Текст книги "Итальянская комедия Возрождения"
Автор книги: Никколо Макиавелли
Соавторы: Пьетро Аретино,Джованни Чекки,Алессандро Пикколомини,Бернардо Довици
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)
Мастер Андреа, один.
Мастер Андреа. Распивая вино, мессер Балда влюбился в Камиллу-пизанку, случайно углядев ее в окне спальни. Это тот случай, когда Купидон превращается в ученого, то есть в болвана. Сама богиня слез расхохоталась бы, когда бы услыхала, как он читает свои стихи. По стилю он вылитый аббат из Гаэты, венчанный на Слоне;{82} он сочинил несколько стихотворений, сотканных сплошь из ворованных строчек. В сравнении с ним и Чинотто, и Касио из Болоньи, и преподобный Марко из Лоди{83} – Вергилии и Гомеры. Если не верите, почитайте его письмо в прозе. Интересно, что этот тупица пишет синьоре Камилле.
ПИСЬМО МЕССЕРА МАКО
«Salve, regina,{84} сжалься надо мной! Ибо ваши благоуханные очи и ваше беломраморное чело, источающее медоточивую манну, убивают меня настолько, что золото и перлы то здесь, то там отвлекают меня от моей любви к вашей особе. И никогда не увидишь таких изумрудных щечек и молочно-пурпурных кудрей, резво играющих с вашей грудью, в коей обитают два сосочка наподобие двух брюквочек, вправленных в гармоничные дыньки. Ради вас я собираюсь сделаться придворным и кардиналом. Итак, найдите время и укажите место, где бы я мог изложить вам муки своего сердца, которое жаждет блаженства в жидких хрусталях вашего марципанного ротика, et fiat voluntas tua, ибо omnia vincit amor.{85}
Ведь Мако умирает из-за вас —
Так смилуйтесь над ним. Хотя бы раз!»
От этих слов может стошнить даже самого неразборчивого монаха. А что за подпись! Неужто Господь Бог повелел, чтобы все в мире перевернулось вверх дном? Кто бы когда поверил, что из добропорядочного, благородного, учтивого и полного даровитых людей города Сиены могла выйти этакая скотина, как мессер Мако? Сердце разрывается от мысли, что он родом из столь великолепного города. Оставим в стороне знаменитых людей, кои в нем были и есть. Довольно и того, что обе сиенские академии – «Ла Гранде» и «Л’Интронати» – украсили собой итальянскую поэзию и облагородили итальянский язык. Еще вчера я был поражен тем, что рассказывал об этом Якопо Этерно,{86} сочетающий в себе владение греческой, латинской и родной словесностью с величайшей добротой. Но кретины всюду бывают, и даже худшей пробы, чем этот мессер «Колупай улиток», который решил канонизироваться в звании шута. А вот вам и он.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕМессер Мако и мастер Андреа.
Мессер Мако. С кем это вы беседовали, учитель?
Мастер Андреа. С вашими хреновинами.
Мессер Мако. С моими поэмами?
Мастер Андреа. Вы угадали.
Мессер Мако. Что же вы о них думаете?
Мастер Андреа. Coecus non judicat de coloris.{87}
Мессер Мако. Передайте еще и этот маленький страмботто.{88} Прочтите его вслух.
Мастер Андреа. Охотно.
О звездочка и ангел заодно,
Упрямица с восточными чертами,
Я из-за вас как в гавани судно,
Я сплю под ураганами ночами.
Из Франции пришла твоя краса,
Когда Иуды на земле не стало.
Я так влюблен, что рад придворным стать,
Но мне одно осталось – уповать.
Мессер Мако. Ну как?
Мастер Андреа. О, дивные стихи – мелодичные, насыщенные, наставительные, сладкозвучные, стихи тонкие, стихи ученые, стихи нежные, стихи прелестные, стихи ясные, стихи чистые, стихи приятные, стихи необъятные, стихи божественные. Больше эпитетов не подыщу!
Мессер Мако. Стихи поразительные, не правда ли?
Мастер Андреа. Поразительные, восхитительные, исступительные! Но в них есть ошибка.
Мессер Мако. Какая? Корабль в порте?
Мастер Андреа. Да. Это уж не по-латыни ли?
Мессер Мако. Нет, простая поэтическая вольность. Дальше?
Мастер Андреа. Вы хотели сказать, что по сбруе о лошадях не судят?
Мессер Мако. Да, учитель. А теперь можете удалиться, ибо я ухожу.
Мастер Андреа. Да он спятил куда больше, чем я предполагал.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕМастер Андреа, один.
Мастер Андреа. Я держусь того мнения, что этот человек станет всеобщим любимцем при здешнем дворе, ибо он не просто хрен, но хрен порфироносный, не просто дурак, но дурак атласный и не просто болван, но болван на все двадцать четыре карата. И сколь мудр был Джаноццо Пандольфини, когда заявил во всеуслышание: «Как счастлив я, что меня перед папой Львом восхваляли за шутовство», желая этим сказать, что с сильными мира сего необходимо быть шутом, изображать шута и жить как шут. Это отлично понимал и мессер доктор Джиминьяно из Модены, который, чтобы выиграть в Мантуе тяжбу в пользу некоего Джаннино из Корреджо – а тяжба эта была настолько же справедлива, насколько доктор был опытным законником, – стал перед герцогом жонглировать дротиком. Признаемся же наконец, что нельзя нанести знатному синьору большей обиды, чем обхаживать его, притворяясь мудрецом. Однако вернемся к нашему поэту. Прежде чем сделаться кардиналом, согласно данному обету, он еще прокатится на верблюде, ибо слон, которого обучал Джамбатиста д’Аквила, в свое время золотых дел мастер, а потом папский камергер, по рекомендации невестки et cetera, давно уже приказал долго жить. Пока же мне предстоит раздобыть Дзоппино и отправить его к мессеру Мако в качестве посланца от синьоры, который отблагодарит его за чудесное письмо и за неслыханное страмботто.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕРоссо, один.
Россо. Альвиджа-то какова? А? С ней держи ухо востро! О! Ее не проведешь, и она смелей самого Дезидерия, который смеялся, пока его терзали клещами.{89} Благо, она сказала бы: «Не хочу, не могу», или: «Боюсь, как бы чего не вышло, если мы предадим такую важную особу». Она все смекнула еще прежде, чем я ей открыл, в чем дело. Умная бестия! Сразу же направила меня по верному пути. Сама она поговорит с синьором, якобы по поручению Ливии. А вот и Параболано. О, да на нем лица нет! Он похож на человека, который подыхает от голода и стыдится пожрать на людях. Да пошлет вам Господь успокоение!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕПараболано, Россо.
Параболано. Только смерть может меня успокоить, смерть, которая по природе своей подобна женщинам – бежит от того, кто ее зовет, и преследует того, кто от нее бежит.
Россо. Не отчаивайтесь.
Параболано. Нет, Россо. Я хочу отчаиваться, и дай Бог, чтобы я мог поменяться с тобой местами.
Россо. О Господи, ты слышишь? И почему бы тебе не оказать нам этой милости?
Параболано. Ты этого не пожелал бы, если бы испытывал то, что испытываю я.
Россо. Ах, пустые слова, хозяин!
Параболано. О, если бы это было так.
Россо. Однако не впадайте в уныние. Сейчас я вам скажу такое, что способно утешить не только вас, но даже слугу священника.
Параболано. О, горе, горе!
Россо. А ну-ка, давайте займемся делами придворными. Быть может, они вас хоть немного рассеют. Вот вы уже начинаете немного улыбаться. Прислушайтесь к моим словам. Одна особа, самая благородная, самая богатая и самая красивая на этом свете – а это важнее всего, – сохнет по вашей милости, и, боясь умереть, она поведала о своей любви кормилице, а кормилица из жалости к ней поведала об этом мне.
Параболано. Коли так, скажи мне ее имя.
Россо. Вам придется отгадать.
Параболано. Ее имя начинается с буквы «А»?
Россо. Нет, синьор.
Параболано. С «Г»?
Россо. Не угадали.
Параболано. С «Н»?
Россо. Вы чуть-чуть было не попали в точку.
Параболано. С «С»?
Россо. Ну нет, это уже далеко.
Параболано. С буквы «В»?
Россо. Делайте, как я скажу.
Параболано. Да говори же!
Россо. Вы азбуку знаете?
Параболано. Слава Богу!
Россо. Это чудо.
Параболано. Почему?
Россо. Потому что господа обычно не забавляются такими ученостями. А теперь читайте азбуку, и, когда дойдете до той буквы, с которой начинается ее имя, я вам скажу, иначе я его никогда не вспомню. Начинайте.
Параболано. А, б, в, г, д, е, ж… Какая-нибудь из этих?
Россо. Продолжайте.
Параболано. На какой букве я остановился?
Россо. Не помню. Начинайте с начала.
Параболано. А, б, в, г, д, е, ж, з, и, к…
Россо. Тише, сейчас будет. Продолжайте.
Параболано. М, н, о…
Россо. А куда девалось «л»?
Параболано. Ах! Россо – божественный, небесный, бессмертный!
Россо. Этак вы сочините целую книгу в мою честь.
Параболано. Моя Ливия!
Россо. Так вам кажется, что я ее знаю?
Параболано. Где я?
Россо. В Эмаусе.
Параболано. Мне это снится?
Россо. Да, вам снится, что вы вызволили меня из людской.
Параболано. Идем домой, уважаемый Россо.
Россо. Еще совсем недавно я был предателем.
Параболано. Ты ошибаешься.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕМастер Андреа, Дзоппино.
Мастер Андреа. С тех пор как существуют шутки, более забавной еще не бывало.
Дзоппино. Я ему скажу, что синьора Камилла посылает меня к нему и что, если бы не дон Диего ди Лайнио, который из ревности держит ее взаперти, он мог бы к ней явиться и в своей одежде, но по названной причине он непременно должен надеть на себя одежду носильщика. Тише! Этот болван тут как тут. Вот уж смеху-то будет!
ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕДзоппино, мессер Мако, мастер Андреа.
Дзоппино. Моя госпожа, синьора Камилла, целует руки вашей милости.
Мессер Мако. Она страдает по мне, не правда ли?
Дзоппино. Несказанно.
Мессер Мако. Как только она родит мне сына, я заплачу за самые пышные крестины.
Мастер Андреа. Что ты о нем думаешь?
Дзоппино. Теперь, поглядев на это чудо вблизи, я верю, что она без ума от него.
Мессер Мако. Сколько поцелуев запечатлела она на моем письмеце?
Дзоппино. О! Больше тысячи.
Мессер Мако. Сердечная! Сладостная! Коварная! А с моим страмботто что она сделала?
Дзоппино. Сокрыла его.
Мессер Мако. С чьей-либо помощью?
Дзоппино. Да, с помощью своего портного. Однако пора бы и отдохнуть нашему архипоэту: он слишком усердно холит, поит и кормит своего пегасийского осла, с помощью которого зарабатывает свои навозные регалии.
Мессер Мако. Это была простая импровизация.
Дзоппино. Везет вам как утопленнику.
Мессер Мако. Но ведь я – это я.
Мастер Андреа. Вы о себе непомерно высокого мнения.
Мессер Мако. О вы, что присланы сюда синьорой Камиллой, знаете ли, что я хочу сказать вам?
Дзоппино. Нет, синьор.
Мессер Мако. Как только я получу из Сиены марципаны, я подарю вам парочку.
Мастер Андреа. Разве я не говорил тебе, что он щедрее любого папы или императора? А теперь пойдем посовещаемся, как спровадить мессера к синьоре.
Мессер Мако. Только поскорее, время не терпит. Эй, Грилло, Грилло, обожди у окна!..
ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕГрилло, у окна, мессер Мако, мастер Андреа, Дзоппино, снаружи.
Грилло. Что прикажете?
Мессер Мако. Ничего. Впрочем, да. Эй, Грилло!
Грилло. Я здесь. Что вам угодно?
Мессер Мако. Не помню.
Мастер Андреа. Входите, синьор Дзоппино.
Дзоппино. Пусть сначала войдет ваша милость, маэстро Андреа.
Мастер Андреа. Нет, сперва ваша милость.
Дзоппино. Нет уж, ваша.
Мессер Мако. Первым войду я, а вы за мной.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕРоссо, один.
Россо. Хозяин наобещал своему Россо все титулы, которые граждане Норга или Тоди дают своим посланникам.{90} Он клятвенно обещал мне богатства и чины и хочет, чтобы я давал ему советы, им руководил и повелевал. Так отправляйтесь же к потаскухам все вы, которые ничего не умеете делать, кроме как красиво кланяться, держа в руке блюдо или же хорошо вымытый стакан, разговаривать не иначе как на цыпочках и весь день развлекать синьоров музыкой и сочинять для них славословия, воображая, что таким способом вы сможете втереться к ним в доверие. Ничего вы не смыслите! Главное – это добывать им хороших девчонок. Как только хозяин клюнул, он мигом берет тебя с собой в Рим, ласкает, холит и задаривает, а там, глядишь, и шапочка с медалью и подвесками из презренного золота, которую ты должен носить из любви к нему. Впрочем, давно уже пора вести к нему Альвиджу. Если обман обнаружится, придется бежать куда глаза глядят. Мне известны все бардаки в Италии и вне ее, и в них меня не сыщет даже Календарь, который находит все праздники в году. Но я почти уверен, что в этот час я ее не застану, ибо у нее кроме рынка множество и других дел.
ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕМастер Андреа, Дзоппино.
Мастер Андреа. Самое лучшее – это облачить Грилло в платье мессера Мако, а его самого – в бергамский костюм Грилло.
Дзоппино. Я тоже переоденусь и, как только увижу мессера Мако у дверей синьоры, сделаю вид, будто принимаю его за носильщика. Подойду и спрошу его, не согласен ли он отнести покойника на кладбище. Ты же в этот самый момент тоже появишься и уговоришь его согласиться. Грилло же притворится, что его не узнает.
Мастер Андреа. Отлично.
Дзоппино. Между тем я скажу, что вышел приказ о высылке мессера Мако, которого уже всюду разыскивает пристав. Смотри не забудь вызвать всех наших друзей, я же пойду вперед и позабочусь обо всем остальном.
ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕМастер Андреа, Грилло, в одежде хозяина, и мессер Мако, в одежде носильщика.
Мастер Андреа. Идите сюда! Ха-ха-ха!
Грилло. Бархат мне к лицу?
Мессер Мако. Учитель, а я на кого похож?
Мастер Андреа. Ха-ха-ха! Ох! Ох! Вас и с помощью морской карты не разыщешь. Теперь слушайте: если кого увидите, делайте вид, что вы должны вынести ящик от синьоры, а если никого не увидите, входите в дом, принимайтесь за дело и, хоть раз в жизни, дайте волю своим мечтам и желаниям.
Мессер Мако. Мне кажется, что я вот уже тысячу лет жду не дождусь такого случая.
Мастер Андреа. Ты, Грилло, потихоньку следуй за ним и, как вам повстречается ее покровитель, не пугайтесь, он ничего не заподозрит, ибо ты похож на мессера Мако, а мессер Мако – на носильщика.
Мессер Мако. Не отходите от меня, боюсь, как бы это испанское отродье не выпотрошило мне кишки. Горе мне! Вот он. Я боюсь! Я весь дрожу!
Мастер Андреа. Не бойтесь. Идите прямо к ней. Однако что за хитрая бестия этот Дзоппино: глядя на его движения, на походку и на манеру носить плащ и шпагу, можно подумать, что это настоящий испанец-головорез.
ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕДзоппино, переодетый, мессер Мако, мастер Андреа, Грилло.
Дзоппино. Не отнесешь ли покойника на кладбище?
Мессер Мако. Давайте. Мне не впервой.
Дзоппино. Нынче, как хлеб подешевел, вы, сволочи, утруждать себя не хотите.
Мессер Мако. Утруждать себя, конечно, я не собираюсь, разве только ящиком этой синьоры.
Мастер Андреа. Носильщик, помоги этому синьору.
Мессер Мако. Учитель, разве вы меня не узнаете?
Мастер Андреа. Чтоб тебе пусто было! Ты кто?
Мессер Мако. О Господи, я пропал! Я сам себя не узнал в этой одежде! Грилло, разве я не твой хозяин?
Грилло. Клянусь телом того, от кого никогда не отрекусь, я не я, если тебя не прикончу.
Дзоппино. Отпустите этого осла. Пусть он треснет, а я заставлю его нести свою ношу. По городу объявлено, что всякий, кто опознает или захватит некоего мессера Мако из Сиены, прибывшего в Рим без паспорта и в качестве шпиона, обязан доставить его губернатору под страхом смерти. Как полагают, губернатор намерен его оскопить.
Грилло. Горе мне!
Мастер Андреа. Не бойтесь, мы наденем ваше платье на этого носильщика, и пристав, который примет его за мессера Мако, схватит и оскопит его вместо вас.
Мессер Мако. Я носильщик, носильщик, а вовсе не мессер Мако! Помогите, помогите!
Дзоппино. Хватай его, держи! Шпион, обманщик! Ха-ха! Беги за ним, Грилло, как бы чего не вышло. А то какой-нибудь пиявка банкир окажется его родственником и нас за это возненавидит. Так и вижу, как среди прилавков иной сплетник, окруженный толпой зевак, хохочет над этой проделкой.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕПараболано, Валерио.
Параболано. Ну и что, если Россо в шутку злословил обо мне с Каппой?
Валерио. Хоть от похвал такого человека{91} никому не прибудет и от осуждений его ни у кого не убудет, все же не следует восхищаться Россо как вместилищем всех добродетелей.
Параболано. Я восхищаюсь своим здоровьем, но не тем человеком, который услужливо стелит мне постель, и не тем, кто расторопно чистит мою одежду, и не тем, кто считается знатоком хорошего тона, и не тем, кто докладывает мне жалобы моих слуг на меня, и не тем, кто целыми днями морочит мне голову музыкой и стихами, выпрашивая и вымогая у меня подарки. Ты меня понимаешь?
Валерио. Что до меня, то я всегда выполнял обязанности верного слуги и блюстителя вашей чести, и я предпочитаю выслушивать упреки за это, чем похвалу за то, что предложил вам нечто недостойное ни вашего, ни моего положения. Но ведь недостаток общий для всех синьоров – это нежелание слышать правду или вообще что-либо толковое.
Параболано. Молчи, говорят тебе, молчи.
Валерио. Я человек прямой и потому говорю свободно.
Параболано. Успокойся, и пойдем домой.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕРоссо, Альвиджа.
Россо. Теперь дело в твоих руках.
Альвиджа. Ты думаешь, мне впервой?
Россо. Ну, я-то не думаю.
Альвиджа. Тогда предоставь уж мне обо всем подумать.
Россо. А вот и хозяин. Видишь, с каким кислым лицом он смотрит на небо, скрестив руки на груди… а вот теперь покусывает палец и чешет затылок: ни дать ни взять человек, который в душе произносит проклятия.
Альвиджа. Что ты! Это верные признаки влюбленности.
Россо. О, какое дурачье эти сердечные привередники, которые все время что-то бормочут о всяких герцогинях да княгинях.{92} Я думаю, что чертовски трудно чего-нибудь добиться от благородной дамы, и те, кто хвастается, будто чего-то добился или что-то сказал синьоре такой-то или синьоре такой-то, в конце концов довольствуются простой потаскухой.
Альвиджа. Конечно, хотя и не все эти благородные дамы одним миром мазаны и не всем это нравится, но иные воздерживаются от страха, другие – от стыдливости, некоторые – просто от лени. И никогда не бывает так, чтобы их любовью не пользовался кто-нибудь из слуг или приживальщиков, но это ради чистого удобства.
Россо. Иногда перепадает и домашним учителям, которые, пресытившись сыновьями, братьями и служанками, частенько наставляют рога мужьям своих хозяек.
Альвиджа. Ха-ха! Однако твой хозяин заметил нас.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕПараболано, Россо, Альвиджа.
Параболано. Привет почтенной парочке.
Россо. Хозяин, эта женщина хочет вручить вам ключи от Царствия Небесного.
Параболано. Вы кормилица моего ангела?
Альвиджа. Я ваша покорная служанка и кормилица той, для кого вы одновременно и жизнь, и душа, и сердце, и надежда… Чувствую, что моя любовь к воспитаннице доведет меня до геенны огненной.
Параболано. Почему же, уважаемая матушка?
Альвиджа. Потому что честь – сокровище вселенной. Но любовь к своему дитяти превозмогает даже страх перед загробными карами. Я хочу видеть мою Ливию, мою повелительницу, мою дочь живой и счастливой. По воле своей удачливой судьбы – так хочется мне выразиться – она посылает меня к вашей милости и просит вашу милость соблаговолить быть любимым ею. Но и кто бы не влюбился в столь благородного синьора?
Параболано. Коленопреклоненно хочу вас выслушать!
Альвиджа. Нет, это слишком, синьор.
Параболано. Я выполняю всего лишь свой долг.
Альвиджа. Встаньте, ибо в наше время эти ваши неаполитанские штучки всем опротивели.
Параболано. Продолжайте, почтеннейшая матушка.
Альвиджа. Мне совестно разговаривать со столь сиятельным синьором в такой старой юбчонке.
Параболано. Пусть же это ожерелье ее обновит.
Россо. Разве я не говорил тебе, что моему хозяину так же просто подарить сто скуди, как адвокату украсть тысячу?{93} (В сторону.) Он и клопа зарезал бы, чтобы выпить из него кровь.
Альвиджа. По лицу видно.
Россо. Он ежегодно одевает нас с головы до ног во все новое. (В сторону.) Дай Бог, чтобы хоть жалованье-то выплатил!
Альвиджа. Да, таких хозяев поискать надо!
Россо. В людской у него каждый день масленица. (В сторону.) Мы в ней с голоду подыхаем.
Альвиджа. Об этом всюду говорят.
Россо. Мы все ему друзья и братья. (В сторону.) Да будь ты при последнем издыхании, все равно ласкового слова не скажет.
Альвиджа. Как и подобает истинному вельможе.
Россо. Клянусь, он даже перед папой готов замолвить словечко о самом последнем из своих слуг. (В сторону.) Если бы он увидел своего слугу с веревкой на шее, он и тогда не сказал бы ни слова.
Альвиджа. Не клянись, я и так верю.
Россо. Он нас любит, как родной отец. (В сторону.) А вернее, до смерти нас ненавидит.
Альвиджа. Охотно тебе верю.
Параболано. Россо знает мою натуру.
Россо. За это-то я и хвалю вас. И подумайте только, мадонна Альвиджа, ведь ваша крестница уже помолилась Святому Юлиану,{94} чтобы этот синьор в нее влюбился, но поверьте – он другую не удостоил бы своей любви, хотя пол-Рима этого добивается.
Альвиджа. Значит, пока еще он не соглашается?
Россо. Нет, матушка, нет.
Параболано. Этого не говори. Я же благодарю свою счастливую судьбу за то, что Ливия меня полюбила.
Россо. Соблюдайте свое достоинство!
Параболано. Скажите, дорогая мадонна, с каким выражением лица она обо мне говорит?
Альвиджа. С выражением, какое бывает только у императрицы.
Параболано. С какими жестами?
Альвиджа. С такими, какие могли бы совратить и отшельника.
Параболано. Каковы ее обещания?
Альвиджа. Самые щедрые и самые торжественные.
Параболано. Не притворяется?
Альвиджа. Притворяется? Что вы!
Параболано. Любит ли она других?
Альвиджа. Других? Как можно! Она столько из-за вас выстрадала, что, если только перестанет страдать, она перестанет…
Параболано. Из-за меня она никогда страдать не будет.
Альвиджа. Дай Бог!
Параболано. Что она сейчас делает?
Россо(в сторону). Сидит в нужнике.
Альвиджа. Проклинает день, ибо он никак не может кончиться.
Параболано. Какое ей дело до длинного дня?
Россо. А то дело, что она хочет сегодня ночью с вами встретиться. Она твердо решила либо перестать мучиться, либо умереть.
Параболано. Россо правду говорит?
Альвиджа. Сущую правду. Она умрет, если ваша милость не ответит взаимностью. Войдем же, и я вам все в подробностях разъясню и объясню. Подожди здесь, Россо. Сейчас мы вернемся.
Россо. И не подумаю.
Параболано. Входите вы, матушка, первая.
Альвиджа. Помилуйте, синьор, не унижайте меня вашим вниманием. Пусть ваша милость войдет первой.
Россо. Не отказывайте синьору. Ваш возраст дает вам право идти первой.
Альвиджа. Ну, как вам будет угодно.
