Текст книги "Итальянская комедия Возрождения"
Автор книги: Никколо Макиавелли
Соавторы: Пьетро Аретино,Джованни Чекки,Алессандро Пикколомини,Бернардо Довици
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)
Нича, Лигурио.
Нича. Сдается мне, что совет твой недурен. Вчера я говорил об этом с женой. Она обещала подумать и сегодня дать ответ. Ну а если сказать по правде, то не лежит у меня душа к этой поездке.
Лигурио. Почему же?
Нича. Мне всегда тяжко стронуться с места. Всякие там сборы, жена, прислуга, барахло… Короче, не люблю я этих треволнений. Да и кроме того, вчера же вечером я говорил с разными врачами. И вот один шлет в Сан-Филиппо, другой советует ехать в Порретту, третий – в Виллу.{12} Сами гусаки гусаками, а с каким важным видом несут всякий вздор!
Лигурио. Да вы же злы на них лишь оттого, что, как сами только что сказали, вам до смерти не хочется покидать Флоренцию.
Нича. Вовсе нет! В молодости я был очень легок на подъем. В Прато не бывало ярмарки, чтобы я на ней не присутствовал, и нет во всей округе местечка, в котором бы я не побывал. Да что в округе! Я и в Пизе, и в Ливорно бывал!
Лигурио. Стало быть, видели пизанскую карруколу?
Нича. Верруколу,{13} хотел ты сказать.
Лигурио. Да, да, именно Верруколу. А в Ливорно море видели?
Нича. Еще бы не видел!
Лигурио. А оно много больше Арно?
Нича. Какое там Арно! Да оно в четыре, в шесть… в семь раз больше: сплошь вода, вода, вода…
Лигурио. Вот я и удивляюсь, как это вы, где только не успевший помочиться, боитесь съездить на какие-то жалкие воды.
Нича. Эх ты, молокосос! Думаешь, такой пустяк – перевернуть все вверх дном и куда-то нестись? Впрочем, я так хочу ребенка, что готов ради этого на любое безрассудство. Поговори-ка ты сам с этими учеными мужами, узнай, куда они присоветуют мне ехать, а я пойду к жене. Потом встретимся.
Лигурио. Вы мудро рассудили.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕЛигурио, Каллимако.
Лигурио. Не думаю, чтобы в мире сыскался больший осел! И как же при этом милостива к нему судьба, одарившая его богатством, красавицей женой, умной, благонравной, способной управлять не то что домом, но целым государством. Вот уж редко выходит по пословице: «Муж да жена – одна сатана», потому как частенько видим человека достойного, женатого на ведьме, и, напротив, женщину разумную – замужем за придурком. Впрочем, не будь Нича такой стоеросовой дубиной, на что бы еще мог надеяться наш несчастный влюбленный? Вот, кстати, и он сам. Кого ты там высматриваешь, Каллимако?
Каллимако. Да вот, углядев тебя с этим ученым мужем, я решил дождаться конца вашего собеседования и узнать, чего ты сумел добиться.
Лигурио. Ты же знаешь, что это за личность: и разумом не силен, а уж решительности ни на грош. Ему страсть не хочется трогаться из Флоренции. Но я его маленько подзадорил, и он под конец обещался пойти решительно на все. Полагаю, что если мы сами не передумаем, то эта поездка на воды состоится, хоть я и не уверен, добьемся ли мы главной своей цели.
Каллимако. Это еще почему?
Лигурио. Да ведь всяко может случиться! Ты же знаешь, что на эти воды съезжается народ разный и вполне может сыскаться человек, которому мадонна Лукреция понравится так же, как тебе, да к тому же он окажется еще богаче тебя, да и привлекательнее. Словом, не пойдут ли все наши труды прахом и не обернутся ли они на пользу кому-нибудь другому? Ведь обилие воздыхателей может сделать нашу красотку либо взыскательнее и неприступнее, либо размягчить и бросить в объятия другого счастливчика.
Каллимако. Верно, может и так случиться. Но мне-то как быть? Что придумать? На что решиться? Я должен что-то предпринять – пусть что-то неслыханное, пусть опасное, пусть опрометчивое, пусть даже бесчестное… Лучше смерть, чем этакие муки. Когда б я был способен спать по ночам, есть, беседовать с друзьями, хоть чем-то отвлечься, тогда б я мог спокойно дожидаться благоприятного случая; сейчас же все мне представляется в полнейшем мраке, и, не возникни хоть ничтожная надежда, я больше не жилец на этом свете. А раз уж я приговорен к смерти, то ничего мне более не страшно, и я готов решиться на поступок самый дикий, жестокий и бесчестный.
Лигурио. Зачем уж так! Надо обуздывать душевные свои порывы.
Каллимако. Ты же понимаешь, что, обуздывая их, я только еще пуще растравляю себя. А потому надобно либо выпроводить Ничу на воды, либо попытаться сыскать другой какой способ, могущий подать надежду, пусть даже ложную, которая хотя б отчасти умягчила душевные мои муки.
Лигурио. Ты прав, и я готов всячески тебе содействовать.
Каллимако. Верю, хотя и знал, что людишкам вроде тебя – их хлебом не корми, только дай кого-нибудь надуть. Надеюсь, впрочем, что со мной ты так не поступишь, ибо если я что-либо подобное замечу, то мигом откажу тебе от дома, да и обещанного вознаграждения не видать тебе как своих ушей.
Лигурио. В преданности моей не сомневайся; ведь если бы я даже и не жаждал вознаграждения, на которое, правду сказать, сильно, рассчитываю, то и тогда желание твое настолько мне понятно, что я хочу его исполнения ничуть не меньше, чем ты сам. Но бросим этот разговор. Ученейший мой друг поручил мне отыскать врача, который бы точно указал, на какие воды следует ехать. Послушай: я представлю тебя Ниче и скажу, что ты изучал медицину и даже имел в Париже некоторую практику. Нича легко поверит, во-первых, потому, что он болван болваном, а во-вторых, потому, что ты человек ученый и можешь вкрутить ему что-нибудь по-латыни.
Каллимако. Что же это нам даст?
Лигурио. Поможет спровадить его на те воды, на какие мы хотим, а быть может, даже провернуть одну штуку, которую я измыслил, и штука эта мне кажется вернее, прямее и легче осуществимее, чем воды.
Каллимако. Правда?
Лигурио. Вот те крест! Соберись с духом, доверься мне, и мы обтяпаем это дельце не далее как завтра к этому же часу. И окажись Нича не таким ослом, за какого мы его принимаем, попробуй он даже допытываться, лекарь ты на самом деле или нет, недостаток времени да и необычность дела не позволят ему в этом разобраться; а если даже и разберется, то все равно помешать не успеет.
Каллимако. Ты возвращаешь мне жизнь! Обещание твое столь невероятно, что ты вселяешь в меня, быть может, слишком великую надежду. Что ты надумал?
Лигурио. Узнаешь в должное время, теперь некогда об этом рассуждать, ибо времени в обрез на самое дело, а не то что на порожние разговоры. Отправляйся домой и жди меня там, а я пойду за Ничей, и если приведу его к тебе, то ты внимательно следи за тем, что я буду говорить, и соответственно себя веди.
Каллимако. Исполню все в точности, хотя и боюсь, что внушаемая тобой надежда развеется как дым.
КАНЦОНА
Кто не изведал, как
могуч Амур, немало ошибется,
когда назвать возьмется
первейшее среди небесных благ.
Он знать не может, как за шагом шаг
все дальше от безбедных дней уходят,
как, больше, чем себя,
другого полюбя,
надеждой сердце, трепетом изводят
и как не только в людях – и в богах
твой арсенал, Амур, рождает страх.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕЛигурио, Нича, Сиро.
Лигурио. Вот видите, не иначе как сам Господь Бог ниспослал вам того, кто способен помочь исполнению сильнейшего вашего желания. В Париже этот человек имел богатейшую практику, а вот тому, что здесь, во Флоренции, он не занимался своим искусством, вы не поражайтесь. Тому есть две причины: во-первых, он достаточно богат, а во-вторых, он вот-вот собирается вернуться в Париж.
Нича. В этом-то, братец мой, и вся загвоздка! Только размечтаешься, а тут как раз и останешься с носом.
Лигурио. Пусть вас это не тревожит: только бы он взялся за лечение; а уж коли возьмется, то не бросит, покамест не добьется своего…
Нича. Стало быть, я полагаюсь на тебя, а вот что касается учености, то я уж и сам мигом определю, чего она стоит. Меня на мякине не проведешь!
Лигурио. Вот-вот, именно оттого, что вас-то я знаю, я и веду вас к нему, дабы вы сами поговорили. И ежели, поговорив с вами, он не покажется вам по внешности своей, по своей учености и приятности обращения человеком, на которого можно положиться как на самого себя, то можете плюнуть мне в глаза.
Нича. Ну что ж, тогда, благословясь, пошли. Где он живет?
Лигурио. Да на этой площади: вон его дверь, как раз против вашей.
Нича. В добрый час.
Лигурио. Вот мы и пришли.
Сиро. Кто там?
Лигурио. Каллимако дома?
Сиро. Дома.
Нича. Почему не говоришь ты «маэстро Каллимако»?
Лигурио. Он на это чихает.
Нича. Чихает или не чихает, а ты величай его как должно.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕКаллимако, Нича, Лигурио.
Каллимако. Кто там ко мне?
Нича. Bona dies, domine magister.[4]4
Добрый день, господин магистр (лат.).
[Закрыть]
Каллимако. Et vobis bona, domine doctor.[5]5
И вам день добрый, господин доктор (лат.).
[Закрыть]
Лигурио. Ну как?
Нича. Недурно, клянусь святцами.
Лигурио. Если хотите, чтобы я участвовал в разговоре, то говорите так, чтобы я понимал, иначе гусь свинье не товарищ.
Каллимако. Чем могу служить?
Нича. Да как вам сказать? Хотелось бы потолковать о двух вещах, которых иной бы разумно старался избежать, то есть хлопотах для себя и для своих близких. У меня, видите ли, нет детей, и вот для того, чтобы взвалить на себя эту ношу, я решился побеспокоить вас.
Каллимако. Помилуйте, да разве это беспокойство – услужить вам или другим, столь же достойным и прекрасным людям! Да и для чего же я столько лет трудился в Париже, как не для того, чтобы служить людям, подобным вам!
Нича. Великое вам спасибо. А когда вам понадобится мое искусство, считайте, что я целиком к вашим услугам. Но вернемся ad rem nostram.[6]6
К нашим делам (лат.).
[Закрыть] Скажите, какие, по-вашему, целебные источники помогли бы моей жене зачать ребенка? Я знаю, что Лигурио уже говорил вам о том, о чем я говорю сейчас.
Каллимако. Сказать-то он сказал, но для того, чтобы исполнить ваше желание, надобно знать причину бесплодия вашей супруги, ибо причины бывают разные. Nam causae sterilitatis sunt: aut in semine, aut in matrice, aut in strumentis seminariis, aut in virga, aut in causa extrinseca.[7]7
Ибо причины бесплодия заключаются либо в семени, либо в матке, либо в семенном аппарате, либо в мужском органе, либо во внешних причинах (лат.).
[Закрыть]
Нича. Да это самый достойный человек на свете!
Каллимако. Помимо того, причиной бесплодия может быть ваше бессилие, а уж коли так, то тут уж ничего не поможет.
Нича. Мое бессилие? Да вы что, хотите уморить меня со смеху? Не думаю, что во всей Флоренции отыщется еще второй такой крепыш по этой части, как я.
Каллимако. В таком случае будьте уверены, что мы отыщем верное средство.
Нича. А не найдется ли средства помимо целебных вод? Уж очень мне не хочется затевать всю эту кутерьму с отъездом, да и жене не любо расставаться с Флоренцией.
Лигурио. Наверняка найдется! Еще как найдется! Просто Каллимако излишне осторожен. Разве не сказали вы сами, что знаете такое питье, которое хоть кого заставит забрюхатеть?
Каллимако. Конечно, есть такое питье. Но я имею дело с людьми, которых не знаю, и потому не хотел бы, чтобы они приняли меня за шарлатана.
Нича. Во мне не сомневайтесь, ибо своими достоинствами вы привели меня в такое восхищение, что я готов поверить любому вашему слову и выполнить любое ваше предписание.
Лигурио. Полагаю, что вам прежде всего необходимо исследовать мочу.
Каллимако. Конечно, без этого никак не обойтись.
Лигурио. Кликните Сиро, пусть он сходит с доктором к нему домой, возьмет мочу, а мы подождем его тут.
Каллимако. Сиро, сходи с ним. А вы, магистр, если надумаете, возвращайтесь побыстрее, и мы вместе пораскинем умом, что делать дальше.
Нича. Как это «если надумаю»? Я вмиг вернусь, ибо уповаю на вас больше, чем венгерец на свою шпагу.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕНича, Сиро.
Нича. Твой хозяин истинно великий человек.
Сиро. Да побольше, чем вы думаете.
Нича. С ним, поди, считается сам король Франции.
Сиро. И еще как!
Нича. Наверное, по этой-то причине он и любит Францию.
Сиро. А по какой же еще!
Нича. И отлично делает. В наших краях – одни невежды да выжига на выжиге, истинная добродетель тут не в цене. Если бы твой хозяин жил здесь, то никто б на него даже не взглянул. Уж я-то на собственной шкуре это испытал… я, который не одну пару штанов просидел, изучая латынь; кабы не наследство – хорош бы я был!
Сиро. Дукатов сто в год зарабатываете?
Нича. Гроша ломаного не зарабатываю! Тут, во Флоренции, на того правоведа, который не состоит на правительственной службе, и собака не тявкнет. Вот и побирайся за поминальным да за свадебным столом или день-деньской бей баклуши в проконсульской прихожей. Мне-то на это наплевать, я ни в чем нужды не испытываю и ни от кого не завишу. Всем бы так жилось. Впрочем, мне бы не хотелось, чтобы слова мои дошли до чужих ушей, дабы не накликать на себя холеру в виде налога, а то чего-нибудь и похуже.
Сиро. Будьте покойны.
Нича. Вот мы и дома: обожди меня здесь, я мигом вернусь.
Сиро. В час добрый, ступайте.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕСиро, один.
Сиро. Когда бы все законники были скроены по мерке Ничи, уж чего бы только мы не натворили! Яснее ясного, что этот проходимец Лигурио и ошалевший мой хозяин доведут его до какого-нибудь срама. Пусть себе озоруют, лишь бы не получилось огласки, ибо в сем случае я рискую жизнью, а хозяин мой – и жизнью и имуществом. И так уж он заделался врачом! Не знаю – что у них на уме и чего они добиваются? Но вот и магистр с урыльником в руке. Кого не рассмешит это огородное пугало?
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕНича, Сиро.
Нича. Я тебе потакал буквально во всем, а теперь изволь слушаться меня. Если бы я знал, что у нас не будет детей, то скорее женился бы на простой крестьянке… Ты тут, Сиро? Ступай за мной. Уф, как долго пришлось уламывать эту дуреху, чтобы она согласилась наконец дать мочу! И дело не в том, что она не хочет иметь детей, она еще пуще меня этого желает, но как только я попрошу ее хоть пальцем шевельнуть для этого – начинается истерика!
Сиро. Наберитесь терпения; ласковым словом женщину можно склонить на что угодно.
Нича. Ласковым словом? Осточертели мне эти ласковые слова! Беги, Сиро, скажи маэстро и Лигурио, что я тут.
Сиро. Да вот они и сами тут как тут.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕЛигурио, Каллимако, Нича.
Лигурио. Ученого-то мужа не трудно будет уговорить, а вот жену потруднее, но и тут отыщется средство.
Каллимако. Принесли мочу?
Нича. Она у Сиро, под плащом.
Каллимако. Давай сюда. О! Вот признак того, что слабоваты почки.
Нича. Да и мне она кажется мутноватой, а ведь вроде совсем свежая.
Каллимако. Нет ничего удивительного. Nam mulieris urinae sunt semper maioris grossitiei et albedinis et minoris pulchritudinis quam virorum. Huius autem, in caetera, causa est amplitudo canalium, mixtio eorum quae ex matrice exeunt cum urina.[8]8
Женская моча всегда гуще и мутнее мужской. Причина этого заключается, между прочим, в ширине каналов и смешении мочи с выделениями из матки (лат.).
[Закрыть]
Нича. Уф-фа, клянусь невинностью святого Пуччо! Да он просто с каждой минутой становится любезнее моему сердцу. Поглядите, как лихо он разбирается в этой материи.
Каллимако. Боюсь, не мерзнет ли она у вас по ночам? Не оттого ли у нее и моча мутная?
Нича. Да нет, я уж такого наддаю ей жара… Впрочем, перед тем как улечься, она часа по четыре простаивает на коленях, бормоча молитвы, и, стало быть, терпит холод по собственной дурости.
Каллимако. И наконец, высокочтимый друг мой, или вы доверяете мне, или нет, а соответственно этому либо я укажу вам верное средство, либо нет. Если верите и согласитесь на него, то ровно через девять месяцев, считая с сегодняшнего дня, женушка ваша будет баюкать на руках прелестного малютку. Коли не так – готов вам заплатить две тысячи дукатов наличными.
Нича. Не тяните; что же это за средство? Ведь я во всем готов следовать вашим советам, а уж верю я вам больше, чем своему духовнику.
Каллимако. Должно вам знать, что нет средства более надежного для того, чтобы женщина забрюхатела, как дать ей выпить настоя мандрагоры. Средство это испытано мною многократно, и всякий раз с неизменным успехом. Не будь его, королева Франции так и осталась бы бесплодной, а равно и другие знатные дамы этого королевства.
Нича. Да ну?
Каллимако. Никаких «ну». Судьба же так к вам благосклонна, что у меня оказалось все необходимое для этого питья, и вы можете получить его хоть сегодня.
Нича. А когда она должна принять его?
Каллимако. Сегодня после ужина, ибо луна как раз находится в нужной фазе и времени более благоприятного нам не дождаться.
Нича. Ну тогда дело слажено. Готовьте питье, а я заставлю жену выпить его.
Каллимако. Есть тут, впрочем, одна загвоздка: тот, который переспит с ней после этого снадобья, умрет ровно через восемь дней, и тут уж ничто не сможет его спасти.
Нича. Ну уж черта с два! Не желаю я вашего пойла, меня на удочку не подцепишь. Эк куда хватили!
Каллимако. Успокойтесь, и тут есть выход.
Нича. Какой?
Каллимако. Заставить переспать с ней другого, и тот примет всю эту отраву на себя. После чего можете нежиться со своей женой сколько влезет, и без всякой притом опаски.
Нича. Нет, мне это не подходит.
Каллимако. Почему?
Нича. Да потому, что не желаю делать свою жену публичной девкой, а себя рогачом.
Каллимако. Как это вы, такой умный и ученый человек, можете так рассуждать? О, вы вовсе не такой мудрец, каким мне казались. Неужели вы не решаетесь сделать то, что сделал сам король Франции и множество других именитейших особ?
Нича. Да где же я сыщу такого болвана, который бы решился на подобное безумие? Если я предупрежу его, он, понятно, не пожелает; если не предупрежу – то, стало быть, сознательно обману, а это подсудно трибуналу Восьми. А мне вовсе не улыбается угодить в его лапы.
Каллимако. Если ничто другое вас не беспокоит, то предоставьте все это уладить мне.
Нича. А как вы это уладите?
Каллимако. Очень просто: я дам вам питье сегодня после ужина; вы дадите его жене и сразу же уложите ее в постель, этак часов в десять. После чего вы, Лигурио, Сиро и я перерядимся, выйдем, будто на прогулку по окрестным улицам, сцапаем первого попавшегося подгулявшего молодчика, завяжем ему глаза и, подгоняя палками, отведем в ваш дом. Затем, в полной темноте, проведем его в спальню и там уложим его в постель к вашей жене, предварительно объяснив, что нужно делать, а уж тут, ручаюсь, никаких затруднений не возникнет. На рассвете выпроводим его из дому, вы прикажете помыть супругу и возляжете с ней в свое удовольствие, не опасаясь никаких последствий.
Нича. Я не против. Тем более, как ты говоришь, король, принцы и другие сиятельные господа – все так поступали, но лишь бы про это кто не пронюхал, к великой радости треклятой «Восьмерки»!
Каллимако. Да кто же может пронюхать?
Нича. Так-то оно так, но все же остается еще одно немаловажное препятствие.
Каллимако. Какое?
Нича. Жена. Не думаю, что будет так легко ее уговорить.
Каллимако. Верно. Но я бы не желал быть мужем жены, которую не мог бы заставить поступать по-моему.
Лигурио. Я знаю, как помочь делу.
Нича. Выкладывай.
Лигурио. Нам поможет ее духовник.
Каллимако. А кто уговорит духовника?
Лигурио. Ты, я, деньги, общая наша испорченность.
Нича. Кроме того, жена вряд ли меня послушается и пойдет к духовнику за советом по такому делу.
Лигурио. И тут есть выход.
Каллимако. Сказывай.
Лигурио. Пусть ее уговорит мать.
Нича. Ей она верит.
Лигурио. Мать наверняка будет с нами заодно. Пошли, надо спешить, уже смеркается. Ты, Каллимако, ступай проветрись и помни, что в восемь часов мы зайдем к тебе. Зелье должно быть уже готово. Мы же с Ничей пойдем уговаривать мать. Ее я беру на себя. Потом сходим в монастырь к духовнику и обо всем известим вас.
Каллимако. Ах, не оставляйте меня одного!
Лигурио. По-моему, ты просто ошалел от радости.
Каллимако. Что же мне делать все это время?
Лигурио. Делай что хочешь. Флоренция велика, поброди по улицам.
Каллимако. Да я еле на ногах стою.
КАНЦОНА
Блажен, кто от рожденья глуп не в меру
и принимает все как есть на веру.
В нем честолюбья нет,
и страх ему неведом,
от коих столько бед,
ведущих к новым бедам.
Мечта законоведом
владеет – стать отцом,
но, будучи глупцом,
чтобы достичь того, о чем мечтает,
поверит он, что и осел летает.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕСострата, Нича, Лигурио.
Сострата. Я и раньше слыхивала, что разумный человек всегда выбирает из двух зол меньшее. Раз заполучить ребенка иным путем нельзя, то, стало быть, и этот сгодится. Конечно, не в ущерб своей совести.
Нича. Святые слова.
Лигурио. Вы поговорите с дочкой, а мы с мессером сходим к брату Тимотео, ее исповеднику, и все ему объясним, избавив вас от лишних хлопот и разговоров. Вот увидите, что он вам скажет.
Сострата. Договорились. Вы туда, а я к Лукреции, и, уж будьте уверены, я заставлю ее поговорить с монахом.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕНича, Лигурио.
Нича. Быть может, Лигурио, тебе покажется удивительным, к чему прилагать столько усилий, чтобы уломать собственную жену, но кабы ты знал все как есть, то, поди, нисколько не удивился бы.
Лигурио. Думаю, оттого это происходит, что все женщины ужасно подозрительны.
Нича. Нет, не в этом суть. Лукреция всегда была на редкость кроткой и сговорчивой. Но вот однажды одна наша соседка сболтнула, что если Лукреция даст обет выстоять сорок заутрень у Сервитов,{14} то забрюхатеет непременно. Лукреция дала обет и половину отстояла. Всего половину, потому как на двадцатый раз один из этих распутных монахов начал ее обхаживать, да так, что она больше не пожелала и ногой ступить в тамошнюю обитель. Скверно, что призванные служить примером поступают так подло. Верно я говорю?
Лигурио. Еще бы, дьявол их раздери, еще бы не верно!
Нича. Так вот, с той поры Лукреция вечно настороже. Что ей ни скажи – сразу подозревает недоброе.
Лигурио. Тогда все понятно! Ну а как обошлось с обетом? Так вот и пошло все псу под хвост?
Нича. Пришлось просить разрешения.
Лигурио. И то дело. Кстати, если есть при себе, дайте двадцать пять дукатов. В подобных случаях приходится идти на издержки, надо же умягчить монаха да еще пообещать ему куш пощедрее.
Нича. На, бери. Мне это тьфу, пустяк. С лихвой наверстаю на ком-нибудь другом.
Лигурио. Все эти монахи ужасно продувные бестии! Оно, впрочем, и понятно, потому как им хорошо ведомы и наши и собственные их грешки. И кто не имел с ними дела, легко может попасть впросак. Обведут вокруг пальца как миленького. А потому я бы не хотел, чтобы вы своими замечаниями испортили всю обедню, ибо ваш брат, сидящий битый день за учеными занятиями, разбирается в своих книгах, а в делах житейских ни бельмеса не смыслит. (В сторону.) Ведь этакий осел может любое дело сгубить.
Нича. Сделано все, как ты велишь.
Лигурио. Главное, не мешайте мне и молчите, покуда я не подам вам знак.
Нича. Прекрасно. А какой знак ты мне подашь?
Лигурио. Закрою один глаз и прикушу губу. Или нет! Сделаем иначе: сколько времени вы не виделись с братом Тимотео?
Нича. Да уж лет десять.
Лигурио. Превосходно. Я скажу ему, что за эти годы вы успели оглохнуть, и потому не отвечайте и ничего не произносите, разве только мы начнем сильно кричать.
Нича. Понял.
Лигурио. И не подавайте виду, если услышите что-либо такое, что вам может показаться противным нашей цели, потому как все мною сказанное будет лить на нашу мельницу.
Нича. Бог в помощь.
