Текст книги "Все дороги этого мира"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

Одольфо верещал, что перепишет эту сцену, Илиста требовала переписать всю ее роль.

Саньо и Богарта посмеялись над очередными приключениями знаменитого драматурга, и лед был сломлен.

– Саньо, ты не смотри на меня так, – попросила Богарта.

– Я буду смотреть, пока ты не разрешишь прикоснуться, – не задумываясь, ответил Саньо.

Этот трудный разговор убедил Саньо, что Богарта самая смелая женщина в мире, а Богарту, что Саньо самый невозможный мужчина на свете.

Впереди по этой же дороге шли двое: учитель и его ученик. Учитель шел в Темные земли и туда же вел своего ученика. Дорога всячески задерживала их, желая, чтобы они встретились с труппой. Труппа скоро должна была нагнать эту пару.

Линай в свои шестьдесят семь лет был еще крепким типом. Возраст выдавала длинная борода, заплетенная в косички. Густая белесая грива волос, создавала нимб над Линаем, что производило впечатление на его учеников.

Линай шел в Темные земли. Тридцать лет поисков, изучения Темных земель привели к тому, что Линай был уверен, что он знает, что такое в Темных землях и как это получить.

Тонкие кожаные сапожки его ученика Эльниня запылились, а учительские сияли, как только что начищенные. Линай имел привычку гонять своих учеников, указывая на обувь, и говорить, что к настояще-е-е-му просветленному даже пыль не пристает.

– Учитель Линай, – Эльнинь был сверх почтительным к своему просветленному учителю.

– Да, ученик, – Линай всячески подчеркивал статус Эльниня.

– Учитель Линай, а как скоро мы придем к Темным землям? – Эльнинь набрался смелости, чтобы спросить учителя об этом впервые за двадцать дней пути.

Линай сверкнул глазами из под шапки просеребренных волос:

– Скоро, ученик. Лучше повтори мне мантры спокойствия и подчинения.

Эльнинь стал механически проговаривать мантры спокойствия и подчинения.

– Отлично, – прервал его на средине учитель. – Найди место, разведи огонь, помойся в речушке. Сегодня мы проведем обряд поиска земли. Ты первый раз за три года ученичества увидишь его, и даже сможешь мне помочь.

Эльнинь преисполнился благоговения и ринулся выполнять все указания своего учителя. Линаю было приятно учить столь покорного и исполнительного мальчика семнадцати лет. Линай еще в сорок лет понял, что учеников надо брать в отроческом возрасте, чтобы они всецело могли подчиниться своему учителю.

Линай собирался провести еще один обряд, помимо поиска земли. Он хотел просить о помощи в трудном пути, для достижения следующей ступени от просветленного к избранному. Ученику он не собирался говорить об этом.

Обряд поиска следовало провести пока солнце не село. Линай кинул в огонь мелкие монеты, огонь застыл, и изменил цвет на черный. Эльниню было страшно смотреть, как огонь пылает черным.

Линай одобрительно улыбнулся:

– Ты должен достать из огня монету. Всего одну, – велел он ученику. – Боли не бойся. Читай мантры спокойствия и покорности.

Боль обожгла правую руку Эльниня, сжирая его кожу. Монетка оказалась на ладони учителя. Эльнинь не смел закричать, но слезы катились по его лицу.

Линай, не обращая на ученика внимания, стал петь над монетой. Она рассыпалась в пыль. Из пыли поднялось небольшое облачко, которое сформировало образ глаз и рта.

– Скажи нам о Темных землях? Предчувствую, что держат меня здесь, и не пускают вперед, – обратился Линай к возникшему образу.

– Держат, но ты сам не беги. Помощь к тебе идет, – ответил образ.

Линай удовлетворенно поднял брови, он верил в свою просветленности, а теперь уже в будущую избранность. Пыль осыпалась, на ладони Линая лежала монетка.

– Так, теперь дай свою руку, – потребовал Линай у ученика.

Эльнинь протянул правую, которая была обожена. От прохлады рук учителя боль у Эльниня стала стихать.

– Скоро пройдет, ученик. А теперь дай левую.

Линай ножом полоснул по ладони ученика, кровь потекла в черный огонь. Шепота учителя над огнем Эльнинь не разобрал, но ответ он услышал четко.

– Стать тебе избранным после ученичества, – пропел огонь.

Линай от удовольствия зажмурил глаза. Долгое время Линай боялся спрашивать о достижении своей цели, но огонь подтвердил, что он находится на верном пути.

Дорога с удовольствием разговаривала с этим странным человеком, но отвечала она для того, который все делал. Дороге не суждено разобраться в сложностях человеческих взаимоотношений. Она воспринимала, если делает, то главный.

Оставив этих людей, которые стали думать о вполне насущных вещах, типа еды, дорога стала подслушивать. Она еще только училась подслушивать мастеров из Темных земель. Если бы на совете был Великий Мастер, то дороге нипочем не удалось бы это сделать. Мастер, который общался с дорогами сидел во главе стола. Дорога не знала, как его зовут, и никогда об этом не задумывалась. Она звала его молодой Мастер, чтобы как-то отличать от других мастеров. Были еще Мастер Сыч и Мастер Линч. Оба старые развалюхи, с трясущимися головами, но еще полные задора и огня.

– Мы уже не можем ждать! – гремел над столом голос Мастера Сыча.

– Мы должны ждать! – противостоял ему Мастер Линч.

– Кто к нам придет? О нас уже все забыли, – приводил свои аргументы Сыч.

– Мы центр мира, – возражал Линч.

– Не скажи, вот когда мы правили миром, тогда и были центром, – Сыч вспоминал старые времена.

– А где этот старый пень? – внезапный вопрос Мастера Сыча вывел из дремоты молодого Мастера.

– Великий сам пожелал посмотреть, кто на пути в Темные земли, – очень официально ответил Мастер.

– И чем это поможет? – саркастически поинтересовался Мастер Линч.

Молодой Мастер пожал плечами.

– Надо что-то делать, – потребовал Сыч.

– Что можно сделать с такими героями, – патетически взмахнул Линч.

На стене засветилась панорама Темных земель. Она всегда проявлялась, когда в Темные земли вступали новые герои. На сей раз, мастера узрели Гармаша и Железяку. Не торопясь, пробуя каждый шаг, эти двое шли по Темной земле.

– И что такие смогут? – глядя на жалкий вид новичков, сокрушался Линч.

– От них много не требуется, – пожал плечами молодой Мастер. – Всего то правильно выбрать. Не брать чужое, и быть честными.

– Да где ты таких ископаемых найдешь? – ворчал Сыч.

– Эти явно не подойдут, – хмыкнул Линч, и изображение пропало.

Гармаш прибывал в эйфории, ему чудилось, что один шаг и он у сокровищницы. Они прошли уже почти шагов триста, а впереди был темный лес. Сумрачность, некая не живость всего вокруг его пугала.

Железяка боялся. Он соображал, что зря сунулся в эти Темные земли, но бросить Гармаша одного, ему не позволяла совесть.

– Куда мы пойдем? – Желязяке показалось, что если говорить, то будет не так страшно.

Окружающее пространство отозвалось гулом: "уууууу". Друзья вздрогнули и остановились.

– Что это? – шепотом спросил Гармаш.

– Сам я не местный так, что не знаю, – нашел в себе силы пошутить Железяка.

– Пойдем осторожнее, – предложил Гармаш. – Будь готов.

Аналогично страху Железяки, Страхолюд тоже боялся до потери сознания, но боялся по-другому. Он переживал найдет ли этих бродячих актеров. С помощью магов, связей и больших денег его переместили в столицу королевства Эвари. Он знал, что Илиста, которую он узнал на портрете актеров в гильдии актеров, живет в Стальэвари. Меньше суток ему понадобилось, чтобы узнать все о труппе донны Илисты. Страхолюд смог заполучить список всех, путешествующих на фестиваль. Больше полусотни имен и прозвищ, Страхолюда напрягли. Еще три дня он потратил на первичный сбор информации о каждом из членов труппы. Большая часть старше тридцати лет смогла отсеяться, но все равно осталось еще очень много неизвестных, и кто-то из них был тот, кого было поручено найти Страхолюду.

Вопреки распространенному мнению, что орки полные дебилы, Страхолюд отличался умом и сообразительностью. Его сородичи обитали далеко на севере, а Страхолюд жил одиночкой на юге и был одним из выдающихся наемников своего времени. Общие сведения, которые получали о Страхолюде потенциальные наниматели, были однотипны. Появился в городе почти десять лет назад с сильным ранением. Меньше чем за год заработал репутацию хорошего наемника. Еще через год выполнил заказ одного из очень высокопоставленных лиц, при этом убив самого лучшего наемника, и занял его место в иерархии типов для деликатных дел. Страхолюд завязал отношения с магами по всему побережью, а также имел протекцию к магам части соседних королевств. Был умен, изобретателен, спокоен и состоятелен. Ходили слухи, что у него солидные счета у банкиров. За свои заказы он просил немыслимые деньги, но всегда выполнял поручения. Это, пожалуй, и все, что узнавали люди.

Страхолюда наняли почти с месяц назад. Дело предстояло сложное и запутанное. Его пригласили в дом барона Д'Оро. Страхолюд любил работать с аристократами, платили они вдвое против его грабительских цен. Встреча состоялась в кабинете старого барона. Страхолюд собрал о нем первоначальную информацию. Сгорбленный старик, с крючкообразным носом и пожелтевшей кожей, характерное "оканье", таким барона увидел Страхолюд.

Кабинет, убранный в зеленых и бордовых тонах, раздражал своей помпезность, и Страхолюд накинул еще десять процентов на гонорар.

– Соадись, – оглядев его, велел барон Д'Оро. – Говорят ты луну с неба достанешь. Правда, что ты помог избежать скандала лорду-канцлеру?

Страхолюд молчал, предпочитая не делиться своими успехами. Барон насупился, как старая супница с отбитыми ручками.

– Много лет ноазад у меня была дочь, – старик помолчал, прикрыв глаза. – Любимая дочка – Баженка. Пришло время ей замуж идти, а роастили мы ее хорошо. Спокойная девочка была, но на ту беду в дом заглянули бродячие артисты, – старик буквально выплюнул последние слова. – Очаровал ее коакой-то пустобрех. Девочка знала, что ей идти замуж, но откоазала. Я осерчал сильно, отправил девочку в южный форт, чтобы одумалась, на хлеб и воду. Что случилось там, не известно до сих пор. В башне был поажар, там же нашли обгоревшее тело. Похоронили девочку.

Старик молчал, Страхолюд не торопил. Эту историю он знал, из той информации, которую собрал о бароне Д'Оро. Дальше же начались новые, неизвестные никому сведения.

– Жили мы потом без девоачки, – старик вздохнул, но затем огонь зажегся в этом немощном теле. – Мой сын, брат Баженки правит, у него уже свои внуки. Но недавно из южного форта прибыли старики доживать свой век здесь в старом поместье. Покаялась мне одна женщина, коаторая и устроала все это с Баженкой. Поажар устроили они, тело украли с кладбища, взяли недавно поахоронненую. Актерчик тот ее ждал. Уехали они.

Страхолюд понял, что где-то по свету ходит прямая наследница барона Д'Оро – его дочь Баженка. Она была старшей дочкой и все права на титул и земли перешли бы ей, а потом ее детям. Барон продолжил:

– Хоадил я к магам, говорят, что в живых ее нет, но чуют маги продолжение ее – ребенка. Примерный возраст назвали, – барон стал говорить очень торопливо. – Где-то двадцать или тридцать лет. Но не больше. Есть прядь волос Баженки, должно помочь. Найди ребенка орк.

Страхолюд, не торопясь, обдумал предложение барона Д'Оро и назвал цену. У барона отвисла челюсть, но торговаться старик не стал.

– Добавлю столько же, если привезешь до конца года, – заявил старик, а орк аж зажмурился от удовольствия.

Сейчас Страхолюд догонял труппу донны Илисты, где ему предстояло установить, кто же является родственником старого барона Д'Оро.

Хэсс валялся на травке, засыпая и просыпаясь под репетиции актеров, под жаркие споры Илисты и Одольфо. Где-то чуть подальше слышались разговоры рабочих сцены, которые обсуждали вопросы постановки судна в порт при разном волнении и ветре. Хэссу нравилось это блаженное состояние. В очередной раз открывая глаза, Хэсс заметил странность. Подошедший к Илисте директор светился красным. Это открытие заставило Хэсса резко сесть, что привлекло внимание Недая и повара Грима, развалившихся рядом.

– Ты что, Хэсс? Стихи в голову пришли? – пошутил Грим.

– Стихи? – Хэсс не понимал о чем его спросили. Он пытался еще раз увидеть красное сияние вокруг Инриха, или понять, что ему пригрезилось.

– Хэсс, – потряс его за плечо Недай. – Ты в порядке?

– Ага, – этот вопрос уже Хэсс расслышал и понял.

Единственным способом удостовериться, что ему не пригрезилось, было опуститься в состояние дремоты и посмотреть на Инриха. Хэсс стал успокаиваться, делая дыхательные упражнения, но ему помешали. У главного костра появилось новое действующее лицо – орк.

Орк разговаривал с Инрихом, минут через десять они пошли к Хэссу.

– Хэсс, – директор просительно смотрел на него. – Это Страхолюд, пусть поживет с тобой в повозке.

Отказаться Хэсс не мог, когда распределяли места, ему досталась повозка. Инрих его предупредил, что возможно кого-то подселят.

– Хорошо, а он как? – Хэсс хотел уточнить статус и права пришельца.

– Он совсем по другим делам, но временно попутешествует с нами. Поможет решить вопросы с охраной, – Инрих пытался на что-то намекнуть Хэссу, но тот не понимал.

– Располагайтесь, – Хэсс махнул рукой на повозку. – Наша третья справа, а я потом приду.

Орк чуть поклонился, проявляя вежливость, и исчез. Все это возбудило Хэсса, он уселся, слушая себя. "Пора поговорить с теми ребятами, которые уж точно знают все обо всех, не то, что эти само сосредоточенные актеры", – решил он и предпринял стратегический маневр. Бесшумно шагая, Хэсс подошел к костру рабочих сцены.

Старшим был Боцман, его заместителем был Мореход. Плинт и Секач подчинялись. Гадать, что случилось с остальной командой, Хэсс не стал. Он предполагал, что их судно было продано за долги, или потерпело кораблекрушение, и эти морские волки прибились к труппе донны Илисты. Действительность была намного прозаичнее, их списали на берег, как неугодных новому хозяину судна. На другое брали только Морехода, но он не оставил друзей одних. Боцман был калекой, отсутствовал глаз.

– Можно? – осторожно спросил Хэсс у Боцмана.

Его единственный глаз оглядел Хэсса, и моргнул:

– Садись, незваный, – пригласил Боцман

Хэсс вздрогнул, хотя и знал, что незваными зовут чужаков на судне.

– Спросить что хочешь или сам сказать? – с намеком поинтересовался Плинт.

– Сказать, – решил Хэсс, понимая, что на вопросы эти ребята отвечать не будут.

– Говори, – разрешил Боцман.

– Вы в курсе, что директор того, – Хэсс сообщил свою новость, за костром стало еще тише. До них стали долетать даже вопли Арана по поводу ударений в словах Вики и Флата.

– Того на сколько? – спросил Мореход.

– Аура у него красная, – Хэсс сказал ровно столько, чтобы хватило опытным людям понять, что директор находится под действием ограничивающего заклятия.

– Как узнал? – Боцман сверкал своим глазом.

– Посмотрел, – Хэсс пожал плечами.

– Чаю морского будешь? – неожиданно предложил Секач, протягивая Хэссу фляжку.

Хэсс не посмел отказаться. На вкус это было гадкое поило, какая-то вытяжка, настоянная на чайных листьях.

– Ты немножко, – велел Секач. – Иначе не уснешь.

– Спасибо, – Хэсс поблагодарил, когда немного отпустило горло.

– Ты парень, что имел с аурами дело? – вкрадчиво стал расспрашивать Мореход.

– Имел, – не стал отрицать Хэсс. – Учили видеть. Профессия такая была, – пояснил он, понимая, что эти четверо его видят насквозь.

– Отлично, значит, директор наш под чьим-то влиянием, а печать видел?

– Мне показалось, что да, – Хэсс не сомневался, но все равно осторожничал.

– Совсем хорошо, – выдохнул Плинт. – Куда идем? С кем идем?

– Давность сможешь определить? – Боцман требовательно смотрел на Хэсса, а у него перехватывало дыхание от проницательности Боцмана.

– Травки еще нужны, ну, там и сварить кое-что надо, – Хэсс перечислил список необходимого.

– Мы тебе достанем. Ты, парень, не светись, а то... – Хэсс понял, что Боцман опасается, что если в труппе человек наложивший заклинание, то он поймет, что Инриха проверяют.

– Пивни еще, – дружески предложил Секач.

Глава 5. «Казаться» или «быть»

Некоторые видят, как есть. Это очень несчастные или очень счастливые люди в зависимости от того, как они относятся к жизни.

Другие же видят, как кажется. Это не несчастные или несчастливые люди в зависимости от того, как к ним относится жизнь.

Из нудного учебника психологии.

Хэсс стал тенью директора труппы – Инриха. Наставник Хэсса в мастерстве первое чему учил – стать тенью другого человека. Человек замечает все: от дуновения ветра, до случайного взгляда. Он не склонен обращать внимание только на самого себя, в том числе и на свою тень.

– Ты, Хэсс, станешь тенью, если научишься полностью отключаться от своих мыслей. Ты должен стать пустым пространством и дать человеку себя заполнить. Твой объект не должен чувствовать ничего инородного.

У Хэсса почти всегда получалось стать чужой тенью. Первый прокол произошел не так давно, и поэтому он вынужден был оставить город. Хэсс болезненно пережил свою неудачу, хотя учитель твердил, что если ты остался жив, то это не полное поражение.

Предельно осторожно Хэсс стал вынимать из тайников своей души умения и навыки хорошего вора. Бесшумный шаг, повторение позы, не слишком близкое нахождение от Инриха, идентичное дыхание – все это слилось с настроем Хэсса на Инриха.

Актеры были заняты собой, и их внимательности Хэсс мог не опасаться. Но оставались еще несколько человек, которых привлекли маневры лирика. Во-первых, это Страхолюд, который заселившись в повозку, так и не встречался больше со своим соседом. Его, как подходящего по возрасту, Страхолюд хотел проверить первым, но увы... Не желая сидеть без дела Страхолюд стал подбираться к молодым актерам.

Повар Грим счел превращение мягкого растерянного Хэсса в нечто опасное, как перевоплощение души поэта. Повар нашел несколько листков с записями Хэсса, и счел их набросками к первой серьезной вещи Хэсса.

Тьямин смотрел за Хэссом во все глаза, но его сильно отвлекали от этого занятия другие не менее интересные и загадочные вещи.

Боцман изредка посверкивал одним глазом, одобрительно улыбаясь поведению молодого человека.

Главное проблемой для Хэсса стал племянник Инриха – Недай. Он буквально преследовал Хэсса, обсуждая с ним абсолютно все: от погоды, до поведения Тьямина.

Заметив затруднения Хэсса, за Недая взялся Мореход. Вразвалочку он подошел к Недаю, и потребовал его усиленного внимания заявлением о проблемах в хранении и установки декораций. Следует заметить, что в театрах уже давно ушли от обычных рисованных декораций. Это был некий анахронизм. Более двух сотен лет практиковались декорации магические. Существует даже такое направление в магии, как производство массивных декораций для постановок. Чем богаче труппа, тем больше у нее декораций. Принцип их изготовления держится в секрете, а вот как они работают, знают все. На площадке расстилают в определенном порядке маленькие кусочки серой материи. При определенных словах, заложенных магами, как правило, к определенной постановке, происходит их активизация. Перед зрителями возникают вполне ощутимые куски замков, лесных полян, водопадов, комнат, дворцов и даже пустынь. Иллюзия настолько сильна, что зрители чувствуют ветер, запахи и даже могут прикоснуться. Особенно ценятся декорации, который могут менять вид, то есть, скажем по слову актера, они укрупняются, создавая эффект присутствия.

Рабочие сцены призваны следить за всеми этими декорациями, правильно их хранить, перевозить, и эксплуатировать, иногда их надо даже просушивать, и, естественно подзаряжать энергией. Кроме того, есть ряд ограничений, видимо вызванных магией, нельзя рядом ставить декорации с пустыней и с водой, нельзя одновременно одному человеку держать декорации ночи и дня, иначе можно сойти с ума.

В хозяйстве труппы декорации составляли самую дорогостоящую часть реквизита, и Недай кинулся по первому тревожному зову Морехода. Занять Недая проблемами рабочих сцены на целый день не составило для них труда. Дорога Хэссу была свободна, но здесь появилось еще одно препятствие – Алила.

Девушка прицепилась к Инриху, а подстроится под двоих одновременно Хэсс не мог.

– А кто сообщил о фестивале? – Алила любознательно расспрашивала Инриха. – А вы там уже бывали? А как судят? Сколько еще трупп выступает? Действительно дают такие значки и стяг? Какая там погода? А что потом можно делать, как открыть свою школу мастерства?

От ее бесконечных вопросов у Хэсса уже пухла голова, Инрих судя по всему испытывал аналогичные чувства. Нестандартность поведения девушки озадачивала обоих.

Алила же решила посмотреть, что будет делать лирик, если она будет ему мешать изо всех сил. Алила выбрала другую тактику в отличие от Недая. Она пристала к объекту наблюдений странного лирика.

Алила остро чувствовала Хэсса. Она заметила его в первый же день их пути. Странный, лиричный, растерянный, но очень милый парень привлек ее внимание. Вчера же он резко изменился. Алила привыкла наблюдать за Хэссом, иногда он ее очень веселил. Но вчера он перестал быть забавным, а сделался холодным и неприятным.

– Инрих, надо посмотреть, что в повозке у Флатта.

– Инрих, надо забрать вещи из повозки Риса.

– Инрих, надо зайти к Анне.

– Инрих, надо....

Алила бесконечно водила директора решать чужие проблемы. Бедный директор уже был мокрым насквозь. Ему была не понятна столь бурная активность актрисы.

Инрих знал ее родителей. Прекрасные люди, и не такие активные. Хотя дочка сильно в мать. Высокая, с притягивающей мужчин внешностью холодного типа, в противоположность медовой Илисте. Алила выступала на сцене с самого детства, что называется театральная семья. Инрих с удовольствием взял ее в поездку, зная, что девушка не конфликтная, не считая творческих споров, может постоять за себя, не неженка, но такая активность его озадачила. Алила не отпускала Инриха до самого вечера. Он с ужасом представил, что и завтра будет тоже самое. Инрих решил немножко поболеть, Илиста поймет.

Хэсс плюнул, понимая, что Алила не дает ему никаких шансов. Она, как заведенная, таскала директора по разным повозкам. Хэсс не успевал настроиться на нужную волну. Его учитель говорил, что не следует переть против реки. Хэссу надо было подсобрать кое-какие растения для своих экспериментов в области травоведения. Он пошел в повозку за мешочками. Его сосед Страхолюд ошивался где-то с актерами. Хэсс был рад этому, ему не нравилось делить повозку с орком.

Алилу раздражало пристальное внимание одного из сумрачных монахов. Он был молод, но озлоблен. В солнечном мире Алилы не было место неприязни и злобе. Она заметила, что монах ловит ее глазами и может пялиться часами. Алила стала избегать монаха, но потом, осознав свои действия, устыдилась самою себя. Она знала, что нельзя пасовать перед людьми. Вот и сегодня, она спокойно стояла и общалась с Инрихом под липким взором монаха.

Жанеко смотрел на Алилу, как голодный смотрит на кусок хлеба. Таких голодных глаз Шевчек – товарищ Жанеко – не видел уже давно. Когда он проходил по местности, в которой была гражданская война, беспорядки, голод. Там люди именно так и смотрели. Шевчека перекосило. "Так недалеко и до преступления", – подумал Шевчек. Он был старым монахом тайного ордена. Его более молодой товарищ Жанеко был на грани, и Шевчек счел своим долгом вернуть его на истинный путь.

– Красивая девушка, – заметил Шевчек.

Жанеко отвел глаза.

– Красивая, – сухо согласился он.

– Я думаю, что мы зря связались с этой сумасшедшей труппой, – задумчиво высказался Шевчек. – Сами бы мы шли гораздо быстрее.

– Почему? – Жанеко испугался предложения своего старшего товарища.

– Мы выполняем важную и нужную миссию, – напомнил Шевчек.

– Хорошо, – Жанеко опустил голову.

– Ты вспомни, что мы должны добрать до самого дальней нашей обители. Мы имеем полномочия прочитать книги мастера Игнасио. Мы же стремились к этому почти всю нашу жизнь. Скажи, Жанеко, может быть ты передумал служить ордену?

Жанеко вздрогнул от простого вопроса своего старшего товарища.

– Нет, – помотал он головой, вспоминая те тяжелые испытания, которые ему двадцатипятилетнему удалось пройти, чтобы попасть в орден, да еще заполучить такую ответственную миссию. Еще в школе Жанеко бредил мастером Игнасио. Его книги были прикладными для колдунов всех мастей. Мастер Игнасио обладал редким талантом обобщать и делать выводы, а также, что было еще более важно, он мог применять полученные знания в разных областях магии. Обладающий трактатами мастера Игнасио мог стать очень неожиданным магом, то есть расширить сферу применения способностей. – Нет, Шевчек я помню, – голова Жанеко склонилась еще ниже.

Шевчек одним вопросом напомнил своему сотоварищу о смысле жизни. Он был доволен, но решил не оставлять Жанеко вниманием.

– Пойдем, почитаем, – предложил он.

Жанеко поднял глаза, Алила уже пропала в повозке:

– Конечно, – Жанеко медленно последовал за Шевчеком.

Их разговор слышал Хэсс, который сидел на дереве, пытаясь набрать редкие, маленькие цветочки для своего зелья.

"Подумать, чего себя лишают эти монахи", – Хэсс мысленно пожал плечами. "Как можно отказываться от женщин? Если бы боги хотели, чтобы мы жили без них, то они бы не создали этих красавиц", – Хэсс придерживался сугубо земного подхода к любви. Он заметил старую гримершу, которая волнуясь, путаясь, останавливаясь, даже что-то бормоча, как показалось Хэссу, шла к первым повозкам каравана. "Эта тоже идет говорить о любви. Или о деньгах", – решил Хэсс. Справа он заметил ветку с хорошенькими цветочками, но над ними жужжали летучие мошки. Отмахиваясь одной рукой, второй Хэсс пытался срезать нужные цветочки.

Анна решилась пойти к отцу Най – известному, богатому, красивому композитору Лаврентио, который в настоящий момент имел связь с молодой амбициозной карьеристкой музыкантшей Джу.

– Можно? – судорожно сжимая руки, дрожащим голосом спросила Анна.

Лаврентио оторвался от созерцания собственного пупка. Он стоял без рубашки и пялился на колечко в пупке, которое заставила его вдеть новая любовь – Джу. Заметив смущение посетительницы, Лаврентио накинул рубашку.

– Прошу. Чем обязан? – достаточно сухо спросил он у женщины.

– Лаврентио, нам надо поговорить о нашей дочери, – от этих слов женщины Лаврентио впал в шок. Через несколько секунд он сообразил, что перед ним Анна, и говорит она о Най.

– Анна? – Лаврентио предложил ей сесть.

– Да, Лаврентио. Ты должен поговорить с Най, – слова о том, что Лаврентио кому-то что-то должен заставили покривиться его безупречный рот.

Анна не так расценила его ухмылку.

– Лаврентио, ты должен сделать для нее хоть что-то за столько лет, – уже более истерично потребовал Анна.

– Но, Анна, я не понимаю, что ты хочешь.

– Най похоже готовится повторить мою судьбу. Ты же не хочешь, чтобы твою дочь бросили с ребенком на руках. У нее есть талант, а этот охранник ей не пара.

– Подожди, Анна, – Лаврентио покачал головой. – Я что-то не пойму о чем ты говоришь.

Джу вернулась в прекрасном настроении после разговора с Инрихом. Он обещал ей купить в ближайшем городе новые матрасы и посуду. Лаврентио будет доволен. У самой повозки Джу услышала голоса. Анну, в отличие от Лаврентио, Джу узнала сразу. Сердце у южной красавицы упало вниз. Она вынуждена была прислониться к повозке. Разговор продолжился.

– Лаврентио, она вбила себе в голову, что влюблена в этого охранника. У него даже нет имени. Какая-то кличка – Крысеныш. Что это может быть за человек?

– Анна, ты говоришь, что девочка влюбилась в охранника.

– Она уже не девочка, – вспыхнула Анна.

– И что? – Лаврентио не понимал, чего надо женщине.

– Я хочу, чтобы ты с ней поговорил и предотвратил эти отношения, – Анна сформулировала свои требования. – Лаврентио, мы же любили друг друга. Она твоя дочка, не бросай ее. Мне так тяжело.

– Анна, ты понимаешь, о чем просишь?

– Да, Лаврентио, ты должен объяснить нашей дочери, что она будет несчастна с этим Крысенышем. Ты должен это сделать в память нашей любви, а еще потому, что я тебя отпустила без единого слова. Я никогда ни о чем не просила тебя. Лаврентио, пожалуйста, поговори с Най. Вспомни, как мы с тобой были счастливы, как ты катал меня на лодке, что ты говорил. Лаврентио, я не могу воскресить нашу любовь, но Най ее плод, и ты не можешь ее бросить.

Такое ультимативное заявление покоробило композитора, а в душе Джу вызвало бурю эмоций. В ней стал закипать гнев, а с ответом Лаврентио пришла беспомощность.

Лаврентио видел, что Анна сейчас примется у него рыдать, устроит истерику. Он решил во всем с ней согласиться, чтобы побыстрее закончить разговор.

– Конечно, Анна, я все помню. Я всегда думаю о нас. Я поговорю с Най.

– Прямо сейчас, Лаврентио, – Анна все-таки ухватила его за руки.

– Несомненно, дорогая, – Лаврентио размышлял, как бы закончить разговор, но Анну понесло в воспоминания.

– Лаврентио, а помнишь, когда ты признался мне в любви. Это было так романтично! А твою мелодию, под которую мы танцевали? Ты тогда еще не был таким известным. Ты только начинал. Мой отец был против наших отношений, но я тогда утонула в твоей любви.

– Да, дорогая, это было прекрасно, – Лаврентио достаточно убедительно изобразил восторг.

– Ах, Лаврентио, если бы мы тогда не разлучились, – Анна сожалела о прошлом.

– Да, дорогая. Так ты говоришь, что Най собирается выйти замуж за этого охранника? Как давно они встречаются?

– Они только сейчас познакомились. До этого она ни с кем быть не хотела, – заверила его Анна. – Она еще слишком мала для семьи.

– Так ей должно быть уже за двадцать?

– Да, но все равно в этом возрасте девушки такие неопытные, – Анна преобразилась во встревоженную мамашу.

Лаврентио подумал, что он познал женщину в пятнадцать, а одно время жил с шестнадцатилетней. Она страстно мечтала привязать Лаврентио, и им пришлось расстаться. Лаврентио не горел желанием жениться на ком бы то ни было.

– Но, Анна...

Женщина отмела все его возражения своим материнским, что ей лучше знать.

– Она получила хорошее образование. И зачем я только ее взяла с собой? – сокрушалась женщина.

– Ты думала, что город таит большие соблазны, – примирительно заметил Лаврентио.

– Да, – горестно кивнула Анна. – Ты поговоришь с ней сейчас же?

– Конечно, я же обещал. Скажи, а ты с ней говорила?

– Нет, я пыталась, но она слушать меня не желает. Она упрямая, вся в тебя. Заявила мне, что она будет с кем захочет.

– Анна, а как ты узнала о том, что...?

Анна слегка покраснела, смутившись от вопроса композитора.

– Я видела ее, – призналась Анна.

– Понятно, – Лаврентио не стал развивать эту тему. Но на душе у него стало противно. Он не терпел подглядывающих, вынюхивающих, наверное, потому, что сталкивался с ними сам.

Потом Анна спросила о Джу, но Лаврентио не ответил. Он сделал вид, что не расслышал вопроса. За свои годы Лаврентио достаточно узнал о женщинах, в том числе, что одной о другой не следует рассказывать, как бы она не спрашивала.