Текст книги "Все дороги этого мира"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

– Угу, – кивнул Логорифмус. Эти сведения хозяина таверны совпадали с его. – А что-нибудь еще знаете?

– Знаю, – важно кивнул толстый хозяин. – Там варвары ходят. Еще там есть сокровищница знаний, еще там есть сокровищница времени. Это все.

– А как они выглядят? – отец Григорий радовался, что уже столько узнал.

– Никто не знает, – пожал плечами хозяин таверны.

– А откуда тогда знаете? – отец Логорифмус был дотошен.

– Так некоторые ясновидящие, и маги кое-что могут. Они говорят, что дороги заколдованы. Они ведут всех странников в Темные земли, чтобы снять проклятие. Но про проклятие, – не очень уверенно добавил трактирщик, – мы точно не знаем. Кто-то утверждает, что это не проклятие, а наоборот, те ждут достойных.

– Понятненько, – пробурчал отец Григорий. – Скажите, уважаемый, – отец Григорий оценил ход Логорифмуса. – А поблизости нет ли магов или каких ясновидящих?

– Нет никого, – покачался как могучий дуб трактирщик. – Они здесь долго не живут. Говорят, что голова болит, что силы уходят. Да, и их тянут Темные земли сильнее даже, чем других.

Трактирщик порядком устал от назойливых посетителей, и прикидывал, как от них избавиться. Спасение подоспело в виде его жены.

– А ну тащись в погреб. Что-то там не досчитали, – потребовала она и приторно противно улыбнулась посетителям.

Оба ученых предпочли отправиться на ночлег в общую комнату.

– Скажите, отец Логорифмус, а что собственно вы туда идете? Это наказ ордена? – Ворочаясь на скамье, отец Григорий пытался завязать разговор.

– Да, иду по наказу ордена, – Логорифмус старался врать как можно меньше.

– А я вот думаю, может быть нам пойти вместе? – осмелился предложить Григорий.

Он обдумывал эту мысль уже целый час. Дело в том, что отец Логорифмус был широким, сильным мужиком. Явно с оружием, а что там встретиться в Темных землях, отец Григорий не знал. Он понимал, что идти вдвоем гораздо лучше, чем одному. Пока отец Логорифмус обдумывал ответ, Григорий решил привести дополнительный аргумент в свою пользу.

– Цели у нас разные. Мешать друг другу мы не будем. В трудной ситуации сможем помочь друг другу, – заявил он.

Отец Логорифмус согласился с этим. Его жизненным кредо был оказывать помощь нуждающимся. Он понимал, что этот задохлик богослов пропадет через три дня пути в одиночестве по Темным землям.

– Хорошо, отец Григорий. Тогда надо набрать припасов, и все такое на двоих. У тебя деньги есть? – Логорифмус перешел на более близкие отношения.

– Есть, я тебе все отдам, – моментально согласился отец Григорий. – Когда выступаем?

– Завтра отдыхаем, набираем припасы в деревеньке.

– Значит, послезавтра?

– Послезавтра, – подтвердил отец Логорифмус и закрыл глаза. Сон пришел к нему через две минуты.

В эту лунную ночь не спалось многим в отличие от отца Логорифмуса. В частности не спалось и Великому Мастеру. Он принимал доклад у Мастера.

– Великий Мастер, – сам Мастер сидел рядом с Великим, но был крайне почтителен. – К нам идут ученые.

– Богословы?

– Один богослов, другой практик, – отчитался Мастер.

– Пусть проходят, – привычно согласился Великий Мастер. – Еще кто?

– Есть еще люди. Двое странных авантюристов.

– Люди или эльфы? – уточнил Великий Мастер.

– Где вы видели авантюристов-эльфов? – поразился Мастер.

– Нигде и это печально, – ответил ему Великий. – Еще кто?

– Остальные пока далеко, – сообщил Мастер.

– Сообщи мне более подробно завтра, – потребовал Великий.

Последние лет сто Великий не задавал вопросов по поводу посетителей, а просто давал согласие на их вход. Необычное началось дней десять назад. Мастер терялся в догадках, что случилось.

Великий Мастер отпустил своего подчиненного, и стал вспоминать прошедшие годы. Он почти отчаялся выполнить свою миссию, но недавно что-то изменилось. Ему было предчувствие, что грядут перемены. Великий Мастер скрывал свое нетерпение, но иногда оно прорывалось. Ему пора было будить двух старых хрычей, входящих в совет. Может, хоть их споры станут развлечением для Великого Мастера.

Мастер ушел от Великого в изумлении. Подумать только, что Великий ведет себя не адекватно, интересуется чем-то. Мастер привык, что бремя поисков лежит целиком на нем. Для того, чтобы успокоиться Мастер пошел поговорить с дорогами.

– Пока ничего, – твердили, как заведенные дороги.

Мастеру показалось, что одна из них чуть опоздала с ответом. Он призвал ее к порядку и потребовал отчитаться досконально.

– Ну, идут по мне ребята. Такие симпатичные, тебе они точно не подходят, – упрямилась дорога, не в силах солгать, но вполне способна извратить сведения.

– Кто такие? – Мастер цеплялся за огонек надежды.

– Актеры, – нехотя сообщила дорога.

– Да уж, эти совсем не подходят, – огорчился Мастер. – А может, кто еще есть?

– Пока никого, – дорога мстительно хмыкнула на ответ Мастера.

Мастер продолжил общение с другими дорогами, но в конце вернулся к дороге с актерами.

– Расскажи о них, – потребовал он.

– О ком? Там так много народа, – дорога все еще пыталась юлить.

– Ну, о ком-нибудь, кто сейчас в центре внимания остальных, – Мастер тоже был не промах, и умел общаться с дорогами.

Подчиняясь, дорога вздохнула, и стала рассказывать об акробатах, которые неожиданно попали в самый эпицентр внимания остальных.

Химю было уже двадцать шесть лет, Лахсе исполнилось двадцать четыре, а их жене Санвау было всего лишь девятнадцать.

Санвау с двумя мужьями завидовали, а вот Химю и Лахсу жалели. Не возможно было представить себя на их месте. Но общественное мнение не сильно волновало это странное семейство потому, что они привыкли так жить. Веками так жили их предки, предки их предков. Обычно это семейство жило тихо, но сегодня возник грандиозный скандал. Санвау отказалась жить с двумя мужчинами. Она потребовала, чтобы один из них ушел, но кто именно сообщить отказалась. Она заявила, что, как старшие в семье, путь они решают это между собой сами. Химю и Лахса не ожидали ничего подобного от своей супруги. По их мнению, предпосылок для этого не было никаких.

Химю и Лахса встали в тупик, что им делать. Совместно они решили, что эта дурь у их супруги пройдет. Санвау же видя, что мужья игнорируют ее требования, взбунтовалась.

По примеру донны Илисты, которая всегда добивалась всего, устроив грандиозную разборку, Санвау решилась закатить первую в своей жизни истерику.

– Я требую, чтобы один ушел! – Вопила Санвау, стоя посреди дороги.

Откуда-то сбоку послышался шепот, что перегораживать дорогу, и останавливать караван стало всеобщей дурной привычкой.

Лахса и Химю стояли перед ней в немом изумлении, они просто не понимали, что происходит, и главное как на это реагировать.

– Молчать! – потребовал Химю.

Это оказалось не самой удачной идеей потому, что Санвау взбеленилась. Таких ощущений гнева и беспомощности она не испытывала никогда в своей спокойной размеренной жизни.

Лахса поняв, что Санвау сейчас запустит в них чем-нибудь тяжелым, попытался сгладить высказывание Химю.

– Санни, что случилось? Расскажи мне, – попросил Лахса, умильно глядя в ее глаза.

Для Санвау Химю стал врагом, а Лахса другом.

– Уходи! Я не буду жить с ним, – Санвау указала на Химю.

Люди увидели, что под взглядом маленькой красавицы Санвау Химю пожелтел, как прошлогодний лист.

– Санни, ты что? – Лахса попытался взять ее за руку.

– Санни! – Химю смог с себя выдавить только это. – За что? Почему тебе плохо с нами?

Окружающие с большим интересом слушали вопросы и ответы. Подлинная трагедия в жизни привлекает творческих личностей гораздо больше, чем сыгранные ими страсти. Но, привычно для творческих личностей, каждый из них прикидывал, как можно использовать наблюдения в своей жизни, произведениях, игре, постановке сцен.

– Я не могу так больше жить! Все живут по-другому, – выдала истинную причину своего бунта Санвау.

– Что? – поразились оба супруга.

– Что слышали, – отрезала Санвау.

– Почему ты так считаешь? Потому, что мнение этих таково? – Химю обвел рукой остальных. – Но мы же другие, совсем другие. Нам ничто не мешает жить так. Разве мы тебя не любим? Разве мы посмотрели на другую?

Санвау заплакала, но сдаваться не собиралась.

– Санни, мы же братья, мы тебя оба любим. Как ты можешь выгнать одного из нас? – Лахса искренне недоумевал.

– Ах, так! – Санвау взвилась, как воздушный змей. – Уходите оба. Меня за вас выдали насильно, меня никто вообще не спросил. Я хочу сама себе выбрать мужа.

– Что? – Лахса и Химю впали в глубокую прострацию.

Лахсе пришло в голову побить супругу, как советовал его отец перед женитьбой.

Химю пытался вникнуть в происходящий кошмар, надеясь, что это все сейчас кончится.

– Уходите! – стала настаивать Санвау.

– Отлично, – хлопнул в ладоши Химю. – Это не ты нас выгоняешь, а мы тебя бросаем.

– Но... – Лахса хотел возразить, но под умоляющим взглядом Химю смутился.

На этом закончилась общественная часть скандала в семействе. Хэсс обдумывал сведения, которые получил от повара Грима о странном семействе. Оказывается, Санвау выдали замуж за Химю и Лахсу – за двоюродных братьев. Для южных народов было характерно создавать такие тройственные семьи. Это было обусловлено отнюдь не стремлением к разврату, а общественным строем, когда супруга могла остаться одна без поддержки. Как правило, было предусмотрено, что родители снимают с себя ответственность за детей с момента их совершеннолетия – в шестнадцать лет.

На юге было слишком много опасностей, грозящих женщину с маленькими детьми оставить без защиты, поэтому появился обычай выдавать женщину сразу за двух мужчин. Во-первых, дети были общими. Во-вторых, мужчины дружили и помогали друг другу, что увеличило их шансы выжить в этом страшном мире. В-третьих, годами узаконенное двоемужество делало женщину предметом поклонения. Санвау весьма красивая женщина по меркам южан, презрела многовековые обычаи. Черноволосая, с длинными косичками, узкими глазами, тонкой костью, легкостью и гибкостью Санвау свела двоюродных братье Лахсу и Химю с ума.

Их семейство влилось в труппу донны Илисты не случайно. Они выступали с ней почти два года. Никогда они не становились предметом всеобщего внимания.

Лахса и Химю могли вытворять на сцене потрясающие вещи. Они буквально порхали над сценой. Во многих постановках они выступали в качестве представителей нелюдских вестников, то есть были вестниками богов, демонов и колдунов. Санвау – маленькая, солнечная и шаловливая придавала постановкам возвышенность. Она даже избавилась от акцента, который до сих пор мешал ее мужьям.

Не успел утихнуть этот скандал, как начался следующий. Донна Илиста всерьез вознамерилась убить своего любимого драматурга Одольфо. Он принес ей на рассмотрение новый вариант постановки для фестиваля. Одольфо не стал себя утруждать переделкой сюжета, он просто поменял любовь двух мужчин, на любовь двух женщин.

Донна Илиста, не веря своим глазам, прочитала до конца принесенную Одольфо рукопись. Потом она выбралась из повозки, сходила к повару Гриму, который без вопросов выдал ей большой нож, и пошла искать Одольфо.

Когда он узрел свою приму с ножом в руках, то сразу понял, что пьеса ей не понравилась.

– Что, совсем плохо? – вымученно улыбаясь Одольфо, попробовал завести разговор.

– Я тебя сейчас на листочки разрежу, халтурщик несчастный, – Илиста старалась загнать Одольфо в угол.

Неожиданно для всех он заверещал очень громко и жалобно. Люди, не ожидавшие подобного крика, встрепенулись. Охранникам показалось, что было совершено нападение. Повар понял, что это чудит донна Илиста, и флегматично сообщил Инриху об этом.

Инрих застал несколько комическую картину. Одольфо лежал без чувств, а над ним с ножом склонилась донна Илиста.

– Что это он? – Инрих постарался не приближаться к своей приме.

– Устал, наверное, – Илиста пожала плечами. – Я же его чуть-чуть напугала маленьким ножичком.

Инрих с сомнение оглядел этот тесак, Илиста, уловив его взгляд, покачала головой:

– А ты бы, что сделал? Он же пьесу не переписал. Он, придурок, поменял мужиков на баб. И что он мне предлагает играть эту гадость? С кем? С Саньо? А кстати где он? Я что должна его права защищать?

Саньо был ведущим актером труппы, но, в отличие от Илисты, проявлял свой дикий темперамент на сцене. Ему было некогда разбираться с заморочками Одольфо. Саньо съедали личные проблемы, поэтому, услышав очередные крики, он не пошевелился. Саньо пытался решить, что ему делать с неожиданной влюбленностью в неподходящую для этого женщину.

Инрих, как директор, был в курсе проблем ведущего актера и радовался, что от него пока нет неприятностей. Инриху вполне хватало широкой общественной жизни донны Илисты.

– Что ты с ним сделала? – Инрих настойчиво пытался выяснить судьбу донна Одольфо.

– Пуганула, – Илиста скромно улыбнулась, а у Инриха прошла дрожь от этой улыбки. – Очухается, пусть пишет что-нибудь нормальное. Завтра я хочу начать репетиции. И больше пугать его я не стану, – последнюю фразу Илисты услышал Одольфо, пришедший в сознание. – Я выполню свои угрозы, – пообещала Илиста, и мастерски метнула нож, который вонзился в повозку рядом с Одольфо. Затем Илиста с достоинством удалилась.

Инрих тихонько посмеялся, зная, что Илиста ничего подобного не сделает.

– Вставай обманщик, – потребовал Инрих, потрясывая перед носом драматурга бутылочкой. – Она уже ушла.

Одольфо приоткрыл один глаз, убедился в правоте Инриха и приподнялся на локтях.

– Вставай, и чего тебя угораздило?

– Ха! А что можно написать новенькое? – Одольфо ответил вопросом на вопрос.

– Напиши что-нибудь классическое, – посоветовал Инрих, разливая прозрачную жидкость по стаканам.

– Сам бы попробовал, – Одольфо лихо опрокинул свою дозу и не закашлялся.

– Я директор, не забывай. Мне писать не положено. – Инрих подозрительно уставился на Одольфо. – У тебя что кризис?

На что драматург тяжко выдохнул.

– Да. Идейки есть?

– Да навалом, – Инрих разлил по второй. – Пей.

– Делись, – потребовал Одольфо, которого развезло на пустой желудок.

– Напиши про любовь на перекрестье, – выдал Инрих.

– Погоди, – лихорадочно записывая, суетился драматург. – "Любовь на перекрестье" – замечательное название. А о чем написать?

– О любви, – Инрих думал наливать ли по третьей.

– Не отлынивай, – Одольфо вцепился в Инриха.

– Ну, что тебе предложить? Объедини пару историй любви как в узоре. Например, Саньо и Богарта, а еще возьми твоих мальчиков из первого варианта, как побочную линию. И еще пару линий. И сбей их в один клубок.

– Отлично, отлично, – Одольфо поплевал на пальцы, переворачивая страницы для записи. – А Саньо, что с Богартой?

– Да влюбился он, похоже.

– Проблем будет, но для дела хорошо, – Одольфо уже сочинял историю любви.

Саньо, что означало на одном из древних языков "солнечный", сидел на своей лошади, пытаясь отключиться от действительности. За последние четыре дня он ясно понял, что влюбился. Уже давно, много-много лет, Саньо не влюблялся. Он был абсолютно уверен, что это не для него, но влюбился в начальника охраны – прекрасную, воинственную Богарту. Как Саньо знал, Богарта рассталась с мужем-магом. Он просто ее бросил, найдя молодую и красивую магичку. Богарта хорошо держалась. К тому же ее поддержали ребята. Из шестерых четверо остались с ней. Правда, в отряде тоже не все в порядке. Там свои любовные трагедии, но дороге это пока не мешало.

Саньо пытался решить, что ему делать с собой и с ней. Первое было не менее сложным, чем второе. Саньо разучился чувствовать, он играл чувства на сцене, и чем дольше он так жил, тем лучше играл. Теперь же Саньо боялся, что играть не сможет. И как ему подойти к ней? Богарта не обычная актриска, с которой можно раз и все. Но самым страшным для Саньо, выходившего тысячи раз перед толпами людей, был возможный отказ Богарты.

Разбираясь в психологии отношений, Саньо искал точку, с которой он стал не человеком, забыв про любовь.

Он вырос в хорошей, бродячей семье. Его отец был мастером гильдии композиторов. Мама была ведущей актрисой. Они были умопомрачительной парой: высокая, красивая мать и стройный, кучерявый композитор. Оба погибли от болезни, когда Саньо было двадцать четыре. Он уже пробивался на сцене. Женщины весьма способствовали этому продвижению. Пожалуй, в то самое время Саньо и забыл о любви. Для него все стало средством, а не целью. В тридцать Саньо стал ведущим актером и уже двенадцать лет блистал. Несомненно, женщины были в его жизни, но на утро он уже и не помнил, как их зовут. Многие считали, что он весьма бесчувственная натура.

"И кто меня дернул, согласиться с Илистой?" – Саньо раз за разом задавал себе этот вопрос. Но ответ он знал и так – один взгляд на Богарту, которая сопровождала Илисту.

"Я с ней поговорю, и все пройдет", – решил Саньо, "а если не поможет, то пересплю, и все пройдет. Ну, не бывает таких женщин".

В отличие от Саньо, который думал о разговорах и о более тесных отношениях король Главрик IX морально имел своего любимого первого министра Язона. Главрик IX в который уже раз пытался добиться от своего министра человеческого ответа на один, но существенный вопрос: "Что делать?".

Главрику IX было почти восемьдесят девять лет. Дети его уже умерли, внуков не было и всех волновало, кто будет править, когда Главрик IX уйдет из этого мира. Сам Главрик IX рассчитывал, что эту проблему решит его первый и единственный министр Язон. Главрик IX считал, что одного министра более, чем достаточно для маленького королевства.

Язону было немногим меньше, чем королю. Всего то восемьдесят четыре года. И эти две развалины очень успешно правили шестьдесят лет. Теперь же пришли другие времена, другие нравы и у них уже не получалось хорошо править. Казначеи посчитали, что поступления в казну уменьшаются, товары, производимые в королевстве, теряют в стоимости, население увеличивается, на королевство жадно смотрят глаза воинственных соседей. Что-то надо было делать. Справедливо рассудив, что проблемами надлежит заниматься министру, король Главрик IX мучил его, требуя определенного ответа.

Язону же тоже ничего не приходило в голову. Ему, мягко говоря, не хотелось шевелиться, одно дело править в сытом и защищенном мире, а другое – только тронь, покатится такая лавина. Язон уже собрался с мыслями и предложил королю Главрику IX привлечь к делу молодежь, заодно проверив ее на прочность. В качестве кандидата Язон предложил своего сына, но король отверг, заявив, что это тоже старый хрыч – пятидесяти лет.

– Тогда внук – Сентенус, – не сдавался Язон.

– Внук? – Главрик IX обдумал эту мысль. Внука министра он знал, как замечательного молодого человека, прекрасно танцующего на балах. – Не женат?

– Нет, – Язон пощелкал языком. – Не успели.

– Он что-нибудь еще умеет, кроме как танцевать? – Главрик IX хотел быть уверенным, что мальчик министра решит проблемы, и им не придется еще раз возвращаться к ним.

– Должен, – не сомневался Язон в своем внуке.

– Тогда это, – Главрик IX потянулся в своем кресле. – Пиши указ. Тыры-тыры-тыры по тексту, а главное, что отправить его решать наши проблемы, чтобы в ближайшее время поступления в бюджет увеличились, соседи поостереглись, и получить ему место нашего короля, то есть мое, когда я копыта кину. Понял?

Министр Язон стоял, уронив челюсть.

– За что?

– А нехай работает, – король насупился, он помнил, что обещал Язону не надевать на его родственников корону.

– Но Вы же...

– Забыл, – король Главрик IX не желал выслушивать своего министра. – Пиши указ, чтобы сейчас был. И иди, скажи ему сам, – король пожалел Сентенуса, который становился королевским наследником.

Язон тащился по дворцу, сетуя, что тот такой большой. "Может, повелеть, чтобы меня таскали по дворцу на носилках?", – эта мысль занимала первого министра. Он даже не знал, что его внук сделает, когда услышит волю своего короля. Язон нашел Сентенуса в кровати.

– Еще валяешься? – закричал он.

Сентенус прекрасно чувствовал своего деда, тот кричал на внука только если назревали серьезные неприятности.

– Дед, заткнись, – потребовал внук.

В спальню поспешно забежал королевский маг.

– Тише, тише, Вашему внуку досталось от мегер.

– С бабами что ли трахался? – Язон одобрял это занятие, но валяние внука в постели выводило его из себя.

– С какими бабами? – недопонял маг. – На них напали какие то мегеры, по болоту они таскались.

Язон подергал свою бороду:

– Тогда это не мегеры, а русалки.

– В болоте? – вспылил маг.

– В болоте, а где они еще водятся, – старый министр не желал уступать какому-то там магу.

– Может заткнетесь, – застонал Сентенус.

Молодой человек страдал от остаточных заклинаний, которыми швырялись эти кровожадные дамы – у него дико болела голова.

– Попейте, – маг сунулся к Сентенусу.

Тот, с трудом оторвав голову от подушки, стал пить гадостный зеленый напиток.

Дед уселся на кровать и с ревностью следил, как маг поит внука лечебным варевом.

– Легче? – переспросил он минут через десять.

Внук приоткрыл глаза:

– Легче. Мы все сделали, дед. Но пришлось ноги уносить от восточного соседа по болоту.

– Без мага пошли? – дед переживал за внука, но выражалось это своеобразно – он его ругал.

– Нет, наш штатный был ранен. Еле дотащились.

– Ладно, уж лежи. Только подумай над одним маленьким дельцем, – Язон прикидывал, как изложить все внуку, и решил без прикрас.

Сентенус застонал так, что из другой комнаты прибежал королевский маг. Язон швырнул в него стаканом, Сентенус закричал, чтобы убирались оба. Прибежала стража, пытаясь сориентироваться в происходящем. Последним прибыл король Главрик IX, и оборав всех велел еще раз зачитать готовый указ.

Язон шепотом обещал внуку переубедить старого короля отказать Сентенусу в наследовании, если тот решит их проблемы. И уж точно возвести его на трон, если он не решит их.

Глава 3. Регламент работ

«Самое важное в работе, это отнюдь не результат, а составленный по всей науке план достижения поставленной цели. По этим планам и судят о нашей работе».

Мнение одного видного государственного чиновника, высказанное другому видному государственному чиновнику.

– Командир, впереди город, – сообщил Веснушка своей начальнице.

– Доложи директору, – велела она.

Инрих прикидывал, что надо дать выступление, а то у его актеров кровь бурлит. Надо сбросить лишние эмоции.

– Вечером представление, успеете? – Инрих спрашивал Альтарена.

– Успеем, – тот не сомневался. – Только растолкайте нашу пьянь, – все посмотрели на повозку Сессуалия.

– Спит? Спит, и где он только спиртное берет в таких количествах? – Альтарен всегда слышал этот вопрос, когда нужен был его напарник Сессуалий.

Альтарен был местным зазывалой и хвалебщиком. Он писал хвалебные рецензии, доносил до народа идею постановок, и продавал билеты. Сессуалий же был критиком, которого тоже надо иметь каждой уважающей себя труппе. Как и положено критику, тот вечно пил горячительные напитки.

– Что будем показывать? – Альтарен деловито собирался, чтобы появиться в городе раньше остальных и начать просветительскую работу.

– Давай "Цветок страсти", – решил Инрих.

Илиста обожала эту постановку, да и молодые актеры потренируются.

– Цветок, так цветок. Вечером на девять, как обычно. Я поехал.

– Внимание. Сегодня вечером в девять даем "Цветок страсти", – загоготал над караваном голос директора труппы. – Разместимся у этих ворот. Всем готовить выступление, Недай помоги Альтарену со зрителями после того как решишь с закупками. Грим на рынок, не занятым актерам помочь ему с припасами. Занятым актерам готовиться, осветитель все сделай толком. Костюмы достаем, полное выступление. Настроение хорошее.

Люди заволновались, наконец, разнообразие после семи дней пути. Молодые актеры и актрисы зашушукались, даже у ведущих загорелись глаза.

– А ты стервец пиши, – рявкнула Илиста на драматурга. – Не отвлекайся, а то я за себя не отвечаю...

Более или менее привычная жизнь затянула караван. Хэсс остался не при делах. Стихи сегодня он не читает, тем более, что своих у него нет хороших, а классических он еще не достаточно разучил.

– Можно с тобой? – Хэсс догнал Недая, который поехал в город за припасами.

– Что, скучно? – Недай был не расположен брать попутчиков.

– Хотелось бы на город посмотреть, я ведь нигде и не был. А ты много путешествовал? – Хэсс знал, что для того чтобы сломить плохое настроение человека, надо его не замечать и общаться ровно.

– Поехали, – Недай поменял гнев на милость. – Только города они везде одинаковые.

– Не скажи, – Хэсс был в этом не так уверен.

– Лирик, одно слово, – Недай так объяснял все странности Хэсса.

Закончив формальности с представителем главы стражей, Недай направился на базар. Через два часа Хэссу уже было противно ходить с Недаем.

– Что не нравится? – уловив его настроение, спросил Недай. – Привыкай, нам торговцам нельзя размениваться на лирику, мы все больше о земном – о деньгах.

– Да я что, я же не про тебя. Просто они все такие противные, – Хэссу было стыдно, что Недай угадал его отношение. В своей прошлой жизни Хэсс никогда бы этого не допустил. Он настолько сосредоточился на воспоминаниях, что еще сильнее разнервничался от последующего вопроса Недая.

– Что с тобой, Хэсс?

– Со мной все хорошо, – заученная формула легко слетала с губ.

– Да, нет. Ты весь как-то исчез. Я даже оглянулся, думал, что ты отстал.

– Исчез? – Хэсс понизил голос, торговец тканями внимательно прислушивался к их разговору.

– Так воры исчезают, и убийцы, – торговец нагло вмешался в разговор, беззубо улыбаясь.

– Воры? Убийцы? – у Хэсса не дрогнул голос.

– Да он стихоплет, – пояснил Недай. – Ушел в свои мысли. Небось пришибить тебя хочет за такой брак в товаре, – поддел он торговца.

– Какой такой брак? – разговор потек по привычному руслу "назови цену – сбей цену".

Хэсс испугался того, что с ним происходило, а главное, что это стало заметно посторонним людям.

– Я отойду, – Хэсс потеребил Недая за рукав.

– Иди, – Недай понял товарища, что тому понадобилось отлить. – Там в конце рядов.

– Ага, – Хэсс пошел в указанном направлении.

Ему очень захотелось побыть в стороне от умного Недая. Остановившись, Хэсс стал тупо пялиться на объявления на стене дома.

"Незванного. Незванного", – билось у него в голове. Через несколько мгновение до Хэсса дошло, что он читает указ о собственной поимке.

"Вора, известного под именем Незванный, следует поймать и доставить за такое-то вознаграждение. Особые приметы такие-то. Местонахождение не известно".

Хэсс с безразличием прочитал указ о собственной поимке. За какое-то мгновение он опять стал вором, а отнюдь не лириком. "Что же это такое происходит? За семь дней расслабился?". Хэсс не помнил времени, когда он расслаблялся, он всегда был вором. Еще его учитель говорил, что в этом диком мире надо жить, как зверь, ни на секунду не уменьшая внимания.

Постояв минуту или две, Хэсс развернулся и побрел вдоль рядов. Нос его привел в ряды торговцев травками. Невзирая на большие цены Хэсс накупил разных травок не менее полусотни пакетиков. За этим занятием его нашел Недай.

– Что, знахаришь? – Недай считал, что способности к творчеству отбивают любые другие.

– Готовить хочу научиться, – Хэсс был недоволен, что его поймали на столь интимном занятии. Он не собирался признаваться, что умеет кое-что полезное для воровства и для лечения.

– Закончил? – Недаю стало любопытно, что еще купит этот парень.

– Почти, – скупо ответил Хэсс.

– Стой! – послышался вопль за их спинами.

К Недаю и Хэссу подбежал толстый мужичок с трясущимися руками.

– Ты у меня украл! – завопил он.

Хэсс вздрогнул, а Недай недоуменно зафыркал.

– Кто? – рядом появились стражники.

– Он, – торговец ткнул пальцем в Недая, Хэсс чуть отодвинулся в сторону.

– Что такое? – Недай повысил голос.

– Украл, – истерично закричал опять торговец.

– Я у Вас ничего не покупал, – Недай не подходил к этому человеку.

– Не покупал? А кожа? – старичок стал совать руки к мешку Недая.

– Кожу покупал, но не у Вас.

– Достаньте, – потребовали стражи.

Все вместе они осмотрели кожу.

– Клеймо мастера, – заключил один из стражей. Он стал чуть ближе к Недаю, и одной рукой взялся за свой парализующий волю амулет.

– Я покупал у молодого человека. Такого с длинными волосами, смуглого, – Недай почувствовал, что пахнет жаренным.

В толпе, которая собралась посмотреть на очередной скандал, зашептались. Недай уловил слово "ученик".

– Это был Ваш ученик? – внезапно спросил Хэсс.

– Ученик? – взвизгнул старик-торговец.

– Это был ученик, – расслабился страж. – Так в чем проблема?

– Он недоплатил ученику, – не очень уверенно заверещал торговец.

– Насколько сторговались, на столько и заплатил, – Недай вновь почувствовал почву под ногами.

– Попрошу поподробнее, – страж повернулся к Недаю, а второй утихомирил разошедшегося торговца.

К толпе подошел мальчишка-ученик, проторговавшийся. Недай стал разъяснять ситуацию.

– В лавке этого мастера была необходимая мне телячья кожа. За прилавком стоял вот этот мальчик. – Недай указал на ученика. Хэсс оценил, что мальчику лет четырнадцать, смуглый, возможно варварская кровь. Глаза забитые до нельзя. Лицо обреченное и усталое. На руке виден синяк, которые появляются, если выкручивать кисти. Бедная одежонка, но чистая. – Он показал мне три, нет четыре куска. Я выбрал вот этот, – Недай потряс своим мешком. Он назвал цену, я сбил, он согласился. Я расплатился и в чем собственно дело я не понимаю.

Недай уже высился над толпой своей уверенностью.

Стражи перевили взгляд на мальчика.

– Тьямин, все так и было? – спросил один из них.

Неожиданно звонкий голос мальчика говорил о бунтарской душе.

– Да.

– А потом? – стражи уже допрашивали мальчишку.

Порывающегося что-то сказать торговца кожей невежливо заткнули.

– Тот человек вышел, через минуту появился мастер. Он посмотрел, что я торговался, и закричал. – Мальчик замялся, но Хэссу показалось, что мальчик не добавил слова "и ударил". – Потом хозяин кинулся за покупателем.

– Понятно, – стражи оценили ситуацию, но дали слово торговцу.

– Я работаю с утра до ночи, чтобы какие-то пришлые меня обдирали, – завел торговец свою волынку. Толстые щеки тряслись, что смотрелось комично, когда он начал кричать, что недоедает.

– Не след ставить ученика одного, если не уверен в нем, – наставительно велел страж.

– Да какой он мне ученик! – завопил торговец. – Пусть катиться на все четыре стороны. Пусть только оплатит расходы на одежду и ущерб. Значит, – торговец хищно посмотрел на Тьямина, – будет отрабатывать бесплатно три месяца, а потом пусть убирается.

Хэсса перекосило от подобного заявления торговца, сразу становилось понятным вся эта сцена с оплатой. Недай очень спокойным голос поинтересовался и сколько же стоит та богатая одежда, которую носит мальчик. Торговец заколебался, но назвал сумму на которую можно было купить зимнюю куртку, а не рубашку со штанами.