Текст книги "Красная волчица"

Автор книги: Николай Кузаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Пошто ругаться? Такой варнак был, кто жалеть будет. Хозяин суп варил, нам с подружкой спасибо сказал, – Ятока разожгла самовар.

– Еще што делать, тетка Марья?

– Собак покорми.

Ятока унесла ведро. Через некоторое время вернулась вся в снегу.

– Что с тобой? – испуганно спросила Мария Семеновна.

– Малыш соскучился, – улыбнулась Ятока, – Играть ему надо. Столкнул меня в сугроб. Когда Кердолю поймали, рядом ходил, меня охранял. Все понимает, как человек. Шибко хорошая собака.

– Старик стает. Седьмая осень пошла. Надо смену растить.

Пришли Василий, Сема и Женя. Женя увидела на шее у Ятоки бусы, глаза у нее заблестели.

– Где покупала? В Госторге?

– Подарок это. В Госторге таких нет. Из города привезли.

– Мы за тобой, Ятока, пришли, – сказал Василий, – Дело есть.

– Куда пойдем? – спросила Ятока.

– К Жене. А потом на вечерку.

– Да вы хоть поешьте, – засуетилась Мария Семеновна.

– Нас Женя покормит.

Хлопнула дверь. Мария Семеновна подошла к окну. Молодежь шла по залитой солнцем улице. Василий был на голову выше всех.

Вечер. В сельсовете горит свет. За столом сидят Степан, Поморов и Дмитрий. Степан на листе бумаги что-то пишет и говорит:

– С премиями все. Теперь насчет праздника. Ты, Дмитрий, отвечаешь за соревнование на оленях. В гонках чтоб участвовали все эвенки. А ты, Михаил Викторович, отвечаешь за соревнование по стрельбе и организуешь различные игры. Вот, кажется, и все.

– Когда пушнину отправлять будем? – спросил Дмитрий.

– За два дня упакуешь?

– Если поможете.

– Бери всех комсомольцев.

– Говорят, что возле Карска банда пошаливает, – сообщил Поморов. – Кердоля со своими дружками. Одного заготовителя убили, пушнину забрали.

– Кто тебе сказал? – поднял взгляд Степан.

– С почтальоном разговаривал.

– Откуда Кердоля взялся? – удивился Дмитрий.

– Я получил письмо, – сказал Степан. – Кердоля из-под стражи бежал. Может наведаться и сюда.

– Сейчас не пойдет, – рассудил Дмитрий. – Снег по пояс. След не спрячешь. Если явится, так весной.

– А пушнину, Дмитрий, сам повезешь. И возьми с собой людей понадежней.

– Зачем?

– Ничего. Береженого бог бережет. Не что-нибудь, а золото повезешь.

Скрипнула дверь. Все подняли головы. В дверях стояла Ятока. Под мышкой у нее сверток.

– Здравствуйте, – чуть кивнула Ятока.

– Здорово, – за всех ответил Степан. – Проходи, садись.

Ятока подошла к столу.

– К тебе пришла, Степан.

– Выкладывай. У меня от товарищей секретов нет.

– Вот бумагу принесла.

Я тока подала Степану листок, исписанный карандашом.

Степан в недоумении посмотрел на Ятоку, подвернул фитиль в лампе и стал читать: «Красному партизану, председателю Матвеевского сельского Совета товарищу Воронову Степану».

Степан оторвал глаза от листка и посмотрел на Ятоку.

Она стояла какая-то присмиревшая.

«Пишет тебе гражданка свободной Советской России Ятока, – продолжал читать Степан. – Мне от отца осталось наследство – пять тысяч оленей. Но я не хочу эксплуатировать пастухов, охотников и прочих граждан. И клеймю позором паразитов трудового народа: Урукчу, Кердолю и Трофима Пименовича Воронова, по прозвищу Двухгривенный. И я, как сознательная гражданка, отдаю Советской власти и всем трудовым охотникам пять тысяч оленей. Документ подписываю собственноручно».

В конце стояло два маленьких крестика. Степан повертел листок и поднял взгляд на Ятоку.

– Кто это тебе написал?

– Вчетвером писали: я, Вася, Сема и Женя.

– А знаешь, что вы написали?

– Все знаю, разве маленькая, – обиженно ответила Ятока. – Оленей пять тысяч отдаю тебе. Зачем мне столько? Одна маета.

– А не хитришь?

– Какой непонятливый. Без шапки ходил, мозги подморозил.

Степан встал, улыбнулся.

– Маета, говоришь. Черт подери, да это же здорово, Ятока. Оленей – Советской власти… Вот тебе и Ятока. Вот тебе и шаманка!

Степан схватил в охапку Ятоку и закружил по комнате.

– Совсем дурной Степан стал, – высвободилась из его объятий Ятока. – Пойду к Наде. Жаловаться буду. Пусть тебе взбучку дает.

Все засмеялись.

– Ятока, а что я с твоими оленями делать буду? – по серьезнев, спросил Степан.

– Ты – Советская власть. Должен все знать.

Степан усмехнулся, крутнул головой.

– Должен знать. А вот не знаю. Ты – шаманка, и тоже ни черта не знаешь.

Степан выжидательно посмотрел на Ятоку. Ятока блеснула глазами.

– Я больше не шаманка.

– Что ты сказала?

– Совсем глухой.

Ятока вытащила из кармана чучело горностая – Делаки и положила на стол. Рядом положила шаманский халат, бубен и шапку.

– Скажи, Степан, всем охотникам, всем людям, я больше не шаманка.

Степан ошалело смотрел на Ятоку, на халат, на Делаки.

– Как это получается? Значит, по боку чертей?

Ятока с грустью посмотрела на чучело горностая, вздохнула и согласно кивнула.

– Куда я с твоим богом деваться буду? – взял чучело Степан.

– Можешь маленько шаманить с ним.

– Правильно, Ятока. Пусть сменит тебя, – смеялся Дмитрий.

Ятока вышла, а Степан, озадаченный, стоял с чучелом в руках.

– В каждой бабе тысяча чертей сидит, это я вам точно говорю. Попробуй угадай, что она через пять минут выкинет. А куда мне этого идола девать? Выкинуть? Да меня завтра эвенки в куски изрежут.

– Выкидывать нельзя, Степан, – заметил Дмитрий. – Узнают старики, сегодня же весь род уведут к Урукче в тундру. А он только этого и ждет. По-моему, отдать его надо старику Согдямо, и пусть с ним возится. Все равно ему теперь делать нечего.

– Халат шаманский я возьму, – сказал Поморов. – Пошлю в музей.

– А что с оленями делать будем? – спросил Степан.

– Надо коммуну создавать, – ответил Поморов.

– А как? Знаешь?

– Учиться будем.

– Легко сказать, учиться. Нашего бы комиссара сюда, – размечтался Степан.

В школе народу – ступить некуда. Хотя Степан и запретил курить, под потолком сизый дым облаком висит. Среди шапок и шалей, точно маки, красные косынки женщин-охотниц. Ятока сидит в переднем ряду с Надей. Перед ней, прямо на полу, скрестив и подобрав под себя ноги, дымит трубкой Согдямо. В дальнем углу, у окна, – Василий с Семой. У доски, за столом президиума, Степан и учитель Поморов. Справа от них, под красным знаменем, стоят два пионера.

Степан постучал карандашом по столу. Шум понемногу стал утихать. Степан встал, одернул гимнастерку, перехваченную широким ремнем, и окинул зал цепким взглядом.

– Честное слово, радостно у меня сегодня на душе, – улыбнулся Степан. – Два плана выполнили. Контра хотела нам вонючего хорька подсунуть, не вышло. Я получил письмо из райкома. Так что, товарищи охотники, от всей Советской власти вам большое спасибо.

Настроение у охотников было хорошее, и они от всей души хлопали,

– Но гулять нам долго не придется, – продолжал Степан. – В городе худо с харчами. Не успели по воде завезти: рано морозы ударили. Нет мяса даже для детских садов и больниц. Люди голодают. Рабочие очень просят оказать им помощь. Мы тут прикинули, создадим десять охотничьих бригад. Каждой бригаде задание – спромышлять по пять сохатых. Так что, мужики, готовьте лыжи. Придется немного попотеть. Об этом мы еще потолкуем с охотниками после праздника. А теперь слово имеет товарищ Поморов.

Поморов встал.

– Товарищи, я хочу вам сообщить одну отрадную весть. Была у нас шаманка Ятока. – По залу пробежал недоуменный шепот. – Я говорю, была шаманка, – повторил Поморов, – потому что Ятока отказалась от шаманства, сдала халат и шапку в сельсовет, и мы теперь пошлем его в музей. Сдала и чучело Делаки – основателя рода.

Надя обняла Ятоку и чмокнула в щеку. Старик Согдямо вскинул голову, сердито стукнул трубкой об пол.

– Пошто Совет родовой не спросила?

– Быть Ятоке шаманкой или нет – это ее личное дело. Мы считаем, она правильно поступила. Не дело девушке заниматься колдовством. А вот основателя рода Делаки, – Поморов взял со стола чучело горностая, – мы передадим самому уважаемому человеку – Согдямо. И пусть родовой Совет решает, кому его хранить.

Поморов подошел к старику и подал ему чучело. Согдямо взял и зашептал заклинания, чтобы Лесной дух не послал на их род беды.

– И еще, товарищи, – вернувшись к столу, продолжал Поморов, – Ятока отдала всех своих оленей Советской власти.

– Всех?!

– Да, всех. И это говорит о том, что мы идем правильной дорогой. Придет время, и нас поймут все. Мы очень рады, что Ятока теперь с нами, с Советской властью.

Поморов сел. Встал Степан.

– Событие это очень большое в нашей новой жизни, – заговорил Степан. – И я прошу всех граждан, особенно наших дорогих женщин, не попрекать Ятоку прошлым. Заблуждался человек. Это могло с каждым приключиться при царской власти, потому что царю было выгодно держать народ в темноте. И очень хорошо, что этому пришел конец. Мы строим новую жизнь, а бог и черти – нам плохие помощники. Побольше надо полагаться на собственную голову и на грамоту. И вас, дорогие женщины, тоже прошу бросить там всякие гадания, веру в сны и прочую чепуху. Потому что от этого не польза, а один вред Советской власти. Допустим, какой ты боец, если веришь в черта. А мы с вами – все бойцы. У нас посторонних нет. Ясно я выражаюсь?

– Степан Сергеевичу проговорила тетя Глаша, – а мне каждый день грезятся то звери какие-то, то мужики бородатые. Как же теперь быть-то? Глаза закрывать, не смотреть?

Выдай ее, Степан, замуж, вот и будет спать добром, – предложил дед Корней.

– Корней Иванович, – улыбнулся Степан. – Вот я тебе и поручаю гражданку Глафиру Пантелеевну. Помоги ей избавиться от разных пережитков.

– Степан Сергеевич, – не унималась тетя Глаша. – Да с дедом Корнеем мне еще и не такие сны пригрезятся.

От смеха зазвенели стекла. Степан постучал карандашом по столу.

– Посмеялись, и будет. И вы, товарищи женщины, мне здесь свое суеверие не распространяйте. А теперь приступим ко второй части. – Степан немножко помолчал.

– Все охотники в этом году заслужили похвалы. И все-таки больше всех спромышлял белок и соболей Василий Воронов. Сельский Совет премирует его двуствольным ружьём. Иди, Василий, получай премию.

Василий поднялся. В седой рысьей шубе и белых унтах он казался еще выше, здоровей. Шел он через зал немного смущенный. У стола Степан вручил ему ружье.

– Крепче держи, паря. Доведется в другой раз с Кердолей встретиться – зря голову не подставляй. Она еще нам сгодится.

– Спасибо, Степан.

– Покажи, Василий, подарок, – раздалось сразу несколько голосов.

Василий поднял над собой вороненую двустволку.

– Хороша, – оценил кто-то ружье.

– Осенью, когда мы собирались в тайгу, охотники посмеивались надо мной, – продолжал Степан. – С ума, мол, Степан спятил: бригаду из женщин организовал.

– Было такое.

– А ведь женщины кое-кому на пятки наступили. На будущий год как бы вам, мужики, краснеть перед ними не пришлось.

– Ты, Степан, обскажи лучше, как управлял ими? – спросил дед Корней. – У меня одна старуха, дак я и то замаялся: то в одну, то в другую сторону так и норовит.

– У меня, Корней Иванович, – улыбнулся Степан, – сознательные женщины были.

– Почитай, восьмой десяток доживаю, а таких не встречал.

– Ты, дедушка, просто не фартовый, – озорно крикнула Татьяна Даниловна.

По залу пробежал смешок.

– Так вот, товарищи, – говорил Степан. – Каждая женщина премируется шалью. Я с превеликим удовольствием вручу эти подарки. Прошу подходить.

Первой встала Ятока.

– Спасибо тебе, Ятока, за помощь Советской власти. – Степан вручил ей шаль и пожал руку.

Женщины получили шали и сели на свои места.

– Камикан и Нака здесь? – спросил Степан.

– Вот они, – ответила Бирокта.

– Давайте сюда, ко мне. Пусть все смотрят, какие у нас охотники растут.

Нака с Камиканом несмело подошли к Степану. Одеты они в оленьи парки с капюшонами, в унты, отчего казались толстыми и совсем крошечными.

– Тебе, Нака, подарок – коробка конфет и бусы, а тебе, Камикан, – конфеты и нож.

Таежники приветливыми улыбками подбадривали юных охотников.

Потом Степан вручил всем ученикам, кто охотился, по коробке конфет и по коробке цветных карандашей.

– Товарищи, в этом году с нами не было в тайге нашего уважаемого охотника Корнея Ивановича. – Степан взял в руки новенький белый полушубок. – Но он не сидел сложа руки, а обучал охотничьему делу ребят.

Степан подошел с полушубком в руках к деду Корнею.

– Это тебе от нас подарок, Корней Иванович.

– Что ты, ядрена-матрена, – замахал руками дед Корней. – За что?

– Говорю, за учебу ребятишек. Да и многих из нас делу научил. Вот за все разом и благодарность.

– Ну, спасибо, Степан Сергеевич. И вам, люди добрые, что не забыли старика.

Степан вернулся к столу, взял знамя. С обеих сторон встали пионеры, за ними – комсомольцы. Степан с бледным, взволнованным лицом двинулся к выходу и запел:

Слушай, рабочий, война началася,

Бросай свое дело, в поход собирайся.

Песню подхватили комсомольцы:

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов

И как один умрем

В борьбе за это.

Степан вышел со знаменем на улицу и направился к реке, где должны были состояться соревнования. Следом за ним колонной шли все жители деревни. Ребятишки шагали рядом с комсомольцами. А песня крепла.

Рвутся снаряды, трещат пулеметы,

Но их не боятся красные роты.

Теперь пели уже все:

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов

И как один умрем

В борьбе за это.

На середине реки Степан поставил в сугроб знамя. Рядом с ним с винтовками с красными повязками на рукавах встали Сема и Надя.

Соревнования начались с оленьих гонок. Двадцать пар оленей, запряженных в нарты, выстроились в один ряд. Василий подошел к Ятоке. Она сидела на нарте. Два ее пятнистых быка озирались по сторонам.

– Волнуешься? – спросил Василий.

– Маленько, – кивнула Ятока.

Подошел Дмитрий.

– Внимание! Раз, два, три! – скомандовал он.

Двадцать пар оленей рванулись вперед, оставляя за собой снежные вихри. Прошло несколько минут, и они скрылись. Там, на широком плесе, они повернут и помчатся обратно. Василий нетерпеливо ждал, но вот из-за поворота реки показалась первая пара оленей, за ней вторая, третья.

– Кучум первый идет!

– Нет, Кайнача!

– Ятока!

А олени с быстротой ветра мчались к финишу. Вот уже видно седоков. Первым мимо толпы промчался Кайнача, за ним – Кучум, Ятока. Запорошенные снегом, они подошли к Дмитрию. Он каждому из них через плечо надел красную ленту.

А парни уже с шуткой и смехом штурмовали ледяную горку. На ее вершине – елочка, к ней был привязан кулек с конфетами. В состязании принимали участие только парни. Девушки гурьбой стояли в сторонке, с ними был и дед Корней в новом белом полушубке.

– Разгон шире бери. Эх, ты, ядрена-матрена, – выкрикивал дед Корней. – Не парни, а так, труха. Унесу гостинцы своей старухе, вот тогда будете знать.

Парни прыгали, карабкались по ледяному склону горки и кубарем скатывались. Девчата подтрунивали над ними.

Максим, стоявший чуть в стороне от девчат, хмуро смотрел на парней.

– А ты что стоишь? – крикнул на него дед Корней. – Покажи-ка, как надо девчатам конфеты дарить.

Максим как-то болезненно улыбнулся, взял горсть снега, подержал в руке. Влажной ладонью провел по подошве унтов и точно на крыльях взлетел на горку, схватил кулек с конфетами и скатился. Встал, отряхнул снег. Эти конфеты парень должен подарить любимой девушке. Максим поднял голову. На него блестящими глазами смотрела Дуся и улыбалась, из-под шали у нее выбились кудри Максим нахмурился и шагнул к деду Корнею.

– Возьми, дедушка Корней. Угостишь бабушку Домну.

– Кто стрелять? Выходи строиться! – крикнул Поморов.

– Михаил Викторович, дай мне испытать в нож стрелить, – попросил Василий.

– Попытай.

Поморов отмерил пятнадцать шагов, в снег воткнул толстый обломок доски, к ней поставил нож острием к стрелку.

– Готово.

Василий лег на умятый снег. Охотники с любопытством посматривали на него. Если Василий попадет в острие ножа, то пуля будет рассечена надвое. Выстрел. Нож даже не дрогнул.

– Промахнулся, – сказал кто-то.

– Не говори под руку.

Василий послал пять пуль и встал. Все гурьбой бросились к необычной мишени. В доске с обеих сторон ножа было по пять пробоин.

– Ну, ядрена-матрена, и глаз у тебя, – качал головой дед Корней. – Отродясь такой стрельбы не видывал.

После оленьих гонок Согдямо разыскал Ятоку. Ходила она среди людей с красной лентой через плечо, радостная, счастливая.

– Пошто от старейшины рода отказалась? – Согдямо сердился.

– С отцом рода – Делаки – разговаривала, он так велел, – ответила Ятока.

– Беду на наш род не пошлет?

– Пошто? – успокоила старика Ятока. – Другого человека поставим во главе рода. Почитать Делаки будем. Зачем ему тогда сердиться?

– А кому передала своих духов? Другой бы шаман не взял. Тогда горе будет нам.

– Все мудрому Делаки отдала. Он сам знает, кого шаманом избрать, кому духов передать…

Когда закончились соревнования, парни и девчата пошли на берег, притащили сани, нарты и с визгом и смехом стали кататься.

До глубокой ночи продолжалось веселье на селе.

Глава VII

Согдямо пришел к деду Корнею, сел у печки и долго молча курил трубку. Все эти дни он не находил себе места. Десятилетиями жизнь его текла, как таежная река, без особых изменений. И год от года отличался только тем, что было много или мало белки, а в зависимости от этого он был больше или меньше должен Трофиму Пименовичу Двухгривенному. Вспомнилась юность. В тот далекий год его роду добрые духи дали пять парней. Много удачи и у охотников было. Согдямо убил двадцать соболей. Всех принес Трофиму Пименовичу. А пришла весна, чуть с голоду не пропал. Корой и кореньями питался. Спасибо отцу деда Корнея, выручил тогда, мешок муки дал. А тут вдруг жизнь вздыбилась, как одичалый олень в упряжке. И будто в другой мир попал Согдямо. «Совсем молодец Дмитрий, – думал Согдямо. – Правильно делает. Но пошто раньше охотники всегда в долгу были?» Тут старик Согдямо был как сохатый в яме, куда бы ни поворачивались его думы, на стену натыкались.

– Ты что это голову повесил? – спросил его дед Корней.

– Мало-мало думаю.

– Ну, и до чего додумался?

– Шаманить маленько надо. Злых духов отгонять от деревни. Штобы Митьке и Степану не мешали.

Дед Корней усмехнулся в бороденку.

– Эти мужики, паря, от любых чертей сами отобьются. Мы им плохие помощники. Сбросить бы нам годков по тридцать. Вот тогда б…

Старик Согдямо встал.

– Ты куда, паря? – спросил дед Корней.

– В сельсовет пойду.

– Долго-то не ходи. Скоро старуха ужин сварит.

«Кто теперь без шаманки злых духов прогонять от стойбища будет? – дорогой размышлял Согдямо. – Надо со Степаном поговорить».

Степан, увидев старика, встал, подвел его к столу и усадил на стул.

– Надо родовой Совет собирать. Старейшину избирать. Без него никак нельзя. – Согдямо не скрывал беспокойства.

– Завтра утром соберемся здесь, потолкуем. Ты у нас самый уважаемый охотник. Кого предлагаешь?

– Думать надо.

– Вот и думай. Я с молодыми охотниками и оленеводами уже толковал. Все предлагают избрать Кучума, сына твоего.

Старик поднял взгляд на Степана.

– Молодой он. И бедный охотник.

– Нам молодого и надо. Советскую власть в тайге строим. А это не шутка. Насчет бедности, дедушка, ты зря говоришь. Мы теперь все богаты. Вся тайга и все, что в ней есть, все – наше. И оленей много. Ятока пять тысяч отдала и пятьсот у Урукчи взяли. Весной телят тысячи полторы будет. А ты говоришь, бедные. С таким хозяйством управляться надо бойкому человеку.

– Совсем старик стал, худо понимаю. Пошто говоришь, наши олени? Как так?

– А вот так. Вас, эвенков, тридцать чумов. У вас пять тысяч оленей. Старейшина рода будет командовать, кому пасти оленей, кому охотиться, кому рыбу ловить. Ему помогать Совет рода будет. Часть оленей продавать государству будете, на вырученные деньги покупать продукты. Кучум как раз подходящий для этого дела.

– Со стариками совет держать буду.

– Хорошо. Подумайте.

Старик помолчал.

– Ребятишек учить охотиться надо. Вам помогать.

– Нет, дедушка, пусть учатся. В этом году в деревне интернат построим. И всех ребятишек за парты посадим. Грамоте научим, это я тебе точно говорю.

Утром эвенки собрались в сельсовете. Старики сели прямо на полу, на середину, на меховую подушку, положили чучело горностая Делаки.

– Уважаемые старики рода, – заговорил Согдямо. – Вы много жили, вы мудрее всех. Ятока отказалась быть старейшиной рода. Так ей повелел могучий дух нашего рода – Делаки. Теперь мы должны избрать самого достойного. Кто разговаривать будет?

– А что думает Согдямо? – спросил один из стариков.

– Все охотники и русские парни просят избрать Кучума.

Старики молчали. Степан волновался: «А вдруг заартачатся деды? Все дело нам испортят». Он шагнул в круг.

– Можно мне сказать слово?

Старики переглянулись.

– Говори, – ответил Согдямо.

– Уважаемые люди рода Делаки. Эвенки в этом году много спромышляли пушнины. За это всем вам большое спасибо от Советской власти. Теперь мы с вами в тайге строим новую жизнь. Когда-то нас обманывали, морили голодом Урукча, старик Двухгривенный, Боков; спаивал спиртом и обирал до нитки купец Крохалев. Теперь этому пришел конец. Сегодня мы избираем старейшину рода. Это должен быть человек честный, работящий. Советская власть не сомневается, что вы изберете достойного. Русские стараются помочь вам наладить хорошую жизнь. Мы считаем, что возглавить род достоин Кучум. Он хороший охотник, честный человек. И вместе с ним и с вами, уважаемые старики, мы многое сделаем. Будет у нас на столе еда, будет порох, будет свинец.

Степан отошел к столу, где стояли Дмитрий и Поморов.

– Кто разговаривать будет? – снова спросил старик Согдямо.

– Кучум будет достойным предводителем рода, – проговорил один из стариков.

– Кучум будет достойным, – повторили следом за ним все десять старцев.

Старик Согдямо встал, на подушечке подал Кучуму чучело Делаки, поклонился, взял за руку сына и привел его в круг старцев. Кучум сел, скрестив ноги.

– Сын мой Кучум, – голос Согдямо слегка дрожал. – Родовой Совет избрал тебя старейшиной рода. Будь честным и справедливым к людям.

Старики все встали и поклонились Кучуму. Подошли все охотники, пастухи и тоже поклонились.

Степан толкнул в бок Поморова.

– С богом что делать будем?

– Заставим его служить Советской власти.

Встал и Кучум, длинный, нескладный, и поклонился.

– Уважаемые старики. Спасибо вам.

На середину комнаты вышли девушки во главе с Ятокой.

– Хозяйки рода Делаки на дараму^[30] зовут, – пригласила Ятока всех, кто был в комнате.

– А хватит ли еды угостить охотников славного рода Делаки и гостей? – согласно обряду спросил Кучум.

– Хватит-хватит, – дружно ответили девушки.

– А вкусна ль дарама?

– Вкусна-вкусна!

– Хороши ли хозяйки?

– Ой, хороши.

– А будут ли песни, пляски?

– Будут-будут!

– Где же праздник нас ждет?

– У реки и у гор. Приглашаем вас всех. Веселиться начнем.

Кучум первым вышел из сельсовета. За ним старики, а следом – молодые охотники и гости.

За школой, на расчищенной от снега площадке, горели костры и в котлах варилось мясо. Старики и гости во главе с Кучумом сели полукругом на коврики. Женщины перед каждым поставили деревянные подносы с мясом, деревянные чашки для питья с бульоном. А в центре – небольшой туес с солью. Первым начал есть Кучум, и все последовали его примеру. А девушки и парни встали в круг, взялись за руки и начали танец ёхор. Ятока запела:

Радуйтесь, горы, радуйтесь.

Все танцующие в такт словам, сделав шаг вперед и шаг вправо, подхватили слова:

Радуйтесь, горы, радуйтесь.

Ятока запевала:

Праздник в тайгу к нам пришел.

Танцующие подхватили:

Праздник в тайгу к нам пришел.

А мужчины уже вели деловой разговор.

– Об оленеводах надо подумать, – наставлял Степан. – Охотники за пушнину получили все, что надо. А пастухи еще худо живут: купить им в Госторге не на что ни продуктов, ни товаров. Пушнину-то они не добывают.

– Верно говорит Степан, – отозвался Кучум. – Теперь олени наши. Думать о пастухах надо. Худо они живут, бедно.

– Я получил письмо с приисков. Послал мне друг, вместе воевали, он там комиссаром. Мяса у них нет. Давайте продадим им старых оленей. На эти деньги там же купим для пастухов одежду и продукты. Рабочим поможем, и нам будет хорошо.

– Старых оленей наберется штук, двести, – подсчитал Кучум. – Все равно их на мясо бить надо. Иначе пропадут.

– Вот и хорошо. Отправим туда несколько оленеводов и тебя, Кучум…

А к костру уже подходили парни и девчата из деревни. Василий принес гармошку.

…Утром Степан выписал Кучуму мандат: «Податель этого документа Кучум является на всем Среднеречье представителем Советской власти. Все его распоряжения и указания обязательны для всех.

Председатель Матвеевского сельского Совета – С. Воронов».

Василий, Сема, Кайнача, Женя, Дуся и Ятока шли по улице.

– Куда это вы такой гурьбой? – встретил их недалеко от своего дома дед Корней.

– На собрание, – ответил Василий. – В комсомол вступать будем.

– А что это мне-то никто про собрание не сказал? Придется теперь дела бросать.

– Ничего. Собирайся, дедушка, – улыбнулся Сема. – Мы без тебя собрание не начнем.

– Вот и ладно. Я вскорости приду, – дед Корней заторопился к дому.

– Я тоже хочу в комсомол, – вздохнула Ятока.

– Степан говорил, год обождать надо, – ответил Василий.

– Пошто так?

– Ты еще неустойчивый элемент. Ну, как лед весной, с виду вроде ядреный, а наступил на него, он и рассыпался. Вот так и ты. А вдруг шаманить начнешь? И будет позор всему комсомолу и Советской власти.

– Совсем ты смешной, Вася. Как буду шаманить? Халат отдала, шапку отдала, бубен отдала.

– Долго ли все это смастерить.

– Ты не обижайся, Ятока, – вмешался в разговор Сема. – На собрания мы тебя будем приглашать. Поручение дадим. На будущий год надо всех ребятишек в школу посылать. Родителей сможешь уговорить?

– Смогу.

– Вот тебе и дело. А там и в комсомол примем. Я сам рекомендовать буду.

– Ладно, – согласилась Ятока.

Школа была переполнена. Василий протиснулся вперед и сел рядом с матерью.

– Робеешь, сынок?

– Немного оторопь берет.

– Ничего, – Мария Семеновна слегка коснулась руки Василия, точно хотела отогнать от него волнение.

Пришли Степан, Поморов, Дмитрий и сели за стол. Дед Корней присел у дверей. Степан встал, заметно волнуясь, заговорил:

– Товарищи, когда я уезжал из Красной Армии, меня пришли проводить все бойцы и командиры. Комиссар мне тогда сказал: «Помни, Воронов, Советскую власть один не построишь». Когда я приехал в Матвеевку, нас было два коммуниста – Дмитрий Трофимович Воронов и я, один комсомолец– Михаил Викторович Поморов. Потом нас стало пять человек: вступили в комсомол Надя и Сема. И вот вчера нам в ячейку подали заявления Василий Воронов, Дуся Прочесова, Женя Пучкова и Кайнача. Это же здорово, товарищи. Теперь с нами в одном строю эвенки, вместе будем строить коммунизм на нашей земле. Кто хочет говорить по поводу приема в комсомол Кайначи?

– Дайте мне, – попросила тетя Глаша.

– Слово Глафире Пантелеевне.

Тетя Глаша подошла к столу.

– Я по-своему, по-бабьи, думаю так. Всем нам как можно ближе надо держаться к Советской власти. Почему так? Потому что охотники заботу от нее получили. Мой муж не из последних охотников был, а век вечный в долгах у деда Трофима Двухгривенного ходил. И видывала я, как из его лавки мужики со слезами выходили. Теперь этому конец. Я бы тоже в комсомол вступила, да волосы седыми стали. Время ушло. И мне даже завидно нашим девкам, наравне с мужиками все дела решают. Хорошо это. И нашей сестре времечко подоспело человеком стать. За всех за них я проголосую. Но вот Кайнача пусть скажет, как он продавал соболей Кердоле и как чуть Василия под смерть не подвел.

Тетя Глаша села. Встал Кайнача, долго мял в руках шапку.

– Ты смелей, – подбадривал его Степан.

– Тетка Глаша, пошто долго худое помнишь? – заговорил Кайнача. – Много я думал. Худо сделал. Друга чуть не сгубил. Всю жизнь помнить буду. Теперь придет беда – пополам делить будем. Придет радость – тоже пополам делить будем. У Кайначи слово крепкое, как ствол лиственницы.

Кайнача сел.

– Правильно, парень, толкуешь, – поддержал его дед Корней. – Сплоховал малость, так с кем из нас греха не бывало. А охотник добрый. Я еще с его отцом белочить ходил. Так он меня два раза от смерти спасал, и Кайнача не подведет. На любого зверя с ним пойду, потому как он таежного корня человек. И уж ежели сказал слово, так тому и быть. – Дед Корней сел.

– Дайте мне сказать, – встал Кучум.

– Говори. – Степан скупо улыбнулся.

– Правильно тетя Глаша ругала Кайначу. И других эвенков ругать надо. Дмитрий и Степан шибко стараются для охотников. Зачем их обманули? Как теперь эвенкам верить? Другой Кердоля придет, опять спирт пить будете, соболей продавать. Совсем худо делаете.

– Не будем больше, Кучум, – угрюмо сказал Кайнача.

– Мы еще на родовом Совете говорить будем. А Кайначу в комсомол принять надо. Всю жизнь на Мотыкана работал. Теперь пусть новую жизнь строит. – Кучум сел.

– Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять в комсомол Кайначу, прошу голосовать. – Степан окинул взглядом зал. – Единогласно. Теперь обсуждаем заявление Василия. Кому слово дать?

– У меня вопрос к Василию, – встал Дмитрий. – Пусть обскажет, почему он в прошлом году пушнину Бокову сдал.

Василий встал и еле выдавил из себя.

– Сплоховал малость.

– Зятек Бокова. Как же тестю не помочь, – донесся чей-то голос.

– Напраслину несете на парня, – заступился дед Корней. – Промашка была. Так он потом голову под пули Кердоли подставлял.

– Верно говоришь, Корней Иванович, – поддержал Степан. – Василий – наш парень. Давайте голосовать.

Руки подняли все.

Приняли в комсомол и Дусю с Женей.

Из школы Василий шел с Ятокой и Кайначей. Кайнача расстегнул парку.

– Жарко? – улыбнулся Василий.

– Шибко жарко.

– Ты когда к нам приедешь? – спросила Ятока Василия.

– А вы что, уезжаете?

– Ехать надо. Олени голодные.

Глава VIII

Все дышало холодом: и земля, и небо, и горы. Покрылись куржаком деревья. Перемерзли речки. Дымились наледи. Максим шел в середине обоза. От мороза полушубок на нем хрустел на сгибах, точно был сшит из бересты. Фыркали лошади, скрипели полозья. За первым возом шагал Дмитрий с короткой кавалерийской винтовкой в руках. В серой парке из оленьего меха и длинных унтах Дмитрий казался совсем коротким. «Как обрубок», – подумал Максим. Позади послышался голос Василия:

– Но-о-о.

Максим оглянулся. Василий сидел на возу и курил. – На коленях лежало ружье.

Вот уже второй день обоз шел по колодистой лесной дороге. На первых и последних двух санях лежали мешки с рыбой, добытой товариществом «Красный охотник». На средних санях везли пушнину.

– Что бы ни случилось, Максим, а пушнину должны доставить в город, – сказал перед отъездом Степан.

– А если опять струшу?

– Кончай валять дурака. Не на игрище идете. Я говорю для того, что может всякое случиться. Кердоля наверняка давно нас поджидает. А стрелок он добрый.