Текст книги "Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы"

Автор книги: Николай Гнидюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

НА ПОЛЕСЬЕ

После боя под Берестянами наш отряд вынужден был покинуть уютные землянки в Цуманских лесах. На месте оставался небольшой отряд для поддержания связи с «маяками» и разведчиками, действовавшими в Ровно и Здолбунове.

Разгромив карательную экспедицию «мастера смерти» Пиппера, мы пополнили партизанский обоз. В бою было захвачено около сотни подвод, нагруженных всяким добром. Чего только там не было! И продукты, и одежда, и обувь, и даже дверные ручки… Награбленное оккупантами имущество командир распорядился раздать населению, а оружие и боеприпасы оставить в отряде.

Командование приняло решение уйти в глубь Полесья, где базировалось соединение Алексея Федорова и в отдельных селах даже были восстановлены органы советской власти. Каратели не осмеливались появляться в партизанском крае.

Мы двинулись в бассейн рек Стохода и Припяти. Шли всю ночь, изредка останавливаясь на кратковременный отдых. Изнуренные тяжелым походом и бездорожьем, молча брели партизаны. Снег слепил глаза, отяжелела намокшая одежда, разбухшая обувь натирала ноги, каждый шаг причинял боль. Но никто не жаловался – все понимали, что надо идти.

Прекрасно понимал это и я, хотя мысли мои были не, тут, а там, в Ровно, где остались мои товарищи – Николай Иванович, Михаил Шевчук, Коля Струтинский. Как там они? Скоро ли мы снова встретимся? И где – в отряде или в городе? Когда я снова буду в Ровно?

Мне пришлось задержаться в отряде, так как командование поручило выполнение задания особого характера. Дело в том, что наш отряд все время пополнялся новыми людьми. К нам приходили бывшие военнопленные, бежавшие из фашистского плена, отдельные группы людей, которые не подчинились «новому порядку» и, взяв оружие в руки, поднялись против оккупантов, и даже вчерашние участники оуновских банд – люди, несознательно или случайно попавшие к националистам. Поняв свою ошибку, они приходили к нам, чтобы искупить свою вину перед народом. Конечно, случалось, что среди новичков оказывались люди, специально подосланные гестапо в наш отряд. Поэтому ветеранам отряда приходилось быть особенно бдительными, подолгу беседовать с новичками, чтобы убедиться в их честности и преданности общенародному делу.

На рассвете отряд остановился в селе. Днем идти было опасно – немцы посылали на поиски партизан самолеты. В лесу, вблизи населенного пункта, мы устроили ложный отряд, зажгли костры. Как и следовало ожидать, гитлеровцы сразу же заметили их и начали сбрасывать на лес свой смертоносный груз.

Еще одна ночь изнурительного перехода – и мы пришли в Целковичи-Великие. Командование решило задержаться в этом селе и выслать группу для связи с соединением дважды Героя Советского Союза Алексея Федоровича Федорова. На Ровенщине рядом с нашим отрядом действовал один батальон его соединения. Пользуясь нашими разведывательными данными, федоровцы проводили блестящие операции по разгрому фашистских гарнизонов, уничтожению автомобильных колонн, поездов. Мы много слышали о генерале Федорове и горели желанием встретиться с этим отважным человеком.

Командование нашего отряда должно было передать федоровцам боеприпасы, захваченные у карателей; кроме того, Москва предложила нам договориться с ними о том, чтобы федоровцы взяли под свою опеку наших раненых, женщин и детей подпольщиков, вынужденных оставить Ровно и Здолбунов.

Меня вызвал командир и спросил:

– Не имеешь желания побывать в Ковеле?

Вопрос был неожиданным и обрадовал меня. Как же не хотеть, если с Ковелем, с его железнодорожной станцией связаны годы моей молодости?

– Наш отряд будет тут не меньше месяца, – продолжал Дмитрий Николаевич. – На днях должны вернуться из Ровно Кузнецов, Шевчук и Струтинский, и мы приступим к выполнению нового задания. Пойдем на Львовщину. Конечно, нужно подготовиться. Неплохо было бы побывать на Ковельском железнодорожном узле, узнать, чем там дышат фрицы.

– Я готов хоть сейчас идти в Ковель, – ответил я, – и выполню любой ваш приказ.

– Погоди, я еще не закончил, – остановил меня командир. – Наши войска готовятся к решающему удару по врагу, чтобы выбросить его с советской земли. Ковель становится важным стратегическим объектом, именно теперь, когда фронт приближается с каждым днем. Необходимо разведать оборонные средства на этом большом железнодорожном узле: сколько войск, каких родов, какому фронту подчинены, готовятся ли сопротивляться. Постарайся изучить обстановку на станции, в депо, пропускную способность узла. Нам нужно иметь полное представление о враге на этом направлении. От нас Москва ждет сообщений, они будут играть не последнюю роль в организации наступления советских войск.

– Когда прикажете идти?

– Пойдешь через два-три дня. Подбери себе группу, человек десять – двенадцать. Дорога будет нелегкой, придется не только выставлять охрану, но и вступать в бой с оуновцами. Лучше обходить опасные места. Каждый километр вашего пути должен быть разведан. Возьмите с собой запас продуктов. Кстати, вас будут сопровождать связные из соединения генерала Федорова. Под Ковелем вам придется выйти из-под опеки федоровцев и действовать самостоятельно.

Я поднялся и, по-военному щелкнув каблуками, четко произнес:

– Понятно, товарищ командир! Разрешите идти!

– Еще одно. Забыл тебе сказать. В Ковеле у тебя много знакомых. Особенно среди железнодорожников. Да и родные живут возле Ковеля. Твое появление может вызвать нежелательные последствия. Постарайся никому не попадаться на глаза. Встречайся только с теми, кому доверяешь, в ком уверен, и только на конспиративной квартире. Ни в коем случае не заходи к родным. Ты же сам понимаешь, что может произойти с ними после твоего появления.

– Понимаю, Дмитрий Николаевич, я постараюсь все сделать, как вы советуете.

– Относительно товарищей, которые пойдут с тобой, посоветуйся с Лукиным. Согласуй с ним и маршрут.

– Хорошо, Дмитрий Николаевич.

Разговор с командиром, новое задание взволновали. Меня посылали туда, где прошло мое детство, где мой отчий дом, такой дорогой и близкий, где мне был знаком каждый уголок, каждая тропинка. Оттуда я два года тому назад под вражьими бомбами и пулями выехал на Восток. Как сейчас в Ковеле? Как выглядит город? Куда девались мои приятели? А родные? Мама, мама! Сколько бессонных ночей ты провела в тревоге! Не знаешь, где твой Микола. Думаешь, наверное, что я далеко-далеко вожу поезда… Когда закрадывается тревожная мысль, ты ее гонишь прочь. Веришь, что твой сын жив, придет, обязательно придет. А я не могу прийти, хоть и совсем близко. Не могу, потому что идет война. А я разведчик. Мое появление в селе сразу же вызовет подозрение, и кто знает, чем все это кончится.

Вместе с Лукиным мы отобрали группу партизан из одиннадцати человек. С каждым из них я переговорил. Саша Яцюк, уроженец Ковеля, вместе со мной прибывший в отряд, когда узнал о задании, сказал:

– Жаль, что с нами не пойдет Петя Голуб. Он так мечтал снова побывать в Ковеле. В последний раз я его видел накануне гибели.

– Я тогда был в Ровно. Хороший был парень Петр.

– Он пожал мне руку и сказал: «Завтра иду на задание. Будь здоров, Сашко. Может, не вернусь, передай привет хлопцам. Когда будешь в Ковеле, расскажи, что Голуб не подвел ковельских железнодорожников». Ушел и не вернулся.

– Зачислим его посмертно в нашу группу. Отомстим гитлеровцам за его гибель.

Саша уже собрался идти, но задержался. Я понял, что хочет что-то сказать, но не осмеливается.

– Хочешь что-то спросить? Говори.

– Попроси командира, чтобы разрешил зайти домой.

– Нет, спрашивать об этом сейчас не стоит. Все вопросы будем решать на месте.

– Как бы я хотел увидеть маму и сестру!

– Постараемся устроить встречу. Возможно, даже у тебя остановимся. Мне тоже хочется заглянуть к своим.

– Ты говорил об этом командиру?

– Он сам догадался.

– Значит, разрешил?

– Наоборот, предупредил, чтобы я не показывался никому на глаза в родном селе.

– Значит, и мне нельзя?

– Ковель – город, а мои живут в селе, где каждый знает, что происходит в хате соседа. Оставим пока этот разговор. Иди, Сашко, готовься в путь. Отдохни хорошенько, идти придется далеко.

К выполнению каждого задания разведчики тщательно готовились. Так и в этот раз. Почистив оружие, пересмотрев свой вещевой мешок, я отобрал лишние вещи. Кому же их оставить на хранение? Мимо проходила радистка Аня. Она не знала, что я готовлюсь уходить, и, увидев меня, сконфузилась, опустила глаза.

– Подожди, Аня, – обратился я к девушке.

– Ты хотел что-то сказать? – она остановилась.

– Я хотел тебя о чем-то спросить.

– О чем?

Сказать ей или нет? Ведь никто, кроме тех, кто входит в группу, не должен знать о нашем задании: ковельская операция была строго засекречена. Никто… Но как не сказать Ане, как не попрощаться с ней? Ведь для меня эта белокурая девушка, которую все называли Веснянкой, была не обычной симпатичной радисткой, а самым родным и близким человеком.

– Возьми, пожалуйста, эти вещи к себе, пока я вернусь…

– Ты уходишь? – в голосе ее послышалась тревога.

– Да. Задание сложное. Меня не будет здесь около месяца.

– Так долго? А отряд будет ждать тут?

– Командир говорит, что до нашего возвращения вы будете здесь.

– Волнуешься?

– Немного.

– Когда идете?

– Завтра.

– Береги себя, – сказала девушка. На глазах ее блеснули слезы.

– Ну что ты, Аня. Не впервой мне идти, не впервой расставаться.

Девушка взяла мои вещи, потом достала из кармана компас.

– Возьми, пожалуйста. Я все равно им не пользуюсь. В пути пригодится. Может, вспомнишь, что в отряде тебя ждут…

– Спасибо, Аня. Все будет хорошо…

На следующий день мы двинулись в путь и через несколько часов были в зоне штаба партизанского соединения Федорова.

Мы полагали, что штаб такого большого соединения находится в каком-то особенном месте, хорошо укрепленном, возможно даже в подземелье, и потому очень удивились, увидев привычные, знакомые нам чумы и землянки в обыкновенном сосновом лесу. А еще больше удивила нас простота и искренность Алексея Федоровича.

Нас поместили в чуме, специально отведенном для гостей. Кто-то из наших разведчиков пошутил:

– Гляди, это же настоящий партизанский отель.

Не успели освоиться в новых условиях, как меня вызвали к командиру. Когда я переступил порог землянки, коренастый, смуглый мужчина с казацкими усами, в генеральской форме и с Золотой Звездой на груди, встретил меня приветливо и непринужденно:

– Здравствуй, казак! Рад видеть тебя.

Я, откровенно говоря, смутился и, став по команде «смирно», отрапортовал:

– Здравия желаю, товарищ генерал! Разведчик отряда полковника Медведева Николай Гнидюк с группой партизан прибыл в расположение вашего соединения…

– Садись. Не надо этих официальных формальностей, не люблю их. Расскажи лучше, как вы там похищаете немецких генералов…

Федоров рассмеялся, и меня охватило чувство, будто я сижу не с генералом, не с командиром огромного партизанского соединения, а с таким же, как я, разведчиком, с которым мы давно знакомы.

Я начал рассказывать о товарищах – о Николае Ивановиче, Коле Струтинском, Вале Довгер, Мише Шевчуке, Лидии Лисовской, о том, как погиб Коля Приходько, о встрече Кузнецова с Кохом, об убийстве Гееля, о наших здолбуновских товарищах, о подрыве Прозоровского моста через Горынь…

Алексей Федорович слушал внимательно, разговор затянулся до вечера.

На следующий день в сопровождении федоровцев мы двинулись на Ковель. Решили дотемна форсировать реку Стоход. Русло этой довольно капризной речушки было расчленено на несколько рукавов, поверхность покрывала тоненькая пленка льда. Выбирая покрепче места на гладком ледяном покрове, мы переползли реку. Но как мы ни старались бесшумно перебраться на противоположный берег, не удалось избежать «аварии». Был в нашей группе боец Мамадзянов. Родом он из Азербайджана, перед войной служил в Ковеле, хорошо знал город и рассказывал, что имеет в нем знакомых и даже невесту. Был он отважным партизаном, дисциплинированным и находчивым разведчиком, преданным товарищем. Добравшись до середины реки, Мамадзянов остановился и оперся на карабин. Лед под ним треснул, и разведчик провалился в ледяную воду. Сам он как-то выбрался на берег, но карабин ушел под лед.

– Ну, как ванна? – шутили хлопцы.

Но Мамадзянову было не до шуток. Он страшно переживал, что потерял оружие.

– Успокойся, карабин достанем тебе другой. Разве у нас в отряде мало оружия? Плохо, что весь мокрый, еще заболеешь в пути. Что тогда нам с тобой делать?

Но успокоить разведчика было нелегко. Как мы ни уговаривали, он все-таки прыгнул в воду и, ломая лед, принялся ногами ощупывать дно. В неглубокой речушке он скоро нашел карабин, но двигаться в мокрой одежде, покрывавшейся тонким льдом, не мог. Нужно было немедленно переодеться или высушить одежду. Как это сделать? До ближайшего села километров двадцать, и заходить туда опасно, можно нарваться на бандеровцев. Позади – Стоход. Может, вернуться к федоровцам? Но тогда мы потеряем сутки, а нам необходимо быть в Ковеле. Как быть? Как помочь товарищу? И тогда кто-то из ребят предложил:

– Пусть каждый из нас даст Мамадзянову одну сухую вещь.

Это предложение всем понравилось, и, постукивая от холода зубами, мы начали раздеваться. Одели потерпевшего, а потом все пробежали километров пять, чтобы согреться. Процедура помогла, согрелся даже наш «утопленник». Все обошлось благополучно.

Остановились мы не в самом Ковеле, а неподалеку, на одном из хуторов вблизи села Колодяжно. Линейный обходчик, хороший знакомый Саши Яцюка, встретил нас гостеприимно и без колебаний принял в свою хатенку, стоявшую недалеко от железнодорожной линии Ковель – Киверцы. Тяжелый переход изнурил ребят, и они быстро уснули.

На следующий день, разведав обстановку, мы решили квартиру линейного обходчика превратить в партизанский «маяк», откуда можно будет проводить всю работу.

– Здесь, хлопцы, – говорил нам железнодорожник, – можете жить хоть целый год. Никакая бестия не додумается, что под самым носом у швабов разместились партизаны. Вы тут не первые. Были и от Федорова, и от Сабурова, и от «дяди Пети», а вы от кого?

– От Медведева, слыхали?

– Слыхать слыхал, но в наших краях медведевцев не было.

– А немцы к вам не заходят?

– Что им тут делать? Живу я – сами видите как, – ничего у меня нет. Они идут туда, где есть сало, яички, куры…

Отдохнув после дороги, мы разработали подробный план наших действий.

Первыми в город ушли Мамадзянов и Яцюк, за ними отправились еще два товарища, остальные устроились на чердаке возле дымохода, хорошо нагревавшегося после топки печки. В крыше сделали отверстие для наблюдения. Хозяину дали денег, и он принес из города еды, купил даже две курицы. Через час одна из них кипела в чугунке, и не только в хате, но и по хутору разносился ароматный запах. Мы сидели на чердаке и с нетерпением ждали, когда же хозяин пригласит к столу.

Но случилось неожиданное. Очевидно, услышав запах супа, трое немцев, охранявших железную дорогу, зашли в дом обходчика. Мы вынуждены были сидеть на чердаке, затаив дыхание и не имея права даже шевельнуться. А фрицы, увидев, что в печке варится курица, не уходили из хаты до тех пор, пока ее не съели… Не буду описывать наши переживания, когда немцы с аппетитом хлебали горячий суп и обгладывали косточки. Хлопцы нервничали, посылали проклятья непрошеным гостям, однако сделать ничего не могли: не вступать же в бой за какую-то курицу! Этот случай остался вне нашего дневника, а Александр Александрович Лукин, которому я по возвращении в отряд рассказал, не мог удержаться от смеха.

Наш поход в Ковель оказался полезным. Мы достали ценные сведения об этом большом железнодорожном узле, который немцы пытались превратить в опорно-стратегический пункт.

Дольше всех в городе пробыл Саша Яцюк. Он узнал, что гитлеровская железнодорожная администрация особое внимание уделяет двум направлениям: Любомль – Люблин – Варшава и Владимир-Волынский – Рава-Русская – Львов. В течение недели тут была заменена вся служба на более надежную из числа фольксдойче и приехавших из Германии железнодорожников.

Мамадзянову не удалось встретиться с невестой, зато он разведал и приблизительно определил по карте линию обороны города, которую спешно строили гитлеровцы. Я удивился:

– Как тебе удалось об этом узнать?

– Очень просто. Потеряв всякую надежду встретиться с кем-либо из знакомых, я решил пойти к казарме, где проходил службу. Возле одной из казарм увидел толпу. Решил подойти посмотреть, что там происходит. Оказалось, оккупанты согнали народ на работу: копать траншеи и противотанковые рвы. Пока я рассматривал, людей разделили на группы. Один из полицаев дернул меня за рукав и крикнул: «Чего рот раскрыл, остолоп? Давай в третью бригаду!» Я сначала растерялся, потом думаю: «Чего бы и не пойти в третью бригаду? Узнаю, что они будут делать». И пошел. Траншею почти не копал, но рассматривал, где она проходит. Переночевал у одного из своих новых знакомых по бригаде, а на следующее утро снова пошел на работу, только уже в первую бригаду. Она сооружала дзоты. А сейчас я из второй бригады. Пришлось немного помахать лопатой до обеда. Когда сели есть, сбежал.

– А как же ты без разрешения?

– Нет, отпросился у бригадира. Пообещал ему принести бутылку самогона.

Ребята шутили: вот, мол, Мамадзянов, вместо того чтобы причинить гитлеровцам вред, работал на них. Азербайджанец не понимал шуток. Когда все улеглись спать, он подошел ко мне и спросил:

– Скажи, и ты так думаешь?

– Как?

– Ну, как все. Что я на фашистов работал.

Я рассмеялся:

– Да что ты, дружище! Они шутят. Ты настоящий разведчик и добыл ценные сведения.

– Спасибо. Но ты все-таки не говори командиру.

– О чем?

– О том, что я три дня…

Ходили в город и другие разведчики – Глинко, Зубрилов, Мурашко… Каждый добыл какие-то сведения. Зубрилов, например, сообщил о том, что на станции Ковель-2 сосредоточено большое количество паровозов и вагонов. Все в полной готовности. Это сообщение нас особенно заинтересовало. Что бы это могло значить? Вернувшийся из города Яцюк рассказал, что на станции гитлеровцы устанавливают дополнительные грузовые краны – переделывают железнодорожную колею.

– Вот в чем дело! – воскликнул я. – Колею переделывают. Понимаешь, Саша! С востока колея идет широкая, а из Ковеля на Варшаву – узкая. Стоит только ликвидировать этот пункт – и транспортная связь между востоком и западом прекратится.

Так и случилось. Пользуясь нашими данными, партизаны соединений Федорова и Наумова особое внимание уделили станции Ковель-2 и парализовали движение железнодорожного транспорта.

Выполнив задание, мы вернулись в отряд. Я доложил командиру о нашем прибытии. Он внимательно выслушал меня, поблагодарил и спросил:

– А ты был в городе?

– Был.

– Встречал знакомых?

– Нет.

– Как же тебе удалось избежать встреч?

– Я только один раз прошел по городу. Все разрушено, ничего не узнать. Еле нашел место, где стоял дом, в котором я жил.

– О родных что-нибудь узнал?

– Нет. Даже и не старался.

– Если хочешь, заберем их в отряд.

– Нет, Дмитрий Николаевич, не надо этого делать. Пусть живут, как жили до этого. Они ничего не знают обо мне, а я о них. Закончится война, тогда будем разбираться в семейных делах, а сейчас и без этого есть работа.

Медведев посмотрел на меня сочувственно, сказал:

– Ты прав. Партизан, а особенно разведчик, должен быть выдержанным. Уметь сдерживать свои чувства.

Я попрощался и уже сделал несколько шагов, как Дмитрий Николаевич остановил меня:

– Не забудь сейчас же зайти к Ане. Я заметил – переживает. Почти ежедневно заходила ко мне, спрашивала, нет ли известий… Обязательно зайди.

– Спасибо, Дмитрий Николаевич. Зайду…

НАШ ГОСТЬ СЕКРЕТАРЬ ОБКОМА

Партизанское движение на территории западных областей Украины во второй половине сорок третьего года заметно активизировалось. Если раньше по соседству с нами действовали федоровцы, отдельные подразделения Сабурова да несколько небольших отрядов специального назначения, то летом здесь прошел со своей армией легендарный Ковпак, на юге Ровенщины и на Подолии немало вреда нанесли оккупантам партизаны Одухи, сюда же подтянул свои подразделения генерал Наумов. В Полесских лесах была создана густая сеть партизанских группировок из местных подпольщиков, входивших в соединение «дяди Пети» – Брынского. Во Львовских лесах расположился отряд Маликова.

В связи с наступлением Советской Армии партизанские отряды и соединения, которые не собирались прекращать борьбу с врагом, передвигались на запад. На советской территории, оккупированной гитлеровцами, партизанам становилось все теснее и теснее, и поэтому из Центра поступали указания готовиться к действиям за пределами нашей страны, чтобы оказать помощь в борьбе с фашистскими захватчиками братским народам Польши и Чехословакии.

Наш отряд тоже получил задание подготовиться к походу на запад. Именно об этом и говорил Медведев перед тем, как послать меня в Ковель. Когда же я вернулся, Струтинский дал мне понять, что подготовка к изменению места действий ведется самым тщательным образом.

Встретив меня, он почему-то начал внимательно осматривать мои сапоги.

– Что, нравятся? – спросил я. – Это мне федоровцы сделали такой подарок.

– Сапоги как сапоги, неплохо, – скептически произнес Николай. – Но позволь посмотреть, из какой резины набойки.

– Зачем тебе? – поинтересовался я, но тут же, вспомнив, какие «упражнения» проделывал он с резиной, добавил:

– Ты что, опять взялся за изготовление печатей?

– А ты догадливый, – усмехнулся Струтинский. – Мастерская снова начала действовать, и я подыскиваю сырье.

– Мало тебе тех сапог, что имеются в хозчасти? Там же после разгрома Пиппера этого добра столько, что хватит на печати не только для нашей разведки, но и для всей имперской канцелярии…

– Осматривал я эти трофеи, – ответил Коля. – Эрзац, пригодный разве что для Гиммлера. А у тебя, вижу, набойки что надо. Снимай быстрее сапоги.

– Да ты что, шутишь?

– Нисколечко. Снимай, снимай. Не можешь себе представить, как ты меня выручил. Сегодня вечером Лукин получит от меня две новенькие печати.

– Так сразу и сниму, – упирался я. – Что, горит?

– А ты думал! – Коля настолько увлекся своей идеей, что я понял, от меня он не отстанет, пока набойки не будут в его руках.

– Позволь спросить, что это за срочные такие печати?

Осмотревшись вокруг и убедившись, что никто не услышит нашего разговора, Николай тихо объяснил:

– Одна – самого львовского генерал-гувернемента, – черт бы его побрал, такое название придумали, что и не выговоришь, а вторая – львовского арбайтсамта.

– Значит, на Львовщину! – обрадовался я.

– Да, пан коммерсант, отправимся в путешествие на земли князя Галицкого. А там ни розенские документы, ни рубли ровенского виртшафтсбанка не годятся. Должен прибыть самолет из Москвы. Кое-что нам подкинут. Но документы придется переделать здесь.

Как ни не хотелось портить новенькие сапоги, но набойками пришлось все же пожертвовать ради такого важного дела.

«Канцелярия» Александра Александровича Лукина работала на полную мощность. Она уже имела немалый опыт изготовления всевозможных справок, удостоверений, пропусков, мандатов и других документов, внешне не отличающихся от тех, что выдавались оккупационными организациями. Как правило, для таких документов использовались настоящие бланки, которые партизаны захватывали во время боевых операций.

Каждый из разведчиков, кроме документа за подписью одного из официальных представителей оккупационной власти – ровенского гебитскомиссара или его заместителя, имел удостоверение о принадлежности к какой-либо националистической организации. Иногда приходилось пользоваться и ими, хотя для оккупационных властей они не имели особого веса. Струтинский, Шевчук и я всегда имели при себе удостоверение, подписанное бандеровским атаманом Климом Савуром, свидетельствовавшее, что «предъявитель сего является референтом штаба группы «Север» Украинской повстанческой армии». Противно было маскироваться таким представительством, но мы страховались от неприятностей, которые могли возникнуть в случае непредусмотренной встречи с националистами.

На этот раз изготовление националистических документов имело особенное значение: командование отряда решило послать в разведку под Львов группу партизан под видом бандеровской группы. По распоряжению Медведева рота Льва Ермолина разгромила группу выпускников школы военных старшин и подстаршин УПА и захватила неплохие трофеи, среди которых и чистые бланки свидетельств об окончании бандеровской военной школы старшин. Эти бланки, после соответствующей обработки в «канцелярии» Лукина, приобретали силу документов для разведывательной группы, руководство которой поручили Борису Крутикову.

Людям, входившим в состав этой группы, в разное время и при разных обстоятельствах приходилось бывать в среде националистов. Попадали они туда, как правило, случайно, принимая националистические группы за партизанские, которые ведут борьбу с оккупантами. Ошибиться было не мудрено, так как националисты, желая завоевать доверие населения, нередко скрывали от него свои подлинные намерения и выдавали себя за партизан. Они называли себя народными мстителями, борцами за освобождение Украины, провозглашая антифашистские лозунги, и даже, чтобы не выдать себя, не цепляли трезубцев.

Но честные люди, обманутые бандитами, очень скоро распознавали их настоящее лицо и, как только выпадал случай, бежали от них к партизанам. Так попали к нам Валентин Шевченко, Наташа Богуславская, Андрей Величко, Борис Крутиков. Последний, прежде чем стать партизаном нашего отряда, служил под кличкой «Знайда» в штабе самого Тараса Бульбы.

В эту группу вошли также товарищи, которые имели во Львове родственников или знакомых: Степан Петрович Пастухов, Михаил Пантелеймонович Кобелецкий и другие.

Командование отряда, да и все мы понимали, что задание, на выполнение которого выходит эта группа, сложное и чрезвычайно рискованное. Но никто не колебался, каждый осознавал, что для победы над врагом нельзя отказываться от такой не совсем приятной миссии.

Товарищи ушли, а отряд остался на старом месте.

Мы знали: это – ненадолго. С Большой земли прилетит самолет, наш арсенал пополнится оружием, амуницией и другими атрибутами, необходимыми для действий в новых условиях, на территории «дистрикта Галиция» (например, злотыми Варшавского эмиссионного банка, которые, по мнению гитлеровских политиканов, больше импонировали галицийскому крестьянину и львовскому рабочему, чем рубли ровенского виртшафтсбанка).

На самолете к нам должны были доставить радиста для местной связи и метеоролога. Последний был нам нужен позарез, так как часто приемы самолетов из-за линии фронта требовали квалифицированного прогнозирования погоды. Однако в назначенный вечер самолет не прибыл. Разложили сигнальные костры, всматривались в небо, прислушивались: авось донесется знакомое урчание авиационного мотора, – тщетно.

Ночь прошла в напряженном ожидании. Не спал командир, ничего не говорил, хмурился, все старался скрыть свое волнение и не мог. Не спал комиссар. И он молчал, только посасывал трубку, которую не вынимал изо рта. Не спали и мы.

Всегда в подобных случаях начинают делать всевозможные предположения, и тогда убеждаешься, насколько неисчерпаемой может быть человеческая фантазия.

– Я вам точно говорю, ребята, – уверенно, как будто это ему доподлинно известно, говорил один. – Самолет даже не вылетел из Москвы. Вот увидите: утром придет радиограмма.

– Как это не вылетел? – возражал другой. – Такого не может быть. Раз сообщили, значит, отправили. Это, наверное, полесские туманы помешали…

– Тоже мне знаток: туманы, – иронически откликался третий. – При чем тут туманы, когда он перелетел линию фронта. А там… Могла же зенитка метко выстрелить…

– Бросьте ваши догадки, – прервал разговор Лукин, но тут же и сам предположил: – Боюсь, что на Полесье так много партизанских отрядов и так много костров загорается каждый вечер, что даже самый опытный летчик может ошибиться.

Александр Александрович как в воду глядел. Когда утром Москва сообщила радиограммой, что самолет сбросил людей и груз в назначенном месте, и попросила подтвердить это, мы поняли: сработали условные костры кого-то из наших лесных соседей.

И только на следующий день разведчикам удалось разыскать «виновных», которые перехватили людей и груз, предназначенный нам.

Оказалось, что один из отрядов партизанского соединения Бегмы в тот же вечер, что и мы, ждал самолет, только не из Москвы, а из Киева. И надо же было случиться, что условные знаки у нас совпали. Разница была лишь во времени: наш самолет должен был прибыть на два часа раньше, но соседи, принимая груз, не придали значения этой мелочи.

Ошибку быстро исправили: и груз и людей доставили в наш отряд. Среди полесских партизан начали распространяться неизвестно кем выдуманные слухи, что это, дескать, сознательная диверсия бегмовцев, что, перехватив самолет, они не хотели отдавать груз и это чуть ли не привело к вооруженной стычке, что… словом, чья-то злая фантазия тут изрядно поработала. Не стану утверждать, что именно эти разговоры вызвали последующие события, но через несколько дней мы узнали, что к нам должен прибыть сам Василий Андреевич Бегма – первый секретарь Ровенского подпольного обкома партии, генерал, командир соединения, в состав которого входил отряд, ошибочно принявший наш самолет.

О Василии Андреевиче Бегме я немало слышал от ровенских и здолбуновских подпольщиков и, хоть никогда его не сидел, довольно хорошо представлял себе его внешность: коренастый, широкоплечий мужчина, с умным взглядом, волевым выражением лица. Люди, которые рассказывали о нем, называли его не официально «секретарь обкома», а как доброго знакомого или соседа – Василий Андреевич.

Еще в Пензе Коля Приходько рассказывал мне, какое сильное впечатление произвела на него речь Василия Андреевича на собрании областного комсомольского актива (или на комсомольской конференции – не помню).

– Знаешь, Коля, – говорил мне Приходько, – когда он выступал, мне казалось, что разговаривает он со мной, так его слова брали за живое… Не провозглашал громких лозунгов, а говорил спокойно, рассудительно, словно вел беседу с каждым из нас, комсомольских активистов.

Это было мое первое заочное знакомство с секретарем Ровенского обкома партии. Второе знакомство, тоже заочное, состоялось в Здолбунове примерно в начале сорок третьего года, когда Дмитрий Михайлович Красноголовец рассказывал о городском собрании коммунистов перед самым началом войны.

– Приехал к нам Василий Андреевич, побывал в депо, на цементном, а вечером – собрание в Доме культуры. Встал за трибуну – и начал говорить, без бумажки, спокойно, точно взвешивал каждое слово. Говорил умно, конкретно, и казалось, что он не из Ровно приехал сюда, а все время жил с нами здесь, в Здолбунове.