Текст книги "Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы"

Автор книги: Николай Гнидюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

ПАРОЛЕМ БУДЕТ ЗАЖИГАЛКА

Все, казалось, шло хорошо, но я не был доволен состоянием дел в Здолбунове. Хлопцы работали старательно, и связь с отрядом была надежная, но что с того, если до сих пор мы не смогли подыскать человека, который вел бы постоянное наблюдение за всем, что происходит на железнодорожном узле?!

Я уже совсем было потерял надежду найти такого человека и начал обдумывать другой вариант, когда вдруг однажды услышал от Красноголовца:

– На станции работает в бригаде уборщиков бывший комсомолец Иванов. Как попал сюда – неизвестно. Говорят, будто сдался в плен немцам. Теперь никуда не ходит. Ежедневно обедает в вокзальном буфете. Может, поговорить с ним?

– И это все, что вы о нем можете сказать? – спросил я.

– Все. Больше никто ничего о нем не знает.

– Маловато. Но поговорить можно.

– А где именно и как? – спросил Бойко. – Звать его на квартиру – не стоит. Нужно поговорить с ним, чтобы не было никаких концов к нашему подполью.

– Придется вот что сделать, – сказал я. – Иванов обедает в буфете. Там и состоится разговор с ним. Думаю, что с этим заданием лучше всего справится Леня Клименко. Он к железной дороге никакого отношения не имеет, а Иванов и день и ночь толчется на станции.

Решили, что, после того как Клименко предложит Иванову работать в подполье, наши товарищи начнут за ним неотступную слежку. Клименко назначит ему встречу со мной, а до того, как она произойдет, ребята проведут тщательную проверку.

Когда мы вечером рассказали об этом Клименко, он сразу же загорелся и… предложил совершенно другой вариант:

– К чему нам так долго заниматься каким-то там Ивановым? Лучше я подъеду к станции на своем «газоне» и приглашу его проехаться в лес. Там мы его и обработаем.

– Нет, Леня! – возразил я. – Этого делать не надо. Привлекать Иванова нужно с осторожностью. Для нас он особенно ценен, потому что он – бригадир вокзальных уборщиков. И прибирает он, между прочим, эшелоны, идущие на фронт. Немцы, должно быть, ему доверяют, ведь первого встречного на такую, хоть и не видную, работу не возьмут.

– Ладно. Я могу хоть сегодня пойти к нему.

– Сегодня уже поздно. А вот завтра кто-нибудь из наших хлопцев покажет его тебе. Ты подсядь к нему, закажи кружку пива и потолкуй с ним. Твое задание – войти в доверие к Иванову и предложить ему работать в подполье. Назначишь встречу со мной в том же буфете.

– Нужно условиться о пароле, – перебил меня Клименко.

– Пароль должен быть такой, чтобы можно было воспользоваться им в любых условиях, даже если бы за тем же столом сидели посторонние люди. Скажем, я вхожу, когда Иванов уже сидит и обедает. Я не знаю Иванова. Он не знает меня. Я вынимаю портсигар, беру сигарету. Обшарил карманы и не могу найти спичек. Иванов вытаскивает из кармана зажигалку и любезно предлагает мне прикурить…

С этими словами я вручил Клименко зажигалку.

– Возьми ее и передай Иванову.

Леонтий внимательно осмотрел зажигалку и спрятал в карман. А я продолжал:

– Когда я прикурю и увижу, что это та самая зажигалка, я попрошу ее у Иванова, осмотрю и, найдя на ней монограмму из двух букв «Б. Я», покажу ему мой портсигар. На нем окажутся те же буквы. Вот таким образом мы и встретимся.

– Гм, – покачал головой Клименко. – Ну и выдумали же вы спектакль. Кому он нужен? Лучше привезем Иванова ко мне домой, посидим с ним, поужинаем и обо всем, договоримся. А если не найдем общего языка, тогда….

– Ты опять за свое. Нельзя же так внезапно ошеломить человека. Может растеряться, не сориентируется. Знаешь, какое нынче время? У меня уже такое бывало. Еще когда мы готовились в Москве, был в нашей группе один товарищ, железнодорожник из Ковеля. А у него в Ровно – давний приятель, друг детства. Железнодорожник все повторял: «Вот найду своего товарища в Ровно, тогда мы покажем фашистам!» А ему так и не пришлось лететь с нами. Сердце больное. Врачи забраковали и отправили назад. На прощанье дал он мне адрес своего друга. Я и зашел к нему сразу же, как прибыл в Ровно. И теперь еще жалею, что заходил.

– Что, отказался работать?

– Нет, этого я ему не предлагал. Думал только пробыть у него первую ночь. Но мой визит так поразил его, что он весь затрясся как в лихорадке. Я сую ему в руки свежую «Правду», показываю пистолет: мол, русский, ТТ, а он дрожит весь и умоляет: «Я верю, верю вам, пан, но прошу оставить меня в покое… У меня дети совсем маленькие… Жена болеет…» Я положил ему на стол пачку новых марок (мол, от его товарища) и собрался уходить, а он и денег не захотел, так обрадовался, что я у него не остался. Конечно, у него трое малых детей, жена больная, в доме нищета. Сам работает сапожником. Что ему до какой-то там подпольной работы? Но дело не в этом. Я был тогда еще неопытным разведчиком и действовал чересчур прямолинейно, не учитывая порой всех обстоятельств. Надо было сперва подготовить его к такому разговору, а уж потом начинать. Между прочим, после он как-то встретил меня в городе и говорит: «Может, вам негде переночевать, так, пожалуйста, заходите». Он теперь помогает ровенским подпольщикам, и, говорят, неплохо помогает. Несколько раз передавал, чтобы я не сердился и заходил. Я захожу, но по другим делам. То подошву подбить, то рант подправить.

Живет он бедно, а денег с меня не берет. Говорит: «Если за деньги, то я перестану чинить вашу обувь». Теперь его поддерживают наши товарищи. А меня все же попросил: «Не рассказывайте о нашей первой встрече никому…» Я пообещал, и никто, даже командир отряда, о ней ничего не знает. Вот только сегодня нарушил свое обещание, для того чтобы ты понял: к каждому человеку нужен особый подход.

Леня Клименко отлично усвоил свою роль. Он начал чаще, иногда по два раза на день, бывать в буфете. Оказалось, не так-то и легко «обработать» Иванова. Познакомился с ним Клименко уже на следующий день. Но Иванов был так молчалив, что откровенного разговора у них не получилось.

Как ни странно, а Леонтий увлекся этой последовательной «обработкой». Куда девались его горячность и нетерпение!

Они совсем не вдавались в разговоры на политические темы. Клименко оказался неплохим психологом. Он настойчиво искал «слабое место» в характере Иванова. Поначалу попробовал завести разговор о девицах, но сразу же убедился, что эта тема не волнует его нового знакомого. Потом начал ставить на стол бутылки, но выяснилось, что Иванов не имеет пристрастия к крепким напиткам, а кружка свежего квасиловского пива не действовала. Клименко брался за такие виды «оружия», как рыбная ловля, шахматы, преферанс, но соблазнить Иванова было невозможно.

– Боюсь, – жаловался мне Леня, – что из этого учителя ничего не выйдет. Слишком уж он аполитичен и до тошноты дисциплинирован. Пожалуй, придется поискать на вокзале кого-нибудь другого. Какой из него разведчик? За это время я успел уже познакомиться с оператором дежурного по станции. Сам – чех. Очень любит пиво. При каждой встрече просит, чтобы я привез ему несколько бутылок.

– С оператором поддерживай связь, – советовал я Лене. – Но Иванова не оставляй. Вот увидишь: он станет откровеннее.

– А он, часом, не агент гестапо? Что, если в первый же день, как я предложу ему связаться с партизанами, приведет с собой своих хозяев?

– Такие, как Иванов, для гестапо не подходят. Какая польза от хмурого молчальника, у которого нет ни товарищей, ни знакомых? Агенты гестапо всегда разговорчивы, заводят множество знакомств. Они никогда не отказываются от выпивки, от веселой компании с девочками и даже от преферанса. Лезут в душу любому встречному, даже если тот избегает их. Так что продолжай наступать на Иванова. Или он категорически откажется, или согласится… Он, говоришь, учитель?

– Да, он говорил, что до войны учительствовал…

– Попробуй тогда завести с ним речь о школе, о детях.

– Ладно, попробую, – согласился Клименко.

Спустя несколько дней, увидев Леонтия, я сразу понял, что у него есть приятная новость.

– Только что договорился с Ивановым, – с удовлетворением заговорил он. – Согласился. Взял вашу зажигалку и сказал, что ежедневно будет ждать в буфете того, кому должен будет предложить ее.

– Выходит, нашел с ним общий язык?

– Еще как! Посмотрели бы вы, как он изменился, когда я заговорил о детях. В кафе зашел какой-то мальчуган в лохмотьях, такой исхудалый, ну прямо одна кожа да кости. Попросил хлеба. Я вытащил из кармана несколько пфеннигов, а Иванов высыпал ему в мешок весь хлеб, который принесла официантка. Но тут откуда-то появился немецкий офицер и начал на всех кричать, что, мол, пускают в кафе всякую сволочь. Я посмотрел на Иванова и увидел в его глазах боль. Лицо его уже не казалось таким равнодушным и бесцветным. «Бедный мальчик, – начал я подливать масла в огонь, – что же ему делать, если его родители, как видно, погибли от бомбы или где-нибудь пропали?.. Видно ведь, что он и в школу не ходит… Сколько теперь беспризорных ребят, и никто о них не заботится. Что-то и учителей не стало, куда-то все подевались…»

Не успел я договорить, как Иванов начал: «Я учитель. Я люблю детей. До войны был учителем. А что я сегодня могу сделать? Школы закрыты. Работают только те, которые не понадобились под казармы и комендатуры. Вот мне и пришлось сменить указку на метлу, которой зарабатываю себе на жизнь. Вы думаете, мне легко видеть изо дня в день эти беспризорные и бесприютные существа?..» Он замолчал, и я понял, как ему тяжело. Да, он – наш, советский человек, советский учитель, он не покорился и никогда не покорится. На эту тему я больше говорить не стал, а решил перейти прямо к делу. Я предупредил его, чтобы он меня не перебивал и не задавал вопросов, пока я не закончу. Когда же под конец я сказал: «Если вы, товарищ Иванов, согласны работать с нами, вот вам зажигалка, за ней к вам придут партизаны». Он схватил ее, осмотрел, спрятал в карман и не задумываясь ответил: «Я согласен. Скажите, когда и где это будет и почему именно я должен ожидать, пока ко мне придут?» Я все ему подробно объяснил, и он вас будет ждать. Уверен, что не выдаст.

Наконец нам удалось установить связь с Ивановым!

Зажигалка… Ее подарил мне Александр Александрович Лукин. Не знаю, как и откуда она попала к нему, но такой оригинальной зажигалки никто – ни я, ни мои товарищи – еще не видели. Представьте себе: маленький, меньше спичечного коробка, блестящий плоский металлический предмет с заводным механизмом, как у часов. Нажмешь сбоку пальцем, крышка отскакивает, вспыхивает огонь, и зажигалка начинает наигрывать несколько тактов вальса Штрауса «Сказки Венского леса». Пока зажигалка играет, она горит, а заканчивается мелодия – и крышка автоматически закрывается. Но не только в этом состояла ее оригинальность. В специальный микробачок зажигалки наливался бензин. Никакой ваты, никакого фитиля. Как только отскакивает крышка, клапан открывается и загораются пары бензина.

Монограмма «Б. Я.» – первые буквы фамилии и имени человека, под видом которого я ходил из отряда в Ровно и Здолбунов, – Яна Богинского. Такая монограмма украшала мой кожаный портфель, перстень и серебряный портсигар, также подаренные мне Александром Александровичем. Кстати, он и посоветовал мне выгравировать эти две буквы. «Так, – сказал, – для коммерсанта будет солиднее и убедительнее».

Безусловно, сразу же отправляться на свидание с Ивановым я не осмеливался. Мы с товарищами решили проверить, как поведет себя Иванов и не заинтересуется ли гестапо или бангофжандармерия посетителями вокзального буфета. Наши хлопцы начали следить за Ивановым, знали каждый его шаг, но ничего подозрительного в его поведении не было.

Один раз Бойко в обеденный час подсел к столику, за которым обедал Иванов, вынул портсигар, туго набитый папиросами, и попросил огня. Но Иванов подал Петру не зажигалку, а коробок спичек. Я решил съездить в Ровно, рассказать обо всем Кузнецову, посоветоваться с ним и, возвратясь в Здолбунов, самолично встретиться с Ивановым.

Случилось так, что встречу эту пришлось отложить. И причиной была зажигалка. Та самая зажигалка с монограммой «Б. Я.», которую Клименко вручил Иванову и которая должна была свести меня с ним, внезапно сыграла совершенно противоположную роль.

«ДЕГУСТАТОР ОРУЖИЯ» ПОДАЕТ ЗАКУРИТЬ

– Ты не можешь себе представить, как нам нужен этот уборщик! – воскликнул Кузнецов, когда я рассказал ему про Иванова. – Я уже собирался ехать в Здолбунов, тебе на подмогу, а то ты засел там и не подаешь вестей о себе. Ну что ж, спасибо за новости. Так когда ты встречаешься с Ивановым?

– Думаю, завтра. Приехал посоветоваться. Он ежедневно ждет меня в буфете на вокзале с моей зажигалкой…

И я рассказал Николаю Ивановичу про пароль. Он рассмеялся:

– Ты всегда изобретаешь какие-то особенные комбинации. Все это можно было сделать проще. Впрочем, зажигалка так зажигалка. Только одного ты не учел: откуда у бедного уборщика возьмется такая редкая вещь?

– Скажем, подобрал ее на перроне, кто-то из пассажиров потерял. Или выменял у кого-нибудь из фронтовиков на шнапс.

– Что ж, вполне возможный вариант. Только не теряй времени! Желаю удачи. Как только Иванов согласится и ты обо всем условишься, я поеду в Здолбунов на встречу с ним.

– По сути, он уже согласился. Но тебе спешить незачем. Все-таки мы слишком мало знаем его, чтобы раскрывать все наши секреты, а тем более знакомить с Паулем Зибертом. Дадим ему несколько контрольных заданий, посмотрим, как он их выполнит, как будут реагировать его «хозяева».

– Все это так, но не забывай, Микола, что время не ждет. Здолбуновский узел очень много значит для гитлеровской армии. Немцы готовятся к летней кампании. Сам Кох открыл нам карты операции в районе Курска. Здолбуновский узел будет работать с максимальной нагрузкой. Так вот, через Иванова мы будем знать, что там делается. Он будет подсчитывать количество эшелонов и вагонов, численность танков, орудий, даже солдат, проезжающих на фронт. Ты понимаешь, что это означает? Ведь не каждый железнодорожник имеет доступ ко всем эшелонам, которые останавливаются на станции Здолбунов. А этот уборщик может заглянуть в каждую щель, на него никто не обратит внимания – такая у него служба. Пожалуй, не случайно немцы именно его назначили бригадиром. Он молод, не местный, молчалив, живет под их надзором в общежитии бангофжандармерии, рад, что его не вывезли в Германию, получает питание. Все это и для нас имеет важность. Мы должны сделать из него настоящего разведчика, который маскировался бы своею простотой, безразличием ко всему и был верен нам.

Николай Иванович был прав. Он всегда чувствовал, на чем именно нужно в первую очередь сосредоточить внимание, где именно разведывательная работа даст наибольший эффект. Нам, молодым разведчикам, часто недоставало умения анализировать, сопоставлять факты и, события, отделять основное от второстепенного и выбирать, так сказать, направление главного удара. А Кузнецов был не обычным разведчиком, а разведчиком-стратегом. Он никогда не рисковал напрасно, но, если этого требовала обстановка, готов был на все.

– Хорошо, Николай Иванович, – сказал я. – Мне все понятно. Завтра же я встречусь с Ивановым.

– А в Здолбунов поедешь сегодня?

– Нет, уже поздно. Пожалуй, пойду к Приходько, там переночую, а завтра до обеда сяду на поезд и через двадцать минут буду на месте.

– Тогда всего хорошего. Жду от тебя приятных известий.

Мы распрощались.

На следующее утро я приготовился ехать в Здолбунов. До поезда оставалось три часа, и мне хотелось немного побродить по улицам, послушать разговоры, узнать новости. Шел я медленно, время от времени останавливаясь прочитать какое-нибудь объявление или очередной приказ гебитскомиссара.

Я вспомнил, как впервые пришел в этот незнакомый город, как с утра до вечера слонялся по его улицам, присматриваясь к каждому дому, к каждой вывеске, каждому объявлению. Все здесь было мне незнакомо и необычно: и таблички с названиями улиц на немецком языке, и самые названия: «Кенигсбергштрассе», «Дойчштрассе», и люди – какие-то робкие, унылые, и немецкие офицеры – высокомерные и заносчивые, чувствующие себя победителями, и солдаты гитлеровской армии, которые с диким гоготом врывались в дома и учиняли там пьяные скандалы. А виселицы на центральной площади, на которых качались трупы мирных горожан!.. А выстрелы, раздававшиеся на Белой улице, где расстреливали ни в чем не повинных людей!.. Каких усилий стоило мне оставаться только наблюдателем варварства, принесенного на нашу землю фашизмом! Но я должен был наблюдать, я должен был шаг за шагом входить в курс всех городских дел, изучать обстановку, запоминать сотни подробностей. От этого зависел успех наших действий в оккупированном фашистами Ровно.

Теперь оккупанты не были уже такими высокомерными и напыщенными. Сталинград стал грозным уроком не только для тех, кто вместе с фельдмаршалом Паулюсом поднял «хенде хох», но и для тех, кто здесь, в тылу, считал себя полновластным властителем.

Зато люди, те самые люди, которые в первые месяцы вражеской оккупации со страхом прятались в своих жилищах, теперь поднялись духом, прониклись верой в освобождение. Эта вера звала их к борьбе, и они искали связей с партизанами, объединялись в подпольные группы и, рискуя жизнью, оказывали сопротивление захватчикам.

«Как много помощников нашлось у нас здесь!» – думал я, неторопливо проходя по ровенским улицам. И в Здолбунове. Шмереги… Какие это прекрасные люди! Самородки. На таких можно во всем положиться. Петр Бойко, Дмитрий Красноголовец, Жорж Жукотинский… А Леня Клименко! Чересчур горячий, но толковый и, если нужно, может себя сдержать. Как умело подбирал он ключи к сердцу Иванова!

Иванов… Пожалуй, Николай Иванович недаром возлагает на него такие надежды, недаром сам хочет с ним познакомиться. Аврам Иванов… Гм… Молодой, а имя такое библейское. Должно быть, из какого-нибудь глухого сибирского села… Который уже час? Половина одиннадцатого? Пора идти на вокзал. Лучше раньше, чем опоздать…

– Если не ошибаюсь, пан Богинский?

– Да, вы не ошиблись.

Майор Вайнер! Я узнал его сразу, едва вышел на перрон ровенского вокзала. Тот самый майор Вайнер, с которым судьба уже несколько раз сводила меня.

Впервые наша встреча произошла зимой сорок второго года, во время «подвижной засады», устроенной командованием отряда на шоссе Киев – Ровно. Майору, раненному в руку, удалось тогда сбежать. В сумятице боя, когда рвались гранаты и гремели выстрелы, я не очень разглядел его лицо. Это была случайная встреча, о которой я никогда и не вспомнил бы, если бы не новенький четырнадцатизарядный «вальтер», потерянный этим майором. Я его тогда подобрал.

Вторично мы встретились в Ровно, на улице. Николаю Струтинскому и мне показалось знакомым лицо майора, стоявшего, с рукой на перевязи, на ступеньках военного госпиталя. Но тогда нам не удалось уточнить, кто он, где был ранен и действительно ли «вальтер», обладателем которого в это время был уже обер-лейтенант Пауль Зиберт, принадлежал прежде ему.

Ответ на этот вопрос дала третья встреча с этим майором, на одной из вечеринок в обществе немецких офицеров, в которой участвовали Кузнецов и я. Именно тогда Пауль Зиберт имел неосторожность похвастаться перед присутствующими офицерами новинкой немецкого оружия – четырнадцатизарядным «вальтером», и майор Вайнер, не жалея слов, нарисовал присутствующим картину «героической» стычки с партизанами, во время которой он потерял «точно такую же игрушку». Николай Иванович, как всегда, и тогда не растерялся, остался спокойным, хотя ситуация для него складывалась весьма неприятная.

Майор Вайнер… Майор Вайнер… Он много тогда рассказывал о себе, и, слушая его, я жалел, что во время «подвижной засады» партизанская пуля прошла только через руку, а не ударила в сердце.

Он не мог жаловаться на свою судьбу, хотя и не был знатного происхождения: его родители владели небольшим поместьем в Рейнской долине недалеко от Дюссельдорфа. В семье Вайнеров было двое детей. Старшая дочь – Карла – засиделась в девках. На нее родители махнули рукой. А вот на сына – Курта Иоганна – они возлагали большие надежды и не жалели ничего, чтобы обеспечить ему блестящую карьеру.

Молодой потомок Вайнеров оказался на удивление понятливым. Он успешно окончил гимназию в Дюссельдорфе и продолжал учение в индустриальном институте знаменитой фирмы «Золинген».

Когда к власти пришел Гитлер, инженер фирмы «Золинген» Курт Иоганн Вайнер одним из первых приветствовал это событие, предвидя в нем возможность подняться по служебной лестнице.

Всю экономику третьего рейха начали переводить на военные рельсы, и Вайнер-младший добровольно пошел в армию, закончил военное училище и стал офицером инженерных войск.

Надежды Вайнера сбылись. Его заметили и послали на бельгийские заводы полномочным представителем по отбору оружия для гитлеровской армии.

Вторую мировую войну он встретил в штабе инженерных войск, действовавших на Западном фронте. Бельгия – Нидерланды – Франция – таков путь обер-лейтенанта Курта Иоганна Вайнера.

Перед нападением фашистской Германии на Советский Союз Вайнера снова направили в Бельгию. Там он контролировал работу заводов, выпускавших короткоствольное оружие, в частности знаменитые бельгийские пистолеты. Именно в эту пору о нем заговорили как об одном из лучших «дегустаторов оружия».

Вайнер разъезжал по разным фирмам Западной Европы и самолично испытывал новые образцы короткоствольного оружия. Это по его совету был принят на вооружение вермахта пистолет испанской фирмы «Астра», когда Германия отказалась от услуг этой фирмы.

Нет, не только после тщательного изучения конструкции и технических паспортов того или иного вида оружия делал свое заключение военный инженер Курт Иоганн Вайнер. Он не довольствовался и стрельбой на стендах. Его процесс «дегустации» проходил на живых мишенях, которыми становились арестанты или военнопленные.

Вайнер любил рассказывать, как родилась у него эта идея:

– В Люблине, куда я выехал испытывать испанские пистолеты, поблизости от складов оружия не было ни тира, ни стрельбища. Зато неподалеку находился лагерь военнопленных. И тогда у меня возникла мысль – испытать пистолеты испанской фирмы на самих поляках. Вы не можете себе представить, как досконально можно изучить все качества оружия, когда перед тобой не мумия, а живая мишень!..

При этих словах он самодовольно усмехнулся: еще бы, его «метод» получил одобрение в генеральном штабе и был рекомендован как наиболее выгодный.

Вайнер торжествовал.

А когда гитлеровские войска разбойнически вломились на советскую землю, ему пришла мысль, что именно на Востоке он сможет наиболее полно проявить свои способности. Правда, его не прельщала перспектива попасть на передовую, но ведь он знал, что военному инженеру, да еще с такими заслугами перед фюрером, как у него, найдется тепленькое местечко подальше от разрывов орудийных снарядов.

Хорошо обдумав все, Вайнер подал рапорт с просьбой направить его на Восточный фронт, где решается судьба великой Германии и где он, в прошлом инженер фирмы «Золинген», готов посвятить все свои способности делу победы.

Вайнер начал старательно изучать русский язык. Время шло, а никакого ответа на его рапорт не было, и он продолжал заниматься «дегустационными» упражнениями.

Между тем с Востока начали приходить тревожные вести. Гитлеровские войска потерпели крупное поражение под Москвой, им никак не удавалось сжать кольцо и задушить защитников Ленинграда. Но Вайнер рвется на Восток, мечтает о новой карьере и верит, что фортуна и на сей раз будет к нему благосклонна.

И правда: фортуна снова улыбнулась обер-лейтенанту Курту Иоганну Вайнеру. Его вызвали в Берлин и предложили принять участие в прокладке кабельных линий между столицей рейха и ставкой фюрера на Восточном фронте.

Летом 1942 года ему присвоили звание гауптмана и назначили в секретную монтажную группу связи, которая занималась монтированием специальной аппаратуры подземной телефонной линии. Через несколько месяцев за заслуги при выполнении ответственного задания гауптману Вайнеру вне очереди было присвоено звание майора инженерных войск.

Несомненно, его карьера на этом не остановилась бы, не попади он зимой в партизанскую засаду, из которой спасся только чудом. Но и в этом случае ему не приходилось сетовать на судьбу: те, кто вместе с ним возвращался из Киева в Ровно, либо погибли, либо попали в плен, а он, пролежав больше месяца в госпитале, ходит теперь в героях и при каждом удобном случае с упоением повествует о своем «поединке» с партизанами.

И вот я снова встретился с ним на ровенском вокзале. Он нервно улыбается мне и приглашает в буфет на пиво.

Отказаться? Партизан Микола Гнидюк ни за что в жизни не сел бы за один стол с палачом, Но ведь здесь нет партизана Гнидюка, есть коммерсант Ян Богинский. А разве позволит себе коммерсант отказать немецкому майору, да еще знакомому его кузины?

– Пива? Охотно, – говорю я и, пройдя вслед за «дегустатором оружия» в буфет, сажусь за столик.

– Вы куда-то собираетесь ехать? – спросил меня Вайнер.

– Да, в Луцк, – ответил я. – Там у меня наклевывается одно выгодное дельце. Сказал бы, да у нас, коммерсантов, существует неписаный закон: пока птичка не в клетке – молчи, иначе улетит.

– Недурной закон, – рассмеялся Вайнер. Он, надо признать, неплохо говорил по-русски.

После первой кружки я заказал по второй.

– Курите? – спросил я майора, раскрывая перед ним портсигар.

Не сказав ни слова, он взял сигарету, опустил руку в карман, вытащил зажигалку, нажал на нее сбоку и… что это? Не может быть! Зажигалка начала вызванивать вальс Штрауса «Сказки Венского леса».

– Что, удивляетесь? – спросил Вайнер и с довольной улыбкой пояснил: – Оригинальная штучка, правда? Видите – фитиля нет, а горит. А сейчас перестанет играть и погаснет. Мне ее привезли из Вены… Пожалуйста, можете взглянуть поближе.

Я взял зажигалку в руки, осмотрел с одной стороны, с другой, потом перевернул вверх донышком и увидел две буквы: «Б. Я.» Теперь уже не было сомнения: это та самая зажигалка, которую я через Клименко передал Иванову.

– Нравится? – спросил Вайнер. – Мне тоже. Такой зажигалки здесь, в Ровно, нет ни у кого, даже у самого гаулейтера. А еще у меня есть…

Он принялся разглагольствовать о своей коллекции редкостей, описывать каждую из них, но я не прислушивался к его неумолчной болтовне.

Как зажигалка оказалась у Вайнера? Какая связь существуем между ним и Ивановым? И вообще что общего может быть между майором инженерных войск и станционным уборщиком?

Ой, зажигалка, зажигалка, и задала же ты мне задачу! Как разгадать ее? Ехать в Здолбунов и на месте все выяснить? Нет, среди белого дня делать это опасно, можно попасть в беду. Неужели Иванов не тот, за кого мы его принимаем?

Нужно остаться в Ровно, посоветоваться с Николаем Ивановичем, связаться с отрядом. Тут нельзя делать неосторожных шагов. Хорошо, что я не сказал Вайнеру, что еду в Здолбунов. И хорошо, что Иванов не знает, кто именно должен к нему прийти…

– Ну, господин коммерсант, мне пора, – прервал мои размышления майор. – Вы тут поскучайте один, а мой экспресс уже подходит к перрону.

– Вам далеко? – спросил я.

– О, я и забыл сказать. Если вам случится по каким-нибудь делам побывать в Здолбунове, то милости прошу – заходите в военную комендатуру. Она прямо на вокзале. Спросите заместителя коменданта. Загнали меня в эту дыру. Говорят – «временно», а когда это «временно» закончится, пожалуй, сам господь бог не знает. Комендант наш все время болел, а теперь неизвестно на сколько времени уехал в фатерлянд, а ты отдувайся… Так что прошу. А если к тому же вы прихватите с собой хорошеньких девочек, то… – Он не договорил и многозначительно развел руками.