Текст книги "Адское пламя"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Целью моего визита было расследование убийства, но я не спешил сразу переходить к этому вопросу. Такое всегда вызывает негативную реакцию, и он мог даже попросить меня удалиться. Вот я и сказал:

– Просто подумал, а не заехать ли мне к вам… Поблагодарить за ваше предложение помочь в розыске пропавшего человека.

– Всегда готов оказать поддержку. Мне очень жаль, что результат получился таким печальным.

– Ага, мне тоже. – Если продолжать в том же духе, мне придется еще раз сказать ему спасибо за то, что он такой законопослушный гражданин, и убраться отсюда. Но я оставил эту проблему в покое. – Не возражаете, если я полюбуюсь открывающимся отсюда видом? – И кивнул в сторону окна.

Он заколебался, но потом пожал плечами:

– Если вам так хочется…

Я встал и подошел к окну. Открывавшийся позади охотничьего дома вид являлся продолжением склона холма, на вершине которого стояла релейная вышка с торчащими электронными штырями. Интересно, имеет ли она отношение к СНЧ-антенне?

В отдалении виднелись несколько телефонных столбов, я даже заметил птиц, которые садились на три толстенных кабеля. Кажется, при этом не возникало никаких неприятных последствий: птички не загорались, не дымились и не падали замертво, – и я решил, что это хороший знак.

Еще дальше стоял большой сарай или амбар, собранный из готовых панелей. Его двери были распахнуты, и внутри можно было разглядеть несколько машин – черный джип, синий микроавтобус и небольшой трактор. Рядом с сараем стояло несколько внедорожников, используемых, как я понял, для патрулирования территории. Вполне можно было ожидать, что у полковника Мэдокса имеется парочка танков «Абрамс», но следов гусениц я не обнаружил.

Справа, ярдах в ста от дома, я заметил два длинных здания. Судя по карте Харри, лежавшей сейчас у меня в кармане, белое здание – это казарма. Оно и выглядело как казарма человек на двадцать. Второе строение размером с дом было возведено на мощном скальном основании, с крышей из листового железа и стальными ставнями, закрывавшими окна. Из трех труб, торчавших над крышей, извергался черный дым, а возле распахнутой двери стоял фургон с надписью на борту «Потсдам дизель».

Мэдокс тоже подошел к окну.

– Отсюда вид неважный. Из фасадных окон гораздо лучше.

– А мне кажется, очень интересный вид! Зачем вам все эти телефонные столбы и кабель, тянущийся по всей территории?

Мы встретились взглядами, и он не отвел глаз.

– Эти столбы и провода подключают к общей сети все телефоны, установленные на нашей территории.

– Да неужели?

– В бытность патрульным полицейским вы наверняка часто пользовались специальными телефонами для связи с участком?

– Точно. И у нас были рации в машинах, обеспечивающие двустороннюю связь, еще с пятидесятых годов. Это гораздо дешевле, чем несколько сотен телефонных столбов, вбитых в скальную породу.

Мистер Мэдокс, по всей вероятности, сильно забеспокоился: что это – пустая болтовня или наводящие вопросы?

– Как показывает мой боевой опыт, – наконец заговорил он, – рации не всегда надежны. В любом случае этими телефонами мы теперь редко пользуемся, ведь сейчас есть сотовые, а также качественные уоки-токи. А столбы еще используются для установки и питания прожекторов охранной системы.

– Ага, верно. – А также подслушивающих устройств и камер наблюдения. – А в этом белом здании у вас что?

– Казарма.

– Ага, понятно. Для вашей армии. А там я вижу гараж. Чертовски здорово вы тут все устроили!

– Спасибо.

– А это каменное здание?

– Там установлен электрогенератор.

– Но я вижу три дымовые трубы.

– Три генератора.

– Вы продаете часть энергии в Потсдам?

– Я большой поклонник излишеств и избыточности.

– Избыточности?

– Да. Так же как Господь Бог. Именно поэтому у нас по два яйца.

– Но только по одному члену. Почему бы это?

– Я и сам часто задаюсь тем же вопросом.

– Я тоже.

Теперь по ходу дела полагалось, чтобы он спросил, почему меня все это интересует. Но он не спросил, а вместо этого сказал:

– Ну хорошо, спасибо, что заехали. И еще раз – мне очень жаль этого… извините, как его звали?

– Харри Маллер.

– Да-да. В здешних лесах следует соблюдать осторожность.

– Понятное дело.

– Что-нибудь еще?

– Я, пожалуй, отниму у вас еще несколько минут.

Он вежливо улыбнулся и напомнил:

– То же самое вы говорили и в прошлый раз, однако пробыли здесь довольно долго.

Это я проигнорировал и отошел от окна, окинув взглядом кабинет. Это было большое помещение, стены отделаны светлой сосной, мебель дубовая. На полу – восточный ковер.

Над письменным столом Мэдокса висела фотография в рамке – нефтяной танкер с логотипом «ГОКО» на носу. На другой фотографии было горящее нефтяное месторождение.

– Война в Заливе, – пояснил Мэдокс. – Или уже нужно говорить Первая война в Заливе? Крайне неприятно, когда впустую сгорает отличная нефть, особенно если мне никто за это не платит.

Я не ответил.

Обычно моя манера быстрых коротких вопросов и еще более коротких ответов довольно скоро сбивает спесь с подозреваемых, но этот парень оставался спокоен и холоден, как заледенелый труп. Однако же я чувствовал в его поведении некоторую неуверенность. Беспокойство. Вот, например, он закурил сигарету, но на сей раз не выпустил ни единого колечка дыма.

Мы помолчали, и я прошел к стене, увешанной всякими дипломами и аттестатами в рамочках.

Все это были военные дела – награды, выписки из приказов, удостоверение о почетной отставке, патент на звание младшего лейтенанта, приказы о присвоении очередных званий и прочее плюс некоторое количество фотографий, в основном самого Мэдокса в различных мундирах. С полдюжины сделаны во Вьетнаме.

Я рассмотрел одну из них – его лицо крупным планом. Кожа вымазана камуфляжной боевой раскраской, к тому же грязная, над правым глазом свежий порез, из которого сочится кровь. Лицо блестит от пота, глаза пялятся из этой почерневшей маски – взгляд пронзительный, как у ястреба.

– Эти фотографии напоминают, как мне повезло, что я оказался здесь, – произнес он.

«Что ж, – подумал я, – мы еще посмотрим, как тебе повезло».

– Я вижу тут три «Пурпурных сердца», – заметил я.

– Да. Два легких ранения, но третье «Сердце» я получил почти посмертно.

Я не стал выспрашивать подробности, да он и сам не собирался мне их излагать, только сказал:

– Пуля из «АК-47», сквозное ранение в грудь.

По-видимому, она не задела жизненно важных органов, но вполне могла вызвать отток крови от мозга.

– Это была моя третья командировка, и я, наверное, несколько перестарался, искушая судьбу.

– Верно. – Харри вот повезло меньше.

– Но знаете? Я бы снова туда пошел.

Невредно было бы ему напомнить, что определение «безумец» означает повторение одних и тех же ошибок в надежде получить иной результат.

Но странная вещь: как уже предположила мисс Мэйфилд, мы с мистером Мэдоксом были очень похожи, и если бы он не убил моего друга – а убил его, видимо, все же он – и не намеревался захватить всю планету или устроить на ней какую-то траханую катастрофу, то вполне пришелся бы мне по нраву. Даже мог понравиться. Он и в деле вел себя так же, как я, несмотря на мои навязчивые вопросы. Только вот я-то не убивал никого из его друзей и пока еще не раздолбал его планы устроить ядерную бойню или что он там задумал. Так что у него не было причин считать меня плохим парнем.

Пока я изучал остальные фото, он спросил:

– Вы когда-нибудь были ранены при исполнении служебных обязанностей?

– Был.

– В армии или в полиции?

– В полиции.

– Тогда вам, видимо, известно, что это серьезно травмирует человека. Это настолько далеко от нормальной повседневной жизни – вы сперва даже не сознаете, что с вами произошло.

– Кажется, я это понимаю.

– Если это происходит в бою – или на службе в полиции, – то вы знаете, что можете быть ранены или убиты, и думаете, будто готовы к этому. Но когда это происходит в действительности, вы сперва не верите, что это и впрямь случилось с вами. У вас ведь была именно такая реакция?

– Нет. Я сразу понял, что́ произошло.

– Правда? Что ж, видимо, каждый реагирует на это по-своему. – И продолжил развивать ту же тему: – Уже потом, когда осознаешь, что случилось, у тебя возникает совершенно другое состояние, другой образ мыслей. Если перефразировать Уинстона Черчилля, нет ничего более замечательного, чем быть раненным и выжить.

– Верно. Альтернатива – быть раненным и умереть.

– В этом-то все и дело! Опыт пребывания вблизи от смерти. И если ты выжил, ты уже совсем не тот, каким был прежде. Это я в положительном смысле. Чувствуешь себя в такой… эйфории… таким всемогущим. Почти бессмертным. У вас возникало подобное ощущение?

Я припомнил, как валялся в канаве на Сто второй Западной улице, после того как два испаноговорящих джентльмена выпустили по мне, насколько я успел насчитать, не менее дюжины пуль, сумев добиться маловпечатляющих трех попаданий с расстояния двадцать футов. И еще вспомнил, как смотрел на вытекавшую из меня и просачивавшуюся в ливневый сток прямо перед моим лицом кровь.

– Что вы тогда чувствовали? – полюбопытствовал он.

– Думал, что меня на несколько месяцев уложили в госпиталь.

– Нет, потом. Это изменило вашу жизнь?

– Ага. На этом закончилась моя карьера в полиции.

– Да, – согласился он. – Это значительная перемена. Но я имею в виду другое: это изменило ваши взгляды на жизнь? Что вы тогда стали думать о своем будущем? Была мысль, что Господь ведь запланировал для вас нечто более значительное?

– Какое, например? Получить еще одно ранение?

– Нет… Я хотел сказать…

– Поскольку потом я получил еще одно ранение.

– Правда? И тоже при исполнении?

– Ну конечно. В отпуске я тогда уж точно не был.

– Я решил, что ваша карьера закончилась.

– У меня теперь карьера номер два, – объяснил я. – Это был ливийский парень. Я еще охочусь за ним.

– Понимаю. – Он, кажется, запал на этот сюжет. – Надо полагать, вы воспринимаете все эти атаки как нападения на вас лично.

Надо всегда давать подозреваемому возможность выговориться, поскольку он, по всей вероятности, ведет к чему-то конкретному. И даже если он ничего вам не прояснит касательно преступления, то откроет что-то в себе самом.

– Когда кто-то в меня стреляет, я воспринимаю это как нападение лично на меня, даже если этот кто-то меня не знает.

Он кивнул:

– Весьма интересно, ведь в бою никогда не воспринимаешь это в личном плане и не пытаешься отыскать того, кто в тебя стрелял. Это самое последнее, о чем тогда думаешь.

– Значит, вы не озлились на того парнишку, который всадил в вас пулю?

– Нет, совсем нет. Он просто отрабатывал свое жалованье. Точно так же как я отрабатывал свое.

– Очень милое смягчающее обстоятельство. Все извиняет. Только вы мне не кажетесь человеком, склонным ко всепрощению.

Он пропустил это мимо ушей.

– Я вот что имею в виду. Солдаты не видят во враге отдельных личностей. Враг – это огромная аморфная угроза. Так что не имеет значения, кто конкретно старается вас убить или кого вы убиваете в ответ, если парень, которого вы убиваете, носит тот же мундир, что и пытавшийся вас убить. – И пояснил: – Вы стреляете в мундир, а не в человека. Понимаете?

– В общем… Я того ливийца даже не видел, но вот двое испаноговоряших парней, что пытались меня убить, были в тесных черных штанах, лиловых блузках и туфлях с острыми мысами.

Он улыбнулся:

– Полагаю, это несколько чрезмерно – отстреливать всех одетых таким образом. Но я готов застрелить любого, похожего на врага.

– Хороший подход.

– Месть – здоровая реакция, и это не обязательно должна быть личная месть. Любой боец врага подойдет.

– Это может оказаться не такой уж здоровой реакцией, как вам кажется.

– Возьму на себя смелость возразить. Месть влечет за собой завершение дела. К сожалению, та война закончилась прежде, чем я смог вернуться в строй или хотя бы свести счеты за свое ранение.

Мне вдруг подумалось, что если удастся навесить на этого парня убийство Харри, его адвокат заявит о недееспособности обвиняемого по причине психического заболевания и судья объявит: «Согласен, советник. Ваш клиент съехал со своих гребаных катушек».

Мне также пришло в голову, что этот парень, по всей вероятности, затерялся где-то между чистилищем и адом, после того как Советы всплыли брюхом вверх и на свете не осталось ни единого врага из высшей лиги, достойного его внимания или пули, чтобы Бэйн Мэдокс мог спасти страну.

А потом случились события 11 сентября 2001 года. И в этом – теперь я был совершенно уверен – ныне и заключалось все дело.

Он внезапно сменил тему:

– Вы бывали в здешних лесах?

– Зашел ненадолго нынче утром. А что?

– А интересно, медведей вы там не повстречали?

– Пока нет.

– Вам неплохо бы увидеть хоть одного медведя, прежде чем вернетесь в город.

– Зачем?

– Познавательно. За ними очень интересно наблюдать.

– На канале «Нэшнл джиогрэфик» они вовсе не выглядят такими уж интересными.

Он улыбнулся и возразил:

– На экране телевизора вы не почувствуете их запаха. Самое захватывающее, до жути, это встретиться с диким животным лицом к лицу, зная, что оно может вас убить.

– Да, это здорово. До жути.

– Но если вы вооружены, то это неправильно. Нечестно. Самое интересное при встрече с черными медведями то, что с ними можно общаться. Они опасны, но при этом не опасны. Понимаете?

– Кажется, я перестал вас понимать после первого «опасны».

– Ну, представьте себе льва, с одной стороны, и ягненка – с другой. В этом противостоянии точно знаешь, что к чему. Правильно?

– Верно.

– А вот медведи – черные медведи! – более сложные существа. Они умны, любопытны и могут достаточно близко подойти к человеку. В девяноста пяти случаях они будут просто ждать подачки, но в пяти – и практически неизвестно, когда именно, – попытаться вас убить. – Он шагнул ко мне и добавил: – Именно это и делает их такими интересными.

– Да, это и впрямь интересно.

– Теперь понимаете, о чем я? Возможность погибнуть действительно имеет место, однако ее вероятность достаточно низка, поэтому вас и влечет к подобной встрече – ради всплеска адреналина в крови. Сердце бьется чаще, адреналин только что из ушей не брызжет, вы замерли на месте, раздираемые страхом и желанием бежать. Понимаете?

Алкоголем от него, кажется, не пахло, но, может, он пил водку или чего-то нанюхался. Или просто сбрендил. А может, это всего лишь притча – Джон и Бэйн состязаются в иносказаниях.

– Вот бурые или белые медведи совсем другие. С ними всегда точно знаешь, что у них на уме, – заметил он.

– Точно. Еще раз, пожалуйста. Бурый – это…

– Гризли. Очень опасный.

– А черный, значит…

– Не такой страшный. Белый – полярный медведь. Этот вас на кусочки порвет. Но у нас здесь только черные медведи.

– Вот и хорошо. А они знают, что они черные?

Ему это показалось смешным. А потом он посмотрел на часы.

– Ну, еще раз спасибо, что заехали. Если… если у вас там… будут собирать деньги… в фонд памяти мистера Миллера… пожалуйста, дайте мне знать.

Я растерялся, но сумел перевести дыхание и взять себя в руки. Да, я действительно хотел его застрелить, всадить ему пулю в брюхо и потом наблюдать, как он подыхает, медленно-медленно, а я при этом говорю ему о Харри Маллере и о том, что мой выстрел – это моя личная месть, лично ему; совершенно непрофессиональный поступок и отнюдь не за это мне платят.

Он, кажется, ждал, когда я начну прощаться, но я не двигался с места, и тогда он сказал:

– Кстати, наш общий друг Руди заезжал ко мне вчера вечером.

Или, может быть, я стал бы говорить, что застрелил его во имя Бога и страны. Я не знаю, что он задумал, но был совершенно уверен – его надо остановить, и если я не сделаю этого прямо сейчас, потом может оказаться поздно. Бэйн Мэдокс вполне способен такое понять.

– Руди, – повторил он. – С заправочной станции в Саут-Колтоне.

Я засунул руки в карманы кожанки и нащупал рукоять «глока».

А Мэдокс продолжил свою мысль:

– Он вроде как был в полной неуверенности. У него создалось впечатление, будто я просил вас передать, что хочу его видеть.

– А вы не просили?

– Нет. Зачем вы ему это сказали?

Но если я застрелю его прямо здесь, тогда только он будет знать, за что его убили. Может, этого вполне достаточно.

Но вероятно, мне следует выяснить побольше. Полиция и ФБР, несомненно, хотели бы именно этого.

– Детектив, вы меня слушаете?

Но если быть честным с самим собой, я просто не мог сейчас вытащить пистолет и застрелить безоружного человека. А если быть еще более честным, мистер Бэйн Мэдокс здорово меня заинтриговал… нет, произвел на меня сильное впечатление. В него уже стреляли – он пережил войну, и был – или считал себя – патриотом своей страны, продолжавшим выполнять свой долг, и если бы я заявил ему, что он просто психопат и убийца, он был бы в шоке.

– Мистер Кори! Вы меня слышите?

Мы встретились взглядами, и, кажется, он понял, что у меня на уме. Его глаза, в сущности, смотрели только в одну точку – на мою правую руку, сжимавшую в кармане рукоять пистолета.

Мы оба молчали. Потом он все же выдавил:

– Зачем вы просили его передать мне, что тоже хорошо умеете стрелять?

– Кому?

– Руди.

– Руди? – Я перевел дыхание и вытащил руку из кармана. Пустую. – А-а, Руди! Руди. Руди. Как он поживает, этот Руди?

Он, видимо, понял, что поворотный момент уже пройден, и сразу забыл про Руди.

– Я скажу Карлу, чтобы он вас проводил.

Затем подошел к столу, взял уоки-токи и уже хотел нажать на кнопку вызова.

– Вообще-то я приехал, чтобы расследовать убийство.

Он поколебался и положил рацию обратно на стол.

– Какое убийство?

Я подошел ближе:

– Убийство Харри Маллера.

Он принял соответствующий вид – удивление и некоторое замешательство.

– Ох… А мне сказали, что это несчастный случай. Тело нашли… извините, мне бы следовало выразить вам свои соболезнования. Он же был вашим коллегой…

– Другом.

– Да-да. Мне очень жаль… Однако… мне звонили из офиса шерифа и сообщили, что в лесу нашли тело и сочли это несчастным случаем на охоте.

– Пока что никто ни к каким выводам не пришел.

– Понятно… значит, есть вероятность, что это преступление.

– Правильно.

– И?..

– Я рассчитывал, что вы мне поможете.

– Нет… извините. Мне-то что об этом может быть известно?..

Я сел в кресло перед столом и сделал ему знак последовать моему примеру.

Он помедлил, уверенный, что ему вовсе не нужно ни садиться, ни говорить на эту тему и он вообще может приказать мне убраться из кресла, из его дома, из его жизни. Но решил этого не делать и сел. С технической точки зрения я не имел никаких прав расследовать здесь убийство – это все-таки было делом полиции штата. Но Мэдокс, кажется, этого не знал, а я вовсе не собирался читать ему лекцию по конституции и правоведению.

Мы опять скрестили взгляды – он ни разу не моргнул. Поразительно. И как ему такое удается? Моргают ведь даже обладатели стеклянных глаз.

– Ну и чем я могу вам помочь, детектив? – спросил он.

– А дело вот в чем, мистер Мэдокс. Харри Маллер, как вам, может быть, известно, приехал сюда вовсе не за птичками наблюдать.

– А вы сказали, за птичками.

– Нет, не за птичками. Он приехал сюда, чтобы следить за вами.

Мэдокс не стал изображать шок или удивление. Он вроде как задумался над этим и кивнул:

– Я понимаю, что правительство интересуется моими делами. Человек в моем положении скорее был бы удивлен, если бы им не интересовались.

– Да? А почему, как вам кажется, правительство вами заинтересовалось?

– Ну… потому что я веду дела с иностранными державами. Нефть и все такое. – И проинформировал меня: – Иракский министр нефти – мой личный друг.

– Шутите? Ну и как он относится к предстоящей войне?

– Мы с ним в последнее время не общались, но, полагаю, он не слишком доволен ожидаемым вторжением в свою страну.

– Да уж, надо думать. Итак, вы считаете, что правительство интересуется вами, потому что… почему?

– Потому что мои интересы и интересы правительства США не всегда совпадают.

– Понятно. И чьи же интересы стоят для вас на первом месте?

Он чуть улыбнулся:

– Интересы страны всегда на первом месте, однако моя страна не всегда наилучшим образом представлена моим правительством.

– Ага. Мне это определение тоже подходит. Но давайте предположим – просто в виде гипотезы, – что правительству совершенно наплевать на ваши дела с иностранными державами. Что скорее всего вы ошибаетесь на этот счет. И вот скажите: почему еще вами могли бы заинтересоваться?

– Понятия не имею, мистер Кори. А вы?

– Нет.

– Но зачем посылать детектива Миллера из Антитеррористической оперативной группы шпионить за мной? Разве правительство считает меня террористом?

– Не знаю. А кто сказал, что детектив Маллер из Антитеррористической оперативной группы?

Он секунду помедлил.

– Он же ваш коллега. А вы из этой оперативной группы.

– Правильно. Хорошая логика. Как у детектива.

Он закурил сигарету, но опять – никаких колечек дыма.

– Стало быть, вы говорите, что этот Миллер…

– Маллер. Детектив Харри Маллер.

– Да-да. Детектив Харри Маллер был послан сюда, чтобы… шпионить за мной…

– …и за вашими гостями.

– И за моими гостями. И вы не знаете…

– Это называется наблюдением, кстати. «Шпионить» – слово с отрицательным значением.

Он наклонился ко мне:

– Да мне плевать, как это называется! – Он наконец потерял над собой контроль, врезал кулаком по столу и почти заорал: – Если этот парень – детектив Маллер – был сюда послан, чтобы… наблюдать за мной и моими гостями, то я буду черт знает как возмущен! Правительство не смеет вторгаться на частную территорию, нарушать мое право на частную жизнь, на уединение или такое же право моих гостей, которые вполне законным образом собрались на частной территории для…

– Все правильно. Правильно, правильно, правильно. Но дело-то совсем в другом. Дело-то в убийстве.

– Это вы так говорите. А шериф считает это несчастным случаем. И если это убийство, какое отношение оно имеет ко мне?

Если сказать человеку, что он стал подозреваемым, тогда ему следует зачитать его права, а у меня не было с собой этой проклятой карточки с их перечнем, а даже если бы я их ему зачитал, он бы возразил: «Вы взялись не за того парня, детектив. Извините, я должен позвонить своему адвокату».

Поэтому я заметил:

– А я вовсе и не говорил, что это имеет отношение к вам.

– Тогда зачем вы здесь?

– Чтобы сказать вам правду. – Я, честно говоря, не имел никакого намерения это делать. – Думаю, это может быть как-то связано с одним из ваших охранников.

Нет, на это он не купился, но отговорка была вполне приемлемая, так что мы оба могли продолжать притворяться, будто у каждого имеется козырь в рукаве, и еще некоторое время играть в кошки-мышки.

Он откинулся назад и произнес:

– Это… это просто невероятно… однако если… У вас имеются какие-то улики?

– Этот вопрос обсуждению не подлежит.

– Ну хорошо. Но вы подозреваете кого-то конкретного?

– Пока что не могу вам этого сказать. Если назову имя подозреваемого и это потом окажется ошибкой, придется черт знает сколько платить.

– Верно. Но… тогда я и не знаю, чем могу быть вам полезен.

– Ну, согласно стандартной процедуре ФБР должно потребовать у вас личные дела всех служащих, потом мы проведем опрос охранников, а также домашней прислуги, чтобы определить местонахождение каждого на момент убийства, его передвижения и все такое прочее.

Я еще немного пораспространялся на эту тему, а потом он заявил:

– Я по-прежнему не понимаю, почему вы думаете, будто убийство совершил кто-то из моих служащих. Какие у него могли быть мотивы?

– Ну, пока не знаю. Может, это произошло от чрезмерного энтузиазма.

Он молчал.

– Скажем, кто-то перестарался, вышел за рамки своих служебных обязанностей. Может быть, возникла перебранка, ссора. Или происшедшее придется квалифицировать как непредумышленное убийство или менее значительное нарушение закона – например как оправданную самооборону.

Он осмыслил мои слова.

– Мне крайне неприятно думать, что кто-то из моих людей мог это сделать. Они все прекрасно подготовлены, и раньше у них не было подобных инцидентов. – Он выглядел по-настоящему озабоченным. – Как вы полагаете, мне как работодателю могут вчинить иск за его гибель?

– Это не моя епархия. Вам следует выяснить у своего адвоката.

– Выясню. – И тут же напомнил: – Как я говорил вчера, все эти судебные иски только губят страну.

Насколько я помнил, он сказал «адвокаты», но теперь ему один такой понадобился, и они уже не казались столь уж страшными.

– Я могу узнать у мисс Мэйфилд, – предложил я.

Он затушил свою сигарету.

– Что ж, я предоставлю в ваше распоряжение любые личные дела, какие вам или кому-то еще могут потребоваться. Когда они вам понадобятся?

– Видимо, завтра. Сюда едет группа из ФБР. Специалисты по сбору вещдоков.

– Хорошо… Не уверен, что все дела здесь. Они могут быть в моем офисе в Нью-Йорке.

– Когда выясните это, дайте мне знать.

– Как с вами связаться?

– Звоните в «Дело». А мне с вами?

– Как я уже говорил – через мою охрану.

– В данном случае это может не сработать, – напомнил я.

– Тогда через мой офис в Нью-Йорке.

– Как насчет вашего мобильника?

– В моем офисе оператор дежурит круглосуточно и, если потребуется, вызовет меня.

– О'кей. Вы здесь еще долго пробудете?

– Не знаю. А что?

– Один день, два? Год? Когда вы уезжаете?

Он явно не привык, чтобы на него так напирали с вопросами, и ответил раздраженно:

– Дня через два-три. А вы еще долго здесь пробудете?

– Пока дело не будет раскрыто. А куда вы отправитесь отсюда?

– Я… наверное, в Нью-Йорк.

– О'кей. Прошу вас уведомить ФБР в Нью-Йорке, если захотите выехать из страны.

– Зачем?

– Вы можете оказаться важным свидетелем для расследования дела об убийстве.

На это он никак не отреагировал.

– И еще: мне нужно получить список гостей, прибывших сюда в этот уик-энд.

– Зачем?

– Они тоже могут оказаться важными свидетелями. Знаете, что-то слышали или заметили странное поведение охранников или прислуги, передвижения других гостей. Тут все как в фильме о таинственном убийстве в огромном поместье в уикэнд. Ну, понимаете, не заметил ли мистер, скажем, Уолф, который сидел и читал в библиотеке, как, к примеру, Карл, дворецкий, целых два часа где-то отсутствовал и вернулся с пятнами крови на одежде.

Ответа не последовало.

Я продолжил:

– Кроме того, мне понадобятся пленки с записями с камер наблюдения, которые могли быть сделаны на территории или здесь, в доме. А также регистрационный журнал службы охраны – у вас, как у бывшего армейского офицера, я уверен, такой имеется. Кто был на дежурстве, когда заступил и сменился, когда производились патрульные обходы территории, любые необычные происшествия и так далее. – И повторил: – Уверен, такой журнал у вас ведется.

Он не подтвердил действительное существование журнала и пленок с записями, но и отрицать этого не стал.

Я достал записную книжку:

– Будьте любезны, сообщите мне фамилии гостей, побывавших у вас в прошедший уик-энд. – И напомнил: – Кажется, вы говорили, их было шестнадцать.

К этому моменту мистер Бэйн Мэдокс выглядел уже довольно пришибленно, прямо как генерал Джордж Кастер. И, подобно ему, не имел выхода из окружения. Но все-таки умудрился его найти:

– Боюсь, мне придется прервать нашу беседу, детектив. Мне необходимо сделать несколько важных телефонных звонков на Средний Запад – там уже становится поздно. Есть и другие неотложные дела. Я ведь руковожу крупным бизнесом, а сегодня – рабочий день.

– Знаю. А я веду расследование убийства.

– Понимаю, конечно, однако… А знаете, у меня есть идея!

– Отлично. И что это за идея?

– Почему бы нам не соединить приятное с полезным? Приезжайте сюда вечером. Скажем, к семи, к коктейлям? А если останетесь на ужин, то будет просто замечательно.

– Ну, насчет ужина не обещаю. Анри собирался приготовить вальдшнепов.

Он улыбнулся:

– Думаю, смогу предложить вам нечто получше. А также подготовлю список моих гостей.

– Потрясающе! – Я не мог обронить кусок липкой ленты на ковер – пришлось бы объяснять свои действия, – поэтому просто сбросил ботинок и потер носком ворсистую поверхность – такие волокна всегда легко идентифицировать.

Я уже не сомневался, что Харри и впрямь был здесь. А максимум через пару дней узнаю точно. После чего заявлюсь сюда с ордером на арест мистера Бэйна Мэдокса по обвинению в убийстве или, что еще лучше, поскольку это обвинение может и не прокатить, всажу ему пулю в брюхо. Если, конечно, он к тому времени не будет играть в покер где-нибудь в Ираке с тамошним министром нефти.

– А кто станет готовить? – спросил я.

– Что-нибудь придумаю, – заверил Мэдокс. – А коктейли я делаю сам. Вам ведь виски, верно?

– Точно. Очень мило с вашей стороны.

– И, конечно же, привезите с собой мисс Мэйфилд.

– Посмотрим, вернулась ли она со своих хоровых занятий.

– Отлично. Одежда – обычная. Смокинг не обязателен.

– Смокинг потребуется завтра вечером.

– Точно. По средам и субботам. – И еще раз напомнил: – Пожалуйста, уговорите мисс Мэйфилд приехать. Скажите ей, чтобы не волновалась насчет одежды. – И добавил как мужчина мужчине: – Вы же знаете, как женщины ведут себя в подобных случаях.

– Я? Знаю? Да с каких это пор?

Мы оба немного посмеялись, снова пребывая в отличном расположении духа, вполне дружелюбно настроенные друг к другу. Просто прекрасно. А вот удастся ли нам с Кейт выбраться отсюда живыми?

– А еще кто-нибудь будет к ужину? – спросил я.

– Э-э-э… не уверен пока что. Но мы с вами можем уединиться в библиотеке, если понадобится поговорить о делах.

– Прекрасно. Терпеть не могу разговаривать о делах за ужином. Кстати, кто-то из ваших гостей еще здесь?

– Нет. Все разъехались.

Вероятно, он забыл про Михаила Путова.

Мэдокс встал:

– Итак, коктейли в семь, потом дела и ужин. Если вам удастся забыть про вальдшнепов.

– Это трудная задача. – Я сунул ногу обратно в ботинок и тоже поднялся:

– Послушайте, а что такое étuveé из овощей?

– Я не совсем уверен… – И посоветовал: – Никогда не ешьте блюда, название которых не можете произнести, и ничего такого, в чьем названии над буквами присутствует аксан. [36]36
  В некоторых французских словах данный знак означает открытую или закрытую гласную.


[Закрыть]

– Отличный совет!

– Еще раз, мне очень жаль, что такое случилось с детективом Маллером. Искренне надеюсь, что мои служащие не имели к этому никакого отношения. Но если это не так, то можете быть уверены в моей поддержке любых ваших действий. – И добавил: – Я подготовлю для вас все данные, о которых вы просили.

– Спасибо. Но пока что – никому ни слова. Не надо никого пугать заранее.

– Понимаю.

Мы пожали друг другу руки, я вышел из кабинета и увидел Карла, стоявшего в нескольких шагах от двери.

– Я провожу вас к выходу, – сказал он.

– Спасибо. У вас тут недолго и заблудиться.

– Именно поэтому я вас и провожаю.

– Верно. – Ах ты, засранец!

Мы спустились по ступеням, и я спросил: