Текст книги "Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы"

Автор книги: Николай Гнидюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

Наш разговор прервали возгласы:

– Где командир?

– Командира не видали?

– Что-то случилось, пойдем скорее, – бросил на ходу Медведев и зашагал к штабу. Я – за ним.

Увидев командира, дежурный по отряду, старший лейтенант Бурлатенко, отчеканил:

– Товарищ полковник! Восточная застава сообщила, что через просеку, ведущую на Берестяны, движется большая военная часть гитлеровцев. Разрешите объявить тревогу?

Отряд тотчас же был поднят на ноги. Боевые подразделения занимали оборонительные позиции. Кавалерийский эскадрон выступил в зону продвижения вражеской части для наблюдения. Минерам было поручено привести в боевую готовность минные зоны. Комендантский взвод, санитарная часть, взвод радистов и хозрота спешно выстроились по команде «тревога».

Еще не успели наши подразделения занять боевые позиции, как к штабу примчался верхом связной восточной заставы.

– Товарищ командир, – обратился он к Медведеву, – вражеская колонна остановилась на дороге, а группа, отделившаяся от нее, движется просекой в направлении отряда.

Через минуту раздались выстрелы: одна автоматная очередь, вторая, затем застрочил пулемет, и вот уже утренний лесной воздух содрогается от непрерывной автоматно-пулеметной стрельбы.

Вдруг все затихло. И вот почему. Среди врагов, бежавших через поляну в наступление, один из наших партизан заметил своего земляка. Они не вступили в рукопашную, а кинулись друг другу в объятия. И тогда выяснилось, что это не враги, не немцы, а советские партизаны-ковпаковцы. Счастливый случай? Если бы не он – эта стычка могла завершиться довольно драматично и для нас, и для наших «соперников».

К счастью, все обошлось хорошо. А через несколько минут к нам прибыл сам партизанский генерал Сидор Артемьевич Ковпак. С ним были комиссар соединения Семен Васильевич Руднев и командир отряда Петр Петрович Вершигора. До сих пор я благодарен судьбе, что в то время был не в Ровно, а в отряде при штабе командира и имел счастье видеть и слушать легендарных партизанских руководителей.

Эта встреча длилась недолго (соединение Ковпака осуществляло свой исторический рейд в Карпаты, и нужно было спешить), но впечатление от нее осталось незабываемое. Встречались земляки, близкие знакомые и даже родственники. Ковпаковцы рассказывали нашим партизанам о своем житье. Мы слушали их рассказы о смелых стычках с врагом и победах над ним и жалели, что наша партизанская жизнь была иной, не такой, как у ковпаковцев.

– А мы тут сидим, Сидор Артемьевич, – говорил Медведев, – и стараемся не очень надоедать фашистам. Для нашей работы необходимо спокойствие, относительное, конечно. Ребята рвутся в бой… Когда ваши появились в немецкой форме, я, грешным делом, подумал: если фрицев не очень много, то и неплохо размяться. Уверен был, что справимся быстро, собьем оскомину. Кстати, чего это вы своих хлопцев одели под гитлеровцев? Чтобы замаскироваться?

– Нет, – ответил Руднев, – не просить же одежду из Москвы. Что попадет под руку, то и надеваем. Это все трофеи. Мы и оружие скоро заменим на немецкое. Легче патроны доставать.

– Оно-то так, но в фашистской форме небезопасно разгуливать по лесам. Хорошо, что наша встреча закончилась без жертв. А могла стрястись беда. Как в пословице сказано: «Бей своего, чтобы чужой боялся», – шутил Медведев.

– Мы не думали в этих лесах встретиться с вами, – сказал Ковпак. – Когда форсировали Припять и Случь, решили, что до самых Карпат путь свободен. Кстати, начиная рейд, я опасался, чтобы случайно не наткнуться на своих. Мы согласовали свой маршрут со штабом партизанского движения на Украине. Все-таки нужно, товарищ Руднев, – обратился он к комиссару соединения, – весь путь согласовывать с Центром.

– Здесь, Сидор Артемьевич, – добавил Медведев, – действуют не только отряды, подчиненные украинскому штабу. По соседству с нами базируется большой отряд Карасева, еще дальше на запад – Прокопюка, где-то на юге – Дзюбенко. Все они имеют специальное назначение, и ими руководит непосредственно Москва.

– Для меня это новость. Я знаю, что существуют группы, занимающиеся наблюдением, разведкой в тылу врага. Но я не ожидал, что это большие боевые отряды, способные вступить в бой с нами. Но что же, поздравляю, товарищ полковник, что вам посчастливилось не попасть ко мне в плен, – усмехнулся Сидор Артемьевич.

– А мои ребята в плен не сдаются, – отпарировал Медведев.

– Все же скажите, Дмитрий Николаевич, – обратился Ковпак к Медведеву, – как вы ведете свои разведывательные действия? Отряд такой большой, разместились в таком чудесном лесу…

– Во всех ближайших городах имеем своих представителей, так сказать, чрезвычайных уполномоченных.

– И в Ровно тоже?

– В Ровно больше, чем где-либо, ведь это «столица» оккупированной Украины…

– Я знаю, что там заправляет настоящий запорожский казак гитлеровской масти Эрих Кох, – пошутил Ковпак. – Собаки проклятые, за кого они нас принимают? Ох и чесались же у меня руки, так хотелось разнести эту новую украинскую столицу вместе с этими кохами. Пусть бы почувствовали силу народного гнева. Но Центр запрещает. Говорят: среди гражданского населения жертв будет много… Может, это секрет, но скажите, пожалуйста, каким образом вы поддерживаете постоянную связь со своими людьми, ну хотя бы с теми, что находятся в Ровно?

– Есть специальные связные, а когда нужно, сам разведчик приходит из города и обо всем информирует. Кстати, могу вам представить одного из наших разведчиков. Два дня назад он пришел сюда из Ровно и, если бы не встреча с вами, возвратился бы сегодня утром в город, – с этими словами Медведев показал на меня.

Я выпрямился по стойке «смирно», как и положено солдату перед генералом.

ИСПЫТАНИЕ СОВЕСТИ

Среди обширного круга моих ровенских знакомых из числа гитлеровских прислужников был один мерзкий тип – фольксдойче Леон Метусь. Он приехал в Ровно из Белоруссии. До войны был осужден советским судом за хулиганство, а когда пришли оккупанты, стал их агентом. Любил рассказывать о своих заслугах перед гитлеровцами. Они посылали его в лес, к партизанам. Там он «осваивался», а потом с его помощью фашисты уничтожали или захватывали целые группы советских патриотов. После каждой такой удачной операции Метусь получал от карателей солидное вознаграждение. Но долго так не могло продолжаться. Он понимал, что рано или поздно его, изменника и провокатора, настигнет кара. И тогда один из его приятелей по темным делам, некий Александер из Одессы, предложил:

– Давай, Леон, махнем на Украину, в Ровно. Там меньше партизан, чем в этих проклятых белорусских лесах и болотах, но зато полно хорошеньких девочек. О, там можно пожить!

Метуся не нужно было долго уговаривать, и оба негодяя выклянчили у своих «хозяев» перевод в Ровно.

Я познакомился с этими субъектами в апреле 1943 года, сразу же после того, как мы с Валей Довгер прибыли в город и она устроилась на квартире Марии Козловской по Торговой улице, 24. Я тогда разыскал своих старых «приятелей» – пана Зеленко и Миллера. Последний в честь нашей встречи потащил меня в ресторан «Дойчер гоф». Там Миллер и представил меня Леону Метусю, с которым мы быстро поладили, поскольку он изображал из себя поляка, а я хорошо владел польским языком. После ужина Леон предложил пойти вместе с ним к девушкам.

– Есть у меня много хороших знакомых девушек. Но среди них одна мне запала в душу. Красавица – пальчики оближешь! Полька, зовут Леля! – хвастливо воскликнул он. – Люкс! Только где нам до нее! Она гордая, с такими, как мы, и разговаривать не хочет. Не подступишься. Очевидно, привыкла к более деликатному обществу.

Все же Леон предложил мне познакомиться с Лелей.

– А впрочем, – сказал он, – ее сам черт не разберет. Может быть, ты ей понравишься. Пошли, если хочешь!

Я согласился пойти с ним к его знакомой красавице, но в следующий раз. Сам же на любезность ответил любезностью и пригласил Метуся пойти к моим знакомым, имея в виду расширить круг знакомства наших разведчиков с работниками гестапо.

Метусь принял мое приглашение и пообещал прийти с приятелем. Мы условились встретиться на следующий день. Я простился, пошел к Вале Довгер и предупредил ее:

– Завтра жди гостей. Двоих негодяев. Служат у немцев. Может, мы их используем в наших интересах. Нужно все приготовить как следует, чтобы они остались довольны.

– Хорошо, – сказала Валя, – я поговорю с Марией, она пригласит еще девушек, принесет от подруги патефон с пластинками, и устроим вечеринку.

На следующий день, как и было условлено, Метусь пришел со своим дружком.

– Александер, – сухо процедил приятель Метуся и пристально посмотрел мне в глаза.

Взгляд его мне очень не понравился, но я не отвел глаз, а продолжал смело смотреть в зрачки нового знакомого.

– О, ты человек сильной воли! – удивился Александер. – Я впервые встречаю человека, который не отвел глаз от моего взгляда. Еще не было такого случая, чтобы на допросе партизан не сказал мне правду. Если соврет – по глазам догадаюсь и заставлю сказать правду.

«Интересно, – подумал я, – чего этот гестаповец сразу же начал о партизанах? Может, хочет увидеть, как я буду реагировать на его слова? Что ж, пусть смотрит, пусть наблюдает. Главное – спокойствие».

– Надеюсь, тебе не придется меня допрашивать как партизана, пан Александер, – хладнокровно отрубил я.

– Ну, конечно, конечно! Я пошутил и прошу не обижаться. А твой взгляд мне понравился. Я хотел бы иметь такого компаньона, как ты. Мы бы показали класс!

– Что ты, к такой работе, как твоя, я не способен! – замахал я руками. – Там надо иметь железные нервы и каменное сердце. А я даже курицу боюсь зарезать.

Александер громко расхохотался:

– Я тоже курицу не зарежу. Но когда доходит дело до бандитов – о! – Он весь побагровел, вытаращил блестящие глаза и прошипел: – Я их могу душить живьем!

– Успокойтесь, – вмешалась в наш разговор Валя. – Лучше сядем к столу, а наговориться вы еще успеете.

Но за столом Александер еще больше разошелся. Несколько рюмок крепкого напитка развязали ему язык.

– Видите этот пистолет? – спросил он. – Так вот, я из него одной обоймой убивал семь партизан. Помнишь, Леон, белорусские леса? Там было на кого поохотиться!

Потом он показал нам свое удостоверение тайного агента службы СД, где на немецком и украинском языках было написано: «Александер». Нам так и не удалось установить, это его псевдоним, фамилия или имя (может, Александр).

Тогда же мы узнали, что родом он действительно из Одессы. После окончания института физкультуры работал акробатом в цирке.

– Не верите? Вот поглядите!

И хотя никто ему не возражал, он поставил ножку кресла себе на палец и начал танцевать танго. Потом попробовал поднимать зубами тяжелые вещи. Дошло до того, что уцепился зубами за край стола, пытаясь поднять его вместе с тем, что на нем стояло. Но доска оборвалась, и все повалилось на пол.

– Пардон, – произнес Александер, – факир был пьян, и фокус не удался. Как говорят у нас в цирке, произошла накладка.

Неудача со столом заставила гестаповца прекратить цирковые номера. Он начал рассказывать мне, как перед войной был на гастролях в Ровно и встретил тут одну очень хорошенькую польку, но познакомиться с ней не успел, так как вскоре вернулся в Киев, где его сразу же арестовали органы госбезопасности по подозрению в связях с фашистской агентурой.

– Я действительно, когда был в Ровно, кое с кем познакомился, но об этом в органах ни черта не знали. Сколько меня ни допрашивали, я ничего не сказал. Привезли меня на очную ставку с кем-то в Ровно, но тут война, пришли немцы, и я выскочил из-за решетки. Так я переквалифицировался в работника СД. Нравится мне это дело!

– А как же девушка, с которой ты не успел тогда познакомиться? – поинтересовался я.

– Сейчас мне не до нее. Я подарил ее моему коллеге Леону. Это его любовь. На нашей работе долго с одной бабой возиться нельзя. Мой коллега умеет влюбляться по уши – вот посмотрите, он теперь не отстает от Вали, что-то очень уж на нее смотрит. Мне же нужна женщина не для любви, а для развлечений!

Много всякой всячины наплел мне в тот вечер Александер. Он даже не пошел ночевать домой, а примостился на кушетке, стоявшей на веранде, и прохрапел до самого утра.

Так мы стали с Александером «приятелями». Я в то время занимался коммерцией, и «дружба» с агентом гестапо только помогала в моих торговых делах.

Валя Довгер и в самом деле очень понравилась Леону. После первого вечера он начал почти ежедневно заходить к ней, носил подарки, встречал ее после работы и провожал домой. Он был настолько надоедливым в своем ухаживании, что не раз становился нам помехой, когда надо было выполнять очередное задание.

Правда, у Леона Метуся был серьезный соперник – обер-лейтенант Пауль Зиберт. Когда он сидел у Вали, Метусю ничего не оставалось делать, как стоять на улице и тяжело вздыхать. Леон часто заводил беседы с Паулем Зибертом насчет своих намерений по отношению к Вале Довгер, но обер-лейтенант был настолько неумолим, что порой просто гнал Леона ко всем чертям. Не раз Валя и Николай Иванович шутя говорили мне:

– Ну и привел ты этого дьявола, назойливый, как оса, и палкой не прогонишь.

Безусловно, можно было положить конец ухаживаниям Метуся, но мы не хотели терять его и Александера как источник разнообразной, иногда даже очень важной информации. Ведь это они, разумеется «под большим секретом», предупреждали нас об операциях против партизан, об облавах в городе, об аресте советских патриотов, о приезде «высоких гостей»… Поэтому Николай Иванович держал этих двух «приятелей» под своим влиянием, расхваливал их за преданность немцам, за расторопность и «героизм».

Однажды, выслушав похвальбу Метуся об успехах на службе, Пауль Зиберт пообещал пойти к его шефу и замолвить за него словечко. Гестаповец едва не прыгнул от радости.

– Герр обер-лейтенант! Я вам всю жизнь буду благодарен. Сделайте это, пожалуйста. А то моего коллегу Александера шеф очень любит: он ему платит больше и на обед к себе приглашает. А на меня часто кричит, дескать, в голове у меня только девчонки. Это Александер, вероятно, наговорил шефу про меня. Если бы вы замолвили словечко…

– При первой же возможности я это обязательно сделаю, пан Метусь, – обещал Николай Иванович.

– Вы хоть позвоните по телефону, – просил предатель.

Это обстоятельство еще больше привязало Метуся к Кузнецову. Леон все чаще стал приглашать его на обеды, пробовал даже делать подарки, о своей работе в гестапо рассказывал со всеми подробностями и уже не «под секретом», а делился с Кузнецовым, словно тот был его шефом: спрашивал совета. Пауль Зиберт позволил даже Леону в разговоре перейти на «ты».

Как-то гестаповец предложил Кузнецову посетить его знакомых и снова начал хвастаться:

– Эх, Пауль, если бы ты знал, какая у меня есть красавица! Что говорить – люкс!

– А почему же ты не женишься? – спросил Кузнецов.

– На такой стоит жениться, но она очень уж переборчивая. Я сначала пробовал ухаживать. Вижу – не получается, я и оставил ее, чтобы даром время не тратить. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?

Но Николай Иванович никогда не спешил отвечать на подобные предложения.

Как-то мы сидели у Ивана Приходько: Николай Иванович, Коля Струтинский, Михаил Шевчук и я. Когда наше небольшое совещание закончилось, Кузнецов, усмехаясь, сообщил:

– Сегодня у меня свидание с красивой полькой, о которой мне уже порядком надоело слушать от этого презренного немецкого холуя. Пойду. Возможно, остановлюсь у нее на квартире.

– Смотри не женись преждевременно, – пошутил Шевчук. – А то что-то чересчур хвалят ее эти гестаповцы.

– А если состоится свадьба, – добавил я, – то не забудь пригласить и нас.

– Ты, Николай Иванович, оставь нам на всякий случай ее адрес, – посоветовал Струтинский. – А то чем черт не шутит?

– Что же, ты прав, – ответил Кузнецов. – Запиши: Легионов, пятнадцать. Зовут – Леля. Фамилии не знаю.

– Легионов, пятнадцать? Леля? – удивленно переспросил я Николая Ивановича.

– Да, Легионов, пятнадцать, Леля, – подтвердил он.

– Так это же Лидия Ивановна Лисовская! – воскликнул я. – Кроме нее, в этом доме никого нет. Интересно! А я сегодня должен был к ней зайти.

Николай Иванович задумался.

– Тут что-то не так. Я давно говорил, что Лидия Ивановна – любопытная птичка. Гестаповцы о ней чудесно отзываются. И не только Метусь мне об этом говорил. Ну и ну! В один и тот же вечер приглашает к себе партизана и немецкого офицера. Не кажется ли вам это странным, ребята?

– Даже очень, – ответил я.

– Интересно, как же она сегодня будет вести себя с тобой, – продолжал Кузнецов. – Я останусь у нее ночевать. Это уже решено.

– И я в том доме буду ночевать.

– Не готовит ли она нам ловушку? Конечно, не мне, а тебе. Я для нее – Пауль Зиберт, обер-лейтенант из штаба Кицингера. А ты… Ровно в восемь вечера она будет ждать меня. Что же делать?

Посоветовавшись, мы решили: нужно идти обоим и доводить дело до конца, кем бы Лисовская ни оказалась.

В половине девятого я постучал в дверь дома № 15 по улице Легионов. Открыла Лена.

– Тсс, – прошептала она. – Проходите в эту комнату. Сестра просила, чтобы вы подождали.

Из-за двери, что вела в комнату Лисовской, слышался спокойный голос Николая Ивановича и веселый смех Лидии Ивановны. Минут через пять она вбежала ко мне в комнату, поздоровалась и тихо предупредила:

– Прошу извинить, у меня сейчас важный фриц из штаба Кицингера. Кажется, клюет. Я его быстренько вытурю, и тогда обо всем поговорим. А пока посмотрите альбом…

Внезапно открылась дверь, и за спиной Лисовской появился Николай Иванович.

– Кто это к вам, фрау Лисовская, так поздно? Не партизан ли, случайно? – сурово спросил он хозяйку.

Она довольно энергично ответила:

– Ну что вы, герр обер-лейтенант!! Это – мой кузен. Приехал в гости из Костополя.

Кузнецов холодно, почти злобно взглянул на меня. Его лицо в этот момент показалось мне ледяным, никаких признаков человечности в нем не осталось.

– Документы! – резко бросил он.

Дрожащими пальцами я вытащил из кармана свой аусвайс и мельдкарту и подал их Кузнецову.

Тот долго рассматривал бумаги, переводя взгляд с них то на меня, то на Лисовскую. Потом спрятал документы в свой карман и недовольно процедил:

– Завтра зайдите в гестапо. Увидим, какой вы кузен фрау Лели.

Николай Иванович настолько блестяще исполнил свою роль, что у Лисовской, которая очень хорошо знала повадки гитлеровских офицеров, не возникло ни малейшего сомнения относительно Пауля Зиберта.

А я еле сдерживал смех.

Лидия Ивановна не ожидала такого. Она растерялась, покраснела и стала уговаривать обер-лейтенанта возвратить мне документы. Она говорила, что очень хорошо меня знает, что вполне может за меня поручиться, что я симпатизирую немцам и ненавижу большевиков… А Пауль Зиберт был неумолим и долго читал Лисовской нравоучение.

Наконец, когда Лидия Ивановна накрыла стол и угостила обер-лейтенанта, он подобрел и велел позвать к столу меня. Он налил всем коньяку, поднялся и провозгласил тост за фюрера. Потом мы выпили за «великую Германию», «за новый порядок», «за очаровательную хозяйку». Обер-лейтенант уже не смотрел на меня злыми глазами, он даже дружелюбно похлопал меня по плечу, отдал документы и вежливо попросил оставить его с фрау Лелей наедине.

Я вышел в соседнюю комнату. Закрывая за мной дверь, Лидия Ивановна успела сказать:

– Я мигом его выпровожу. Подождите.

И действительно, через несколько минут обер-лейтенант Пауль Зиберт откланялся хозяйке и ушел.

– Слава богу, все обошлось! – облегченно вздохнула Лидия Ивановна, как только за Кузнецовым закрылась дверь. – Я так переволновалась за вас! А как мужественно вы держались! Просто восхищена вашим хладнокровием. Если бы он не отдал документы, вы бы его ухлопали, да?

– Видно было бы, – ответил я. – Во всяком случае, в гестапо я с ним не пошел бы.

– А документы эти настоящие?

– Нет, поддельные. Но немцы еще не придирались.

Я поинтересовался, какого мнения Лисовская о своем новом знакомом Пауле Зиберте и что ей о нем известно.

– О, о нем очень много мне рассказывали! Некоторые офицеры от него в восторге. Меня же он интересует потому, что работает в штабе Кицингера и из него можно кое-что выудить. Одно меня лишь беспокоит, – продолжала она, – то, что этот Пауль водится с гестаповцами. Кстати, они меня с ним и познакомили. А сегодняшний случай с проверкой документов тоже очень подозрительный. Надо быть с ним осторожней. Мне, конечно, он ничего не сделает, а вам я советовала бы остерегаться.

На следующий день я передал этот разговор Кузнецову.

– А все-таки она очень подозрительная особа, – сказал он. – Гестаповцы – ее лучшие друзья, каждый раз она заводит новые знакомства с немецкими офицерами и одновременно предлагает свои услуги партизанам. Мне кажется, что это утонченная двойная игра. Но у нас теперь есть возможность проверить ее гражданскую совесть: с одной стороны – фашист, с другой – партизан. Будем действовать сообща!

Николай Иванович стал чаще бывать у Лисовской, подолгу разговаривал с ней, разглашая ей «секреты» штаба Кицингера, «военные тайны» и рассказывая разные небылицы о себе и о своих «друзьях-офицерах». А Лидия Ивановна все, до малейших деталей, запоминала и потом пересказывала мне. Просто диву даешься, как она могла запоминать столько цифр, названий, подробностей! Доходило даже до того, что Лисовская выкрадывала у Кузнецова фальшивые документы, записи, некоторые вещи. Конечно, через меня они снова попадали к нему.

Должен признаться, я даже воспользовался этой старательностью и безупречным исполнением Лидией Ивановной моих поручений, так сказать, в корыстных целях.

Мы, обыкновенные разведчики, хотя и имели деньги в достаточном количестве, не все могли купить. В магазинах с надписями «только для немцев», в которых было все, что угодно, товары продавались за рейхсмарки (а не за оккупационные), и не немцам вход туда был запрещен. Командование не позволяло нам иметь рейхсмарки и пользоваться ими, чтобы не навлечь на себя лишних подозрений. Но мы не против были иногда купить бутылку рома или шампанского, пачку хороших сигарет, зажигалку, флакончик французских духов и другие дефицитные товары.

Кузнецов пользовался услугами магазинов «только для немцев», ему одному из нашей группы выдавались рейхсмарки, причем в неограниченном количестве.

Михаил Шевчук и я, как «коммерсанты», не раз предлагали Кузнецову иметь с нами «дело», но Николай Иванович не поддавался. Сам же он всегда носил в портфеле и пару бутылок коньяка, и красивые женские чулки, и коробку шоколадных конфет, и несколько пачек прекрасных сигарет. Все эти вещи ему были нужны как необходимые компоненты при завязывании новых знакомств.

С некоторого времени из пухлого портфеля обер-лейтенанта Зиберта стали исчезать дефицитные вещи. Лидии Ивановне Кузнецов ничего не говорил (делал вид, что не замечает), когда встречался с нами, ругался.

Ребята смеялись, когда на квартире Марии Левицкой я вдруг вынул перед обедом бутылку рома.

– Где взял? – сердито спросил Николай Иванович.

– Мне подарила Лисовская, – наивно ответил я. – Она просила угостить всех наших ребят.

– А где она взяла?

– Откуда я знаю? Говорила, что забрала у одного штабного офицерика, который влюбился в нее по уши и каждый вечер носит дорогие подарки. Она еще дала мне вот эту пару чулок, – я вытянул из кармана черные шелковые чулки. – Возьмите, Мария Титовна, – обратился я к Левицкой.

Не все понимали, о чем идет речь. Левицкая была рада подарку, ребята завидовали, что у меня есть такая хорошая знакомая, как Лидия Ивановна, а Кузнецов молчал. Собственно, что ему оставалось делать? Однажды Лисовская даже выманила у него портфель со всем содержимым.

– У меня сегодня для вас сюрприз, – сообщила она мне.

– Какой?

Она выбежала в другую комнату и через минуту уже стояла передо мной со знакомым портфелем в руках.

– У вас есть невеста?

– Есть, а что?

– А где она: в Ровно, в отряде или в Москве?

– В отряде.

– Возьмите. Сделайте ей подарок. – Лисовская раскрыла портфель, и я увидел в нем шерстяную кофту, носки, красивую косынку и много других вещей.

Мне стало смешно.

– Моей невесте пока что ни такой одежды, ни духов, ни пудры не нужно. У нас в отряде вообще запрещено делать ценные подарки.

– Все равно: возьмите и скажите командиру, что это от меня.

– А у кого вы взяли этот портфель?

– У Пауля Зиберта.

– Выкрали?

– Нет, он сам отдал. Проиграл его мне. Он куда-то-спешил, а я его задерживала. Он говорил, что хочет пойти к своему знакомому майору Гетелю. А в этот вечер Гетель сам обещал зайти ко мне. Я сказала об этом Зиберту. А он не поверил и назвал меня хвастуньей. «Давайте пари!» – предложила я Паулю. Он согласился. «На что?» – спрашиваю. А он: «Мне все равно». Я взглянула на портфель и сказала: «На американку!» – «Хорошо!» – ответил Зиберт. Не прошло и получаса, как появился Гетель. Мой обер-лейтенант словно язык проглотил, когда его увидел. А с портфелем вынужден был все-таки расстаться.

Портфель пришлось вернуть Кузнецову, но больше он не мог с ним ходить и купил себе другой. После этого случая он стал более осторожным в отношениях с Лисовской. Теперь уже он не говорил, что Лидия Ивановна работает «на два фронта», хотя встреча с Гетелем и была для него неожиданной. Майор Гетель начал подозревать Пауля Зиберта в шпионаже в пользу английской разведки. Кузнецов узнал об этом. И как раз после этого они встретились на квартире Лисовской.

Окончательный ответ на вопрос, кто такая Лидия Ивановна, мы получили позже.