бы минимальные арифметические подсчеты, необходимые для материально-технического обеспечения военного снабжения. В них высказывались предложения начать набор обучающего персонала по этим предметам и организовать курсы военных машинисток. Также там прилагался список повышений, рядовых и офицеров, а также ряд заявок на транспорт и запчасти. Я по достоинству, должным образом, оценил их и похвалил Анку за захват этих документов и сказал ей, что необходимо отправить весь их пакет в Лондон, так как эксперты там наверняка смогут выжать все необходимые сведения из этих фрагментов.

Павел же тем временем подвел Ренфилда к люку, покрытому шестью дюймами коровьего навоза. Лопатами навоз был отброшен в сторону, люк поднят, и под ним оказался тайник с оружием. Мы осмотрели его, это было сваленное в общую кучу немецкое, румынское и французское легкое стрелковое оружие, с соответствующими патронами и боеприпасами, некоторые из которых соответствовали калибрам этого оружия, а некоторые нет.

Ренфилд пришел в восторг, буквально влюбившись с первого взгляда в три коробки немецких полевых фугасов, в основном противотанковых и противопехотных.

У сержанта, казалось, даже слегка закружилась голова от счастья при виде их, и он тут же, у нас на глазах, разобрал одну из них. Он курил сигарету, которую у кого-то выклянчил, и, пока разбирал мину, пепел постоянно падал на вскрытую взрывчатку. Мы все с ужасом за этим следили, ожидая в любой момент, что хабарик выпадет у него с губ и отправит нас всех на тот свет к праотцам, однако он обращался с миной настолько умело и уверенно, как часовщик, что наши страхи оказались напрасны.

Наконец, нам удалось оторвать Ренфилда от его любимого занятия, после чего нас отвели в подвал одной из брашовских хлебопекарен, где нас ожидала груда мешков с мукой, на которых мы смогли отдохнуть. Неожиданно для себя, если учесть мою обеспокоенность вопросом Люсиль и Дракулы, я тут же заснул. Но сны мои оказались какой-то фантасмагорией из бесконечных вампиров, крови, кладбищ и могил, в которых я оказывался под хищными клыками и когтями стаи волков, причем один из них превратился в обнаженную Люси и продолжил меня пожирать.

Вздрогнув, я проснулся от грохота пулемета, выйдя из этого безумного кошмара, но когда ко мне вернулись чувства, и я вновь оказался в реальном мире, я понял, что звук этот был грохотом гигантского тестомеса в пекарне у меня над головой.

Я взглянул на светящийся циферблат своих часов. Оказалось, что натикало лишь несколько минут после трех часов ночи. Грохот и лязг, приглушенные голоса пекарей, работавших наверху, не давали мне заснуть в течение всего лишь нескольких коротких минут, после чего я снова погрузился в сон, теперь уже более спокойный, в сладком запахе дрожжей и успокаивающем благоухании выпекаемого хлеба, мягко обволакивавших меня в объятия Морфея, словно в объятиях мамы.

Спустя пару часов я был разбужен несколькими ударами по ноге. Это были Павел и Фаркаш. Они отвели нас наверх, где мне дозволили воспользоваться туалетом, а также наскоро и плохо умыться. Затем, после того, как нам выдали по горячему пирожку-хворосту с чашкой крепкого кофе, нас отвезли обратно к Ван Хельсингам.

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

После довольно многих уже и не очень достойных любовных похождений Люсиль Ван Хельсинг довольно быстро усвоила, что сожалеть о них ни в коем случае нельзя.

Нужно признать этот свой промах, эти сиюминутные слабости и устремиться вперед, с головой погрузившись в быстротечную жизнь.

Интрижка с англичанином являлась одним из таких ее ляпов. Она могла простить ее себе; сказать себе, что это было связано с утратой ею Яноша. Что этот роман был спровоцирован афродизиаком войны. Они с Яношем смирились с мыслью, что смерть является лишь очередным, текущим заданием, становящимся уже обыденным.

И поэтому они старались жить настоящим и посылать к черту будущее. Они с головой окунулись в страсть, подпитывавшуюся ощущениями людей, едва сумевшими избегнуть гибели, и императивом того, что завтрашнего дня для них может вообще уже не быть.

Она даже не была уверена в том, что желание переспать с Харкером было действительно сильным и серьезным. Возможно, все, чего она желала в тот вечер, это не остаться той ночью в своей постели в одиночестве, а просто обнять кого-нибудь, любого, кто попадется ей под руку, найти утешение в чьих-то объятиях.

Или же она была просто охвачена похотью. Такое с ней уже раньше бывало. Она была женщиной, четко осознававшей и умевшей с комфортом управляться с этой собственной похотью.