Текст книги "А. Г. Орлов-Чесменский"

Автор книги: Нина Молева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

ГЕНУЯ
Квартира А. Г. Орлова
А. Г. Орлов, О.М. де Рибас

– Вы заставляете каждый раз себя ждать, Рибас. Боюсь, газеты, переполненные сведениями о русской княжне, лишают ваш розыск всяких перспектив, и тем не менее вы медлите.

– Ваше сиятельство, газеты могут быть полны одними сведениями о нашей незнакомке, но никогда им не удастся выяснить тех подробностей, которые отыщет для сиятельного графа преданный ему Иосиф де Рибас. Никогда!

– Терпеть не могу этого безудержного итальянского хвастовства! И не забывайте: от качества вашей информации зависит размер поощрительной суммы, на которую вы можете рассчитывать. Итак, вам предстоит начать с того, что принцесса Елизавета прибыла в Венецию. С большой свитой и неменьшей помпой.

– Только она не стала пользоваться этим именем, ваше сиятельство. Она скрылась за именем графини Пиненберг. Ей был приготовлен дом французского посланника, а поверенный князя Лимбургского при Венецианской республике барон Кнор выступил в роли гофмаршала графини. Тем не менее супружескую связь с князем Филиппом Фердинандом графиня Пиненберг отрицала – ее приняли за его супругу, что явно раздражало графиню.

– А где же Кароль Радзивилл?

– О, все в свое время, ваше сиятельство. Поляки появились с официальными визитами лишь после того, как графиня расположилась в доме посланника. И кстати, ей был приготовлен там тронный зал, в котором проходили все приемы по строго соблюдаемому придворному ритуалу. В присутствии графини никто не садился. Все были в придворных туалетах с непременными орденскими лентами.

– Все это было подготовлено французским посланником?

– Вот именно, ваше сиятельство! Хотя сам посланник при подобных церемониях отсутствовал.

– Итак, список гостей, Рибас.

– Первым явился Кароль Радзивилл. С князем была его сестра, графиня Теофила Моравская, его дядя – князь Радзивилл-старший, глава польской генеральной конфедерации граф Потоцкий, староста Пинский – граф Пржездецкий, видный деятель конфедерации Черномский, Михаил Доманский и многочисленные польские офицеры, переписать фамилии которых было просто невозможно.

– Как обращались гости к хозяйке дома?

– Все они именовали ее княжной Елизаветой Всероссийской. Мой агент сообщает, что ему иногда начинало казаться, что так оно и есть на самом деле. Невозможно, чтобы столь знатные и богатые господа могли ошибаться.

– Раз и навсегда, Рибас, меня не интересуют домыслы, ни ваши собственные, ни тем более ваших агентов. Я не за них плачу деньги.

– Как прикажете, ваше сиятельство. Хотя вообще достаточно странно, что в самой Венеции нет на этот счет никаких сомнений.

– Довольно, Рибас! Но при чем здесь вся Венеция?

– О, ваше сиятельство! Город заинтригован. Мимо дворца французского посланника тянется нескончаемая очередь экипажей, и кучера имеют поручение под любым предлогом задерживаться перед домом, чтобы господа имели возможность хоть что-то рассмотреть в окнах.

– И господам это удается?

– В том-то и дело, что нет. Графиня Пиненберг живет за плотно завешенными занавесями, выходит окруженная плотной стеной сопровождающих и ездит в такой же занавешенной карете. Словно для того, чтобы окончательно разжечь всеобщее любопытство.

– А театры, гуляния?

– Она их не посещает.

– Церкви, наконец.

– Она не бывает в католических храмах.

– Ваше агенты попытались связаться с ее прислугой?

– Это оказалось бесполезным. Графиня Пиненберг ограничилась теми, кого привезла с собой. С ними же она собирается выехать в Турцию в сопровождении князя Кароля Радзивилла, графини Теофилы Моравской и польских конфедератов. Во всяком случае, для нее уже приготовлены два турецких корабля под командованием капитанов Мехмета и Гасана.

– Поездку организует Радзивилл?

– Отчасти он, но главная роль принадлежит лорду Эдуарду Вортли Монтегю, знаменитому путешественнику и к тому же внуку не менее известного герцога Кинстона.

– Сколько же будет всего человек свиты?

– Одних только французских и польских офицеров более 80 человек. Всего же продовольствия закуплено на двести. День отъезда назначен на 16 июня.

ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Екатерина II

…Солгал! Теперь все понятно – солгал при встрече. Не хотел тревожить – с чего бы такая забота? Разве забудешь, как в Петергофе в спальню вошел: ехать пора, ваше высочество. Не встала, силой бы поднял. Ему о ком заботиться, кроме своих братцев!

Свой расчет имел – так вернее. Какой? Ведь весь флот в его руках. Отозвать надо. Только бы виду не подать, что заднюю мысль имеешь. Сразу разгадает. Вот если лаской обойти, заговорить, обнадежить без прямых обещаний.

Вон дела какие с Пугачевым. После смерти Кара Григорий Александрович присоветовал Александра Ильича Бибикова назначить. Верно ли? Да ведь кому-то верить надобно, а Потемкин еще только о дворце мечтает. С желанием своим и крыться перестал. Что ни день показать умеет, как от нынешнего генерал-адъютанта проку мало. И ловко так, вроде невзначай, вроде случайно, а всем видно. Вчера на балу спросил, о белье позаботился ли, о посуде, а то потом дороже станет – самому платить придется. Анна Степановна рассказала.

Александр не понял, по простоте душевной сервизом дареным хвалиться стал, государыню благодарить. Потемкин опять за свое: вот и надо белье с посудой охлопотать. Рассердиться бы, да ведь и то верно – скучнейший господин в мире. Ни поговорить, ни развлечься. Хоть бы искусством интересоваться стал, художниками какими. О чем не скажешь, на все один ответ: да Бог с ними, государыня, одно у меня счастье – около моей императрицы находиться.

Нашла время о делах домашних вспоминать! Пугачев – вот загвоздка настоящая. И почему Чесменский все о нем в каждом письме спрашивает? Беспокоится? Или неприятностей императрицыных ждет?

Под самое Рождество захватили бунтовщики Сарапул и Самару. Недели не прошло – Яицкий городок, а там к осаде Яицкой крепости приступили. Вот тут имена подопечных Чесменского и всплыли: Алексей Перфильев да Петр Герасимов верховодить стали. И опять – коли убедил их граф, так в чем? Убедил плохо или научил, как хотел.

Поначалу Александр Ильич Бибиков отлично командовать стал. Январь не кончился – оттеснил бунтовщиков от Башкирии до Волги и на юг – до Самарской линии. Крепость Татищево взял, Пугачева всей его артиллерии лишил. К марту Уфу от осады освободил – куда лучше. А Чесменский в письмах все свое твердит: не в победах дело, главная опасность – ряды бунтовщиков не редеют. Растет их армия. День ото дня растет, ничего не скажешь.

У Орлова совет известный: круче решать надо, быстрее. Чай, не война. Да и на войне не грех способ найти чужих начальников извести. Так и говорил: победителей не судят, государыня. Лишь бы победить. Отвечала: а потомки как же? Как перед ними ответ держать? Смеяться принялся: когда они разбираться станут, нас уж и на свете белом не будет. Какая нам, ваше императорское величество, разница? А коли опасения какие держите, историков купите. Вон сколько их у вас в кармане. Самого Вольтера за тысячу червонцев сгоношили памфлет против королей европейских написать. Дидро о правах человеческих хлопочет, а от денежек за библиотеку свою, за должность библиотекаря, которой отродясь на деле не бывало, не отказался. Надоесть вам успел, что с Фальконетом мудрит над статуей? Так вы ему, государыня, чуть-чуть денежками пригрозите, враз уймется. Да и Семен Кириллович Нарышкин, коли подсказать, все, как есть, филозофу разъяснит. Совесть-то ихняя, ваше императорское величество, как всякий товар, цену имеет.

В начале апреля Александра Ильича не стало. Доложили – от горячки. А Потемкин засомневался – не от яду ли. Может, и от яду.

Оно верно, что на первых порах Пугачев заторопился за Яик уйти. Достал его Александр Ильич, крепко достал! Только так вышло, что бунтовщики крепости по Верхне-Яицкой линии стали одну за другой занимать, на Казань двинулись, все берега Камы заняли, Ижевский и Боткинский заводы захватили. Неделю под Казанью сражались, да милостив Бог, всей артиллерии в который уж раз лишились, людей множество убитыми и ранеными потеряли. А все равно на Нижний Новгород двинулись. Один выход оставался – с Турцией мир заключать. Донесения сравнила: не успела Самозванка до Константинополя доехать. Не успела! Недели не хватило. Так и осталась в Рагузе.

Чесменский доносит, что сумел корабли ее в пути задержать, капитанов турецких перекупить. Может, и правда. Этот не растеряется, все умеет предусмотреть. А может, и без него англичане побеспокоились? Не нужна им Самозванка. Как теперь правду узнать? Главное – Чесменского немедля в Россию вернуть. Вместе с флотом. Немедля!

ПЕТЕРБУРГ
Дом Н. И. Панина
Н. И. Панин, английский министр в России Р. Гунинг

– Граф, не могу удержаться, чтобы не спросить вашего мнения о произошедших дворцовых переменах. Отставка Александра Васильчикова – может ли она сказаться на политической позиции России? Дело не в том, что у самого Васильчикова никакого влияния на государственную жизнь не было. Главное – его сменщик. Что вы можете сказать о господине Потемкине? Как следует относиться к его персоне?

– Мне трудно предвидеть перемены в дворцовых настроениях. Они не поддаются законам здравого смысла. Что же касается эмоций – было бы предосудительным и крайне неосторожным строить на них какие-либо прогнозы.

– Я понимаю вашу сдержанность, граф. Но если вы испытываете хотя некоторое доверие к своему старому другу, то, может быть, чуть-чуть приподнимете завесу таинственности?

– В свое время германский посол рассказывал, как получил после отставки Григория Орлова указание от самого Фридриха Великого заискивать дружбы у нового любимца. Напрасная трата сил – Васильчиков и впрямь ничего не значил. У меня иногда возникало впечатление, что императрица использовала этого мальчика как щит против могучих и очень деятельных Орловых. Эту роль Васильчиков успешно сыграл, сам того не понимая, но за прошедшие 22 месяца успел смертельно надоесть императрице.

– Мне сказали, что она чисто по-матерински позаботилась о его пожизненной пенсии, дала крупную сумму на обзаведение домом в Москве, прибавив к ней сервиз, белье и посуду. Но самое потрясающее – благодарность экс-фаворита!

– Ах, этот Васильчиков действительно превзошел самого себя в своей прощальной записке. Как мне передавали ее содержание, он написал: «Всемилостивейшая государыня! Переезжая сегодняшний день к брату моему жить, позвольте мне принести всеподданнейшую мою благодарность».

– Пикантный анекдот! Однако что же из себя представляет Потемкин? Он так некрасив и к тому же лишен одного глаза. Фаворит с одним глазом и вечной черной повязкой на лице – это тоже достаточно необычно.

– Могу ответить достаточно коротко. Потемкин – заклятый враг Орловых, особенно графа Алексея Григорьевича. Да и глаз он потерял в самой откровенной драке с ним.

– На дуэли?

– Я не оговорился, сэр, именно в обычной рукопашной драке. Не знаю, кто был ее зачинщиком, но Потемкин, начиная со дня вступления императрицы на престол, отчаянно завидовал Орловым. И особенно тому, что никак не мог обратить на себя внимание императрицы. Отдельные должности его не удовлетворяли, материальные поощрения тоже. Чтобы обратить на себя внимание государыни, он вызвался пойти в армию против турок. Храбро сражался, с большим трудом вырвал у императрицы разрешение писать ей с полей сражений, живописуя таким образом свои настоящие и придуманные героические похождения.

– На что он рассчитывал, не будучи командующим?

– На многое, и его расчет полностью оправдался. Достаточно было государыне, между прочим, в виде дани обычной любезности написать в ответной записке, чтобы он берег себя, как Потемкин, забросив свою часть, примчался в Петербург и буквально штурмом взял дворец.

– Но у императрицы так много сложностей, которые можно было бы попытаться помочь решить.

– Решение всех сложностей требует времени, сил и талантов, которых у Потемкина, может быть, и нет. Он предпочел кратчайший путь. И вот, как вам известно, 1 марта получил одновременно назначение генерал-адъютантом и право занять апартаменты Васильчикова.

– Говорят, он чуть не собственноручно помогал выносить вещи экс-фаворита.

– Во всяком случае, устраиваться начал в то время, когда служители еще выносили багаж его предшественника.

– Что же теперь, как вы полагаете, может произойти?

– Потемкин постарается окончательно удалить Орловых и скомпрометировать графа Чесменского.

– Последнее возможно?

– Почему же нет. Граф Алексей Григорьевич всегда был склонен вести рискованную и азартную игру. А сейчас, тем более, у него есть для маневров целый флот. Если говорить о безопасности, императрице, пожалуй, следовало дождаться его возвращения.

ГЕНУЯ
Квартира А. Г. Орлова
А. Г. Орлов, И. Кристинек

– Итак, Кристинек, чем вас встретила эта загадочная Рагуза?

– Она стала лишним доказательством того, как нельзя доверять газетным сообщениям.

– Что удивительного – газеты покупаются и продаются вместе с газетчиками. Смешно было бы ждать от них истины да еще в делах политических. Но в чем же заключается разница?

– Прежде всего принцесса выехала из Венеции не на турецком, а на венецианском судне, правда, с турецким капитаном. Это был некий Гасан, сродник князя Тунисского. Другим судном командовал алжирский капитан Мегемет Баши. Из-за неблагоприятной погоды они потратили в море целых две недели и, в конце концов, пристали к острову Малука. Оттуда графиня Моравская, не выдержавшая морских неудобств, и старший Радзивилл решили вернуться в Польшу опять-таки через Венецию. Обратный путь они проделали на корабле Гасана. Тогда как принцесса с Каролем Радзивиллом и остальной свитой благополучно достигла Рагузы.

– Это был случай?

– Думается, нет. В Рагузе принцессу ждали. Французский резидент де Риво предоставил ей свой дом, где принцесса начала устраивать ежедневные приемы.

– Она раздумала ехать в Константинополь?

– В том-то и дело, что нет. Ее задержка в Рагузе оказалась вынужденной. Она послала своего представителя в Венецию, чтобы договориться с итальянскими купцами о значительных кредитах.

– Ей никто не предоставил бы займа без гарантий.

– Но эти гарантии принцесса сумела представить, и переговоры были успешно завершены.

– Иными словами, она не захотела рисковать средствами, вложенными в Оберштайн.

– Скорее всего. Причем в ее окружении утверждают, что она не прерывала связи с Оберштайном и постоянно обменивается письмами с князем Филиппом Фердинандом, который высказывает великое нетерпение в отношении ее возвращения. Среди ее корреспондентов находятся барон фон Горнштайн и маркиз де Марин. Маркиз постоянно поддерживает в ней уверенность в симпатиях Версальского двора, как и граф Бюсси, и герцог Ларошфуко.

– Да, всем этим именам не откажешь в известности.

– Где там! Сегодня имя принцессы на устах у всей Европы. Но в Рагузе имело место еще одно происшествие, которое, как мне кажется, нельзя упускать из виду. А именно – Сенат Рагузы обратился к Российскому правительству с запросом о «русской княжне».

– К русскому правительству? Это невероятно! И что же именно они собирались выяснять?

– Не скажется ли оказанный в Рагузе радушный прием принцессы на отношениях с Российской империей?

– Подождите, подождите, Кристинек, это значит, они не подозревали в ней самозванку, но просто члена царствующего дома.

– Вот именно, ваше сиятельство. Но и это не самое удивительное. Поистине невероятным был ответ Никиты Ивановича Панина как ведающего внешними сношениями империи.

– Никита Панин и принцесса! Интересно, знала ли об этом императрица?

– Не берусь судить. Во всяком случае, Никита Иванович успокоил правительство Рагузы, заявив, что «русская княжна» не представляет никакой опасности для империи.

– Значит, ее величество не знала об этой переписке. Хотя… хотя это могло быть уловкой, которая позволила бы усыпить бдительность принцессы и позволить ей ни от кого не скрываться.

– Но принцесса никого и не опасалась. Если бы вы видели, какой пышностью и каким созвездием имен она окружена!

– Но у нее были какие-то планы? Она думала о России? О престоле?

– И снова, ваше сиятельство, я могу основываться только на разговорах в Рагузе. Там утверждают, что это Кароль Радзивилл уговорил принцессу заявить о своих правах.

– Побочная дочь и права! К тому же ее существование не было заявлено в России.

– Речь идет о завещании покойной императрицы, которым принцесса якобы располагает. К тому же по степени старшинства она оказывается ближе к престолу, чем великий князь. Но это никак не мое собственное мнение, ваше сиятельство. Вы приказали ознакомить вас с народными сплетнями, не более того.

ИЗ ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ

Этот шаг, который предприняла принцесса Всея Руси Елизавета, имеет единственной целью предупредить Вас, господин граф, что необходимо немедленно решиться на долю участия, которое Вы можете принять в современных событиях. Завещание, которое составила императрица Елизавета в пользу своей дочери, превосходно оберегается и находится в надежных руках, и князь Разумовский, который руководит одной из партий нашей нации под именем Пугачева, будучи вдохновляем привязанностью, которую весь русский народ испытывает к законным наследникам покойной блаженной памяти императрицы, делает то, что мы вооружены бодростью, чтобы найти средства разбить наши оковы. Известно, что принцесса Елизавета была отправлена в Сибирь, известны всему народу и другие бедствия, которые ей пришлось пережить. И это не считая опасности, несмотря на руки тех, кто пытался так часто организовать покушения на нее в эти последние дня. Принцесса поддерживается и ободряется многими монархами; она пишет Вам все это только для того, чтобы предупредить Вас, что честь, слава – все диктует Вам сопровождать принцессу, которая заявляет свои законные права. Кроме этого безусловного долга, который заставляет ее действовать.

Видя отечество разоренным войной, которая с каждым днем усиливается, а если и прекратится, то разве на самое короткое время, внимая мольбам многочисленных приверженцев, страдающих под тяжким игом, принцесса, приступая к своему делу, руководствуется не одним своим правом, но и стремлениями чувствительного сердца. Она желала бы знать, примете ли Вы, граф, участие в ее предприятии.

Если Вы желаете перейти на нашу сторону, объявите манифест, на основании прилагаемых при сем статей. Если Вы не захотите стать за нас, мы не будем сожалеть, что сообщили Вам о своих намерениях. Да послужит это Вам удостоверением, что мы дорожили Вашим участием. Прямодушный характер Ваш и обширный ум внушают нам желание видеть Вас в числе своих. Это желание искренно, и оно должно быть тем более лестно для Вас, граф, что идет не от коварных людей, преследующих невинных.

Мы находимся в союзе с империею Оттоманскою. Не вдаваясь в подробные рассуждения о нашем предприятии, торжественно, перед лицом всего мира, возвестим о себе, о том, как похитили у нас корону, как хотели погубить нас и как правосудный Бог чудесным образом похитил нас из рук врагов, посягавших на жизнь нашу. Нужным считаем присовокупить, что все попытки против нас, которые бы в настоящее время враги наши вздумали предпринять, будут безуспешны, ибо мы безопасны, находясь в Турецкой империи на эскадре его величества султана.

Какое решение примете Вы, граф, мы узнаем из реляций, которые будут Вами опубликованы. От Вас зависит стать на ту или другую сторону, но можете судить, как высоко мы будем ценить заслугу Вашу, если Вы перейдете в ряды наших приверженцев. Мы бы никогда не решились отыскивать корону, если бы друзья покойной императрицы Елизаветы Петровны не умоляли нас о том. На основании законов, считая себя вправе начать сие предприятие, мы тем паче считаем себя к тому обязанными, что видим несчастие целого народа русского, ввергнутого в бездну злоключений со времени кончины императрицы Елизаветы Петровны. Вы понимаете, граф, что мы не обязаны писать Вам так откровенно, но мы полагаемся на Ваше благоразумие и правильный взгляд на вещи. Они убедят Вас, что причины, вызвавшие нас к действию, совершенно законны и совершенно достаточны для того, чтобы возбудить русских к исполнению их долга перед отечеством и перед самим собой: их святой долг – поддержать права законной наследницы русского престола, которая стремится к нему с единственной целью сделать счастливым страдающий народ свой. Вполне уповаем на успех нашего начинания. Главное сделано, остается лишь торжественно объявить о себе.

Уверенные в Вашей честности, граф, имели мы намерение лично побывать в Ливорно, но обстоятельства тому воспрепятствовали. Неоднократно доказанная Вами при разных обстоятельствах честность свидетельствует о прекрасном Вашем сердце. Подумайте, граф, поразмыслите: если присутствие наше в Ливорно, по Вашему мнению, нужно, уведомьте нас о том с подателем сего письма. Он не знает, от кого и кому привезено им письмо, и потому можете доверить ему ответ, а чтобы не возбуждать его любопытства, адресуйте на имя г. Флотирона – это мой секретарь.

Завещание императрицы Елизаветы Петровны сделано в пользу одной ее дочери, в нем не упоминается о моем брате. Было бы слишком долго объяснять здесь причину этого, достаточно сказать, что он в настоящее время предводительствует племенами, всегда верными законным своим государям и теперь поддерживающими права Елизаветы Второй.

Время дорого. Пора энергически взяться за дело, иначе русский народ погибнет. Сострадательное сердце Ваше не может оставаться покойным при виде его страданий. Не обладание короной побуждает нас к действию, но кровь, текущая в наших жилах. Наша жизнь, полная несчастий и страданий, да послужит тому доказательством. Впоследствии делами правления мы еще более докажем это. Ваш беспристрастный взгляд на вещи, граф, достойно оценит сии слова наши.

Если Вы считаете благовременным распространение сущности прилагаемого при сем манифеста, то располагайте им по своему усмотрению, можете в нем прибавлять и убавлять что хотите, но предварительно разузнайте хорошенько расположение умов. Если почтете нужным переменить место своего пребывания, сделайте это, потому что Вы лучше знаете обстоятельства, могущие мешать успеху нашего предприятия.

Удостоверяем Вас, граф, что в каких бы обстоятельствах Вы ни находились, во всякое время Вы найдете в нас опору и защиту. Было бы излишне говорить о нашей к Вам признательности, она есть неотъемлемая принадлежность чувствительного сердца. Просим верить искренности чувств наших.

Елизавета – графу А. Г. Орлову (перевод с французского)