Текст книги "Дракула против Гитлера (ЛП)"
Автор книги: Патрик Шейн Дункан
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
«Я в полном вашем распоряжении», сказал он.
Она знала, что у нее не будет проблем со своими людьми. Братья Марксы уже привыкли к тому, что Люсиль тут главная и доказывала это в бою. Она не раз сражалась с ними плечом к плечу. Она спасала их от гибели, и они делали то же самое для нее. Они пойдут за ней куда угодно, в любой бой; они доверяли ей, зная, что она выведет их из этого боя живыми.
Когда наступила ночь, она дала Ренфилду успокоительное, и они выехали. Дракула ехал впереди, Люсиль взяла вождение на себя у надувшегося еще сильнее Харкера, который сидел между ними. Англичанин всю дорогу молчал.
Дракула был на этот раз на удивление разговорчив. Он открыл окно, позволив ветру трепать ему волосы и лицо. Он вдруг стал рассуждать вслух на самые разные темы.
«Ночь неправильно понимается людьми», сказал он, вглядываясь во мрак, мчавшийся мимо. «Большинство людей воспринимает ночную пору как черное небытие. Но существует так много всего, что рождается после того, как нас покидает солнце, и воцаряется луна. Известно ли вам, сколько живых существ только начинают жить с наступлением темноты? Живых существ, ненавидящих день? Гораздо больше, чем вы в состоянии себе представить. Целый мир, который большинство людей никогда не видят и не слышат. Музыка ночи, крики рыщущих хищников, предсмертный вой их скулящих жертв, брачные призывы, вой от одиночества – волка, например.
Горестная, жалобная песнь, не правда ли?»
И он пустился в долгие рассуждения о природных качествах и повадках волка – существа, которое он знал, похоже, ближе всего. Они перешли в рассуждения о преданности одомашненных собак, затем об отвращении, которое Князь испытывал к кошкам, после чего он перешел к размышлениям о грызунах и о том, что, как он читал, именно они распространили черную чуму и многое другое, и поэтому, при более внимательном рассмотрении, кошки, возможно, все же сыграли свою важную роль.
«Представьте себе, какой-то клещ, жалкая и смешная блоха, но она оказалась способна истребить так много людей», удивлялся он. «Что низводит мое скромное хищничество до почти несущественных масштабов».
«Почти», сказала Люсиль, все еще злившаяся на него. «Почти, но не совсем».
Он повернулся к ней. «Так значит, как я вижу, женщинам дозволяется управлять этими автомобилями?», спросил он.
«О, вполне», ответила она. «Между родами, уборкой и уходом за мужьями мы, женщины, выкраиваем время для того, чтобы осваивать всевозможные полезные навыки, которые могут пригодиться».
Она сосредоточилась на двух столбах света, отбрасывавшихся на дорогу впереди нее машиной, а Князь отреагировал на ее сарказм тем, что замолчал, как и все остальные.
Прибыв в Бакэу, они нашли пристанище у торговца мотоциклами Эдуарда Фейеделема, который являлся членом местной подпольной сети. Это был высокий, красивый мужчина, с сильным, выступающим подбородком и безупречным, сшитым на заказ костюмом, из числа самых лучших торговцев. Он разместил их в гараже за своим автосалоном. Его механик и другой продавец уехали в Бухарест, забрать партию польских мотоциклов. И у Люсиль и ее группы поэтому появилось место, где можно было разместиться, пока его люди не вернутся через четыре дня. Фейеделем не был уверен в преданности и надежности своих подчиненных, поэтому он советовал партизанам покинуть его до их возвращения. Люсиль заверила его, что они к тому времени исчезнут.
Он попытался было пофлиртовать с Люсиль, хвастаясь тем, какой у него крутой бизнес – главное, приобрести продукцию, которой можно торговать. После того, как было введено нормирование бензина, мотоциклы стали очень популярным видом транспорта, так как им требуется гораздо меньше топлива, чем автомобилям.
Люсиль была с ним в этом согласна; она сама видела, как люди ездят на них даже зимой, в бури и метели, при отрицательных температурах, словно снежные всадники, укутанные, как эскимосы.
Фейеделем с упоением пел ей песни о том, как он богатеет, какой у него красивый замок недалеко отсюда, который он будет очень рад ей показать.
Люсиль отбилась от его ухаживаний и отправила его домой, к жене и детям. Он оставил ей ключ от гаража и подмигнул. Не успели все остальные члены отряда обустроиться, как Люсиль настояла на том, чтобы они немедленно отравились на разведку к выбранному ими объекту атаки.
На месте остался лишь один Князь, так как на горизонте уже начал алеть рассвет. После часовой езды она остановила машину и повела их дальше пешком, короткой прогулкой через лес, граничивший с расположенными в шахматном порядке пашнями – полями со свежим сеном и молодой кукурузой. Леса состояли тут в основном из зеленых сосен, среди которых попадались вертикальные косые линии белых берез. К тому времени, как они прибыли на окраину аэродрома, было уже достаточно светло, чтобы разглядеть расположение самолетов. Укрывшись в кустах, они провели рекогносцировку целей. Данные Люсиль оказались верными, так как они убедились в том, что многие румынские часовые еще спали на своих постах.
Немцы, она была вынуждена это признать, были очень хитры. Каждый самолет с трех сторон был укрыт стенами из мешков с песком и накрыт маскировочной сеткой.
В эту паутину были вплетены пучки пшеницы, из-за чего самолеты были не видны с воздуха. С высоты казалось, что это просто еще один участок пашни. Мастерские и полевые склады топлива были замаскированы аналогичным образом, они находились в промежутках между выстроившимися в линию самолетами.
Эти сооружения располагались на некотором расстоянии друг от друга на узкой полосе, которой, однако, хватало, чтобы самолет мог подрулить по ней до взлетно-посадочной полосы. Сама эта полоса была более широкой, и она была асфальтированной. Рядом с этой дорогой стояло пять зданий, где жили пилоты и обслуживающий персонал, плюс командный пункт, несколько хозяйственных построек и еще одно длинное сооружение, открытое с одной стороны, служившее пристанищем трем грузовикам, топливозаправщику, пожарной машине и машине командира. Все эти здания были специально сооружены таким образом, чтобы выглядели они как старые, покосившиеся от многолетних осадков крестьянские сараи, курятники и амбары.
С воздуха все это казалось, наверное, очередным крестьянским хозяйством. Почти невозможно было узнать в этом аэродром – зону, где сосредоточены самолеты и мастерские. А так как все здесь находилось на значительном расстоянии друг от друга, вся эта территория, по всей видимости, могла выдержать серьезную бомбардировку, не получив значительных повреждений.
Так как часовые спали, оказалось довольно просто проскользнуть через живую изгородь из кустов и зафиксировать расположение объектов. Когда они осматривались по сторонам, внезапно раздался громкий треск с помехами – это взревел громкоговоритель, установленный снаружи командного пункта, и на немецком языке был объявлен подъем. Из трех казарм стали, ковыляя, выходить мужики с заспанными рожами и потянулись к какому-то сооружению, которое, как решила Люсиль, являлось столовой. На них была серая форма люфтваффе, и Люсиль насчитала тридцать одного человека. Учитывая еще некоторое количество проспавших и людей, находившихся в здании штаба, Люсиль предположила, что подсчет ее информатора был довольно точным.
Ренфилд, придя в себя, уже был на чеку и, улучив минутку, набросал схему ангаров и зданий – довольно точную и умелую, подметила Люсиль; здесь выявились его способности инженера. Он подсчитал количество взрывных устройств, которые ему понадобятся, и рисуя, бормотал себе под нос их размеры и тип. Когда он сделал все необходимое, они поспешили скрыться, так как часовые начали просыпаться. Они проскользнули мимо охраны в свои машины. Люсиль снова повела машину, поехав обратно в гараж с мотоциклами. Там она выложила на полу макет аэродрома, воспользовавшись спичечными коробками и желтым мелом, которые нашла на верстаке. Она изложила свой план нападения, пройдясь по нему трижды. В третий, заключительный раз она заставила каждого вслух проговорить ей свои действия.
После чего приказала всем немного поспать. Харкер угрюмо молчал во время этой ее презентации и демонстративно недовольно и мрачно дулся, отправившись дремать в кузов грузовика и завернувшись там калачиком в одеяло, как ребенок, которого отругали.
Князь, помимо того, что стал настаивать на своем нападении на одну из казарм одному, без чьей-либо помощи, смотрел на нее, излагавшую предлагаемую ею тактику, с изумленной улыбкой, которая ее раздражала. После этого он ушел, погрузившись в последнюю свою книжную одержимость – в книги Жюля Верна. Он был уже на полпути к центру Земли.
Люсиль не чувствовала усталости, это было ее обычное состояние перед боем. Она лишь продолжала анализировать свой план, проходя его пошагово снова и снова и пытаясь представить себе, что может пойти не так и что пойдет не так. Ей очень хорошо было известно, что любой план может рухнуть, как только начинается стрельба.
Остальные тоже не могли уснуть, напряжение предстоящего боя действовало на всех как возбуждающий стимулятор. Кришан подсел к Ренфилду, готовившемуся к подрывам. Румын уже стал учеником этого шотландца и обсуждал с ним секреты этого ремесла, как студенты-художники, изучающие кубизм. Однажды, когда Ренфилд вновь не сдержался и затянул какую-то очередную грубую песенку, Кришан научил его дурно переведенной, но столь же скабрезной цыганской балладе.
Хория с Клошкой провели время за бутылкой вина, споря о преимуществах и гибельных разрушениях, которые несет с собой коммунизм, против того же самого в католицизме, получая кайф от этой беседы, как будто от самой трапезы. Словно они питались этими спорами, которые составляли смысл их существования, и они, казалось, сближали их обоих теснее, чем любую супружескую пару. И действительно, эти их постоянные перепалки напоминали Люсиль многие постоянно переругивающиеся между собою пары, которые день и ночь сражаются друг с другом, тем не менее, любя друг друга и оставаясь верными по гроб жизни.
Когда на улице стало достаточно темно, Люсиль приказала всем сесть в машины, и они выехали из Бакэу. Люсиль снова села за руль. Она слышала, как Ренфилд мурлыкал себе под нос какую-то развеселую мелодию на заднем сиденье катафалка. Его дьявольские устройства лежали в кузове ехавшего вслед за ними грузовика.
По дороге на них налетел грозовой ливень. Дождь стал барабанить ей по ветровому стеклу так сильно и так часто, что Харкеру пришлось кричать, чтобы его услышали.
«Дождь пошел!», заорал он ей, перегнувшись через Князя.
«Вы вечно Капитан Очевидность, лейтенант», ответила она.
«Может, стоит повернуть обратно», сказал он. «Попробовать как-нибудь в другой раз, когда погода прояснится».
«У г-на лейтенанта нет достаточного опыта подпольной работы, чтобы знать, что дождь – это друг диверсанта». Она понимала, что читает ему сейчас нотацию, как какой-нибудь препод студенту, и только получала от этого удовольствие. «Дождь скрывает шум нашего приближения. Если часовой не спит и на чеку, листья и ветки под ногами будут влажными, они не треснут и не хрустнут, выдав тем самым наши движения. Плюс снижается видимость. Караульные будут стараться где-нибудь укрыться от дождя и будут сокращать или вовсе пренебрегать своим патрулированием. Все будут стараться остаться внутри в зданиях, где тепло и сухо. Ну разве что ты можешь посчитать, что тебе будет слишком дискомфортно участвовать в акции…»
Тот заткнулся, проглотив любой возможный ответ. Ливень стал утихать, превратившись в моросящий дождь, и она свернула на обочину примерно в полукилометре от аэродрома. Люсиль остановила машину на поляне, расчищенной лесорубами, где вокруг пней валялись отсеченные ветви и бледные груды щепок. Поход через лес, как и ожидалось, оказался мокрым и малоприятным. Князь без оглядки шествовал сквозь дождь, шагая мимо сосен и берез во весь рост, ни разу не пригибаясь под ветвями, но каким-то образом умудряясь их обходить. Все остальные из-за дождя стали похожими на мокрых котов. Но вот Князя капли дождя обволакивали каким-то сказочным отблеском. Когда они достигли внешней границы аэродрома, Люсиль отвела Харкера в сторону.
«Этой ночью ты должен будешь вступить в бой с противником», сказала она ему. «Впервые в своей жизни, наверное. Говорю это тебе, как говорится, как мужчина мужчине».
«Уверен, что справлюсь, не ударю в грязь лицом, и ты останешься мною довольна», сказал он. «Как это и произошло тогда, той недавней ночью. Знаешь, в меня вообще-то попала пуля».
Она повернулась к остальным.
«Друзья мои, вы готовы ликвидировать охрану?», спросила она своих трех партизан. «Как вам известно, необходимо сделать всё тихо».
Кришан вытащил из кармана кусок провода и накинул его себе на шею. Люсиль увидела, как он сделал гарроту. Они расположились в развалинах старого особняка, где в углу стоял раскуроченный рояль, похожий на уродливую арфу. Остальная часть инструмента была порублена на дрова. Покопавшись в камине, Кришан вытащил оттуда остатки ножки из красного дерева, нарубил себе две деревяшки размером с кулак и прикрепил тонкую фортепианную струну длиной с метр к каждому этому куску дерева. До этого момента он не находил ей применения.
Двое других вытащили кинжалы, лезвия которых были окрашены в черный цвет, чтобы орудовать ими ночью. Все трое улыбнулись ей, они больше походили теперь на пиратов, чем на партизан. Вот и наступили времена, когда потребовались пираты.
«Когда закончите, возвращайтесь сюда к нам», сказала она. «Увидимся в месте сбора».
Они опустили на глаза свои вязаные шапки, поправив их так, чтобы можно было видеть сквозь глазницы, которые в них проделал и вышил Кришан. Он довольно ловко управлялся с иголкой и ниткой и некогда вручную сшил для Люсиль кожаную сумку в подарок ей на день рождения.
«Доброй охоты», сказала она, и они выскользнули в лес, тут же исчезнув во мраке. Харкер слегка толкнул ее локтем.
«Что это за проволока у Кришана на шее?», спросил он.
«Лучше самому это увидеть, чем описывать», ответила она. «Но с другой стороны, может, и наоборот». Она повела их к взлетно-посадочной полосе. На опушке леса, напротив зданий, они опустили на землю тяжелые сумки со взрывчаткой, которые нес каждый из них, и стали ждать возвращения братьев Маркс.
«Я бы мог им помочь», сказал Харкер.
«Они отлично со всем справятся», ответила она. «Не обижайся, но ты им будешь только мешать. Как и я».
Он не нашелся, что ей ответить. Они вчетвером стали ждать. Люсиль не могла не заметить, что Князь наблюдал за ней, как наблюдают за каким-нибудь животным, которого никогда раньше не видели. Как и она изучала его, впервые увидев. Несомненно, его интересовала этот ее аспект, с которого он никогда прежде ее не видел. Она ощущала это давление, это бремя, обусловленное главным образом ее собственной неуверенностью. Как получилось, что она чувствовала себя настолько уязвимой по отношению к его мнению и ожиданиям?
Во мраке послышался какой-то шорох, и рука Люсиль инстинктивно потянулась к Люгеру. Она стала вглядываться в деревья, пытаясь отделить их от того, что могло скрываться в темноте.
«Это наши», прошептал Князь. Люсиль не могла видеть то, что видел он, и осталась настороже. Затем тьму пронзил жалобный свист какой-то птицы – козодоя [жалобного]. Люсиль ответила тем же. У Харкера было свое оружие, американский пулемет Томпсона, он поднял его и направил в сторону леса, положив палец на спусковой крючок. Люсиль протянула руку и опустила ствол вниз.
Из темноты вышли три брата Маркса. На лицах у них были улыбки, а на одежде – кровь.
«Жалобные козодои – это не ночные птицы», сказала она Хории. «Свисти обычным козодоем или ухай совой».[29]29
Есть обычные козодои, а есть так называемые жалобные козодои. По-английски обычные именуются «nightjar», а жалобные – «whippoorwill». Подробности см. в Википедии. – Прим. переводчика.
[Закрыть]
«Я не умею свистеть обычным козодоем», несколько смущенно ответил Хория.
«А сова у него получается больше похожей на овцу, испытывающую оргазм», сказал Кришан, и все тихо рассмеялись. Она повернулась к Ренфилду, который стоял, не шевелясь и не обращая внимания на дождь, лившийся на него.
«Готов, Ренфилд?» Он улыбнулся и поднял свою сумку с бомбами.
«Готов устроить тут им настоящий трах-тибидох», ответил он, и она знала, что он действительно способен это устроить.
«Приступай», приказала она. «И не забудь: оставшегося времени нам должно хватить, чтобы уйти отсюда. Как минимум полчаса».
«Тридцать минут, так точно», сказал он и бойко отдал ей честь. Затем он собрал сумки с бомбами, которые все остальные несли для него, и побежал к самолетам.
Люсиль подождала, пока он не скрылся из виду.
«Так, хорошо, подойдите ко мне, сказала она оставшимся. «Еще раз. Вот как мы будем действовать. Хория, ты пойдешь со мной к дальним западным казармам.
Я возьму на себя входную дверь, ты – черный ход. Казарма в центре – Харкер и Князь, Харкер с заднего входа. Кришан и Клошка берут на себя восточные казармы, Клошка – входные двери. По моей команде мы спереди бросаем по гранате».
«Или парочку». Клошка усмехнулся. «Чисто для смеха».
«Или три», добавила она и тоже улыбнулась. «После чего те, кто спереди, врываются внутрь и расстреливают всех, кто еще движется. Те, кто у заднего входа, занимаются только теми немцами, которым удастся вырваться оттуда. Они не должны входить в казармы. Иначе вас просто подстрелят свои же. Не лучший способ погибнуть. И смотрите, чтобы в вас не попали пули и осколки, вылетающие из стен и окон».
«А штаб?», спросил Харкер. «По-видимому, командир же у них там. Также, вероятно, там имеется и дежурный офицер, с которым тоже нужно будет разобраться».
«В штабе запасного выхода сзади нет», сказала ему Люсиль. «И я сказала Ренфилду приготовить нам кое-что особенное для тех, кто может оттуда выбежать, когда услышит, как мы работаем в казармах».
Она вытащила это из своей сумки и повела группу к лагерю. Они помчались к нему по открытой местности, отчего она вдруг испытала жутко неприятное чувство, однако этот участок они преодолели никем не замеченные. В штабной избе горел свет. Заглянув в окно, Люсиль увидела, что внутри этот домишко был разделен на две части; стена с дверью отделяли командный пункт спереди от, похоже, спального помещения сзади, где отдыхал командир. Харкер был прав: в командном пункте она увидела дежурного офицера, он спал за столом, его форменная гимнастерка люфтваффе была расстегнута, и перед ним стояла уже наполовину выпитая бутылка вина.
Перед дверью Люсиль ногой вогнала в землю деревянный кол. Она прикрепила к нему устройство Ренфилда. Это был кусок пластичной взрывчатки, прикрепленный к сломанной лопате и спереди начиненный гвоздями и винтами. Она воткнула его в землю таким образом, чтобы это железо было обращено к двери, а затем натянула от взрывного детонатора к дверной ручке провод. Когда кто-нибудь откроет дверь, детонатор сработает, и эти металлические куски со скоростью несколько тысяч футов в секунду полетят в того, кому не посчастливилось оказаться в этот момент в дверном проеме.
Она проверила, туго ли натянут провод, и повернулась к остальным, следившим за нею: «Охрененная растяжечка», прошептала она намеренно с акцентом, и все улыбнулись, даже Князь.
Установив свою мину-ловушку, Люсиль повела группу к казармам. Эти три здания выстроились в ряд по-военному аккуратно и точно, они все были одинаковыми и похожими друг на друга, словно одетыми по форме, несмотря на то, что были замаскированы под крестьянские дома. Столовая была такой же. Везде было темно.
Люсиль проверила, все ли заняли свои позиции. Она знала, что Харкер обиделся на то, что его отправили сторожить черный ход, а не атаковать спереди в дверь, но она назначила ему эту роль намеренно – именно для того, чтобы поставить его на место.
Заняв позицию у входа в восточную казарму, она увидела Клошку и Князя, наблюдавших за ней, оба они прятались в тени. Везде вокруг под лунным светом серебряным облаком висел густой туман.
Она вытащила из сумки с боеприпасами гранату и показала ее им, чтобы они это увидели. Князь одарил ее своей волчьей улыбкой. Клошка усмехнулся, и она увидела, как блеснул его золотой зуб, когда он поднял свои две гранаты. Она выдернула чеку, опустила спусковой рычаг гранаты, повернула ручку двери и медленно приоткрыла дверь казармы.
Кивнув Князю и Клошке, она бросила свою гранату внутрь, захлопнула дверь и, упав, растянулась на земле.
Последовавшим вскоре взрывом выбило стекла из окон, и она почувствовала, даже лежа в грязи, как сотряслась земля. Затем последовало еще два взрыва и душераздирающий пронзительный крик. Она не обратила на это ни малейшего внимания и вошла внутрь. Сделав это, она услышала еще один, чуть более приглушенный взрыв. Штаб.
Кто-то открыл дверь, ведущую к собственной погибели.
В казарме она увидела несколько опрокинувшихся двухъярусных коек, в воздухе летали перья – остатки разорванной подушки. Повсюду среди обломков валялись трупы, но только в передней части помещения. Из-за белого пуха, летавшего в воздухе, здесь все было похоже на какой-то сувенирный снежный шар на празднике, устроенном на седьмом круге ада.
В задней же части казармы человек 5–6 уже начали подниматься, оправившись от шока. Она открыла по ним огонь. Один из них, который потянулся к автомату, висевшему у него на койке, стал первой ее жертвой. А затем и все остальные, пока она шла по центральному проходу, стреляя в оглушенных взрывом, ошеломленных и раненых. Ответного огня не последовало. Она открыла черную дверь, и внутрь вошел Хория. Он оглядел казарму и с уважением кивнул. Она перезарядила оружие, и они вдвоем сделали по контрольному выстрелу в голову в каждого из солдат.
Выйдя наружу, под очищающий дождь, она снова перезарядилась. Князь только что вышел вместе с Харкером, а Клошка с Кришаном выходили из восточного здания.
Князь быстро вошел в штабной домик, перешагнув через труп, свесившийся над порогом. Раздался еще один крик, резко прервавшийся посреди вопля.
Все собрались перед зданием штаба. Вышел Князь и тоже присоединился к ним, и, как обычно, он был весь в крови. Люсиль взглянула на его только что вновь испачканную одежду, пропитанную ярко-красной кровью.
«Возможно, стоит снабдить вас чем-то вроде спецодежды, которую можно будет потом выбросить», сказала она ему, после чего повернулась к Харкеру. «Вам нужно обыскать штаб в поисках какой-нибудь ценной информации, лейтенант?»
Он кивнул.
«И не забудьте оставить там несколько подарочков от Ренфилда, чтобы уничтожить все следы того, что это дело рук Князя», добавила она.
Харкер сунул руку в собственную сумку с подрывными устройствами и вытащил оттуда несколько зажигательных шашек. Люсиль открыла ему дверь штаба, а Кришан с Клошка оттащили в сторону труп дежурного офицера. Заглянув внутрь, Харкер не смог скрыть своего минутного омерзения от увиденного. Люсиль увидела на стене брызги крови.
«Нужна помощь?», спросила она, шагнув к нему, намереваясь войти внутрь за ним следом.
«Не надо тебе это видеть», сказал он ей, преградив ей путь.
«Спасибо, что оберегаешь мои нежные чувства», сказала она со всей язвительностью, какую только смогла выразить, оттолкнув его и пытаясь войти внутрь.
Но тут ей на плечо легла сдерживающая рука Князя. Как будто ее схватила какая-то каменная скала. Он наклонился к ней и заговорил ей на ухо. Она не почувствовала никакого дыхания, лишь один только его голос.
«Я предпочел бы, чтобы вы не видели плачевные результаты моих действий», сказал он. Она отступила, и Харкер вошел один.
Люсиль повернулась к Князю: «Вы что, тоже пытаетесь защитить мою хрупкую натуру?»
«Скорее, это моя попытка защитить себя самого от собственного чувства неловкости», ответил он.
«Мы оба что-то слишком чувствительны для наших времен», сказала она и получила в ответ от него улыбку.
Харкер вышел из штаба. У него за спиной раздалась вспышка – это воспламенились «зажигалки».
«Операция завершена», объявил Харкер, запихивая в сумку стопку бумаг. «Дело сделано».
«Мои поздравления», сказала ему она, на этот раз без сарказма. Она оглядела группу, пересчитав людей. «А где Ренфилд? Он уже должен был вернуться».
«Я схожу за ним», вызвался Харкер.
«Нет», покачала головой Люсиль. «Это я должна сделать. Все остальные – идите к машинам. Встретимся там».
Ей было видно, что Харкер хотел что-то ей возразить, но, к его чести, сдержался и присоединился к остальным, побежавшим к машинам.
Люсиль пересекла взлетную полосу и пошла по подъездному пути самолетов, миновав защищенные маскировкой ангары. Сильный дождь прекратился, но грязь у нее под ногами густым пудингом липла к ее сапогам, отчего они с каждым шагом становились все тяжелее. Промокшая одежда прилипала к телу, отчего холод пронизывал ее до костей. Она отчетливо чувствовала, что адреналин, до сих пор ее подпитывавший, стал спадать. В каждом из ангаров из мешков с песком она стала искать потерявшегося Ренфилда, выкрикивая его по имени. Ей показалось, что она что-то увидела за четвертым ангаром, какое-то движение в темноте.
Она подняла пистолет, положив на курок палец и пытаясь разглядеть движущуюся фигуру. И тут она внезапно вырвалась из темноты – это был Ренфилд на велосипеде.
Он резко затормозил рядом с ней, с заносом велосипеда, как хвастающийся ребенок. Лицо его сияло свойственной ему идиотской улыбкой.
«Смотри, что я нашел!», гордо воскликнул он.
«Мы ждали тебя», упрекнула она его.
«Я нашел еще кое-что», сказал он. «Ха, склад боеприпасов. Ого-го, щас рванет!»
И в этот момент взорвался первый самолет. У него, должно быть, был полный бак топлива, о чем свидетельствовал огромный оранжево-желтый цветок пламени, распустившийся в воздухе. В небо взлетели факелы из пучков пшеницы и куски самолета.
После чего взорвался следующий, еще одним огненным цветком, таким же, как и первый. Третий же превзошел предыдущие, и небо озарилось пожарищем от груды подпрыгнувших бочек, скорее всего, с запасным топливом. Бурлящий огненный шар с ревом поднялся в ночное небо, мешки с песком неуклюже полетели в стороны, как согнанные с места ласточки, снопы пшеницы вспыхнули и загорелись, и по небу на землю поплыли искры, яростным и жгучим подражанием снежинкам.
Люсиль застыла на месте, ожидая следующего извержения. И поэтому она не увидела приближающуюся машину. Именно тогда она вспомнила о сарае, в котором находился автомобильный гараж. Накануне, когда они разведывали местность, там было шесть машин: три грузовика, топливозаправщик, пожарная и штабная машины. А сегодня, когда они проходили мимо этого сарая, она заметила только пять – и только грузовики, машины там не было. Это была ее ошибка.
И тут до нее также дошло, что она не заходила в здания и не подсчитывала людей. И теперь она не знала точно, сколько именно немцев были мертвы и, что еще важнее, сколько же их исчезло.
Она стала проклинать себя, когда в свете пламени, отбрасываемого горящими самолетами, появилась машина. Люсиль увидела, что из всех четырех ее окон высунулись нацистские офицеры, таращась на развевающееся пламя. Возможно, они возвращались с вечеринки, где праздновали чей-то день рождения, или повышение по службе, или же отмечали излечение кого-нибудь из них от гонореи. Это не имело теперь никакого значения. Она обязана была проверить местный кабак, контролировавшийся немцами.
Эти мысли пронеслись у нее в голове, и на несколько секунд она неподвижно замерла на месте. И она стояла так до тех пор, пока не увидела вспышки выстрелов из машины, мчавшейся прямо на них с Ренфилдом.
Если немцы и были пьяны до того, как увидели, как взрываются их самолеты, то после этого они быстро протрезвели и теперь целились из своих пистолетов в единственно доступные им цели – в женщину и мужчину, стоявших перед ними и освещенных ослепительными огнями горящего аэродрома.
Пули, ударявшиеся в землю вокруг Люсиль и Ренфилда, стали забрызгивать их грязью. Одной рукой она отпихнула Ренфилда, так, что он оказался у нее за спиной, а другой подняла пистолет и прицелилась в несущуюся навстречу машину. Все три ее пассажира и водитель высунули из окон свои пистолеты. И из этих пистолетов в нее летели пули.
ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА
(Расшифрованная стенография)
Боже правый, она просто потрясающая. Ничего подобного я не видел на свете. Она удивительный экземпляр. Признаю, что в последнее время я был немного зол на нее, за испытанные мною многочисленные унижения и многие другие прегрешения с ее стороны. Но после того как я собственными глазами увидел, как она действует на этом проклятом взрывающемся аэродроме, мои чувства к этой девушке – нет, к этой ЖЕНЩИНЕ! – усилились в разы.
Мы возвращались к своим машинам, как предложила нам это сделать Люси (я больше не могу употреблять слова «дорогая» или «милая», думая о ней; нужно будет подыскать какое-нибудь другое слово). Когда нам уже стали видны катафалк и грузовик, мои опасения за нее, оставшуюся там одну в поисках задержавшегося Ренфилда, возросли настолько, что я заставил себя остановиться.
«Я возвращаюсь», сказал я остальным. «Ренфилд на моей ответственности».
«Я с вами», вызвался Дракула.
Я повернулся к Хории: «Ждите нас здесь, в машинах. Мы мигом». Он кивнул, и я отправился назад тем же путем, которым мы пришли.
Подойдя к аэродрому, мы услышали взрыв. Вздымающееся в небо пламя сделало лес перед нами четким и рельефным, и стволы деревьев чернели на фоне этого преждевременного рассвета.
Затем раздался грохот еще одного взрыва, за которым последовал еще более мощный взрыв. Пока что оснований для тревоги не было, как я и ожидал, так как взрывы были результатом трудов Ренфилда. Но затем раздались выстрелы. Это меня подстегнуло, и я помчался вперед. Вампир тут же меня обогнал, и мне пришлось сильно поднажать, чтобы догнать его.
Он остановился там, где кончался лес, и начиналось расчищенное от деревьев пространство – рулежная дорожка для самолетов. Раздался новый взрыв – это взорвался еще один самолет, и я увидел хвостовую часть, вылетевшую из облака мешков с песком.
Однако все наше внимание было обращено на Люси, которая стояла прямо по центру рулежной дорожки и целилась в серый немецкий штабной автомобиль, мчавшийся к ней и к Ренфилду, который стоял у нее за спиной и пялился на пожарище, которое сам же и устроил. Из открытых окон машины торчали четыре руки, паливших четырьмя пистолетами в Люси – сцена прямо из какого-нибудь фильма про янки-гангстеров.
Но она твердо стояла на месте, озаряемая ярким светом огня горящего аэродрома, плясавшего желтой мерцающей иллюминацией. Она не дрогнула, когда почти шквальным огнем пули стали ударять в грязь и свистеть вокруг нее в воздухе. Спокойно прицелившись, она выстрелила, как будто жужжавшие у виска пули были лишь каплями дождя.








