Текст книги "Все дороги этого мира"

Автор книги: Ольга Табоякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

"Видимо он там живет, миленький дом, однако. Но эта тварюга мне на земле не нужна", Сказано – сделано. Запалить ветку и кинуть в нору показалось орку удачной идеей. Через три секунды раздался дикий визг, заставивший даже орка вздрогнуть. Чудовищная лягушка ввалилась в свою нору за три прыжка с той полянки. Доставив себе удовольствие, орк кинул в нору вслед забравшейся туда лягушке-переростку ножик-самоед. Уходя из дома, орк получил его в дар от своего друга. Вещь была колдовская, и полезная в странствиях. Основным его назначением было резать живую плоть до размеров ногтя. Судя по звукам нож принялся за дело, визг усиливался. Внезапный чавк подсказал орку, что чудовище заглотнуло нож. "И отлично. Теперь нож будет рубить эту тварь изнутри, пока не сделает свое дело". Нож подчинялся только хозяину так, что орк оставил нож заниматься общественно полезным делом, и пошел к отцу Григорию. Тот все также стоял посреди поляны. Осторожно ступая, чтобы не попасть в ловушку, орк приблизился. Отец Григорий был упакован в прозрачную клейкую массу и смотрел на орка невидящим взглядом. Когда Страхолюд дотронулся до человека, тот потерял сознание, но кокон не давал ему упасть.

Силы Страхолюда хватило на то, чтобы вытащить отца Григория из земли в этом неприятном коконе и отнести шагов за сто от полянки. Орк вернулся к норе. Нож спокойно висел над ней на уровне его глаз и ждал очередной команды.

Отец Григорий не верил собственной удаче, он был жив и мог, наконец молчать.

– Что с вами случилось? – Орк оглядывал человека, а тот истово держался за сумку, найденную орком и за него самого.

– Когда все потемнело, я испугался. Но сразу заметил, что отец Логорифмус уплывает на волне животных, я кинулся следом, и меня тоже подхватило. – Григорий рассказывал сбивчиво и хрипло. – Остановились мы на поляне. Нас как будто выбросило из этого потока. Я поднялся, отец Логорифмус лежал шагах в двадцати от меня. Он лежал и не шевелился. Я пошел к нему, но тут меня потащило. Не знаю, как описать, меня тащило и тащило. Я цеплялся за все, что мог, но меня тащило.

– Успокойтесь, – орк понял, почему эти два товарища разошлись в разные стороны.

– А что с отцом Логорифмусом? Его нашли? – Григорий забеспокоился о друге.

– Расскажите дальше, – орк мягко обращался с испуганным человеком.

– Меня дотащило до этого ужаса, но я молился, а оно все смотрело и смотрело, и пока я говорил, оно не двигалось. Я замолк, и оно потащило меня в рот. Это было ужасно, и противно, и страшно. Я опять стал говорить.

– Говорили вы примерно часа два.

– А оно?

– Его больше нет, не волнуйтесь. Вы сможете идти? Нам надо найти вашего спутника по несчатью, – орк обдумывал свои дальнейшие действия.

– Я смогу, а его, что не нашли на той поляне? – Отец Григорий боялся услышать ответ.

Орк отрицательно покачал головой.

Вернуться на полянку, где расстались незадачливые ученые-богословы, удалось достаточно быстро. Орк взял след. Но след отца Логорифмуса отличался от следа Григория. Здесь не было сломанных веток, потерянных вещей.

– Он шел спокойно, – отметил орк, успокаивая своего спутника.

– Да? А может его околдовали? – отец Григорий стал глубоким пессимистом.

– И это может. Не мешайте мне, ладно? – орк уткнулся в землю. – Прибавился еще один след. Похож на женский. Нога легкая и маленькая.

– Куда он мог деться? – бормотал отец Григорий.

По следу они шли больше трех часов. Орку уже поднадоело таскаться с бормочущим человеком. Внезапно след оборвался.

– Куда он делся? – повторил вопрос отца Григория орк.

– А что такое?

– Здесь след обрывается. Он мог только улететь отсюда.

– А на дереве вы смотрели? – прозвучал голос с верху.

Орк повернулся на голос. Отец Григорий отпрыгнул в сторону и замер, судорожно пялясь на дерево. Там сидел маленький человечек в шароварах, с вьющимися волосами, и без рубашки.

– Гкмыл, – сообщил человечек.

– Это имя? – отец Григорий пролепетал свой вопрос нечленораздельно

– Имя, – человечек спустился на ветку ниже.

– Страхолюд, – представился орк.

– Гр-гр-григорий.

– Как дела? – начал светский разговор Гкмыл.

– Человека ищем, – орк пытался определить, как лучше себя вести с лесным созданием.

– Все ищут человека. Вунь вот говорит, что уже нашел, – со знанием дела согласился Гкмыл.

– Нашего? – отец Григорий успокоился, маленький человек не казался ему страшным.

– Нет, своего, – Гкмыл подумал, что эти двое захотят отнять их человека.

– А мы ищем нашего. Не встречали такой большой, добродушный, шел здесь, – орк обдумывал вопрос о поимке нового знакомого.

– Логорифмус? – белозубо улыбнулся Гкмыл.

– Точно, – орк надеялся, что разгадка близка. – А куда он делся?

– За ним прилетели, – ответ Гкмыла поставил орка и человека в тупик.

– Кто?

– Нимфы, – Гкмыл был рад еще поболтать с новыми знакомыми.

– Они же не летают. И нимф не бывает, – выдал свое мнение отец Григорий.

– Определитесь уж не летают или не бывает, – Гкмылу импонировала парадоксальная манера человека изъяснятся.

– Не бывает, – решил Григорий, орк молчал. Он то знал, что на дорогах этого мира может встретиться все что угодно.

– А куда они улетели, не знаете?

– К себе на реку. Если лететь прямо, то в полудне пути. Он шел, я и сообщил девочкам, что хороший мужик без присмотра ходит.

– Так это вы им сообщили? – отец Григорий угрожающе замахнулся сумкой на Гкмыла. Тот в мгновение ока испарился с дерева.

– Зачем же так? – орк досадовал на не воздержанность человека. – Мы еще не договорили.

– Простите, – отец Григорий смутился до красноты на щеках.

– Придется быстро идти в указанном направлении. Сможете?

Отец Григорий кивнул. Весь путь до реки они проделали до наступления темноты. Отца Логорифмуса было не узнать. Орк подумал, что сходит с ума. Он был готов к любой картине самого развратного разврата, но такого он не представлял. На освещенном факелами пространстве на камне стоял отец Логорифмус и рассказывал обнаженным нимфам о свободе слова, равенстве женщин и достижениях швейного искусства.

– Что будем делать? – шепотом от удивления спросил отец Григорий.

– Думать головой, а вам бы хорошо постоять вон там, – предложил орк, а отец Григорий не вздумал ослушаться.

На орка не действовали возбуждающе тела прекрасных нимф, и он рискнул выйти к реке. Нимфы не обращали на него внимания. Орк подошел к камню, ударил отца Логорифмуса под колено, тот опустился на колени, пребывая в болевом шоке. Страхолюд легонечко, но со знанием дела нажал две точки на шее нимфо-оратора. Логорифмус отрубился. Страхолюд взвалил тяжелое тело себе на плечи и поволок прочь от нимф. Все это происходило в глубоком молчании. У самых деревьев орк обернулся, и довольно громко сказал, обращаясь к нимфам:

– Дефектный экземпляр, девочки, извините.

Тишина нарушилась лишь всхлипами, расходившихся с места митинга нимф.

Дотащить бессознательное тело до места стоянки отца Григория орку удалось с трудом.

– Теперь назад и без разговоров, – орк стал приводить человека в чувство.

– Что это было? Куда все подевались? – Логорифмус пришел в себя.

– Что было? Животные ушли, – вежливо информировал его орк.

– Девушки, – пролепетал отец Логорифмус.

– Какие девушки? – орк деланно удивился. – Никаких девушек я поблизости не видел. А вы?

Отец Григорий истово закивал, подтверждая слова орка.

– Это все тепловой удар, – выдвинул он свою версию. – А что со мной было...

Догнать остальных, им удалось к следующему полудню. Большая часть актеров встречала орка, как победителя, а возвращенных ученых, как родных детей.

Глава 14. Ножи и кастаньеты

Сказочник создает сказку, поэт пишет поэму, стихоплет слагает стихи, законодатель – законы, журналист – журнал, ученый – учебник, секретарь – секреты, руководитель – руководство, машинист – машины... Не доводите жизнь до абсурда.

Тори выздоравливал. Медленно, но верно к нему возвращались силы. Чудесный отвар Хэсса с корешком колтун-травы от Вуня сделал свое дело. Маше не было необходимости сидеть с эльфом, но тот освоил науку отчаянно придуриваться, чтобы девушка посидела с ним. Вторую ночь Хэсс ночевал в своей повозке. Проверив, как дела у эльфа, Хэсс заваливался спать без сновидений.

Утро началось необычно. Проснулся Хэсс от ощущения прикосновения. Не дергаясь, не шевелясь, Хэсс понял, что его скребут по голове. Рывком подскочив на месте, Хэсс обернулся. Там сидел Вунь и еще один маленький человечек. Вунь придерживал чашку, которую он установил в импровизированную держалку из подушки и стены. Другой человечек в темных штанах, не шароварах, в вязанном свитере и перчатках держал в руках что-то типа ножа.

– Что за..? – Хэсс ощутил, как по его голове на щеку медленно стекает пена.

– Доброе утро, Хэсс, – Вунь радостно улыбался. – Это мой сын – Говорун.

– Что здесь происходит? – пена все еще текла по щеке Хэсса, и уже добралась до шеи.

– Голову тебе бреем, пора бы уж, а то волосины стали выползать, – хозяйственный Вунь размахался руками. Его сын сидел молча и лишь пялился на Хэсса во все глаза.

– Ты что хочешь, чтобы я был лысым? – переварить такую заботу рано по утру достаточно тяжело. – А Тори где?

– Я его отправил в другую повозку, – сообщил Вунь.

– Как?

– Да, просто. Я сел на лежак, он проснулся. Я ему сказал, что надо тебя побрить, а чтобы он не мешал, попросил его сходить куда подальше.

Столь вопиющее вмешательство в свою личную жизнь Хэсс Незваный воспринял философски. За прошедшее время короткого знакомства с Вунем, Хэсс привык, что его кто-то стережет. Ему это напомнило чувство безопасности и уюта жизни с Шаа. Кроме того, Хэсс слышал о домовых и уверился, что Вунь один из них, а домовым, как известно, прощается и не такое.

– Вунь, расскажи мне, пожалуйста, а зачем ты меня брить собрался? – Хэссу захотелось узнать причины столь странного поведения. – Понимаешь ли я жил в принципе с волосами и мне это нравилось.

– Да? – Вунь огорчился до крайности. – Тебе нельзя с волосами теперь.

– Почему?

– Потому, что та твоя волосатая жизнь кончилась.

– И что, теперь началась безволосая? – Хэсс искренне пытался разобраться в фанабериях Вуня.

Говорун бережно положил на подушку свой бритвенный прибор и сложил руки у груди:

– Дозвольте и мне объяснить, – мелодичным голосом попросил он.

– Это что? – Хэсс переключился на Говоруна, его удивила манера разговора.

– Мой сын – Говорун, – еще раз напомнил Вунь

– Я помню, Вунь, но почему он так странно разговаривает? И кого из нас спрашивает?

– Меня. Я все время повторяю, Хэсс, главное в жизни это правильно воспитать детей. Тебе это еще предстоит, а мы поможем, – пообещал Вунь, затем повернулся к Говоруну и разрешил говорить.

– Дело в том, что какой человек, такой и у него может быть помощник. Так положено.

Минуты три Хэсс соображал о чем ему пытается толковать Говорун.

– Я бритый, и ... – Хэсс оглядывал Вуня, который тоже щеголял лысой головой. – Понятно, то есть если я отращу волосы, то ...

– Да, – Вунь жалобно скуксился, а потом просиял. – Но ты же не будешь растить волосы?

В этот миг Хэсс Незваный принимал важное решение: красота и женщины или лысина и Вунь.

– Ладно брей, – Хэсс улегся на лежанку и покорно закрыл глаза. Через десять минут вся работа была закончена. – Вунь, я думаю, что тебе придется тогда меня часто брить. Волосы же растут.

– Не, не беспокойся, – Вунь уже сидел на своей любимой полке. – Мы тебе голову соком травы лишшшай натерли так, что волосы вырастут разве, что года через три.

Заявлять, что Хэсс сам на это напросился было бессмысленно. В повозку осторожно заглянул эльф.

– Я уже замерз, можно?

– Заходи, – Вунь приветливо махал руками. Его сын очищал свой нож.

– Какая у тебя голова, – эльф пялился на лысую голову Хэсса.

– Бритая, – лекарь и вор буркнул.

– Ага, и так светится, – эльф спрашивал свои эстетические чувства, соображая к чему отнести светящуюся голову: придури людей или высшему проявлению искусства.

– Что? – Хэсс нашел зеркальце, и взору его предстала печальная картина: кожа светилась ровным серебристым цветом.

– Жаль, конечно, но через час это пройдет, – сверху подал голос Вунь.

– Пройдет? – Хэсс перестал испытывать желание немедленно прибить Вуня. – Скройся с глаз моих, – пожелал он Вуню. Два маленьких человечка немедленно пропали.

– Зачем же так? – Тори посочувствовал им. – Можно было бы еще поговорить с твоими личными духами.

– Это личные духи? Я думал, что это домовые или вернее лесные, – Хэсс завязывал платок, чтобы никто, случайно заглянув, не увидел подобного ужаса.

– По-моему, это личные духи. Я когда проснулся, вижу, на меня смотрят своими глазищами эти двое. У одного из них нож, но они мне все объяснили. Это точно личные духи, ведь они тебе голову брили. Только духи занимаются такими делами.

– Да? А что еще делают личные духи? – Хэсс порадовался возможности узнать про Вуня побольше.

– Они стерегут, заботятся, живут вместе.

– Да, он тоже говорил, что стережет меня, – признался Хэсс. – Кушать будешь? У меня есть хлеб, козий сыр, фрукты.

– Спасибо, – эльф нуждался в усиленном питании, но попросить поесть стеснялся.

– Не за что. Скажи, а если личный дух стережет, то это как?

– Не знаю, – эльф вгрызся в черствый хлеб. – Но надо их слушаться, чтобы ничего плохого не случилось.

– Понятно, – Хэсс сосредоточился на завтраке. – Тори, ты не хочешь рассказать, как попал в Темные земли? Извини, но этот вопрос тебе задут. Я бы тоже не прочь послушать.

Аппетит у эльфа пропал мгновенно, он отложил хлеб и сыр. Хэсс ждал.

– Дело в том, Хэсс, что меня изгнали из долины, – разговор на эту тему был мучителен для Тори. – Без всяких объяснений, в один день мне сказали уходить.

– И ты отправился в Темные земли, что восстановить справедливость?

– Почти, я хотел узнать, почему меня выгнали, – признался Тори, а на сердце стало гораздо легче.

– Ясно, но откуда ты взял, что здесь тебе ответят? Я бы спрашивал у тех, кто тебя выгнал, – довольно логично заключил Хэсс.

Тори открыл рот, подобного замечания на свое признание он не ожидал услышать.

– Расскажи о том, что видел в Темных землях, пожалуйста, – Хэсс пожалел, что высказал свое мнение, вон как эльфа прихватило.

Повозки тронулись, когда эльф рассказывал о своих приключениях в Темных землях.

– Пойми, ты глупая, нельзя себя так вести, – повар Грим сегодня выступал в непривычной роли. – Ямина, тебе нельзя так говорить. Ямина, ты меня слушаешь?

Девушка сидела молча, опустив голову вниз.

– Ямина, – повар Грим отчаялся услышать от Ямины ответ. – Ямина, скажи хоть что-нибудь.

– Не могу, – еле слышный ответ дал повару надежду, что разговор состоится.

– Девочка, перестань дергаться, – повар замолчал, ожидая ответной реакции.

Рано утром эта девочка прибежала к нему в слезах. До этого Грим не общался с девушкой, только обычное "кушайте", "накладывайте" и прочее.

– Можно? – Ямина с непричесанными волосами, в темном платье, с заплаканным лицом заглядывала в повозку.

Это "можно" было произнесено настолько жалобным тоном, что Грим отложил нож.

– Заходи, но скоро трогаться. Что такое, Ямина?

Девушка, заливаясь слезами, рассказала, что она услышала разговор между Флатом и Дикарем. Они обсуждали Недая, а заодно сказали, что Недай собирается с ней переспать в дороге, а на фестивале выгнать ее из труппы. Ямина не знала, что делать и хотела уйти прямо сейчас.

– Глупости все это, девочка, – Грим ошеломленно воспринимал изложенное Яминой. – Ну, подумай, кто такие Флат и Дикарь? Что они могут знать о Недае? И что тебе Недай хоть слово говорил, что хочет тебя заполучить в любовницы?

– Нет, но это же понятно, – Ямина заливалась слезами.

– Ох, – повар пытался апеллировать к логике, но Яминина логика спала. – А ты Недая спрашивала?

– Нет, – подобная перспектива ввергла Ямину в еще большие слезы.

– Ямина, держи вожжи и перестань плакать, – Грим спрыгнул с повозки и помчался к Недаю.

Недай молча выслушал претензии повара.

– И что мне делать с этой девочкой?

– Спасибо за разговор, Грим. Я попрошу успокоить девушку. Вы говорите, она в ужасе от подобных перспектив? – повар кивнул, Недай продолжил. – Успокойте ее, хорошо? Скажите, что это глупая шутка Флата и Дикаря. Я разберусь с ними сам. И еще предложите ей... Нет, не надо, я потом сам.

Что-то в голосе помощника директора показало повару, что Недай действительно решит все проблемы, а для молодых актеров, столь неосторожно распустивших языки, наступят тяжелые времена.

Хэсс ушел к Боцману, когда к нему в повозку заявились Инрих, Илиста, Страхолюд и Богарта. Они расспрашивали эльфа о Темных землях, Хэссу же не хотелось повторно слушать одну историю.

Секач подливал в стакан Хэсса свое отвратное поило, и радовался, что молодой человек развеселился.

– Теперь на тебя и смотреть можно, – Мореход выразил общее мнение.

В повозке Боцмана отдыхали Мореход и Секач.

– А эти двое новеньких, которых мы нашли, как они? – Хэсс уплывал на пьяных волнах.

– Хандрят. Это всегда так, когда меняешь способ передвижения, – Мореход пожал плечами, а Секач и Хэсс захохотали над его шуткой.

– Отлично сказано, способ передвижения, – Секач утер слезы и еще хлебнул. – Заешь?

– Нет, тогда волны перестанут так качать, – отказался Хэсс.

– Наш парень, понимает, – порадовался Секач.

– А, правда, что ваш корабль назывался "Старая вампирша"?

– Да он сейчас так называется, – Мореход вздохнул, вспоминая причал "Старой вампирши".

– Почему такое странное название? – Хэссу жизненно важным под действием настойки показалось узнать причину.

– Как почему? Потому, что хозяин у нас был кровопийцей, да еще старым хрычом.

– Ну, назвали бы "Старый вампир", – недопонял Хэсс.

– У корабля должно быть женское имя. Корабль это женщина для моряка, понимаешь? – Секачу нравилось беседовать с молодым парнем. – Ты кстати подошел бы.

– Почему?

– Стиль есть: платок, башка лысая, серьга и черные глаза, – смеясь над ним, сообщил появившийся в повозке Боцман.

– Спаосссибо, – у Хэсса стал заплетаться язык

Боцман порылся в ящике под столом, и извлек на свет бутылку с прозрачной водой. Стакан у Хэсса был пуст, и Боцман налил туда жидкости из бутылки на один палец:

– Пей, – скомандовал он.

Хэсс глотнул, вся вселенная обрушилась на него, внутренности зажгло огнем.

– Аххха, – смог выдохнуть он. – Это что было?

Действие настойки Секача прошло мгновенно, не без последствий в виде жуткой жажды, но прошло.

– Это маленькая шутка нашего Боцмана, – Секач с некоторым садизмом наблюдал за действием "шутки" Боцмана на Хэсса.

– Здорово, – похвалил Хэсс.

– Видите, оболтусы, малыш ценит, а вы? – Боцман радовался столь бесхитростной похвале.

– А что мы? – притворно возмутился Мореход.

– А они всегда ругаются, – угадал Хэсс.

– Именно, мальчик, – Боцман начал гордится столь сообразительным молодым человеком. – Тебя Недай звал, Хэсс.

После его ухода три старых морских волка обменялись мнениями о Хэссе.

– Он не поэт, это точно, – начал Секач.

– Ты его для этого поил? – Боцман плеснул себе из бутылки Секача в стакан Хэсса.

– Конечно, стихоплеты дай им выпить, так их несет на свое творчество, а этот не вспомнил ни строчки, – Мореход согласно кивал.

– Мальчик этот лишнего слова не скажет, лишь у тебя спросит, – Боцман выхлебал отвратное поило, и высказал свое мнение.

– Движения у него мягкие, глаза черные, внимательные, везде успевает, – Мореход высказал свое наблюдение. – Вор? Разведчик? Убийца?

– Сидеть тебе на кухне. Вор, однозначно, вор. Причем учился у вора высшего ранга, – Секач вынес приговор.

– А к нам чего? – Мореход задал самый важный вопрос.

– Кто его знает, но он не надолго, чует мое сердце, – Боцман вытянул ноги. В повозке стало еще теснее.

– Может этот мальчик нам поможет? – Секач боялся реакции Боцмана, но спросил.

– Все может быть, подождем, ребята, – Боцман говорил спокойно, но сила, проводившая их сквозь десятибалльные шторма показала свое лицо.

В повозке Недая Хэсс попал на другие посиделки. Альтарен и Сесуалий слушали помощника директора труппы.

– Я не вовремя? – Хэсс попятился из повозки.

– Заходи. Тебя ждем, – Недай приглашал его остаться тоном человека, приговоренного к казни.

– Я хочу знать, что случилось с Тьямином? – Недай допрашивал Альтарена и Сесуалия.

Оба выглядели виноватыми. Говорить начал Альтарен:

– Мы не знали, что мальчик может нас подслушивать, поэтому мы не остереглись. Сами понимаете, никогда такого не было.

– У мальчика ожоги рук и лица, – Недай сурово хмурился.

Хэсс встрепенулся:

– Мне надо пойти посмотреть?

– Сиди, им занимается Анна и Илиста. У них какое-то средство есть, все ожоги проходят. Для актеров это частые травмы, особенно, если постановка с огнем, – Недай успокаивающе махнул рукой. – Я тебя звал, чтобы ты поговорил с ним. Тьямин тебя слушает, ему надо дня два оставаться в повозке в темноте. С ним посидят Маша и Анна.

– Конечно, – Хэсс поднялся, чтобы уйти. – А что случилось?

– Эти двое размножали свои рецензии, которые будут обнародовать на улицах. Мы же должны дней через пять-семь выбраться с этих земель. Не бесконечны же они. Там используется маленькое такое заклинание, но с сильным боковым выплеском. В сторону летят чернила, бумага и при этом все очень и очень горячее. В этот бок и угодил Тьямин. Ему, видите ли, хотелось посмотреть, как это делается, – разъяснил ситуацию помощник директора.

Еще не наступил полдень, а Хэсс уже устал. Тьямин клятвенно обещал его послушаться и остаться в постели в ближайшее время. В обед объявили привал. Повар кашеварил, люди отдыхали от бесконечной езды. Первые лица и охрана совещались.

Хэсс уселся на обочине дороги отдохнуть. Вторую половину дня Хэсс решил ехать на своей лошадке Ле. "Ехать в одиночестве. Что может быть приятнее?", – Хэсс поднялся, чтобы воплотить свои мысли в реальность.

Справа возник Одольфо.

– Ты не занят? – драматург придержал Хэсса за руку.

– У вас что-то случилось? – осторожно спросил Хэсс, понимая, что планы покататься на Ле летят в пропасть.

– Да, я хочу тебя пригласить к себе, – Одольфо развернулся в сторону своей повозки.

– Хорошо, – обречено согласился вор.

В повозке его уже ждали Альтарен и Сесуалий.

– Еще раз приветствую, – Хэсс прикидывал, куда усесться поудобнее.

Альтарен и Сесуалий кивнули.

– Я позвал вас всех, чтобы почитать свое новое творение, – торжественно заявил Одольфо.

– Минуточку, а разве ваше творчество не читает первой донна Илиста? – Хэсс примостился на сундуке, стоявшем в углу повозки.

– Это не то, что она читает. Я, пожалуй, должен объяснить, Хэсс. Я позвал вас троих сюда потому, что судей должно быть трое. Вы потом выскажете мне свое мнение. Вы все имеете дело со словом, и не возражай мне Хэсс, ты пока у нас поэт. То, что я хочу почитать вам лишь отрывок из моего нового вечного произведения. Я пишу его уже десять лет, и надеюсь, что сегодня хоть немного приблизился к тому, что стоит считать великим, что переживет меня.

Одольфо объяснял Хэссу, а сам еще больше волновался.

– Хорошо, я понял.

Одольфо разместился на другом сундуке, приставленном к маленькому столику, бережно разложил листы, еще раз поправил штору на окне, пододвинул к себе поближе стакан с вином и принялся читать.

– Я называю мое произведение: "Романом", именно с большой буквы. Пока я не придумал для него названия, Хэсс, но надеюсь, что как только я допишу свой роман, то название придет само. Я буду читать отрывок из пятой главы, в которой мой главный герой решает основополагающую для себя задачу: жить или умереть. Для тебя, Хэсс, я поясню, что моего героя зовут Судзуками. Это молодой человек, он учится в магической школе, и только что по его вине погиб его друг. Это произошло случайно, но Судзуками очень страдает, по настоящему страдает, а не как страдают обычные люди. Тебе все ясно, Хэсс?

Хэсс кивнул, он заметил, что Сесуалий стал придремывать, а Альтарен таращится в окно. Одольфо начал медленно и прочувствованно читать:

– "Судзуками представлялись женщины с большой грудью, вызывающе тыкающие в него своими длинными пальцами. Они обвиняюще стонали и требовали смерти Судзуками. Одну из этих женщин Судзуками узнал. Это была сестра его погибшего друга. Судзуками видел ее один раз в жизни, но сразу захотел. Ему запомнилась темная почти черная кожа. Судзуками страшно хотелось провести по ее плечу ладонью. Мимолетность встречи выветрила из его головы образ женщин, но сейчас она снова пришла к нему. Судзуками ощутил себя настоящим бодяжником, как он мог думать о женщине, тем более о сестре друга, когда сам друг умер. Судзуками взял меч, но меч ему показался непереносимо тяжелым. Судзуками бросил его на пол, меч жалобно застонал. Судзуками представилась та женщина тающая под его руками. Нет, Судзуками не мог себе этого позволить, он взял нож. Нож должен был принести яркость и спокойствие в его жизнь и даровать смерть". Ну как? Хороший абзац? – Одольфо оторвал сияющие глаза от своих листов.

Хэсс Незваный мучительно выдумывал, что можно на такое сказать. Положение спас Сесуалий, открывший глаза:

– Отлично, в этом чувствует некий оптимизм, а это сравнение эротики и смерти, как оно актуально.

– Правда? – Одольфо буквально засветился от счастья, от похвалы.

Хэсс покивал, и выдавил из себя, что он бы лучше сказать не смог.

Чуть позже Хэсс, Альтарен и Сесуалий сидели в рабочей повозке. Среди разбросанных листов с новыми положительными и отрицательными рецензиями, Хэсс приходил в душевное равновесие после приватных чтений драматурга Одольфо.

– Не переживай, парень. Экий ты незакаленный, – Сесуалий достал бутылку, а Хэсс тоскливо подумал, что второй раз за сегодня он точно не хочет пить.

– Ты что будешь? – Альтарен достал кувшин. – Здесь сладкий чай, а у Сесуалия сам знаешь что.

– Я лучше чай, – выбрал Хэсс. – Скажите, а что это он читал? Вы уже слышали это раньше?

Сесуалий усмехнулся, вспоминая бессмертное творение мастера Одольфо.

– Да он периодически нам читает. В начале трудно было. Слишком ему пообсуждать это хотелось. Но мы приспособились. Альтарен пишет мне положительные, а я ему отрицательные отзывы. И мы то его хвалим, то ругаем. Скажем, это сильно стимулирует его на творчество и меньше на приставания к нам. Сегодня он и тебя припахал. Не ожидали, но видимо ему требуется все больше зрителей.

– Сесуалий, а что это вообще он читал? Муть какая-то, – Хэсс выпил свою чашку чая, и налил еще.

– Ты еще молодой мальчик. Понимаешь, у некоторых возникает желание сделать что-то эдакое, с чем можно запомниться. А что может запомниться? Что-то не самое лучшее. Я вот заметил, что плохое люди помнят дольше, чем хорошее. Одольфо он неизвестно сколько лет пишет всякие любовные истории, и, как я думаю, достало это его. Кризис у бедняги. Он не удовлетворен потому, что идеи доит из себя, как молоко из козы. Понял? – Хэсс кивнул на объяснения Сесуалия. – Я так предполагаю, что он сам свои творения считает чем-то проходящим, и не может смириться, что его забудут. Одольфо страстно желает остаться в истории.

– Поэтому он стал писать про этого Судзуками?

– Где-то так, он объединяет тему смерти и любовных фантазий. Ты не слышал предыдущие четыре главы. Там все о том же, это Судзуками так и сидит с первой главы, перебирая способы своей смерти и вспоминая всех девок, которые ему понравились

– А? – Хэсс подавился чаем. – Все четыре главы?

– Ага, я вот в его план заглянул. С седьмой главы этот Судзуками попробует повеситься, но его остановит призрак соседки, на задницу которой он засматривался в детстве. А в восьмой он попробует отравиться, но что-то перепутает, и так далее, – поделился Альтарен своими знаниями.

– Да уж. Но разве это будут читать? – не поверил Хэсс.

– Будут, Хэсс, будут. Все зависит от правильно организованного продвижения в массы, – Альтарен показался Хэссу невообразимо старым.

– Я уж точно это не куплю, – Хэссу показалось, что своим заявлением, он отгородился от прозы Одольфо.

– И я не буду, он нам сам подарит, – Сесуалий достаточно выпил, но еще не захмелел.

Альтарен добавил:

– Еще и на обложке будет указано наше мнение и участие в работе.

– Бррр, – Хэссу больше нечего было заявить на перспективу увидеть свое имя на обложке нового творения Одольфо.

Хэсс ушел, а Альтарен и Сесуалий продолжили разговор об Одольфо и Хэссе.

– Интересный мальчик со здоровым восприятием жизни, – Сессуалий вытянул ноги на кипу бумаг с рецензиями Альтарена. Тот не остался в долгу и положил ноги на рецензии Сесуалия.

– Да, интересно бы историю его жизни послушать, – согласился Альтарен. – Как его пробрало у Одольфо. Не ожидал услышать такой бредятины, – Альтарен и Сесуалий синхронно захихикали.

– Что ты сегодня не в ударе, Альт, – Сесуалий озабоченно посмотрел на своего друга. – За мальчика Тьямина переживаешь? У него даже шрамов не останется. Недай разрешил нам зайти и поговорить с ним. Я заметил, что мальчишка метко оценивает окружающих и не лишен забавности. Я бы даже предложил ему написать рецензии на репетиции, которые он видел в труппе. Надеюсь, что получится что-то забавное.

– Ты прав, Сес. Я действительно не в себе. Гнетет меня, и жизнь муторная такая, хоть вешайся, – Альтарен расслабился и снял с лица вечную улыбку.

– Ты поосторожнее, Альт. Ты же всегда в лучшее веришь. Что тебя так достало?

– Невозможность отдохнуть, Сес.

Сесуалий обдумал заявление друга и партнера.

– Меня то уже давно достало поэтому, я и выпиваю. Но если уж и ты не в порядке, нам пора что-то менять, Альт.

– Что именно? – Альтарен ожил от разговора о переменах.

– Во-первых, работу, во-вторых, окружение. Давай оттарабаним последнее выступление на фестивале, и откроем где-нибудь книжную лавку. Как тебе моя идея? Станем кургузыми стариками, ты сможешь даже ворчать и всех критиковать. А?

– У нас не хватит денег, Сес, а идея хорошая.

– Если получим главный приз на фестивале, то хватит. В крайнем случае дозаймем у кого-нибудь, – Сесуалий пытался вспомнить сколько у денег у него в заначке.

– В любом случае после фестиваля завязываем, – Альтарен пытался объективно сосчитать своих финансовые возможности. – Только давай назад возвращаться не будем.

– Там леди Немиса, – со знанием дела кивнул Сесуалий. – Она тебе не пара, Альт.

– Знаю, – Альтарен говорил о леди Немисе почти отрешенно, но Сесуалий знал, что сердце его друга все еще в трещинах.

– Сильно она тебя зацепила, друг, – пожалел его Сесуалий. – Все еще не хочешь рассказать, что у вас там было?

Альтарен покачал головой, пока он был не готов к серьезному разговору о леди Немисе.

Хэссу не удалось быстро вернуться к себе в повозку, на пути он встрял в семейный скандал Санвау и двух ее мужей Лахсы и Химю. Хэсса буквально захватили врасплох. Санвау вышвыривала вещи своих мужей из движущейся повозки, а Лахса и Химю их собирали. Санвау работала очень быстро, но не очень метко поэтому, она и угодила сапогом Лахсы в голову Хэсса.