Текст книги "Итальянская комедия Возрождения"

Автор книги: Никколо Макиавелли

Соавторы: Пьетро Аретино,Джованни Чекки,Алессандро Пикколомини,Бернардо Довици
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Мессер Лигдонио и Панцана.

Мессер Лигдонио. Сколько раз тебе твердить, Панцана: не скалься, когда твой господин заводит с кем-либо беседу.

Панцана. Я и не скалился.

Мессер Лигдонио. А я говорю, скалился.

Панцана. Да не скалился, и все тут. Кого угодно спросите. Скалился я? Скалился? Скалился? Ежели хоть одна живая душа подтвердит ваши слова, вот тогда вершите надо мной свой суд.

Мессер Лигдонио. Кто тебя разберет. Может, и почудилось.

Панцана. Не сомневайтесь: мы кое-каким манерам тоже обучены.

Мессер Лигдонио. Любезный господин этот мессер Роберто. Он меня очаровал.

Панцана. А мне и не слыхать было, о чем вы там собеседовали.

Мессер Лигдонио. Куда ж ты смотрел?

Панцана. Следил, чтоб между нами оставалось два шага.

Мессер Лигдонио. Ха-ха-ха! Откуда вдруг столько усердия? Однако пора бы нам проведать ту даму, о которой давеча тебе сказывал.

Панцана. Да уж, самое время.

Мессер Лигдонио. Вперед, не мешкая.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Мессер Джаннино, Верджилио, испанец (говорит по-испански), немец и Сгвацца.

Мессер Джаннино. Промеж друзей, кои друг другу ровно братья, мессер Луис и мессер Йоханн, не нужно лишних слов. Настанет час, и вы увидите, что каждому я воздам сторицею.

Испанец. Не стоит об этом. Отправимся-ка лучше проучить этого полоумного мошенника!

Мессер Джаннино. Вам ведомо, сколь много значит для меня жизнь Лукреции, от коей целиком зависит и моя собственная жизнь.

Немец. Неправый быть, мессер Ианнин. Их бин друг.

Мессер Джаннино. Не будем терять ни минуты. Пошевеливайся, Сгвацца! Что ты там застрял?

Сгвацца. Никак не подберу подходящее оружие, тут остались одни пики. А пики мне не по душе; мне бы что-нибудь такое, что поражало бы на расстоянии.

Верджилио. От него нам больше вреда, чем проку, хозяин.

Сгвацца. Нашел, черт побери! Вот это что надо! Надежный арбалет! Вещь по мне! Думаете, не управлюсь? Примощусь поодаль и навоюю столько, что вам и не снилось. Может, кликнуть заодно и Корнаккью, авось хуже не будет?

Верджилио. Нас и без того хоть отбавляй.

Сгвацца. А может, разом подстрелить Гульельмо? Или так, подранить для острастки? А, мессер Джаннино?

Испанец. Пошли, пошли.

Сгвацца. Будь неладна мона Пьера! Кажись, у них открыта дверь. Неужто не робеют? Хотите доброго совета?

Мессер Джаннино. Ну что еще?

Сгвацца. Отложим это дело до завтра. Утро вечера мудренее.

Испанец. Куда нам деть этого дуралея, мессер Джаннино? Не отправить ли его назад, на постоялый двор?

Немец. Он тошно спятить.

Сгвацца. Чтоб я сдох: там за дверью что-то блеснуло. Схоронюсь-ка подобру-поздорову. Мне еще жизнь дорога.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Латтанцио, мессер Джаннино, Верджилио, испанец (говорит по-испански), немец.

Латтанцио. Показался неприятель. Будьте наготове и выскакивайте по моей команде. Я же перемолвлюсь парой слов с мессером Джаннино; быть может, удастся отвратить его от этой гибельной затеи.

Верджилио. Вперед, хозяин. Ворвемся в дом.

Латтанцио. Какая муха вас укусила, мессер Джаннино, что так самонадеянно вы вознамерились лишить жизни беззащитного старика в его же собственном доме?

Мессер Джаннино. Вам-то что за дело? Этот выживший из ума никчемный старикашка хочет расправиться с нежнейшим созданием на всем белом свете!

Латтанцио. А вы-то здесь при чем? Кто позволил вам вмешиваться в чужие дела?

Мессер Джаннино. Неправедному деянию всяк должен противиться.

Латтанцио. Стало быть, вы явились вершить правосудие? По-вашему, коль стар он и немощен, так и защитить его некому?

Мессер Джаннино. Защитники нам не острастка. Тот, кто осмелится выступить против нас, пожалеет, что не обратился в бегство. Мы жизни наши положим, а девушку вызволим.

Испанец. Мессер Джаннино, не стоит понапрасну тратить время на разговоры с этим презренным трусом. Направимся к дому.

Немец. Я будет изрубить старик на кусок! Абракадабра!

Латтанцио. Знайте же, что вас самих изрежут на мелкие кусочки, коли не уберетесь восвояси.

Испанец. Черт бы побрал этого бездельника!

Немец. Я лишно сделать ломоть из он.

Латтанцио. Видать, полюбовно нам не столковаться. Эй, братья, выходи. Поглядим, кто кого!

Следует вооруженная стычка.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Испанский капитан (говорит по-испански), мессер Джаннино, Верджилио, испанец (говорит по-испански), немец, Латтанцио и его братья.

Капитан. Сколь любезен этот мессер Консальво! Помилуй Бог, что здесь за распря? Довольно, довольно! Чего вы не поделили, синьоры? Эдак недолго и всю округу переполошить! Комиссар строго накажет вас за подобное своеволие. Что за размолвка вышла у вас с этими школярами, синьоры?

Латтанцио. Выложу все без утайки, синьор капитан. Эти удальцы явились сюда прикончить несчастного старика Гульельмо. Мы же с братьями порешили из уважения и любви к Гульельмо вступиться за него и проучить лиходеев.

Мессер Джаннино. Дело обстоит совсем иначе, синьор капитан. Старый плут Гульельмо, видя, что девушка, живущая у него в доме, не поддается на его грязные уговоры, возвел на нее невесть какую напраслину и замыслил лишить жизни. Из сострадания к бедной сироте мы и пришли освободить ее.

Третий брат. Враки!

Испанец. Чтоб вам пусто было! Все это гнусная ложь. Кабы не присутствие сеньора капитана, я затолкал бы эти слова вам в глотки острием моей шпаги!

Первый брат. Ври, да не завирайся! Синьор капитан, ежели ваша милость дозволит, я в одиночку сражусь со всеми четырьмя мошенниками.

Немец. Их сей бахвал не спускать!

Второй брат. Ужо отойдем в сторонку, тогда я погляжу, как ты запоешь.

Испанец. Клянусь небом, свяжите меня по рукам и ногам, я все одно скрещу клинки с этими похвалебщиками.

Немец. Пустобрех. Их бин не их, коль не порешить всех, как один.

Капитан. Вижу, отваги вам не занимать. Жаль будет, если кто-то из вас падет в этой схватке.

Мессер Джаннино. Чему быть, того не миновать, синьор капитан! Позвольте нам проучить этих спесивых наглецов.

Латтанцио. Не будь здесь синьора капитана, вы бы давно прикусили языки!

Верджилио. Дьявол! Я вне себя от ярости.

Капитан. Черт возьми, да вы все не робкого десятка: в этой стычке покуда никто еще не взял верх.

Немец. Знать, почто никто не пересилить?

Капитан. Почему же?

Немец. Их не сражаться этакий оружье, не зналь, как подобать орудовать сей щит.

Второй брат. Ежели кому и сетовать на оружие, так только нам.

Капитан. Это еще почему?

Второй брат. Да потому, что в Испании, кто побоязливее, прикрывается для пущей верности щитом или тарчем.

Капитан. Как видно, и в Италии этот обычай в ходу. Впрочем, оставим эти пересуды. В благородных руках любое оружие неотразимо. Однако будьте благоразумны, подумайте о своих жизнях, отложите оружие и примиритесь по-братски.

Мессер Джаннино. Не раньше, чем они сойдут с нашего пути и мы освободим девушку.

Латтанцио. Этот спесивец молвит так, словно уже одолел нас.

Испанец. Погодите, скоро вы сами взмолитесь: «Ради Бога, забирайте свою девушку!»

Второй брат. Ух, синьор капитан. Дозвольте помериться силой, мы и так уже из кожи вон лезем.

Немец. Коли желать прикончить с этот дело бистро, взять гросс меч. Этот нихт резать на кусок.

Третий брат. Готовы драться любым оружием.

Немец. Нам будет одолжить большой мечи, капитан?

Капитан. Мой долг скорее в том, чтобы внести меж вами согласие, а не вкладывать в ваши руки орудия смерти.

Мессер Джаннино. Нам не замириться, покуда не получим девицу.

Латтанцио. Этому не бывать. О примирении не может быть и речи.

Капитан. Когда в вас пылают такие страсти, что ж, решайте свою тяжбу в схватке.

Немец. Изволить меч, капитан.

Капитан. Все ли согласны сразиться двуручными мечами?

Первый брат. Так точно.

Верджилио. Так точно, сударь.

Испанец. Точно так, синьор.

Капитан. Тогда извольте следовать в мой арсенал. Там вы сложите свое оружие и возьмете новое. Ну а потом скрестите мечи и разрешите вашу распрю.

Мессер Джаннино. Вперед.

Латтанцио. Пошли.

Испанец. В путь.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Аньолетта, одна.

Аньолетта. Отряхну-ка юбку, а то вся перепачкалась. Вот что я вам скажу, разлюбезные мои дамы: не витал в облаках тот, кто первым сказал: «Сила не в числе, а в уменье»; один мужчина стоит сотни, а сотня не стоит и одного. Скольких я на своем веку перевидела – что песку морского. Только таких, чтобы дух захватывало, – раз-два и обчелся. Обыкновенно не мужик, а прямо баба в штанах: самого еле ноги держат, – того и гляди, переломится от натуги. Бывало, пока расшевелишь такого, сама последней силушкой изойдешь. Да и то сказать – проку с гулькин нос! То ли дело Корнаккья! Разрази меня гром, ежели за три часика, что скоротали мы вдвоем, трижды (поднимает вверх три пальца) всласть друг дружкой не упились. Таких, как Корнаккья, днем с огнем не сыщешь. Глядите на меня, сударыни, внакладе не останетесь. Махните вы рукой на своих слабосильных супружничков, кои разве что кряхтеть горазды, а толку от них – как от козла молока. Эх, да что там! Забегу домой, а через часок-другой обратно – узнать, не воротился ли мессер Джаннино.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Капитан (говорит по-испански), паж, Латтанцио, мессер Джаннино, Верджилио, испанец (говорит по-испански), немец, трое братьев.

Капитан. Паж, принеси мечи и разложи их здесь. Прошу, синьоры, приспело время покончить ваш спор. Я сам намерен раздать оружие каждому из вас.

Паж. Готово, синьор.

Капитан. Дай-ка взглянуть. Все на месте; мечи одинаковые. Теперь пусть каждый возьмет по мечу, и помните: покуда все не получат оружие, никто не должен вступать в поединок.

Мессер Джаннино. Мы не пойдем на подобную подлость, сударь.

Латтанцио. Не думайте, синьор капитан, нам не надобно такого превосходства.

Капитан. Тогда подходите по одному.

Берут мечи.

А теперь, синьоры, пусть каждый из вас задумается о своих намерениях и памятует о том, что этаким оружьем иль насмерть биться, иль до увечья. Будет весьма прискорбно, ежели кто-нибудь из столь благородных синьоров сложит голову в этой схватке. Посему призываю вас к примирению. Каждая сторона от этого лишь выиграет, да и мне немалый почет будет, ибо в этом и состоит долг моей службы.

Мессер Джаннино. Будь я трижды проклят, если не покажу этим гордецам, сколь глубоко они заблуждаются, защищая мерзкого старика и злодея, если не воспрепятствую смертоубийству первейшей красавицы на этом свете.

Испанец. Сейчас не время для порожних разговоров.

Латтанцио. Напрасный труд, синьор капитан, толковать о согласии, покуда мы не проучили злоумышленников оружием.

Первый брат. Нашим пустословием мы лишь продлеваем жизнь этим негодяям.

Испанец. Чтоб я сдох! Если бы победа доставалась на словах, никто не чувствовал бы себя в безопасности. Отведав нашего клинка, вы враз поутихнете.

Второй брат. Хоть со скуки помирай.

Верджилио. Меня так и разбирает злость.

Третий брат. Я просто задыхаюсь от гнева.

Немец. Порешать! Порешать! Доволен слова.

Мессер Джаннино. С Богом! Изготовимся.

Капитан. Коль скоро согласию меж вами не бывать, будь по-вашему. Итак, сходитесь.

Следует вооруженная стычка.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мессер Консальво, капитан (говорят между собой по-испански), мессер Джаннино, Гульельмо, Латтанцио, Верджилио, немец, испанец (говорит по-испански), трое братьев.

Мессер Консальво. Не худо было бы проведать кого-нибудь из старых друзей. Что это тут за потасовка? Стойте, стойте! Опомнитесь!

Капитан. Остановитесь, синьоры! Остановитесь из уважения к его милости благороднейшему мессеру Консальво!

Мессер Консальво. Синьор Франсиско, отчего не прекратите вы эту стычку?

Капитан. Я всячески старался умягчить враждующих, как и полагается мне по долгу службы, однако, видя, что мои уговоры ни к чему не ведут, раздал каждому оружие, дабы положить конец их распре.

Мессер Консальво. Что за вражда меж ними?

Капитан. Раздор ужасный, клянусь всеми святыми.

Мессер Консальво. Умоляю, сказывайте все без околичностей.

Капитан. Будет лучше послушать их самих. Синьоры, поведайте мессеру Консальво о вашей занозе: итальянское наречье он понимает превосходно.

Латтанцио. Готов рассказать вам обо всем, синьор Консальво. Вот этот господин явился вместе со своими приятелями порешить несчастного старика в его же собственном доме. Мы сочли своим долгом вступиться за беднягу.

Мессер Консальво. Ах, сударь! Поднять руку на старика! Этакий поступок не делает вам чести. Как же вы, ваша милость синьор Франсиско, это позволяете?

Мессер Джаннино. Пусть ваша милость услышит и другую сторону. Сказанный старик возжелал приневолить к постыдному сожительству благороднейшую девицу, которая живет в его доме. Не добившись ее согласия, он оговорил невинное создание и замыслил лишить девушку самой жизни. Этакого беззакония нам попустить никак невозможно.

Первый брат. Брехня.

Испанец. Презренный трус! А ну, продолжим нашу потеху.

Мессер Консальво. Ради всего святого, синьор Франсиско, утихомирьте их, как велит ваш долг.

Капитан. Видит Бог, мессер, это не в моих силах. Быть может, вам удастся уладить этот спор лучше моего.

Мессер Консальво. Где же тот старик, о коем вы толкуете, сударь?

Латтанцио. Он здесь, в доме.

Мессер Консальво. Сделайте милость, призовите его сюда, дабы я мог дойти до сути сего дела.

Латтанцио. Будь по-вашему. Кум, не соизволите ли сойти к нам ненадолго?

Мессер Джаннино. Сударь, позвольте нам довести до конца начатое.

Верджилио. Послушаем его, хозяин: будь что будет.

Капитан. Уймитесь хоть на самую малость.

Латтанцио. Вот и сам старик, ваша милость.

Гульельмо. Чем могу служить, синьор?

Мессер Консальво. Боже правый! Что я вижу?! Прежде чем я начну свои расспросы, откройте мне, дражайший, ваше имя.

Гульельмо. Почто оно вам?

Мессер Консальво. Сказать по чести, вы весьма похожи на моего брата, коего не видал уж много лет. Вы точно на одно лицо.

Гульельмо. О мессер Консальво! Брат! Гнев затуманил мне рассудок. Я не признал вас сразу. Что за счастливый случай привел вас в Пизу?

Мессер Консальво. Любезный брат, как я рад нашей встрече! Я уже и не чаял застать вас в живых.

Мессер Джаннино. Что значат все эти восторженные объятия? Что за мессер Консальво? Кто таков? Постой, постой. О Боже! Одному Тебе все ведомо. Не откажите в любезности, сударь, назовите, какого вы рода?

Мессер Консальво. Зачем вам?

Мессер Джаннино. Сделайте милость. Сейчас узнаете.

Мессер Консальво. Труд невелик. Мессер Консальво Молендини из Кастилии к вашим услугам.

Мессер Джаннино. Святый Боже! А кем приходится вам сей старец, коего заключили вы в объятия?

Мессер Консальво. Долгие годы мы не видались. То брат мой.

Мессер Джаннино. Педрантонио? Держи мой меч, Верджилио. О возлюбленные отец и дядя! Перед вами ваш Иоандр!

Гульельмо. Иоандр, ты ли это? Дитя мое! Сынок! Позволь на радостях обнять и расцеловать тебя!

Мессер Джаннино. Дядюшка!

Мессер Консальво. Ненаглядный мой племянник, вот уж не думал, не гадал!

Гульельмо. Отложите ваш меч, кум Латтанцио! Конец вражде.

Капитан. Так это Педрантонио? Какая радость! Неужто не признаете меня? Ведь я Франсиско де Маррада.

Гульельмо. И впрямь, а до того, сколько ни встречал вас в Пизе, ни разу не распознал. Безмерно счастлив. Не сочтите за труд, велите унести мечи: я хотел бы покончить с этим спором полюбовно.

Капитан. Синьоры, прошу сложить оружие в доме и собраться снова в знак полного примирения.

Латтанцио. С превеликой охотой. Пошли.

Мессер Джаннино. Идите. Вскорости вас нагоню. А покуда хочу немного побыть с отцом и дядей.

Испанец. Добро.

Немец. Пойти тринкен стаканчик в дом капитан.

Капитан. Входите, синьоры.

Мессер Джаннино. Первым делом, батюшка, прошу покорнейше простить меня за то оскорбительное сумасбродство, что выказал я, не подозревая, кто передо мной.

Гульельмо. Позволь и мне раскаяться за то, что воспылал к тебе такой ненавистью.

Мессер Консальво. Будет вам терзаться угрызениями, ведь вы друг друга не распознали.

Мессер Джаннино. Да и как тут распознать, коли долгих семь лет мы провели в разлуке.

Мессер Консальво. Отчего же, Педрантонио, вы не остались в Генуе, как поначалу мне обещали?

Гульельмо. Сей город показался мне сущим Вавилоном, в коем не укрыться от посторонних глаз. Мессер Консальво, поведайте скорее, что сталось с моей дочкой Джиневрой?

Мессер Консальво. Увы, Педрантонио! Тому уж много лет, как стряслось великое несчастье.

Гульельмо. О Боже! Что за злая участь!

Мессер Консальво. Когда Джиневра вошла в тот возраст, в коем девушке пристало думать о замужестве, посватался за нее некий Ферранте ди Сельваджо, по правде говоря, юноша весьма благопорядочный. Однако он принадлежал к враждебному нам роду и получил от меня твердый отказ. Тогда этот изменник выкрал Джиневру под покровом ночи, приневолил ее сесть в лодку и был таков. С того дня о них ни слуху, ни духу.

Гульельмо. Помилуй Бог! Что я слышу. Видно, судьбе угодно омрачить сладостный миг нашей встречи. Несчастная Джиневра! Я так лелеял мечту снова увидеть ее!

Мессер Джаннино. Стало быть, мне не суждено свидеться с сестрой? Ах, злосчастная судьба!

Мессер Консальво. Былого уж не вернуть, а грядущего не миновать.

Гульельмо. Что же подвигло вас, мессер Консальво, направить свои стопы в Пизу?

Мессер Консальво. Сейчас узнаете. Видя, что годы мои неумолимо идут на убыль, и окончательно потеряв всякую надежду на возвращение племянницы и брата, хотя вот уже четыре года, как с вас снято клеймо изменника, порешил я отправиться в Рим, дабы склонить Иоандра вернуться в отчий дом и вступить в права наследника, покуда я еще жив. По пути я завернул в Пизу, ибо сей город мне весьма люб.

Гульельмо. А ты, Иоандр, что ты здесь делал столь продолжительное время? И отчего сменил имя на мессера Джаннино?

Мессер Джаннино. Об имени своем, отец, скажу лишь, что и сам не заметил, как в папской курии вместо Иоандра стали меня величать мессером Джаннино. Увы, обычай этот – опрощать благородные имена – весьма прижился в Италии. Не стану скрывать от вас, батюшка, как очутился я в Пизе. В сей город я прибыл волею судеб, сопровождая папу Климента из Марселя. Когда ж завидел в окошке вашего дома ту самую девицу, кою вознамерились вы предать смерти, то воспылал к ней такой страстью, что положил задержаться в городе некоторое время. Чувство мое оказалось столь пылким, что, позабыв обо всем на свете, я оставил папскую службу, на коей провел уже немало лет, и обосновался в Пизе, дабы рано или поздно заполучить Лукрецию в жены. Однако она была со мной несказанно холодна. Кому, как не вам, ведомо, сколько раз просил я ее руки, но вечно слышал одни отказы. Теперь же, отец, прошу вас сказать начистоту, истинно ли она согрешила: ежели да, то вместе с вами покараю ее; буде же она невинна, умоляю вас отдать мне ее в жены, ибо, хоть мне и причитаются шестьсот скудо дохода, я все одно не намерен принимать сан.

Гульельмо. Согрешила ли она? Я самолично застиг ее с этим пакостником слугой. Неужто полагаешь, что я подверг бы ее подобной каре, будь она безгрешна?

Мессер Джаннино. Я рассудил, что все это могло вам померещиться и дело нуждается в проверке.

Гульельмо. Какое! Все обстоит именно так, как я сказывал.

Мессер Джаннино. Ах, негодница! Уж я сам с нею посчитаюсь.

Гульельмо. Куда вернее было бы, Иоандр, последовать за папской свитой или возвратиться в отчий дом, нежели отдаваться во власть этакой изменницы.

Мессер Джаннино. Отец, припомните свои молодые годы. Тогда, быть может, вы меня простите.

Гульельмо. Что не намерен быть священником – хвалю, имей ты хоть все двести тысяч дохода: в курию я отправлял тебя не для того, чтоб ты сделался святошею, сиречь никчемным лоботрясом. Иначе кто бы со временем унаследовал наше богатство?

Мессер Консальво. Я и поныне так разумею.

Гульельмо. Станем мы прочить тебе в жены выкупленную невольницу!

Мессер Джаннино. А разве не принадлежит она к одному из знатных родов Валенсии?

Гульельмо. По ее заверениям, так оно и есть. Она происходит из рода Куартильи. Однако ж она была рабыней.

Мессер Джаннино. Последнее не суть важно, кабы не пала она так низко. Тем хуже для меня, если не отомщу ей!

Гульельмо. Месть, должно статься, уже свершилась, ибо с час назад я велел Маркетто извести ее особым зельем. Сюда идет брат Керубино. От него обо всем и прознаем.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Гульельмо, брат Керубино, мессер Джаннино, мессер Консальво и Маркетто.

Гульельмо. Что пленники, брат Керубино? Приняли они питье?

Брат Керубино. Приняли, мессер. Я же не припомню иного случая, могущего вызвать во мне столько сострадания. До сих пор не в силах удержать слезы.

Гульельмо. Что так?

Брат Керубино. Полагаю, ни один мученик не шел на смерть с такой стойкостью и пылом, с какими пошли на нее оба узника. Едва завидев роковое питье, они переменились в лице и стали утешать друг друга столь ласково и нежно, что привели меня в крайнее смятение. Каждый хотел первым приложиться к смертоносной чаше; каждый обливался слезами более из жалости к любимому, нежели к себе самому. Наконец, улучив минуту, девица выхватила чашу из рук юноши и жадно припала к ней. Когда бы юноша силою не вырвал у нее сей кубок, она осушила бы его до дна, дабы не оставить ему ни единой капли. Затем они крепко обнялись, насколько позволяли их оковы. Так и оставил я их принять смерть с легкой душой.

Мессер Джаннино. Ах, плутовка! По-вашему, стало быть, она его любила? Что ж, поделом ей!

Брат Керубино. Да, вот еще: девица Христом-Богом заклинала меня упросить вас, Гульельмо, оказать ей перед смертью последнюю милость – выслушать ее короткую исповедь, а там, дескать, ей и смерть нипочем. Уж так горячо умоляла, что и словами не передашь.

Гульельмо. И не подумаю.

Мессер Консальво. Сжальтесь над ней, Педрантонио. Право, что вам стоит.

Мессер Джаннино. Дядя верно говорит. Послушаем, что нам скажет эта шельмица.

Гульельмо. Так и быть, уважу ее просьбу. Но только ради вас. Войдем в дом или выслушаем ее прямо здесь?

Мессер Консальво. Лучше здесь, дабы пуще усовестить ее. А кто появится – укроемся в доме.

Гульельмо. Быть по сему. Маркетто!

Маркетто. Слушаю, синьор!

Гульельмо. Ступай сюда.

Брат Керубино. Коли во мне нет больше нужды, отправлюсь, пожалуй, в монастырь.

Гульельмо. Превеликое вам спасибо. Путь добрый.

Маркетто. Вот и я, хозяин. Чего изволите?

Гульельмо. Приведи сюда Лукрецию как есть, закованную в кандалы.

Маркетто. Будет исполнено. О хозяин, дельце наше я так обтяпал, что и комар носа не подточит.

Гульельмо. Пошевеливайся, тебе говорят. Кабы знали вы Лукрецию, никогда бы не помыслили о ней такое. Казалось, это сама добродетель.

Мессер Джаннино. Не счесть обещаний, даров, смиренных просьб, что расточал я этой злодейке… Однако она оставалась глуха к моим мольбам.