Текст книги "Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы"

Автор книги: Николай Гнидюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц)

КРАХ «ПЛАНА АЛЕКСАНДЕРА»

Как-то на одной из вечеринок у Лидии Ивановны я встретил старого знакомого – Александера. Изрядно хлебнув, этот франт, как всегда, начал хвастаться своим мастерством выявлять партизан и всех, кто борется против оккупантов.

– Нам известно, что в Ровно действует шайка большевистских агентов. Но мы их скоро накроем. Увидите, как они будут болтаться на виселице. Я обязательно это вам покажу. Мой шеф поручил операцию нашей группе. А мы… Заверяю вас, не пройдет и месяца, как мы их накроем всех. Выпьем за победу, господа! – воскликнул Александер и залпом осушил бокал.

– За нашу победу! – поддержала Лидия Ивановна.

Она пригубила рюмку, осторожно поставила ее на стол и, незаметно подмигнув мне, вышла на веранду. Воспользовавшись тем, что мой болтливый собеседник что-то горячо начал доказывать моему соседу – долговязому лейтенанту из гебитскомиссариата, я оставил шумную компанию и тоже вышел на веранду.

– Стоит ли этого типа тянуть за язык? – спросила она. – Что-то он сегодня чересчур словоохотливый.

– Конечно, стоит. Но делать это надо осторожно. Интересно, какой сюрприз готовит нам гестапо?

– Тогда я быстренько выпровожу своих гостей, и мы займемся этим мерзавцем.

Вскоре гости ушли, мы сидели втроем за столом и играли в карты. Перед нами – бутылка коньяку. Лидия Ивановна все время следила, чтобы рюмка гестаповца не оставалась пустой, а он нашел терпеливых слушателей, дал волю своему языку.

– Вы понимаете, почти каждый день в Цуманские леса убегают советские военнопленные. Берут с собой оружие, снаряжение и все, что попадает им под руку. Шеф хотел устроить засаду, но я его отговорил. Лучше помочь одной из таких групп свободно добраться к партизанам и забросить к ним кого-нибудь из доверенных людей. Шеф не только одобрил мой план, но и обещал вознаградить за блестящую идею. У Александера золотая голова. Он еще никогда не ошибался. Вот увидите: скоро мы с вами, пани Леля, культурненько посидим в «Дойчер гоф» и кутнем на денежки, полученные от шефа.

– Ну и хвастунишка! – рассмеялась Лисовская. – Ты лучше смотри, чем бьешь моего туза.

– А-а-а… Простите, мадам. Я думал, что это козырь. Минуточку… Сейчас этому тузу будет крышка… А относительно того, что я хвастун, посмотрим!

– Ничего у тебя с тузом не выйдет, – смеялась Лидия Ивановна. – Эх ты, золотая голова! Запутался в шести картах, а еще хочешь провести операцию против партизан!

– Осторожней на поворотах, мадам! – рассердился гестаповец. – Я еще докажу вам, какой я хвастун. Пан Богинский – мой приятель, – Александер похлопал меня по плечу, – и он будет моим арбитром. Предлагаю – на американку. Согласны?

– Согласна!

– Разбейте пари, пан Богинский!

– С удовольствием, – ответил я, – но при условии, что и мне достанется бокал шампанского.

– Конечно! Готовьтесь, фрау Леля!

Мы пытались еще что-нибудь выведать у гестаповского агента, но, вероятно, он спохватился, что уже и так наговорил много лишнего, и начал снова, в который раз, рассказывать о своих цирковых способностях.

Утром следующего дня я поставил в известность о «плане Александера» Николая Ивановича.

– Вообще-то, – сказал он, – этот враль редко говорит правду. Но на сей раз, мне кажется, он не соврал. Представьте себе: немцы, и не просто немцы, а гестаповцы, принимают вариант, предложенный их холуем. Холуй торжествует, он не может скрыть своего восторга, ему хочется, чтобы все знали, какой он находчивый, умный. И он не сдерживается, он не может упустить случая, чтобы не сказать о своем превосходстве очаровательной женщине, пренебрегающей его настойчивыми ухаживаниями. «О, ты еще услышишь, кто я такой! – думает он. – Со мной считаются большие люди, и ты тоже вынуждена будешь поднять вверх руки». Представляю себе, с каким нетерпением этот мерзавец ждет осуществления своего плана! Во-первых, он выслужится перед своими хозяевами, во-вторых, получит обещанную награду, а в-третьих, фрау Леля сделает все, что ему захочется. И пан Богинский будет доволен. Все будут довольны: гестапо будет иметь своего человека в партизанском отряде, Александер – Лелю, а пан Богинский – бокал шампанского, – закончил свои размышления Кузнецов.

– Нужно немедленно предупредить наших и в городе принять необходимые меры предосторожности, – предложил я.

– Обязательно, – согласился Кузнецов. – А я сам попробую выяснить через знакомых гестаповцев некоторые подробности «плана Александера».

Но Паулю Зиберту так и не пришлось ничего выяснять, так как не прошло и двух дней, как нам самим довелось стать участниками осуществления этого плана.

Была у нас явочная квартира у Яблонских. Ее хозяин до войны работал шофером, эвакуироваться не успел, остался в Ровно и продолжал водить свой автобус. Но кроме этого мы еще устроили у него на квартире что-то вроде штаба, через который отправляли в партизанский отряд советских военнопленных.

На квартиру Яблонских часто заходил Михаил Шевчук. Там мы должны были с ним встретиться и на этот раз.

Я переступил порог комнаты и от неожиданности застыл на месте: человек двадцать в новой немецкой форме сидели и чистили оружие. Увидев меня, один из них вскочил и, щелкнув каблуками, отрапортовал:

– Товарищ командир! Группа советских военнопленных в количестве восемнадцати человек прибыла в ваше распоряжение и готова к отправке в партизанский отряд. Ждем ваших указаний.

Откровенно говоря, я растерялся. Этого еще не хватало! Среди бела дня вооруженная группа на явочной квартире! Кто им рассказал об отряде? Кто они? И нет ли среди них «доверенного лица» Александера?

Вошли Яблонский с Шевчуком (они были в соседней комнате). Яблонский рассказал, что знает товарищей давно, что они просили его установить связь с партизанами, помочь добраться в отряд и что он выполнил их просьбу.

Поздно было придумывать другой вариант: люди ушли из лагеря большой группой, и, если они к вечеру не возвратятся, их будут искать, и им нельзя отказать, если даже среди них и есть предатель.

Мы вышли с Шевчуком и Яблонским на кухню.

– Ты с ними беседовал? – спросил я Михаила.

– Да. Мне кажется, что ребята надежные. Правда, Пискунов… Уж очень он разговорчивый и какой-то скользкий. Всем интересуется, старается угодить. Даже зажигалку мне подарил. Все норовил куда-то пойти – за махоркой, но ребята его не пустили.

– И я тоже хорошо не знаю его, – сказал Яблонский. – А впрочем, ребята уверяют, что он человек надежный. Они говорят: «В нашей группе мы знаем друг друга. Это – гвардейская группа». Среди них – разведчики, саперы, пулеметчики и танкисты. Последние даже вздумали выкрасть у фашистов танк и на нем убежать к партизанам, но я им отсоветовал.

– Что ж, отправим всех, но сначала предупредим наших. Пусть они немного подождут, а я тем временем свяжусь с отрядом. Только смотрите, чтобы никто не отлучился.

Послав в отряд сообщение, я возвратился к Яблонскому, и мы отправили военнопленных на «маяк».

А на другой день в самом центре Ровно мы с Шевчуком неожиданно встретили Пискунова. Увидев нас, он обрадовался:

– Как хорошо, что я вас нашел! Вот уже битых два часа ищу вас по городу и не могу найти. Мне никто не дал адреса квартиры, где мы были, а я не запомнил. Нам срочно надо поговорить…

– Что случилось? – перебил его Шевчук. – Почему вы тут?

– Зайдем на какую-нибудь квартиру, и я обо всем расскажу. Случилось большое несчастье. Мне даже страшно вспомнить эту ночь. Идемте же куда-нибудь.

Я осмотрелся, не прицепился ли к нам «хвост». Нет, все, кажется, в порядке. Теперь действительно нужно с этим Пискуновым куда-то пойти. На квартиру? Нет, это опасно. Сесть на лавочке в сквере? Тоже неудобно.

– Пошли на пляж, по дороге все расскажешь, – предложил я.

Рассказ Пискунова был коротким:

– Мы прибыли на «маяк». Партизаны встретили нас хорошо. Особенно старший. Семенов – его фамилия. Валентин Семенов. Дождались сумерек и двинулись в отряд. По дороге наскочили на вражескую засаду. Но это были не немцы. Вероятно, националисты. Всех наших перебили, только мне посчастливилось убежать. Я не стал блуждать по лесу, а решил вернуться в город, разыскать вас и предупредить, что на «маяк» идти опасно. Всех, кто в городе, нужно об этом немедленно оповестить. Всю ночь я не спал, очень устал. И ноги натер.

То, о чем рассказал Пискунов, казалось правдоподобным. И впрямь места вокруг Оржевских хуторов кишели националистическими бандами. Пискунов был на «маяке», видел наших, Валю Семенова. Все это так. Но почему только один Пискунов остался в живых? Пискунов, который и раньше казался нам подозрительным. Но ведь могло случиться, что именно ему удалось убежать. И вот он возвращается в город, чтобы предупредить нас об опасности. Обвинять Пискунова в измене? Нет, мы не имеем права. У нас нет доказательств. Подозрения, догадки – это еще не доказательства. Как быть?

Если Пискунов говорит правду, мы отрезаны от отряда. Если врет, – значит, он предатель. Но как проверить, если на каждом шагу подстерегает опасность? Терять время нельзя. Нужно решать. Задержать Пискунова нет возможности. Придется отпустить его и договориться о встрече вечером на одной из конспиративных квартир. Если Пискунов предатель, гестапо обязательно устроит там засаду. Дать ложный адрес? Нет, лучше назвать квартиру Марчука – Кислицы, агента уголовной полиции. Пискунову же сказать, что мы встретимся на улице или на берегу речки, а оттуда уже пойдем на конспиративную квартиру, где состоится экстренное совещание всех наших разведчиков.

До вечера необходимо увидеть Николая Ивановича, Марию Левицкую, других наших разведчиков. А может, кто из наших прибыл с «маяка»? Возможно, Лидия Ивановна кое-что знает? Вчера вечером она должна была встретиться с Александером, а этот болтун не выдержал бы, если имеет какое-то отношение к Пискунову.

Так думал я, пока мы шли втроем вдоль берега реки. Шевчук с Пискуновым впереди разговаривал, а я держался в нескольких шагах сзади и мысленно взвешивал все «за» и «против».

Обдумав все как следует, я ускорил шаг, догнал Шевчука и Пискунова и сказал:

– Пока что нам придется расстаться. Известим наших, чтоб собрались на одной из квартир, а мы с вами встретимся здесь и пойдем туда вместе.

– А может, нет необходимости встречаться у реки? – возразил мне Пискунов. – Вы лучше дайте мне адрес квартиры и пароль, и мы встретимся там. И пусть туда придет ваш старший, я ему должен кое-что сообщить.

«Ишь, куда гнет! – подумал я. – Подавай ему адрес, пароль да еще старшего! Адрес дать нужно, но без пароля. И встреча у реки тоже необходима».

– Адрес мы дадим, – сказал я. – Мало-Кавказская, четыре. Это наша главная явочная квартира. Там живет Марчук, наш лучший подпольщик. А пароль… Нужно о нем условиться с товарищами. Но может случиться, что у Марчука мы не сумеем сегодня встретиться.

– А где же тогда? – не выдержал Пискунов.

– Не знаю. Необходимо договориться с другими товарищами, со старшим. Поэтому мы и встретимся с вами раньше на полчаса у реки, а уже оттуда пойдем на квартиру. К тому же на вас немецкая форма, поэтому вам лучше будет идти с нами.

– В котором часу встречаемся?

– В семь тридцать на этом же месте. А на квартире у Марчука или на другой – в восемь. У нас еще останется время до комендантского часа.

Несколько минут мы шли вместе. Неподалеку от квартиры Левицкой я распрощался с Шевчуком и Пискуновым. Они пошли дальше, а я, убедившись, что за мной никто не следит, зашел к Марии.

– Нужно проследить за человеком, который только что пошел с Шевчуком. Они идут медленно, ты их догонишь.

Левицкая поспешила в указанном направлении, а я пошел на квартиру, где должен был быть Кузнецов. Вскоре пришел сюда и Шевчук. Заметив Марию, он расстался со своим спутником.

Наш рассказ взволновал Николая Ивановича.

– Очень плохо, если все, о чем рассказывал Пискунов, правда, – проговорил он. – Но еще хуже, если он предатель и гестапо напало на наш след. Отрубить концы будет не так-то легко.

– Сегодня мы раскусим Пискунова, – сказал Шевчук.

– И что сделаете с ним?

– Если он окажется агентом гестапо, мы сделаем то, что заслуживают изменники.

– Но это же вам не в лесу, не в отряде, где можно устроить допрос и выяснить все подробности.

– Конечно, – вмешался я в разговор, – обо всем мы не сможем узнать, но нам хватит одного, что он подослан к нам гестапо. А об этом мы узнаем от Лисовской. Она вчера должна была встретиться с Александером.

– Ты думаешь, что Пискунов – это тот самый тип, о котором говорил гестаповец?

– Почти уверен.

– А что, если нам не удастся это выяснить? Что тогда? Смотрите хорошенько, ребята. Вы имеете дело с человеком. Его судьба в наших руках. И не делайте необдуманных шагов. Пока не убедитесь в том, что это провокатор, ничего не предпринимайте. Если же вас будут мучить сомнения, найдите другой выход и проверьте Пискунова как следует.

От Кузнецова я пошел к Лидии Ивановне.

– Какие новости? – нетерпеливо спросил я. – Был?

– Да, был, но очень спешил. На ходу проглотил рюмку коньяку, хвастался, что «американка» им уже почти выиграна, и куда-то ушел. Я пробовала его задержать, но напрасно.

– А когда он обещал прийти?

– Завтра. Сказал, что сегодня вечер у него, очевидно, будет занят. При этом он ехидно усмехнулся.

– Занят? – переспросил я. – Интересно. Значит, у него на сегодняшний вечер намечается что-то важное, иначе бы он не отказался от вашего общества.

Я попрощался с Лидией Ивановной и направился к Левицкой. «Александер вчера почти торжествовал победу, – думал я. – Значит, его план начал осуществляться… А сегодня вечером у него важные дела. По всей вероятности, они тоже связаны с его планом. Завтра он собирается прийти к Лисовской и сообщить о своем триумфе. Все совпадает. Пискунов – провокатор. Вчера Александер не мог задержаться у Лидии Ивановны, потому что ему необходимо было проследить, прошел ли вариант с отправкой Пискунова к партизанам, возможно даже организовать у «маяка» ловушку. Сегодня гестаповец надеется накрыть всю нашу подпольную группу. Вероятно, так оно и есть. А если нет? Это ведь догадки, предположения. Что, если Александер имел в виду не Пискунова, а кого-то другого и сегодня у него совсем иное, но тоже важное дело?»

Левицкая еще не вернулась, и я сидел, с нетерпением ожидая ее прихода, и думал, думал… Наконец она, очень взволнованная, почти вбежала в комнату и, не переводя дыхания, начала рассказывать:

– Я не успевала за ним, так он страшно торопился. Все оглядывался, но на меня не обращал внимания. В парке его ожидал на скамейке какой-то элегантный франт.

«Александер», – мелькнуло в голове. Мария продолжала:

– Они долго о чем-то разговаривали. Причем больше говорил тот, который шел с Шевчуком. Франт о чем-то спрашивал, потом достал блокнот и что-то записал. Когда они пошли к выходу, я решила проследить за франтом. Он направился на Дубенскую, а я за ним. И представляешь: он пошел в гестапо.

Теперь уже никаких сомнений не было. Пискунов – провокатор и гестапо готовит нам ловушку. Искать новых доказательств предательства Пискунова не было необходимости, и в тот же вечер мы с Шевчуком покончили с ним. Михаил прицепил к шее провокатора табличку: «Всем предателям – смерть!»

В карманах Пискунова было найдено много денег, две пары золотых часов, пистолет и удостоверение, в котором подтверждалось, что он, Пискунов Александр, имеет право на досрочное освобождение из лагеря военнопленных для выполнения особого задания немецкого командования.

Поздно вечером связной с партизанского «маяка» принес срочное распоряжение командира:

«В ночь с 20 на 21 июля убежал с «маяка» военнопленный Александр Пискунов. Установлено, что он предатель, завербованный гестапо. Приказываю принять необходимые меры осторожности и уничтожить изменника. Об исполнении донести. Медведев».

На обратной стороне записки мы с Шевчуком написали:

«Обстановка в городе нормальная. Предатель Пискунов уничтожен. Направляем его личные вещи и документы. Смерть немецким оккупантам и изменникам Родины!»

Утром мы узнали, что домик Марчука – Кислицы был окружен немцами и всех, кто в нем находился, арестовали. Гестаповцы задержали и пьяного агента уголовной полиции Седого Уса; вскоре он бесследно исчез.

Александер оказался «честным». Он принес к Лидии Ивановне две бутылки шампанского и грустно сказал:

– Партизаны меня перехитрили. Вся операция провалилась. Больше того, моего агента нашли мертвым. Я проиграл пари и ставлю шампанское. Выпьем за ваше здоровье, пани Леля!

– Нет, лучше выпьем за тех, кто перехитрил «золотую голову», за тех, кто побеждает, – кокетливо глядя в глаза гестаповца, предложила Лисовская.

Александер не поднял глаз, подумал немного и едва слышно, неуверенно произнес:

– Не возражаю.

Еще раньше Лидия Ивановна неоднократно предлагала мне:

– Давайте поработаем с этим Александером. Вот увидите, мы его завербуем. Он служит немцам не из каких-то побуждений. Просто любит легкую жизнь, деньги… Мне кажется, его можно перетянуть на нашу сторону и неплохо использовать.

Я возражал:

– Нет, таким, как он, нельзя верить. Он человек без идей, без убеждений, даже без родины. Слишком много крови на его совести, чтобы простить ему.

Но Лидия Ивановна, не обращая внимания на мои возражения, решила поиграть на чувствах опьяневшего и загрустившего гестаповского агента.

– Слушай, Саша…

– Я тебе не Саша, а Александер, – рассердился он.

– Ну, пусть будет Александер, скажи, разве тебе стало легче от того, что ты послал своего приятеля к партизанам? Наверное, они правильно поступили, что убили его. Иначе немцы сделали бы с ними то же самое.

– О-о! Я бы с ними поговорил! Я мечтал об этом, – прошипел Александер. – Для меня эта неудача просто катастрофа. Шеф мне этого не простит. Он уже предложил мне самому идти в лес и разыскивать партизан. А, в конце концов, черт с ним! Пойду в лес. Мне не впервой ходить. Пойду и в этот раз.

– И тебе не надоела такая жизнь? – перебила его Лисовская. – Вечно в опасности, вечно рисковать собой. И ради чего? Чтобы заработать на жизнь? Нет! Ты сильный, здоровый, мог бы зарабатывать деньги другим путем. Ради славы? Но ведь эта слава полита кровью.

Откровенность Лидии Ивановны немного смутила меня, и я попробовал перевести разговор на другую тему. Но Лисовская не любила, когда ей в чем-то мешали, и резко оборвала меня:

– Не мешайте мне, пан Богинский. Вы плохой джентльмен, не умеете держать себя в обществе… Я хочу, чтобы Александер откровенно сказал, что думает об этой войне и задумывается ли он над судьбой тех несчастных, которые с его помощью попадают в руки его шефа.

– Пани Леля, кажется, вы добираетесь до моих чувств, – сказал Александер. – Возможно, вы хотите убедить меня в том, в чем я сам давно убедился, а возможно, просто хотите пробудить во мне гуманность, милосердие, любовь к ближнему. Мне безразлично, что обо мне думают, но я делаю то, что могу. Меня уже не перевоспитаешь. И, уважаемая пани, мне нечего задумываться над судьбой тех несчастных, которые проходят через мои руки. Не сделаю этого я – сделают другие. Не я выдумал эту войну, и не мне оплакивать ее жертвы. И если хотите знать, не я один грешен. Я работаю в гестапо, и за это мне хоть платят хорошие деньги. А что скажет тот, кто из чувства мести или страха предает своих знакомых, а иногда даже и родных?! Я знал одного интеллигентного субъекта, который бросил свою невесту беременной только потому, что она оказалась еврейкой. Она попала туда, куда попадают все евреи. Мне было ее даже жаль. Из-за такой красавицы, пожалуй, стоило рисковать. Или другой случай, когда сын отказался от родного отца, да еще и свидетелей привел, подтвердивших, что это не его отец. И все потому, что старика заподозрили в семитском происхождении. А сын еще и сейчас жив…

– Оставь свою философию, а то я в самом деле перестану считать тебя человеком, – не выдержала Лидия Ивановна. – А впрочем, у тебя ничего не осталось человеческого.

– Я делаю то, что приказал фюрер: «Вы можете убивать, уничтожать, сжигать, а ответственность за это несу я».

Когда он ушел, я сказал Лисовской:

– Не стоило уговаривать этого выродка. Разве вы не знали, что это все напрасно?

– Знала. Но все-таки думала: попробую. Было бы неплохо иметь в гестапо своего агента! Неплохо!

– Сегодняшний разговор был слишком рискованным. Еще неизвестно, какие выводы сделает из него Александер. Он нас и так устраивает. И если все обойдется, не следует с ним рвать приятельские отношения. У него длинный язык, и этот язык еще может нам оказать не одну услугу.

– Согласна. Пока получается неплохо. А предателей нужно уничтожать и физически и морально.

После провала своего плана Александер продолжал изредка наведываться к Лидии Ивановне. От своего шефа он получил хороший нагоняй и теперь искал только момента, чтобы выслужиться. Своей привычке много говорить он не изменил, хотя самовосхвалений в его рассказах стало меньше. И никогда он уже не предлагал пари Лисовской.

Месяца через три он совсем исчез, и Лидия Ивановна высказала мысль, что его где-то настигло возмездие партизан. Я согласился с ней, но через некоторое время судьба снова свела меня с Александером.

После освобождения Ровенщины и Волыни Советской Армией я оказался в Луцке. И тут, зайдя однажды в кабинет следователя Управления государственной безопасности, я увидел моего старого «приятеля». Он сразу же узнал меня и обрадовался этой встрече, но скоро его взгляд стал грустным и на вопрос следователя, признает ли он себя виновным перед советским народом и Родиной, ответил:

– Он вам расскажет обо мне больше, чем я сам.

И безнадежно опустил голову.