Текст книги "Все дороги этого мира"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Линай протянул кружку, Инрих долил в нее еще вина. Все слушали, затаив дыхание. Линай продолжил:

– Так вот, мужчин было у них раза в четыре больше, чем женщин. Семьи были у них странные. Отношения описываются противоречивые. Но да я не про это. Они стали торговать, продавали знания, но по заметкам тех лет, они изучали мир. На них пытались раза два напасть, что стало с нападавшими неизвестно, все сгинули. При том, что даже ясновидящие не могли сказать ничего определенного, кроме нечленораздельных криков ужаса. Эти пришельцы предпочитали путешествовать на своих больших летучих тварях. Картинки в хрониках того времени изображают их как волосатых лошадей или маленьких драконов. Изображения тоже весьма разные. Постепенно, торговцев с тех земель становилось все меньше. Есть сведения, что пришельцы вымирали. Почти триста пятьдесят лет назад эти земли стали закрытыми. Туда просто не могли пройти люди, эльфы, гномы и кто бы то ни было. Но чуть позже туда стало манить. Манило, завлекало известных героев, победителей, игроков, магов, целителей, в общем, выдающихся личностей. Они все пропали бесследно.

– А потом? – послышался чей-то голос. Хэссу показалось, что это Тьямин.

– Потом, героев становилось все меньше, и стали пропадать путешественники. Идут себе люди куда-то, глядь, а они возле Темных земель. Кстати их тогда и стали называть Темными потому, что если смотреть издалека на них, то видно одну темень. Не разглядеть, что там. Попались так несколько магов, они разобрались, что на дороги наложено заклятие. Все дороги ведут в Темные земли, поэтому караваны стали ходить с магами.

– Как жутко, – выдохнула Най. Она еще теснее прижалась к Крысенышу.

– Нормально, – пожал плечами Линай.

– А почему они стали Темными? А те, что совсем умерли? – волнуясь, Тьямин говорил очень быстро.

Линай сделал многозначительную паузу.

– Не известно, но удалось узнать, что они умерли не все. На дорогах лежит заклятие, пока они не приведут в Темные земли кого-то. Если бы они привели, то расколдовались, и не было бы этого безобразия. – Линай улыбнулся. – Но дороги бы расколдовались, если бы умерли те, кто наложил такое мощное заклинание.

– Ух ты, – выдохнул эмоциональный Тьямин.

– Выходит, что пришельцы живут среди нас? – Недай спрашивал в неком недоумении и неверии.

– Может и так, – Линай улыбнулся еще загадочнее, и провел рукой по бороде.

Флат начал пугать Вику, заявив, что он точно пришелец и придет ее похищать этой ночью.

– Ну, тебя, – отмахнулась девушка.

Рассказ старца Линая с ухмылкой слушал только Боцман. Уж он то знал побольше его, но рассказывать не торопился.

С еще большим удовольствие рассказ Линая слушали дороги. Всю ночь они обсуждали его слова.

– Кто бы подумал до чего додумались? – вздыхала одна из дорог.

В разговор влезла старая и мудрая дорога:

– А если..?

– Мы не сможем, – отвергла ее предположение другая. – Мы не можем их убить. Мы можем только привести к ним тех, кого они ждут.

– Да, мы водили к ним всяких разных, но никто не подошел, – ярилась другая дорога. – Столько хорошего народа извели.

– Как бы нам определить, кто им подойдет? – думала более рациональная дорога.

– А твои артисты? Чуткие, редкие, талантливые и необычные люди? А? – хитро поинтересовались у одной из дорог.

– А почему вы все думаете, что артисты подойдут? – дорога не хотела отдавать своих артистов.

– Воинов мы к ним водили? Водили, а артистов не водили, – победоносно заверили ее другие дороги.

– Хороша логика, – возмутилась та дорога.

– Какая есть, – огрызнулись в ответ. – Ты подумай, вдруг они смогут и подойдут, тогда люди снова станут ходить по дорогам. Сколько их возродится, появятся новые дороги.

Дорога сдалась, она не смогла пойти против своих.

– Тогда колдуем?

Мухмур Аран чувствовал некую неправильность происходящего. Он старался ехать впереди всех. Это создавало иллюзию широты и одиночества. Он обдумывал постановку по тому тексту, который написал Одольфо.

К нему подъехали Линай и Инрих.

Ничего не значащий разговор о погоде и природе перешел в обсуждении проблем выступления. Инрих расспрашивал Арана, Линай внимательно слушал.

– Простите, уважаемый Аран, – обратился к нему Линай. – Я вижу Вашу крайнюю озабоченность.

– Озабоченность? Тревогу, скорее, – Мухмур не стал отрицать свое встревоженное состояние.

– Так в чем его причина? – Инрих согласился с вопросом Линая.

– Чувствовать других моя обязанность, – Линай ответил на немой взгляд Инриха.

– Кажется мне не то что-то, – признался Аран.

– Ара, что сердце? – Инрих распереживался.

– Нет, не сердце, – Аран еще больше нахмурился, неосознанно приложил руку к сердцу. – Кажется мне, что дороги какие-то кривые.

– Это после вчерашнего, – стал успокаивать Инрих.

– Да не пил я, – стал оправдываться Аран.

– Я не о том, Ара. Я о рассказе уважаемого Линая.

– А? Нет, мне и до этого всякая муть мерещилась, а тут совсем доняло, – высказался Аран.

– Оставим это, – предложил Линай. – Вы правильно заметили, все от моего рассказа, а может быть Вы сильно волнуетесь из-за предстоящего выступления.

– Скажи, а последний вариант Одольфо приемлем? – Инрих переключился на более насущные проблемы.

– А? Роли уже раздали. Илиста еще шлифует текстовку. Саньо вполне доволен. Там у него счастливая история. Девочки в восторге, они блеснут во всей красе, – высказал свое мнение Мухмур Аран.

Его ослик повел головой, подтверждая слова хозяина. Со стороны, это выглядело забавно. Инрих переглянулся с Линаем, оба улыбнулись.

– О чем эта постановка? – из вежливости поинтересовался Линай, а Инрих закатил глаза. Сейчас Аран будет два часа излагать текст, его планы в постановке, в комбинировании сцен, декораций, света и прочего.

– Постановка, которую мы представим на фестивале, называет простенько и со вкусом, – Аран сел на своего любимого конька. – "Любовь на перекрестье" вот как она называется. В основе ее реальные события. Главная линия – это линия любви женщины-воина и мужчины-художника. Илиста сыграет женщину, а Саньо – художника. У Саньо есть сын, который тоже воин, но любит другого воина. У них так сказать конфликт. В битве один спасает другого и гибнет. Есть еще девочки из отряда Илисты. Они выполняют самые опасные задания, но так хотят жить простой жизнью. Там тоже некий конфликт, который Одольфо раскрывает в своем труде.

– Как замечательно, – вежливо покивал Линай.

– Да, я планирую сделать из этого нечто эпическое. Сейчас не хватает таких мощных вещей, – поделился тайным замыслом Мухмур Аран.

Инрих потихоньку отстал от них, он давал ценные указания Недаю для организации вечерних репетиций.

– Да? – Линай сосредоточился на своих размышлениях о великом, и разговаривал с постановщиком, не осознавая своих слов.

– Да! Начнется все так, – Аран взмахнул руками, а ослик потряс ушами. – Ночь, темнота. Яркие огни и на зрителей несется волна песка. Это пустыня. Эффект должен быть оглушающим. Согласны?

– Конечно, – кивнул Линай.

– В первом акте, а постановка у нас будет трехактовой, перед зрителями появляются все персонажи. Художник рисует, он небогат, но молод. Ему почти сорок, мы решили, что это подходящий возраст. Он весь такой возвышенный, рисует, говорит о любви. Потом будет приход его сына, который рассказывает отцу о своей любви. Но отец его не понимает, и сердится. Их приглашают к местному правителю. Они думают, что на пир, или еще что, ан нет, их зовут потому, что кто-то наслал на город огромную песчаную бурю. И так сказать, требует выкуп у правителя. Тот естественно в шоке, собирает войско и магов. Так и встречается художник с этой воительницей. В ее подчинении находится и возлюбленный его сына. Художника отправляют вместе с воинами и магами, чтобы он смог увидеть великую победу и запечатлеть ее для будущего.

Мухмур затих. Линай вслушался в эмоциональный рассказ постановщика. Когда тот говорил, картинки вставали перед глазами Линая.

– Замечательно, этим и закончится?

– Только первое действие, – Аран вернулся к действительности. – Второе я планирую начать с другой картины. Я хочу показать прекрасную степь, покрытую цветами в самом цветении.

– Так сказать, противоположность самому началу постановки?

– Да, – Аран умолк.

Линай уже утомился от выслушивания Мухмура. Его спасли подъехавшие артисты, Линай незаметно исчез. Потом присоединились Одольфо и донна Илиста.

– Ты замечательно это придумал, дорогой, – Илиста прижимала руки к груди. – Такая сильная сцена, так пробирает. Жестокости, конечно, перебор, но зато как зрителям будет интересно. Это поразит их воображение.

Одольфо загордился похвалами Илисты, и щеки его покраснели.

– Что такое добавили? – с особым волнением уточнил у них Мухмур Аран.

– Я тебе сейчас расскажу, Ара, – Илиста повернулась к нему. – Мы решили вставить такую сцену во втором действии. Когда сын художника получает известие, что все погибли в степи, он задумывает продолжить линию их рода, и женится на молодой симпатичной соседке.

– Зачем? – встал в ступор Аран.

– Ты слушай дальше, не перебивай, – потребовала Илиста. – Потом уже когда выясняется, что все живы, кроме любовника сына художника, сам сын помутился с горя рассудком.

– И что? – затребовал продолжения Аран.

– Ну, получится, что воительница и художник заберут себе этого ребенка.

– Угу, а это не будет слишком?

Илиста тряхнула волосами, возмущаясь такой недальновидностью.

– Ха, Ара, ты сам то понимаешь, что это внесет лирические ноты и некое светлое будущее в нашу постановку.

– Действительно, – согласился Аран.

Почти все было готово, пора начинать репетиции, готовить декорации, грим, костюмы, учить роли, шлифовать движения.

Хэссу тоже слышал всеобщие обсуждения будущей постановки. С этого дня они начинали двигаться помедленнее. Больше времени отводилось на репетиции.

Эльнинь встал на ноги, и проводил время со своим учителем. У Хэсса появилось свободное время. Не считая стихов, Хэсс занимался загадкой заколдованности директора и думал. Особо навязчивыми были мысли о его учителе Шаа.

Они встретились совершенно неожиданно для мальчишки Хэсса. С тех пор прошло много времени – больше девяти лет. Они встретились глазами. Голодные глаза Хэсса ощупывали старичка, шедшего по улице. Когда Хэсс увидел Шаа, он подумал, что это возможная добыча и пропитание на день или даже два. Но глаза выдали такую силу, что Хэсс не стал обворовывать старичка и запретил своему напарнику.

На улице уже темнело, и все порядочные люди не ходили по улицам внутреннего города, особенно рядом с рынком. Хэсса заинтересовал этот старичок, который ничего не боялся и шел неизвестно куда. Напарник Хэсса – десятилетний мальчишка – остался на их любимом месте, поджидая очередную жертву. Хэсс отправился за старичком. Это и спасло его от смерти. Утром Хэсс нашел труп своего напарника с ножевым ранением.

Хэсс дошел за старичком до старого заброшенного дома. Забравшись на второй этаж дома по свисающему растению, Хэсс стал подглядывать. Старичок доставал что-то из тайника, а Хэсс порадовался, что будет ему большая добыча, когда старик уйдет. Внезапно в доме появились новые действующие лица, судя по черной одежде и маскам – клан наемных убийц. Старичок мастерски изобразил беспомощность. Двое гостей полезли в тайник, и их выбило оттуда огненным шаром. Еще двоих гостей старичок, неожиданно преобразившись в вполне боевого мага, убил заговоренными ножами. Еще одного старичок убил, отразив его же огненный шар. На все происходившее Хэсс смотрел во все глаза. Он уже раздумал смотреть, что там такое в тайнике. Старичок повернулся и подмигнул Хэссу. Кубарем скатившись со второго этажа Хэсс убежал.

Хэсс убежал, но утром его схватили стражники и стали допрашивать о ночи. Хэсс держался очень стойко, он ничего не рассказал. В тюрьме он провел почти месяц. Выйдя на улицу, Хэсс заплакал от отпустившего напряжения.

На его улице стояли уже новые мальчишки, которым одинокий Хэсс не в силах был противостоять. Надо было где-то ночевать, и Хэсс не придумал ничего более умного, как податься в тот заброшенный дом. Но каково же было его удивление, когда на месте заброшенного дома Хэсс увидел вполне симпатичную лавку. От неожиданности Хэсс даже зашел в нее.

– Чего приперся, бодяжник? – заверещала дамочка.

Хэсс, выглядевший не лучшим образом, после месяца в тюрьме, шуганулся в сторону. Но наткнулся на человека. Это был тот самый старичок.

– Ты почему с парадного? Покупатели же, – спокойно поругал его старичок. – Простите, уважаемая, племянник явился. Дикий еще.

– Фу, – женщина надула губы и наморщила лоб. – Воняет. Помыли бы. Или он работает в канализаторской?

– Нет, что Вы, – рассмеялся ее шутке старичок. – Пойдем.

Теплая рука отвела Хэсса в задние помещения лавки.

– Мойся, переоденься. Потом поешь, – сказал старичок и ушел заниматься покупательницей.

Постояв минут пять в шоке, Хэсс неуверенно залез прямо в одежде в ванну. Ему пришлось отрывать одежду от кожи, кое-где она прилипла.

Через час Хэсс ел за большим столом. Там было все, но Шаа не велел переедать.

– Вор? – спросил Шаа.

– Как получается, – опустил глаза Хэсс.

– Хочешь научиться?

– Я? – от очередной неожиданности Хэсс уронил ложку.

Старичок Шаа нагнулся и поднял ее.

– Я умею, – улыбнулся он, подавая Хэссу новую ложку.

– Хочу, – мальчик ринулся в омут будущего.

– Будешь жить здесь, учиться, помогать в лавке. Как я говорил, я – Шаа. Жена у меня умерла, детей нет. Ты будешь племянником. Согласен?

– А почему я?

– Ну, ты же пришел, – с убийственной логикой заявил Шаа.

– Ага, – согласился мальчик. – А что я буду за это должен?

Шаа погладил его по голове, Хэсс чуть было не отшатнулся. Он привык, что прикасаются только затем, чтобы сделать больно.

– Это партнерство, мальчик. Если одного из нас не устроит, то мы его расторгнем. Договорились?

Это было слегка сложновато для Хэсса, он это обдумал, и медленно кивнул головой.

– Отлично, Хэсс. Но тебе в воровском мире нужно новое имя.

– Имя? А у тебя есть?

– Есть, меня зовут Змееныш, – признался Шаа, ошеломленному Хэссу. Змееныш был одним из самых знаменитых воров за последние лет сорок.

– Ого, – Хэсс выпучил глаза. – А я буду Незваным. Согласен? – предложил Хэсс. Шаа расхохотался.

Глава 7. Наследить в истории

Моя заветная мечта – наследить в истории.

Вирус Н5N1

Страхолюд прокололся. Такого облома с ним не случалось никогда, и это стало для него навязчивой идеей. Он самого начала повелся на обстоятельства. Вечером сидя у костра с сумасшедшими актерами, Страхолюд еще раз анализировал свои поступки.

– Это просто стечение обстоятельств, – твердил Страхолюд, но глубоко в душе шевелились сомнения.

Он заселился с Хэссом в повозку, но тот не ночевал. Страхолюд не смог добраться до волос молодого лирика. По его данным, Хэсс хорошо походил под описание старика барона Д'Оро. Но дотошный Страхолюд оставил проверку молодого лирика на потом, он занялся остальными.

На сегодня итог был таков. Страхолюд разжился волосами и проверил следующих личностей, подходивших по возрасту: Джу, Лии, Най, Ямины, Гвенни и Монетки.

Они не подошли.

Страхолюда не смущали родители или родственники у некоторых, кого он проверял. Он хорошо знал, что дети могут быть усыновленными. Орк привык проверять все до мелочей.

Еще у Страхолюда были прядки волос: Флата, Дикаря, Тьямина и Жанеко. Но на них он не возлагал больших надежд. Тьямин был пришлый, лет четырнадцати. Сомнительный вариант. Жанеко – монах, тоже вряд ли подойдет. Не мог внук барона, такого любителя жизни, податься в монахи. Про Флата и Дикаря интуиция ставила под сомнение. Ничего похожего на барона.

Из оставшихся Страхолюд не успел отрезать волос у Алилы, Вики, Йола и Мириам, а также у этого Хэсса.

По началу это совсем не беспокоило Страхолюда, но... Всегда это пресловутое но. Вчера Хэсс потерял все свои волосы и стал щеголять бритым черепом, и говорил он с тем же оа-каньем, которое Страхолюд слышал у барона Д'Оро.

Дело было так.

Они остановились на ночевку. Все было, как обычно, актеры шумели, рабочие сцены потихоньку пили и рассказывали байки, монахи молились, драматург что-то лихорадочно писал, Хэсс валялся в сторонке. Всем этим бедламом руководил старичок в красном – Мухмур Аран. Страхолюд вертелся среди актеров. Он надеялся отрезать волосы у капризной и ветреной Вики.

Внезапный крик разорвал мир. Люди стали оглядываться по сторонам, затихли. Этот крик был полон настоящего ужаса.

Страхолюд увидел, что вскочивший Хэсс исчез в кустах. Он кинулся за ним. Недай тоже уловил это движение и бросился за Хэссом и Страхолюдом. Но оба опоздали. Успел только лирик. Когда они нашли Хэсса, то увидели, что он держит за руки и тянет Алилу, которая попала в ловушку.

Девушка пошла справить естественную нужду, и присела не под тем деревом. Это оказалась редкая лиана, которая обвила ее своими щупальцами и стала тянуть в ствол. Втроем им удалось вытянуть Алилу, но оказалось, что на голове Хэсса куча смолы, которую выплюнула лиана. Как потом им объяснили, этой липкой массой лиана плюет в лицо жертве. Алиле повезло, все угодило на голову Хэсса.

– Бедненький, – Алила сидела с лириком и держала его за руку.

– Дао чего уж там. Я воат поападал и хуже, – отшучивался Хэсс.

Хэсса брил и отмывал Мореход. Временами он разрешался фырканьем, вонь была нестерпимая. Все это потом сожгли. Хэсс остался бритым, а Страхолюд рвал на себе волосы. В связи с тем, что он был волосатым, то выглядело это забавно.

– Хочешь и тебя побреем? – подкололся Недай. – Будешь человеком?

В другое время Страхолюд был заржал над этой плоской шуткой, но сейчас пробормотал что-то невнятное.

– Так, голову мыть этим каждый день, – Анна сунула в руки Хэсса приятно пахнущую баночку. – Череп брить еще дней двадцать, пока настойка не кончится. Потом волосы должны хорошие вырасти.

– Ты не переживай, парень, – сумрачно заявил Боцман. – Дамочки и так от тебя без ума.

Илиста вздохнула, вздохнул и Страхолюд.

– Ты молодец, – изрекла прима.

Саньо кивнул головой.

Уже ночью отчаявшийся Страхолюд осознал свои проблемы. Он не стал проводить церемонию сравнения волос Тьямина, Флата, Дикаря и Жанеко. Страхолюд был морально подавлен. Он сосредоточился на Хэссе, решил его охранять, чтобы ничего не случилось с этим мальчиком. Мертвый наследник явно не нужен будет барону. К тому же Страхолюд решил побольше узнать о самом Хэссе.

Но отметать другие шансы не стоило. Собравшись с духом, Страхолюд решил провести церемонию сравнения волос следующей ночью, а потом все же проверить остальных.

В таком же отчаянии пребывал и Сентенус. Он разбирал и анализировал возможности королевства Эвари, но утешительного прогноза никто не мог дать. Ресурсов на обеспечение долговременной безопасности не хватало.

В Эвари существует обычай: когда ничего не возможно сделать своими силами, идут к колдуну. Колдун этот сидит в большой белой башне из слоновой кости. Колдун не любит работать, ему нравится развлекаться. В последние лет сто, он проводит научное исследование, сравнивая сексуальный темперамент уроженок разных стран.

Пришедшему Сентенусу, колдун совсем не обрадовался. Он фырчал, брюзжал, кряхтел, но вылез таки из постели с двумя очаровательными дикарками. Такое сочетание черт, как у этих девушек, Сентенус видел первый раз.

Он засмотрелся на обнаженных красоток. Колдуну пришлось пихнуть его в бок. Высокий, в черной мантии, напяленной на голое тело, в разных тапочках, а на голове всклокоченные волосы, колдун выглядел как упавшая с елки ворона.

– Ты, что приперся? – колдуну было противно стоять на холодном полу в коридоре.

– Поколдуй, а? Проблемы у нас, однако, – отчитался Сентенус.

– Чего опять? – колдун почесал себе грудь и живот, продемонстрировав Сентенусу голый и уже почти синий от холода живот, а также посиневшие руки.

– Так брань, глад, мор и смерть ближайшие наши гости, – Сентенус сам начал чувствовать ненормальный холод. – А чего у тебя так холодно?

– Чего? Чего? Не твое дело, бодяжник хренов, – колдун не отличался вежливостью. Если его упрекали в легком хамстве, то колдун говорил, что вежливость – это для королей, а он таких книжек про вежливость нигде не видел. Нынешний король велел написать и издать два десятка книжек о вежливом обращении, но колдун их проигнорировал, не купил ни одну. Те книги, что были присланы ему в качестве подарков, колдун передарил первому министру. – Ладно, пошли.

Колдун сгреб Сентенуса в охапку и переместился в достаточно теплое и светлое помещение, но без окон.

– Чего тебе прогноз или пути?

– Дай мне шанс как-то это изменить. Введи что-то новое, геомант.

– Не мешай тогда, – колдун сосредоточился и замычал. Мычал он не долго. Открыв глаза, заявил. – Шанс у тебя есть, но чем дело кончится, сам не знаю. Значит так, где-то там идут люди – типа как актеры. Куда идут не знаю, главное куда попадут – в Темные земли.

Колдун замолчал, Сентенус ждал.

– Ага, в Темных землях они могут найти твое спасение, – наконец, добавил колдун.

– И что?

– И все, – заверил его колдун.

– А если они не найдут мое спасение? – засомневался Сентенус.

– Тогды и приходы еще раз, – благодушно разрешил колудун.

– Дай хоть наводку на тех людей, – взмолился Сентенус.

– Ну, "Цветок страсти" видел с грудастой бабенкой? – покривился колдун. Он вроде уже закончил работать, а тут опять чего требуют.

– Донна Илиста? – уточнил Сентенус, вспомнив шикарную постановку.

Колдун просто кивнул, и испарился из помещения для медитации.

– А я? – Сентенус спросил в пространство.

Колдун появился перед ним, но уже без мантии, обхватив его плечи, переместился к воротам своей башни.

– Ничего себе, – услышал Сентенус.

Народу, торговавшему у белой башни сувенирами, предстала следующая картина. Молодой будущий король появился в обществе голого колдуна. Тот толкнул Сентенуса в грудь и сказал: "Не забывай!" и исчез. Наследник короны улыбнулся, и пошел быстрым шагом прочь от башни. К вечеру слухи расползлись до невероятных размеров.

В тайном помещении разведканцелярии Эвари Сентенус давал ценные указания сотрудникам. Все силы были брошены на поиски донны Илисты.

В комнату зашел Шляссер, приторный запах табака вполз в комнату.

– И как?

– Предсказал, – пожал плечами Сентенус. Он был абсолютно уверен, что Шляссер уже знает, что наговорил колдун.

– Ищешь?

– А что еще делать? – вопросом на вопрос ответил Сентенус. – Какие то проблемы?

– Сборище у Главрика будет.

– Знаю по поводу празднования очередной годовщины победы на варварами с севера.

– Да, – подтвердил Шляссер. – И как мне? Тебе то придется присутствовать точно.

– Эх, – расстроился Сентенус.

Дело в том, что Шляссер и Мортирос были обязаны бывать на общих собраниях у короля. В таких случаях образ Шляссера на себя примерял Сентенус. Он прекрасно справлялся. Потом исчезал один из двух Шляссер или Мортирос. Появлялся Сентенус, танцевал в свое удовольствие, и мог появиться Мортирос или Шляссер в зависимости от настроения начальника Сентенуса.

– Да, а теперь как? – Сентенус пребывал в некоторой растерянности.

– Я нужен буду, как Шляссер. Придется казначею Мортиросу поболеть пока.

– Прости, Морти, – извинился Сентенус. – Разберусь с этим, и тогда все вернется на свои места.

– Посмотрим, твое будущее величество.

– Что дед?

– Завел себе очередную красотку, – Морти информировал Сентенуса. – Красивая и умная из рода Варилелей. Беседу с ней мы уже провели.

– Ну, и хорошо, – выдохнул заботливый внук. – А папа?

– Создает очередной нетленный шедевр, – также информировал Морти.

– И это хорошо. Хоть дома все хорошо, – утешился Сентенус.

– У тебя есть какие-то предположения, что имел в виду геомант? – вернулся к серьезному разговору Мортирос.

– Вариантов масса, но что окажется верным? Колдун сказал, что они найдут спасение. Значит, во-первых, они должны вернуться.

Собеседники переглянулись.

– Из Темных земель никто не возвращался. Это прописная истина, Сентенус.

– В этот раз они должны вернуться, и мы должны все узнать. Если они найдут это самое спасение, то надо, чтобы они согласны были дать его нам. Но что это будет такое, я не знаю.

– Явно не деньги, – вздохнул Мортирос, взирая на новую лампу, которую купил Сентенус. – Не подходит она тут, – решил Мортирос.

На еще большую лампу взирал и сомневался Нигмар. Его главной задачей в труппе был подбор лучшего освещения, а целью сделать идеальные акценты на актерах, словах, действиях с помощью света.

Репетировали самое начало постановки. Саньо в роли художника рисовал картину. Нигмар старался установить такое освещение, чтобы выделить напряженную, но вдохновленную физиономию актера и подчеркнуть шедевральность его работы. Сочетать это у него не выходило.

– А если вот так? – в очередной раз решал Нигмар.

В труппе его не было слышно и видно. Когда Нигмар не работал, он рисовал. Это его картины взяли в качестве полотен Саньо. Изображения у Нигмара получались необычными, ему было все равно, что рисовать. Его больше всего занимала игра света на предметах, воде, стекле. У Нигмара было больше полусотни рисунков одной композиции: стакан с водой, роза и яблоко. Все они были выдержаны в разных цветовых гаммах, при разном освещении и производили на смотрящих фантасмагорическое ощущение.

Пока Нигмар маялся с освещением, костюмеры решали с костюмами. Актеры желали участвовать в подборе костюмов, но окончательно решал все Мухмур Аран.

Сейчас подбирали наряд для донны Илисты. Боцман даже отдал ей свою расшитую рубашку, в которой Илиста смотрелась до нельзя трогательной.

Саньо нашли лиловый беретик, и искали перо для завершения образа. Хэсс вертелся у костюмеров, копаясь в тряпках. Он захотел найти хороший черный платок, чтобы по-пиратски повязать на голову.

– Зачем тебе платок? – возмущался Рис.

– Представь себе выходит на сцену бритый поэт и что?

– Нормально, только стихи читай не сильно лиричные, – кривил губы Рис. – А платок тебе не дам, сам ищи.

Увлекательное рытье в тряпках захватило даже Страхолюда. Алила же нашла себе уморительные короткие штанишки с дыркой на бедре.

– Это когда мы из пустыни будем выбираться, – заявила она. Мухмур одобрил выбор.

– Нашел! – завопил Тьямин.

– Что? – повернулись головы в его сторону.

– Смотрите, – Тьямин держал в руках шикарный комплект нижнего белья с кружевами.

– Положи на место, балбес, – закричал Аран. – Это же для "Возлюбленных сердец". Знаешь, сколько он стоит?

– А кто его одевает? – потребовал ответа Тьямин. – Донна Илиста? Так ей вроде будет мал.

– Нахал, – улыбнулась Илиста. – Это тряпки Солнечного.

– Саньо? – не поверил Тьямин. – А зачем?

– Классику знать надо, – не желая вдаваться в объяснения, улыбнулся Дикарь.

– Тогда я с вами не расстанусь, пока все постановки не посмотрю, – серьезно пообещал Тьямин.

– Ну, тогда тебе придется жить две сотни лет, – Алила потрепала Тьямина по щеке.

– Да ну, – не поверил Тьямин.

Пока актеры разбирались с нарядами, Альтарен и Сесуалий пытались творчески подойди к описанию будущей постановки "Любовь на перекрестье".

Альтарен работал в амплуа хвалебщика, а вот Сесуалий – критика.

Сесуалий – темная личность. По внешности более, чем за пятьдесят, с залысинами, начесывает волосы с боков, пытаясь прикрыть лысинку. В связи с его чрезмерной любовью к спиртному, запах изо рта, пот, некоторая обрюзглость. Сесуалий страшно боится потерять работу, но ничего не делает, чтобы удержаться на ней. Его опусы не лишены таланта. Ведь надо уметь так покритиковать, чтобы люди захотели сходить посмотреть постановку. С другой стороны, Сесуалий оптимист, любит рассказывать анекдоты, когда достаточно трезв. Вся труппа уже знает о его мифической матери, к которой он хочет переехать на постоянное место жительство, накопив побольше денег. Артисты любят Сесуалия, он умеет слушать и в его карманах всегда есть что-нибудь сладенькое. Сесуалий много путешествовал в молодости, и в этой поездке он часто вспоминал прошлые годы.

Альтарен выглядит намного моложе своего партнера. Он поехал в столь длительное путешествие во второй раз в своей жизни. Обычно он работал в городе. Можно сказать, что Альтарен воплощение настоящего газетчика: вечно собранный, застегнутый на все пуговицы, пахнет цветочной водой, и из эпатажа носит черный шелковый платок, расшитый серебренной нитью. Альтарен очень трезво смотрит на жизнь, его серьезность граничит с глубоким пессимизмом.

До этой поездки они шапочно знали друг друга. Сейчас же им пришлось подружиться, или по крайне мере стать партнерами. Альтарен с брезгливой жалостью относится к Сесуалию, тот же кажется не замечает этого.

Альтарен уже читал постановку, слышал высказывания Одольфо, донны Илисты и Мухмура Арана. Поглядывая на суетившихся и визжащих актеров, Альтарен писал своей положительный отзыв на постановку. Через плечо ему дышал в ухо Сесуалий, вчитываясь и думая, как преобразовать написанное Альтареном в нечто завлекательно негативное.

На бумаге у Альтарена выходило: "Постановка великого Мухмура Арана по тексту, написанному вдохновенным гением несравненного Одольфо...".

Рука Сесуалия выводила нечто противоположное: "Несомненно великий, но давно не радовавший публику Мухмур Аран согласно своему возрасту взялся ставить творение Одольфо в эпическом стиле...".

Альтарен продолжал: "Учитывая высоко художественную ценность тех идей, которые воплотил в своей постановке Мухмур Аран, сыграть их может только такой блистательный дуэт, как Илиста и Саньо".

Сесуалий опротестовывал: "В сцене любовных утех Саньо будет пылать от страсти так, что любая женщина захочет оказаться на месте его возлюбленной. Одольфо стремился к максимальному правдоподобию. Его герои показывают любовь настолько расковано, что я спрашиваю, а что между ними?".

Альтарен писал: "Конфликт отцов и детей в постановке принимает необычные формы. Сын главного героя считает, что отец должен его принять с любой ориентацией".

Сесуалий исправлял: "Что можно сказать о человеке, который не уделял своему сыну достаточно внимания. Его ребенок пустился во все тяжкие: не желает работать, спит с мужчинами, и не исключено, что курит опиум".

Альтарен задумался над фразой: "Отправлять на войну женщин не этично".

Сесуалий перековеркал: "Какие пришли времена? В войнах нас защищают женщины. Что случилось с мужчинами? Они рисуют картины. Позор! Еще раз позор на наши головы!".

Позже эти творения читал Инрих и Хэсс.

– Я бы пошел на эту постановку, – решил, наконец, Хэсс.

– Почему?

– Инрих, в этом опусе настолько хорошо поливают грязью всё и вся, что возникает интерес посмотреть нечто такое, – высказался Хэсс.

– Молодец, Сесуалий. Сегодня он в особом ударе, – похвалил Инрих.

– Я так понимаю, что это для обычной публики, а это для тонких натур, – Хэсс потыкал пальцем в читаные ранее сентенции.