Текст книги "Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая"

Автор книги: Нелли Шульман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

Пролог
Филадельфия, 8 июля 1776 года

Высокий, русоволосый юноша в форме Континентальной Армии, с зеленой кокардой лейтенанта на треуголке, дернул медную ручку звонка и оглянулся – над крышами Филадельфии вставал нежный, розовый рассвет. Дверь типографии открылась. Джон Данлоп, печатник, моргая красными, уставшими глазами, зевнул: «Все готово, лейтенант Вулф, две сотни экземпляров. Сегодня днем уже приедут за ними. Бостонский вы заберете?»

– Да, – Дэниел прислонился к стене и вдохнул запах краски. На деревянном полу, лежали аккуратные стопки больших листов. "Вот и все, мистер Данлоп, – сказал юноша. "Мы живем в своей стране, в Соединенных Штатах Америки".

– Все равно не верю, – весело подумал Дэниел, благоговейно принимая печатный лист и большой конверт.

– Оригинал – Данлоп сдвинул на нос очки. "Не потеряйте, лейтенант Вулф".

– Лично в руки мистеру Адамсу, – обиженно сказал юноша. "Приходите, мистер Данлоп. Сегодня перед Индепенденс-холлом будет публичное чтение, вечером".

– Да уж не премину, – рассмеялся Данлоп: "А вы же прямо с фронта, мистер Вулф, с севера? Хоть отдохните немного". Он посмотрел на юношу: "Господи, молоденький совсем, только бы все с ним хорошо было".

– Генерал Вашингтон дал мне месяц отпуска, – Дэниел блеснул белыми зубами. "Тем более, я тут с другом, лейтенантом Горовицем. Он врач в нашей массачусетской бригаде, так что конечно – он рассмеялся, – отдохнем. Сестра его приезжает, из Бостона, она там, в госпитале работает, – Дэниел вдруг, нежно улыбнулся. Данлоп ворчливо велел: "Вот и отправляйтесь, лейтенант, гулять. Ваше дело молодое".

На улице было свежо. Дэниел, остановившись на ступеньках Индепенденс-Холла, застыл – солнце заливало все вокруг золотым, сияющим светом. "Новые люди на новой земле, – вспомнил юноша. Поправив шпагу, оглядев себя, он услышал знакомый голос: "Дэниел!"

Невысокий молодой человек, в холщовой куртке ремесленника, с кожаной сумой через плечо, вскинул голову. Взбежав наверх, к двери, он расхохотался: "Вот уж кого не ожидал тут увидеть! Ты по делам?"

– В отпуске, Ягненок, – Дэниел пожал ему руку. "Хаим тоже здесь. Мирьям сегодня приезжает. А ты, – он оглядел юношу, – все вразнос торгуешь? Или подковы лошадям меняешь?"

– Подковы, – согласился Ягненок, похлопав себя по карману куртки. Он почесал каштановые волосы: "Присядем, я раньше тут появился, чем ожидал". Юноша бросил взгляд на лист с Декларацией Независимости: "Да и Адамс еще спит, наверняка, и Джефферсон – тоже. У меня, конечно, хорошие сведения, но не такие, чтобы ради них будить, – Ягненок тонко улыбнулся, – пожилых людей".

Дэниел опустился на уже теплые каменные ступени: "Что такое?"

Меир Горовиц подпер подбородок кулаком, и посмотрел куда-то вдаль: "Во-первых, известный нам лорд Кинтейл со своими полками планирует податься на север, к Бостону".

– Ну и дурак, – сочно заметил Дэниел. "Там он голову и сложит. После эвакуации британцев им не на кого опираться".

– Это как сказать, – Меир опять почесался и пробормотал: "Ту ночь спал в конюшне, и кого-то подхватил, кусаются. В городе-то нет, а вот в окрестностях – лоялист на лоялисте. Например, – он зорко взглянул на юношу, – твой отец".

Дэниел густо покраснел: "Ты же знаешь, моего отца хотели выбрать делегатом от Виргинии на Континентальный Конгресс, еще в прошлом году. Он отказался, и вообще, – Дэниел опустил голову, – мы с ним почти три года не виделись. А что он делает в Бостоне? – удивленно спросил юноша.

Меир, потянувшись, присвистнул: "Очень полезно держать уши открытыми. Табачные плантаторы из-за войны потеряли массу прибыли, торговые корабли же не ходят. Однако некоторые люди, – он поднял палец, – сумели и это препятствие обойти. Там есть такой Теодор де Лу…"

– Я его знаю, – прервал Дэниел друга, – отец меня к нему в усадьбу возил, еще той зимой, как мы чай в гавани купали, – он улыбнулся. "А что, он тоже – лоялист?"

– И нашим и вашим, – недовольно сказал Меир. "Вообще умный человек. Одной рукой дает деньги патриотам, а другой – нелегально провозит товары в Акадию. Оттуда они уже отправляются дальше – в Британию и Европу. Сам понимаешь, мы-то себе зубы о Квебек обломали, – юноша вздохнул.

– Меня там ранило в первый раз, под Квебеком, в плечо, – Дэниел помолчал. "Отступали мы оттуда, конечно, позорно. Мы еще тогда воевать не умели, хотя учимся потихоньку. Но ведь это контрабанда, Меир, как они ухитряются это делать? Не по морю же, там наши корабли побережье патрулируют".

– По суше, через Мэн, у этого Теодора де Лу под рукой – половина тамошних индейцев. Твой отец стал очень часто навещать Бостон. И брат тоже, – Меир поднялся.

– А Мэтью-то что там делать, – удивился Дэниел, – я слышал, он в Колледже Вильгельма и Марии учится. Отец северным университетам не доверяет больше, – юноша зло усмехнулся, – после них патриотами становятся.

– А Мэтью, – Меир наклонился и ласково поправил треуголку юноши, – ухаживает за самой богатой невестой Новой Англии. Дочкой этого самого Теодора. Твой отец тоже – не дурак, – Ягненок вздохнул.

– На здоровье – пробурчал Дэниел, – я эту Марту помню, хорошенькая, конечно, но пустоголовая. Два сапога пара.

Высокие, дубовые двери Индепенденс-холла распахнулись. Джон Адамс, держа в руках чашку с кофе, недовольно сказал:

– Доброе утро, юноши. То-то я и думаю, кто там жужжит, и жужжит. Давно не виделись, как я понимаю, – он принял из рук Дэниела Декларацию Независимости. Оглядев своего бывшего клерка, Адамс велел: "На сегодня вы свободны, лейтенант Вулф. Завтра явитесь сюда, у Континентального Конгресса будет к вам особое поручение. Сопроводите мистера Ягненка на его следующую миссию".

– Но я, же не работаю за линией фронта…, – недоуменно пробормотал Дэниел.

– А кто сказал, что он туда отправится? – поднял бровь Адамс. "Пойдемте, Ягненок, позавтракаете со мной и мистером Джефферсоном. Больше пока никто не проснулся".

Меир еще успел обернуться и весело подмигнуть Дэниелу.

Мирьям оглядела накрытый для завтрака стол. Она строго сказала детям – мальчику и двум девочкам: «Не шуметь, не баловаться, и тогда мы сходим на реку, покатаемся на лодке!»

Миссис Соломон внесла блюдо с нарезанным, свежим хлебом. Присев, она заметила: "Сейчас мужчины из синагоги вернутся, и начнем. Видела ты Меира-то?"

– Да он сразу на молитву побежал, – рассмеялась Мирьям, раскладывая серебряные вилки с ножами. "Он же почти три месяца там, – девушка махнула рукой на север, – был, в деревнях, откуда там евреи? Соскучился, конечно".

В чистые, отмытые до блеска стекла било яркое, летнее солнце. Миссис Соломон поправила кружевной чепец. Вдохнув запах кофе, она повозила ногой в атласной туфле по натертому паркету: "У нас тут есть один юноша, семья хорошая…"

– Миссис Соломон, – Мирьям закатила синие глаза, – я не для того приехала в Филадельфию, чтобы меня сватали!

– Ну, все равно, – женщина немного покраснела, – тебе ведь уже семнадцать лет, милая, я твоих лет под хупой стояла.

– А я пока не хочу, – со значением ответила Мирьям. Распрямившись, девушка ахнула: "Дэниел! Садись, мы только кофе заварили. Поешь, ты же совсем на рассвете поднялся".

Жена Хаима Соломона посмотрела на красивое, с чуть заметным шрамом на щеке, лицо юноши: "Хорошо, конечно, что здесь – не как в Старом Свете. Евреи и в армии служат, и землей владеют, никто нас ни в чем не притесняет, а все равно. Мирьям из достойной семьи, еще в том веке их предок из Бразилии приехал, и вот, пожалуйста – смотрит на этого гоя, будто никого другого на свете нет. Да и он на нее – тоже".

На пороге раздались голоса. Встав, она улыбнулась мужу: "За стол, за стол! Хаим и Меир, вы сюда садитесь, – женщина отодвинула стулья, – вам же поговорить надо. С Дэниелом вы, Хаим, наверное, часто видитесь, на войне".

– Отчего же? – Хаим Горовиц, тоже в лейтенантской форме, снял свою треуголку и надел кипу. "Я же в госпитальных палатках, миссис Соломон, мы если и встречаемся – то совсем ненадолго, на бегу".

– Не всегда в палатках, – Дэниел принял от Мирьям чашку с кофе.

– Читали вы реляцию? – он взглянул на друга.

Тот пробурчал: "Ерунда все это, я просто сделал то, что должен был сделать офицер, понаписали всякого…"

Хаим Соломон ласково посмотрел на юношу. Поднявшись, взяв с камина шкатулку, он достал оттуда сложенный втрое листок.

– Подвиг лейтенанта Хаима Горовица, – мистер Соломон поправил очки. "В битве при Банкер-Хилле, военный медик массачусетской бригады, Хаим Горовиц, вынеся раненых с поля сражения, вернулся в бой. Он успешно руководил действиями солдат в рукопашном сражении, а потом, будучи одним из самых метких стрелков в бригаде, прикрывал отход наших войск".

– Все равно британцы победили тогда, – недовольно пробормотал Хаим.

– Пиррова победа, – раздула ноздри Мирьям. "Они потеряли в два раза больше людей, чем мы".

– В синагоге это читали, – мистер Соломон улыбнулся. "Ты же не один воюешь, Хаим. Почти у каждой нашей семьи тут – сыновья в армии, так, что мы за вашими успехами следим".

Когда прочли молитву, Соломон сказал: "Юного Меира я от вас забираю, а вы, – он посмотрел на офицеров, – раз в отпуске, то извольте отдыхать. Берите мисс Мирьям, детей и отправляйтесь к реке".

Хаим подхватил на руки девочек. Миссис Соломон вдруг подумала: "Господи, да о чем это я? Евреи, не евреи…, Только бы живы все остались".

В кабинете Соломона приятно пахло сандалом и свечным воском.

– Так, – сказал банкир, отпирая незаметный, вделанный в стену железный шкап, – слушай внимательно, вопросы, если будут, – потом задашь.

– А если я не справлюсь? – спросил себя Меир, сидя в большом кресле. Из раскрытого, выходящего на склон реки окна, доносился детский смех и голос Дэниела: "Сейчас я буду британцем и атакую ваш корабль!"

– Это же не солдатам мелочевку вразнос продавать, – вздохнул юноша и вспомнил жесткий голос Томаса Джефферсона: "Во-первых, за твою голову уже назначена награда. Твое описание есть у британцев, незачем рисковать зазря. А во-вторых, революции нужны не только шпионы, ей нужны и финансисты. Вот и возвращайся к тому, чем занимался до войны".

– Но вот лейтенант Вулф…, – попытался сказать Меир. Джон Адамс, что стоял, прислонившись к камину, усмехнулся: "Лейтенант Вулф тоже – не век будет пехотой командовать. Юристы и дипломаты нам пригодятся, и очень скоро".

– Отплываешь в следующем месяце из Бостона – Соломон устроился за большим, дубовым столом. "Я тебе даю письмо к своему парижскому другу, месье Бомарше. Он, собственно, и организовал все эти поставки оружия. Он тебя сведет с людьми из Амстердама, поработаешь с ними и отправишься вот сюда, – Соломон развернул карту.

– Синт-Эстасиус, – прочитал Меир и поднял серо-синие глаза. "А что там?"

– Золотая скала, – усмехнулся Соломон, поправив черную, бархатную кипу. "Свободный порт, беспошлинная торговля, перевалочный пункт для французской помощи нашей революции. Открыто они этого делать не могут, все же не хотят ссориться с британцами. Объединились с Голландией, которая владеет этим островом. Там и синагога есть, и евреи живут – так, что не пропадешь. Будешь там присматривать за нашими интересами. Французский ты знаешь, так что все в порядке".

– А что, британцы не атаковали пока этот самый Синт-Эстасиус? – поинтересовался Меир. "Там же Ямайка рядом, и Барбадос – их колонии".

– Был один смельчак, вот, недавно как раз, – Соломон поджал губы, – капер "Черная стрела". Даже вздумал обстреливать порт. Но там как раз появился кто-то из пиратов, между ними завязалось сражение и "Стрелу" потопили.

Меир открыл рот. Посидев так, юноша спросил: "А что, разве пираты есть еще?"

– Вот приедешь в Карибское море и увидишь, – пообещал Соломон. Раскрыв большую счетную книгу, он велел: "Бери стул, садись сюда, расскажу тебе о том, что нам посылает Франция. До вечера закончим. Потом пойдем, послушаем, как будут Декларацию Независимости читать".

– Независимости, – зачарованно повторил Меир. Встряхнув каштановой головой, он подвинул к себе перо и тетрадь: "Начнем, мистер Соломон".

Над головами освещенной факелами толпы, с башни Индепенденс-холла, плыл звук колоколов. "Я их видел, – сказал Дэниел Хаиму, – видел эти колокола. Там на одном строка из Библии – «Провозгласите свободу по всей земле».

Хаим откинул голову назад: "Так и будет, за это мы и сражаемся. Еще в наши дни будет, Дэниел. Долго они над текстом работали?"

– Да не очень, – юноша улыбнулся. "Второго июля уже все было почти готово. Когда я сюда приехал. Слушай, – он застыл.

– Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца… – раздался голос со ступеней. Мирьям, что стояла рядом с Меиром, дернула его за руку: "Не верю, не верю…"

– Поверь, – юноша смотрел на флаги, что развевались над крышами зданий. "Мы живем в свободной стране, Мирьям, в Соединенных Штатах Америки".

– И с твердой уверенностью в покровительстве Божественного Провидения мы клянемся друг другу поддерживать настоящую Декларацию своей жизнью, своим состоянием и своей незапятнанной честью, – закончил чтец. Толпа на площади восторженно загудела. Солдаты милиции подняли ружья. Дэниел улыбнулся: "Сейчас все стрелять будут, и вон, – он указал на костры, – бочки с вином выкатят".

– Я бы осталась, – весело сказала Мирьям. "Все-таки не каждый день такое бывает. Можно, Хаим?"

Старший брат усмехнулся: "Дэниел тут, так, что я спокоен. А мы с Меиром пораньше ляжем, да? – он подтолкнул юношу. Тот, зевнув, согласился: "Я прошлую ночь в конюшне провел, хочется устроиться в кровати, наконец-то".

Дэниел посмотрел на тонкий профиль девушки: "Вот сейчас все и скажу. Хватит, надоело. И будь что будет".

Мирьям проводила глазами братьев. Подняв бровь, заслышав звуки скрипки, девушка сказала: "Я бы еще и потанцевала, лейтенант, если вы согласны, конечно".

– Не бывает такого счастья, – вздохнул Дэниел и вслух ответил: "К вашим услугам, мисс Горовиц".

Уже потом, когда они остановились на склоне реки, Мирьям рассмеялась: "Даже сюда музыка доносится. Интересно, наверное, когда-нибудь этот день станет праздником".

– Непременно станет, – Дэниел снял свой темно-синий офицерский сюртук и набросил ей на плечи: "Держи, у воды все-таки прохладно".

Над верхушками деревьев догорала багровая полоса заката.

Мирьям чуть вздрогнула: "Спасибо. Мне эта строчка очень понравилась, – она помедлила: "Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью". Очень правильно, – добавила она и повернулась: "Ты что смеешься?"

– Да так, – юноша ухмыльнулся, – я же тогда только приехал. У меня были пакеты от генерала Вашингтона к Конгрессу. Захожу в комнату, они там спорят, Адамс поворачивается и говорит: "А, мой бывший клерк! Ну-ка, скажите, Вулф, чего вам в жизни хочется?".

– А ты? – она все стояла, глядя в его сине-зеленые, красивые глаза.

– Ну, я и сказал, – Дэниел помолчал, – свободы и счастья, мистер Адамс. Правда, свобода у меня уже есть…, – он не закончил. Мирьям тихо спросила: "А счастье?"

– А счастье, – он вдохнул и решительно закончил: "А счастье, Мирьям, – это когда ты рядом со мной. Вот как сейчас".

Ее губы были мягкими, нежными. Девушка, прижавшись к нему, задыхаясь, помотала головой: "Нет, нет, Дэниел, я не могу…, не сразу. Когда будет мир, тогда…, – юноша взял ее лицо в ладони: "Конечно. И никак иначе. Тогда мы что-нибудь придумаем, Мирьям".

– Как хорошо, – сказала она себе, опускаясь с ним на поросший мягкой травой берег, – как спокойно.

Дэниел обнял ее и тихо попросил: "Можно? Я три года об этом мечтал, Мирьям. Поцелуй меня…"

Девушка устроилась рядом с ним, под сюртуком. Приподняв голову с его плеча, она весело спросила: "Вот так и спят в палатке, да?"

– Примерно, – проворчал Дэниел. "Только там нет таких красивых девушек". Он закрыл глаза, и, сжав руку в кулак, услышал у самого уха смешок: "Давай я тебе помогу, я все-таки почти акушерка, знаю анатомию. Немного".

Дэниел нашел ее губы и, не отрываясь от них, шепнул: "Тогда уж и я тоже, – не лежать же мне просто так!"

Мирьям сладко, нежно застонала, почувствовав его пальцы: "Господи, как хорошо, как хорошо!"

– Счастье, – подумал Дэниел, удерживая ее в своих объятьях, целуя каштановые волосы. "Вот оно, так близко, никого, никого мне не надо, кроме нее".

Они держались за руки. Дэниел, глядя на крупные, летние звезды, наконец, сказал: "Если мы будем живы, мы поженимся. Как-нибудь".

– Если будем живы, – повторила Мирьям. Она замолчала, поежившись под зябким, северным ветерком.

Часть четвертая
Новая Англия, лето 1776 года

– Шах, – сказал Теодор де Лу, двигая белого короля. Окна кабинета были распахнуты, из сада доносился теплый, томный ветер, чуть шуршали шелковые гардины. На мраморном камине стоял пышный букет роз.

– И мат, – добавил он, подняв длинные пальцы с зажатой в них фигурой, оглядывая шахматную доску – черного дерева и слоновой кости. Теодор опустил короля на место. Разлив вино по серебряным бокалам, он погладил каштановую, с чуть заметной сединой, красивую бороду: "Я выхожу из нашего предприятия, Дэвид".

Плантатор закашлялся. Осушив бокал, подняв хмурые, карие глаза, плантатор спросил: "Это как?".

– Просто, – мужчина усмехнулся и откинулся на спинку резного, дубового кресла. "Декларация Независимости оглашена, патриоты будут формировать правительство, писать конституцию, принимать законы…, Я не хочу неприятностей, Дэвид, у меня дочь растет, – Теодор кивнул в сад, откуда доносился веселый голос: "Теннис, Мэтью, – это очень простая игра, достаточно только начать. Держи ракетку!".

– Так вот, – Теодор поднялся и, сбил пылинку с рукава темно-серого, отлично скроенного сюртука, – когда в стране безвластие – можно заниматься контрабандой, Дэвид, что мы с вами успешно и проделывали последние годы. Но с законной властью я ссориться не хочу и не буду.

– Это же патриоты, – выплюнул мужчина, – они бандиты, и более ничего. Британские войска их скоро разгромят. Вы сами видели…

– Я сам видел, – сухо сказал Теодор, – как британцы эвакуировались из Бостона. Думаю, в скором времени они покинут колонии – навсегда. Так что – мужчина коротко, одними губами, улыбнулся, – те деньги, которые я вкладывал в патриотов – вернутся мне сторицей, Дэвид.

– Ну как хотите…, – пробормотал плантатор, – в конце концов, я и один могу этим заниматься, каналы поставок налажены.

Теодор присел на ручку кресла и ласково посмотрел на Дэвида. Тот почесал короткую, черную, с проседью бороду, и, сдерживаясь, спросил: "Что?"

– Да ничего, – Теодор полюбовался алмазным перстнем на руке. "Я же не могу запретить вам совать голову в петлю, дорогой бывший партнер. Занимайтесь на здоровье, только верните мне деньги".

– Какие еще деньги? – Дэвид потянулся за трубкой и пробурчал: "Я у окна постою".

Теодор снял с цепочки от часов ключ. Отперев ящик стола, достав конверт, он взвесил его на руке: "Тут два десятка расписок, Дэвид, заверенных в конторе мистера Адамса, с нашими печатями. Вот об этих деньгах я и говорю, вы мне задолжали, – Теодор прищурился, – уже тысяч за десять. Сумма не бог весть, какая, но я предпочитаю заканчивать дела, – мужчина поискал слово, – без невыполненных обязательств. До конца недели, будьте любезны, – он спрятал конверт за отворот сюртука. Легко улыбнувшись, Теодор добавил: "Пойду, поиграю с детьми в теннис, отличное времяпровождение. Вам бы я тоже советовал, а то вы в талии раздались".

Мужчина вышел. Плантатор, чиркнув кресалом, проводив глазами прямую спину, зло пробормотал: "Мерзавец, какой мерзавец. Двуличная, отвратительная гадина, ложится под того, кто сильнее".

Дэвид обвел глазами красивую, в шелковых панелях комнату, мраморный бюст Юлия Цезаря на дубовой колонне, часы с бронзовыми фигурами на стене. Дернув губами, затянувшись, он хмыкнул: "Так тому и быть. Завещание его я видел, в конторе Адамса тоже любят деньги, все достается мисс Марте. А мисс Марта – он прищурился и увидел ее бронзовую макушку среди деревьев, – достанется нам. И очень скоро".

Дэвид выпустил клуб дыма. Не поворачиваясь, он сварливо спросил: "Что еще такое?"

– Простите, мистер Дэвид, – раздался с порога робкий голос Тео, – конюх прислал сказать, что ваша лошадь готова, охотничий костюм у вас в опочивальне, вы будете переодеваться?

– Нет, – усмехнулся он, – в сюртуке поеду. Иди сюда, – он щелкнул пальцами.

Девушка послушно склонила голову и присела.

Дэвид выбил табак на зеленый газон: "Осенью, когда вернемся в поместье, я тебя выдам замуж. Посмотрим, если у тебя будут здоровые дети, может быть, и не отправишься на плантации, станешь кормилицей и нянькой. Все, иди, скажи мистеру Мэтью, что я с ним хочу поговорить, после ужина".

Тео присела еще ниже. Выйдя в коридор, осторожно закрыв за собой дверь, она сползла вниз, на персидский ковер. "Бежать, – подумала девушка, – но куда? Тут такие же законы, как в Виргинии, мы же читали с Мартой – меня вернут хозяину и накажут плетьми. Если только в Старый Свет…, А деньги? У Марты тоже нет, придется просить у ее отца, а даст ли он? Господи, – Тео перекрестилась, – помоги мне. Но нельзя, нельзя тут оставаться".

– Что такое? – раздался рядом тихий голос. Марта бросила один взгляд на лицо Тео и потянула ее за руку: "Пошли ко мне".

– Мне надо найти мистера Мэтью, – обреченно сказала Тео.

– Он за мячами по всему саду бегает, – Марта втолкнула ее в спальню. Заперев дверь на ключ, прислонившись к ней спиной, она повторила: "Что такое?".

Тео села на изящную, золоченую, утопающую в шелке и кружевах кровать. Зажав красивые руки между коленей, девушка разрыдалась.

– Вот это выпей, – Марта налила воды в серебряный бокал и накапала туда какой-то жидкости. "Это индейское, успокоишься. Выпей и расскажи".

Тео залпом проглотила пахнущую травами, темную жидкость. Качнув темноволосой, красивой головой, она стала говорить.

Марта вздохнула. Закрыв глаза, она вспомнила огромный, мрачный дом, что стоял на обрыве, возвышаясь над широкой, быстрой рекой.

– У вас даже автограф Шекспира есть! – восхищенно сказала девушка, устроившись на большом, пропахшем табаком диване, обложившись книгами. "Моему дорогому другу, месье Матье, с искренним уважением. Уильям Шекспир" – прочитала она.

– Вот это и есть месье Матье, мистер Мэтью, мой предок – Дэвид указал на портрет седоволосого, с пристальными, карими глазами, мужчины. "Мы же из первых семей Виргинии, Марта. Приехали в Джеймстаун еще в царствование короля Якова. Это его приемный сын, тоже Дэвид, как я, – он подошел к портрету молодого человека – черноволосого, смугловатого.

– Вы похожи, – рассмеялась девушка. "А это его жена? – он посмотрела на картину, где золотоволосая, с васильковыми глазами девушка, держала на руках младенца.

– Да, ее звали Мария, она как раз – внучка Мэтью. Мать ее родами умерла, а отца индейцы убили, – Дэвид помолчал. "Вот ее брат и сестра старшие, Тео и Теодор, они тоже умерли, правда".

– А от чего? – спросила тихо Марта, глядя на девушку – белокурую, кареглазую, что стояла с букетом цветов в руках. Рядом крепкий, высокий юноша удерживал за ошейник рыжую собаку.

– Очень грустная история, – вздохнул плантатор. "Тео была уже помолвлена, но ее кто-то соблазнил. Она поняла, что ожидает ребенка и повесилась. А Теодор и Дэвид вышли в море на рыбалку, их лодка перевернулась. Дэвид пытался спасти юношу, сам чуть не погиб, но Теодор утонул. Так и получилась, что Мария стала единственной наследницей".

– И тогда Дэвид на ней женился, – усмехнулась девушка, поднимаясь, прижимая к груди томик Шекспира.

– Ну, – плантатор поднял бровь, – они любили друг друга, милая…

– Конечно, – Марта посмотрела на портрет черноволосого юноши. "Они похожи, да, – подумала она. "Одно лицо".

– Спасибо за интересный рассказ, мистер Бенджамин-Вулф, – вежливо сказала девушка, закрывая за собой дубовую, тяжелую дверь библиотеки.

Марта встряхнула уложенными на затылке косами и сморщила нос: "Все понятно. Я иду к папе, прошу у него денег, мы сажаем тебя на первый корабль до Европы и эти, – она выругалась по-французски, – тебя больше никогда не найдут".

Тео вытерла лицо и робко спросила: "А твой папа согласится?"

Марта подошла к окну и вгляделась в освещенные закатом леса на горизонте. "Провозгласите свободу по всей земле, – сказала она серьезно. "У нас никогда не было рабов, Тео, и никогда не будет. Так что не бойся, согласится, конечно".

Тео остановилась рядом. Вдохнув запах жасмина, посмотрев в большие, зеленые глаза, она вдруг наклонилась, и прижалась щекой к белой щеке подруги.

– Спасибо, – тихо сказала она.

– А в Старом Свете, – Марта рассмеялась, и поцеловала ее, – ты должна стать актрисой. Вот я сейчас сыграю, – она села за пианино, – а ты споешь, я эту песенку в Гарварде на выпускном балу слышала, ее студент написал, Эдвард Бэнкс, тот, что мне предложение делал, – Марта лукаво подняла бровь. "Один из многих".

Тео кивнула, и, подождав несколько тактов, запела:

 
Father and I went down to camp,
Along with Captain Gooding,
And there we see the men and boys
As thick as hasty pudding.
Yankey doodle keep it up,
Yankey doodle dandy,
Mind the music and the step,
And with the girls be handy.
 

Марта рассмеялась и подхватила: «And with the girls be handy!»

Дэвид остановил коня на берегу реки Чарльз и посмотрел вдаль, на черепичные крыши Уотертауна. У каменной плотины возвышалась водяная мельница, на горизонте были видны кирпичные трубы ткацкой мануфактуры.

– Да, – подумал мужчина, – стряпчего лучше отсюда привезти и доктора тоже. Надо будет съездить, с ними договориться. Священника я видел, мы же ходили на службу. Безобидный старичок, как раз и утешит мисс Марту, и даст ей подходящий совет.

Он полюбовался искристой, темно-синей водой реки. Услышав стук копыт, обернувшись, он спешился. Мэтью соскочил со своего белого жеребца, и подошел к отцу. Дэвид взглянул на золотистые, растрепавшиеся кудри сына: "Надо будет еще закладную на поместье сделать, одних расписок недостаточно".

– Папа, – юноша закатил ореховые глаза, – это опять на всю ночь работа, у меня скоро руку сведет.

– Ничего, – Дэвид поцеловал его в затылок, – скоро все закончится. И у тебя прекрасно, получается, подделывать почерк, не отличишь. Вот тут, – он указал на каменистый берег реки, – мы все и устроим. Очень удобно, как раз роща рядом.

Мэтью ласково потрепал своего коня по холке и улыбнулся. "Я тогда сделаю вид, что заболел. Ногу растянул, с этим теннисом немудрено. Незаметно выскользну и буду здесь, – он указал на деревья, – раньше вас. Только, папа, – озабоченно спросил юноша, – ты уверен, что его лошадь понесет?"

Дэвид, отпустив поводья своего жеребца, присев на камень, – набил трубку.

– Зря я, что ли, – лучший знаток коней в Виргинии, дорогой? – он закурил. "У него отличный жеребец, кровный, из Старого Света. Берберский. А у них, – Дэвид помолчал, – характер словно огонь. У Теодора крепкая рука, но даже он с таким не справится. Только ты должен выстрелить очень аккуратно, Мэтью, прямо в ухо лошади. Мы медленно будем ехать, прогуливаться, так сказать".

– Со стременами я поработаю, – Мэтью ухмыльнулся, – так, как ты меня учил. Заметно ничего не будет, ты не волнуйся.

– Да я не волнуюсь, – Дэвид вытащил из кармана охотничьей куртки деревянную трубочку и повертел ее в руках. "Такая простая вещь, – хмыкнул он, – всего лишь шип от растения. Это индейское снадобье, что я тебе дал – будь с ним осторожен, оно страшно едкое".

Мэтью нагнулся. Обняв отца, он вдохнул знакомый с детства, ароматный запах табака: "Разумеется. А печати, папа – на закладной и расписках?"

– Это потом, – Дэвид все смотрел на реку. "Когда мистер Теодор будет лежать при смерти, ночью. Тогда же я и свои расписки сожгу".

Юноша недоверчиво заметил: "Он ведь сразу тут может умереть".

– Тем более, – Дэвид поднялся, – он не возит печать на прогулки, поверь мне. Где она лежит в его кабинете – я знаю, и ключи он тоже дома оставит. Похороним мистера Теодора, и вы повенчаетесь.

На берегу повисло молчание, прерываемое только шумом воды.

– Надеюсь, ты не будешь заставлять меня…, – Мэтью брезгливо поморщился. "Даже ради тебя, папа – я не смогу".

– Нет, нет, – Дэвид улыбнулся, – я сам этим займусь, разумеется. Тебе надо будет только сделать предложение, и постоять перед алтарем, вот и все. Можешь и не приезжать потом в Виргинию. Только когда она родит, для приличия".

Мэтью посмотрел куда-то вдаль: "А если она мне откажет? Хотя вроде я ей по душе…"

– Не откажет, – отмахнулся Дэвид. "Куда ей деваться? Поместье будет принадлежать мне, по новой, – он рассмеялся, – закладной, деньги тоже. У нее ничего не останется. Не побираться же ей идти. А тут ты, – любящий, добрый, прекрасный муж, – он погладил сына по щеке, – конечно, она согласится".

На ветви дуба запела какая-то птица. Дэвид подумал: "Так будет правильно. С этим браком мы станем богаче всех на юге. Отлично, просто отлично. И наследник обеспечен, даже несколько. Она здоровая, молодая, девушка".

– А если он не умрет, а просто покалечится? – спросил Мэтью, когда они шли вверх по течению реки, держа лошадей в поводу.

– Значит, я сделаю так, чтобы он умер, – холодно ответил отец. "Хотя, – Дэвид задумался, – можно будет установить над ним опеку. Со стряпчим я договорюсь, и с врачом – тоже. Ну, посмотрим".

– Раз ты поедешь к стряпчему, – Мэтью, остановившись, откинув красивую голову, взглянул в карие глаза отца, – сделай мне подарок, папа.

Дэвид погладил его по голове. "В добавление к тому, – он поднял бровь, – уединенному дому в горах, и тем, кто там живет?"

– Мне надо будет новых, – заметил Мэтью, повертев в руках хлыстик, – с того лета немного осталось, и они уже, как бы это сказать, мне наскучили.

– Вот приедем в поместье, и выберешь, – отец помолчал. "Так что за подарок?"

– Тео, – просто сказал Мэтью. Свистом, подозвав своего жеребца, он сел в седло. "Я знаю, папа, – Мэтью повернулся, – ты хотел на ней деньги заработать, но, право слово, – юноша поднял бровь, – я не так уж часто что-то прошу".

– Нечасто, да, – проворчал Дэвид, оглядев сына. "Ладно, – вздохнул он, – уродов она не нарожает, Мэтью бесплоден. И, слава Богу – не надо с такими пристрастиями, как у него, детей заводить, ни к чему это. Конечно, после того, как он с Тео закончит, она, вряд ли и для плантаций сгодится, но не могу я ему отказать".

– Когда поеду в Уотертаун, – сказал Дэвид, – оформлю дарственную. А теперь давай, – он потянулся за дробовиком, – постреляем хоть немного, мы же все-таки – на охоту уехали. Опять же, ради приличия.