Текст книги "Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы"

Автор книги: Николай Гнидюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

ИЗ ТЕНЕТ ГЕСТАПО

Судьба Жоржа волновала не только нас, разведчиков, и не только командование отряда. Когда о случившемся сообщили в Москву, оттуда пришел приказ: во что бы то ни стало спасти товарища.

Но как это сделать? Думали над этим в отряде: Медведев, Стехов, Лукин… Думали в городе: Кузнецов, Струтинский, Шевчук, я… Обсуждали различные варианты, но все они были столь нереальны, что нам мог бы позавидовать автор «Графа Монте Кристо».

«Напасть на тюрьму и освободить всех узников…»

«Передать буханку хлеба, вложив в нее пистолет, которым Жорж воспользуется, чтобы бежать…» «А что, если похитить начальника тюрьмы или какого-нибудь важного гестаповца и запросить за него выкуп?..» «А может, попробовать подкинуть кому-нибудь денег – авось клюнет?..»

Пока мы думали-гадали, как освободить нашего разведчика, тюремные врачи заботливо его выхаживали. Гестаповцы лелеяли надежду, что советский партизан, возвращенный их заботами с того света к жизни, отблагодарит за это проявление «гуманности» чистосердечным признанием. С нетерпением ждали они дня, когда наконец он сможет отвечать на вопросы.

А мы ничего о нем не знали. Установили наблюдение за гитлеровскими камерами пыток на Дойчштрассе, где размещалось политическое СД, на Дубенской, где была тайная служба гестапо, за жандармерией и криминальным СД, за помещением суда по улице Школьной, за местом кровавой расправы над ни в чем не повинными людьми на Белой улице, но все это напрасно, никакой весточки о Жорже не было. И вот наконец, просматривая измятые черные листки копировальной бумаги, подобранной Лялей в канцелярии СД, мы узнали о «раненом партизане, который бросился в речку», и о том, что, «когда его вылечат, имперской службе СД удастся раскрыть свору большевистских агентов, действующих в Ровно…». Ляле удалось установить, что этот раненый партизан – Георг Василевский. Именно под этим псевдонимом действовал в Ровно Жорж.

Так мы узнали о судьбе Жоржа и намерениях гестаповцев.

– Ждите от него, – с гневом во взгляде говорил Николай, – так он вам все и расскажет! Если сейчас, в болезненной лихорадке, молчит, то потом тем более ничего не скажет.

Теперь мы еще внимательнее изучали копирку, которую Ляля приносила из канцелярии на конспиративную квартиру Лени Стукало. Шли дни, а о Жорже не было никаких новостей. Как его здоровье? Удалось ли врачам поставить его на ноги? Или, может… Нет, мы верили, что Жорж жив и что мы найдем путь к его спасению.

Наконец – новая весточка, более подробная: копировальная бумага, через которую печаталась стенограмма допроса. Читать трудно: копировку использовали несколько раз – строка на строке, буква на букве. Все равно упорно разбираем, и вот уже перед нами текст протокола:

«– Значит, вы – Василевский, полицай с Волыни?

– Да.

– Где вы взяли эти документы?

– Мне их дали партизаны…

– А где они их взяли?

– Сами заготовили.

– Не болтайте глупостей. Эти документы настоящие. Экспертиза проверяла и бланк, и печать, и подписи. Вы боитесь сказать правду, ибо это документы, видимо, какого-то порядочного человека, которого вы или ваши партизаны убили. Лучше подумайте и скажите правду. Это облегчит ваше положение.

– Мы никого, кроме фашистов и их прислужников, не убиваем. А документы все-таки сделаны партизанами.

– Вы лжете, выдумываете небылицы. Пользуетесь нашей добротой, тем, что мы к вам, как человеку раненому, относимся внимательно. Советую вам говорить только правду, потому что, когда вы поправитесь и в дальнейшем будете нести чушь, мы будем вынуждены применить иные методы.

– Дело ваше: верьте мне или не верьте, я сказал правду. А относительно того, что вы со мной будете разговаривать иначе, то я и не жду от вас ничего хорошего.

– Что вы делали в городе?

– Меня послали за военнопленными.

– Кто послал?

– Командование отряда.

– Какого отряда?

– Партизанского.

– А где ваш партизанский отряд?

– В лесу.

– Лесов много. В каком?

– Лесов много и партизан много. Они на одном месте не стоят. Сегодня в одном лесу, завтра – в другом…

– Кто командир вашего отряда? Может, Ковпак?

– Нет, не Ковпак.

– А кто же?

– Сабуров.

– Генерал Сабуров?

– Да, генерал Сабуров.

– Лжете! Партизанский отряд генерала Сабурова уничтожен. Еще раз предупреждаю: выкиньте из головы глупости и будьте откровенны, если хотите, чтобы наши взаимоотношения не испортились.

– Какой правды вы от меня ждете? Я и так много вам сказал. Но вы не верите, когда я говорю, что в город меня послал Сабуров.

– Кого вы знаете в городе?

– Никого.

– Так мы вам и поверили! А у кого вы остановились? Кто вас скрывал?

– Ничего не могу вам сказать. Если бы я имел в городе знакомых, мне не нужно было бы идти на встречу с военнопленными к самой речке…»

На этом стенограмма допроса обрывалась.

– А Жорж молодец! – восторженно воскликнул Кузнецов, прочитав ее. – Понимает, что совсем молчать в его положении и отрицать свою принадлежность к партизанам глупо. То, что он говорит немцам, никак не мешает нашим действиям. Ему нужно выиграть время, как можно дольше продержаться, а там…

– Что – там? – спросил Шевчук и сам же ответил: – Очные ставки, пытки…

– Он выдержит, ничего лишнего не скажет, – не сомневался Коля, – но мы должны сделать все, чтобы не допустить этого.

– А если не удастся его освободить?..

– Тогда… Нужно будет… – В руках Николая появилась маленькая ампула. – Вот цианистый калий.

– Спрячь эту штуку, – голос Кузнецова был суров. – Чем терпеть все муки гитлеровских пыток, а потом быть отправленным на Белую улицу за девятиграммовой порцией свинца, то лучше уж вот такой ампулой самому положить всему конец. Но ведь мы еще имеем возможность его спасти. Вариант, предложенный Петром Марковичем, может пройти.

Шевчук покачал головой:

– Более утопического плана, чем план Мамонца, и придумать нельзя.

Кстати, не только Шевчук скептически относился к этому плану: Коля Струтинский и я тоже считали его нереальным.

Петр Маркович Мамонец, поступив на службу в польский легион шуцполиции, превзошел все наши ожидания. Конечно, он не пользовался всеми привилегиями, предоставленными гебитскомиссаром этому подразделению шуцполиции, но обязанности конвойного шуцмана исполнял старательно. Вначале походил в рядовых, а со временем, после того как стал наведываться на квартиру своего шефа, начал довольно быстро продвигаться по службе.

Польский легион шуцполиции был подчинен ровенскому криминальному СД. Непосредственным шефом легиона был ответственный работник СД штурмбанфюрер Вилли Капп. Он не имел титула графа или барона, однако очень любил, когда к его фамилии добавляли частицу «фон». Хвастал, что не такой уж далекий его родственник, тоже Капп и тоже «фон», еще в двадцатом году был активным участником контрреволюционного путча, организованного рейхсвером. Было это или нет – никого из нас не интересовало, но Петр Мамонец радостно выслушивал хвастовство своего шефа и величал его «фоном…», «бароном…».

Вилли Капп, как и все фашисты, был неравнодушен к ценностям. И его совсем не смущало то, что иногда ему приносили, скажем, не целый сервиз, а только соусницу или три серебряные ложечки с подстаканником. Брал он все подряд и при этом повторял: «Уникальная штучка!» Почти еженедельно в Штутгарт своей возлюбленной Анне Луизе слал он посылки с трофеями.

После того как на стол штурмбанфюрер а Петр Мамонец поставил две хрустальные вазы, ему было присвоено звание обер-вахмистра. Со временем на обер-вахмистра Мамонца были возложены и обязанности помощника коменданта конвойного легиона по хозяйственной части.

Он каждый день заходил к коменданту и получал наряды в лигеншафт – хозяйство, снабжающее полицию продуктами питания и фуражом.

Случалось также охранять арестованных, которые выполняли различную физическую работу – чистили общественные туалеты, копали рвы для расстрелянных, подметали улицы, мыли полы на квартирах фашистских чиновников.

Когда нужно было арестовать или конвоировать украинцев, гитлеровцы посылали молодчиков из польского легиона шуцполиции. Когда же дело касалось поляков, то для этого существовали бандеровские прихвостни. Этим самым оккупанты намеревались разжечь вражду между людьми разных национальностей, натравить их друг на друга.

Наиболее тяжелую и грязную работу выполняли узники, приговоренные к смерти, или военнопленные.

Мамонец докладывал коменданту, как выполнялись эти работы. Тот не всегда удовлетворялся сухим официальным рапортом. Иногда он начинал расспрашивать Мамонца о вещах, которые к отчету о конвоировании и охране пленных или военнопленных прямого отношения не имели. Например: какой ремонт сделали в квартире гауптмана К.? Настлали паркет или линолеум? Какого цвета и с каким рисунком обои на стенах? Облицевали ли кухонную панель плиткой? Мамонец рассказывал и чувствовал, что каждый такой рассказ вызывает у коменданта зависть, которую он не в силах скрыть.

Эту слабость своего шефа Петр и решил использовать для освобождения Жоржа.

После одного из очередных рассказов он спросил коменданта:

– А почему бы не отремонтировать и вашу квартиру?

Комендант словно бы ждал этого предложения. Его блестящие глаза смотрели на Мамонца с надеждой и как будто говорили: «Да, да, я очень хочу сделать у себя дома ремонт. Я хочу, чтобы моя квартира не уступала по комфорту лучшим особнякам города, в которых живут высокопоставленные чины рейхскомиссариата». Но в то же время он не мог открыто высказать подчиненному своего нестерпимого желания.

Мамонец понял это и, не ожидая ответа, начал подливать масла в огонь.

– Я слышал, господин комендант, что в домах вашего квартала не работает канализация…

– Это правда, – с сожалением промолвил комендант.

– Ай-ай-ай! Так, значит, господину коменданту приходится даже зимой, извините, бегать на улицу? Нет, это страшная несправедливость: занимать такой важный пост и жить в доме, в котором негде принять душ…

– Конечно, конечно, – тяжело вздохнув, согласился комендант. – Вообще-то отремонтировать канализацию можно, но мне не хотелось бы подымать шум.

– А мы тихонько, без шума, – поспешил успокоить коменданта Мамонец. – Мы же будем ремонтировать канализацию на улице, и кто подумает, что делается это ради вашего дома? Целый квартал получит коммунальные удобства.

– Придется, наверное, много копать. Ведь неизвестно, где нужно менять трубы.

– Об этом вы не беспокойтесь. Выроем в одном месте, не найдем – засыпем и перейдем в другое. Вам что – жалко пленных? Пусть роют. А как отремонтируем канализацию – тогда и в квартире ремонтик сделать можно будет…

– А разве выделят нам пленных на эти не предусмотренные планом работы?

– Об этом не беспокойтесь, господин комендант. Вы только напишите отношение на имя штурмбанфюрера Каппа, а все остальное я беру на себя.

Комендант знал, что Мамонец пользуется благосклонностью штурмбанфюрера, и, конечно, догадывался, что немаловажную роль в этом играют подарки и деньги. Он и сам охотно принимал от своего помощника подношения и не раз спрашивал себя: откуда у Мамонца берутся редкостные вещи и деньги? И сам себе отвечал на эти вопросы: ведь Мамонец связан с лигеншафтом, а там есть с кем иметь гешефт. Нет, недаром этот штурмбанфюрер Капп протежирует Мамонцу, – тот, видимо, немало за это платит.

Комендант не ошибался. Капп действительно никогда не отказывался от того, что любезно предлагал ему Мамонец, и готов был сделать своему «верноподданному» любую услугу. Поэтому, когда Петр Маркович, вручив пакет с ассигнациями, положил перед штурмбанфюрером отношение коменданта полиции на дополнительную партию пленных «для проведения ремонта уличной канализации», Капп согласился посодействовать этому, хотя и заметил, что сделать это нелегко. Он дал понять, что без гестапо здесь не обойтись, но в гестапо есть люди, с которыми можно договориться.

И такой человек в гестапо нашелся. Получив хорошую взятку, один влиятельный гестаповский офицер дал распоряжение начальнику тюрьмы выдать под конвой польского легиона шуцполиции дополнительную группу пленных, подобранную обер-вахмистром Петром Мамонцем.

И вот из гестаповской тюрьмы под усиленным конвоем выводят группу пленных, среди которых Жорж Струтинский. Он еле передвигает ноги, но старается не отставать от других.

Вначале, когда ему, изможденному и больному, велели вместе с другими узниками выйти из камеры, он подумал: «Все, конец». А когда вышел во двор и увидел Петра, на душе стало легче. Понял: товарищи пришли на помощь, и неизвестно откуда у него появились силы.

Узников выстроили во дворе. Мамонец медленным шагом проходил мимо них, пронзительным взглядом мерил каждого с ног до головы и время от времени произносил:

– Этого… Этого… Этого…

Остановился перед Жоржем. Какой же он стал немощный! Кости и кожа. Трудно узнать. Держись, держись, друже! Еще одно, последнее усилие – и все будет в порядке. Сюда ты уже не вернешься. Гестаповским головорезам не удастся совершить свое преступное намерение. Ты снова будешь среди своих, среди партизан, снова встанешь в ряды народных мстителей.

…Мамонец все время был впереди и не оглядывался. А Жорж шел молча, и перед его глазами только покачивалась спина Петра. Он не знал, куда именно они идут, но чувствовал, что каждый шаг приближает его к спасению. И это чувство наполняло энергией его полуживой организм.

Но вот Петр отошел в сторону от колонны и замедлил шаг. Все меньшее и меньшее расстояние разделяло их. Наконец они поравнялись. Их взгляды на какое-то мгновение встретились, и Жорж понял: ему нужно отстать. Он сильно взмахнул ногой и потерял ботинок. Остановился, наклонился, поднял ботинок и не торопясь начал натягивать на ногу.

– Когда начнут рыть траншею, – услышал шепот Мамонца, – застони и схватись за живот. – И сразу тот же голос, но уже не тихий, а громкий и резкий: – Ну-ка, поднимайся, пся крев! Быстрей! Быстрей!

Дальше все произошло, как велел Петр. Жорж несколько раз нажал на лопату, и лицо его скривилось от боли. Обеими руками он схватился за живот.

– Ты чего? – грозно спросил Мамонец.

– Да я не могу… Что-то режет… там, в животе…

– Ничего с тобой не случится. Копай!

– Не могу…

– Ну хорошо, пошли. Сейчас отведу тебя назад в камеру. Там тебя быстро вылечат.

И, приказав конвойным хорошенько смотреть, чтобы арестованные не били баклуши, он подтолкнул Жоржа пистолетом в спину:

– Ну, иди, иди… Тоже мне работничек нашелся! И зачем только я тебя взял?

Они зашагали подальше от места, где узники рыли траншею: Жорж впереди, а Петр – немного сзади. Шли прямо и прямо, затем Жорж услышал:

– Сворачивай направо.

Свернули. Прошли несколько сот метров.

– А теперь налево.

Там стояла машина. Она ждала их. В этот же день они были в отряде.

Все мы радовались этому. А радость Петра Марковича была двойной: кроме того, что он спас друга, он не наденет больше омерзительного мундира обер-вахмистра польского легиона шуцполиции.

Что же касается коменданта полицейского легиона, то ему пришлось иметь весьма неприятный разговор с работниками гестапо. Этот разговор закончился тем, что он распрощался со своей должностью и был разжалован в рядовые.

Грустные дни наступили и для ответственного работника криминального СД штурмбанфюрера Вилли Каппа. Как ни старался он отвести от себя удар, свалив всю вину на коменданта, над ним нависла угроза быть выброшенным из теплого кресла и отправленным во фронтовые окопы.

КОНЕЦ «МАСТЕРА СМЕРТИ»

Более двух месяцев «мастер смерти», без пяти минут генерал, фон Пиппер со своими штурмовыми карательными войсками рыскал по Ровенским лесам в поисках нашего партизанского отряда и полковника Медведева.

Главнокомандующий особыми войсками на Украине генерал Ильген настойчиво подгонял его – на то были свои причины. В Ровно происходили тревожные для оккупантов события. Убийство доктора Гееля и других высших чиновников гитлеровской верхушки не давало покоя не только Ильгену и службе безопасности. Эти события обеспокоили самого гаулейтера Коха, отсиживавшегося в подземельях Кенигсберга, и главнокомандующего войсками тыла генерал-полковника Кицингера. Они подгоняли фон Пиппера в надежде на то, что партизанский отряд будет уничтожен, а опасный чекист Медведев пойман и они наконец обретут покой.

Словно гром среди ясного дня, гитлеровских головорезов поразил слух о том, что немецкий офицер, убивший доктора Гееля, снова через десять дней на том же месте, но на другой автомашине, около особняка по Шлесштрассе, бросил гранату под ноги правительственного президента, заместителя рейхскомиссара по политическим делам генерала Пауля Даргеля. Этот фашист чудом остался жив, но, тяжело раненный, навсегда покинул Ровно и выехал в Берлин.

Долго шли споры о рейхскомиссариате, кому возглавить правительственные дела на Украине. Срочно прибыл сам Эрих Кох. Он вынужден был даже заночевать в Ровно. Был отстранен от работы начальник ровенского гестапо и почти вся тайная служба.

Узнав об этом, Николай Иванович шутя сказал:

– Из старых тайных агентов остался только один – Михаил Шевчук. Для нас, разведчиков, это очень хорошо. Старая тайная служба кое-что знала о партизанах, а эти пока освоятся… Мы можем свободно продолжать свои дела…

– А Михаил Шевчук как же? – спросил Коля Струтинский.

– А что Шевчук? Нам его бояться нечего, – ответил Кузнецов.

– Возможно, ему тоже необходимо сменить профессию, раз его «коллег» так жестоко наказали?

– Да, – сказал Кузнецов, – нам всем время от времени придется менять профессию. Пусть беснуется гаулейтер, пускай не спит Ильген, а мы свою профессию разведчиков-наблюдателей сменили на профессию мстителей. На активных мстителей за кровь и слезы, за горе и унижение, которые принесли на нашу землю эти головорезы.

Когда Кузнецову стало известно, что гаулейтер поручил обязанности рейхскомиссара временно выполнять генералу Кнутту, он и этого фашиста внес в свой список.

Вскоре состоялась еще одна встреча генерала Ильгена с «мастером смерти» фон Пиппером. На этой встрече Валентина Довгер не присутствовала. Но все подробности разговора между командующим и «мастером смерти» нам передала Лидия Ивановна, которая уже почти месяц работала экономкой у генерала. Разговаривали они в кабинете командующего, без кофе и рома, без похвальбы и комплиментов. Это был разнос «мастера смерти» за его неоперативность и неспособность выполнить в срок приказ командующего.

– Вы хвастун, господин полковник! – кричал генерал Ильген. – Мы на вас возлагали надежды, а вы бродите больше двух месяцев по лесам, и безрезультатно. Мы вынуждены будем доложить о вашей несостоятельности и бездарности не только гаулейтеру, но и в письменной форме самому фюреру.

К тому времени в Ровенских лесах действовало много партизан из соединений Федорова, Сабурова, Наумова, отряды Карасева, Прокопюка, а во второй половине сорок третьего года появились партизанские подразделения из соединения генерала Бегмы и многие другие. Но фон Пиппер избегал встреч с ними. «Только отряд Медведева, только живым самого Медведева» – таков был строгий приказ командующего особыми войсками.

Осень сорок третьего года была по-настоящему золотой. Не только потому, что стояла хорошая погода, а еще и потому, что настроение у нас было хорошее – наши войска успешно наступали на всех фронтах. Не только мы, партизаны, видели и чувствовали приближение победы, но и население на оккупированной земле как-то по-другому чувствовало себя.

На полях появились всходы озимых, крестьяне старательно готовились к зиме: заготовляли топливо, продукты питания, утепляли хаты. Собранный урожай зерна, картошки, фрукты население старалось спрятать, не дать вывезти оккупантам. «Скоро придут наши!» – радовались люди. Начал готовиться к зиме и наш отряд, Неподалеку от села Берестяны Цуманского района мы облюбовали себе красивый сосновый бор – Лопатень.

Хотя и не было команды, что отряд будет здесь зимовать, все обстоятельства так подействовали на партизан, что они развернули капитальное строительство землянок. Между подразделениями началось соревнование, кто выстроит лучшую землянку. Одни строили из обычных кругляков, другие их тесали. Некоторые землянки ничем не отличались от настоящих хат. Были окна, пол, потолок и даже печки.

Приближались Октябрьские праздники, и каждое подразделение старалось закончить строительство землянок и достойно, торжественно встретить двадцать шестую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Партизаны подготовили и другие подарки.

Накануне праздника в Ровно в фашистских штабах и учреждениях начали взрываться мины, заложенные подпольщиками и нашими разведчиками. Было пущено под откос несколько воинских эшелонов, уничтожен ряд важных мостов, а железнодорожные линии Ковель – Сарны, Сарны – Лунинец выведены из строя. Но самой большой радостью для нас было сообщение об освобождении столицы Украины – Киева.

После длительного пребывания в Здолбунове и Ровно я снова был в отряде, среди друзей. В восемнадцать часов наши радистки приняли Москву – транслировали торжественное заседание. Затаив дыхание, мы слушали доклад Сталина. Радость охватила наши сердца, когда мы услышали о трудовых достижениях советского народа, об успехах наших войск на фронтах, об успешной борьбе народных мстителей. А когда была провозглашена здравица: «Партизанам и партизанкам слава!» – громкое партизанское «ура» огласило лес.

После торжественной части состоялся большой концерт. Мы аплодировали нашим самодеятельным актерам, выступившим с концертом.

Около полуночи прибывшие разведчики доложили, что в Берестянах появилась большая группа вооруженных до зубов карателей. Они разместились в селе на ночь, но, по рассказам местных жителей, утром собираются прочесывать лес.

– Очевидно, это и есть карательная экспедиция «мастера смерти», – сказал Медведев.

– По всей вероятности, – почти одновременно сказали Стехов и Лукин.

– Долго же господин фон Пиппер искал нас. Ну что же, друзья, сегодня мы повеселились, а завтра продолжим наш праздник в бою. Отступать не будем. Мы никогда этого не делали. Да и день завтра такой, что нельзя отступать. Встретим врага, как и положено!

– Видно по всему, – добавил Александр Александрович Лукин, – что фон Пиппер жаждет этой встречи. Есть такие сведения, что он купил себе генеральские погоны и носит пока в кармане. Говорит: «Как только уничтожу отряд Медведева, повешу их даже без приказа». Охота ему нацепить генеральские погоны.

Утром разгорелся бой. Гитлеровцев было вдвое больше, чем нас, они были вооружены лучше, и все-таки командование отряда решило вступить в поединок.

Каратели поливали нас градом пуль из пулеметов и автоматов. Беспрерывно палили пушки и минометы. Гитлеровцы поднимались в психическую атаку, но меткие выстрелы наших снайперов вынуждали их поворачивать назад.

Кому приходилось воевать в лесу, тот знает, что каждый взрыв, каждый выстрел кажется тут в несколько раз звучней. Вокруг – непрерывный грохот. Он несется со всех сторон: поэтому иногда трудно определить, откуда враг ведет огонь. Немцы стреляли настолько интенсивно, что пулеметные очереди словно косой срезали молодые деревья.

Прошел день, вечерние сумерки опускались на землю, а бой не прекращался. У нас кончались боеприпасы.

– На каждого фрица не больше пяти патронов! – пронесся по цепям приказ командира.

Некоторые наши подразделения совершали опасные вылазки, отбивая у гитлеровцев пулеметы и патроны. Но враг не отступал, его атаки непрерывно повторялись.

Еще в начале боя одна рота партизан под командованием старшего лейтенанта Виктора Семенова замаскировалась на фланге карателей. Она должна была в самый критический момент неожиданно ударить по фашистам. Но с самого утра с этой ротой не было никакой связи. Все попытки разыскать ее были безуспешны. Кто-то высказал опасение, что каратели обнаружили ее и уничтожили. Другие предполагали, что Семенов, заметив опасность, не решается вступить в бой. Кончились патроны, а связи с Семеновым не было.

Я в это время находился в штабе. Медведев нервничал, взволнованно ходил по землянке. Связные приносили неутешительные вести с передовой. Уже собрали все патроны в хозроте, санчасти, у штабных работников, у радистов, а бой не прекращался.

– Долго не продержимся, – решил Дмитрий Николаевич. – С наступлением темноты придется отойти.

Александр Александрович Лукин предложил:

– А может быть, еще раз попробуем связаться с Семеновым? Надо послать на розыски его кого-нибудь из опытных разведчиков.

– Кого именно? – спросил Медведев у своего заместителя.

– Разрешите, Дмитрий Николаевич, пойти на розыски Семенова мне, – попросился я.

Медведев смерил меня внимательным взглядом и задумался. Нас, «городских» разведчиков, на такие операции не посылали. Не разрешалось нам принимать участие в обычных боевых стычках с врагом. На вооружении у нас были только гранаты и пистолеты. Мы так и назывались – «пистолетчиками».

Посоветовавшись с Лукиным и Стеховым, Медведев решил все-таки послать меня на розыски роты Семенова, установить с ней связь и передать приказ о немедленном вступлении в бой.

Местность я знал хорошо и поэтому даже не взял с собой карты. Знакомыми тропинками, под непрерывный аккомпанемент пуль, я незаметно выбрался за пределы расположения отряда. Определив, откуда стреляли немцы, я по густым зарослям добрался до широкой просеки, приблизительно в двух километрах за которой должна была находиться рота Семенова.

Почти вся просека была заполнена карателями, а «лысые» места простреливались из пулеметов. Идти в обход не было времени и к тому же рискованно. Нужно было как можно быстрее перебраться через просеку. Каждый неосторожный шаг мог быть для меня последним. Я решил проскочить просеку именно там, где были немцы: незаметно подползти к пулеметному гнезду, бросить в него противотанковую гранату и, пока враг опомнится, перебежать. Уже было подполз к фрицам, как вдруг услышал в стороне украинскую речь.

Кто бы это мог быть? Ползу вправо по густым зарослям и наконец добираюсь до просеки. Вижу: стоит несколько подвод, нагруженных каким-то хламом и продуктами, а на земле возле них – крестьяне. Один поднял голову и заметил меня. Знаком я подозвал его к себе.

– Мне необходимо перебраться на ту сторону, – прошептал я.

– Надевайте мой пиджак и шапку. Осторожно только, этих гадов тут очень много. Они все слева, а правее выставлены пулеметные заслоны.

Поблагодарив, я переоделся и почти во весь рост спокойно перешел между подводами на другую сторону просеки. Какова была моя радость, когда примерно через километр я встретил двух партизан из роты Семенова! Оказывается, они уже трижды пытались перейти через просеку и связаться с нами, но безуспешно.

Как только мы встретились с бойцами Семенова, сразу увидели, что с места, где находились немцы, в сторону партизанского отряда поднялись одна за другой две ракеты – белая и красная.

– Что бы это могло значить? – спросил один из бойцов.

– Смотри, еще ракеты, только теперь в сторону немцев! – крикнул второй.

И тотчас над нами со страшным ревом пронеслись немецкие бомбардировщики. Еще миг – и в стороне послышались разрывы бомб.

Оказывается, каратели попросили помощи с воздуха. Когда самолеты появились над лесом, немцы подали им ракетами условный сигнал. Семенов понял, в чем дело, и начал выпускать в сторону гитлеровцев красные и белые ракеты. Увидев подводы и людей, суетившихся на поляне, летчики решили, что это партизаны, и принялись сбрасывать смертоносный груз на своих. Но этого им показалось мало, и они направили на землю шквальный пулеметный огонь.

Сделав свое дело, летчики повернули назад, а Семенов, не дав карателям опомниться от неожиданного небесного сюрприза, поднял роту в атаку.

Мы встретились с ним в конце боя, когда ничтожные остатки карательного отряда разбежались по лесу.

– Передаю приказ командира: «Роте старшего лейтенанта Семенова немедленно вступить в бой с врагами», – пошутил я.

Виктор рассмеялся.

– Понимаешь, – сказал он, – никак не мог связаться с нашими. А выступать без приказа не решился: хорошо – фашисты сами помогли. Ну что ж, пошли к командиру. Победа за нами.

Гитлеровская карательная экспедиция была разбита наголову. Только на месте боя мы обнаружили свыше трехсот вражеских трупов. Еще два дня партизаны прочесывали лес и вылавливали перепуганных фрицев. Одних вытаскивали из кустов, других снимали с деревьев. Были захвачены большие трофеи: около ста подвод с боеприпасами и разным воинским снаряжением, три орудия, одиннадцать минометов, более пятисот автоматов и пулеметов, две радиостанции, около двух миллионов патронов, сотни мин и снарядов.

Среди врагов, нашедших свою смерть в лесу, был и фон Пиппер. На одном из листочков его записной книжки мы обнаружили текст радиограммы, которую кандидат в генералы так и не передал своему шефу:

«Командующему войсками особого назначения генерал-лейтенанту Ильгену. Самолеты прибыли. Спасибо за помощь. После бомбардировки завершаю операцию. Отряд Медведева уничтожен. Подробности доложу утром лично. Хайль Гитлер. Полковник фон Пиппер».

В полевой сумке «мастера смерти» лежали аккуратно завернутые в целлофан генеральские погоны, которые ему не пришлось нацепить.

– А теперь, Николай Иванович, – обратился к Кузнецову Медведев, – можно встретиться и с генералом Ильгеном. Фон Пиппер уже не может устроить свидание, и придется эту миссию выполнить вам. Желаю успеха!

И Пауль Зиберт вместе со своими друзьями снова отправился в Ровно.