Текст книги "Все дороги этого мира"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Анна, выбираясь из повозки Лаврентио, не заметила Джу, та успела отойти за угол.

Сегодня Лаврентио впервые увидел Анну после стольких лет. Нет, не то, чтобы они не виделись. Дело в том, что Лаврентио ее просто не замечал. Сейчас оценив, насколько она постарела, в душе Лаврентио стерся эфемерный образ его весенней любви. Лаврентио думал об Анне, как о весенней любви, но сегодня она была даже не осенней, а скорее замогильно зимней.

Ее упреки, требования, заверения поцарапали Лаврентио душу. Он не представлял, как много неприязни могло скопиться в этой женщине. Он с ужасом посмотрел на себя в зеркало, не стал ли он таким? Нет, в зеркало на него смотрел приятный дамский угодник, с длинной темной гривой, в правом ухе золотая серьга в виде обнаженной женщины. Томные глаза, в основном печальные, что однозначно воспринимается женщинами, немного морщин вокруг глаз, благородный длинный нос, четкая линия подбородка, широкая грудь, узкие бедра, тонкие нежные руки – в целом мечта каждой женщины. Лаврентио выглядел лет на пятнадцать моложе своего настоящего возраста.

Анна же выглядела страшно оскорбительно для женщины ее профессии: возрастные морщины, потолстевшая за эти годы, унылая линия губ, засаленные волосы. От Анны исходила волна обреченности, и некой затравленности.

Лаврентио совсем не хотелось идти и говорить с дочкой. В толпе он бы ее не узнал. Лаврентио не считал себя таким уж гадом, как его охарактеризовала бывшая любовница. Он всегда выделял на дочку определенную сумму. Правда, ее передавало его доверенное лицо. Дочка Най была ему не интересна. Лаврентио в свои пятьдесят четыре года чувствовал себя ребенком, и свой ребенок был ему не нужен. Он вспоминал о Най только, когда подписывал очередное распоряжение на выделение средств раз в год.

Внезапно тишину разорвало шипение, появилась его любимая Джу. С первого взгляда Лаврентио не понял, что случилось с ней. Она пылала злобой, и безысходностью. Но эта безысходность в отличие от Анниной была решительная. Джу желала драться, избить Лаврентио. Шарахнувшись от ее гневного взгляда, Лаврентио допустил стратегическую ошибку, он предложил Джу выйти на воздух. Обычно, Джу нравились прогулки с Лаврентио. Они много говорили о музыке, об известных музыкантах, о способах аранжировки, исполнении мелодий и песен. Джу покорно спрыгнула с повозки. Лаврентио прикоснулся к ней, ему нравилось прикасаться с этой южной красавице с кинжалом в чулке. Она еще пока не пускала его в ход, но Лаврентио знал, что за ней не заржавеет. В их эротических играх, Лаврентио испытывал нескончаемое удовольствие, когда раздевал южанку, в том числе вынимая и отбрасывая в сторону кинжал.

Лаврентио хотел посоветоваться с Джу, как ему поговорить с дочерью, но не успел. Джу повернулась к нему, больно толкнула в грудь.

– Что она тебе сказала? – разъяренная Джу кричала на Лаврентио.

– Кто? – композитор попытался прикинуться пнем.

– Она – твоя бывшая. Я же слышала, что она несла про любовь, – Лаврентио подумал, что даже в гневе Джу ему очень нравится. Ему захотелось завалить ее прямо на глазах всей труппы. Плевать на остальных он хотел.

– Джу, дорогая, разве тебе нужно всеобщее внимание. Пойдем и поговорим у себя, – предложил распалившийся Лаврентио.

– У себя? – Джу чутко реагировала на намеки своего кумира, но сейчас уступать не торопилась.

– Лапочка, пойдем, – Лаврентио тянул ее в повозку.

– Нет, ты стыдишься объяснить, что хотела эта клуха? – Джу в своем крике перешла уже грань от возбужденности до безобразной ревности. – Ты понимаешь, что ты делаешь со мной? Как ты мог даже разговаривать с этой, которая только и ждет, чтобы заполучить тебя.

– Джу, – Лаврентио умоляюще посмотрел на нее.

Санвау до определенного момента с интересом прислушивалась к скандалу в благородном семействе, но потом она подумала, что не стала бы так унижать своих мужей.

Хэсс, как настоящий горожанин, навидался подобных скандалов не мало, и почему-то ему вспомнились соседи по улице, где они жили с учителем. Жена тоже постоянно устраивала мужу скандалы по любому поводу, особенно ее заводили женщины. Муж терпел, терпел, но наконец ушел, бросив супругу в тяжелый момент, когда она заболела и появились проблемы с деньгами. Потом Хэссу вспомнилась история, которую рассказывал учитель о своей жене. Он говорил, что его супруга устраивала ему разборки, тоже ревновала, но делала она это в моменты каких-то сомнений своего мужа. За ссорой следовали жаркие объятия в постели. Они прожили двадцать два года вместе до ее смерти. Жена никогда не перегибала палку. Хэсс попытался определить, к какому типу относится эта пара: композитор и музыкантша.

– Джу, милая, остановись, – глаза Лаврентио засверкали скукой.

Внезапно молодая женщина опомнилась, она прижалась к Лаврентио, который явно был озадачен.

– Я боюсь, Лаврентио, боюсь, что ты уйдешь к ней, – зашептала Джу на ухо своему любовнику.

– Что? – тот отстранился.

– Да, – Джу перешла от криков к слезам.

Лаврентио наклонился и подхватил плачущую девушку на руки. Хэсс явственно услышал, как хрустнули у того суставы.

– Не надорвался бы, – послышалось со стороны Инриха.

Народ стал возвращаться к своим делам.

В повозке Джу быстро успокоилась от поцелуев и уверений Лаврентио. Она более или менее спокойно отпустила Лаврентио поговорить с дочерью.

Лаврентио искал свою дочку Най. Прикинув, что она может быть со своим возлюбленным, он двинулся в ту сторону, куда указала Богарта.

У Лаврентио, несмотря на его многочисленные связи, была единственная дочка от Анны. Свой роман с Анной Лаврентио вспоминал с трудом. Все, что до этого наговорила Анна, было для него давно забытым сном. Он не понимал, как можно жить пусть прекрасным, но одним днем.

Композитор пытался сделать свою жизнь яркой, разнообразной. Он считал, что именно женщины придают яркость жизни. Очередная его любовь – молоденькая Джу сводила Лаврентио с ума. Где-то он даже сравнивал ее со своей первой любовью – гадалкой, которая предсказала ему и славу, и множество женщин, и богатство. Лаврентио, вновь вспоминая об этом предсказании, считал, что впереди его должно ждать богатство.

Спотыкаясь, и шурша листьями, Лаврентио вышел к полянке. В душе композитора зазвучала мелодия от одного взгляда на отрывшееся чудо. Яркое солнце золотило деревья, зеленая трава шептала о покое, цветы раскрасили полянку в нежные цвета, ручеек журчал, синее-синее небо, без единого облачка служило защитником. Двое молодых людей: Най и Крысеныш сидели на траве. Девушка сосредоточено накладывала на лицо Крысеныша грим. С тридцати шагов Лаврентио разглядел, что Най красила ему брови почему-то желтой краской. По ассоциации пришла мысль, что Най красит его для роли в "Интригах высокого дома".

Крысеныш заметил затаившегося в кустах композитора, но говорить своей подруге об этом не стал. Чуть дернувшись, Най провела линию несколько длиннее, чем необходимо. Стирая ее, Най развеселилась, что она говорила Крысенышу, Лаврентио не расслышал, но голос девушки был озорным. Они засмеялись, Лаврентио повернулся и зашагал обратно.

– Кто там? – Най открыла очередную баночку с краской, разглядывая, достаточно ли она густая.

– Лаврентио приходил, – сообщил Крысеныш.

– Стоит?

– Уже ушел, он видел, как ты мне брови красила, – в этом ответе Най почувствовала озабоченность своего возлюбленного.

– Миленький, ну, не надо, – Най стала пальчиком разглаживать морщинку на лбу Крысеныша.

– Все будет хорошо, – охранник крепко обнял девушку. Они повалились в траву. Синее небо превращало эту полянку для двоих в самое лучшее место в этом мире.

Смех Най услышал Лаврентио, ему четко вспомнились счастливые дни, проведенные с Анной. Лаврентио остановился, чтобы сорвать большой красный цветок для своей Джу.

На дороге стояла Анна, которая, увидев улыбающегося Лаврентио, резко развернулась.

– Любимый! – над дорогой прозвучал зов Джу.

Лаврентио повернулся на голос. Анна вздрогнула и ускорила шаг.

– Это мне? – Джу была уже рядом. Она взяла в руки цветок.

Лаврентио остро понял, что он с Джу такой же влюбленный, как и Най с охранником. Лишить дочь такого счастья, несмотря на любые соображения ее матери, Лаврентио не мог. Солнечная мелодия в голове Лаврентио стала всепоглощающей.

В отличие о счастливых влюбленных, которые сосредоточены друг на друге, некоторым приходится думать о работе. Сентенус с пятнадцати лет работал на государство. Даже дед считал его частично посредственной личностью, похожей на своего отца и сына Язона. Язон пребывал в святой уверенности, что внук работает в разведке рядовым сотрудником. На самом деле Сентенус был первым заместителем руководителя разведки Эвари. Его начальник печально выслушал объявленный указ о новой миссии самого талантливого и удачливого ученика.

Главрик IX считал Сентенуса прекрасным молодым человеком, который отлично танцует. Сентенус строго контролировал появление своего имени в отчетах, которые направлялись королю. Сам Сентенус считал себя в безопасности потому, что придумал столь отличное прикрытие, а также верил в обещание Главрика IX о передаче короны кому-нибудь более достойному.

Сидя в маленькой темной комнате, Сентенус пытался безобразно напиться. Этим он занимался от всей души, надеясь, что техника самоотрезвления не сработает. В комнату ввалился толстый Шляссер. Привычная вонь от табака ударила в нос Сентенусу.

– Чего жрешь? – вытягивая шею, грубо спросил Шляссер.

– Мы одни, расслабься, – предложил уже достаточно пьяный Сентенус.

За несколько секунд совершилось изменение. В комнате стоял и грустно глядел на напивающегося и опустившего руки Сентенуса мужчина приятной наружности, не толстый, а в меру упитанный, с проницательными глазами мужчина, также известный в королевстве, как Мортирос.

– Морти, слышал? – Сентенус приподнялся с явным желанием упасть на грудь любимого начальника и заплакать.

– Стыдись, Сентенус, – Мортирос оценил уровень и количество потребленного спиртного.

– Тебя так подставляли? – Сентенус уже в голос орал. – Эти сволочи меня, МЕНЯ, подставили!

– Прекратить, – привычным голосом противного Шляссера гавкнул Мортирос.

– Ты еще на своего короля так поорал бы, – Сентенуса понесло по наклонной.

– Еще и пощечину дам, – нагло ухмыляясь, сообщил Мортирос.

– Что? – взвился Сентенус.

Мортирос не стал повторять, а влепил пощечину и врезал в живот Сентенусу.

– Прекрати, – слабо сопротивляясь, потребовал свалившийся на пол Сентенус.

– А ты меня останови, – посоветовал Мортирос. – Сейчас еще и пну пару раз. Тебе и так плохо, будет хоть основание.

Однако угрозу свою руководитель разведки Эвари приводить в исполнение не стал. Он сел на корточки рядом с блюющим на полу Сентенусом.

– Мальчик, вспомни чему тебя учили? Никогда, слышишь НИКОГДА не сдаваться. Мальчик, что же ты так?

Мортирос поднялся, перевоплотился в противного Шляссера, и покинул будущего короля Эвари.

Гораздо позже, приведя себя в боевое состояние, Сентенус обдумывал свое настоящее и будущее.

– Можно? – прервал это занятие Язон.

Деду было стыдно от поступка своего короля перед внуком, но он ни за что не признался бы в этом. Сентенус взглядом пригласил его войти.

– Надумал что, внучок? – дедушка осторожно присел на хрупкое кресло, с которым категорически не желал расставаться его внук.

– Надумал, дед, но тебе не понравится, – ответствовал внук.

Любопытство вселилось в старика, который стал тянуть на себя бумаги внука, чтобы их прочитать.

– Не, дед, не дам, – Сентенус крепко держал бумаги.

Так они и перетягивались, пока в личные покои Сентенуса не вплыл славный казначей Мортирос.

– Слышал, что Вы молодой человек, собираетесь в дорогу? – Мортирос, обожаемый всеми, кто его знал, чуть поклонился наследнику трона.

Сентенус уже привык не удивляться способности Мортироса все знать. Он просто улыбнулся, подтверждая его правоту.

– Обсудим? – предложил Мортирос.

– Конечно. Извини, дед, дела. Сам понимаешь, наследование штука ответственная, – Сентенус подхватил Мортироса под локоть и вывел на внешнюю галерею.

Первый министр Язон покачал головой, втайне радуясь, что внук так спокойно воспринял такие серьезные перемены в своей жизни.

Глава 6. Согласно мифологии

Мифология – это наука о нашей с Вами жизни.

Из урока богов на Олимпе.

Идти в Темные земли было не простым занятие для эльфа. Торивердиль шел обречено и упорно. Дорога не хотела его пускать, но Торивердиль, или как его звали домашние Тори, шел и шел. Тори надеялся получить в Темных землях ответ, что ему делать дальше, или просто погибнуть. Остроухий не желал примириться с действительностью, где он один. Его просто выкинули из клана, лишили имени, семьи, и вообще поступили с ним жестоко. Торивердиль с самого детства был уверен, что эльфы самые справедливые в мире, но после того, как его выкинули из привычного мира без всяких объяснений, он был очень зол.

Все произошло почти год назад. Торивердиль по призванию и таланту был учеником мастера винодела. За последнее время Тори увлекся селекцией винограда, пытался вывести новый сорт.

Утро начиналось, как обычно, Тори проснулся, поздоровался с солнышком, пошутил с сестренкой, которая младше его, и просто обожала своего брата. Затем Тори отправился к виноградникам. Вот там то и началось самое страшное и непонятное до сих пор.

Его просто не пустили в зону виноградников. Обыденно, буднично не пустили. Незнакомый эльф сказал, что ему здесь делать нечего. Тори, обескуражено стоя у винодельни, потерял минут десять. Подошел его друг Мальдиваэль.

– Мал, что случилось? – спросил Тори.

Всегда добрый и солнечный друг нахмурился, не пожелал отвечать, и быстро проскочил мимо Тори. Глядя на закрывающиеся двери, Тори кинулся следом, но его не пустили двери. Кто-то навесил мощное охранное заклинание.

Тори попытался заговорить с эльфами, но его либо игнорировали, либо быстро уходили от него. Ничего не понимая, Тори кинулся домой, но перед порогом стоял мешок с его вещами.

– Лави? – позвал он сестренку.

Тори принялся молотить руками в дверь, но на них тоже стояло какое-то мощное заклинание, он не мог войти.

– Спятить можно, – вспомнил Тори человеческое выражение. У эльфов сумасшедшие не водились, но Тори показалось, что, наверное, станет первым.

– Уходить тебе надо, – появился неизвестный старик.

– Что? – Тори обрадовался, что с ним заговорили впервые за этот ненормальный день.

– А то, эльф, что не место тебе здесь, – объяснил старик.

– Что происходит? – всегда спокойный Тори сорвался на крик. Без напряжения неизвестно кто лишил его дома, семьи, мира.

– Уходи, эльф. Вечером тебя долина выкинет сама. Такое решение принял совет, – добавил старик.

– Но почему? – Тори пытался сообразить, что такого он мог совершить.

– Уходи, эльф, – еще раз повторил старик.

Тори подскочил, протягивая руки, чтобы схватить старика, но тот буквально растаял у него в руках.

– Точно спятил, – решил Тори. Никто из эльфов не испарялся у другого в руках, а этот старик продемонстрировал Тори подобное чудо.

Ветер зашептал Тори: "Уходи -и -и -и!", вода повторила эти слова, долина твердила им во след. От этого постоянного требования у Тори впервые за сто лет заболела голова. Всегда живой источник на центральной площади, мгновенно пересох, стоило Тори подойти к нему. Везде Тори стали чудиться глаза, все за ним смотрели, хотя эльфы, наоборот, прятали глаза.

Сам не помня как, ночь Тори встречал за пределами долины эльфов. Одиноко сидя у холодного костра, Тори старался определить, кто из двоих сошел с ума: он или мир?

С тех пор прошел почти год. Многое узнав, Тори шел в Темные земли. Как он думал, это был его последний шанс. В отличие от эльфа, который еще не добрался до Темных земель, двое искателей приключений – Гармаш и Железяка – были уже там.

Продираясь через жесткие цеплючие кусты, Гармаш сдержанно ругался, а вот Железяка молчал. Его упорно преследовала мысль повернуть назад. Он не верил, что в этих землях есть что-то кроме темноты. Железяка стал подозревать, что здесь живет людоед, который заманивает к себе путешественников, и мучает их. На его предположения Гармаш долго пялился, как вытащенная из воды рыбка, а потом расхохотался. Он живо представил себе этого людоеда-мучителя.

– И чего ты так ржешь? – обиделся Железяка.

Гармаш был измазан соком этих противных кустов, на него налипло огромное количество пуха. Железяка подозревал, что он выглядит еще хуже, потому, что до этого он попал в трясину, и Гармаш его вытаскивал. Насупившееся лицо Железяки еще больше развеселило Гармаша.

– Просто людоед это нечто реальное, а вот эти кусты это нудно. Я думаю, что те, которые запрятали сокровище так, сделали это специально. Сам подумай, многие же повернут назад, не желая проходить эти нудные однотипные препятствия. Никакой романтики.

– И чего ты веселишься? – упорствовал Железяка.

– А то, что значит, там что-то точно есть, – сообщил Гармаш.

– Так ты не уверен? – вспылил Железяка.

– В чем можно быть уверенным в этом мире, – с улыбкой ответил Гармаш.

Это стало последней каплей для уставшего Железяки, у него подкосились ноги.

– Ты чего? – испугался Гармаш.

Железяка спрятал лицо в ладонях, его плечи затряслись. Гармаш не поверил своим глазам – его друг плакал.

– Ты чего? – как заведенный повторял Гармаш. Он пытался обнять и успокоить друга. Отняв его руки от лица, Гармаш понял, что Железяка не плачет, а истерично смеется.

– Напугал, – выдохнул он.

Они тронулись в путь еще через час, который потратили на приведение себя в порядок и успокоение нервов. Железяке было противно, что он сорвался, да и Гармаш стал более пристально наблюдать за другом. Нервные срывы приводят к жутким последствиям. Железяке было свойственно разбираться во всем досконально, и на следующей ночевке, он нашел причину своего срыва. Клад из Темных земель был мечтой Гармаша, а не его Железяки. Вот поэтому путь и казался Железяки гораздо более трудным, чем его товарищу. Что с этим открытием делать, Железяка не придумал. Но понимая, что с ним происходит, Железяке стало проще себя контролировать. На смену противным кустам пришла местность, усыпанная мелкими, но острыми колкими камешками. Идти было очень тяжело, обувь не спасала совершенно. К концу следующего дня у обоих искателей приключений на ногах остались ошметки от ботинок.

Хэссу стало казаться, что он никуда не уезжал из Стальэвари. Это скорее походило на очередное задание учителя, который не уставал тренировать и учить Хэсса. Сейчас Хэсс становился тенью каждого из членов труппы донны Илисты. Алила заметила эти маневры, но помешать Хэссу не могла. Стоило ей понять на кого нацелился Хэсс, как она кидалась к этому человеку, Хэсс переключался на другого. У Алилы были же еще и свои дела, репетиции и прочее. Хэсс получал извращенное удовольствие от подобной игры.

За несколько дней Хэсс успел проверить почти всех, на повестке дня остались Инрих и сама Алила. Хэсс стал тенью Алилы, а она стала нервничать, девушка не понимала, кого Хэсс выбрал в качестве своего следующего объекта. Видимо путем логических умозаключений до нее дошло, кто на настоящий момент объект Хэсса.

– Ты зачем это делаешь? – прямолинейно поинтересовалась девушка, поймав Хэсса за ужином.

– Что именно? – Хэсс закатил глаза.

– Смотришь за всеми, – Алила поняла, что лирик ей не скажет правды.

– Ищу объект любви и вдохновения, – поделился Хэсс.

За его спиной послышалось сдавленное хихиканье, это веселился Мореход.

– Что? – Алила не понимала шутит ли этот парень. Она тряхнула головой, отгоняя его шутки. – Так не ищут объект вдохновения. Уж, я то знаю.

– Ты стихи пишешь? – в свою очередь деланно удивился Хэсс.

– Стихи, не пишу, я актриса, – упрямилась Алила.

– А я пишу, вот и ищу, – вздохнул Хэсс.

– Врешь, – Алила решила сменить тактику.

– Я? – Хэссу захотелось сказать девушке правду, но приобретенная осторожность и ее поведение не дали это сделать.

К ним подошел еще один подозрительный тип – Недай.

– Что делаете? О чем разговоры? – Недай уселся на травку рядом с Хэссом.

– Разговариваем о вдохновении, – с печалью в голосе поведал Хэсс.

– Да? – Недай удивился, он то был уверен, что девушка будет тормошить Хэсса совсем по другому поводу.

– Когда мы, наконец, свернем с этой дороги? – Хэсс задал неожиданный для присутствующих вопрос.

– Чем тебе эта не нравится? Не вдохновляет? – поехидничала обиженная Алила.

– Есть где-то, сны плохие, – бывший вор ответил искренне.

– Может это потому, что ты теперь делишь место с орком? – Недай склонен был во всем искать рациональное объяснение.

Девушку позвали к другому костру, Мореход неслышно исчез. Недай и Хэсс остались вдвоем.

– Зачем за дядей ходишь? – Недай спросил на прямую.

– Кто тебе это сказал? – Хэсс прикидывал имеет ли племянник отношение к заколдованности дяди.

– Сам понял, – Недай все еще ждал честного ответа.

– Я уже Алиле сказал, но она не поверила, – Хэсс постарался максимально расслабиться, отвечая на этот вопрос. – Ищу вдохновение.

– Да? – Недай почти поверил. – А почему начал с Инриха?

– Кто тебе сказал, что именно с него? – лениво ответил Хэсс.

Недай не нашелся, что сказать, и временно отступил.

– Хэсс, а что насчет твоего нового соседа? Как живете?

– Да, не знаю, – Хэсс еще больше расслабился, и, казалось, впал в дремоту. – Мы с ним не видимся. Я проспал пару ночей на земле. Этот не знаю, где. В повозке я его раз или два видел. Он в основном ходит общается с народом.

– Да? А ты не думаешь, что это странно?

Хэсс улыбнулся:

– Я видел достаточно странного, так что орк, интересующийся искусством для меня не достаточно странен, – ответствовал Хэсс.

– Не скажи, – усомнился Недай. – Ты где такие сапоги покупал?

От такой неожиданности Хэсс поперхнулся, и долго откашливался.

– Ну, нашел, что спросить.

– Так вот я заметил, что сапоги у тебя из тонкой кожи, выделка отменная, еще эти пряжки, по ноге. Красиво. Себе думаю такие купить.

Хэсс не мог сообщить, что он их украл в одном богатом доме. Пришлось выкручиваться.

– Дама одна подарила, – доверительно сообщил он.

Последний вопрос и ответ слышала вернувшаяся Алила. Ее страшно возмутил тот факт, что неизвестные дамы дарят Хэссу обувь.

– Жена? – потребовала она ответа.

Оба, и Недай, и Хэсс, вздрогнули.

– Нет, и не невеста, – предупредил Хэсс очередной каверзный вопрос. – Пока не собираюсь.

– А что так? Или подходящих для тебя нет? – все еще злилась девушка.

– Есть, но без дома семью не заведешь.

– Как хорошо сказал, – похвалил Недай. – Без дома семью не заведешь. Как емко. Настоящий поэт.

– Спасибо, на добром слове, – Хэсс постарался впасть в дремотное состояние.

– Хэсс, а какие у тебя травки в сундучке? – Алила вернулась к своим баранам.

Молодой человек приоткрыл один глаз:

– Волшебные, будешь сильно приставать...

– Отравишь? – подначила девушка.

– Тебя – приворожу, – очень серьезно возразил Хэсс.

Недай улыбнулся, представив это.

– Фррр, – негодование еще долго ощущалось в природе.

Линай старался воспринимать вынужденную задержку в пути спокойно, но беспокойство его не оставляло. Его ученик расхворался, и все врачевательное искусство Линая не смогло поставить Эльниня на ноги. Эльнин сам чувствовал вину перед учителем, он пытался идти с высокой температурой, кашлем, головокружением, но падал.

Линай понимал, что соваться в Темные земли без ученика, не целесообразно. Он вынуждено ждал, и, по правде говоря, это его выводило из себя.

Они стояли на месте уже пять дней.

– Опять? – нахмурился Линай.

По дороге шли повозки, люди весело переговаривались, смеялись. Линай углядел, что трое пытались изобразить скульптурную пирамиду. Впереди всей этой оравы ехал маленький старичок в красном на миленьком ослике.

– Циркачи, – выдавил сквозь зубы Линай. Затем его осенило. Возможно там есть целитель или маг. – Приветствую, – Линай поклонился старику на ослике.

Мурмур Аран поднял голову, в своих мечтах он пребывал на фестивале. Ему уже вручали именной знак.

– А?

– Подскажите, если у Вас целитель. Мой ученик сильно заболел, – пояснил Линай.

К проблемам Хэсса добавилась еще одна. Восторженный рассказ Мухмура Арана об исцелении донны Илисты убедил Линая, что с ними едет хороший целитель.

К говорящим присоединилась донна Илиста, Инрих и еще два десятка человек. Орк зорко наблюдал за новыми лицами. Ему удалось отрезать прядку волос Най, Вики, Флата, Дикаря, Риса. Неожиданная встреча помешала ему отрезать прядку у Алилы. Страхолюда не оставляло сомнение, что Хэсс может быть тем, кого он ищет. Но проверить, никак не удавалось. Тот не ночевал в повозке, и виделись они редко. Орк не унывал, а проверял остальных возможных кандидатов. Пока были неудачи.

С умным видом Хэсс был вынужден осмотреть, лежащего на травяном ложе Эльниня. Горячий лоб, обметанные губы, красные глаза, слабость, потливость.

– Я могу дать ему отвар для восстановления сил, но что у него я не знаю. На лихорадку не похоже, на простуду тоже. Отравление тоже исключается. Что может быть еще?

Линай осознал, что этот парень понимает во врачевании еще меньше, чем он.

– Давай, – разрешил он.

– Можно его положить в повозку. Я поночую у Морехода. А вот орк?

Инрих мгновенно решил затруднения:

– Я предложу ему спать у себя.

– Отлично, давайте перенесем больного, – Линай взял переноску на себя.

Хэсс не видел Линая последующие два дня. Он вынужден был заниматься только больным Эльнинем. Того приходилось протирать мокрой тряпкой, поить отварами, укутывать одеялом. Хэсс проводил с больным все свое время. Разочек в повозку заглянул орк, он принес весьма полезную вещь – только что убитую змею – и даже последил за больным, пока Хэсс готовил жаропонижающий отвар. Оказанная орком помощь изменила к нему отношение Хэсса. Еще раз в повозку заглянул Инрих, и спросил не надо ли чего. Также заходил Мореход, который напоил Хэсса огненной водой для бодрости, и подарил больному Эльниню теплые носки.

Через два дня юноше стало легче. За время болезни он отощал настолько, что скорее стал походить на четырнадцатилетнего Тьямина, чем на взрослого восемнадцатилетнего человека.

– Ты кто? – одними губами спросил Эльнинь. – Целитель? А где я?

Эльнинь покрутил головой, но сразу же застонал.

– Не вертись, парень, – посоветовал Хэсс. – Ты в повозке, едешь с нами. Лучше-ка попей отварчику. Ну, давай осторожнее. – Хэсс поил юношу теплым отваром с ядом гадюки. – Все будет хорошо, поспи.

Эльнинь послушно закрыл глаза и погрузился в сон.

На третий день заглянул Линай, взглядом проверив, что все хорошо, он испарился еще на два дня. Хэсс нахмурился, а Эльнинь принялся оправдывать учителя.

– Я и так у него столько времени отнял, – говорил Эльнинь. – Я же заболел, а учитель идет в Темные земли.

– С тобой? – удивился Хэсс. У него на языке вертелся вопрос, какой нормальный учитель потащит за собой ученика в Темные земли, но Хэсс язык прикусил. Не его это было дело.

Прибежал Тьямин, притащил фрукты.

– Это тетя Илиста передает, – выпалил мальчишка и исчез.

– Уже тетя? – изумился про себя Хэсс.

– Илиста? Актриса? – напрягся Эльнинь.

– Да, а ты, что ее знаешь? – Хэсс чистил фрукты и резал их на маленькие кусочки для Эльниня.

– Нет, что ты. Я один раз был на ее представлении. Там все было так красиво. – Эльнинь с удовольствием пересказал Хэссу, как актеры играли "Страшный сон". – А потом, уже в самом конце, Илиста так падала, что я подумал, что она действительно упадет. Но ее подхватили, и потом была такая песня. – Эльнинь попытался ее напеть. Внезапно он остановился.

– Ты чего? – Хэсс бросил чистить фрукты, он подумал, что Эльниню стало хуже.

– Я просто, ну, сказать хотел...

– Говори, – Хэсс отложил нож.

– Это ведь ты меня вылечил? Спасибо тебе, Хэсс, – поблагодарил Эльнинь.

– Не за что. Я вообще то не целитель. Это так по совместительству.

– А ты что тоже актер? – восхитился Эльнинь.

– Не совсем. Я учусь писать стихи, – поделился Хэсс.

– Да? А прочитай что-нибудь, – еще более восторженно попросил Эльнинь.

– Уф, мои стихи никому не нравятся, – признался Хэсс.

– А кому ты их читал?

– Нашему повару, но ты его не знаешь.

– Почитай мне, – еще раз настойчиво попросил Эльнинь.

– Сам напросился, – пожал плечами Хэсс. -

Ленивый свет летит

По подворотням моей души

Искать надежду,

Но найти не успевает,

И жизнь моя легко бездумно тает.

– Ну, ты.. и ... – Эльнинь привстал на своей лежанке, и чтобы было поудобнее, придвинул блюдо с фруктами к Хэссу. Хэсс расхохотался.

– Ты чего? – удивился Эльнинь.

– Да, повар. Он как послушает, что-нибудь, то начинает мне усиленно пихать пироги – сладенькое, а ты вот фрукты придвинул.

– Я не...

– Да, ладно, проехали, – Хэсс пододвинул Эльниню новую порцию отвара. – Помыться хочешь?

– Да уж, – Эльнинь засмущался.

– Попей, и я тебе помогу дойти до озера. Мы встали здесь на стоянку.

– Спасибо, Хэсс.

Хэсс доволок Эльниня до озера.

– Передохнем, тогда в воду и полезем. Смотри, как хорошо, – Хэсс грелся на солнышке, оказывается, он соскучился по свету за время своего врачевания больного.

– А я рыбу умею ловить голыми руками, – похвастался Эльнинь. – Давай наловим?

– Если только зубами, а так думаю, сил нас не хватит.

– А я тебя научу рыбку ловить, – предложил Эльнинь.

– А кто будет за тобой смотреть? Тебя же какая-нибудь рыбка уволочет, – Хэсс подшучивал над своим знакомым. – Расскажи-ка лучше про своего учителя. Я заметил он такой представительный.

– Да, – Эльнинь счастливо улыбнулся. – Я попал к нему почти в четырнадцать. Линай редко берет учеников, но меня взял. Я так ему благодарен. Он великий воин, мастер. Он так много знает.

Хэсса удивило столь поверхностное описание, данное Эльнинем своему учителю. Если бы Хэсса спросили о его учителе, то он бы сказал, что учитель был добрым, ловким, знал свое дело, передал Хэссу все свои умения, обладал отменным чувством юмора. Хэсс, конечно, был рад учиться у такого учителя, но и учителю повезло с таким учеником. Для них это было партнерство, каждый не только давал, но и получал.

– Ты с ним больше трех лет? – Хэсс удивился, как Эльнинь до сих пор еще младший ученик.

– Да, – подтвердил Эльнинь. – Полезли в воду?

Вечером, когда обессиливший Эльнинь спал в повозке, Хэсс сидел у общего костра и слушал Линая. Старец сделался любимчиком труппы за свои необычные рассказы. Сегодня разговор зашел о Темных Землях.

– Темные земли не всегда были темными, – Линай рассказывал неторопливо, иногда делал мелкие глотки вина из кружки. – Тысячу лет назад на эти земли пришли изгнанники. Откуда они пришли никто не знает, хотя может быть эта информация не сохранилась в наших записях. Было их не много – всего тысяч двадцать. Очень похожи на нас – людей, но они могли мгновенно перемещаться на любые расстояния, становиться туманом, водой и даже ветром. Глаза у них были в два раза больше наших, ближе к эльфовским с такой же радужкой. В остальном не отличить. Они просто в один день появились на этих землях, и принялись строить себе дома. В хрониках тех лет пишется, что они были какие-то усталые, как будто пришли с войны.