Текст книги "Дракула против Гитлера (ЛП)"

Автор книги: Патрик Шейн Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

«Значит, вы испытывали чувства печали и вины», заметила она. «И идете в правильном направлении. Следующее, с чем вы столкнетесь, это вы будете рассказывать неудачные шутки и громко пердеть. Точно вам говорю—» «Ты слишком много себе позволяешь, женщина!» Гнев его быстро прошел и вскоре вдруг растворился в широкой, волчьей улыбке. Она рассмеялась вместе с ним.

Люсиль увидела Харкера, наблюдавшего за ними, и страдание у него на лице. Она вздохнула; еще один травмированный, с которым ей придется иметь дело. Порой она чувствовала себя скорее нянькой, чем воином.

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА

(Расшифрованная стенография)

Думаю, я установил источник разлада между мной и Люси. Уже в течение двух ночей я наблюдаю ее вместе с вампиром, они о чем-то напряженно беседуют, в стороне от всех остальных из нашей развеселенькой группы. Они говорят вполголоса. Слова эти мне не слышны, но между ними ощущается явная близость. Эта коварная тварь все это время соблазняла Люси? Какая наглость с его стороны, черт! Он ее загипнотизировал? Он способен на такое, это мне известно из разговоров с Люси.

Что я могу сделать в такой ситуации? Я умный человек, лучший в своем классе по «Тайным маневрам». Нет сомнений в том, что я смогу отыскать способ устранить соперника, не выдав себя.

Это была моя инициатива отправиться в следующий город днем, спрятав вампира в задней части катафалка и занавесив окна. Дракула читал, лежа рядом с Ренфилдом, находившимся в полукоматозном состоянии.

В этом следующем населенном пункте у нас были две цели: подъезжавшая туда колонна, ехавшая с юга, а также завод синтетического каучука, который должен был стать объектом атаки вампира.

«Резина чрезвычайно важна для их военной машины, для всех этих шин и других деталей, прокладок, колец, ремней и тому подобного», сказал я. «Резина и топливо».

Этот завод находился в процессе разборки, оборудование его демонтировалось и готовилось к отправке в Рейнскую область. Я объяснил Люси мотивы, лежащие в основе действий нацистов. Вампир слушал из-за перегородки, отделявшей передние сиденья от грузового отсека катафалка.

«Немцы вывозят все высокотехнологичные производства из порабощенных ими стран, с целью заново их собрать в Германии, чтобы покоренные ими народы отныне зависели от милости своих немецких хозяев. После чего население, превращенное в рабов, будет производить лишь сырье и поставлять рабочие руки, снабжая ими эти производства и производя продукты питания для всей этой нацистской сволочи. Румыния и подобные ей страны станут лишь сырьевыми и сельскохозяйственными странами-придатками под вечным гнетом Германии – и без техники, чтобы они никогда не смогли восстать против нее».

«Очень даже не глупо с их стороны», послышался голос Дракулы у меня из-за спины.

«Но мы хитрее», сказала Люси.

«Итак, на этом предприятии по производству резины и каучука, я должен устранить немецких надзирателей, верно?», спросил Дракула. «Где они ночуют?»

«Спят они прямо там», рассказал я ему. «Обустроились во флигеле начальства завода». После чего я добавил: «Я тут подумал, может на этот раз мне с вами туда пойти».

Люси нахмурилась, посмотрев на меня. Возможно, она догадалась об истинном моем мотиве – выяснить у Дракулы его намерения по отношению к ней.

«Думаю, что не стоит», ответил Дракула. «Хория вполне справится. Вы нужны в группе, которая будет сидеть в засаде».

Я не смог ничем возразить, не раскрывая своей хитрости. Мы прибыли в свое новое убежище – зернохранилище одного местного жителя, который был лояльно настроен к нашей борьбе: продналог, которым обложили немцы его запасы (по ценам ниже рыночных), определенно лишь усилил его мотивацию нам помогать.

Оставив вампира в безопасном укрытии в темном здании, мы с Люси и Ренфилдом поехали разведать место нашей следующей засады. Мы вручили Ренфилду фугасную мину, и он сразу же ожил в предвкушении открывавшихся перед ним возможностей вновь заняться взрывчаткой.

По возвращении Люси настояла на том, чтобы трижды остановиться: первый раз – чтобы купить вампиру новую одежду, и еще раз – у книжного магазина, чтобы пополнить его истощавшиеся запасы литературы. Я не мог сдержаться и был почти переполнен волной ревности. Сама эта картина, которую я себе представил – Люси, в воображении моем покупающая для меня такую обыденную вещь, как рубашка, – заставило мое сердце биться быстрее, в мыслях моих всё помутнело, и я чуть не потерял голову от нахлынувшего на меня приступа интимности. Мне пришлось заставить себя остановиться.

Третья остановка была для того, чтобы воспользоваться телефоном у дружественно настроенных к нам людей, чтобы она позвонила отцу и получила последнюю информацию о положении в Брашове. Большая часть ее разговора, однако, касалась расспросов его о том, питается ли он правильно и не залезает ли он на лестницу обрезать розы, растущие на доме, без присутствия кого-нибудь другого, кто мог бы присматривать за ним во время этого опасного занятия. Затем последовала пауза, во время которой она лишь слушала то, о чем говорил ей отец.

«У нас все очень удачно складывается с нашим сбором грибов», ответила она. Умная девочка, понимает, что телефоны могут прослушиваться. Затем последовала новая пауза, после чего она сказала: «Папа, не волнуйся. Мы стараемся избегать ядовитых».

По возвращении мы угостились едой, которую раздобыли братцы Марксы, как называет Люси своих соратников. Не знаю, притупилось ли мое чувство вкуса от однообразной пищи, или эти военные продовольственные нормы не вызывают больше искушения в качестве чего-то нового для чужестранца, но в последнее время еда стала для меня лишь чем-то вроде заправки топливом. Никакого удовольствия от нее.

Пока мы обедали (потребляли пищу – так вернее можно назвать это действо), запивая второсортным вином еще одну какую-то вариацию изделий из грубой кукурузной муки, я не мог не заметить, что Люси постоянно наблюдает за Дракулой. Вампир углубился в экземпляр «Листьев травы» Уитмена. Он читает постоянно, как какой-нибудь вдовец, которому больше нечего делать. Думается, что если вы ничего не едите, по крайней мере во время обычного человеческого обеда, и не спите, то вам приходится искать способы скоротать время. Он по-прежнему ведет себя очень барственно и высокомерно, даже попросил меня однажды стряхнуть пыль с его стула, и относится к нам зачастую как к вассалам и слугам. А я терпеть не могу тех, кто считает себя пупом земли, и на нем будто свет клином сошелся.

Люси изо всех сил старалась сделать так, чтобы никто не заметил, как она наблюдает за вампиром, но я все же поймал бросаемые ею вскользь взгляды над кружкой с вином. Объект ее пристального внимания мне был ясен.

Я не насколько глуп, чтобы поднимать этот вопрос в разговоре с Люси, поэтому вместо этого я улучил момент и подсел к вампиру. Я присел на связку ржи, и Дракула положил свою книгу.

«Мой дед считал вас своим врагом», сказал я.

«Он встал у меня на пути, мешая мне получить то, что я желал. Тогда», ответил Дракула. «Надеюсь, вы не считаете меня таковым».

«О, тсс, тсс, мы союзники, старина», ответил я. «На данный момент».

«“На данный момент”? Вы предполагаете, что общность наших интересов изменится?» Он устремил на меня свой властный взгляд.

«Нет, конечно, нет». Я быстро оставил его наедине со своими книгами, чувствуя себя почти трусом. Почему я не могу открыто поговорить с ним на столь дорогую мне тему? Будем ли мы сражаться с ним за руку Люси?

Когда угасли последние лучи солнца, Хория собрал дары Ренфилда и уехал вместе с вампиром. Люси собрала оставшихся вокруг карты, разложенной на поддоне над мешками с пшеницей. Она начала знакомить нас с маршрутом к месту засады. По расписанию движения колонна должна была оказаться там около десяти часов вечера. Я указал возможные пути отхода, взяв после нее на себя ведение инструктажа. У Люси есть привычка брать командование на себя, несмотря на то, что у нее нет военной подготовки, не говоря уже о том ее недостатке, что она женщина.

Я бы сказал ей об этом, но в последнее время наши отношения находятся на такой зыбной почве, что я боюсь, что от этого ситуация только ухудшится.

Добраться до этого места было непросто, на дорогах вокруг не было никаких знаков и указателей, а здешние места никому из нас знакомы не были. Я уже вел машину, когда мы ехали сюда на разведку, но тогда, в темноте, все выглядело иначе, и было так пасмурно из-за облаков, что трудно было разобрать какие-то ориентиры. К моему стыду, мы несколько раз теряли верное направление.

Наконец, когда мы оказались на месте, Рэнфилд порылся в своем инструментарии и снова взял на себя роль школьного учителя, знатока и мастера разрушения.

«Мина-растяжка». Ренфилд протянул через дорогу провод от телеграфного столба к стволу дерева, натянул его примерно на уровне метра от земли и подсоединил его к растяжке. Как обычно, он подробно описал детали этого устройства. Внезапные прояснения его рассудка уже теряли свое очарование.

Дорога шла к северу от Гура-Витиярей, куда, как гласила наша развединформация, должен был прибыть этот румынский военный конвой, перевозивший стрелковое оружие и боеприпасы к украинской границе. Клошка засел в колокольне маленькой церкви, в четверти мили к югу от нашего места засады. Он был нашим наблюдателем и средством раннего предупреждения. Колонна опаздывала. Было далеко уже за одиннадцать ночи, когда зазвенел церковный колокол, ударивший один раз.

Мы, все остальные из нас, поджидали колонну на крыше какого-то закрытого сельскохозяйственного предприятия, так что мы имели возможность наблюдать надвигающуюся катастрофу.

Первый грузовик врезался в провод, и взрывчатка, которую мы закопали на дороге, перевернула машину, как монету, подброшенную большим пальцем. Ее бензобак взорвался мощными желтыми потоками пламени. Шесть грузовиков, ехавших за ним, резко затормозили, сжигая шины. После этого Ренфилд подорвал еще четыре заряда, которые мы зарыли на дороге на расстоянии пяти метров друг от друга. Три машины подверглись уничтожению от таких же сильных взрывов, как и первая. Две из них, по-видимому, перевозили боеприпасы, о чем свидетельствовали вторичные взрывы артиллерийских снарядов и пуль, выстреливших и полетевших дугой в небо, некоторые с неоновыми следами от трассирующих боеприпасов.

Огнем от этих взрывов были охвачены и грузовики, оставшиеся невредимыми, и те тоже вскоре загорелись и взрывами были разнесены на куски. Яростное уничтожение продолжилось начавшими время от времени взрываться боеприпасами. В какой-то момент нам даже пришлось покинуть крышу, когда вокруг нас стали падать снаряды.

Куски дерева и металла посыпались нам на плечи, и мы бросились по гофрированной жести вниз.

За остальной частью фейерверка мы следили из безопасного убежища в сеновале в полукилометре от места акции. Я стал уже знатоком в тактике подыскивания путей отхода, всегда намечая как минимум два возможных выхода из любой ситуации, нами созданной.

Когда мы вернулись на склад, мы все были в приподнятом настроении. Но эта радость вскоре улетучилась, когда мы обнаружили там Дракулу. Он весь был в крови, как обычно, после одной из своих вылазок, но теперь его держал на мушке возбужденный Хория, который навел на вампира свой пистолет.

«Что случилось?», спросила Люси, встав перед Дракулой. Вампир отказался встретиться с ней взглядом, и она повернулась к Хории.

«Он напал на меня», начал Хория. Было видно, что он на взводе, даже испуган, и пистолет дрожал в его руке. «Он пошел туда, где спали немцы. А я отправился устанавливать бомбы на аппаратуру телефонной станции, чтобы ее уничтожить, верно же? Я возвращаюсь. Изнутри доносятся крики. Немцев. Румынская охрана это услышала и прибежала. Я спрятался. Тут выходит Дракула и набрасывается на этих солдат. Ничего подобного я никогда еще не видел. Ничего. Это ужас какой-то».

Бедняга даже содрогнулся, что все заметили, а затем стал продолжать. «Он убил их всех. Может, восемь, может, десять человек, не помню. Я выхожу к нему.

Мы должны были положить тела внутрь и поджечь здание, верно? Чтобы скрыть следы. И тут он бросается на меня. Я стреляю в него. И – ничего!. Пули не причиняют ему ни малейшего вреда. Я… я уж думал мне конец. И тут вдруг он останавливается. Как будто очнулся. И вот я отвожу его обратно сюда. Но доверия уже нет у меня к нему. Всю дорогу я держал его под прицелом».

«Но ты же сказал, что пули не причиняют ему ни малейшего вреда», сказал я.

«А что мне еще делать?», ответил он. «Чем его приструнить? Матерными словами, что ли?»

Вампир посмотрел на нас с жалким, несчастным выражением лица. Мне были видны дыры от пуль в его рубашке, каждая по краям с темным пятном от несгоревшего пороха. В него стреляли с близкого расстояния. И он выжил. По всему было видно, что никакого видимого вреда ему нанесено не было. Как такое возможно?

«Мне стыдно и грустно; я опустошен и убит горем», прошептал Дракула.

«Хория, сходи что-нибудь выпей», сказала Люси, положив руку ему на плечо той руки, в которой он держал оружие. Хория убрал пистолет и направился в противоположный конец склада, где Клошка открывал коньяк.

Люси повернулась ко мне: «Иди к ним», сказала она мне. Я подчинился. Но, отхлебнув вина, я увидел, как она опустилась на колени рядом с вампиром, что-то тихо говоря ему в ухо. Затем она обняла его. И я почувствовал себя так, будто кто-то ударил меня в грудь.

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

Внезапный повторный срыв Князя стал для нее неожиданностью. Обычно он, казалось, настолько владел собой, что ей даже было трудно представить, что он может вновь сорваться. Было видно, что он и сам был потрясен только что произошедшим рецидивом в худшую сторону.

«Вы снова потеряли над собой контроль?», спросила она.

«Невозможно потерять то, чего никогда не было», ответил он ей. Он казался каким-то абсолютно поверженным и разбитым. Она не смогла придумать, что сказать, поэтому она протянула руку и обняла его. И он покорился, словно завернувшись в нее, как несчастный, осиротевший ребенок. Она зашептала ему на ухо:

«Вы задаетесь вопросом, потеряли ли вы свои человеческие качества», сказала она ему. «Но ваши чувства сейчас свидетельствуют об обратном. То, что вы сейчас чувствуете, сожаление, вина, печаль, крушение – все это абсолютно человеческие чувства. Укорененные в сердцах каждого из нас. Вы не так уж и сильно отдалились от нас, как вам кажется».

Он не ответил, но и не отстранился от нее. Но следующее, что Люсиль помнила, это то, что она проснулась, свернувшись калачиком между двумя мешками с овсом, а на нее смотрит Князь, держа книгу в руках. Марк Твен, «Простаки за границей». Она улыбнулась ему, а он улыбнулся ей в ответ. Она никогда еще не испытывала такой сладкой неги с момента начала этой войны.

Но не успела она рассказать об этом своем чувстве Князю, как услышала у дверей какой-то шум. Люсиль бросилась туда и обнаружила там Кришана с Клошкой, преградивших путь юной школьнице, восьми или девяти лет, в католической школьной форме. Краснощекая, с большими голубыми глазами под челкой темно-каштановых волос, она вытерла нос тыльной стороной ладони и потребовала дать ей возможность поговорить с Ленорой Ван Мюллер. Люсиль представилась Ленорой, и маленький чертенок потребовал доказательств. Повеселив всех вокруг, Люсиль показала ей свои поддельные документы и получила в ответ сложенный листок бумаги. Девочка присела в изящном реверансе и убежала. Подошел Харкер, и Люсиль прочла послание вслух.

Посредством сарафанного радио в партизанской среде дошли слухи, что им пора уже уходить отсюда. Местные румынские военные создали большое специальное подразделение, единственной задачей которого было найти и ликвидировать группировку, устроившую засаду на их автоколонну и уничтожившую так много их солдат.

Группа тут же собрала вещи в катафалк и грузовик и отправилась на юго-запад, где обустроилась на новой базе. Вызвав самолет, они начали разведку местности вдоль реки Арджеш, обращая особое внимание на железнодорожные пути, проходившие вдоль этой водной артерии. Эта железнодорожная система являлась основной линией снабжения и поставок из Югославии в Северо-Восточную Румынию, где готовилось вторжение в Россию.

Вскоре им стало ясно, что военные изменили свою тактику на железнодорожном транспорте, что, скорее всего, являлось результатом недавних диверсий Люсиль и ее людей. Перед каждым имевшим важное значение поездом высылались вперед поисковые группы, перед которыми ставилась задача выявлять бомбы и неисправности вдоль рельсов – или же подорваться на минах вместо гораздо более ценного поезда, следующего за ними. Кришан назвал их «наживкой». «Коз выгнали вперед на разведку, чтобы соблазнить тигра». Циничный план противника состоял в том, чтобы пожертвовать некоторым количеством людей ради чрезвычайно важных для него грузов. Но вскоре солдаты, отправленные выполнять эту безнадежную, гибельное задание, начали возмущаться и бунтовать, поэтому армия стала отправлять перед главным локомотивом, имевшим приоритетное значение, дополнительный одиночный паровоз, чтобы он и подрывался на возможных заложенных там минах.

Но хитрецы не рассчитали, что имеют дело с еще более хитрой группой. Молодой Харкер связался со своим начальством и доложил им о проблеме. Волшебники из SOE подумали и принялись за дело.

Следующий сброс с воздуха снабдил их небольшую диверсионную группу новыми нажимными минами. Их спусковое устройство приводилось в действие только после прохождения определенного количества вагонов. Эти мины можно было настроить на несколько проезжавших вагонов, до восьми штук. Штырь взрывателя нажимной мины способен был даже отличать оси колес вагона от всего поезда и был снабжен барабанным колесиком, находившимся на устройстве сбоку.

Ренфилд воспользовался ими по максимуму, достигнув массового эффекта. По меньшей мере с полдюжины товарных поездов были превращены в искореженные железные обломки, а грузы их оказались сброшенными в рядом бежавшую речку или разбросаны по полям.

Люсиль очень порадовали такие результаты. Не только были уничтожены ценные локомотивы, вагоны и грузы, но противнику приходилось расчищать пути от массы обломков, а это очень трудоемкий процесс, требовавший больших усилий и отвлекавший рабочую силу. Рельсы, скрюченные и исковерканные, напоминающие лапшу, оставленную на тарелке и засохшую на ней, приходилось убирать, полотно восстанавливать, привозить новые рельсы, что приводило к задержкам, вынуждавшим десятки вагонов стоять в длинных очередях на путях в течение многих дней. И эти неподвижные махины оказывались слишком заманчивыми целями для группы, чтобы она могла сопротивляться такому искушению.

Одна такая вереница вагонов с дизельным топливом вдохновила двух британских агентов на акцию.

«Комбинированное фугасно-зажигательное взрывное устройство», объяснил Ренфилд. «Взрывчатка подрывает цистерну. А в это время другое устройство, установленное в нужном месте, взрывается и рассеивает дизельное топливо до мельчайших капелек, которое после этого воспламеняется второй, зажигательной частью. А потом просто смотрим на это веселье».

Что они и сделали, подорвав двадцать вагонов-цистерн с топливом, вспыхнувших, расплекивая огромные густые потоки огня. Столбы пламени, кружась, как торнадо, взметнулись в небо футов на тридцать-сорок, и засверкали языки пожарища, извиваясь, как живой зверь, жаждущий поглотить мир. На многие километры вокруг ночь превратилась в день.

Вглядываясь в это безумие огненных вихрей, Люси показалось, что она сможет увидеть в нем Сатану. Если он действительно существует, то непременно должен обитать где-нибудь там. Она сказала об этом Кришану, который ответил: «Знаешь, никакого дьявола нету – этот все тот же Бог, просто в пьяном состоянии».

Красота это невиданного огня была абсолютной, словно ядовитые цветы-бархатцы вдруг расцвели темной ночью. Нечто такое, что верно запечатлеть на холсте мог лишь какой-нибудь гениальный безумец вроде Ван Гога.

Никто так не радовался от удовольствия результатам своих трудов, как Ренфилд, который возликовал до невозможности громко. Он визжал от восторга, торжествующе и судорожно орал. Не раз и не два его ликующие крики могли привлечь внимание местных жандармов или солдат, выехавших на место катастрофы. В такие моменты Кришану приходилось зажимать Ренфилду рот рукой, заглушая его радостные вопли, а Харкер тем временем увел их со света во мрак, а затем стал и вовсе уводить отсюда группу.

После того, как они еле унесли оттуда ноги из-за неоднократных триумфальных воплей Ренфилда, Люсиль решила вводить ему небольшие дозы успокоительного, после того, как он установит свои заряды, конечно же, и этого всегда оказывалось достаточно, чтобы успокоить легко возбудимого бомбиста.

Они подорвали несколько поездов и железнодорожное полотно в Титу, постепенно продвигаясь на север и сделав то же самое в Гэешти, Китеаске и Питешти. Они также перерезали телефонные и телеграфные линии всякий раз, когда представлялась такая возможность. Они взрывали электростанции, питавшие военные базы и важнейшие предприятия. Сея повсюду хаос и погибель, как восклицал Харкер после каждого такого случая. И с каждым новым сбросом груза с самолета SOE снабжала их новым багажом хитрых военных «игрушек».

И многое из того, чем их снабжали, действительно оказалось именно военными хитростями. Что помогло Люсиль и Харкер сократить часть той эмоциональной дистанции, которая между ними возникла, когда оба они визжали от восторга, как дети, от различных мелких акций саботажа. Особое удовольствие они находили в бросании шипов-«кальтропов» на дорогу; «кальтроп» [он же «чеснок», тривол, трибол и т. д.] представлял собой тетраэдрическую шипованную штуковину с небольшими заостренными треугольничками с острыми, как лезвия ножей концами. Если разбросать эти «чесноки» по плоской поверхности, то они вставали так, что один острый конец их всегда был направлен вверх.

Люсиль и Харкер смеялись, как школьники, разыгрывающие учительницу, усеивая этими штуковинами дороги перед приближающейся военной автоколонной и наблюдая затем, как одна за другой лопаются у них шины, как воздушные шарики на частной вечеринке. Они убеждали сами себя, что эта акция представляет собой уничтожение ценных резиновых изделий, и это приводит к тому, что противнику требуется время и усилия для ремонта или замены шин, помимо нанесения морального урона врагу. Однако истинная причина заключалась в том, что это было просто невероятное удовольствие.

Другую взрывчатку, хитроумно замаскированную под куски угля, партизаны, изображавшие из себя гражданских, тайком подбрасывали в казарменные угольные желоба.

Придумана была и еще одна, еще более коварная и зловещая взрывчатка – она выглядела как мертвая крыса. Эти замечательные имитации крыс они подкладывали к дровам, в ожидании естественного человеческого побуждения выбросить этого отвратительного дохлого вредителя в рядом стоящую печку. Достаточно было лишь представить себе взрывающиеся печи и системы обогрева – и на душе становилось теплее, и всегда это вызывало улыбку.

Однажды им сбросили с самолета контейнер с порошком, вызывающим зуд, и Клошка стал издеваться над этим, прикалываясь, какой толк от этого вещества, если нет никакой возможности его применить. Но Хория нашел сочувствовавшую партизанам женщину, работавшую на фабрике по пошиву армейской формы. Ей удалось посыпать одежду этим вредоносным составом (колючими семенами растения мукуна, размельченными и разбрасываемыми из жестяной банки из-под талька).

Воодушевленный этой проделкой, Кришан нашел еще одного человека, работавшего на предприятии по производству презервативов. То, что Клошка называл «презервативами», а Хория – «веселыми шляпами», предназначалось для войск, дислоцировавшихся вдоль советской линии фронта, а также отправлялось и в немецкие части в оккупированной Франции. В Париже, судя по всему, была такая в них потребность, что немецкие производители в одиночку не могли угнаться за спросом.

Блестящая идея ввести такой же раздражитель в презервативы пришла в голову Кришану. После чего одного только упоминания слова «веселая шляпа» было достаточно, чтобы вся группа прыскала от смеха, как дети.

Донесения Харкера об этих более прозаических и приземленных, но коварных акциях побудили SOE сбросить им груз с каким-то составом под названием карбахол – мощным слабительным. Он стал распространяться группой среди других членов Сопротивления, которые затем подсыпали его в соль на румынских военных постах.

В отчетных донесениях после этого приводились колоритные описания поистине геркулесовых очищений – но не конюшен, а желудков, что стало еще одним поводом веселья среди членов отряда.

Некоторые из этих фокусов оказались не столь успешными, как например, зажигательная стрела, напоминавшая огромную спичку длиной 18 дюймов [45 см], с ударным взрывателем в головке. Ею нужно было стрелять из лука, по идее желательно с расстояния примерно пятидесяти метров. Но это хитроумное приспособление действовало лишь в половине случаев, и у Люсиль получалось забрасывать эту чертову штуку дальше, чем мог выпустить стрелу из лука любой самый сильный мужчина.

Во время этой серии рейдов, диверсионных и подрывных акций, саботажа и бесшабашных вылазок Князь оставался в их различных базах, служивших им укрытием, и их не покидал. Он не отказывался от участия в заданиях, предназначенных только для него, но просто никто не просил его это делать и не давал таких поручений.

Единственное, что Люсиль знала точно – это что Хория больше никогда не отправится на них вместе с Князем. Он сказал ей об этом прямо; очевидно, он был сильно травмирован тем последним случаем с вампиром.

Люсиль хотелось утешить Князя, чем-то помочь ему облегчить выход из пережитого им смятения, но он относился ко всем этим попыткам с холодным безразличием.

Близость, возникшая между ними той ночью на зерновом складе, не должна была повториться. Да и Люсиль была так занята подпольной работой, что у нее не хватало времени лаской выманить его из депрессии. Она не походила на какую-нибудь заботливую мамочку и считала, что война – не место с кем-либо нянчиться.

И у нее было стойкое ощущение, что Князь и не желал такой опеки над собой. Он был из тех, кому требовалось разбираться со своими внутренними проблемами самому. И она была готова предоставить ему такую возможность, не залезая ему в душу.

Между тем их усилия не пропали даром и, как оказалось, оказали серьезное воздействие на военные перевозки в регионе, о чем свидетельствовало увеличение числа патрулей – и именно эти патрули стали новыми мишенями отряда. Харкер продолжал регулярно отчитываться перед своим руководством – о передвижении войск, расположении предприятий и коммунальных объектов, которые нужно было наметить для будущих бомбардировок – и все эти разведданные, а также слухи (с указанием, что это именно слухи) передавались им по радиостанции.

Ночной образ жизни давал о себе знать, постоянные переезды и напряжение изнуряли всю команду, члены которой варились в одном котле и постоянно торчали друг у друга на глазах, порой в стесненных условиях. И все же они понимали, что вносят существенный вклад в дело Сопротивления.

Они решили сделать столь необходимую передышку, остановившись в старом загородном поместье ненавидящей фашистов почтенной дамы, некоей Сусанны Кароли, довольно полной, небольшого роста женщины, которой было уже за восемьдесят, и которая настаивала на том, чтобы все называли ее Тетушкой Засу. Ее очень впечатлили изысканные аристократические манеры Князя, и тем более его титул. Его внимательное и почтенное отношение к вдове только усилили ее благосклонность.

Вечером второго дня этого временного отдыха Люсиль вернулась после обзвона своих знакомых и связных, обнаружив молодого Харкера за передатчиком. Он получал указания от своего начальства в Британии. Она увидела, как он постоянно сверяется со своей книжечкой с кодами, расшифровывая сообщение. Его волнение росло с каждым словом.

Когда он собрал всю группу на совещание, он едва сдерживал радость.

«Немецкое гестапо создало в Бузэу учебный центр. Там специально отобранных румын обучают различным методам пыток, цензуре, поиску евреев, цыган и других врагов режима. Содержание под стражей и депортация также являются частью учебной программы. Это школа жестокости и этнических чисток».

«Сколько там людей?», спросил Кришан.

«Человек двадцать немцев», ответил Харкер. «Для этих целей они реквизировали бывший пансион для девочек. Небольшой, из двух зданий. Живут они в спальном жилом флигеле. Это за городом, к северу от него. Ложка дегтя в бочке с медом в том, что объект со всех сторон окружен румынским военным лагерем, а это как здания, так и временные палаточные городки».

«Опасно», заметила Люсиль. «Туда трудно попасть, и еще сложнее выйти».

«Игра не нашего уровня», поддакнул Клошка. «Если мы не в состоянии нападать на нефтяные месторождения, то и это тоже нам не под силу».

«Ради всего лишь нескольких немцев?», сказал Хория. «Не стоит рисковать».

«Есть еще кое-что». Энтузиазм Харкера нисколько не уменьшился. «Мое руководство установило, что в руки гестапо попали дневники одного румынского физика, некоего Деметра Олгарена. Немцам очень хочется заполучить эти дневники. Их содержимое может оказать серьезное влияние на ход войны».

«А сам физик?», спросила Люсиль. «Не лучше ли для них заполучить его самого?»

«Он умер под пытками на допросах», сказал Харкер.

«Что такого важного в этих записях?», спросил Хория после минуты молчания.

«Какое-то секретное оружие, которое создают нацисты», ответил Харкер. «Неизвестный вид оружия, способный оказать решающее значение на исход войны. И нужно срочно добыть эти бумаги, пока их не отправили в Берлин».

«И это тоже очень напоминает задание с верной гибелью», сказал Кришан и бросил сигарету в камин.

«Тогда, может, для меня что-нибудь найдется?»

Все вздрогнули и обернулись, увидев у себя за спиной Князя. Люсиль даже не заметила, что он слушал их разговор.

«Для вас?», спросил Харкер.

«Я умею маскироваться», ответил Князь. «Что, по-видимому, очень пригодится во время этой прогулки. Я легко смогу проникнуть в военный лагерь, пройти его и попасть в этот учебный центр».

«Может и так». Люсиль повернулась к нему. «Но готовы ли вы к еще одному нападению?»

«Я готов постараться заслужить свое воскрешение», сказал он.